Глава 23
– Вы пробовали «Священный город»? – спросила я Джека, когда мы заняли места в самолете авиакомпании «Дельта» на взлетно-посадочной полосе международного аэропорта Чарльстона. До и после нашего вчерашнего ужина в «Жестине», с его вредной, забивающей артерии холестерином едой – чего стоила одна только корзина с жареной курицей и кукурузным хлебом с медовым маслом! – мы несколько часов бились над шифром, раз за разом подставляя новые слова или фразы, какие только приходили нам в голову. Ради разнообразия мы поиграли с римскими цифрами на фонтане и получили ровно тот же результат: по нулям.
– Ага. И «Святого Михаила», и «Святого Филиппа», и «Чарльстонскую Батарею». А еще я собираюсь попробовать «Джихад», «Хуссейн» и «Ирак».
– Это еще зачем? – недоуменно посмотрела я на Джека, совершенно сбитая с толку.
– Потому что это единственные слова, которые мы еще не попробовали. – Он искоса посмотрел на меня. – Шучу.
– Я это поняла, – ответила я, вновь сосредоточившись на лежащем передо мной блокноте, и вставила в шифр слова «Сквер Уайт-Пойнт».
Следующие пять с половиной часов нашего путешествия – за исключением пересадки в Атланте – мы провели, чередуя работу над шифром и сон. В Берлингтон, штат Вермонт, мы прибыли около девяти часов вечера. Там мы взяли напрокат автомобиль и забронировали два номера в близлежащем мотеле, предполагая утром проехать небольшое расстояние до Колчестера, а потом успеть на обратный рейс в Чарльстон.
Я спала урывками, а в минуты бодрствования прокручивала в голове коды и мысленно задавалась вопросом, что думает Джек о завтрашней встрече с Сюзанной Барнсли. Он поговорил с ней по телефону, кратко объяснив, кто мы такие, и спросил, можем ли мы приехать к ней. Похоже, сначала она отнеслась к нашему визиту без особого восторга, пока Джек не объяснил ей, что я внучка Огастеса Миддлтона. Она согласилась на встречу, но больше ничего не сказала, и меня одолевали сомнения, есть ли ей что добавить и не станет ли наша поездка напрасной тратой времени.
На следующее утро, когда мы, прежде чем отправиться на север, в Колчестер, завтракали в местном фастфуде, я чувствовала себя разбитой и раздраженной. В отличие от меня, Джек выглядел бодрым и хорошо отдохнувшим, отчего я в ответ на его пожелание доброго утра лишь угрюмо буркнула что-то невнятное.
Вбив адрес Сюзанны в навигатор взятого напрокат автомобиля, мы, следуя его указаниям, покатили холодными дорогами штата Вермонт. Я не сомневалась, что пейзаж за окном машины был красивым и красочным, но не смогла по достоинству оценить его красоту своими опухшими и недовольными глазами. Джеку хватило здравого смысла молчать.
Дом, к которому мы подъехали, оказался совсем не таким, каким я ожидала его увидеть. Мне казалось, что даже в Вермонте Сюзанна должна обитать в традиционном для южных штатов доме, вроде того, в котором она жила в Чарльстоне, а не в ослепительно-белом особняке в колониальном стиле с белым штакетником и черными ставнями, перед которыми я стояла сейчас. Впрочем, увидев обнесенный каменной стеной сад позади дома, я поняла, что мы в правильном месте. Поскольку в Вермонте стояла поздняя очень, кусты и клумбы были голыми, но сами размеры сада внушили мне мысль о том, что его хозяйка – типичная жительница Чарльстона.
Мы поднялись на аккуратно подметенное кирпичное крыльцо, и Джек позвонил в дверь. Изнутри донеслись быстрые шаги, и нам открыла дверь опрятно одетая женщина пятидесяти с небольшим лет.
– Здравствуйте! – поздоровалась она. – Я – миссис Марстон. Я присматриваю за мисс Барнсли. – Она открыла дверь шире. – Заходите. Мы ждали вас.
Дом оказался обставлен антиквариатом, хотя, если честно, я ожидала увидеть скупой утилитарный стиль Этана Аллена, типичный, как мне казалось, для сельских домов в Вермонте. Но нет. Моему взгляду предстала элегантная мебель, которая идеально вписалась бы в интерьер дома на Трэдд-стрит.
Когда мы вошли в гостиную, нас встретил трещавший в камине огонь, и я не сразу заметила маленькую женщину, подпертую подушками в огромном кресле, придвинутом поближе к источнику тепла. Несмотря на ее возраст – по моим прикидкам, ей было не менее девяноста лет, – я тотчас узнала ее по фотографии. На светло-коричневой коже было совсем мало морщин, как будто Сюзанна всю жизнь заботилась и ухаживала за своей внешностью, а взгляд зеленых глаз был открытым и живым, скрадывая ее годы.
– Знаете, вы – вылитый дед, – произнесла она неожиданно сильным голосом, спустя годы сохранившим мягкие согласные и переливчатые интонации Чарльстона. Я тотчас почувствовала себя как дома.
