Часть вторая
Спиноза и Мортимер Снерд

Именно Тане пришла мысль после обеда сходить посмотреть на Белый дом. На то, что от него осталось.

– Возьми меня с собой, – вызвалась Одиль, подавшись вперед и включив ту самую улыбку, в которой озорство и серьезность сочетались как раз в нужном соотношении, обыкновенно позволяющем ей добиваться желаемого, даже когда этого не должно было быть.

– Ты опасная, – покачав головой, улыбнулась Таня.

– А ты попробуй, – сказала Одиль. – Этому городу нужны опасные люди.

– Жаль, нельзя вернуться в прошлое, – заметила Таня. – Вот тогда бы ты мне рассказала, что такое жизнь, полная опасностей.

– Тут ты попала в самую точку, – согласилась Одиль. – Я забыла, что ты успела насмотреться опасности в лицо до того, как мы поступили на юридический.

– Да ты и половины всего не знаешь, – сказала Таня, уставившись в остатки своего кофе и рассеянно размешивая сахар серебряной ложечкой.

– Если ты меня туда отведешь, обещаю вести себя хорошо, – настаивала Одиль.

Посмотрев на нее, Таня подняла брови.

– Может быть, – сказала она. – Я даже не знаю, пустят ли меня. Удостоверение государственного служащего еще не открывает допуск в ту зону.

Одиль улыбнулась. Зал был заполнен пришедшими на обед сильными мира сего: темные костюмы и по большей части розовые лица на фоне шикарного минимализма ресторана, под присмотром вышколенных охранников в сшитых на заказ бронежилетах. В этом облачении они были похожи на кукол с движущимися конечностями, изображающих дворецких, возможно, потому, что они проводили больше времени, маяча за спинами клиентов, чем проверяя входящих в дверь. Одиль клялась, что в этом ресторане никогда не было подслушивающей аппаратуры, поскольку влиятельные и могущественные посетители этого не потерпели бы, но всякий раз, когда Таня смотрела на висящее на стене изображение совы, у нее возникали сомнения.

В последнее время Таня попадала в центр Вашингтона исключительно для того, чтобы пообедать с Одиль, своей лучшей подругой по юридическому факультету. Она переехала на окраину, что полностью ее устраивало. Контора, в которой она работала, находилась в Херндоне недалеко от платной магистрали, жила она на Джорджия-авеню по эту сторону от Сильвер-Спринга, неподалеку от бывшего центра ветеранов. Все это делало ее одной из тех челночников, кто мотался по Окружной дороге между различными пригородами, слушая по радио непритязательные хиты из далекого прошлого, когда от выпусков новостей уже начинало тошнить. По выходным Таня любила ходить в музеи, однако из-за новых заграждений и контрольно-пропускных пунктов это стало слишком большой головной болью. Но сегодня был особый случай: Одиль отмечала премию по итогам года, которая была больше, чем все то, что зарабатывала Таня.

Ресторан оплачивала Одиль.

Одиль работала в крупной фирме с К-стрит, за шестьсот тридцать пять долларов в час заключая контракты на транспортные перевозки для нужд армии, и при этом она еще жаловалась, сколько неоплаченного времени ей приходится тратить на помощь задержанным лицам, которой она занималась на общественных началах. Таня познакомилась с ней на первом курсе юридического факультета института Лидди; девушки быстро сошлись на почве сардонического юмора, перебросившего мост между их совершенно разным прошлым. Одиль, белая девушка из состоятельной семьи, выросла, отгороженная от окружающего мира такой многоуровневой защитой, что могла позволить себе быть идеалисткой; абсолютные гарантии ей обеспечивали мать-политик и отец-бизнесмен, имеющие доступ к властям предержащим. И ресторан, который она выбрала, был полностью в ее духе, начиная от службы безопасности, которая связывалась с местом работы потенциального клиента, проверяя его благонадежность, и лишь после этого разрешала заказать столик, и кончая тем, что главное значение имело не то, что ты заказал, а то, кто тебя здесь увидел. Даже название было соответствующим: «Минерва», в честь любимой дочери самого могущественного бога, правившего всем миром.

Спертая атмосфера заведения нисколько не мешала девушкам смеяться. Они делились сплетнями о своих однокурсниках, спорили о том, чьи тяготы хуже – частной практики или государственной службы, – и непомерно много времени обсуждали новый сериал, который смотрели, – «У меня на глазах», глупую, но очаровательную романтическую комедию об операторе беспилотника, влюбившейся в боевика, за которым следила. Подруги наслаждались пирогом с крабовым мясом на белоснежной скатерти и шутили про рентгеновские камеры и про то, как людям нравится раскрывать свои самые сокровенные тайны. Они избегали говорить о политике… памятуя о склонности Одиль высказывать такие вещи, о которых большинство людей предпочитало помалкивать там, где их могли подслушать. Так продолжалось до тех пор, пока не пришло время расплатиться по счету.

– Как ты думаешь, кто на самом деле пытался убить этого фашиста? – спросила Одиль, даже не потрудившись перейти на шепот. – И почему, черт возьми, они не довели дело до конца?

– Так, – сказала Таня, стараясь определить, кто их окружает, не привлекая к себе внимания. – Я знала, что нельзя тебе заказывать за обедом вино. Пошли. Ты пойдешь со мной, только если дашь слово держать себя в руках.

Одиль отмахнулась от мании преследования своей подруги движением руки и кривой усмешкой. Какой бы предупредительной ни была Одиль, она никак не могла понять, какая пропасть отделяет ее от подруги. Одиль могла позволить себе высказывать вслух то, за что других бросали за решетку.

Таня этого не могла. Как бы ей иногда ни хотелось.

Дожидаясь, когда ей подадут в гардеробе пальто, Таня гадала, не их ли имеет в виду тот охранник, что говорит по рации. Но в конце концов она решила, что это уже слишком даже для нее. На улице ярко светило солнце.

К югу от Ай-стрит улицы были перекрыты. После того самого события. Поэтому подруги прошли к контрольно-пропускному пункту на Фаррагут-сквер, где сейчас разместились федеральные войска, охраняющие новый периметр вокруг Белого дома. Морская пехота, национальная гвардия и сотрудники Секретной службы в форме. Усерднее всего вели себя сотрудники Секретной службы, в черных мундирах, перетянутых кожаными ремнями, со сверкающим хромированной сталью оружием.

– Знаешь, я встречалась с одним таким парнем, – заметила Одиль, когда девушки остановились на перекрестке, любуясь открывшимся видом. – Это был лейтенант. Как показал тест, вероятность совместимости у нас была девяносто два процента.

– Вот как! – сказала Таня. – Как в том кино про девушку и ее телохранителя. И чем все закончилось?

– Сначала было весело. Мускулатура у него что надо. Затем он стал чересчур требовательным.

Таня рассмеялась.

– О татуировках даже не спрашивай, – добавила Одиль.

Промелькнувший у Тани мысленный образ оказался мрачнее, чем она ожидала.

Подруги встали в конец очереди офисных работников, возвращающихся после обеденного перерыва, протянувшейся на полквартала вдоль ограждения. Зимний день выдался солнечным, но холодным. В небе слышался гул вертолета, облетающего район на малой высоте.

– А если серьезно, – сказала Одиль, – как ты думаешь, что пошло не так?

Версий было много. Это случилось, когда Максина Прайс, вице-президент в отстраненной от власти администрации, а впоследствии лидер сепаратистского движения, родившегося после наводнения в Новом Орлеане, прибыла в Белый дом на переговоры о прекращении огня во главе делегации. В этом соглашались все. Версии насчет того, кто именно пронес бомбу и была ли бомба вообще, сильно расходились. На самом деле, чем менее осведомленными были люди, тем более абсурдные теории они выдвигали. Таня достоверно знала только то, что Максина Прайс погибла в тот день, то ли от своей собственной руки, став самым высокопоставленным в Америке террористом-самоубийцей, то ли от руки доблестного агента Секретной службы, то ли в результате заговора, и вместе с ней исчезли те слабые надежды на перемены в городе и во всей стране.

Таня знаком показала Одиль молчать. Подруги приближались к пуленепробиваемой будке дежурного. Наблюдая за тем, как люди проходят через пост, Таня пыталась прикинуть, как быть.

– Даже не знаю, – сказала она, глядя на угрюмых часовых. – В любом случае мне нужно вернуться на работу.

– Мы уже все равно здесь, – возразила Одиль, мягко увлекая подругу вперед. – Это все равно что стоять в очереди в навороченный ночной клуб. Просто сделай вид, будто здесь твое место.

– Тех, кто идет в ночной клуб, не проверяют компьютеры, – напомнила Таня.

– Да, не проверяют, – подтвердила Одиль. – И здесь тоже компьютеры ничего не проверяют. Это делают люди. Вон тот тип. И нам нужно просто понять, что он хочет от нас услышать.

Таня кивнула, поняв стратегию действий, и тут подошла их очередь.

– Ваши документы, пожалуйста, – сказал офицер, белый парень лет тридцати, снявший блестящую каску, но оставивший форменные солнцезащитные очки.

Таня посмотрела на Одиль, но та не выказала ни малейшего сомнения.

Таня предъявила свой значок, а Одиль – удостоверение сотрудника фирмы, и обе улыбнулись, почти искренне, что едва не вызвало ответную улыбку дежурного. Он ввел документы в считывающее устройство, посмотрел на экран компьютера, потом на девушек, набрал что-то на клавиатуре и сделал типично полицейское строгое лицо.

– Сожалею, леди, – сказал офицер. – Сегодня повышенные меры безопасности, пропускаются только те, кто здесь работает, а вас в списке нет.

– Какая неприятность, – сказала Таня. – У нас назначена встреча в Боковом крыле, это произошло в самую последнюю минуту, но нас должны были зарегистрировать.

Она сделала невинное лицо, следя за реакцией дежурного. Ее слова не были целиком неправдой. Только по большей части.

– Ничего нет, – сказал дежурный, снова сверившись с компьютером. – С кем вы должны были встретиться?

