7. Представление

Жили-были добрый человек и его жена. Оба они усердно трудились всю свою жизнь, и мало-помалу судьба подарила им все, о чем они мечтали, кроме одного. Не было у них детей.

Как-то раз, когда жена гуляла по своему саду и плакала, из лавандового куста вышел пекси и спросил: «Женщина, почему ты плачешь?»

«Я плачу оттого, что нет у меня малыша», – сказала она.

«Ох, до чего же ты глупая! – сказал пекси. – Скажи лишь слово, и я поведаю тебе, как сделать так, чтобы малыш оказался у тебя в руках еще до того, как истечет год».

«Так поведай!» – взмолилась женщина.

Пекси улыбнулся: «Ну так вот, нет ничего легче. Сегодня вечером, как только солнце поцелует землю, расстели на земле шелковый платок, да смотри, чтобы лежал он ровно, без единой морщинки. А завтра, что бы ни нашлось под шелком, оно твое».

Женщина так и сделала. Едва солнце коснулось небокрая, расстелила она шелк на ровной земле, без единой морщинки. Но когда в саду потемнело, и женщина ушла в дом, любопытная мышь подобралась к платку, понюхала и пробежала по нему, оставив на краю маленькую складку.

Едва рассвело, женщина поспешила в сад. Она услышала тихие звуки и увидела, что шелк шевелится. И когда подняла она шелковый плат, то нашла прекрасного ребенка с яркими черными глазами. Все в нем было хорошо, только было это дитя размером не больше ее ладони…

Старая баккипская сказка

Через десять дней после того, как наш ребенок появился на свет, я наконец-то решил, что должен покаяться перед Молли. Страшно, но никуда не денешься, и откладывать на потом нет смысла – легче не станет.

Поскольку мы с Неттл не верили в беременность Молли, то не поделились этой новостью ни с кем, кроме близких членов семьи. Неттл сообщила братьям, но лишь в том смысле, что их мать стареет и ее разум начал затуманиваться. У парней было полным-полно своих забот, а в случае Чивэла это означало трех малышей, жену и имение, за которым надо было следить. Все они были так заняты собственными жизнями, женами и детьми, что лишь опечалились ненадолго по поводу возможного старческого безумия своей матери. Они были уверены, что Неттл и Том обо всем позаботятся, да и в любом случае чем мог любой из них помочь, если их мать начала терять разум? У молодежи в ходу вежливо мириться со старческими слабостями своих родителей. И теперь надо было как-то объяснить им ребенка. И не только им, но всему остальному миру.

Я справлялся с этой трудностью, сделав вид, будто ее не существует. Никому за пределами Ивового Леса ничего не сказал. Даже Неттл не сообщил новость.

Но теперь мне предстояло признаться в этом Молли.

Я подготовился к этому делу. Собрал в кухне поднос, куда положил ее любимые маленькие сладкие печенья и поставил блюдце с густой сладкой сметаной и малиновым вареньем. Добавил большой чайник свежезаваренного черного чая. Заверив Тавию, что вполне способен сам отнести поднос, я отправился в детскую Молли. По пути я выстраивал свои доводы, словно готовил оружие для битвы. Во-первых, Молли устала, и я не хочу, чтоб ее беспокоили гости. Во-вторых, девочка такая крошечная и, вероятно, слабая. Молли сама сказала мне, что она может не выжить, и, конечно, лучше оберегать ее от беспокойства. В-третьих, я никогда не хотел, чтобы кто-то возлагал на нашу дочь обязанности, которые потребуют от нее чего-то большего, нежели быть собой… Нет. Этим доводом делиться с Молли не стоило. По крайней мере, сейчас.

Я сумел открыть дверь комнаты, не уронив поднос. Осторожно поместил его на низкий столик, а столик передвинул к креслу Молли, ничего не опрокинув. Она держала малышку на плече и что-то напевала, поглаживая ее спинку. Мягкое платьице дочери спадало на пол, а ее руки затерялись в рукавах.

Молли зажгла свечу из жимолости; от нее в комнате пахло остро и сладко. В маленьком камине горели яблоневые поленья, и другого света не было: от этого комната казалась уютной, как деревенский домик. Молли радовалась нашему благополучию, возможности не тревожиться постоянно из-за денег, но так до конца и не привыкла к жизни благородной дамы. «Я люблю заботиться о себе сама», – говорила она мне неоднократно, когда я намекал, что ее новое положение предполагает личную горничную. Более трудной работой по дому, мытьем и выбиванием пыли, готовкой и стиркой, могли заниматься слуги. Но Молли сама выбивала пыль и подметала в нашей спальне, расстилала на постели свежее, высушенное солнцем белье или согревала перину перед очагом в холодные ночи. Хотя бы в стенах той комнаты мы были, как и прежде, Молли и Фитц.

Ширмы с троецветками передвинули, чтобы они ловили и удерживали тепло очага. Горящие поленья тихонько потрескивали, и в комнате плясали тени. Девочка почти уснула на руках матери, когда я закончил двигать столик.

– Что это? – спросила Молли с удивленной улыбкой.

– Я просто подумал, что мы могли бы немного посидеть и отдохнуть и, возможно, съесть что-нибудь сладенькое.

Ее улыбка сделалась шире.

– Даже не знаю, чего мне хотелось бы больше!

– Как и я.

Я осторожно сел рядом с ними, стараясь не потревожить Молли. Заглянул ей за спину, посмотреть на крошечное личико дочери. Красное, бледные брови сосредоточенно нахмурены. Ее волосы были всего лишь клочками пуха, ногти – меньше рыбьих чешуек, и такие же нежные. Я замер ненадолго, глядя на нее.

Молли взяла печенье, окунула в малиновое варенье и добавила сверху немного сметаны.

– Запах и вкус лета, – сказала она через минуту.

Я налил нам обоим чая, и его аромат смешался с запахом малины. Я взял себе печенье и куда более щедро зачерпнул варенья и сметаны, чем Молли.

– Верно, – согласился я.

Некоторое время мы просто сообща наслаждались едой, чаем и теплом камина. Снаружи шел легкий снег. Мы были здесь, внутри, в безопасности и в тепле, как в логове. Возможно, лучше поговорить с ней завтра…

– В чем дело?

Я изумленно уставился на свою жену. Она покачала головой:

– Ты дважды вздохнул и поерзал, как будто у тебя блохи, а чесаться запрещено. Давай выкладывай.

Это было все равно что срывать бинт с раны. Чем быстрее, тем меньше боли.

– Я не сказал Неттл о рождении ребенка. И не отослал твои письма мальчикам.

Она чуть-чуть напряглась, и малышка открыла глаза. Я почувствовал, как Молли с трудом расслабилась и сохранила спокойствие ради ребенка.

– Фитц. С чего вдруг?

Я колебался. Я не хотел ее сердить, но отчаянно желал все сделать по-своему. Наконец я проговорил, превозмогая неловкость:

– Я подумал, что нам следует пока сохранить нашу дочь в тайне. Пока она не подрастет.

Рука Молли, державшая малышку, сместилась. Я видел, как она измеряет маленькую грудную клетку, которая была в обхвате меньше ее раскрытых пальцев.

– Ты понял, насколько она необычная, – проговорила моя жена тихим и хриплым голосом. – Насколько маленькая.

Я кивнул в ответ:

– Я слышал, о чем говорят горничные. Жаль, что мы вообще дали им увидеть ее. Молли, они ее боятся. «Как ожившая кукла, такая крошечная, и эти бледно-голубые глаза все время пялятся. Словно она должна быть слепой, но вместо этого видит тебя насквозь». Это Тавия сказала Майлд. А Майлд сказала, что наша дочь «противна природе», что ни один ребенок, крошечный и юный, не должен глядеть так осмысленно, как она.

Я как будто зашипел на кошку. Глаза Молли сузились, плечи напряглись.

– Они пришли сюда вчера, чтобы прибраться. Я сказала, что не нуждаюсь в их помощи, но они наверняка затем и явились, чтобы посмотреть на нее. Потому что вчера я взяла ее с собой в кухню, и повариха Натмег ее увидела. Она сказала: «Крошка-малышка ничуть не подросла, верно?» Подросла, разумеется. Но недостаточно, чтобы повариха заметила. – Она сжала зубы. – Уволь их. Всех. Горничных и повариху. Отошли их прочь. – В ее голосе было поровну боли и гнева.

– Молли… – Я говорил медленно и спокойно, призывая ее к здравомыслию. – Они жили здесь годами. Колыбель Майлд стояла в той кухне, и только в прошлом году она начала работать на нас в качестве посудомойки. Она почти ребенок, и здесь всегда был ее дом. Пейшенс наняла повариху Натмег много лет назад. Тавия с нами шестнадцать лет, а до нее на нас работала ее мать Салин. Ее муж ухаживает за виноградником. Если мы их уволим, то огорчим всех прочих слуг! И уволенные начнут болтать. Пойдут слухи о том, что с нашей дочерью что-то не так и мы это скрываем. А те, кого мы наймем на замену, будут вообще чужие люди, о которых мы ничего не знаем. – Я потер лицо и прибавил чуть тише: – Они должны остаться. И возможно, стоит им хорошо заплатить, чтобы не сомневаться в их верности.

– Мы и так хорошо им платим, – зло сказала Молли. – Мы всегда были с ними щедры. Мы нанимали их детей, когда те вырастали достаточно, чтобы работать. Когда муж Тавии сломал ногу и вынужден был сидеть без дела весь сезон сбора урожая в прошлом году, мы его не выгнали. А повариха Натмег теперь больше времени проводит сидя, чем за готовкой, но мы и слова не сказали о том, чтобы ее уволить. Просто наняли больше помощников. Фитц, ты серьезно думаешь, что мне надо их подкупить, чтоб они не думали плохое о моем ребенке? Ты думаешь, они опасны для нее? Потому что, если это так, я убью обеих.

– Если бы я считал их опасными, уже убил бы, – парировал я. Слова сорвались у меня сами собой, и я ужаснулся, осознав: это чистая правда.

Любую другую женщину встревожило бы то, что я сказал. Но Молли расслабилась, успокоенная моими словами.

– Так ты ее любишь? – тихонько спросила она. – Ты ее не стыдишься? То, что я родила тебе столь необычного ребенка, не вызывает у тебя отвращения?

– Конечно я ее люблю! – Вопрос заставил меня содрогнуться. Как она могла во мне усомниться? – Она моя дочь, дитя, о котором мы мечтали все эти годы! Как ты могла подумать, что я ее не полюблю?

– Потому что не всякий мужчина полюбил бы, – просто ответила Молли.

Она повернула ребенка и положила на колени, чтобы показать мне. Девочка проснулась, но не заплакала. Она посмотрела на нас обоих своими огромными голубыми глазами. Она почти затерялась в своем мягком платьице. Даже воротник был слишком велик, и сквозь него выглядывало маленькое плечико. Молли затянула его потуже.

– Фитц. Давай скажем вслух то, что мы оба знаем. Она странная малышка. Я была беременна очень долго; знаю, ты сомневаешься в этом, но поверь моим словам. Я вынашивала ее больше двух лет. Возможно, еще больше. И все-таки она родилась такой крохой. Только погляди на нее сейчас. Она редко плачет, но смотрит, как и сказала Тавия. Еще даже головку не держит, но смотрит так, словно все знает. Она смотрит, и ее взгляд перебегает с тебя на меня, пока мы говорим, словно она слушает и заранее знает каждое наше слово.

– Может, и знает, – сказал я с улыбкой, но не поверил в сказанное.