– Правда? – спросила я, подходя ближе, чтобы пожать протянутую мне руку – ее рукопожатие тоже оказалось на удивление крепким, – а затем представила ей Джека. Судя по блеску глаз, обаяние Джека не оставило Сюзанну равнодушной. Вспоминая подобную реакцию Ивонны, я поставила мысленную галочку – не забыть сказать моему спутнику, что, если ему не удастся реанимировать карьеру писателя, он всегда может попробовать себя в роли социального работника в доме престарелых. Или платного танцора-жиголо.
Миссис Марстон взяла наши куртки, и мы с Джеком устроились на диванчике для двоих напротив Сюзанны, отогревая у огня наши замерзшие тела. Я уроженка Южной Каролины, и все, что ниже шестидесяти градусов по Фаренгейту, для меня равносильно морозу. Миссис Марстон ушла за чайным подносом, оставив нас общаться с Сюзанной наедине.
Джек заговорил первым:
– Спасибо, мисс Барнсли, что разрешили нам приехать к вам в гости. Наверняка вы не ожидали звонка из самого Чарльстона.
– Если честно, он не был большой неожиданностью. Поскольку был третьим за последние три дня.
– Правда? – удивилась я. – Звонил кто-то, кого вы знали?
– Первые два, как сказала мне миссис Марстон, были, если можно так выразиться, пустышками, потому что на том конце линии сразу вешали трубку, так что трудно сказать, кто там хотел со мной поговорить. Однако она узнала код Чарльстона, и мы поняли, откуда поступили эти звонки. Когда вы позвонили, я решила, что первые два звонка тоже были вашими.
Вспомнив слова Ивонны о том, что она звонила, чтобы узнать, жива ли Сюзанна, я предположила, что она звонила дважды и просто забыла сказать нам об этом.
Положив локти на колени, Джек подался вперед.
– Знаете, я даже рад, что вас предупредили заранее, так как Мелани наверняка пробудила в вас воспоминания.
– Это верно. Еще какие! Хотя в целом хорошие.
Она улыбнулась, но ее глаза как будто заглянули куда-то внутрь, в другое пространство и время. На мгновение у меня закружилась голова, как будто я отправилась в это путешествие вместе с ней, и мы обе вернулись в Чарльстон, и все, что было в ее сердце, – это мой дед. Она его очень любила, подумала я.
Сюзанна снова посмотрела на меня. Ее глаза блеснули, и мне на миг показалось, что она читает мои мысли.
– Так что вы хотели бы узнать?
Я открыла сумочку и достала фотографию, которую для сохранности положила между двумя картонками.
– Это вы? – спросила я.
Она взяла ее в руки с аккуратно подстриженными ногтями, покрытыми прозрачным лаком. Ее пальцы слегка дрожали, пока она разглядывала снимок.
– Да, – тихо сказала она. – Это я. Или, точнее, это была я. Меня сфотографировал Гас. Я видела этот снимок только один раз. Гас сказал, что хочет оставить его себе на память.
– То есть вы считаете, что ваша фотография всегда оставалась у Гаса? – влез в разговор Джек.
Сюзанна кивнула.
– Насколько я знаю, да.
Я посмотрела на Джека. Тот кивнул, как будто убедившись в том, что к содержимому хумидора имели отношение и Роберт, и Огастес.
– Насколько хорошо вы знали Роберта Вандерхорста? – спросил он.
– Не очень хорошо. Конечно, тогда времена были другие. Теперь люди любого цвета кожи могут свободно вращаться в любых социальных кругах. Но тогда мое место было отнюдь не там, куда были вхожи Вандерхорсты и Миддлтоны.
– Но вы были любовницей Гаса Миддлтона, верно?
Как ни странно, бесцеремонность Джека не оскорбила Сюзанну и даже не смутила. Вместо этого она улыбнулась.
– Да, была. Он даже хотел жениться на мне, но я понимала, что это глупость, и не только потому, что я была на восемнадцать лет моложе его. Я знала, как он относится ко мне, и мне не нужно было обручальное кольцо, чтобы иметь твердое доказательство этого. Женившись на мне, он бы лишился всего – друзей, юридической карьеры, положения в обществе. Это стало бы нашей гибелью. Рано или поздно он бы понял, что ему всего этого недостает, но вернуть все это уже было бы невозможно. – Она покачала головой. – Нет-нет. Нас обоих устраивало такое положение вещей. По крайней мере, какое-то время.
– Тогда почему вы уехали? – спросила я, мучаясь вопросом, как все это терпела моя бабушка Миддлтон. Впрочем, она была намного моложе деда. А еще я вспомнила, что они поженились лишь в 1940 или 1945 году – то есть лет через десять после того, как Сюзанна навсегда покинула Чарльстон.
Сюзанна посмотрела на свои маленькие руки, аккуратно сложенные на коленях поверх вязаного одеяла.
– Потому что Гас попросил меня.