К нему подошли еще два сотрудника службы безопасности.

– С Андреа Фокс из службы доставки, – сказала Таня, назвав женщину, с которой однажды действительно сталкивалась по делам работы.

– Хорошо, я сейчас проверю.

Дежурный закрыл окошко своей будки, чтобы нельзя было услышать, что он говорит. Таня посмотрела на свое отражение в черном стекле, и ей совсем не понравилось то, что она увидела. Словно ледяной ветер и яркое солнце обнажили правду, скрытую под ложью, в которую, как хотелось надеяться, все поверят.

Таня отвернулась, уставилась на лицо продолжающей улыбаться Одиль, на котором мороз отразился лишь в порозовевших щеках: такая кожа, как у нее, очень хорошо выглядит в холодную погоду. Она бросила взгляд на бойцов Секретной службы; теперь их уже было трое, они преграждали путь. И оглянулась на разрастающуюся очередь, начинающую роптать по поводу задержки.

Тогда офицер, вместо того чтобы опустить стекло, открыл всю дверь, почувствовалось, что напряжение нарастает. Это было видно по его глазам.

– Заместителя секретаря Фокс нет на месте, – сказал он. – Ее не будет всю неделю.

– Правильно, – соображая на ходу, сказала Таня. – Но на самом деле мы встречаемся не лично с ней. Нам нужно просмотреть кое-какие документы. Нас должен был принять один из ее помощников.

– Так-так, – сказал дежурный. – Предлагаю пройти со мной, и мы во всем разберемся.

– Да ладно, не надо, – испугалась Таня. – Мы просто вернемся к себе на работу и договоримся о новой встрече. Извините за то, что отняли у вас время.

– Все не так просто, – остановил ее дежурный.

Тут появился еще один охранник, в штатском, по виду тип из Секретной службы, со светлыми волосами, тронутыми сединой.

– Инспектор, смотрите, – сказал дежурный.

Протянув ему документы подруг, он указал на экран, который Таня не могла видеть.

– Мы просто хотели посмотреть, – вмешалась Одиль, когда инспектор оценил ситуацию. – И отдать дань уважения. Мы не знали, что все так строго.

Инспектор посмотрел на Одиль, затем на ее документы, наконец, на экран.

– Мисс Лафарж, – сказал он.

– Да, сэр, – лучезарно улыбнулась Одиль.

Постучав по клавиатуре компьютера, инспектор указал дежурному на экран. Тот пожал плечами, и инспектор кивнул.

– Так, мисс Лафарж, – сказал инспектор. – Вы с подругой можете пройти до следующей линии оцепления и быстренько посмотреть. Даю вам пятнадцать минут. Ваши документы останутся здесь, вы получите их обратно на выходе.

– О, сэр, огромное спасибо! Вы так любезны! Пожалуйста, назовите вашу фамилию.

– Николс. Инспектор Николс. Выразите своей матери признательность и передайте от нас привет.

– Да, с удовольствием, – сказала Одиль.

– Проходите, – сказал инспектор, провожая подруг к радиационным детекторам.

Выйдя из аппарата, Таня увидела, как ее подруга с улыбкой наблюдает за тем, как человек в бронежилете и в блестящей каске проводит сканером вдоль ее тела, а второй смотрит на это.

– Так разоделись, а стрелять не в кого, – пошутила Одиль.

Охранники переглянулись, но пропустили девушек.

Покачав головой, Таня надела пальто, заметив, что под мышками блузка промокла насквозь от пота. Однако волнение по поводу того, что ей пришлось врать служителям закона, быстро улетучилось, когда подруги наконец преодолели контрольно-пропускной пункт. Немало этому поспособствовала и заразительная улыбка Одиль. Вероятно, она с самого начала догадывалась, что они пройдут именно так, но хотела повеселиться, наблюдая за лихорадочными метаниями Тани. Тане следовало бы рассердиться на свою подругу, но она была в восторге, словно сама принимала участие в розыгрыше.

Девушки оказались на территории, прежде открытой для свободного посещения, но теперь превращенной в зону ограниченного доступа.

В Лафайетт-Парке армейских ботинок и бронежилетов было еще больше. Солдаты чуть ли не полностью загораживали вид на многослойную ограду из проволочной сетки, бетонные блоки и колючую проволоку. Локтями и улыбками подруги проложили себе дорогу до места, откуда открывался вид на знакомый образ главного входа и Восточного крыла. Странно было видеть на лужайке, где обыкновенно устраивались торжественные церемонии, большие желтые бульдозеры и экскаваторы, вероятно, ждущие, когда потеплеет и можно будет продолжить разрывать большой черный шрам на том месте, где когда-то находилось Западное крыло. Увидев дым, Таня удивилась было, что он сохранился по прошествии стольких месяцев, но затем сообразила, что это просто пар, выходящий из вентиляционной системы.

– Впечатляющее зрелище, – заметила Одиль. – На фотографиях все выглядит гораздо слабее.

– Просто какое-то безумие тратить столько денег на то, чтобы восстановить все это, – сказала Таня. – Всем известно, что настоящий Белый дом спрятан под землей.

– Если не летает в небе, – добавила Одиль.

И тут, о счастливый день! Словно потому, что об этом просила Одиль, когда подруги уже собирались уходить, прилетел он. «Орел-один». Рев его двигателей прозвучал на частоте, устремленной в будущее.

– Неудивительно, что меры безопасности усилены, – заметила Одиль.

Девушки остались, чтобы посмотреть, как воздушное судно совершит посадку на лужайке. И еще они хотели лично убедиться в том, что это правда. Увидеть, как он сейчас выглядит.

– Его шрамы – это шрамы Америки.

Так говорили в новостях. И Таня, произнеся эти слова вслух, вдруг осознала, как же они справедливы. Но только не в том смысле, в каком их произносили дикторы.

Накануне вечером Таня уснула, смотря на президента по телевизору.

Она не собиралась смотреть. Таня включила телевизор, чтобы отдохнуть от работы, начисто забыв, что это был «третий четверг» – время «Привет, Америка!», ежемесячного президентского обращения к своему народу.

Забыть об этом было очень просто, потому что в настоящее время передача практически не выходила по четвергам. Вместо этого президент обращался к народу тогда, когда у него возникало желание, гораздо чаще, чем раз в месяц, и обыкновенно по воскресеньям.

Когда передача выходила в эфир, ничего другого больше не показывали, по крайней мере по основным каналам.

Когда Таня включила Поток, обращение уже было в самом разгаре. «Привет, Америка!» не имела временны́х рамок. Передача должна была продолжаться один час, но в действительности продолжалась столько, сколько хотел президент. В данном случае она велась из «Ранчо Ла-Пас», правительственной резиденции, устроенной на месте бывшей военной базы в горах Аламогордо. В действительности это был подземный бункер, способный выдержать ядерный взрыв, но его преподнесли как охотничий домик, с оленьими рогами над камином, деревянной мебелью и одеялами индейцев-навахо, показавшимися Тане какими-то ненастоящими. Однажды, когда Таня смотрела «Привет, Америка!», президент стал распространяться о том, почему все американские военные вертолеты называются в честь покоренных индейских племен: «Чтобы почтить их свирепый дух».

Когда Таня включила телевизор сегодня, президент сидел у огня, в полумраке – после покушения это было обычным делом, – и разговаривал со своим телохранителем о каком-то техасском бизнесмене, заслужившем его гнев. Выслушав гневные тирады президента, телохранитель продемонстрировал обличительные снимки, сделанные в ходе слежки за бизнесменом.

Когда передача только начиналась, в начале первого президентского срока, ее смотрели с надеждой или по крайней мере с ожидаемым любопытством. Вождь выступал вживую, без бумажки, с кажущейся искренностью рассказывая о своих планах перемен, спасительных решений для страны, которая разваливалась на глазах, выходя из-под контроля. Тогда Таня подумала, что это как когда на работу приходит новый начальник и собирает всех подчиненных, чтобы поделиться своими мыслями о будущем, сказать, кто пойдет на повышение, а кого просто уволят.

Однако на этой фирме только арестовывали. И когда президент говорил, что такого-то больше нет с нами, как правило, он подразумевал это буквально. Однажды он объявил о маленьком военном вторжении. Еще он раздавал премии. Гранты на достойные цели. Награды и призы за особые достижения. Высшим из которых было его внимание. Это становилось кульминацией каждого выпуска, когда президент звонил какому-нибудь «счастливому» американцу, и в зависимости от того, как проходил разговор, определялось будущее этого избранника. В первую очередь это относилось к тем, кто в момент звонка президента не смотрел телевизор.

Поэтому Таня оставила телевизор включенным, но заодно начала также читать книгу, и в какой-то момент, когда президент распространялся о философии права собственности и о том, что все, что мы берем у природы, становится нашим, она задремала.

Лишь несколько часов спустя, проснувшись на диване от резких сигналов системы гражданского оповещения, Таня узнала, что в этот вечер будут передавать экстренное сообщение. Контртеррористический рейд в сердце Тропика. Старший вице-президент одной корпорации из Сент-Луиса во время утренней пробежки забежал по берегу реки слишком далеко на юг и был похищен. В конце концов он оказался на любительской видеосъемке с плохим звуком, но все-таки не настолько плохим, чтобы нельзя было разобрать, как он перечисляет различную секретную информацию, в том числе коды управления беспилотниками. Верховный главнокомандующий распорядился «в целях их же собственной безопасности» задержать ближайших родственников предполагаемых главарей террористической ячейки и начать полномасштабную охоту на похитителей.