Молли снова взяла ее на руки и с усилием продолжила говорить, не глядя на меня:

– Любой другой мужчина, посмотрев на нее, назвал бы меня шлюхой. Волосы светлые, как у весеннего ягненка, и такие голубые глаза. Любой другой мужчина усомнился бы, что это его ребенок.

Я расхохотался.

– Ну а я не сомневаюсь! Она моя. Моя и твоя. Дарованная нам столь же чудесным образом, как те дети, которых пекси дарили в старых сказках. Молли. Ты знаешь, что я обладаю Даром. И я тебе скажу прямо, что с первого раза, когда я вдохнул ее запах, я понял, что она моя. И твоя. Наша. Я никогда в этом не сомневался. – Я забрал одну руку Молли от ребенка, развернул ее сжатые пальцы и поцеловал ладонь. – И в тебе я никогда не сомневался.

Я нежно привлек ее к себе так, чтобы она прислонилась ко мне плечом. Нашел локон и накрутил его на палец. Пришлось немного подождать, но я почувствовал, как расслабляются сведенные судорогой мышцы Молли. Она успокоилась. Ненадолго наступило умиротворение. Огонь в камине тихонько что-то бормотал, а ветер снаружи блуждал между древними ивами, которые и дали этому месту его название. На протяжении нескольких ударов сердца мы были простой семьей.

Потом я собрал всю свою смелость и снова заговорил:

– Но мне бы хотелось сохранить ее в секрете еще какое-то время. Не потому что я сомневаюсь, что она моя, или опасаюсь ее необычности.

Молли едва заметно покачала головой. Она излучала свое мнение по поводу моей полнейшей глупости, как лампа излучает свет. Я это чувствовал, но не разжимал объятий, и она не пыталась отстраниться. Она заговорила, уткнувшись лбом мне в грудь, спросила веселым голосом:

– Как долго, дорогой? Год? Два? Может, мы покажем ее миру в шестнадцатый день рождения, как принцессу в старой сказке?

– Знаю, это звучит глупо, но…

– Это и есть глупость! Потому и звучит глупо. Слишком поздно держать ее в секрете. Слуги знают, что у нас родился ребенок, и деревня знает, и, несомненно, все их родственники вверх и вниз по течению реки. Фитц, дорогой, надо было тебе отослать те письма. Теперь Неттл и мальчики удивятся, почему им не сообщили сразу. Держа все это в секрете, мы сделаем так, что старый лорд Чейд примется вынюхивать, как пес, почуявший на дереве лису. Я уж не говорю о том, что подумает старая королева. И чем дольше мы будем тянуть с объявлением о ней, тем больше людей будут задавать вопросы: неужто она и впрямь наша? Может, какая-то бедная девушка вынуждена была отдать нам свое дитя? Может, мы нашли младенца в лесу, в дупле, или это пекси украли нашего ребенка и подбросили нам подменыша?

– Это нелепо! Никто в такое не поверит!

– Может статься, им будет проще поверить в это, чем в то, что родитель скрывал законнорожденного ребенка даже от братьев и сестры. Мне и то тяжело в это поверить.

– Ладно. – Я сдался. – Отошлю письма завтра.

Молли не позволила мне отделаться этим. Чуть отодвинулась, посмотрела на меня:

– Ты должен сообщить Неттл прямо сейчас. Сию минуту. Она ближе к братьям и может скорее послать гонцов. Ох, Фитц… – Она закрыла глаза и покачала головой.

Полное поражение.

– Ладно. – Я встал и чуть отошел от нее.

Когда-то было секретом, что Неттл унаследовала магию Силы от меня. Но теперь она была главой королевского круга, состоявшего из владеющих Силой людей, и они вместе охраняли Шесть Герцогств при помощи магии. Все предполагали, что она внебрачный ребенок кого-то из Видящих, хотя большинству хватало такта не произносить подобное вслух. Молли не всегда радовалась магической связи между мной и дочерью, но вынуждена была привыкнуть. В точности как привыкла к тому, что Свифт наделен Даром. Мы еще сильней удивились, когда узнали, что Стеди также наделен способностями к магии Силы. Я не произнес вслух то, о чем теперь думали мы оба. Унаследовало ли дитя в ее руках одну из этих магий от меня?

– Погляди. Она как будто улыбается, – прошептала моя жена.

Я открыл глаза. Я успел связаться с Неттл, сообщить ей новость и воздвигнуть вокруг себя подобие стены, почти отсекающей ответ моей дочери: ее возмущение тем, что я не сообщил о случившемся сразу, и поток вопросов о том, как ее мать вообще могла выносить ребенка. Она принялась неистово пересматривать свои планы, чтобы явиться в гости как можно скорее. От Неттл хлынуло столько всего, что ее слова едва не заглушили мои собственные мысли. Я закрыл глаза, передал ей, что мы будем рады ее видеть, когда бы она ни приехала, и то же самое касается любого из ее братьев, если они захотят нас навестить, и попросил ее послать им сообщения от нашего имени. Потом я поспешно отдалился от ее разума, снова отгородив свои мысли стеной.

Я знал, что придется поплатиться за это, когда мы с Неттл окажемся в одной комнате, и от ее словесной выволочки я так просто не спрячусь. Но лучше уж подождать, пока это случится. Я расправил плечи.

– Неттл теперь все знает и передаст весть мальчикам. Она приедет нас навестить, – сообщил я Молли. Снова подошел к ней, но сел на полу, у ее ног. Легко прислонился к ним и взял свою чашку чая.

– Она отправится через камни? – с ужасом спросила Молли.

– Нет. Тут я одержал верх, и монолиты будут использоваться только по вопросам чрезвычайной важности и втайне. Она приедет, как только сможет это устроить, верхом и со свитой.

Молли погрузилась в собственные размышления.

– Ты опасаешься королевы? – тихо спросила она.

Я посмотрел на нее, вскинув брови:

– Едва ли. Она почти не уделяет внимания моему существованию. Они с Дьютифулом взяли обоих принцев и отправились навестить герцогство Бернс на десять дней. Он наконец-то прислушался к Чейду, я думаю. Согласно плану, королевская семья посетит все Шесть Герцогств и Горное Королевство и с каждым герцогом проведет по десять дней. Должен признаться, я спрашиваю себя, не начали ли герцоги уже показывать своих дочерей принцам в надежде на раннее устройство…

– Не пытайся меня отвлечь. Ты отлично знаешь, о какой королеве я говорю.

Я действительно пытался. Я опустил глаза при виде ее хмурого лица.

– Кетриккен сейчас едет домой из Горного Королевства. Дьютифул передал мне новость при помощи Силы несколько дней назад. Она достигла соглашения как с горцами, так и с правителями Шести Герцогств. Она теперь будет проводить в горах гораздо больше времени – возможно, даже половину каждого года. Там ее не будут называть королевой, но она будет часто просить Дьютифула о содействии. Когда она достигнет Оленьего замка, они собираются выбрать одного из учеников, постигающих Силу, в качестве спутника для нее в этих путешествиях, чтобы поддерживать куда более быструю связь между горами и Шестью Герцогствами. Думаю, и для нее, и для Дьютифула это будет облегчением. Там она все еще королева, пусть и без титула. А у королевы Эллианы будет куда больше свободы действий, чтобы привести двор и замок в соответствие с собственными предпочтениями. Думаю, они достигли мудрого компромисса.

Молли покачала головой:

– Это если Дьютифул выполнит свою часть плана и выстоит перед нарческой. Мальчиков должны были отсылать в горы на два месяца каждый год, чтобы они лучше изучили язык и обычаи. Если он этого не сделает, то, когда королева Кетриккен умрет, может случиться так, что его любимое седьмое герцогство восстанет против идеи сделаться полноценной частью Шести Герцогств.

Я кивнул, испытывая облегчение от перемены темы:

– Это-то меня и беспокоит. Две королевы всегда не ладили, и…

Однако Молли так просто с толку не сбить.

– Ты не отвечаешь на мой вопрос. По поводу нашей малышки и твоей нелепой идеи вырастить ее в тайне – от кого ты надеялся ее спрятать? Я гадаю, и на ум мне приходит лишь королева Кетриккен. И возможно, лорд Чейд?

Я неловко поерзал и опустил голову ей на колени. Она пропустила мои волосы сквозь пальцы. Мягко проговорила:

– Я никогда не была глупой, знаешь ли.

– Напротив, ты всегда была очень умна. Я знаю, за эти годы ты сумела сложить два и два, пусть мы редко обсуждали это вслух. Но когда мы говорим на эту тему и я вспоминаю, как обманывал тебя на протяжении долгих лет, мне в грудь словно острый меч вонзается. Молли, я так…

– Уклончив, – договорила она за меня нарочито беспечным тоном. – Фитц, ты извинился за те дни тысячу раз, и я тебя простила. Так что, пожалуйста, не зли меня, пытаясь отвлечь. Кого и чего ты боишься?

Повисла тишина, а потом…

– Я боюсь всех, – признался я тихим голосом. Признался самому себе в той же степени, что ей. – Мы с тобой видим ребенка, о котором так долго мечтали и которому грозит оказаться всеми презираемым изгоем из-за его необычности. Но остальные могут увидеть в нашей дочери тайную принцессу, потенциальную обладательницу Силы, политическую пешку. Они могут задуматься о том, как выдать ее замуж так, чтобы она принесла наибольшую пользу трону. Я знаю, что они будут относиться к ней так. Схожим образом во мне видели королевского бастарда и очень полезное орудие. Тайного убийцу или дипломата, которым можно пожертвовать. В точности как они видят в Неттл потенциальную племенную кобылу для королевского наследника, если с потомством Дьютифула случится какая-то беда. Когда Чейд и Кетриккен отменили помолвку Неттл и Риддла…

– Пожалуйста, Фитц. Не начинай опять! Что сделано, то сделано, и не надо бередить старые раны.

– Как я могу считать, что это «сделано», если Неттл все еще живет одна? – Во мне вскипел застарелый гнев за старшую дочь.

Я никогда, никогда не пойму, почему она покорилась тайному эдикту и продолжила служить трону. Из-за этого эдикта я вплотную приблизился к тому, чтобы разорвать все связи с Оленьим замком. Только просьба Неттл сохранять спокойствие и «позволить ей самой разобраться со своей жизнью» уберегла меня от такого поступка. Каждый раз, когда я об этом думал…

– Ох, Фитц!.. – Молли вздохнула. Она почувствовала мое настроение и погладила меня по плечам, стараясь утешить. Размяв мои напряженные мышцы своими все еще сильными руками, Молли негромко проговорила: – Неттл всегда была скрытной. Она выглядит одинокой, посвятившей себя трону, который запретил ее брак с Риддлом. Но внешность бывает обманчива.

Я резко сел и извернулся, чтобы посмотреть на нее:

– Неттл пойдет против трона Видящих?

Она покачала головой:

– Пойдет ли? Скорее всего, нет. Проигнорирует? Да. В точности как мы проигнорировали то, что леди Пейшенс и король Шрюд предписывали нам. Твоя дочь очень похожа на тебя, Фитц. Она себе на уме и следует только своим желаниям. Уверена, что если она по-прежнему хочет быть с Риддлом, то она с ним.

– Милостивая Эда, а если она забеременеет? – Мой голос был сдавленным от беспокойства.

Молли издала сухой смешок:

– Фитц! Ну что у тебя за привычка скакать от одной воображаемой катастрофы к другой? Прислушайся к тому, что я говорю на самом деле, а говорю я, что не знаю, какую тропу Неттл выбрала для себя. Но если она сейчас одна, то потому, что решила быть одной, а не потому, что кто-то ей так приказал. Она должна жить своей жизнью, и тебе не следует ничего в ней исправлять.

