Глава 13
На следующее утро в половине девятого в дверь номера Тиббетов раздался стук, и вошел Спецци, держа толстый портфель.
– Я собираюсь сегодня покинуть отель, – сказал он, – поэтому принес копии моих отчетов и хронику событий, которую я составил. Надеюсь, эти материалы окажутся вам полезны.
В дверном проеме возник молодой карабинер, который сообщил капитану, что его ищут. Спецци, вручив инспектору стопку бумаг и извинившись, ушел. Повернувшись к Эмми, Генри сказал:
– Ты иди вниз и позавтракай, а я хочу изучить все это.
– Я останусь с тобой. У меня есть интересная книга, – ответила Эмми.
Тиббет быстро прочел аккуратно отпечатанные протоколы допросов и просмотрел итоговое заключение самого Спецци, в котором капитан делал вывод, что преступницей является фройляйн Герда Браун, хотя убедительных доказательств ее вины пока не имеется. А потом Генри принялся за серьезное изучение хроники событий.
9.00 Хозер вызывает Россати в столовую и сообщает о своем намерении уехать на последнем поезде. Это слышат все гости, кроме баронессы.
9.15 Баронесса беседует с Хозером в баре.
9.20 Хозер оплачивает свой счет в кабинете Россати.
9.30–10.00 Лыжники выходят из отеля. Миссис Бакфаст и Книпферы идут на террасу. Хозер поднимается к себе паковать вещи.
10.30 Беппи идет в комнату Хозера, разговаривает с ним, забирает багаж и относит его к подъемнику.
10.35 Хозер беседует с Книпферами на террасе.
11.00 (прибл.) Хозер звонит в Инсбрук.
11.35 Хозер садится на подъемник и спускается в деревню.
12.10 (прибл.) Марио отсылает багаж вниз на подъемнике.
12.30 Мисс Уиттакер и мистер Пассденделл возвращаются к ленчу.
12.35 Карло относит багаж Хозера в «Олимпию».
14.30 Лыжники снова отбывают. Книпферы отправляются на прогулку.
Миссис Бакфаст и фройляйн Книпфер сидят на террасе.
15.30 (прибл.) Фройляйн Книпфер видит Хозера, идущего к отелю от подъемника.
15.45 Хозер и фройляйн Книпфер пьют чай в баре.
16.30 Фройляйн Книпфер идет к себе наверх. Беппи видит, как миссис Бакфаст разговаривает с Хозером в баре. Мисс Уиттакер и мистер Пассденделл прибывают в «Олимпию» на чай.
16.45 Миссис Тиббет приходит в «Олимпию».
17.00 Стейнз и полковник Бакфаст появляются в «Олимпии» (поезд из Имменфельда прибывает в Санта-Кьяру в 16.55). Россати разговаривает с Хозером в баре, потом на подъемнике спускается в деревню.
17.20 Баронесса, фройляйн Герда и дети прибывают в «Олимпию».
17.30 Синьор ди Санти прибывает в «Олимпию».
18.05 Компания, пившая чай в «Олимпии», расплачивается и уходит.
18.10 Хозер покидает отель, это видят Беппи и фройляйн Книпфер.
18.15 (самое крайн.) Компания из «Олимпии» подходит к подъемнику. Мистер Пассденделл – первый, за ним остальные англичане, баронесса, ди Санти, дети, Герда.
18.16 Хозер садится в кресло подъемника на верхней станции.
18.17 Подъемник останавливается.
18.19 Подъемник запускают снова.
18.43 Хозер прибывает на нижнюю станцию подъемника, застреленный. Герда, которая ехала последней, прибывает на верхнюю станцию.
18.44 Подъемник останавливают.
В течение некоторого времени инспектор очень сосредоточенно изучал этот документ, потом сказал:
– Я должен извиниться перед Спецци.
Эмми отложила книгу.
– За что?
– За то, что подтрунивал над его страстью к составлению точного графика, – сказал Генри, передавая листок с хронологией событий жене. – Посмотри-ка на это внимательно.
Эмми прочла документ несколько раз.
– Не вижу, чтобы тут было что-то, чего мы не знали прежде.
– Ничего такого тут и нет, – согласился Генри. – Но этот документ проясняет всю картину, вот в чем дело. Он дал мне критически важный кусочек информации, который был необходим, чтобы закольцевать мою теорию.