Просматривая кадры с заложниками, Таня поймала себя на том, что ищет признаки, скрытые у всех на виду, которые позволили бы понять, что же в действительности происходит за этим красочным спектаклем. Глаза тех, с кем она вместе росла, теперь смотрели из прорезей черных масок. Свидетельство постановочной съемки, как утверждали диссиденты. Таня была выходцем из обоих миров – федерального государства и беспокойных районов, разорвавших с ним, – но по большей части ей казалось, что она не принадлежит ни к одному из них. Было время, когда ей казалось, что нужно найти какой-то третий путь в светлое будущее, однако сейчас она довольствовалась тем, что доживала до пятницы, выполняя работу, приносящую хоть какую-то, пусть и небольшую, пользу, имела немногочисленных преданных друзей и уютную, безопасную квартиру, куда всегда можно было вернуться.

Но когда она просыпалась по ночам, напуганная кошмарными снами о Нем, к ней возвращались прежние мысли, избавиться от которых становилось все труднее.

«Орел-один» быстро прилетел с запада и завис над Восточной лужайкой, надрывно ревя двигателями, работающими на форсаже, обрушивая на землю потоки воздуха.

«Орел-один» являлся флагманом нового семейства англо-американских боевых летательных аппаратов, которые продвигал сам президент, заявив, что они в тактическом отношении превосходят вертолеты. Только реактивные двигатели, никаких крыльев – лишь стабилизаторы на хвосте. Выпускала их компания, в которой президенту по-прежнему принадлежал крупный пакет акций.

Таня попыталась заглянуть сквозь окна кабины, увидеть, действительно ли за штурвалом сидит сам президент, однако стекло было таким же непрозрачным, как и темно-синий фюзеляж.

Это была красивая и в то же время наводящая страх машина, обводы «Люфтваффе» образца 1945 года, начиненные роботоэлектроникой XXI века. Гость из отдаленного завтра. Таня уже видела «Орел» на большом экране во время трансляции последней инаугурации, когда он прилетел из Кемп-Дэвида, однако увидеть его воочию – это было совершенно другое дело. Просто чудо. Нечто среднее между королевской яхтой, экспериментальной гоночной машиной и единорогом.

Пилотируемое Богом.

– Приземлился Черный Аполлон, – пошутила Одиль, но ее голос потонул в шуме.

Тане уже доводилось однажды видеть президента вблизи – два года назад, в тот день, когда он приносил присягу в третий раз, весь обвешанный медалями. Таня смотрела парад с балкона административного здания, выходящего на проспект, вместе с Одиль и группой парней в дорогих костюмах, восторженно приветствовавших главу государства. У нее осталось в памяти, как крупные снежные хлопья таяли на броне военных роботов, с ревом ползущих по улице. Большие сухопутные беспилотники, а рядом шагали их операторы в черных беретах. Широченные платформы на колесах со слезливыми образами мучеников Тегерана, Сеула, Панамы. На глазах у Тани какой-то парень в толпе бросил снежок в лимузин вице-президента, после чего на него сразу же набросился рой серебристых касок.

– Который из них твой дружок? – насмешливо поинтересовалась у Одиль Таня, глядя на солдат, оцепляющих взлетно-посадочную площадку. До них было так близко, что она могла бы дотянуться рукой, если бы не проволочная сетка ограды.

Сопла турбин повернулись вниз, и Таню обдало потоком горячего воздуха, словно знойным ветром. Летательный аппарат начал быстро снижаться, затем сбросил скорость у самой земли и мягко приземлился.

Ни одного туриста по эту сторону от контрольно-пропускного пункта не было, но все, кто был, повернулись и смотрели на него. Сейчас выйдет президент, одна только мысль о его присутствии притягивала взор.

Группа агентов Секретной службы собралась у хвоста аппарата, дожидаясь, когда опустится люк. Прямо за ними стояли операторы официально разрешенных телеканалов.

Тане заслонили обзор, но, когда открылся люк, она все-таки увидела, как изнутри просочился свет.

Сначала вышла личная охрана. Три человека. Все рослые, набранные в лучших охранных фирмах. Одна из них, светловолосая женщина с белым шарфом вместо галстука, посмотрела прямо на Таню сквозь линзы, умеющие читать лицо.

– Не забудь улыбнуться, – напомнила Одиль.

– Это тебя она должна проверять, – возразила Таня.

– Смотри! – воскликнула Одиль. – Собаки!

И действительно, по трапу сбежали президентские любимцы. Овчарка, за ней родезийский риджбек. Их клички были известны всем. Улисс и Ли.

Вышедший следом мужчина был похож на президента, но это был не президент.

– Ньютон! – взвизгнула Одиль.

Остальные поддержали ее криками и свистом. Таня ахнула.

Мужчина обернулся, сверкнув белоснежной фарфоровой улыбкой. Ньютон Таунс. Актер, исполняющий роль президента в кино. Это он в ходе первой избирательной кампании снялся в экранизации сюжета о том, как будущий президент спасался от северокорейских солдат, после того как его сбитый самолет упал в демилитаризованной зоне. Затем продолжение, мини-сериал о Панамском кризисе, случившемся в первый президентский срок. В настоящее время шла работа над третьим фильмом, про освобождение Нового Орлеана.

– Да он прямо-таки сияет, твою мать! – заметила Одиль, и Таня рассмеялась вслед за ней.

Конечно, на самом деле никакого сияния от Ньютона не исходило, но аура у него определенно была. Вопреки тому, что ожидала Таня, в жизни он оказался даже еще красивее. Нереально красивее, однако вот он, сошедший с обложки глянцевого журнала, приятный, дружелюбный белый мужчина, олицетворение всего того, во что хочется верить. Ньютон был в костюме, но без галстука. Сшитая на заказ одежда сидела идеально, в то же время подчеркивая атлетическую мускулатуру.

Одна из камер опустилась к кинозвезде, затем обвела толпу. Хотя нельзя было определить, что именно она снимает. За черным стеклом вращающихся сфер были спрятаны сразу несколько глаз.

При мысли о том, что их сейчас сканируют, Таню охватило беспокойство, затем она вспомнила, как лебезил перед Одиль инспектор. Если за ними сейчас и наблюдают, то только для того, чтобы их оберегать.

Из аппарата вышли две женщины. Две спутницы жизни. Спутница Ньютона певица Эшли Лайонел и подруга президента триатлетка Патрисия Вуд. Обе выглядели жизнерадостными, неестественно молодыми и счастливыми.

Наконец, появился Он.

Верховный главнокомандующий, в старомодной летной куртке с нашивками и подколотым рукавом, скрывающим обрубок левой руки. Президент не смотрел по сторонам. Сплошная деловитость, большой босс возвращается к себе в кабинет. Волосы у него начинали седеть. На коже белели проплешины от заживших шрамов. В жизни президент оказался ниже ростом, чем его показывают по телевизору. И, увидев его воочию, ощутив его присутствие совсем рядом, Таня почувствовала, как поднимаются на поверхность самые ее потаенные мысли об этом человеке.

Она пожалела о том, что не может посмотреть ему в глаза.

– Эй, ты, Томми! – обезумев, выкрикнула Таня, теряя контроль над собой, словно одержимая бунтарским духом своей матери. – Посмотри на свой народ, тиран!

Одиль ахнула.

Как только эти слова вырвались у нее, Таня поняла, что преступила границы неофициального разрешения находиться здесь.

Таня стояла у самого ограждения, вцепившись пальцами в проволочную сетку, глаза выпучены, как у какой-то сумасшедшей охотницы за знаменитостями. Или убийцы. Внезапно до нее дошло, как близко они находились к самому охраняемому человеку на земле.

Она оглянулась на испуганное лицо Одиль, на пристально смотрящих на нее верзил в форме.

Но она получила то, что хотела.

Она заставила президента Соединенных Штатов посмотреть на нее. Их взгляды скрестились. Не больше чем на секунду, но достаточно для того, чтобы в этих холодных голубых глазах отразилось осуждение.

Чувство это было не из приятных.

– Пошли! – потянула подругу за руку Одиль.

Президент отвернулся. Рявкнул что-то охраннику. Залаяла его собака.

Блондинка-телохранитель уже пристально смотрела на Таню. Как и половина тех, кто ее окружал.

Таня почувствовала, как вся, с головы до пят, содрогнулась от страха.

Она огляделась вокруг и подняла взгляд, ища камеры, которые видела и те, которые не видела. Одна камера службы новостей в настоящий момент была наведена прямо на нее.

О господи!

– Пошли! – повторила Одиль, с силой увлекая Таню за собой.

– Да, да, хорошо, – пробормотала та.

Девушки развернулись и быстро направились в ту сторону, откуда пришли.

– Какого хрена, блин! – сверкнула глазами Одиль.

Подруги шли так быстро, как только это было возможно без того, чтобы перейти на бег.

– Извини! – виновато промолвила Таня. – Наверное, ты просто раззадорила меня своими сумасшедшими разговорами за обедом и криком на Ньютона.

– Только ты на такое способна! – воскликнула Одиль. – Я порой говорю то, что думаю, но в нужное время и в нужном месте. Я полагала, ты знаешь, как обстоят дела в этом городе!

– Так же, как во всей стране, – заметила Таня. – Я не сделала ничего плохого.

Она сознавала, что это ложь, несмотря на то что это была правда.

Когда подруги дошли до Лафайетт-сквер, там их уже ждали. Ну разумеется. Солдаты окружили их, разделили, обыскали. Таня успела увидеть, как тот же самый инспектор Николс уводит плачущую Одиль к контрольно-пропускному пункту. Четыре сотрудника Секретной службы посадили Таню в машину с такими тонированными стеклами, что сквозь них ничего не было видно.

Таня спросила, на каком основании ее задержали, но ей ничего не ответили. И, как ей было хорошо известно, никто и не обязан был отвечать.

Речь шла о чрезвычайной ситуации.

Сколько себя помнила Таня, чрезвычайная ситуация была всегда.

Сотрудники Секретной службы отобрали у Тани телефон, сняли с нее наручники и заперли ее в комнате без окон.

В комнате было прохладно. Температура такая, что хочется надеть свитер, но у Тани свитер отобрали вместе с зимней курткой и пиджаком, оставив ее дрожать от холода.

Девушка ждала очень долго. Сколько именно времени, она сказать не могла, потому что у нее отобрали также и часы, и сумочку, и все содержимое карманов.