Ее слова на мгновение повисли в воздухе тихой комнаты.
– Вы не возражаете, если я спрошу вас почему?
Я ощутила легкое волнение. Ее отъезд совпал с исчезновением Луизы, и впервые с тех пор, как я взялась разгадывать тайну исчезновения матери Невина, мне показалось, что я вплотную подошла к ее разгадке.
В комнату с подносом, уставленным крошечными бутербродами, выпечкой и чаем, вошла миссис Марстон. Сюзанна сама налила нам с Джеком чай. Движения ее рук были удивительно точны, учитывая, сколь тонкими и хрупкими с годами стали ее запястья. Убедившись, что у нас есть все необходимое, миссис Марстон снова вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Положив себе на тарелку несколько пирожных и сэндвич, я с аппетитом взялась за угощение, но вскоре остановилась, заметив, что Сюзанна с полуулыбкой смотрит на меня.
– Ваш дед тоже любил сладости. Да что там! Был жутким сладкоежкой. Приятно видеть юную девушку со здоровым аппетитом.
Я услышала, как Джек хихикнул, но не поняла, к чему относился этот короткий смешок – к моему аппетиту или к тому, что меня назвали «юной девушкой».
Сюзанна изящно промокнула губы салфеткой.
– Прежде чем я отвечу на ваш вопрос, надеюсь, вы не станете возражать, если я, в свою очередь, кое о чем спрошу вас?
Заметив, что Джек не сводит глаз с моей ноги, я, посмотрев на нее, с ужасом поняла, что та от нетерпения дергается вверх и вниз. Я прижала к ней сложенные руки, чтобы она перестала дергаться, и улыбнулась Сюзанне.
– Совершенно не возражаю. Мы ответим на любые ваши вопросы.
Старушка медленно глотнула чая. Я тем временем постаралась приструнить дергающуюся ногу.
– Как вы меня нашли?
Джек жестом предоставил слово мне.
– Мой отец, Джеймс Миддлтон, сын Гаса, нашел в ящичке для сигар вашу фотографию. Там также было письмо, адресованное Невину, сыну Роберта, и рулончик фотопленки. – Я поморщилась. – Боюсь, все это смахивает на загадку. Мы очень надеемся, что эти вещи приведут нас к жене Роберта, Луизе. А также… – Я неуверенно посмотрела на Джека. Он быстро кивнул. – Возможно, дадут нам ключик к судьбе шести безупречных бриллиантов, по слухам, принадлежавших семье Вандерхорст.
– Так вот в чем дело. – В голосе Сюзанны прозвучало еле уловимое разочарование.
– Вообще-то, нет. Не только. – Я на мгновение задумалась, пытаясь вспомнить, когда последние несколько месяцев моей жизни перестали быть временем восстановления старого дома с целью заработать на его продаже, и вместо этого превратились в поиски пропавшей матери маленького мальчика, дабы поведать миру о том, что она его никогда не бросала.
Слегка вздрогнув, я поняла: так было с самого начала, как только я прочла адресованное мне письмо Невина. Я как будто поставила перед собой цель доказать миру, что не каждая мать, оставившая своего ребенка, делает это добровольно. Мне пришли на ум слова его письма, которые я давно выучила наизусть. «Возможно, судьба привела вас в мою жизнь, чтобы вы узнали правду и чтобы мать, наконец, после всех этих долгих лет смогла обрести покой».
Я откашлялась и встретилась взглядом с Сюзанной.
– Мистер Вандерхорст – Невин – умер, не зная правды о том, что случилось с его матерью. Я пытаюсь это выяснить и восстановить ее доброе имя, чтобы они оба могли упокоиться с миром. Потому что я точно знаю: Луиза всей душой любила мужа и сына. Она бы никогда не оставила их просто так, без уважительной причины.
Лицо Сюзанны слегка опечалилось.
– Значит, Невин умер. Как-то это неправильно, что он ушел раньше меня. – Она удрученно покачала головой. – Что касается Луизы, она никогда не бросала своего сына, никогда. Он был смыслом ее жизни.
Я с надеждой посмотрела на Сюзанну.
– Так вы ее знали?
– Лично – нет. Но я знала о ней из светских хроник и из рассказов Гаса. Она была той, кого в прежние времена было принято называть «настоящей леди». И я ни на минуту не поверила в то, что она, как писали газеты, якобы сбежала с никчемным Джозефом Лонго.
– Значит… вы не знаете, что с ней случилось? – Мои плечи удрученно опустились. Совпадение отъезда Сюзанны с исчезновением Луизы вселило в меня надежду, что они могли отправиться на север вместе.
Сюзанна покачала головой.
– Извините, дорогая, но я не знаю. Гас знал, но он отказался сказать мне. Мол, чем меньше людей будут знать, тем лучше для всех нас. Сказал, что из-за таких знаний можно лишиться жизни. – Ее живые глаза пристально посмотрели на меня, затем на Джека. – Думаю, теперь моя очередь отвечать на ваши вопросы.
