Я глянул на верхушки дубовых ветвей, едва окрашенных начинающимся рассветом, и пнул Тука, похрапывающего на попоне.

– Вставай, окаянный скотт, войну проспишь.

– Что? – Логан подскочил как на пружинах. – Уже?

– Нет пока. Но хватит дрыхнуть.

– А-а-а… – Шотландец зевнул, почесывая курчавившуюся бородку. – Дык я и не спал вовсе.

– Теще своей расскажи.

Скотт дернулся, испуганный воплем какой-то лесной птицы, и истово перекрестился:

– Тьфу ты, нечистая… Помянешь ее не вовремя…

– Это точно. Давай вставай и людей поднимай…

Сам побрел к ручейку, журчавшему в обросших мхом валунах, и, поплескав себе немного в лицо водичкой, почувствовал, что дремота отступила. Ну что же, как говорится: будь готов – всегда готов! А точнее, к разбою готов. Да-да, вы не ослышались: барон ван Гуттен, кавалер, баннерет и прочая и прочая, скатился на путь лихого человека. А вообще, шучу я так, хотя предстоящее мне и моим людям занятие действительно в некотором виде смахивает на банальный разбой…

Углядел мелькнувший среди ветвей зеленый колпак и поманил к себе бородатого крепыша, своим видом иллюстрировавшего образ лесного братка из бригады общеизвестного Робина Локсли.

– Не мнись, докладывай.

– Ваша милость… – Разбойник содрал колпак и, сняв арбалет с плеча, глубоко поклонился. – Значица, пошло дело. Выступили они.

– Сколько?

– Два десятка конных лучников, с десяток жандармов и пеших латников с пару десятков. Ну и две крытых повозки да пара телег с фуражом.

– Через сколько будут здесь?

– Я их где-то на час опережаю.

– Понял тебя, Михель. Работаем.

Нам предстоит взять караван, который везет монету для найма армии герцога Рене Лотарингского. Очень пристойное занятие, не находите ли? Меня тоже с души воротит, но никуда не денешься. Сия операция есть не более чем моя личная отсебятина. Почти моя.

С момента поражения при Муртене прошло уже три месяца. Карл отступил во Фландрию и пытается формировать новую армию. Рене торчит в Эльзасе и занимается тем же. Лотарингия формально еще бургундская, а в реале ничейная. Иногда происходят стычки, жители помаленьку бунтуют, но гарнизоны пока справляются. Почти всегда.

А я… а я постоянно в седле. Думал приложить свои недюжинные таланты к делу возрождения гвардии – я имею в виду боевой гвардии – и даже чего-то там напрогрессорствовать во славу Бургундии. Ан хрен, почти ничего не получается, так как постоянно в разъездах. Даже при дворе Фридриха Габсбурга успел побывать, участвуя в одной деликатной дипломатической миссии.

Есть сей коллизии некоторые причины. Прошел один интересный слушок, согласно которому при Муртене бургундов спас от полного разгрома барон ван Гуттен. Причем оный и руководил сражением, затмив своими талантами его светлость Карла Смелого. Весело, да? Нет, я не в опале и по-прежнему шеф гвардии, государь мил, приветлив и щедр со своим верным слугой, но факт остается фактом – под разными благовидными предлогами от двора и армии героя удалили.

Ле Гранье разводит руками и советует переждать, особо не мозоля глаза государю. И явственно намекает, что за пакостными слухами стоит урод Кампобассо. Которого к тому же никак не убьешь, ибо нужный момент упущен и надо ждать нового. В книгах все просто: сударь, вы подлец, далее перчаткой по морде – и на шпагу. В реальности все намного труднее. Мое и так довольно сомнительное положение может стать и вовсе отвратным, заколи я одного из соратников государя. К тому же ломбардец явно понимает, что барон ван Гуттен жаждет его крови, и потому старается избегать встреч, даже уезжает из Гента на период моего присутствия в городе. Такие вот дела.

Мои новые покровители – я о церковном ордене – до самого недавнего времени не давали о себе знать. Однако две недели назад странствующий монах показал мне четки со знакомыми символами и передал письмо, в котором содержалась очень подробная информация как раз об этом конвое Рене. Зачем оно надо церковникам, я до сих пор не понимаю, но случаем собираюсь воспользоваться – исходя из соображения: чем слабее Рене, тем сильнее Карл. Да и вообще, деньги на дороге не валяются. Словом, озвучил в ставке планы рейда без указания истинной причины, получил разрешение, и силами лейб-гвардейской роты кондюкто Уильяма ван Брескенса и некоторыми другими приданными силами выдвинулся на границу Лотарингии и Эльзаса. Правда, рота – это звучит громко, я отобрал всего шесть десятков охотников, не считая трех десятков мосарабов, но зато почти все – ветераны, да и не нужно мне больше для столь деликатной операции.