На стенах не было ничего, кроме официальных портретов. Старый снимок президента, сделанный еще до того, как его пытались взорвать: будущий лидер идет прямиком к своему первому сроку, у него на лице еще нет явных следов тягот, связанных с высокой должностью. Рядом еще более огромная фотография Генерала, грудь украшена орденскими ленточками, свидетельством долгих войн за обладание иссякающими природными ресурсами, строгие глаза, смотрящие на Таню еще с тех пор, как она училась в начальных классах школы.

Портрет президента, который вклинился между, отсутствовал. Того самого президента, которого отстранили от власти. Его вообще стерли бы начисто со страниц учебников истории, если бы он не был таким прекрасным козлом отпущения.

Он еще занимал свой пост, когда компьютеры впервые обнаружили у Тани «способности». Она прошла все тесты так, как от нее ждали, и ее переместили из зоны боевых действий в элитную академию в Сент-Поле. Ей выделили бюджетное место в университете, а профессор, ведущий семинар по экологии и защите окружающей среды, замолвил за нее словечко перед специалистом по подбору персонала, набиравшим людей на государственную службу. Снова тесты, а через несколько недель люди в костюмах уже пригласили Таню на обед. Они сказали, что им нужны такие одаренные люди, и Таня приняла этот комплимент, не задаваясь вопросом, что именно в ней так им понравилось. Ей предложили федеральный пакет госслужащего, включающий плату за обучение на юридическом факультете, гарантированный пятилетний контракт на работу в государственных органах и открывающий ей дорогу в столицу. Тане сказали, что она будет помогать простым людям, сражаться с врагами государства, защищать тех, кто ей близок и дорог. Вопреки совету матери Таня приняла это предложение. Ей хотелось чего-нибудь получше, чем суровые будни ее детства.

Во время летних каникул после второго курса, когда почти все однокурсники работали мелкими клерками в крупных фирмах, Таню и еще несколько студентов направили на курсы специальной подготовки. Они сидели в битком набитом лекционном зале вместе со студентами других факультетов и изучали азы компьютерного моделирования, аналитического прогнозирования, разведки и контрразведки. Долгие часы слушатели курсов составляли алгоритмы для анализа собранных данных, учились программировать роботов. Люди с флота обучали их управлению новейшими беспилотными аппаратами. Год назад президент издал распоряжение о создании полуавтоматических беспилотников, и преподаватель утверждал, что это будет нечто среднее между суперкомпьютером и сворой гончих.

Через месяц Таню и еще пятерых слушателей усадили вместе с двумя мозговедами из учебного центра ФБР в Квантико отрабатывать технику ненасильственных допросов. Таню радовало то, что ее отобрали из многих, то, чему она училась, казалось таким секретным и таким могущественным – в общем, она сама не поняла, когда ее завербовали. По крайней мере, так казалось.

Слушатели изучали технологии анализа человеческой личности, признаки лжи, признаки страха. Они учились манипулировать временем, настроением и языком. Учились отделять правду от чуши.

Мозговеды делились со слушателями курсов древними истинами. «Колдовство и проводник душ в царство мертвых», – шутил один из них. Они рассказывали о таких методах допросов времен холодной войны, как «Ты никому не нужен», «Новости из дома», «Алиса в Стране чудес» и «Спиноза и Мортимер Снерд». Таня не знала, кто такой Мортимер Снерд, до тех пор, пока не нашла его в справочниках, после чего весь вечер смотрела видеофильмы двадцатого века с участием чревовещателей, проверяя, сможет ли она говорить так же.

Обучали слушателей и новым стратегиям, подогнанным под неврозы современной эпохи. «Какое ты снял кино», «Все девять глаз», «Кто пристрелил Йоко», «У нас есть победитель», «Ты знаешь, кто мой отец?» Последняя, специально разработанная для провокаторов из числа «золотой молодежи», была у Тани любимой.

Таня сдавала все тесты на самый высокий балл. Она метко стреляла в тире. Как обычно, училась она усердно и добивалась поразительных результатов. Ее стали готовить к самой ответственной работе – быть может, даже к охране посольства. Так продолжалось до последнего курса, когда во втором семестре ее не отправили на курсы подготовки Патриотов отчизны. Когда Таня мысленно представила себе, как шпионит за своими соотечественниками, за простыми американцами, по-прежнему живущими в местах, подобных тому, откуда была родом она сама, она поняла, что именно к этому ее готовили с самого начала. И когда она сказала: «Нет уж, спасибо, как-нибудь в другой раз», ее заставили пройти еще кучу тестов, после чего засунули в какой-то захудалый отдел министерства обороны изучать деятельность компаний, выполняющих военные заказы.

Ее кураторы считали это наказанием, однако тесты не смогли предсказать, что с новой работой Таня будет справляться так, что ее захочется уволить, и в то же время так, что сделать это будет невозможно, по крайней мере до тех пор, пока не истечет ее контракт.

Таня сидела в холодной камере, гадая, что, может быть, все дело именно в этом, когда массивная стальная дверь отворилась.

В камеру вошли мужчина и женщина. Оба были в серых костюмах, форменной одежде служителей закона, видящих окружающий мир во всевозможных оттенках виновности. Женщина была выше ростом. Она предъявила удостоверение Секретной службы и представилась агентом Герсон, а коллегу ее звали агент Бреланд. Бреланд внешне походил на помесь военного и бухгалтера. Герсон же напомнила Тане одноклассницу, с которой она как-то подралась в школе.

– Где моя подруга? – спросила Таня.

– Чем вы сегодня занимались у Белого дома? – спросила Герсон, ясно давая понять, кто будет задавать вопросы.

– Смотрела на Белый дом, – ответила Таня.

– Вы находились внутри закрытой зоны, – сказала Герсон.

– Нас пропустили, – сказала Таня.

– Это не оправдание, – сказала Герсон. – Больше того, это только усугубляет тяжесть провинности.

– Вы пытались проникнуть с помощью обмана, – добавил Бреланд.

– Поймите, – примирительно промолвила Таня, – мы просто хотели посмотреть. Увидеть своими глазами, как он теперь выглядит.

– Он выглядит как причина очистить страну, – проворчал Бреланд.

– Это вам пришла в голову такая мысль? – спросила Герсон. – Или вашей подруге?

– Не помню, – сказала Таня. – Наверное, мне.

– Но ведь ваша подруга записная смутьянка, разве не так? – продолжала Герсон. – Бунтарка, вырядившаяся патриоткой. Она хочет навредить президенту. Вероятно, втянула в это и вас. Если вы чистосердечно признаетесь, что она задумала, это существенно облегчит вашу участь.

– Она…

Таня почувствовала, как все, чему учила ее мать насчет сопротивления властям, рушится перед лицом реального задержания. Вместе со всеми усвоенными на юридическом факультете уроками о том, что никогда нельзя разговаривать с полицией. Вместо этого вылезло наружу все то, что Таня учила про стремление удовлетворить учителей. Быть может, агенты Секретной службы знали наперед, как она будет себя вести. Таня предположила, что они имели доступ ко всем ее досье.

– Мэм, Одиль совершенно безобидная. Говорит много, но в конечном счете ей нравится жить в роскоши. И трудно ее в этом винить. Это все я.

– Почему вы угрожали президенту? – спросил Бреланд.

– Я никому не угрожала, сэр.

– Ему так не показалось.

Таня посмотрела Бреланду в глаза, пытаясь изобразить недоумение. Вместо этого она вздрогнула при мысли о том, что это, возможно, действительно так.

– Хотите посмотреть видеозапись? – спросил Бреланд.

– Не надо, сэр, в этом нет необходимости. Я просто хочу вернуться к себе на работу. Я очень сожалею, если мы доставили кому-то неприятности. Мы даже не знали, что президент будет там, и, когда я его увидела, я пришла в такой восторг, что…

Всякий раз, когда Таня моргала, возникали глаза президента, сверлящие ее насквозь.

– Кстати, а чем вы занимаетесь на работе? – спросил Бреланд. – В своем так называемом отделе специальных расследований?

– Они считают себя чем-то особенным, – презрительно заметила Герсон. – Они изучают наши собственные войска.

– Нет, мэм, это не так, – возразила Таня. – Мы изучаем военных подрядчиков. Гражданские компании, а не тех, кто носит форму. Выискиваем все плохое. Мошенничество, нарушение соглашений, черный рынок, всевозможные злоупотребления.

– То есть горячая линия для всяких гребаных доносчиков, – презрительно фыркнул Бреланд. – Вам надо было бы расследовать, кто проделал эту дыру в земле, вместо того чтобы пялиться на нее как туристка.

Герсон рассмеялась.

– Я просто выполняю свою работу, сэр, – сказала Таня. – Не я устанавливаю правила.

Открылась дверь, и в камеру вошел еще один мужчина. Чернокожий, в годах, с седыми бровями, в темно-сером костюме. На лацкане пиджака у него висел значок: раскрашенная в цвета флага буква «Ф», символ президентской партии. Герсон и Бреланд оглянулись на вошедшего, но тот ничего не сказал. Просто посмотрел на Таню и встал у стены, наблюдая за происходящим.

Прильнув к экрану планшета, Бреланд пролистал кадры.

– Неудивительно, что вас выставили вон из элитной службы, – сказал он. – Еще до того, как вы приступили к работе.

Он показал планшет Герсон. Та усмехнулась, демонстрируя свою враждебность.

– Там знали, что ее и близко нельзя подпускать к власти, – сказала Герсон. – Знали, что она представляет угрозу.

– Никакая я не угроза! – воскликнула Таня, мгновенно вскипая, переполненная сдержанной яростью, направленной на все то, что отражалось в настоящем моменте. – Я просто выкрикнула имя президента! Я была возбуждена! Он был вместе с Ньютоном Таунсом! И подругами! – Она посмотрела на другого мужчину в надежде на то, что уж он-то должен все понять, однако тот никак не отреагировал на ее слова.