Она откинулась в кресле и позвонила в маленький колокольчик, стоявший на низком сундучке рядом с ее креслом. Миссис Марстон появилась сразу, как будто ждала за дверью. Сюзанна еле заметно кивнула ей, и миссис Марстон торопливо вышла из комнаты. Я сунула в рот еще одно пирожное и приготовилась слушать дальше.
– Я не знаю всех подробностей, – продолжила Сюзанна, – только то, что слышала от Гаса. Но я думаю, что этого будет достаточно, чтобы ответить на ваши вопросы.
Мы с Джеком подождали, пока она сделает еще один глоток чая. Моя нога слегка дернулась, но я обуздала ее, схватив обеими руками.
– В ту ночь, когда исчезла Луиза, Гас пришел ко мне. Он признался, что случилось что-то нехорошее… он не сказал, что именно, лишь заявил, что мне нужно немедленно покинуть город. Разумеется, я никуда не хотела уезжать. Не хотела расставаться с ним. Ведь я любила его больше жизни. – Сюзанна отвела взгляд. Нитка жемчуга на ее груди поднималась и опадала, словно превратности судьбы. Я терпеливо ждала, когда Сюзанна заговорит снова.
– Гас сказал, что даст мне одну вещь, которую я должна взять с собой и которую никто никогда не должен найти. Никогда. По его словам, тот, кто захочет завладеть этой вещью, подумает обо мне в самую последнюю очередь, но даже если и вспомнит обо мне, то меня уже здесь не будет. Гас сказал, что если эта… вещь, которую он должен мне дать, будет найдена, то их с Робертом ждет верная смерть. И даже малыша Невина.
Она слабо улыбнулась, Джек встал и, взяв с чайного подноса чистую салфетку, протянул ей. Сюзанна промокнула ею уголки глаз и вздохнула.
– Он пообещал позаботиться обо мне, сделать все, чтобы у меня был красивый дом, в котором я смогу жить столько, сколько захочу, пообещал, что у меня будет неограниченный счет в местном банке. Если я соглашусь, то ни в чем не буду нуждаться. – Ее лицо сморщилось, как увядшая роза. – Но он ошибался, как вы понимаете, потому что я нуждалась лишь в нем одном.
– Но вы сказали «да», – мягко подсказал Джек.
Сюзанна кивнула.
– Да. Я знала: Гас никогда не стал бы просить меня, не будь это делом жизни и смерти. В течение десяти лет он давал мне все, а у меня не было ничего, кроме моей любви, чтобы дать ему взамен. Я подумала, что могу, по крайней мере, сделать для него хотя бы это.
Раздался короткий стук в дверь. В комнату снова вошла миссис Марстон, но на этот раз с чем-то в руке. Я встала, узнав хумидор моего деда. Джек тоже встал, но тотчас жестом велел мне сесть.
– Это другой, Мелли. Смотрите, замок все еще на месте.
Джек протянул к ящичку руку. Увидев, что Сюзанна кивнула, миссис Марстон отдала ему хумидор. Мы сели и стали ждать, когда Сюзанна заговорит снова.
– Гас помог мне собрать вещи, а затем отвез меня на вокзал. Он купил мне билет и вместе со мной дождался прибытия поезда. А потом… потом он поцеловал меня на прощание и дал мне эту шкатулку. Он сказал, что у него есть деловой партнер, который встретит меня на вокзале в Атланте, купит мне другой билет и отправит меня на север.
Гас не хотел знать мой конечный пункт назначения, на тот случай… ну, если кто-то, кого он опасался, захочет поехать следом за мной. Он сказал, что этот партнер – я так и не узнала его имени – позаботится о моих финансах и поедет со мной, чтобы помочь мне приобрести дом. Гас вручил мне небольшой сверток, чтобы передать тому человеку, объяснив, что внутри – плата за его помощь. Я предположила, что это деньги, но точно сказать не могу.
В моем горле застрял комок.
– Вы еще когда-нибудь видели его?
Взгляд Сюзанны затуманился.
– Нет, дорогая. Больше никогда. – В комнате воцарилась тишина, которую нарушало лишь легкое потрескивание поленьев в камне. – Он любил меня… я знала это. Но еще он любил своего друга и своего крестника. Он сделал единственное, что мог придумать, чтобы защитить нас всех, и я это поняла. – Сюзанна пожала плечами. – Тем более что знала: наше время, когда мы с ним были вместе, подходит к концу. Видите ли, для него было важно иметь семью. Рано или поздно он захочет обзавестись женой и детьми, я же не смогу помочь ему ни с тем, ни с другим. Это был человек высоких моральных принципов. Женившись на другой женщине, он бы никогда не стал продолжать наши отношения. Другие мужчины – да, но не Огастес Миддлтон.
Ее грудь поднялась, словно наполнилась гордостью.
– Нет, я больше никогда его не видела. Это был мой прощальный подарок ему: не только помочь Гасу спасти жизни тех, кто был ему дорог, но и помочь ему попрощаться со мной.