Эмми еще раз просмотрела хронологию, но призналась:
– Не вижу здесь ничего особенного.
– Неужели? – возразил Тиббет. – Между тем особенное здесь есть. Эта хронология, составленная Спецци, плюс немного логических рассуждений плюс некое замечание, оброненное одним из свидетелей, – и дело практически раскрыто. Единственное, что остается теперь сделать, – это связать все ниточки воедино.
– Даже не буду просить тебя объяснить, – сказала Эмми со смиренной улыбкой, – потому что знаю: ты этого делать не станешь. Но можешь, по крайней мере, сказать мне, кто из свидетелей обронил это судьбоносное замечание?
– С удовольствием, – ответил Генри. – Это был полковник Бакфаст.
После завтрака Эмми поспешила присоединиться к своей учебной группе. Остальные лыжники к тому времени уже отбыли. Тиббет решил спуститься в деревню и надевал анорак у себя в комнате, когда дверь стремительно распахнулась и в комнату влетел чрезвычайно возбужденный Спецци.
– Энрико, мне нужно с вами поговорить! – крикнул он, промокая лоб. – Я только что встречался с бароном.
– Не повезло, – сочувственно сказал Генри. – Полагаю, он хочет, чтобы вы арестовали Франко ди Санти.
– Откуда вы знаете?
– Вчера вечером я говорил с баронессой. По ее просьбе, – поспешно добавил он.
Капитан сел на кровать и уныло кивнул.
– У него был Россати, и они оба сделали заявление по всей форме относительно улик для дела о расторжении брака. Об этом баронесса вам тоже рассказала?
Инспектор кивнул.
– Баронесса в истерике, – с несчастным видом продолжил Спецци. – Россати дрожит от страха и готов под присягой подтвердить все что угодно. Барон холоден как лед и настроен очень решительно. Что мне делать?
– Я бы на вашем месте арестовал Франко, – с готовностью посоветовал Генри.
Спецци застонал.
– Mamma mia, а что я буду делать потом? Аргументы против него, признаю, имеются – но никаких доказательств. Если его осудят, баронесса никогда меня не простит, а если оправдают, барон будет жаждать моей крови. Так или иначе, я считаю, что парень невиновен. Лучше бы я никогда в жизни не слышал об этом проклятом деле. И все, что вы можете мне сказать, это: «Я бы на вашем месте его арестовал»?! O Dio, Dio, Dio!
– Я сказал это не просто так, – возразил Тиббет. – Это желательно сделать по нескольким причинам. Если вдруг ди Санти действительно виновен, нет смысла откладывать арест. Если же нет, то сам факт его ареста усыпит бдительность настоящего убийцы и может спровоцировать того на ошибку. В любом случае, – добавил он, – при том состоянии, в каком сейчас пребывает барон, Франко, полагаю, будет в большей безопасности в тюрьме, нежели на свободе.
– Вы действительно так думаете? – недоверчиво спросил капитан.
– Да, – подтвердил Генри.
К ленчу вся «Белла Виста» уже взволнованно гудела, и слухи росли как на дрожжах. Вернувшийся с трассы Франко – очень бледный, но спокойный – был препровожден из отеля под конвоем Спецци и его помощников. С верхней лестничной площадки барон с неприятным выражением явного удовлетворения наблюдал, как маленькая процессия покидала отель; после этого он развернулся и проследовал к себе, с грохотом захлопнув дверь. Труди Книпфер из своего окна следила, как уводили Франко: на ее лице отражалось замешательство. Англичане выглядывали из своих приоткрытых дверей, содрогаясь от смешанного чувства жалости и облегчения. Россати пришел на кухню и принялся распекать персонал.
Когда арестованный со своим эскортом удалились на достаточное расстояние, Генри спустился в бар. Похоже, там были все, кто находился в отеле, за исключением фон Вюртбургов и Герды. В зале царила суматоха, взволнованные разговоры вспыхивали и извергались, словно потоки лавы. Однако при появлении Тиббета наступила настороженная тишина. Все уставились на него, и Генри почувствовал себя уродцем из площадной интермедии. Пройдя к стойке, он заказал кампари с содовой. Разговоры возобновились, но теперь они велись тише и украдкой; Тиббет почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной.
– Значит, это был бедный старина Франко? – сказал Роджер с несколько развязной улыбкой. – Кто бы мог подумать? Что ж, полагаю, мы все можем теперь вздохнуть с облегчением.