– По-моему, у вас серьезные проблемы с патриотизмом, – заметил Бреланд.

– Это у них семейное, – добавила Герсон.

«Мама», – подумала Таня. Как оказалось, это было верно только отчасти.

– Как и у вашего брата, – продолжал Бреланд.

– У моего кого? – изумилась Таня.

– Вот у этого парня, – сказал Бреланд, разворачивая планшет так, чтобы ей стал виден экран.

Это была фотография совершенно незнакомого мужчины. Начать с того, что он был белый или почти белый, с длинными прямыми волосами и безумными зелеными глазами. Тане пришлось присмотреться внимательнее, и только тогда ее рассудок произвел какие-то внутренние вычисления, и она почувствовала, как бледнеет. Это лицо она не видела уже очень давно.

– У меня нет брата. – Формально это было правдой, но в то же время ложью.

Сиг. Маленький мерзавец. Он жив.

– Ваша мать сказала нам другое, – возразила Герсон.

Таня почувствовала, что у нее в легких не осталось воздуха.

– Вы говорили с моей мамой? – после долгой паузы спросила она слабым голосом.

– Мы задержали ее для допроса, – сказал Берланд.

– Блин! – пробормотала Таня вне себя от ужаса.

– У нас есть основания полагать, что она ему помогала, – сказала Герсон. – Укрывала беглого преступника.

– Она заведует кафе! – воскликнула Таня. – И мы не имеем ничего общего с этим парнем.

– Вы жили в одном доме, – напомнила Герсон. – Ваша мать была его опекуншей.

– Совсем недолго, – возразила Таня, признавая свое поражение. Эти слова прозвучали как вздох капитуляции. – Скорее, приблудившаяся собака, чем брат.

– Вот она, современная семья, – презрительно фыркнул Бреланд.

– Когда вы в последний раз виделись с ним? – спросила Герсон.

– Много лет назад. Он исчез.

– Точнее, бежал из-под стражи, – поправила Герсон.

– Он же был еще ребенком, – сказала Таня. – Несовершеннолетним подростком.

– Несовершеннолетним террористом, убившим полицейского, – возразила Герсон.

– Вы даже не представляете, – сказала Таня. – Его мать…

– Его мать возглавляла террористическую ячейку, – перебила ее Герсон. – В том, что случилось, виновата в первую очередь именно она. Если бы она сейчас была жива, она сидела бы за решеткой.

– За участие в мирных протестах? – удивилась Таня.

– Как я уже говорила, проблемы с патриотизмом, – сказала Герсон.

– Я законопослушная гражданка своей страны, патриотка, – сказала Таня. – Как и моя мать. Можно не любить директора компании, но быть хорошим сотрудником.

– В данном контексте, пожалуй, я не соглашусь, – сказал Бреланд.

– Определенно, ваша мать не в нашей команде, – заметила Герсон. – Мы многое узнали.

– Она до сих пор у вас?

Молча кивнув, Герсон показала планшет. На экране была фотография ареста матери Тани, сделанная три дня назад.

Таня мысленно представила себе свою шестидесятивосьмилетнюю мать в камере для допросов. Ее подвергли обработке, на нее оказали давление, требуя выдать всех, кого она знала.

– Вы хотите доказать свой патриотизм? – спросила Герсон.

– И тогда вы опустите маму?

– Если мы получим желаемый результат, мы отпустим вас обеих, – сказала Герсон.

– Нам нужно найти вашего брата, – нарушив молчание, заговорил мужчина с седыми бровями. – У вас есть необходимая подготовка, вы вхожи в это сообщество.

Тане потребовалась целая минута, чтобы осмыслить его слова. Она посмотрела ему в лицо, пытаясь определить, что ему в действительности нужно и какой у нее есть выбор.

– Почему он вам так нужен? – спросила наконец Таня. – Что еще он натворил?

– Возможно, мы просто подозреваем, что ваш брат перешел к более крупным и серьезным вещам, – уклончиво произнес мужчина. – Аналитическое прогнозирование становится все более совершенным.

– И это поможет нам раскрыть террористические ячейки, от Тропика до Сектора Северной Каролины, – добавила Герсон.

– Он сейчас там? – спросила Таня.

– В последний раз его видели в солнечной Миннесоте, в пограничной зоне, – сказал Бреланд. – Именно там и был сделан этот снимок. До того, как те тупоголовые недоноски, которые заведуют этим вигвамом, позволили ему снова бежать.

– Понятно, – сказала Таня. – Вы хотите, чтобы я помогла вам схватить моего так называемого брата и разоблачить его сторонников.

– Помогите нам его найти, и ваша мать выйдет на свободу и все обвинения против нее будут сняты, – подтвердила Герсон. – Все остальное, что вы узнаете попутно, станет для вас дополнительными бонусами.

Таня шумно вздохнула.

– Вы поможете нам сохранить мир, – снова заговорил третий мужчина. – Спасти всех этих людей от заблуждающихся вождей, стремящихся втянуть нас в пучину хаоса.

– Как вы думаете, куда мог отправиться ваш брат? – спросила Герсон.

Таня молча пожала плечами.

– А вы подумайте хорошенько, – сказал Бреланд.

– Я смогу его найти, – сказала Таня. – Только отпустите мою маму.

– Это произойдет после, – сказала Герсон.

«Чтоб ты сдохла!» – подумала Таня.

– За вашей матерью уже числятся три уголовных преступления, – продолжала Герсон. – В том числе обвинение в участии в заговоре. И мы только начали. Так что мы предлагаем очень выгодную сделку.

– Зафиксируйте все в письменном виде. Прекращение уголовного преследования в отношении матери и меня тоже. И также Одиль Лафарж.

– Мы сдержим свое слово, – сказал третий мужчина.

Посмотрев ему в лицо, Таня поверила.

– Все ваши бумаги у агента Герсон, – сказал Бреланд. – А о мисс Лафарж можете не беспокоиться.

– Где она?

– Мы отвезли вашу подругу к ее маме, – сказала Герсон.

– На работу, – усмехнувшись, добавил Бреланд.

Таня мысленно представила себе эту сцену.

– Мы задержали вас не только потому, что вы проникли в зону безопасности вокруг президента, – сказала Герсон. – Хотя это заметно все упростило, и теперь, если вы нам не поможете, у нас есть уже обвинения против вас по трем пунктам. Но ничего против вашей ловкой богатой подружки. Она пока что остается неприкасаемой.

– В отличие от вас, – добавил Бреланд, вставая. – Агент Герсон проводит вас, и вы вернетесь к себе на работу.

– Что я там скажу?

– Придумайте что-нибудь, – сказал третий мужчина. – Мы будем следить.

Тане было семнадцать, когда Сиг впервые оказался у них дома. Самый неподходящий возраст для того, чтобы нянчиться с детьми, так как Таню в то время гораздо больше интересовали визиты в «учебные центры», которые посещали классные парни из той школы, в которую ей удалось устроиться.

Таня с самого начала собачилась по этому поводу с матерью, спрашивая, с какой стати они в качестве домашнего питомца завели странного белого мальчишку, в то время как Таня хотела кошку. Мама отвечала, что нехорошо так себя вести и это ненадолго. Они вовсе не собираются усыновлять мальчишку, и он не совсем белый, а еще нужно помогать сестре, попавшей в беду. Даже если у нее густые светло-соломенные волосы, как у девушки викингов, и она, впервые заглянув в кафе, сразу же оставила здесь своего сорванца. Эрика, мать Сига, произвела приятное впечатление, но было что-то безумное в том, как она распространялась насчет того, что ей на какое-то время придется уйти в подполье. Что Генерал занес ее в черный список. Но это было еще не самое безумное.

Насколько могла судить Таня, Эрика не имела практически никакого влияния на своего ребенка. Неудивительно, что она не хотела брать его с собой в подполье. Когда настало время Эрике уходить, ее маленького оборванца обнаружили на пожарной лестнице, с птичкой в руках. Живой птичкой.

Мама сказала, что он чем-то похож на кошку, ведь так?

Мальчишка отпустил птичку.

Таня знала, что Эрика принадлежит к тому же самому движению, что и ее мать, поэтому она согласилась попробовать. Быть может, она сможет научить ребенка делать что-то полезное. В конце концов, это же лето, лето в Миннеаполисе. Уроки закончились, и каникулы простираются впереди одним сплошным долгим днем, конца которому не видно.

В то самое лето местный комитет открыл у них в районе ячейку сети. Ее назвали Островом. На крышах установили маленькие антенны, всем выдали по маленькой коробке, превращающей телевизор в примитивный компьютер. С клавиатурой и всем прочим. Утверждалось, что это абсолютно защищенная система. Доступ к ней имели только жители района.

Район не был похож на другие, которые показывали по телевизору. Он состоял из полудюжины жилых зданий, разбросанных на протяжении пары кварталов, бывшего муниципального жилья, перешедшего кооперативу после того, как федералы обрезали финансирование и жители оказались предоставлены самим себе. Мать Тани была одной из тех, кто возглавил совет самоуправления, провернувший все это. Воспользовавшись случаем, она перебралась в квартиру бо́льших размеров, на тридцать первом этаже корпуса «Б», где у них с Таней было по отдельной спальне.

Телевизор стоял в гостиной, где на полу на матрасе спал маленький Сиг. По большей части мальчик засыпал прямо на ковре, пока Таня помогала наладить работу связного узла. Когда же она просыпалась утром, Сига, как правило, уже не оказывалось на месте, он отправлялся охотиться с первыми пташками – или чем там еще он занимался перед завтраком. Наверное, Тане следовало бы идти его искать, но она хотела только поскорее снова зарегистрироваться в сети.