– Так ты думаешь, она и Риддл вместе?

Молли снова вздохнула:

– Я ничего об этом не думаю. Ничего конкретного. Но я хочу обратить твое внимание на то, что Риддл оставил службу у нас и нашел себе работу в Баккипе, а Неттл не привечает ухажеров. В любом случае она вот уже много лет взрослая женщина. Не мне переживать из-за ее тревог, в точности как не тебе принимать решения за нее. Любовь моя, все заботы, что лежат на нас, остались в пределах стен этого дома. Другие дети выросли и живут своими жизнями. Даже у Хирса есть теперь возлюбленная, и ученичество в Приречном. Пусть Неттл и Риддл сами разберутся, а мы заслужили немного спокойствия. Если ты так жаждешь побеспокоиться о ребенке, то вот тебе возможность сделать это прямо здесь. Ну-ка, подержи ее немножко.

Она наклонилась и вложила малышку мне в руки. Как обычно, я принял дочь с опаской. Я боялся вовсе не ее саму, но ужасался при мысли, что каким-то образом возьму ее неправильно и причиню ей вред. Щенки и жеребята не наполняли меня таким страхом, но она – да. Она была такой крошечной, такой голенькой, такой слабой по сравнению со всеми другими маленькими созданиями, за которыми мне доводилось ухаживать. Жеребенок встает через день после рождения. Щенки могут подвывать и ползти к соскам матери. Моя малышка даже не могла держать голову прямо. И все же, когда я положил ее к себе на колени, мой Дар увидел в ней неимоверно яркую искру жизни. А моя Сила? Я коснулся ее маленькой руки, кожа к коже, и что-то почувствовал внутри.

Молли встала, с легким стоном выпрямила спину:

– Что-то я засиделась. Пойду-ка принесу еще горячего чая. Возьму большой чайник и буду через минуту.

– Позвонить, чтобы пришел слуга?

– О нет. Мне не помешает прогулка до кухни и обратно. Я скоро вернусь. – Она произнесла эти слова уже у двери.

– Ладно, – рассеянно ответил я.

Я вгляделся в лицо моей малышки, но она смотрела мне за плечо. Тихо прошуршали по полу туфли Молли, и мы с дочкой остались одни. Нет причин переживать. Сколько детенышей я выходил в свое время в конюшне Оленьего замка? Не может быть, чтобы ребенок так уж сильно от них отличался. Я справлялся и с пугливыми жеребятами, и с осторожными щенками.

– Эй… малышка! Посмотри на меня. Посмотри на папу. – Я переместил лицо в ее поле зрения. Она отвела взгляд, и ее ручка отдернулась прочь. Я попытался опять. – Ну что, малышка, ты будешь жить и останешься с нами на некоторое время, верно? – Я не сюсюкал тоненьким голоском, но, напротив, намеренно понизил тон. Так говорят со щенком или лошадью. Успокаивая. Я пощелкал ей языком. – Эй! Я тут. Посмотри на меня.

Не посмотрела. Я на самом деле этого и не ожидал.

«Терпение, – сказал я себе. – Просто продолжай говорить».

– Ты такая крошечная. Надеюсь, ты скоро начнешь расти. Как мы тебя назовем? Пришла пора дать тебе имя. Хорошее имя, сильное. Давай придумаем для тебя сильное имя. Но красивое. Лейси? Тебе такое имя нравится? Лейси?

Никакого ответа. Мне показалось, что искра, которую я почувствовал, потускнела, как будто малышка перестает меня замечать. Неужели такое возможно?

Мой палец нарисовал фигуру на ее груди.

– Может, цветочное имя? Сестру твою зовут Неттл. Как насчет… Ферн? – Я не мог ошибаться. Она намеренно переключила свое внимание на что-то другое. Я немного подумал и попытался опять: – Миртл? Фоксглав? Тайм?

Она как будто слушала. Почему же она не смотрит на меня? Я коснулся ее щеки пальцем, пытаясь сделать так, чтобы малышка посмотрела на меня. Она повернула лицо в ответ на прикосновение, но избежала моего взгляда. Я вдруг вспомнил, что Ночной Волк редко смотрел мне в глаза, но все равно любил меня. Не вынуждай ее встречаться с тобой взглядом. Пусть волчонок придет к тебе, как ты подпустил меня к себе. Я кивнул в ответ на эту волчью мудрость и прекратил попытки заставить дочку заглянуть мне в глаза.

Развернув ее крошечные пальчики, я вложил свой мизинец в ее ладонь. Даже мой самый маленький палец был все равно слишком большим, чтобы она смогла его обхватить. Она его отпустила и прижала руку к груди. Я поднял ее, поднес ближе и глубоко вдохнул, вбирая ее запах. В тот момент я был моим зверем, и связь с Ночным Волком вспомнилась мне так живо, что накатила боль утраты. Я посмотрел на своего волчонка и понял, какую радость с оттенком горечи испытал бы он при ее рождении. Ох, Ночной Волк! Хотел бы я, чтоб ты оказался сейчас рядом со мной. Слезы обожгли мои глаза. Я изумленно уставился на малышку – и она смаргивала выступившие слезы. Они потекли по ее маленьким щекам.

Я сглотнул старую боль от потери моего волка. Неужели она разделила мои чувства? Я уставился на дочь, набираясь смелости. Я открыл ей свою Силу и свой Дар.

Малышка внезапно принялась беспомощно размахивать руками и сучить ножками, как будто пытаясь уплыть от меня. Потом, к моему ужасу, широко открыла рот и громко завопила – этот звук казался слишком громким и пронзительным, чтобы вырваться из такого маленького тела.

– Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! – Я умолял ее, в ужасе оттого, что Молли услышит.

Я положил ее на колени и убрал руки. Не может быть, чтоб она оказалась до такой степени открыта для меня. Я как-то неправильно ее держал. Может, прижал или слишком сдавил? Я мог лишь глядеть на нее в полном смятении.

Я услышал поспешный шелест туфель по плитам пола, а потом в комнате вдруг оказалась Молли с чайником, с которого капала вода. Она поспешно водрузила его на поднос и склонилась над нами, протягивая руки, чтобы забрать малышку.

– Что случилось? Ты ее уронил? Она никогда так громко не плакала раньше!

Я наклонился назад, как можно дальше от ребенка, и позволил Молли забрать малышку. Почти сразу же вопли стихли. Лицо девочки было ярко-красным, и, пока мать ее утешала, она все еще продолжала тяжело дышать от усилий после надрывного крика.

– Не знаю, что я сделал. Я просто ее держал и смотрел на нее, и вдруг она начала кричать. Постой! Я вложил палец ей в ладонь! Может, я сделал больно ее пальчикам? Не знаю, чем я так ее расстроил! Может, я повредил ей руку? Она в порядке?

– Тсс. Дай-ка я посмотрю.

Молли осторожно взяла ручку ребенка и очень нежно развернула ее пальчики. Малышка не дернулась и не заплакала. Вместо этого она посмотрела вверх, в лицо своей матери, и я могу описать выражение ее лица лишь как облегчение. Молли положила ее на плечо и начала спокойно укачивать, прохаживаясь.

– Все хорошо, все хорошо, – нараспев проговорила Молли, медленно обойдя комнату по кругу. Вернувшись ко мне, она ласково проговорила: – Похоже, с ней уже все нормально. Может, просто газики. Ох, Фитц, я так перепугалась, когда услышала ее плач. Но, ты знаешь… – И тут она, к моему удивлению, улыбнулась. – Одновременно я вздохнула с облегчением. Она была такой тихой, такой спокойной, что я гадала, способна ли она плакать или слишком глупенькая, чтобы издавать даже такие звуки. – Она коротко рассмеялась. – С мальчиками я всегда мечтала, чтобы они были потише, чтоб их легче было уложить спать. Но с ней все наоборот. Я переживала, что она такая спокойная. Вдруг она будет дурочкой? Нет, с ней все в порядке. Что бы ты ни сделал, ты доказал, что нрав она унаследовала от тебя.

– От меня? – осмелился спросить я, и она бросила в мою сторону насмешливо-сердитый взгляд.

– Конечно от тебя! От кого еще она могла его унаследовать? – Молли снова присела, и я кивком указал на лужу вокруг чайника на подносе.

– Похоже, тебе не удалось закончить начатое. Мне сходить с ним на кухню, набрать еще горячей воды?

– Уверена, чая нам хватит.

Она села в свое кресло. В комнате снова сделалось спокойно и тихо. Молли заговорила, обращаясь к нашей малышке:

– Однажды я видела черно-белую лошадь, у которой один глаз был голубой, прямо как у тебя. Ее хозяин сказал, что это ее «дикий глаз» и лучше не подходить к ней с той стороны. – Она ненадолго замолчала, рассматривая свое дитя. Она нежно ее укачивала, успокаивая всех нас.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять: Молли просит заверений в том, что с нашей дочкой все в порядке. Я не знал, что сказать, и ответил осторожно:

– Не думаю, чтоб Баррич когда-нибудь привел в конюшни лошадь с голубыми глазами. Или собаку, у которой один глаз какой-то не такой. Он тебе что-то об этом рассказал?

– О нет. Давай не будем глупыми, Фитц. Она девочка, не лошадь и не щенок. Голубоглазая королева Кетриккен, похоже, пользуется твоим доверием.

– Так и есть, – согласился я. Налил немного чая из чайника. Слишком слабый. Я оставил его, чтобы еще немного заварился. – Кажется, я ей не нравлюсь, – осторожно предположил я.

Молли раздраженно фыркнула:

– Любовь моя, неужели тебе всегда и во всем надо находить повод для беспокойства? Она тебя еще почти не знает. Младенцы плачут. Только и всего. С ней уже все в порядке.

– Она не смотрит на меня.

– Фитц, я не собираюсь тебе в этом потакать! Так что прекрати. Кроме того, нам стоит обсудить дела поважнее. Ей нужно имя.

– Я и сам как раз об этом думал. – Я придвинулся, чтобы сесть поближе к ним, и снова потянулся к чайнику.

Молли меня остановила:

– Потерпи! Он должен еще немного завариться.

Я замер и посмотрел на нее, вскинув брови:

– А как насчет имени Пейшенс?

– Я об этом думала. Но она такая крошечная…

– И поэтому… ей нужно маленькое имя? – Я был полностью сбит с толку.

– Ну, имя должно ей соответствовать. Я думала про… – Она колебалась, но я ждал, желая услышать, что же она скажет. Наконец Молли проговорила: – Би. Потому что она маленькая, как пчелка.

– Би? – переспросил я. Заставил себя улыбнуться. Би. Ну разумеется. – Милое имя.

– Би. – Молли утвердилась в своем выборе. Ее следующий вопрос меня удивил. – Ты закрепишь за ней это имя?

Молли подразумевала старый обычай королевской фамилии: когда Видящему принцу или принцессе давали имя, устраивали публичную церемонию, созывая в качестве свидетелей всю знать. По обычаю, ребенка проносили сквозь огонь, осыпали землей и погружали в воду, чтобы прикрепить имя к малышу огнем, землей и водой. Но таким младенцам давали имена вроде Верити, Чивэл или Регал. Или Дьютифул. И когда имя прикреплялось к ребенку, все надеялись, что у него появится склонность к той или иной добродетели.

– Пожалуй, не стоит, – негромко проговорил я, раздумывая над тем, что такая церемония привлечет к ней именно то внимание Видящих, какого я надеялся избежать. Даже тогда я все еще надеялся сохранить ее существование в тайне.