– Похоже на то, – ответил Генри.
– Не хотелось бы показаться бессердечным, – заметил Джимми, который подошел к стойке вместе с Каро и, судя по всему, уже порядочно накачался бренди, – но слава богу, что это не кто-то из нас. По крайней мере, теперь мы знаем, как коварна жизнь.
Он повернулся к Каро, которая угрюмо цедила лимонад.
– Послушай, Каро, теперь, когда все позади, хотелось бы мне узнать, вы с Роджером не?..
– Все позади? – повторила она. Каро аккуратно поставила стакан на стойку и посмотрела Джимми прямо в глаза. – Что касается меня, то ничего еще не начиналось.
С этими словами девушка вышла из бара. Роджер тут же поставил свой стакан и поспешил за ней. Из холла неразборчиво послышались их голоса: успокаивающий Роджера и протестующий Каро.
– Сдаюсь, – сказал Джимми. – Я из кожи вон лез, чтобы быть тактичным, как вы велели, – и это вся благодарность, которую я заслужил? Что, черт возьми, происходит с этой девицей теперь?
– Не знаю, – признался Генри. – Но собираюсь выяснить.
После ленча Тиббет спустился к нижней станции подъемника и имел долгий разговор с Карло, заставляя того снова вспоминать все подробности вечера, когда был убит Хозер. Новость об аресте Франко вмиг распространилась по деревне, и Карло теперь был склонен припомнить и зловещее выражение на лице ди Санти, когда тот садился в кресло подъемника, и его подозрительно оттопыренный карман. Генри выслушал все с вежливым скептицизмом и вернулся в отель.
Миссис Бакфаст, одна, сидела на террасе, и инспектор, пододвинув стул, сел рядом.
– Итак, дело раскрыто, мистер Тиббет, – заметила она. Спицы в ее руках деловито позвякивали. – Должна вас поздравить.
– Не меня, – ответил Генри. – Всю работу сделала итальянская полиция.
Миссис Бакфаст недоверчиво фыркнула.
– Моя задача состояла лишь в том, чтобы выяснить все, что можно, об английском конце цепочки наркотрафика. Мне было бы очень интересно узнать, что сказал вам в баре Хозер в тот день, когда его убили.
Миссис Бакфаст немного смутилась.
– Он давал мне последние указания насчет передачи той дряни…
– И что это были за указания?
– Все как обычно. Посыльный должен был прийти ко мне домой. Я абсолютно откровенно заявила Хозеру, что не одобряю всего этого.
– И что он на это ответил?
– Стал угрожать мне, разумеется. – Миссис Бакфаст недобро улыбнулась. – Он много всего наговорил – в завуалированной форме – о том, как опасно в этом деле совершать ошибки, в чем многие, мол, убедились на своем опыте. Именно тогда я и приняла окончательное решение обратиться в полицию.
– Понятно, – задумчиво проговорил Тиббет.
Вскоре после катания вернулась Эмми. Она переоделась, и оба спустились в бар.
Там было тихо. Отрывочные фразы по-немецки доносились от стола Книпферов; Бакфасты сидели, уставившись друг на друга, словно каждый старался вывести другого из душевного равновесия. Потом в холле послышались быстрые шаги, и вошла Герда. Первый раз за все это время ее железное самообладание казалось поколебленным. Лицо девушки раскраснелось, глаза горели гневом. Она подошла прямо к инспектору и громко сказала:
– Вы – трус! Жалкий лицемерный трус!
Генри посмотрел на нее с интересом.
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, фройляйн Браун.
Глаза Герды сверкнули.
– О, вы прекрасно все понимаете! – воскликнула она. – Я весь день провела на лыжах, поэтому узнала только сейчас: вы арестовали Франко ди Санти.
– Не я, – возразил Тиббет. – Капитан Спецци.
– Капитан Спецци… – Голос Герды дрожал. – Капитан Спецци считал виновной меня… Я знала и уважала его за это – это было честное мнение. Я ценила и считала его прекрасным человеком… Но он оказался ничем не лучше вас. Такой же бесхребетный.
– Послушайте, фройляйн… – начал Генри, но она оборвала его:
– И можете не смотреть на меня так. Я очень хорошо знаю, почему вы арестовали Франко. Он заставил вас сделать это.
– Вы имеете в виду барона фон Вюртбурга, полагаю? – уточнил инспектор.