Сеть использовалась для самых разных задач. В первую очередь жители района стали более организованными, чем прежде. Они обменивались информацией о нехватке продовольствия и перебоях с электричеством, о рабочих местах и неформальных финансовых сетях, о погоде и транспорте, о рытвинах на дороге и политике. Жители докладывали о действиях полиции, об арестах, о нашествии отрядов народного ополчения, выросших как грибы после дождя, когда обанкротившиеся администрации городов, округов и штатов и федеральное правительство стали спихивать на население ту работу, за которую уже не могли платить сами. Неудивительно, что в ополчение пошли преимущественно белые, уже имеющие оружие. Поэтому совет с помощью сети организовал свое собственное ополчение. Что-то вроде вооруженной стражи, как сказала мать Тани. Ополченцы встречались у нее в кафе на первом этаже, где также располагался книжный магазин, работавший скорее в режиме библиотеки. Там установили несколько терминалов для тех, у кого не было телевизора нужной конструкции. Таня написала программу, отслеживающую обращение книг, в первую очередь для того, чтобы знать, у кого в настоящий момент ее экземпляры Макс Прайс, когда у нее возникало желание их перечитать. Таня много времени проводила «в эфире», как это называлось, работая сетевым диспетчером.

Это давало ей возможность много времени общаться со своими друзьями.

Подростки придумали, как использовать сеть для своих компьютерных игр. Таня играла в «Крысиные гонки» со своей подругой Эстер, причем девушки сидели каждая у себя дома. Таня показала игру Сигу, и тот заразился ею, хотя так и не понял до конца, как точки и черточки могут быть мышами и кошками, гоняющимися друг за другом по многоэтажным зданиям.

Главным достоинством «Крысиных гонок» была не сама игра. Здесь имелись специальные страницы, на которых можно было оставлять сообщения знакомым. Как это случилось одним августовским вечером, когда Эстер рассказала Тане о встрече у Артура. Таня ответила, что сидит с ребенком, но Эстер настояла, проявив упорство, и в конце концов Таня уступила. Она разбудила Сига, заставила его обуться и сказала, что они идут за конфетами.

Мысль эта оказалась крайне неудачной. Не только потому, что конфеты в магазине на углу продавались очень редко, не потому, что уже начался комендантский час, и не потому, что эта ночь выдалась самой жаркой из череды жарких летних ночей того года, когда температура переваливала за сотню по Фаренгейту. Все это Таня знала еще до того, как они вышли из дома. Самым плохим явилось то, что около одиннадцати часов, когда они с Сигом находились в двух кварталах от дома, началась облава.

Таня и мальчик вышли из кондитерской Топо, каждый с завернутой вручную шоколадкой в руке. Таня сказала Сигу, что они сейчас заглянут к ее подруге в старое административное здание. Сиг указал на катящиеся по улице бронеавтомобили, чьи красные и синие мигалки кружились огнями дискотеки по стенам домов. Из бронеавтомобилей выскочили солдаты, в касках и с автоматами, с лестницами и ножницами для перерезания колючей проволоки. Они приехали сюда для того, чтобы закрыть сеть. Никаких разрешений солдаты ни у кого не спрашивали. Перекрыв улицы, они принялись прочесывать район, по четыре бронеавтомобиля на квартал. Разумеется, все это было незаконно. Прямое нарушение федерального закона о телекоммуникациях. Таня и Сиг стояли на улице, когда появились мистер Кингстон, миссис Уилсон и скандалистка Энджи Браун, желающие поговорить с командиром. Оглянувшись по сторонам, Таня увидела, что собралась большая толпа.

Она так и не поняла, как все произошло. Определенно, отчасти все началось тогда, когда пожилого мистера Кингстона задержали за то, что он задавал слишком много вопросов. Но кое-кто из местных ребят явно искал повода подраться и ухватился за эту возможность добиться справедливости. После того как вспыхнул первый полицейский бронеавтомобиль, мятеж разгорелся по полной.

Таня попыталась отвести Сига обратно в дом, используя все известные ей обходные пути, но у нее ничего не получилось. Мальчишка испугался – вырвавшись, он побежал, словно обезумевший зверек, путаясь под ногами у взрослых.

«Крысиные бега».

Двадцать минут спустя Таня вся в слезах прижимала к груди маленького оборванца, стараясь остановить кровотечение своими руками и его скомканной футболкой, той самой, с изображением лося. Она крепко зажимала футболкой рану в животе.

Врачи сказали, что это была шальная пуля.

Ночью в больнице Таня дала Сигу слово, что больше никогда не допустит, чтобы с ним случилась какая-либо беда. Какие бы глупости он ни вытворял, в какие бы неприятности ни впутывался, она его защитит. Даже если для этого ей придется держать его под замком.

Через два месяца государство прислало чек на двадцать одну тысячу долларов в качестве компенсации за то, что произошло с Сигом. Его мать Эрика объявилась как раз вовремя, чтобы обналичить деньги. Одну тысячу она отдала матери Тани, сказав, что, может быть, это позволит восстановить сеть.

Ночью Эрика вернулась с двумя типами отталкивающей наружности, которых Таня никогда прежде не видела. Она сказала, что они прятались в глуши, обдумывая дальнейшие действия. Типы ничего не сказали. Похоже, они чувствовали себя крайне неуютно. Они даже не остались ночевать, просто схватили Сига и деньги и скрылись.

Сиг на прощание обнял Таню, но плакать предоставил ей одной.

Мама сказала, чтобы она не переживала. Сиг непременно вернется, ему здесь нравится.

Вырвавшись из застенков Секретной службы, Таня сразу же приступила к поискам матери.

Она попросила у Герсон дополнительную информацию, но ее новый куратор смогла предложить лишь черновой набросок соглашения, телефон для связи только с Герсон и обещание позже прислать что-нибудь еще.

Подписав соглашение, Таня взяла телефон и по дороге домой на поезде попыталась собраться с мыслями.

Новый телефон, предположила она, также можно было использовать для слежки, чтобы проверять, что она выполняет свою часть соглашения. Сев за работу, Таня положила его рядом с собой. Это было все равно что заниматься в читальном зале библиотеки. Телефон помогал ей сосредоточиться и сдерживал волну безумия.

Если файл матери и был активирован, он находился в сети, доступа к которой Таня не имела.

Мама была не из тех, кого можно выследить по цифровому следу, оставленному в сетях общего пользования. Она проживала жизнь, помогая тем, кого могла увидеть своими собственными глазами.

Поэтому Таня сделала несколько звонков со своего телефона. Оставила взволнованное сообщение дома. Поговорила с работником кафе, который подтвердил, что мать задержали, но больше ничего не смог добавить. После чего связалась с двоюродным братом Меллом.

– Ты должна немедленно вернуться домой! – заорал тот. – Ей даже не разрешают встретиться с адвокатом, и никого из нас к ней не пускают, поскольку мы не близкие родственники!

– Я над этим работаю, – сказала Таня. – Ты знаешь, куда ее поместили?

– Она в «Ящике».

У Тани внутри все оборвалось.

«Ящиком» именовался федеральный центр рядом с аэропортом, расположенный в здании без окон. Люди шутили, что это здание построено без выходов. Пересыльный пункт на пути в частные тюрьмы, куда любили отправлять политических преступников.

– Я знаю, как вытащить маму оттуда, – уверенно заявила Таня. Положив трубку, она поняла, что это ложь.

Таня долго плакала. У нее на запястье по-прежнему был надет тюремный браслет. Она задумалась над тем, какие у нее есть варианты. Как можно вызволить маму. Кому можно позвонить, у кого есть связи или, по крайней мере, доступ. Затем Таня долго стояла под душем. После чего выпила стакан чего-то крепкого, что хранила в буфете на самой верхней полке, куда не могла дотянуться.

Таня начала искать Сига.

У нее ничего не получилось. Скорее всего, это означало, что и у полиции тоже ничего не получилось. Если мама напоминала мигающую цифровую точку, Сиг был просто невидимым. Но Таня все равно старательно его искала. Нужно было исчерпать все возможности.

Степень допуска ей не понизили. Возможно, даже повысили. Таня представила себе, как Герсон наблюдает за ее поисками. Она подумала о том, как этого избежать. Быть может, воспользоваться собственным слоем шифрования. Или действовать через чужую учетную запись, предпочтительно с более высокой формой допуска. Тут ей должен помочь Тодд, коллега по работе. И он перед ней в долгу.

На экране всплыло маленькое окно. Надоедливое сообщение от «Чайной комнаты», сетевой группы с работы. Похоже на спам. «Это сообщение нужно обязательно открыть!» Ссылка на закрытый адрес. Внизу было примечание: «К нашему сегодняшнему разговору», и затем Таня увидела имя отправителя: «герсон5991». Поэтому она открыла сообщение, и, вместо того чтобы превратить свой компьютер в порно-зомби, получила закрытый пакет упакованных файлов.

Это были выдержки из протокола ареста Сига. Подробностей крайне мало. Обыкновенная депортация, вылившаяся в распоряжение о бессрочном содержании в Северном центре временного содержания. В Детройте. Сиг бежал до того, как его успели туда перевести.

К протоколу прилагалась видеосъемка побега. Зернистое изображение камер наружного наблюдения, казавшееся черно-белым до тех пор, пока прямо посреди кадра не появилось желтое пятно тюремного костюма, похожее на лужицу горчицы на снегу.

Сиг показался Тане еще более диким, чем она запомнила. Особенно его движения. Резкие, свирепые. То, как он перескочил через ограду с колючей проволокой. Опс!

Таня прочитала заключение. Сиг исчез, словно призрак. Растворился в лесу. Никто не знал, где его искать.

Ей вспомнились передачи о дикой природе, в которых ученые ловят животное, закрепляют на нем маячок и выпускают обратно, чтобы установить, где оно обитает, как живет, определить, с какой группой сородичей оно общается. Таня рассмеялась, представив, что она сама поступает так же в точности с Сигом, жалея о том, что не сделала всего этого, когда он был еще ребенком. И тут до нее дошло, что именно так сейчас поступают с ней самой.

Это открытие многое прояснило, но в то же время породило в Тане чувство ярости. Больше всего ей нужно было бы злиться на тех, кто манипулировал ею, на те безликие государственные учреждения, которые контролировали этих людей. Но она злилась на Сига за то, что тот подставил их с матерью, хотя и понимала, что с таким же успехом можно винить животное, бежавшее от тех, кто его поймал.