Надеждам пришел конец, когда пять дней спустя прибыла Неттл. Она покинула Олений замок, едва раздав все распоряжения, и отправилась верхом, чтобы доехать как можно скорее. Ее сопровождали два охранника – минимальная свита, полагавшаяся королевскому мастеру Силы. Один охранник был седовласым пожилым мужчиной, другой – гибкой девушкой, но оба выглядели более усталыми, чем моя дочь. Я лишь мельком увидел их через окно кабинета, когда раздвинул шторы и выглянул наружу, заслышав лошадиное ржание.

Я перевел дух, собираясь с силами. Бросил штору и вышел из кабинета, поспешил через особняк, чтобы перехватить старшую дочь. Не успев дойти до парадной двери, я услышал, как она открывается и звонкий голос Неттл громко и спешно приветствует Ревела, а потом застучали каблучки, когда она побежала через холл. Когда я вышел из примыкающего коридора, она чуть не врезалась в меня. Я поймал ее за плечи и посмотрел ей в лицо.

Шнурок, стягивавший ее темные вьющиеся волосы, упал, и они рассыпались по плечам. Щеки и лоб Неттл раскраснелись от холода. Она все еще была в плаще и снимала перчатки на бегу.

– Том! – воскликнула она, приветствуя меня. – Где моя мать?

Я указал в конец коридора, на дверь в детскую. Неттл стряхнула мои руки и была такова. Я посмотрел назад. У входа Ревел приветствовал ее спутников. На нашего управляющего можно было положиться. Охранники Неттл выглядели усталыми, замерзшими и желали только отдохнуть; Ревел все уладит. Я повернулся и последовал за Неттл.

Когда я догнал старшую дочь, она стояла на пороге детской. Вцепилась в дверную раму и замерла как столб.

– У тебя действительно родился ребенок? Ребенок? – требовательно спросила она у своей матери.

Молли рассмеялась. Я застыл на месте. Когда Неттл опасливо вошла, я подкрался как привидение и остановился там, где мог за ними наблюдать, оставаясь незамеченным. Неттл замерла возле пустой колыбели у камина. В ее голосе прозвучало смиренное раскаяние, когда она воскликнула:

– Мама, мне так жаль, что я в тебе сомневалась. Где она? С тобой все хорошо?

Сидевшая в кресле Молли внешне была само спокойствие, но я чувствовал ее тревогу. Заметила ли Неттл, как заметил я, насколько тщательно ее мать приготовилась к этой встрече? Волосы Молли выглядели недавно причесанными, шаль на плечах была аккуратно расправлена. Малышку Молли закутала в мягкое покрывало очень бледно-розового цвета, на головку надела шапочку того же оттенка. Без лишних слов Молли протянула старшей дочери свое дитя. Я не видел лица Неттл, но увидел, как изменилась ее осанка. Сверток, который ей передала мать, был слишком маленьким для ребенка, пусть даже новорожденного. Она пересекла комнату с опаской волчицы, ступившей на незнакомую территорию. Она все еще боялась безумия. Она взяла ребенка, удивилась, какой он легкий, изумленно заглянула в лицо Би, и изумление ее сделалось еще сильней, когда малышка устремила в ответ взгляд голубых глаз. Потом Неттл подняла голову и посмотрела на Молли:

– Она слепая, верно? Ох, мам, мне так жаль! Как ты думаешь, она будет жить?

В ее словах я услышал все, чего боялся: для всего мира, включая сестру нашей Би, малышка была странной.

Молли быстро взяла дочь назад и бережно прижала к себе, как будто слова Неттл могли навлечь зло на ребенка.

– Она не слепая, – сказала моя жена. – Фитц думает, что, скорее всего, у его матери из Горного Королевства были голубые глаза, от нее наша дочь их и унаследовала. Хоть она и крошечная, в остальном с ней все в порядке. По десять пальцев на ногах и руках, ест хорошо, и спит хорошо, и почти никогда не волнуется. Ее зовут Би.

– Би? – растерянно проговорила Неттл, но потом улыбнулась. – Она такая кроха. Интересно, что о ней подумает старая королева.

– Королева Кетриккен? – с тревогой и смущением переспросила моя жена.

– Она едет сюда, немного отстала от меня. Она прибыла домой в Олений замок как раз перед моим отъездом. Я сообщила ей новость, и она очень обрадовалась за вас обоих. Она прибудет самое позднее через день. К счастью, мне удалось получить у Дьютифула разрешение отправляться немедленно; Кетриккен явно желала, чтобы я ее подождала. – Неттл помедлила, а потом преданность матери взяла в ней верх. – И я знаю, что Фитцу о ее приезде известно, потому что сама сообщила ему об этом с помощью Силы! И он тебе ничего не сказал! Я это вижу по твоему лицу. Значит, слуги, скорее всего, не начали проветривать комнаты или как-то еще готовиться к приему гостей. Ох, мама, этот твой муж…

– Мой муж – твой отец, – напомнила Молли Неттл, и, как обычно, та отвела взгляд и ничего не сказала. Ибо если ребенок может унаследовать черту характера от приемного родителя, то Неттл переняла неуступчивость Баррича.

Она быстро сменила тему на более насущные заботы:

– Я прикажу слугам немедленно открыть комнаты, освежить их и убедиться, что там есть дрова для камина. И оповещу также кухонных работников. Не переживай!

– Я не переживаю, – ответила ее мать. – Горная королева никогда не была для нас обременительной гостьей в этом смысле.

«Но в других смыслах – была», – гласили невысказанные слова Молли.

– Неттл. – Ее тон заставил дочь остановиться, когда та уже собиралась уйти. – Зачем она едет сюда? Что ей нужно?

Неттл не отвела взгляда:

– Ты сама отлично знаешь. Ей нужно увидеть младшую дочь Фитца Чивэла Видящего. Засвидетельствовать то, как к ней прикрепят имя, и предъявить на нее права. С ее свитой приедет менестрель. Кетриккен покажет ему только то, что захочет, но как только он это увидит, уже не погрешит против истины. Она доверяет ему и знает, что он не будет петь, пока не скажут, а когда скажут – споет только правду.

Пришел черед Молли отвести глаза и ничего не сказать. Мое сердце сковало холодом от осознания того, что и Неттл явственно видела причины визита Кетриккен.

Между Молли и Кетриккен сохранилась странная связь, одновременно привязанность и ревность. Королева Кетриккен всегда обращалась с Молли, Барричем и их детьми с безукоризненной честностью. Но Молли не забыла и не простила, что ей позволили поверить в мою смерть – сперва оплакать меня, потом принять вместо меня другого мужчину, и все это время королева знала, что бастард Видящий выжил. Это было в той же степени моих рук дело, что и Кетриккен, но, наверное, для Молли сложнее было простить женщину. В особенности женщину, которая знала, каково это – жить с болезненной верой в то, что твой возлюбленный мертв.

И потому трещина между ними сохранялась, и обе признавали, что эту пропасть никогда не перейти. Кетриккен в силу своего характера считала, что заслуживает такого горького оборота в дружбе с моей женой.

Неттл коротко кивнула и вышла из комнаты, уже призывая Тавию, чтобы та помогла ей привести в порядок несколько гостевых комнат, ибо к нам едет леди Кетриккен из Горного Королевства; возможно, гости будут здесь еще до конца дня. Неттл, подобно своей матери, общалась со слугами запросто. Она прошла мимо меня в холле и одарила осуждающим взглядом, прежде чем подозвать к себе Ревела. Я проскользнул мимо нее в детскую.

– Она примется открывать окна и собственноручно выбивать стеганые одеяла, – сказала мне Молли, и я знал, что она гордится своей хозяйственной дочерью.

– Иногда она напоминает мне Верити, – сказал я с улыбкой, входя. – Не просит никого сделать то, что ей не слишком хочется делать самой. А если думает, что какое-то дело надо сделать, то не ждет.

– Ты знал, что приезжает Кетриккен, и не сказал мне, – заявила в ответ Молли.

Я знал. Я молча посмотрел на нее. Промолчать – это не то же самое, что солгать, утешал я себя. Молли придерживалась иного мнения. Пылая ледяным гневом, она негромко проговорила:

– Мне не легче оттого, что не осталось времени на подготовку.

– Я подумал, так будет лучше. Мы бы все равно не успели подготовиться, остается только смириться. Зачем же было беспокоить тебя раньше времени? Слуги быстро приведут комнаты в порядок, если понадобится.

Моя жена сказала, не повышая голоса:

– Я говорила не о комнатах, которые надо привести в порядок. Я имела в виду, что мне надо подготовиться самой. Мои мысли. Моя манера держать себя. – Она укоризненно покачала головой. – Фитц, Фитц… Все между нами идет хорошо, пока ты не вспоминаешь о том, что в твоих жилах течет кровь Видящих. Тогда ты снова делаешься скрытным и лживым, а ведь мы уже один раз из-за этого пострадали. Ты когда-нибудь от этого избавишься? Когда-нибудь наступит время, когда ты, узнав что-нибудь, не задумаешься первым делом о том, как это скрыть?

Ее слова пронзили меня болью, и я вздрогнул от того, сколько в них было силы.

– Мне жаль, – сказал я и сделался отвратителен самому себе.

Мне и впрямь было жаль, что я не поделился с Молли новостью. Она права: почему я вечно держу все сведения при себе? В памяти моей всколыхнулось воспоминание о том, как Чейд меня предупреждал, что если слишком часто повторять «мне жаль», слишком часто извиняться, то слова эти перестанут что-либо значить и для людей, и для тебя самого. Может, с Молли я уже достиг этого рубежа?

– Молли… – начал я.

– Фитц, – твердо сказала моя жена. – Довольно.

Я замолчал. Она крепче прижала нашего ребенка к себе.

– Послушай меня. Я разделяю твои тревоги. Сейчас не время нам ссориться. Позже мы обо всем поговорим. После того, как Кетриккен уедет. Но не раньше, и точно не при Неттл. Если старая королева приезжает посмотреть на нашего ребенка, то мы должны быть готовы встретить ее вместе. И со всей возможной твердостью заявить, что сами будем решать, что лучше для Би, пока она растет.

Я знал, что Молли не погасила свой гнев, но обуздала его. И знал, что я его заслужил.

– Спасибо, – тихо проговорил я, и от этого в ее глазах снова зажглась искра.

Жена почти печально покачала головой и улыбнулась мне:

– Эту часть тебя у меня забрали задолго до того, как я успела объявить тебя своим. Ты не виноват, Фитц. Ты не виноват. Но иногда мне кажется, что ты мог бы ее вернуть, если бы как следует постарался. – Она устроила нашего ребенка у себя на плече и посмотрела на меня так, словно изгнала гнев на Внешние острова.

Остаток дня Неттл не давала слугам передохнуть. Только Ревел как будто обрадовался необходимости развлекать знать, которая должна прибыть с минуты на минуту. Он не меньше восьми раз приходил и спрашивал моего мнения о списке блюд и спальнях для гостей. Когда он снова появился у моего порога, интересуясь, можно ли нанять музыкантов из Ивняков для вечерних увеселений, я бессердечно отправил его к Неттл.

Но в конце концов мы трое сумели отыскать время для того, чтобы провести один тихий семейный вечер, вместе поужинать и проговорить допоздна. Неттл и Ревел сделали все, что только можно было придумать и спланировать. Поздним вечером мы собрались в детской, и туда нам принесли еду. Мы ели и говорили, ели и говорили… Неттл держала малышку на руках и изучала ее лицо, а Би глядела куда-то мимо ее плеча.