Пальцы Джека, сжимавшие ящичек, побелели.
– И вы так и не узнали, кого боялся Гас?
Сюзанна покачала головой.
– Нет. И он взял с меня обещание не показывать эту шкатулку никому, кроме Невина. Никому. Он сказал, что, когда Невин подрастет, ему расскажут правду или, по крайней мере, подведут к ней, и он найдет меня здесь. Полагаю, вы нашли в шкатулке Гаса то, что должно было привести Невина ко мне.
Джек кивнул.
– Да. Мы считаем, что Огастес хранил хумидор для Невина на тот случай, если с Робертом что-то случится и он не успеет рассказать Невину правду. Но Роберт и Гас умерли с разницей всего в несколько дней, и Невин так ничего и не узнал. А потом первый хумидор затерялся среди вещей Гаса, пока месяц назад его не обнаружил отец Мелли.
Сюзанна поникла головой так низко, что подбородок почти касался ее груди.
– О смерти Роберта я узнала уже позднее, но я знала про Гаса. Я получила газетную вырезку с его некрологом из чарльстонской газеты. На конверте стоял почтовый штемпель Атланты, поэтому я предположила, что письмо прислал его деловой партнер. Помню, я проплакала весь день, но не только от горя. О нет, таким людям, как я, есть что оплакивать. И я провела с ним десять славных лет. – Она подняла глаза, и наши взгляды встретились. – Наверно, я оплакивала все те годы, которые я провела без него, каждый день притворяясь, будто он мертв. И вот он ушел из жизни по-настоящему, и мне пришлось вновь горевать по нему.
– Представляю, как вам было тяжело, – посочувствовал Джек.
Сюзанна неожиданно улыбнулась.
– Я бы не сказала. Видите ли, он как будто здесь, в этом доме. Со мной. Когда я ложусь спать, я вижу его. Как будто он ждет меня.
Опасаясь, что расплачусь, я поспешила отвернуться.
– Значит, подсказки все это время были здесь, у вас, но Невин этого так и не узнал. И умер в неведении.
– Вы не правы, дорогая, – мягко возразила Сюзанна. – Он знал, что мать любила его. И знал достаточно много, если решил оставить свой дом вам. Он был уверен, что вы продолжите поиски его матери. – Она улыбнулась. – Кстати, именно поэтому я решила отдать этот ящичек вам, а не тому человеку.
Джек выпрямился на стуле.
– Здесь был кто-то еще, и он расспрашивал о Луизе?
Сюзанна наморщила лоб.
– Да, вчера, ближе к вечеру. Он пробыл здесь недолго, поэтому я и забыла о нем, и только сейчас вспомнила. – Она удрученно покачала головой. – Извините, боюсь, моя память уже не та, что раньше.
Что-то холодное и тяжелое сжало мои внутренности.
– Вы запомнили его имя? – Мой голос прозвучал сдавленно, как будто я силой пыталась вытолкнуть из себя слова.
Я вспомнила, как из-за внезапной поездки Марк отменил наше свидание и как кто-то в библиотеке Исторического общества поставил не туда нужную нам книгу, которая могла привести нас к Сюзанне Барнсли. А также телефонные звонки из Чарльстона, но не от нас. Я чувствовала на себе взгляд Джека, но не осмеливалась посмотреть на него.
Сюзанна постучала ногтями по подлокотнику кресла.
– Сейчас вспомню, подождите секунду.
Нахмурив брови, она продолжала барабанить пальцами по креслу. Джек кашлянул.
– Как он выглядел?
– О, это вспомнить легко! Я всегда обращаю внимание на симпатичных мужчин. Высокого роста, выше вас. Очень темные волосы и темные глаза. В дорогом костюме. Этому научил меня Гас – с первого взгляда узнавать работу хорошего портного. – Она усмехнулась. – Забавно, не правда ли, что я помню такие давние подробности, но с трудом могу вспомнить то, что было вчера?
Джек на мгновение задумался, и я поняла: он решил подождать, когда вопрос задам я или не задам его вовсе. Голосом, как будто исходящим из тела другого человека, я спросила:
– Его звали Марк Лонго?
Лицо Сюзанны мгновенно прояснилось.
– Да, именно так. Мне следовало запомнить хотя бы фамилию. Джозеф Лонго – это тот, с кем якобы сбежала Луиза. Разумеется, я никогда в это не верила.
Я открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, но поняла, что не могу. Джек заговорил вместо меня:
– Он спрашивал о Луизе и Джозефе?
Сюзанна снова нахмурилась.
– Я не уверена, спрашивал ли он о них. Но помню, что он спросил меня про бриллианты. Он несколько раз задал мне вопрос, не отдал ли Гас их мне, когда отправил меня на север.
– Что вы ему ответили?
Сюзанна улыбнулась безмятежной улыбкой.