К его крайнему удивлению, глаза Герды наполнились слезами.
– Животное, грубиян! Он не позволил мне даже увидеться с ней и с детьми. Он ничем не лучше Хозера. Я была бы рада, если бы он тоже умер.
Натянутая, как струна, она продолжила:
– Так или иначе, он не удовлетворится тем, что увидит, как невинного человека осудят за убийство. Герр Тиббет, вам следует позвонить в Санта-Кьяру прямо сейчас и сказать, чтобы Франко освободили. Потому что хочу вам сказать, что я…
Генри резко встал, неловким движением смахнув при этом со стойки бокал Эмми. Бокал разбился вдребезги, а ярко-красный напиток, словно кровь, забрызгал белую блузку Герды. Прежде чем молодая немка успела прийти в себя, инспектор пустился в извинения, а Эмми начала промокать ее блузку своим носовым платком. Герда стояла почти неподвижно, лишь слегка дрожа.
– Хочу сказать вам… – начала она снова, но Тиббет не дал ей закончить фразу.
– Фройляйн, я боюсь, что на вашей блузке останутся пятна. Нужно немедленно что-то сделать. Эмми, дорогая, у тебя наверху нет какого-нибудь пятновыводителя? Может быть, ты отведешь Герду к нам…
– Да, конечно, – тотчас подхватила Эмми. – Пойдемте со мной, дорогая.
– Следуйте за моей женой, – твердо сказал гувернантке Генри.
Эмми схватила Герду за руку и, не обращая внимания на ее протесты, вывела из бара.
Тиббет допил свой кампари и тоже пошел наверх.
Там он увидел обеих, женщины выходили из комнаты Герды. Фройляйн Браун переодела блузку и выглядела теперь более спокойной, хотя все еще сердитой.
– Она все время пытается мне что-то сказать, но я притворяюсь, будто не понимаю по-немецки. Поговори с ней лучше сам, – предложила Эмми.
– Конечно, – ответил ей Генри, а девушке, повернувшись к ней, сказал по-немецки: – Итак, фройляйн, как я понимаю, вам нужно что-то мне сообщить. Предлагаю пройти в нашу комнату. Моя жена, разумеется, тоже будет присутствовать, – поспешно добавил он.
Герда бросила на него недовольный взгляд, но согласилась.
Как только дверь за ними закрылась, Тиббет произнес:
– Прежде всего я должен вам кое-что сказать. Не знаю, что вы собирались мне сообщить, но уверяю вас, что донкихотствовать нет никакой необходимости. Если вы располагаете полезной информацией, которая поможет вычислить убийцу, – готов вас выслушать. В противном случае – доверьтесь мне.
– Франко этого не делал, – сказала Герда.
– Вполне вероятно, – согласился Генри. – И если не делал, то его долго не продержат в тюрьме, можете не сомневаться. Обещаю вам искренне, что ни один невинный человек не пострадает. – Он сделал паузу. – Итак, можете вы сообщить мне что-нибудь существенное?
Герда посмотрела на него долгим оценивающим взглядом и наконец вымолвила:
– Нет.
– Хорошо, – бодро сказал Тиббет. – Простите за блузку. И кстати, капитан Спецци не так глуп, как вы думаете, фройляйн. Он очень умный и достойный молодой человек.
Тень улыбки скользнула по лицу Герды, и Эмми подумала: «Господи, да ведь девушка почти красавица. Ей нужно почаще улыбаться».
На пороге Герда внезапно остановилась, снова повернулась к инспектору:
– Одна вещь, о которой, наверное, я должна вам сообщить, все же есть.
– Да, фройляйн?
– Я… я надеялась, что это не понадобится, но теперь… Это касается герра Стейнза.
– Слушаю.
– Вечером накануне убийства, – медленно произнесла Герда, – он поднялся, чтобы пригласить меня в бар на танцы.
– Я помню, – сказал Генри.
– Я была в детской комнате – хотела убедиться, что дети спят, – продолжила гувернантка, – и мы встретились в коридоре.
– Так-так, – подбодрил ее Тиббет.
С явной неохотой Герда договорила:
– Он выходил из комнаты Хозера.
– Вот как? – удивился Генри. – Он знает, что вы его видели?
– Не думаю, – ответила Герда. – Я подождала, пока он выйдет в коридор, и только после этого сама вышла из детской. Он выглядел… выглядел очень озабоченным и довольно мрачным. Простите, что не рассказала вам этого раньше.