Неттл привезла новости из Оленьего замка, но Молли больше всего жаждала узнать, как там ее мальчики. Неттл передала свежие известия о братьях. Стеди уехал из замка, чтобы навестить Хирса. Она послала ему весточку. Свифт путешествует с Уэбом; она послала сообщение, но понятия не имела, когда оно их найдет. Чивэл процветает: он преумножил отличный табун, оставшийся в наследство от Баррича, а недавно купил соседнее имение, увеличив пастбище и заполучив место для постройки конюшни побольше. И так Неттл рассказала о каждом из своих братьев, рассеявшихся по всем Шести Герцогствам. Молли слушала и баюкала Би, крепко ее держа. Я наблюдал за женой и думал, что знаю, о чем она думает: это последнее дитя, которое будет с ней, пока она стареет. Взгляд Неттл перебегал с меня на ее мать, а потом на Би. На лице моей старшей дочери читалась жалость. Жалость ко всем нам, ибо, с ее точки зрения, Би должна была или вскоре умереть, или влачить жалкое существование, будучи ограниченной как умом, так и телом. Неттл не высказала эту мысль вслух, но Баррич хорошо ее взрастил и научил оценивать шансы юного существа по его виду. Но моим преимуществом был опыт. Пусть Би и впрямь последыш, но у нее имеется искра воли к жизни. Я знал, что она будет жить. Какой жизнью – пока никто не ведал, но точно будет.

Утром явился гонец и сообщил, что Кетриккен прибывает. Старая королева появилась после полудня, и к тому времени гостевые комнаты были готовы, в кухне томилась и пеклась простая и хорошая еда, а Би нарядили в новые одежды, поспешно перешитые по ее размеру. Неттл сама пришла сообщить Молли и мне о прибытии Кетриккен и ее охранников. Она нашла нас в детской. Молли дважды переодела Би и трижды переоделась сама. Каждый раз я уверял ее в том, что она чудесно выглядит, но моя жена решила, что первое платье слишком девичье, а во втором она «как немощная старуха». Третий наряд она надела впервые на моей памяти. Длинные просторные брюки – такие широкие, что сперва показались юбкой, – белая блуза со свободными рукавами, а поверх блузы – что-то вроде жилета до колен, перехваченного в талии широким кушаком. Жилет, брюки и пояс были разных оттенков синего, и Молли, зачесав волосы назад, спрятала их под сеть из синих лент.

– Как я выгляжу? – спросила она меня, вернувшись в детскую, и я не знал, что ответить.

– Мне нравятся туфли, – осторожно сказал я. Они были красные, с вышивкой из черных бусин и острыми-преострыми носами.

Молли рассмеялась:

– Эту одежду мне привезла Неттл. Джамелийская мода, теперь она в Оленьем замке в большом почете. – Моя жена медленно повернулась вокруг своей оси, предлагая мне восхититься нарядом. – Очень удобно. Неттл умоляла меня это надеть, чтобы не выглядеть слишком провинциальной. И ты знаешь, Фитц, я так и сделаю.

Сам я надел простую коричневую короткую куртку поверх рубашки баккипского синего цвета, коричневые штаны и черные сапоги до колен. Булавка с лисой, давний подарок Кетриккен, все еще блестела на моем воротнике. На миг я спросил себя, не выгляжу ли слишком провинциально, а потом решил, что мне наплевать.

Неттл вошла в комнату, улыбнулась и вскинула брови при виде матери, весьма довольная ее внешним видом. Сама она была одета схожим образом, в темно-коричневых и янтарно-желтых тонах. Потом она заглянула в колыбель Би и заметно вздрогнула. С обычной прямолинейностью заявила:

– Пусть та, другая одежда и была велика, в ней она выглядела больше. Мама, она такая кроха, она почти… нелепа.

Несмотря на сказанное, Неттл подняла свою сестру и взяла на руки, глядя ей в лицо. Девочка смотрела мимо ее плеча. И пока Неттл ее изучала, Би вдруг начала размахивать маленькими руками, а потом ее рот широко распахнулся, она глубоко вдохнула и издала пронзительный вопль протеста.

При первых звуках, которые издала Би, Молли подошла, чтобы взять ее.

– Что случилось, моя крошка Би? Что не так? – Стоило Молли забрать ее у Неттл, девочка обмякла в ее руках и плач превратился во всхлипывание и сопение. Молли взяла ее на руки, погладила, и Би быстро притихла. Моя жена посмотрела на Неттл и проговорила, извиняясь: – Не обижайся. Она делает то же самое со своим отцом. Думаю, она просто достаточно взрослая, чтобы понять, что я ее мать, и решить, что лишь я могу брать ее на руки.

Я одарил Неттл вымученной и унылой улыбкой:

– Мне даже как-то полегчало. Я уж думал, она только меня недолюбливает.

Молли и Неттл гневно уставились на меня.

– Би не испытывает к Неттл неприязни! – твердо проговорила Молли. – Она просто… – Тут моя жена замолчала, и ее глаза чуть расширились. Потом, столь же прямолинейная, как сама Неттл, она посмотрела на старшую дочь и спросила: – Ты что-то с ней сделала? При помощи Силы?

– Я… нет! Ну, не намеренно. Иногда бывает так, что… – Она не стала договаривать. – Это трудно объяснить тому, кто не наделен Силой. Я касаюсь людей, когда мы близко. Не всегда преднамеренно. Это как… – она замешкалась, подыскивая сравнение, – как принюхаться. Даже если это может показаться грубым, я ничего не могу с этим поделать. Я привыкла так чувствовать людей.

Молли некоторое время взвешивала ее слова, медленно переступая с ноги на ногу, как она всегда делала, когда держала ребенка.

– Выходит, твоя сестра обладает Силой? Как и ты?

Неттл рассмеялась и покачала головой:

– Я бы не смогла определить такое, просто взяв ее на руки. Кроме того, она же еще ребенок.

Она слегка притихла, вспомнив собственный талант к Силе и то, как рано он в ней пробудился. Посмотрела на меня, и я почувствовал, как она для пробы потянулась Силой к малышке. Затаил дыхание. Остановить ее? Или нет нужды? Я следил, как Би плотнее прижалась к матери и зарылась лицом в шею Молли. Чувствует ли она, что сестра к ней тянется? Я наблюдал и за лицом Неттл. На нем отразилось замешательство, а потом смирение. Она не почувствовала в ребенке никакой Силы.

Во мне проснулось любопытство, я послал нить Силы к Би, действуя с неимоверной осторожностью, но обнаружил только Молли. Моя жена совсем не обладала Силой, но, потянувшись к ней, я ощутил ее всеми чувствами. Я вдруг понял, что ласково ей улыбаюсь.

Потом Неттл вежливо кашлянула, и я снова ощутил комнату и моих дочерей. Молли сделала вдох поглубже и расправила плечи:

– Что ж. Я отправлюсь встречать Кетриккен и обеспечу ей радушный прием. Думаете, мне стоит взять Би с собой?

Неттл поспешно покачала головой:

– Нет. Нет, думаю, тебе лучше выбрать другой момент для того, чтобы представить ее горной королеве, и пусть первая встреча произойдет наедине. Может ли ее кормилица посидеть с ней, пока мы… – Тут она осеклась, потом рассмеялась. – Я слишком много времени провела при дворе, верно? Конечно, за весь день я ни разу не видела, чтобы о ней заботился кто-то, кроме тебя. У нее есть кормилица? Или няня, или какая-то другая опекунша?

Молли издала изумленное горловое фырканье и покачала головой.

– Ты как-то обошлась без них, – ответила она.

– Ты не могла бы попросить одну из девушек с кухни? Или одну из горничных? – Неттл отлично знала, что личной служанки у ее матери не было.

«Мне ни за что не придумать достаточно дел, чтобы занять ее», – всегда говорила Молли о своей дочери.

Моя жена снова покачала головой:

– Они заняты своими делами. Нет. В детской ей будет хорошо. Она спокойное дитя. – Молли вернула Би в колыбель и тепло укрыла.

– Странно оставлять ее одну, – неловко возразила Неттл, когда Молли задернула кружевной полог над колыбелью.

– На самом деле нет, – спокойно ответила Молли.

Она прошлась по комнате, опуская шторы одну за другой. Наступили сумерки, и единственным источником света в комнате сделался теплый свет от огня в камине. Повернувшись к своей старшей дочери, она вздохнула и сказала:

– Ты и впрямь слишком долго прожила при дворе. Хорошо бы, чтобы ты больше времени уделяла себе. Приезжала сюда или отправлялась в гости к кому-то из братьев. Подальше от подозрений и бесконечных придворных танцев с их выверенными движениями. Погляди-ка. Она уже задремала. Здесь ей будет хорошо.

– Уверен, в одиночестве с ней будет все в порядке, Неттл, – покривив душой, поддержал я жену.

А потом осторожно приблизился и заглянул в колыбель. Глаза Би были почти закрыты.

– Идем, – сказала Молли, беря меня за руку. – Лучше нам отправиться встречать королеву.

Я позволил ей увести себя из комнаты.

Управляющий Ревел справился с задачами хозяина поместья куда лучше, чем это могло бы получиться у меня. Мы не пошли в холл у парадной двери, где, как я был уверен, он сортирует наших гостей согласно их значимости. Охранников и слуг следовало отправить в простые, но чистые комнаты, а также предложить им с дороги посетить парилки Ивового Леса или согреть лица и руки горячей водой, прежде чем спуститься и приступить к незамысловатой, но обильной трапезе из супов, хлеба, масла, сыра, эля и вина. Ревел сочувствовал слугам, ведь иные хозяева нещадно заваливали их работой. В Ивовом Лесу со слугами гостей обращались так, словно и они были в гостях у наших собственных слуг. Я не сомневался, что они с благодарностью примут его заботу после утренней поездки по свежевыпавшему снегу.

Словно опытный генерал, командующий войском, Ревел нанял временных помощников в деревне. Этим старательным, но менее умелым работникам можно было доверить заботу об аристократах поскромнее: отнести багаж в гостевую комнату, принести воды для умывания, развести огонь в камине и прочие мелкие поручения. Наши постоянные работники удостоятся чести прислуживать самым знатным гостям, а сам Ревел и его правая рука Диксон перейдут в полное распоряжение леди Кетриккен. Все эти планы мне дотошно разъяснили накануне. Я лишь кивал и одобрял все, что предлагал Ревел.

Мы с Молли и Неттл поспешили в Большой зал, где, как постановил Ревел, мы должны были встретиться с гостями. Я вошел и обнаружил, что за ночь зал преобразился. Деревянные панели на стенах блестели после недавней полировки с каким-то ароматным маслом, в очаге горел жаркий гостеприимный огонь, а посередине стоял длинный стол, украшенный вазами с цветами. Мои дамы категорично приказали мне ждать наших посвежевших гостей, а сами в последний раз ринулись в кухню, чтобы проверить, все ли в порядке. Я ждал, пока в коридоре не затихли их торопливые шаги. Потом я вышел из зала и перехватил какого-то юношу, одного из наших временных слуг.

– Парень, я кое-что забыл у себя. Просто постой тут вместо меня, а если кто-то прибудет, заверь их, что леди Молли и Неттл очень быстро вернутся, да и я скоро спущусь.

Он вытаращил глаза:

– Сэр, а может быть, мне принести то, что вы забыли? Я не знаю, как говорить с королевой, сэр, даже если она больше не королева.