– Разумеется, ничего. Мол, я в первый раз слышу о каких-то бриллиантах. Что, кстати, неправда… я слышала о них, но толком ничего не знала. Да я в любом случае не сказала бы ему. Что-то не понравилось мне в нем. Что-то… не заслуживающее доверия.
Джеку хватило порядочности промолчать.
Мне же, наконец, удалось обрести голос.
– Вы не против, если мы откроем этот ящичек прямо сейчас?
Она на мгновение задумалась над моим вопросом, но затем покачала головой:
– Лучше не надо. Видите ли, эта вещь никогда не предназначалась мне. Я хранила ее и, кроме вас, все эти годы никому не говорила о ней, как и обещала Гасу. Не хочу нарушать свое обещание и сейчас.
Джек медленно кивнул и встал.
– Думаю, мы отняли у вас достаточно времени, мисс Барнсли. За что позвольте поблагодарить. Вы нам очень помогли.
Я тоже встала, чувствуя, как дрожат колени, не уверенная в том, смогу ли сделать хоть шаг, пока внутри меня лежит тяжелый свинцовый шар. Подойдя к креслу Сюзанны, я опустилась перед ней на колени.
– Да, спасибо. Спасибо, что доверили мне шкатулку.
Она коснулась моих волос, затем моих щек и улыбнулась.
– Была рада познакомиться с вами, дорогая. Приятно спустя столько лет увидеть частицу Гаса. Вы доставили огромную радость старой женщине.
Я взяла ее руку в свои.
– Тогда одно это стоило нашей поездки. Может, вам что-то прислать из Чарльстона? Что бы вы хотели?
Она сжала мою руку.
– Гаса больше нет, так что на этой земле мне больше ничего не нужно. Но я хочу, чтобы вы пообещали мне одну вещь.
– Конечно. Просто скажите.
– Обещайте мне, что вы узнаете правду – не только ради Луизы, но и ради них всех.
– Обязательно, мисс Барнсли. Обещаю вам.
– Хорошо, – сказала она, снова сжимая мою руку, а потом посмотрела на Джека. – Этот красавчик – ваш кавалер?
– Конечно, нет, – ответила я.
– А вот я бы не возражал, – произнес одновременно со мной Джек.
Сюзанна удивила меня тем, что рассмеялась.
– Я понимаю. Он немного похож на Гаса. Вы будете сопротивляться снова и снова, а затем однажды вам как будто на голову выльют ведро воды, и вы удивитесь, как вы вообще жили без него.
Я встала и кисло улыбнулась.
– Я бы предпочла, чтобы ведро огрело меня по голове и я потеряла сознание.
Джек толкнул меня локтем в бок, а сам наклонился, чтобы поцеловать Сюзанну в щеку.
– До свидания, мисс Барнсли. Было приятно с вами познакомиться. Надеюсь, мы еще увидимся.
– Я тоже, – сказала она, когда миссис Марстон появилась с нашими куртками, чтобы проводить нас до двери.
Не проронив ни слова, мы с Джеком сели в машину. Джек сунул мне в руки хумидор. Как будто сговорившись, мы оба молчали. Лишь когда мы доехали до автострады, Джек нарушил молчание:
– Хотите поговорить об этом?
Я мотнула головой.
– Понятно. – Он глубоко вздохнул. – Есть идеи, как нам открыть эту штуку?
Я смотрела в окно на пролетавший мимо бескрайний пейзаж: зеленые и голубые краски лета были скрыты под багряными и золотистыми красками осени.
– Остановите машину.
Джеку хватило здравого смысла не спрашивать меня зачем. Он послушно остановил машину на обочине двухполосного шоссе. С хумидором в руках я выскочила из машины. Джек последовал за мной к краю поля.
– Помогите мне найти большой камень.
В глазах Джека мелькнуло понимание. Он отвернулся от меня, и мы начали прочесывать край поля в поисках чего-то тяжелого, с помощью чего можно было бы сломать замок. Мы искали минут пять, а затем Джек окликнул меня и показал камень размером чуть больше его кулака. Подойдя ко мне, Джек потянулся за ящичком.
– Нет, – возразила я. – Я сама.
Он не стал спорить и вручил мне камень. Опустившись в траву на колени и придерживая хумидор левой рукой, правой я занесла над ним камень. С третьей попытки металлический замок отошел от деревянной поверхности.
Джек поднял ящичек и придирчиво изучил мою работу.
– «Фурия в аду – ничто в сравнении с брошенной женщиной», – процитировал он.
Я послала ему колючий взгляд. Надо воздать ему должное: в очередной раз проявив здравомыслие, Джек принялся сбивать остатки замка, после чего вручил ящичек мне.
– Думаю, эта честь принадлежит вам, миледи.
– Спасибо, – поблагодарила я. Джек придерживал шкатулку, а я медленно открыла крышку и заглянула внутрь.
– И? – нетерпеливо спросил Джек.
– Ох, – ответила я. – Я ожидала что угодно, но только не это.
С этими словами я поставила хумидор на землю, чтобы мы могли вместе изучить его содержимое.