До места добрались почти без приключений, околицами…

– Ваша милость, пора, они уже близко. – Меня тронул за наплечник один из стрелков.

– Иду…

Дорога, по которой должен был пройти конвой, слегка извиваясь, тянулась по самой опушке дремучего леса. По ее другой стороне шел довольно глубокий овраг, на дне которого протекал ручеек, разросшийся от дождей до размеров приличной речушки. Очень комфортное местечко для правильной засады. И уж поверьте, я-то могу правильно засаживать. Гм… простите за двусмысленность.

Я экипировался в юшман, так что взобраться на матерый разлапистый дуб особых трудов не составило. Слезть будет, конечно, проблематично, но, думаю, справлюсь. Твою же дивизию, задолбали эти сучки…

Первыми рысил десяток конных арбалетчиков. Справные ронсены, красно-серо-белые коттдарме с белым «лотарингским» двойным крестом, барбюты, настороженные усатые морды – скорее всего, герцогская личная гвардия.

Следующими двигались пешкодралом пехотинцы – швейцарские наемники. Тоже отлично экипированные, на плечах списы и алебарды. Вокруг повозок, запряженных шестерками лошадей, на могучих дестриерах следуют эльзасские рыцари. Доспех разнообразный, вооружение тоже – сразу видно, что дворянское ополчение. Впрочем, все равно противник серьезный. Стоп… а это как раз сам Жан де Бидо, сеньор де Пон-Сен-Винсент. Да, это он: в гербе ясно просматривается единорог на серебряном фоне. Информация матушки нашей церкви подтверждается на сто процентов. Знать бы еще, на хрена им это надо… Вариантов на самом деле очень много. К примеру, зная потребность Лотарингца, такое прозвище имеет Рене, святая матушка скромно предложила ему ссуду, под справедливый процент, конечно, и, возможно, некие условия, но оный герцог взбрыкнул и взял займ в другом месте. Церковники, конечно, обиделись и в целях наставления на путь истинный решили немного поучить строптивого мальчишку. Чем не версия? А вообще, даже не хочу ломать голову над этим. Меня пока все устраивает. Что там дальше?

После рыцарей перла опять пехота и замыкали колонну те же конные арбалетчики. Впечатляет процессия, но… как бы пора.

– Давайте, парни.

Луиджи и Пьетро сложили ладони лодочкой, приложили руки ко рту – и утреннюю тишину разорвало резкое воронье карканье.

Перед кавалькадой с треском рухнул развесистый дуб, из-за него выбежали арбалетчики, и первый десяток лотарингцев как мановением волшебной палочки смело с седел. Одновременно из леса стройными залпами грохнули аркебузы и защелкали арбалеты. Швейцарские наемники попытались перестроиться, но смешались под пулями и градом болтов.

– Вперед, барон, – скомандовал я сам себе и соскользнул с дерева.

Прыгнул в седло и, стараясь не попадать под ветви, ломая заросли молодого орешника, карьером вылетел на дорогу. Быстро оценил ситуацию и вместе с Логаном и еще пятеркой жандармов, сметая швейцарцев, врезался в пытавшихся отмахиваться лотарингских дворян.

Цвайхандер, гулко свистнув, ударил по риттеру, пытавшемуся унять раненую лошадь. Со звоном отлетел в сторону салад, обнажив слипшиеся от пота черные прямые волосы. Вот же, сука, стойкий какой! Рубанул его еще раз, наконец сбив с седла, подобрал поводья Каприза, развернулся, и только собрался обрушиться на командира конвоя, как тот, пришпорив своего дестриера, скачком вырвался из свалки и понесся назад по дороге, расшвыривая своих и чужих. За ним попытался удержаться его оруженосец, но быстро рухнул на землю, кувыркаясь в пыли вместе с лошадью.

– Баумгартнер, мать твою, кому зеваешь?! Валите его!!! – ища глазами командира своих арбалетчиков, заорал я.

Не нашел, но понял, что команда нашла своего адресата – дестриер Жана де Бидо, сеньора де Пон-Сен-Винсента, утыканный болтами, с жалобным ржанием рухнул на дорогу, подминая своего седока. Очень хорошо…

Оглянулся и с глубоким удовлетворением отметил, что дело практически сделано. Несколько риттеров, умело управляя своими скакунами, пытались отмахиваться мечами, но их совсем прижали к оврагу, и чем закончится эта героическая битва, сомневаться уже не приходилось. Тем более туда ломанулся Логан с жандармами, уже расправившиеся со своими противниками.

– Работаем, работаем! Живые нам на хрен не нужны! – подбодрил я своих людей и соскочил с Каприза возле крытого возка.