Я безжалостно улыбнулся ему:

– И потому, малый, ты безупречно подходишь для этого задания. Если ты поприветствуешь ее с той же теплотой и уважением, какие выказываешь собственной бабушке, этого будет более чем достаточно.

– Но, сэр!

Я и не видел, что у него есть веснушки, пока он не побледнел так сильно, что они проступили на лице.

Я добродушно рассмеялся и в глубине души пожалел его:

– Это на минутку, всего на минутку!

И я покинул его, решительным шагом устремившись прочь и звонко стуча каблуками.

Завернув за угол, я наклонился, стянул сапоги и побежал так легко, словно сам был мальчишкой-слугой. Если бы я был на задании, выбрал бы именно этот момент. Не поступаю ли я глупо? Неужели я, как Неттл, слишком долго жил в Оленьем замке, под густой сенью тамошних интриг? Был лишь один способ это узнать. Я открыл дверь детской ровно настолько, чтобы прошмыгнуть внутрь. Шагнул за порог и застыл возле двери. Потом закрыл ее за своей спиной. Дар говорил, что я один, если не считать дочери. Тем не менее ни одна доска не скрипнула под моими ногами, и тень моя ни разу не пересекла падавший из камина свет, когда я отнес сапоги в угол и спрятал там. Проходя мимо колыбели, бросил в нее быстрый взгляд. Би была на месте, но не думаю, что спала. «Тише, – взмолился я, обращаясь к дочери. – Веди себя тихо». Я забрался как призрак в самый темный угол за двумя ширмами с троецветками и устроился там, отыскав удобное и устойчивое положение для ног. Ни вздохом, ни движением не потревожил старые половицы. Поднял все стены, запер Силу и Дар в собственном разуме. Стал пустым местом в темноте.

В огне зашипел древесный сок. Полено с глухим звуком осело. Хлопья снега целовали оконное стекло снаружи. Я не слышал собственного дыхания. Я ждал. Ждал. Подозрительный дурак. Раб старых привычек. Прибудут гости. Меня хватятся. Молли и Неттл будут в ярости. Я ждал.

Дверь приоткрылась. Кто-то протиснулся внутрь, осторожно, как хорек, и тихонько прикрыл ее снова. Я его не видел. Я почуял ароматическое масло и услышал шелест дорогой ткани. Потом худая фигура отделилась от теней и перетекла к колыбели моего ребенка. Она ее не коснулась и не приподняла полога, но наклонилась ближе, чтобы присмотреться к моей дочери.

Юнец был хорошо одет – в шелковой рубашке, в вышитом жилете. На нем было серебряное ожерелье и по два серебряных кольца в каждом ухе. Запах источала помада для волос: его черные кудри блестели в свете очага. Он таращился на Би. Я представлял, как она смотрит на него снизу вверх, и пытался понять, желает ли он ей зла. Он так увлекся, рассматривая ее, что перестал замечать все вокруг. Я выскользнул из своего укрытия. Когда он поднял руку, чтобы отвести кружевной полог, мое сияющее лезвие прыгнуло к его горлу. Я прижал нож плашмя к плоти незваного гостя и надавил.

– Отойди, – негромко посоветовал я ему, – и я позволю тебе жить. По крайней мере, еще какое-то время.

Юнец втянул воздух со звуком, похожим на всхлип. Вскинул руки перед собой, раскрыв ладони в умоляющем жесте, и давление моего миниатюрного ножа заставило его отойти от колыбели. Я отвел его назад. Один шаг, два, три… Дрожащим голосом незнакомец проговорил:

– Лорд Чейд сказал, что вы меня поймаете. Но леди Розмари настояла на том, чтобы послать меня.

Я наклонил голову, прислушиваясь по-волчьи, пытаясь понять, правду ли мне говорят.

– Интересный ход. Эти имена можно расценивать как щели в моих доспехах. Другой человек рассмеялся бы и освободил тебя, отправил назад к твоим хозяевам с предупреждением, что тебя следует еще поучить.

– Я с ними только три месяца. – В его голосе прозвучало облегчение.

– Я сказал «другой человек», – напомнил я ему зловещим тоном. – Не я. – Я встал между убийцей и колыбелью моей дочери. – Раздевайся, – приказал я ему. – Догола. Быстро.

– Я… – Парнишка поперхнулся. Его глаза распахнулись очень широко, и он едва не сложил руки на груди в умоляющем жесте. Его голос поднялся на тон выше. – Сэр! Это неподобающее поведение. Нет. Я не стану.

– Станешь, – сообщил я ему. – Ибо я не успокоюсь, пока ты этого не сделаешь. И у меня нет причин не поднять тревогу и не оскорбиться твоим присутствием здесь. Трон Видящих подсылает убийцу-шпиона не просто в мой дом, но в комнату моего ребенка? Скажи-ка, мальчик, что мне терять? И как поступит леди Кетриккен, чтобы замять досадное происшествие? Признают ли лорд Чейд и леди Розмари, что послали тебя? Или они предупредили, что отрекутся от тебя, если ты попадешься?

Юнец дышал хрипло и сбивчиво. Дрожащими руками он принялся воевать с бесконечным рядом миниатюрных перламутровых пуговиц. Перламутр! На их самом неопытном убийце! Да о чем только Чейд теперь думает? Если бы парнишка не сунулся в комнату моего ребенка, я мог бы найти такую глупость забавной. Но в этом покушении не было ничего смешного, и я был хладнокровен.

Зашуршал шелк, а потом что-то мягко ударилось об пол – парень бросил свою рубашку.

– Интересный звук издала эта рубашка при падении, – заметил я. – Остальное, пожалуйста. Без промедления. Уверен, мы оба хотим, чтобы это закончилось как можно скорей.

Ему пришлось согнуться, чтобы стянуть брюки и чулки. Отблески каминного света упали на его щеку и высветили дорожки слез. Лучше пусть он плачет, чем Молли или я.

– Догола, – напомнил я ему, и к куче на полу присоединилось нижнее белье. Через некоторое время я прибавил: – Похоже, ты замерз. Иди встань у камина. И не шевелись.

Парень с готовностью повиновался. Повернулся ко мне спиной, потом изогнулся, чтобы следить за мной. Он обнимал себя руками, несмотря на пламя за спиной, пока я методично проверял его одежду. Швы в карманах разошлись с тихим звуком рвущихся нитей. Мой клинок прошел сквозь тонкий шелк, и раздалось лишь «ш-ш-ш». Я был этим горд. Нужно острое лезвие, чтобы разрезать шелк. Потом я все закончил.

– Только семь? – спросил я его. Поднял глаза, чтобы следить за ним, пока мои руки заново проверяли каждый предмет одежды и ботинки. Добычу я выложил перед собой рядочком. – Ну-ка, что тут у нас? Два яда, чтобы добавлять в жидкость, одна отравляющая пыль, сонный порошок и рвотное. Это было в потайных карманах. Маленький нож в ботинке, едва заслуживающий такого названия, набор отмычек и кусок мягкого воска… для чего? А, отпечатки ключей. Разумеется. Это еще что?

– Это я должен был оставить в ее колыбели. – Его голос был сдавленным от слез. – Чтобы вы нашли. В доказательство того, что я здесь был.

Мое сердце сковал лед. Я махнул убийце ножом, заставив его отодвинуться от колыбели еще дальше. Сам пошел в ту же сторону, держась на расстоянии. Что бы ни было в пакете, я не рискнул бы открыть его возле Би. Я перенес его на столик, отчасти озаренный светом из камина.

Это был маленький пакет из хорошей бумаги. Я аккуратно разрезал боковину клинком и перевернул. Первой выскользнула очень тонкая цепочка. Я потянул за нее и выудил остальное.

– Очень милое ожерелье. И, рискну предположить, дорогое. – Я поднял цепь. Она блестела в свете из камина. – Олень Видящих, серебряный. Но голову он опустил, готовясь к атаке. Интересно.

Я следил за выражением лица парнишки, пока медальон покачивался в моей руке. Знал ли он, что это такое? Печать Фитца Чивэла Видящего, давно покойного бастарда королевской семьи.

Он не знал.

– Это подарок для нее. От лорда Чейда Фаллстара.

– Ну разумеется, – без выражения ответил я. Вернулся к его одежде, поддел кучу ногой и пинком швырнул в его сторону. – Можешь одеваться.

– А мои вещи? – угрюмо бросил юнец через плечо, натягивая нижнее белье. Я нагнулся, и инструменты его ремесла, лежавшие на полу, исчезли в моем рукаве. Я услышал шорох ткани, когда он натянул рубашку и брюки.

– Какие вещи? – любезно спросил я. – Ботинки и чулки? Они на полу. Надевай. Потом убирайся из этой комнаты. И держись подальше от этого крыла моего дома. Иначе я тебя убью.

– Меня не посылали причинять вред ребенку. Только посмотреть на нее, оставить подарок и отчитаться о том, что я увижу. Лорд Чейд предупреждал, что вы меня поймаете, но леди Розмари настояла. Это было испытание. И я его провалил.

– Полагаю, провалил дважды. Сомневаюсь, что тебе разрешали называть их имена кому бы то ни было.

Мальчик помолчал.

– Они сказали – это просто испытание. – Голос его надломился на этих словах. – И я его провалил. Дважды.

– Ты предположил, что они испытывали тебя. Оделся? Хорошо. Вон отсюда. Нет, постой. Как тебя зовут?

Он прикусил язык. Я вздохнул и шагнул к нему.

– Лант.

Я ждал.

Мальчик не то вздохнул, не то всхлипнул:

– Фитц Виджилант.

Я немного поразмыслил, перебирая имена младшей знати.

– Из Фарроу?

– Да, сэр.

– И сколько тебе лет?

Мальчик немного вытянулся:

– Двенадцать, сэр.

– Двенадцать? Я бы подумал, одиннадцать. Но скорее всего, десять, не так ли?

Темные глаза мальчишки сверкнули от ярости. Слезы так и катились по его щекам. Ох, Чейд! И это твой будущий убийца? Он отвел взгляд и просто сказал:

– Сэр.

Я вздохнул. Неужели я сам когда-то был таким юным?

– Ступай, мальчик. Сейчас же.

Шпион убежал, даже не пытаясь скрываться. Он не то чтобы захлопнул дверь за собой, но закрыл ее достаточно громко. Когда его торопливый топот утих, я подошел к двери, прислушался, открыл ее и выглянул наружу. Потом снова закрыл дверь, забрал сапоги и подошел к колыбели Би.

– Пока что он ушел, – сказал я моей дочке и покачал головой. – Чейд, старый паук, что за игру ты затеял? Неужто он и впрямь был лучшим, кого ты мог ко мне подослать? Или он приманка?

Я прошелся по комнате, проверил задвижку на окне и заглянул всюду, где предположительно мог бы спрятаться убийца. Совершив такой обход, я вернулся к колыбели и отодвинул в сторону кружевной полог. Нашел лампу, зажег и поместил на подставку возле колыбели. Действуя так, словно глядевшая на меня дочь была сделана из сладкой ваты, я поднял все одеяла одно за другим и осторожно вытряхнул. Ее одежда выглядела нетронутой. Рискнуть?.. Когда я начал снимать ее одежки, чтобы проверить, не спрятал ли на ней что-нибудь этот шпион или предыдущий, в комнату заглянула Молли.

– Вот ты где! Я послала полдюжины мальчиков-слуг в Ивовый Лес, чтобы найти тебя. Гости ждут, когда можно будет приступить к трапезе. Ты пропустил очень длинную песню, которой их менестрель благодарил нас за гостеприимство.

– И очень рад, что пропустил, – признался я.