– Вот так сюрприз, – сказал Джек, извлекая небольшой револьвер, и принялся разглядывать его. – Это «Ремингтон Дерринджер», – пояснил он, указав на два ствола, один под другим. – Он рассчитан только на два патрона, и оба ствола пусты. – Мы с Джеком вопросительно посмотрели друг на друга, мол, что бы это значило? Затем я протянула руку и вытащила конверт, точно такой, как и тот, что был в первом хумидоре.
– Давайте, открывайте, – сказал Джек.
На лицевой стороне конверта тем же почерком, что и на первом письме, было выведено имя Невина, но на этот раз я открыла конверт без колебаний. Написанное аккуратным почерком, письмо было на трех страницах. Я откашлялась и начала читать.
1 сентября 1930 года
Мой дорогой сын!
Если ты читаешь это письмо, то я, скорее всего, уже покинул этот мир, при жизни так и не получив возможности рассказать тебе правду о том, что произошло в ту ночь, когда исчезла твоя мать. Мне жаль, что ты узнаешь обо всем именно так, но я надеюсь, ты поймешь, что у меня не было выбора и что каждое мое решение было продиктовано любовью к тебе и твоей матери. Я также надеюсь, что после того, как ты прочтешь это письмо, твои собственные воспоминания о той ужасной ночи вернутся к тебе в подтверждение тому, о чем я пишу, и у тебя не останется сомнений, что все это правда.
В ту ночь, когда твоя мать исчезла из нашей жизни, к нам домой пришел гость – мой деловой партнер Джозеф Лонго. Во-первых, позволь пояснить, что делового партнера в его лице я выбрал отнюдь не добровольно. В то время его семья активно занималась бутлегерством и другими видами незаконной деятельности в Чарльстоне и стремилась взять под свой контроль все виды порока в городе.
Ранее я никогда не занимался ничем подобным и был довольно наивен, когда после краха фондового рынка в двадцать девятом году начал свое собственное бутлегерское дело на плантации «Магнолия-Ридж», дабы предотвратить разорение нашей семьи. Это было весьма прибыльное предприятие. Благодаря ему мы имели возможность содержать дом и определить тебя в лучшую школу, какую могли себе позволить.
К сожалению, мое прибыльное дело не ускользнуло от внимания мистера Лонго. Я знал, что у него есть рука во власти, так что любые попытки с моей стороны сдать его блюстителям закона потерпели бы фиаско, у меня же самого не было такой защиты.
Он угрожал разорить меня как в финансовом, так и в социальном плане, поставив власти в известность о моей незаконной деятельности, если я не соглашусь дать ему что-то в обмен на его молчание. К сожалению, я неосознанно вручил ему то самое оружие, которое ему требовалось, чтобы принудить меня к молчанию. Видишь ли, много лет назад, после войны за независимость Юга, нашей семье достались шесть очень ценных бриллиантов.
Бриллианты эти хранились в тайнике, который я случайно обнаружил несколько лет назад. Не задумываясь о последствиях, я неразумно заказал для твоей матери колье, в котором использовал один из них, и ее фото в этом колье появилось в газете. Лонго знал о бриллиантах и считал их легендой, пока не увидел этот снимок.
Я был готов пойти в тюрьму, лишь бы не позволить этому прохвосту отобрать у меня то, что я всегда считал твоим наследством и наследством твоих детей. Но он знал о слабости твоей матери в том, что касается нас с тобой, и сыграл на ее лучших чувствах, рассказав ей, как тяжело мне будет в тюрьме и какой уязвимой тогда станет она и ее сын.
Не видя другого выхода, твоя мать отдала ему колье, а поскольку она не знала, где находятся другие бриллианты, он угомонился, но лишь на короткое время. Лонго уехал в Европу, где спустил все свои деньги за игорным столом, а когда вернулся, то шантажом и угрозами потребовал отдать ему остальные драгоценности.
В тот день, когда исчезла твоя мать, Джозеф Лонго, зная, что я буду на работе, и, скорее всего, будучи в курсе, что в среду у наших слуг был выходной, пришел в наш дом и потребовал у твоей матери еще один бриллиант. Она сказала ему, что он должен поговорить со мной, так как она не знает, где спрятаны остальные бриллианты. Он здраво рассудил, что я ни за что не дам ему еще один бриллиант, и поэтому стал угрожать ей, считая, что она лжет. Когда она умоляла его поверить ей, ты, дорогой Невин, должно быть, услышал шум и вошел в комнату.
К несчастью для Джозефа Лонго, я только что вернулся из своей конторы, чтобы забрать несколько документов, которые случайно оставил дома. Заметив припаркованный снаружи автомобиль мистера Лонго, я тотчас понял, что быть беде.
Услышав плач твоей матери, я бросился в гостиную и увидел, как Лонго целится в тебя из револьвера. Мое появление отвлекло его, и твоя мать решила, что может защитить тебя. Подбежав к тебе, она закрыла тебя собой, а Лонго обернулся и выстрелил. Я уверен, что пуля предназначалась тебе, но вместо этого она нашла твою мать.