Ей необходимо найти Сига.

Открыв шкаф, Таня достала коробку, которую спрятала здесь в тот самый день, как переехала сюда, и с тех пор больше не трогала. Оранжевая пластмасса выцвела. В щелях скрючились засохшие мертвые жучки. Однако хранящаяся внутри информация не пострадала, пусть она и оставалась такой же неполной, какой была тогда, когда много лет назад Таня отказалась от дальнейших поисков.

Подобную информацию не хранят на компьютере.

Копаясь в своем архиве, пытаясь найти дорогу в настоящее через пожелтевшие реликвии прошлого, Таня задумалась: а что, если они правы? Быть может, ее матери, Сигу и всем тем, с кем она порвала, известно нечто такое, о чем она не подозревает, о чем не подозревают в Вашингтоне?

– Только из того, что ты добилась обвинительного приговора в деле Рейнбека, еще не следует полная вседозволенность, – проворчал Майк. – Ты даже не представляешь себе, что мне вчера высказали по телефону.

Они находились у Майка в кабинете. На пятом этаже, с видом на аэропорт имени Даллеса. За окном медленно проплыл черный с красным транспортный самолет с грузом металла из сортировочного центра в Станстеде. Берт и Таня сидели за столом, дожидаясь возможности рассмотреть файл, но прошло уже десять минут, а Майк все еще продолжал отчитывать Таню за правду, высказанную перед телекамерой.

– Кто тебе звонил? – спросила Таня. Она старалась сохранить спокойствие, гадая, выложили ли ее боссу всю правду, но в конце концов пришла к выводу, что это маловероятно.

– Даже подумать страшно! – воскликнул Майк. – Кто-то из личной охраны. Знаешь, это те, кто обучен умереть, защищая своего босса? Ты хоть представляешь себе, какие строгие меры предосторожности принимаются в настоящее время?

– Я просто помахала президенту рукой!

– Ты выкрикнула ему оскорбление, Таня! Обозвала его фашистом! – Майк покачал головой.

– Тираном, – пробормотала Таня.

– Мы видели видеозапись, – сказал Берт. – Не лучшее мгновение твоей жизни. Тебе повезло, что цензура хорошо поработала. Эти кадры разошлись по всей сети!

– Президенту постоянно что-нибудь кричат, – сказала Таня. – Он ведь постоянно выступает на многолюдных митингах. Возбужденные слушатели теряют голову. Выкрикивают его имя. Поносят последними словами его врагов. Скандируют лозунги.

– Осторожнее, – предупредил Берт, многозначительно указывая на потолок.

– Ты ничего не понимаешь, – вздохнул Майк. – Это сторонники президента, и на подобные события всех участников тщательно отбирают. И обучают, как себя вести. Просто проникнуть туда, где ты находилась, это уже уголовное преступление, вдвойне тяжкое, если ты прокладываешь себе дорогу обманом. Если бы ты…

– Не суй свой нос куда не следует, – со смехом перебил его Берт.

– Точно, – подтвердил Майк. – Пожалуй. Можно и так выразиться. Нашему маленькому отделу не нужно такое внимание. Понятно?

Таня молча кивнула.

– Мы взяли тебя за твои навыки и потому, что нам была нужна третья пара рук, – продолжал Майк. – И еще потому, что твой персональный профиль – а говоря по-простому, изъяны политического воспитания, о которых говорилось в твоем личном деле, оказались как раз тем, что нам хотелось бы видеть…

Берт снова указал вверх, на этот раз более выразительно.

Майк включил стоящий на столе генератор белого шума.

– Таня, – снова заговорил он, несколько успокоившись, но все тем же серьезным тоном. – Наше положение здесь очень шаткое, как у животного на грани вымирания. Объедки, брошенные убывающему меньшинству в Конгрессе, не поддерживающему безоговорочно программу партии власти. Нас всего трое, нам постоянно приходится уступать остальным подразделениям, которые занимаются совершенно другими вопросами. И вот сейчас, когда мы занялись вопросами, способными принести настоящие перемены, ты кричишь перед телекамерами, привлекая к себе внимание. Ты понимаешь, твою мать?

Если бы он только знал.

– Да, – пробормотала Таня. – Извини. Не знаю, что на меня нашло.

– Красавец Ньютон Таунс – вот кто на тебя нашел, – поднял брови Берт. – Жаль, что он не нашел меня.

– Господи! – пробормотал Майк.

– Я догадывалась, что ты в него втюрился, – улыбнулась Таня. – Увы, я первая его увидела.

– Может быть, мы все-таки займемся делом? – перебил их Майк. – Берт, какие новости от канадцев?

– Они его нашли, – сказал Берт.

– Оружие? – уточнил Майк.

Кивнув, Таня указала на Берта.

– Партия от Пендлтона и Болана. «Потерялась» в Чикаго.

– Не совсем понимаю…

– Сепаратисты, – объяснил Берт. – Я нашел их два дня назад в отчете об облаве. Провинция Манитоба. Фамилии не назывались, но это определенно они.

– Странно, – пробормотал Майк.

– Как знать, – заметил Берт.

– Берт считает, что оружие никуда не терялось, – сказала Таня. – Он полагает, оно оказалось именно там, куда и должно было попасть. По-моему, он прав.

– Ребята Пендлтона и Болана снабжают канадских повстанцев, – задумчиво произнес Майк. – Бывших приятелей президента. Вы это хотите сказать?

– Так считает королевская конная полиция, – сказал Берт. – На самом деле это довольно хорошая версия.

– Возможно, если ты канадец, – возразил Майк. – Существует множество других возможных объяснений. Впрочем, это тоже неплохо. Что-нибудь еще?

– Странно, что ты об этом заговорил, – сказал Берт, поправляя очки. – Я даже еще не успел рассказать Тане.

– В этом кабинете секретов нет, – сказала Таня, гадая, следует ли ей поделиться своей тайной. – Первое правило, Берт, которому ты меня научил.

– Пришлось подождать, милочка, когда тебя выпустят из тюрьмы, – усмехнулся Берт.

Майк едва сдержал улыбку.

– Эта информация также от конной полиции, – продолжал Берт. – Судя по всему, та же самая шайка, которая переправляет оружие Пендлтону и Болану, в обратную сторону доставляет другой товар.

– Какой именно? – спросил Майк.

– Информацию, – ответил Берт. – Самую разную. Видео, зарубежные средства массовой информации, порнуху и все прочее. Запрещенную.

– Начальству это очень понравится, – заметил Майк. – Возможно, мы заработаем на этом кое-какие очки. Но я не готов поверить в то, что корпорации станут нарушать установленные Белым домом правила касательно управления и контроля.

– Даже не знаю, – сказал Берт. – Есть свидетель. Захваченный в ходе этой облавы. Он утверждает, что есть клиент, который все это покупает. Только не может сказать, где именно находится этот клиент.

Таня вспомнила сказанные напоследок слова сотрудника Секретной службы, не пожелавшего назвать себя. «Придумайте что-нибудь». Быть может, ему было известно, чем она занимается на работе. Быть может, настоящей его целью было вынудить Таню и ее коллег свернуть свое расследование. Быть может, он добился своего.

– Это должно быть где-то там, в Миннесоте, – сказала Таня. Она еще никогда не пробовала вот так подправлять факты. Новые ощущения были очень любопытными.

– Вполне возможно, – согласился Берт. – Перевалочный пункт или, по крайней мере, хороший источник, который знает, что к чему.

– Нужно его найти, – сказала Таня.

– Ты меня убиваешь! – возмутился Майк. – Мне самому этого хочется, но нам нужно сосредоточиться на оружии.

– Давайте я отправлюсь туда, – предложила Таня.

– У тебя есть другая работа, – возразил Майк.

– Не такая срочная, как эта, – стояла на своем Таня. – Как ты сам сказал, это поможет нам заработать серьезные очки. Быть может, тебе даже объявят благодарность.

– Тебе торжественно пожмет руку какой-нибудь большой шишка.

Таня улыбнулась.

– Я серьезно, – сказала она. – К тому же я знаю эти места.

Майк застонал.

– А мне нравится эта идея, – заметил Берт. – Можно будет объединить наши усилия. Как знать, возможно, вместе мы раскроем эту головоломку. Я всегда считал, что мы видим лишь надводную часть айсберга.

Майк посмотрел на Таню. Та отвернулась к окну.

– Таня, о чем ты недоговариваешь?

Таня попыталась прогнать из головы опасные мысли, но только залилась краской. Она решила переменить тактику.

– Просто поверь мне, хорошо? – сказала Таня, постаравшись изобразить самый честный взгляд. – Я сделаю все как надо.

Она говорила искренне, хотя и не была уверена в том, что у нее все получится.

Майк посмотрел на нее. Какое-то время все трое слушали треск статического электричества. Таня вопросительно подняла брови.

– Ну хорошо, – наконец согласился Майк. – Ты отправишься в Миннесоту. Я сегодня же закажу дорожный пропуск. А ты, Берт, поедешь в Торонто или куда там еще.

– В Виннипег, – поправил Берт.

– В Виннипег, – согласился Майк.

– Они же в противоположных концах страны…

– Как бы там ни было. Посмотри, удастся ли тебе найти какие-либо доказательства. Достаточно надежные, чтобы выдержать проверку со стороны логических роботов.

– Согласен, – сказал Берт.

– Я могу обратиться за помощью к Тодду? – спросила Таня.

– Если хочешь спуститься туда, ради бога, – сказал Майк. – Только не трать больше наши деньги.

– Спасибо, – поблагодарила Таня.

– Наверное, мне следует ответить: «Пожалуйста», – сказал Майк. – И еще, Таня, я не шучу. Что, если ты снова нарвешься на неприятности?

Таня молча потупила взгляд.

– В этом случае лучше не возвращайся.