Ленточки на платьице Би никак не давались мне.

– Фитц? – Молли быстро вошла в детскую. – Что ты делаешь? Ты меня слышал? Угощение почти готово.

Я ей солгал. Снова.

– Я зашел, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и она плакала. Я подумал: может быть, она обмочилась.

– Плакала? И я ее не услышала?

– Тихонько так. Я бы и сам не услышал, просто мимо шел.

Молли немедленно занялась дочкой. Я стиснул зубы, наблюдая, опасаясь, что в одежде могло остаться что-то, способное навредить малышке или ее матери. Молли мастерски раскрыла ее одежды, проверила подгузник и изумленно посмотрела на меня:

– С ней все в порядке.

Я внимательно следил за тем, как Молли завязывает ленточки, которые я развязал.

– Не хочу оставлять ее здесь одну, – вдруг сказал я.

Молли уставилась на меня. Потом покачала головой.

– Я тоже, – призналась она. – Но я не хочу и брать ее с собой, чтобы приветствовать гостей. Я хочу выбрать, когда и как королева Кетриккен увидит ее в первый раз.

– Леди Кетриккен, – напомнил я. – Она больше не королева Шести Герцогств.

– Лишь по названию, – фыркнула моя жена. – Нарческа живет в Оленьем замке всего пару месяцев в году. А король Дьютифул проводит слишком много времени далеко от трона. Она правит Шестью Герцогствами, Фитц, и Горным Королевством в придачу.

– Ну-у… Кто-то должен держать бразды правления, когда короля Дьютифула нет на месте. Лучше уж Кетриккен, чем Чейд – его-то никто не сдерживает, – ответил я.

Услышала ли Молли личную заинтересованность в моем голосе? Поняла ли невысказанную мысль о том, что, если бы Кетриккен не приняла на себя эти обязанности, они могли бы упасть на мои плечи? Безусловно, Чейд надеялся взвалить эту ношу на меня, и Кетриккен с Дьютифулом с радостью бы это позволили. Я знал Кетриккен с юности, и когда-то мы были так близки, как только может случиться с заговорщиками. Но сегодня вечером она привела в мой дом шпиона, который подкрался к колыбели моей дочери. Знала ли она о миссии юного Фитца Виджиланта? Или Чейд и леди Розмари действовали самостоятельно, из желания позаботиться о троне и родословной Видящих? Я отлично знал, что для Чейда интересы трона были превыше интересов любого отдельно взятого Видящего. Это я усвоил с младых ногтей.

Молли нарушила ход моих мыслей:

– Неттл вскоре поведет наших гостей в столовую. Нам надо быть там.

Я принял решение.

– Давай возьмем ее с собой. В колыбели и со всем прочим.

– Фитц, я не думаю…

Но я уже наклонился и поднял колыбель. Она была небольшой, но не легкой. Я пытался сделать вид, что вес ее не тяготит меня, пока нес ее по коридору. За мной следовала Молли, прижимая Би к груди.

Столовую использовали нечасто. Потолки там были высокие, и два больших камина по обоим концам комнаты с трудом обогревали такое большое пространство. У нас с Молли вошло в привычку почти всегда трапезничать в куда меньшей по размеру комнате, но сегодня камины и люстры были зажжены. За длинным столом, накрытым для пятнадцати человек, легко могли бы разместиться сорок. По центру столешницы из темного дерева шла узкая вышитая скатерть, и в серебряных канделябрах горели изящные белые свечи, изготовленные Молли собственноручно. В резных деревянных мисках в форме рук Эды, сложенных ковшиком, лежали красные и желтые яблоки, горки пухлого изюма и блестящие коричневые орехи. Свечи отбрасывали теплый свет на стол, но не могли озарить ни далекий потолок, ни углы комнаты.

Мы прибыли одновременно с гостями. Молли и я стояли и приветствовали их, пока они шли мимо. Я приложил немало усилий, чтобы держать колыбель без видимого напряжения, и был рад, когда наконец-то смог проследовать за ними в комнату. Не сказав ни слова, я поставил колыбель возле очага, где моя дочь окажется в тепле и одновременно не далее чем в шести шагах от моего стула. Молли быстро уложила Би и задернула кружевной полог над ней, оберегая дитя от сквозняков и случайных взглядов. Мы проследовали во главу стола, еще раз выразили признательность гостям и заняли свои места.

Леди Кетриккен сидела справа от меня. Неттл заняла другое почетное место по левую руку от Молли. Если кто и счел такую рассадку странной, он ничего не сказал об этом. Я заметил юного шпиона – он сел с левой стороны стола, как можно дальше от меня. Он переоделся, что неудивительно, – я не утруждал себя особой осторожностью, пока вскрывал швы и карманы. Казалось, все его внимание поглощено краем столешницы. Капитан гвардии Кетриккен сопровождал ее в этом путешествии и сидел с нами, одетый в пурпурное и белое. Она привезла с собой лекаря благородной крови, леди Солейс, и ее мужа, лорда Диггери. Других спутников Кетриккен я знал только по имени. Лорд Стаутхарт был грубоватым, но добродушным мужчиной с седыми волосами и красным носом. Леди Хоуп – пухленькой и милой женщиной, которая много разговаривала и часто смеялась.

Кетриккен накрыла мою руку своей. Я повернулся к ней с улыбкой и, как обычно, испытал краткий миг удивления. Для меня она всегда оставалась юной девушкой с золотыми волосами и голубыми глазами, с искренним выражением лица и аурой спокойствия, окружающей ее. Я увидел женщину с седыми волосами и лбом, покрытым морщинами от тревог. Ее глаза были такими же голубыми, как у Би. Спину она держала прямо, голову – высоко. Она походила на изящный стеклянный сосуд, до краев наполненный властью и уверенностью. Она больше не была принцессой-чужестранкой с гор, с трудом нащупывающей путь в течениях власти при незнакомом дворе. Она сама стала течением власти, в котором остальные вынуждены были искать свой путь.

Она заговорила, обращаясь лишь к нам с Молли:

– Я так рада за вас.

Я кивнул и жестом велел Ревелу начинать подавать блюда, ничего не сказав о том, почему мы принесли Би в столовую. Кетриккен все поняла и не стала углубляться в эту тему. Началась трапеза. Еду подавали куда менее чопорно, чем за ужином в Оленьем замке, но с большей торжественностью, чем обычно в Ивовом Лесу. Неттл велела Ревелу ничего не усложнять, и он, хоть и роптал, почти исполнил требование. Пока приносили блюда, я пил вино, прислушиваясь к болтовне и редким шуткам гостей. Мы узнали, что леди Солейс теперь часто путешествует с Кетриккен, потому что у той стали побаливать суставы. В конце дня бывшая королева с удовольствием позволяла горничной растирать их с маслом, а также принимала приготовленные целительницей горячие напитки. Лорд Стаутхарт и леди Хоуп присоединились к ним просто потому, что направлялись на зиму в собственные дома после приятного времяпрепровождения в Оленьем замке. Ивовый Лес был им по пути. Оказалось, большинство слуг и гвардейцев, сопровождавших Кетриккен, принадлежали не ей, а лорду Стаутхарту.

Запахи еды и любезные застольные разговоры могли бы убаюкать другого человека. Я же воспользовался происходящим, чтобы изучить гостей. Я счел, что присутствие леди Солейс действительно связано с желаниями Кетриккен, но по поводу лорда Стаутхарта и леди Хоуп у меня не было уверенности. Интересно, прибыл ли юный убийца как член свиты Кетриккен? Если да, знала ли старая королева, кто он такой на самом деле, или же королевские убийцы отправили его сюда тайно? Возможно, леди Розмари подстроила так, чтобы его взяли в качестве конюха? Я сам часто играл эту роль, если Чейду требовались глаза или уши там, куда он не мог отправиться сам. Но мальчишка был одет хорошо, не в кожаный костюм конюха, а в шелк и лен. Наблюдая за Лантом, который ковырял еду, я снова спрашивал себя, не был ли он приманкой, отвлекающим маневром. Я порадовался, что мы не бросили Би одну в детской, и решил, что обследую всю комнату, прежде чем оставлю ее там спать сегодня ночью. Нет, лучше поставлю колыбель возле своей постели и буду сам следить за Би.

От этого решения мне стало заметно легче. Я вновь обрел дар речи, сделался словоохотливым и забавным, и Молли, Неттл и Кетриккен заулыбались, увидев меня таким. Живая беседа перешла от позднего урожая яблок к охоте в окрестностях Ивового Леса и Оленьего замка, к новостям о старых друзьях из Горного Королевства. Кетриккен спросила о детях Молли и сообщила последние новости о принцах. Менестрель и два его помощника достали маленькие барабаны и дудочки, чтобы развлечь нас еще и музыкой. Трапеза продлилась долго, и час был поздний, когда наконец-то со стола убрали последнюю тарелку.

– Может, перейдем в более уютную комнату? – предложила Молли, ибо во время ночной метели большая столовая неизбежно оказывалась во власти сквозняков и в ней делалось прохладно.

– Хорошая мысль, – согласился я, и Кетриккен заметила:

– В теплой комнате мне будет приятнее познакомиться с вашей маленькой дочкой.

Она не предполагала, а располагала. Я улыбнулся. Мы были старыми соперниками в таких играх. Она поняла мой продуманный ход, отнеслась к нему с уважением и теперь делала собственный. Тем не менее я решил, что выиграю в этом раунде против нее ради Би, как не выиграл ради Неттл. Когда мы с Молли и наши гости поднялись, я улыбнулся, однако не сказал ничего в ответ на слова Кетриккен. Я быстро подошел к колыбели и отвел прозрачный занавес, чтобы Молли смогла взять Би на руки. Делая это, она завернула дитя в одеяло, а потом дождалась, пока я снова подниму колыбель. Я сумел это сделать, не застонав. Быстрый взгляд позволил мне убедиться, что Неттл отвлекла бывшую королеву каким-то малозначимым разговором и та потом взмахом руки велела моей дочери первой выйти из комнаты. Молли и я вышли последними за гостями, которых Неттл повела в гостиную.

Чужак мог бы предположить, что эта комната – мое пристанище. Здесь стояли удобные кресла, в камине ревело пламя, на полках по стенам стояло множество книг, переплетенных в джамелийском стиле. Над ними на подставках располагались более старые свитки и пергаменты. В углу, рядом с окном с тяжелыми шторами, располагался стол, на нем стояла чернильница и лежала стопка чистой бумаги. Все это было напоказ. На этих полках шпион мог бы найти журнал моих наблюдений птиц за последние четыре года или заметки по управлению Ивовым Лесом. В комнате было достаточно записей и бумаг по имению, чтобы случайный вор поверил, что нашел мое обиталище. Но здесь он не обнаружил бы ни единой приметы Фитца Чивэла Видящего или той работы, которую я выполнял для Чейда.

И опять я аккуратно разместил колыбель, но, когда Молли подошла, чтобы положить в нее Би, Кетриккен быстро прошла мимо Неттл к моей жене.

– Можно мне ее подержать? – спросила она, и в ее просьбе была такая простая теплота, что никто не ответил бы отказом.

Наверное, только я заметил, как застыла улыбка Молли, когда она протянула нашего ребенка, завернутого в одеяло, бывшей королеве. Взяв Би на руки, вместе с одеялом и всем прочим, Кетриккен изумленно вскинула брови. Неттл настороженно придвинулась ближе; я почувствовал, как внутри моей старшей дочери гудит Сила. Наверное, это подействовал стайный инстинкт, требующий защищать самого маленького: он включился на таком глубоком уровне, что Неттл даже не почувствовала, как объединила свою Силу с моей. Неизбежный момент настал. Молли подняла кружевное покрывало, открыв лицо нашей малышки.