Твоя любимая мать умерла мгновенно – пуля пронзила ее сердце. Не печалься, дорогой Невин. Она бы не пережила, случись что-то с тобой. Она умерла так же, как и жила, горячо любя и всячески оберегая нас обоих, и я ни на миг не сомневаюсь, что мы увидимся с ней снова.
Я не ручаюсь за последовательность дальнейших событий. Я был в такой ярости, какой никогда не испытывал. Я набросился на Лонго, и тот не смог отбиться. Вырвав револьвер из его рук, я, не задумываясь о последствиях, выстрелил ему в грудь.
Увы, он умер не сразу. На моих глазах он умирал долгой и мучительной смертью. Я был этому рад; он заслужил эту кару за все его злодеяния. Но я понимал: правду об этом никто не должен знать.
Деловые партнеры и родственники Лонго были многочисленны и имели прекрасные связи. Я опасался, что, если правда вскроется, в опасности окажется не только моя жизнь, но и твоя тоже. Они беспощадны, мстительны и не остановятся даже перед убийством ребенка. Раз уж твоя мать пожертвовала ради тебя жизнью, я не мог допустить, чтобы ее смерть оказалась напрасной.
Я позвонил моему хорошему другу и партнеру по юридическим делам, а также твоему крестному отцу Огастесу Миддлтону и обратился к нему за помощью. К тому моменту я был вне себя от горя, так как потерял твою мать и едва не лишился тебя. Огастес должен был придумать выход из создавшегося положения, так как я сам в те минуты был ни на что не способен.
Он помог мне спрятать тела так, чтобы их было не найти, если не знаешь, где искать. Он также подал идею с двумя хумидорами, чтобы сохранить наш секрет от посторонних глаз, но чтобы ты имел бы к ним доступ в том случае, если с нами обоими что-то случится прежде, чем мы сможем рассказать тебе правду. И, как ты теперь знаешь, он отдал этот второй ящичек на хранение мисс Барнсли.
Огастес также посоветовал послать в газеты анонимное письмо о том, что твоя мать якобы сбежала с мистером Лонго. Мне было крайне неприятно думать, что подобная клевета нацелена на твою мать, но, увы, иного способа защитить тебя у меня не было. Однако я не сомневаюсь, что твоя дорогая мать согласилась бы на все, лишь бы оградить тебя от опасности.
Единственный фрагмент головоломки, который внушал сомнения, был ты сам, мой дорогой сын. События той трагической ночи ранили тебя самым неожиданным образом, какого я не ожидал – что было одновременно и благословением, и проклятием. Проснувшись на следующее утро, ты звал маму, ничего не помня о событиях прошлого вечера. Думаю, таким образом твой детский разум справлялся с трагедией, блокируя ее в твоей сознательной памяти, чему я был только рад.
Не сомневайся, дорогой Невин, ты всегда был горячо любим обоими родителями. Когда ты прочитаешь это письмо, оглянись на свою жизнь, и ты поймешь, что это правда.
До нашей новой встречи, мой дорогой сын.
Твой любящий отец,
Роберт Невин Вандерхорст.
Я медленно сложила письмо и убрала его в конверт.
– Бедная Луиза, – сказала я, с трудом сдерживая слезы. – Бедный Невин. Она умерла, спасая жизнь сына, он же вырос в уверенности, что она бросила его. Как это грустно.
Джек обнял меня за плечи. Я не стала сбрасывать его руку, уткнувшись лицом ему в грудь, чтобы скрыть слезы.
– Но, по крайней мере, теперь мы знаем правду. И можем сообщить ее остальному миру. Согласитесь, нам есть чем гордиться.
Я кивнула – разумеется, он прав. И все равно перед моим мысленным взором стояло печальное лицо Невина Вандерхорста, когда мы прощались в дверях его дома.
Смутное беспокойство не отпускало меня, как будто мы еще не довели историю Луизы и Невина до конца.
Джек нежно погладил меня по спине.
– Остается еще много вопросов, которые требуют ответа. Например, где похоронены Луиза и Джозеф? И где остальные бриллианты – при условии, что они остались?
Я отстранилась, вытирая глаза и стараясь смотреть куда угодно, кроме Джека. В ящичке оставался еще один, последний предмет. Сунув пальцы внутрь, Джек вытащил выцветший мешочек из красного бархата, перетянутый в горловине золотым шнурком с кисточкой, давно потерявшим первоначальный цвет. По спине тотчас как будто пробежал ток; я вздрогнула.
Помнится, мать однажды сказала мне, что нечто похожее чувствуют призраки, когда кто-то ходит по их могиле. При этой мысли я вновь вздрогнула и попыталась сосредоточить взгляд на Джеке. Он ослабил горловину мешочка, и я машинально подставила руку ладонью вверх. Джек наклонил над ней мешочек, и на наших глазах мне на ладонь скользнул большой и, насколько я могла судить, безупречный бриллиант.