Телевизор напомнил Тане тот, какой был у ее бабушки. Странно было увидеть его здесь, в криминалистической лаборатории Тодда, среди всевозможного новейшего цифрового оборудования. Но у Тодда был дар собирать всякое старье. Другие ведомства присылали ему те устройства, к которым не было инструкции пользователя.

– Найти его оказалось сложнее, чем я ожидал, – сказал Тодд. – После введения ЕООСП все подобное оборудование сразу же стало никому не нужным.

– После введения чего?

– Единого общего открытого стандарта преобразований, – объяснил Тодд. – Помнишь, «искусственного питания». Это когда федеральная комиссия по средствам связи и министерство патриотизма потребовали, чтобы все средства массовой информации – эфирные, наземные, кабельные, сетевые и прочие – перешли на новые цифровые стандарты, установленные государством.

– ЕООСП, точно, – вспомнила Таня. – Мне тогда пришлось купить новый телефон и приставку к телевизору за сто долларов.

– Совершенно верно, – подтвердил Тодд. – Как и мне. Но только лично я был этому рад. Появилась возможность связать все оборудование в единую сеть. Теперь возможности многократно расширились. Особенно в нашем деле. – Он покрутил ручку на телевизоре. – Хотя, на мой взгляд, это просто классная штука.

На экране появился разноцветный «снег».

– Он ничего не видит, – заметила Таня. – Даже пахнет он странно.

– Да, полагаю, не соблюдались условия хранения. Электроника покрылась слизью. Мне пришлось заглянуть в три скупки, прежде чем я его нашел: мне сказали, в последнее время их стали раскупать. Все началось с год назад.

– Странно. Какой толк от телевизора, который можно настроить только на мертвый эфир?

– Сейчас я тебе покажу.

Тодд повозился с адаптером, подключенным к телевизору сзади, выдвинул телескопическую антенну и повернул две ручки.

– Дециметровый диапазон, – объяснил он. – Это абсолютно противозаконно. Жутко старая аналоговая технология эфирного вещания, в которой я почти ничего не смыслю. Вот, смотри.

Изображение было зернистым. Чернокожая женщина, сидя за столом перед картой Соединенных Штатов, зачитывала вслух последовательность цифр. Цвета напоминали выцветшую фотографию из старого альбома.

– Да, тут не хватает только горящих дров в камине, – заметила Таня. – Это шифр?

– Да, несомненно, – подтвердил Тодд. – В различные моменты времени используются различные каналы, дикторов тоже несколько. Иногда прогоняются какие-то тестовые последовательности, которые, возможно, являются стеганографией. Я также видел разные запрещенные программы: новости зарубежных каналов, разные зверства, антиправительственная пропаганда.

– О чем говорил Берт.

– Совершенно верно – так мы на это и вышли. Однако периодически транслируются совершенно непонятные программы. Видео с охоты, мексиканские сериалы, кадры с полицейских беспилотников, порнушка. Такое запрещенное видео можно найти у дальнобойщиков. Один раз я даже наткнулся на речь, десятиминутные разглагольствования сама знаешь о ком. – Тодд ткнул большим пальцем в портрет президента в рамке, висящий на стене рядом с выключателем. Это был новый официальный портрет, со шрамами. – Мне показалось, я видел говорившего в каких-то архивах. Сейчас я работаю над тем, чтобы установить совпадение.

– Вот как? – сказала Таня. – Расскажи-ка поподробнее.

– Вообще-то я застрял.

– От тебя никакой помощи. А ты можешь обратиться к ребятам из министерства патриотизма, с которыми работаешь?

– Хорошая мысль. Быть может, они обеспечат мне доступ к базе данных диссидентов.

– А ты не хочешь, чтобы я тебе помогла? – предложила Таня. – Дай мне доступ к базе данных диссидентов, дай мне эти видеозаписи, и я быстро найду все, что нужно. А ты тем временем сосредоточишься на этом. – Она указала на телевизор.

– Может, так я и сделаю, – согласился Тодд.

– Ты собираешься попросить другие списки тех, кто находится под надзором? – спросила Таня. – Неофициальные?

– Ты говоришь совсем как они, – указал на телевизор Тодд.

– Успокойся, – сказала Таня. – Все знают, что ты преданный бойскаут. Ты, по крайней мере, можешь сказать, откуда ведутся эти передачи?

– На самом деле определить это очень трудно, – скорчил гримасу Тодд. – Пока все это просто невозможно уловить. Оно эфемерно. Замаскировано под наземные ретрансляторы, которые не отслеживаются нашим оборудованием. Я работаю над этим как над математической задачей, но, несомненно, самый быстрый способ – проникнуть в сеть. Вернуться к добрым старым агентурным методам.

Таня посмотрела на негритянку на экране, продолжающую зачитывать цифры, и у нее появились кое-какие мысли.

– Разумное предложение, – согласилась она. – Где предлагаешь начать?

– Где-нибудь на Среднем Западе, наверное, – сказал Тодд. – Там в зонах много больших антенн. И именно там сосредоточены повстанцы.

– Тропик, – сказала Таня. – Разумно.

– Нужно поискать в Сент-Луисе, – продолжал Тодд.

– Майк посылает меня в Миннесоту, – сказала Таня. – Ты можешь поискать там возможные точки?

– Наверное, – пожал плечами Тодд. – Там может быть узел связи. Определенно, диссидентов там хватает.

– Вот и отлично. – Таня положила руку на незаконный приемник. – Можно мне взять это с собой?

– Нет, – ответил Тодд. – Но у меня есть для тебя кое-что получше.

Привстав, он взял с полки портативное устройство размером с коробочку для ювелирных украшений. Таня протянула было к нему руку, но Тодд отодвинул устройство.

– В чем дело?

– Просто ты должна будешь мне помочь, когда начнется Классификация, договорились? Два типа, которых мы с Бертом разоблачили в ходе последней операции, охотятся за мной.

Классификацией называлась проводящаяся раз в квартал аттестация, введенная президентом Макком в самом начале первого срока. Ее должны были проходить все сотрудники федеральных ведомств, а также корпораций, получающих финансирование от федерального правительства. Суть Классификации заключалась в том, что все коллеги давали друг другу оценки в категориях, выбранных в этом году. Компетентность, жизненная позиция, дух товарищества, лояльность, организаторские качества, производительность. И это относилось не только к сотрудникам одного подразделения. Каждый мог дать оценку любому, с кем сталкивался по работе. Своеобразная торговля. С теми, кто находится выше и ниже по служебной лестнице. Хороший результат означал деньги и статус. Плохой результат – и можно было потерять работу. Или даже гораздо хуже, как говорили. Потому что, понимаете, это означало, что человек не на своем месте. Таня терпеть не могла Классификацию, но пока что успешно проходила аттестацию. Нечестность при Классификации считалась серьезным нарушением.

– Разумеется, – согласилась Таня. – Я бы поступила так в любом случае по отношению к тебе. Но я не уверена в том, что у меня самой прочное положение.

– Что ты хочешь сказать? – Тодд посмотрел на нее так, словно у нее было заразное заболевание.

– Просто пошутила, – улыбнулась Таня. – Я о тебе позабочусь. Дай мне коды доступа, и я исправлю весь твой файл, черт возьми.

Улыбнувшись в ответ, Тодд протянул ей устройство.

Когда Таня его включила, появившееся изображение напомнило луч света из параллельной реальности.

– Как у тебя дела? – спросила она.

– Более или менее. Мне нужно уехать из города.

– Все настолько плохо?

– Я не могу объяснить. Все будет в порядке.

– Давай встретимся. И ты лично все мне расскажешь.

– Мне нужно собраться. Встретимся, когда я вернусь. Это ненадолго.

– Обещаешь?

– Да, – подтвердила Таня, стараясь убедить в первую очередь себя. – Что с тобой сделали?

– К счастью, я уже достаточно взрослая, и мамаша больше не может держать меня дома взаперти, – сказала Одиль.

Таня рассмеялась впервые за последние несколько дней.

– Но, полагаю, она наняла частного сыщика, – продолжала Одиль.

– Что?

– Что слышала. Одну очень странную женщину, которая постоянно попадается мне на глаза.

– У тебя просто мания преследования.

– Лишняя предосторожность никогда не помешает. Только не здесь. Хотя я порой и бываю чересчур самоуверенной.

– Справедливо, – согласилась Таня. – Если сможешь, пришли картинку. Я тебе еще позвоню.

Позднее, собираясь в дорогу, Таня размышляла о снимках Сига, которые видела в его личном деле. Гадая, где ему довелось побывать. Если чутье ее не подводит, Сиг должен вернуться в Миннеаполис. Если он по-прежнему может исчезать в городе, словно лишенный шерсти енот, как он это делал в детстве.

Перебирая вещи, Таня гадала, что ей понадобится, чтобы затеряться в толпе диссидентов. Ей будто предстояло вырядиться для альтернативного ответвления своей собственной жизни. Достаточно было лишь вспомнить отцовских подружек или собственные наряды, которые она носила в колледже до тех пор, пока не уяснила свой путь. Задача заключалась в том, чтобы найти из оставшегося в гардеробе что-нибудь подходящее. У Тани по-прежнему сохранилась поношенная черная водолазка, которую она в холодные зимние дни надевала под пиджак, и потрепанные черные джинсы, которые она носила в свой редкий выходной день.

Надев водолазку и не заморачиваясь с косметикой, Таня посмотрела на себя в зеркало. По-прежнему чего-то недоставало.

И тут ей пришла в голову мысль распустить волосы.

Когда Таня вышла из душа и вытерла голову, позволяя волосам беспрепятственно струиться как им вздумается, из зеркала на нее взглянула совершенно незнакомая женщина. Удивительно, но ей понравилось то, что она увидела.

Возможно, компьютер определяет черты характера человека гораздо лучше, чем она полагала.

Таня бросила взгляд на фотографию мамы на туалетном столике. Она не сомневалась в том, что найдет Сига. Гораздо сложнее было определиться с тем, что делать дальше.