– Давай, давай… навались… – подхватили команду сержанты и десятники.

Красавчики! Порадовался слаженным действиям своих головорезов и дернул занавесь на дверце. И с изумлением увидел внутри повозки совсем молодую женщину в глухом черном плаще с капюшоном и вторую, одетую таким же образом, но гораздо старше, с сухим аскетичным лицом. Вот те новости, а кто…

Больше ничего подумать не успел, так как молодая протянула по направлению ко мне свою руку с каким-то предметом, от которого немедленно пыхнул сноп искр…

– Твою же… – Не знаю, каким чудом, но все же успел дернуться в сторону, на мгновение опередив выстрел.

Возле самой щеки полыхнул огонь, в голове зазвенели литавры, в глазах померкло, а мое бренное тельце, звеня многочисленными железяками, грохнулось на землю.

– Капитан, капитан, ваша милость… – Голоса доносились как через ватное одеяло и одновременно отдавались в голове гигантскими колоколами.

– Да тише вы… – Я несколько раз хлопнул себя по уху, пытаясь унять звон, а потом, ухватившись за чью-то руку, встал на ноги. – Что это за нахрен было?

– Вот… – Баумгартнер держал за длинную русую косу стрелявшую в меня девицу.

– Кто такая? – Я наконец сфокусировал зрение и отметил, что девушка довольно хороша собой.

– Будь ты проклят, мерзкий разбойник! – выкрикнула девица на немецком языке и вдруг, выхватив из-за корсажа длинный, тонкий стилет, вонзила себе в грудь.

– Оп-па… – растерянно охнул Баумгартнер и выпустил девицу, безвольно упавшую на землю.

– А эта вроде в обмороке!!! – отчего-то радостно отрапортовал один из мосарабов и потянул за ногу из возка вторую женщину. – Вот дура…

– Какого хрена вылупились? – Я со злостью пнул колесо повозки. – Быстро искать монету.

– А чего ее искать? – Альмейда с усилием вытолкнул из повозки маленький бочонок, глухо звякнувший при ударе о землю. – Таких еще два…

– Забираем и уходим. Живо… – Я присел и для успокоения совести попытался нащупать пульс на тоненькой шейке девушки.

Нет, ну жалко же… Понятное дело, она хотела избежать позора, так как иного исхода с пленными девицами, по нынешним временам, не случается. Но, черт возьми, я вовсе не собирался отдавать ее солдатикам для употребления по существу. И сам не собирался… Стоп… есть пульс!

Бешено колотящийся, но сильный и уверенный. Ах ты, умница моя… а вот и веко дернулось. Да у тебя же корсет из китового уса с вшитыми стальными пластинами! Вот и тюкнула себя, зная, что однозначно не пробьет, и в желании заморочить нам голову. Ну и ну…

– Что с ним? – Ко мне подтащили связанного, ободранного как липку, полуголого мужика.

– Жан де Бидо, сеньор де Пон-Сен-Винсент?

– Он самый. С кем имею честь? – Мужик гордо хлюпнул выдающимся расквашенным носом.

– Сеньор Dubrovsky. Кто это? – Я показал на лежащую девушку.

– Дама Фелиция Кори, сеньора Бельбрюк… – Мужик в отчаянии дернулся и закусил губу до крови. – Моя невеста…

– Ну что я вам могу сказать… Sovet da lubov… – Я весело расхохотался и дружески хлопнул мужика по плечу. – Дарую вам жизнь. Когда мы уйдем, как-нибудь сами развяжетесь. И это… не забудьте сообщить своей невесте, что хватит притворяться. И еще… берегите ее.

Несмотря на гудевшую и звеневшую башку, меня просто разрывало от радости. И дело не в шикарной добыче и десяти тысячах золотых флоринов, на которые мой сюзерен снарядит два корпуса и наконец нахлобучит клятых швисов и прочих лотарингцев. Нет, это, конечно, просто великолепно, тем более около десяти процентов осядет в моей мошне, но больше всего радует, что эта хрупкая и хитрая девчонка осталась в живых. Я ее не знаю и вряд ли когда-нибудь еще раз увижу, но искренне радуюсь подобной смекалке. Почему? Все очень просто, я очень положительный и добрый персонаж. Да-да, я знаю: таковым не выгляжу, даже совсем наоборот, но доброта – это внутреннее состояние, а все остальное – только щит, которым моя ранимая сущность отгораживается от жестокого внешнего мира.

– Ух-ты!!! Вот это сказанул! – Я вслух подивился своим мыслям. – Философ ты братец, однако. Цыцерон!

– Чего? – переспросил рысивший рядом Тук.

– Ничего! Разъезд вперед выслал?.. Совсем охренел! Выполнять, иначе турну с роты. Живо у меня…