Я следил за выражением лица Кетриккен. Бывшая королева смотрела на Би, и та устремила на нее ответный взгляд – как оказалось, она не спала, хоть и молчала. И глаза у нее были такими же голубыми, как у бывшей королевы. Кетриккен издала такой тихий удивленный возглас, что его, возможно, не расслышал никто, кроме нас. Ее улыбка не исчезла, но сделалась немного натянутой. Она сделала два шага в сторону кресла и тяжело опустилась в него. Потом, словно вознамерившись что-то доказать самой себе, развернула одеяльце Би.

Моя дочь была одета в шелк и кружева, чего никому из других детей Молли никогда не доводилось носить. Даже перешитые под нашу крошку – ведь Молли сшила их за много месяцев до родов, – они лишь подчеркивали, какая она маленькая. Ручки Би были скрючены и прижаты к груди, и Кетриккен уставилась на ее пальцы, напоминавшие птичьи коготки. Словно превозмогая себя, она коснулась левой руки Би указательным пальцем.

Другие гости придвинулись ближе, ожидая, что им тоже разрешат взглянуть на ребенка. Кетриккен подняла взгляд, но не на меня, а на леди Солейс, своего лекаря. Женщина подошла и встала рядом со старой королевой, чтобы посмотреть на ребенка, и теперь, когда их с Кетриккен взгляды встретились, я понял, что означает их смиренное выражение лица. Я видел то же самое чувство в глазах наших домашних служанок. По мнению королевской лекарки, Би было не суждено надолго задержаться в этом мире. Что бы ни подумала Кетриккен о ее бледных волосах и голубых глазах, она об этом ничего не сказала. Старая королева бережно завернула девочку в одеяльца и снова прикрыла ее лицо. От этих движений меня пробрал озноб, поскольку они были такими нежными, словно Кетриккен укрывала мертвое дитя.

– Она такая маленькая, – сказала бывшая королева, возвращая Би ее матери.

Она излучала сочувствие. Ее слова ясно говорили: теперь она понимает, почему мы Би не представили миру, ведь ей суждено пробыть в нем совсем недолго.

Глядя на то, как руки Молли держат ребенка, я почувствовал ее облегчение оттого, что Би снова в безопасности в ее объятиях. Спина Молли была прямой, как у стражника, взгляд – спокойным. Она ровным голосом уточнила:

– Но безупречная.

– И растет каждый день, – с готовностью соврал я.

За моими словами последовала тишина, и я пожалел, что не могу забрать их обратно. Каждая женщина в мыслях поняла, что они значили, но только лекарка заговорила:

– Какой же крохой она была при рождении? Она появилась на свет раньше срока?

Комната замерла в ожидании ответа.

Но Молли всего лишь прижала Би к себе и подошла ближе к камину. Она баюкала и поглаживала ее молча, не сходя с места, и гости, словно чувствуя упрек, разбрелись по своим креслам. Даже Кетриккен нашла удобное местечко, и только леди Солейс осталась стоять. Она изучала Молли, а потом вдруг заметила:

– Похоже, вы очень быстро оправились после родов, леди Молли.

Невысказанный вопрос повис в воздухе: «Неужели ребенок и вправду ее?»

– Они были легкими, – скромно ответила Молли и отвернулась от мужчин, присутствовавших в комнате.

Я чувствовал, как сильно леди Солейс хочется задать еще вопросы; ею двигало свойственное лекарям желание докопаться до сути проблемы и применить свои умения, чтобы решить ее. Молли это тоже почувствовала, и ей сделалось не по себе. Когда она смотрела на нашего ребенка, то не видела ничего неладного, за исключением того, что Би была намного меньше других детей. Но по любознательному взгляду лекарки Молли понимала, что та считает Би неполноценной или больной. Если бы Би поручили заботам этой женщины, она попыталась бы исправить нашу девочку, как сломанную игрушку. Я ощутил внезапную неприязнь к леди Солейс: как она посмела считать мою Би несовершенной! А под этим чувством скрывалась леденящая душу тревога из-за того, что целительница каким-то образом может оказаться права. Меня охватило страстное желание унести Би куда-нибудь в безопасное место, прочь от озабоченного взгляда лекарки. Я не хотел слышать ничего из того, что эта женщина могла бы сказать про мою дочь. Наши с Молли взгляды встретились.

Она крепче прижала ребенка к себе и улыбнулась:

– Очень мило с вашей стороны беспокоиться обо мне. Разумеется, я легко устаю. В моем возрасте нелегко быть молодой матерью. – Молли одарила гостей улыбкой. – От всего сердца благодарю вас, поскольку знаю, что вы поймете: моя дочь требует теперь моего внимания и мне необходимо рано удалиться. Но, пожалуйста, не думайте, будто из-за этого и вы не должны веселиться. Я знаю, что мой супруг соскучился по обществу и ему редко удается провести несколько часов за разговором со старыми друзьями. Я отвлеку его лишь для того, чтобы перенести для меня колыбель Би, а потом отправлю прямо к вам.

Надеюсь, мне удалось не выдать своего изумления. Дело было не только в том, как резко Молли приняла решение, но и во властной манере, с которой она сообщила о нем всем собравшимся. Я мельком заметил лицо Неттл: она уже высчитывала, как возместить ущерб, нанесенный благородному собранию. В рисунке ее губ я увидел две вещи: разделяемый с матерью страх, что леди Солейс может отыскать нечто неладное в Би, и холодную уверенность в том, что лекарка окажется права.

Но мне нужно было тащить колыбель. Снова. И на этот раз – вверх по длинной лестнице. Я нацепил на лицо улыбку и поднял свою ношу. Гости нестройным хором пожелали нам спокойной ночи. Молли вышла первой, я за ней, и гордость моя страдала так же, как и спина. Едва дверь за нами закрылась, Молли прошептала:

– Сегодня она будет спать в нашей комнате, у моей стороны кровати.

– Я и сам об этом думал.

– Мне не нравится, как эта женщина смотрела на Би.

– Ты про леди Солейс?

Молли молча кипятилась. Она знала: я хотел услышать заверения в том, что замечание Кетриккен ее не оскорбило, но не собиралась делать мне такую уступку. Ее оскорбила леди Солейс, и, поскольку лекарку в наш дом привела Кетриккен, обида распространялась на бывшую королеву. Молли знала, что это вызывает во мне двойственные чувства, но не стала утешать меня. Она быстро прошла через холл и поднялась по широким ступеням в нашу спальню этажом выше. Я следовал за ней медленнее, колыбель казалась мне тяжелее с каждым шагом. Я опустил ее на пол в нашей спальне, Молли уложила Би в центре нашей кровати, и я знал, что спать малышка будет между нами. Что ж, оно и к лучшему. Я быстро прошелся по комнате, притворяясь, что плотнее закрываю шторы и разжигаю огонь посильнее, но на самом деле проверяя, нет ли в альковах или за занавесками чужаков. Я успокоился, когда Молли освободила Би от парадного наряда и одела в мягкую ночную рубашечку. Рубашка была куда больше, чем требовалось. Пока Молли подгибала лишнюю ткань у ног нашей малышки, я тихонько спросил:

– С тобой здесь все будет хорошо, если я спущусь обратно к гостям?

– Я запру дверь на засов, когда ты уйдешь, – сказала моя жена.

Наши взгляды встретились. Я увидел по глазам Молли, что наш волчонок с ней будет в безопасности.

– Это мудро, – согласился я. – Когда приду спать, постучу и позову тебя через дверь.

– Что ж, это обнадеживает, – негромко сказала она, а потом, сами того не желая, мы оба рассмеялись.

– Уверен, что так волноваться – глупо с моей стороны, – соврал я.

– Уверена, с твоей стороны глупо думать, что я тебе поверю, – парировала она и проводила меня до двери.

Когда дверь закрылась за мной, я услышал, как Молли мгновение повоевала с застревающим, редко используемым засовом. Потом он встал на место с металлическим скрежетом. Этот звук был музыкой для моих ушей.

Кетриккен и ее спутники задержались лишь на ночь. Мы не принесли Би завтрак следующим утром, и никто не попросил разрешения увидеть ее. Менестреля так и не призвали на нее посмотреть, ни при всех, ни наедине. Кетриккен ничего не сказала о том, что Би следует внести в бумаги как родное дитя Фитца Чивэла Видящего. Ее так и не включили в официальную очередь возможных наследников престола. Ее жизнь обещала быть не такой, как у сестры; это было вполне ясно. Кетриккен изучила мою дочь и сочла ее неполноценной. Я не мог решить, испытываю ли гнев из-за ее пренебрежения к Би или глубокую признательность.

Ибо у монеты имелась оборотная сторона. Если бы Кетриккен признала мою дочь, пусть даже частным образом, это создало бы защитную завесу вокруг нее. То, что она не предъявила прав на Би как часть династии Видящих, помещало малышку за пределы ближнего круга и превращало в то, чем я сам был столько лет: одновременно ценность и обузу для трона, лишнюю Видящую.

Кетриккен объявила, что ей надо отправляться в путь вскоре после полудня и что ее друзья также едут дальше, в свои дома. Взгляды, которые она бросала на меня, были полны глубокого сочувствия. Думаю, она решила, что мы с Молли желаем остаться наедине с нашим слабеющим ребенком, чтобы провести с ней как можно больше времени, пока она не умерла. Это был бы добрый жест, если бы Би на самом деле была при смерти. И потому было сложно от души пожелать бывшей королеве счастливого пути, ибо ее отъезд как будто намекал, что она желает моей дочери поскорее скончаться.

Неттл задержалась на неделю. Она видела Би каждый день и, я думаю, постепенно поняла, что, хотя ее младшая сестра не выглядит цветущим и растущим ребенком, силы ее все же не убывают. Малышка оставалась такой же, как была, сосала грудь, ее яркие голубые глаза ничего не упускали из вида, и я ощущал своим Даром, что ее искра жизни сильна. Наконец Неттл объявила, что должна вернуться в Олений замок, к своим обязанностям. Перед тем как уехать, она подгадала спокойный момент, чтобы выбранить меня за то, что я не рассказал о рождении Би раньше, и строго наказать мне, чтобы я немедленно сообщил ей при помощи Силы, если в здоровье ребенка или Молли случатся перемены. Я с легким сердцем пообещал, что так и сделаю.

Я не связался с Чейдом по поводу его неудачного шпиона. Мне надо было подумать. Би уже ничего не грозило. Шутка, проверка или угроза, чем бы она ни была, миновала. Я почти не видел юного Ланта, пока у нас гостила Кетриккен, но убедился, что он уехал вместе с ней. Дни шли за днями, а Чейд ничего мне о нем не сообщал.

На протяжении следующих недель сыновья Молли приезжали и уезжали по одному и по двое, кто-то с женой и детьми, кто-то в одиночку. Они изучали Би ласково и со смиренным спокойствием, как и полагается куда более взрослым братьям. Ну вот, еще один ребенок, очень маленький, но мать выглядит счастливой, и Тома Баджерлока устраивает его жребий, так что ни к чему волноваться, а вот в собственных домах забот полным-полно. Особняк как будто сделался тише, после того как вся компания нас покинула, словно зима и впрямь проморозила землю до самых костей.

Я наслаждался обществом своей жены и ребенка.

И обдумывал следующий шаг.

Назад: 6. Тайное дитя

Дальше: 8. Логово паука