Генри засиделся глубоко за полночь. Он курил и думал, подробно перебирая в уме все кусочки замысловатого пазла, которые неохотно, но все же начинали вставать на свои места, образуя мозаику, где теперь недоставало лишь нескольких фрагментов. Перед тем как лечь спать, Эмми спросила мужа:
– Теперь ты знаешь, не так ли?
И Генри безо всякой гордости ответил:
– Боюсь, что знаю.
Результатом ночного бдения, разумеется, стало то, что оба проспали и к завтраку спустились лишь в половине десятого. Эмми, быстро проглотив еду, бросилась догонять свою группу («меня выгонят, если я опять опоздаю», – в панике сказала она напоследок), а Генри не устоял перед искушением позволить себе еще один рогалик с вишневым джемом. Выйдя из столовой, он оказался свидетелем бурных пререканий, происходивших в холле между Спецци, который только что приехал на подъемнике, и бароном фон Вюртбургом.
– Преступник арестован, дело закрыто, и мы с женой уезжаем сегодня же, – вещал барон тоном, который способен был даже жидкое масло превратить в лед.
– Но, герр барон… я глубоко сожалею… это невозможно. Существуют формальности… показания…
– Я могу дать показания в Инсбруке, – отрезал барон. – У нас, герр капитан, тоже есть полиция.
Генри уже был готов прийти на помощь Спецци, но его опередила баронесса. Она появилась на верхней лестничной площадке, белая как мел, и слабым голосом произнесла:
– В чем дело, Герман? Ты хочешь, чтобы мы уехали?
Барон, раздраженный тем, что его прервали, коротко ответил:
– Да. Мы сегодня уезжаем в Инсбрук. Ты, я и дети. Герду я уже уволил.
Мария Пиа на секунду закрыла свои огромные карие глаза, потом снова широко открыла и выкрикнула:
– Я никуда не поеду!
– Ну-ну, дорогая, пожалуйста, не устраивай сцен. – В замешательстве барон подошел к подножью лестницы. – Нам будет лучше уехать.
– Я не поеду! – Голос Марии Пиа почти сорвался на визг. Она в отчаянии вцепилась в перила, словно боялась, что ее силой потащат в Инсбрук прямо сейчас. – Не поеду! Ты не можешь заставить меня! Генри, не позволяйте ему этого сделать!
Барон резко развернулся и оказался лицом к лицу с Тиббетом. Словно загнанный дикий зверь, он по очереди переводил взгляд с одного на другого из трех своих недругов. Потом произнес:
– Моя жена, конечно же, расстроена этими ужасными событиями. Вы должны понимать, что ради ее собственного блага я обязан немедленно увезти ее домой.
– Если вы позволите мне сказать, герр барон, – вступил Генри, – думаю, ваша супруга нездорова и ей не стоит пускаться в путь в таком состоянии. Независимо от того факта, что полиции требуется ваше присутствие здесь…
Он осекся, потому что Мария Пиа вдруг начала истерически смеяться.
– Нездорова! Нездорова!
Слова вырывались из ее груди между судорожными, сдавленными вздохами, которые можно было принять как за смех, так и за рыдания.
– Нездорова! О господи!..
Потом женщина вдруг затихла, постояла немного, раскачиваясь всем своим стройным телом, как былинка на ветру, и внезапно бросилась с лестничной площадки. Она рухнула к подножию лестницы головой вниз. Раздался глухой удар, сопровождавшийся сухим треском – раскололась нижняя ступенька, – и Мария Пиа замерла.
Вмиг поднялась страшная суета. Спецци бросился вызывать врача по телефону, Россати пронзительно закричал, а Генри стал проталкиваться к Марии Пиа сквозь кучку столпившихся официанток. Но прежде чем он даже успел увидеть ее лежащей на полу, спокойный голос произнес: «С дороги, пожалуйста!», и барон с неожиданной нежностью поднял хрупкое, обмякшее тело жены на руки и понес вверх по лестнице. На этот раз он не протестовал, когда Тиббет отправился следом за ними.
Генри расправил смятые простыни, и барон заботливо и осторожно уложил Марию Пиа на кровать.
– Она ведь… не сильно пострадала, правда? – произнес он низким взволнованным голосом, так не похожим на его обычный бесцеремонный тон.
– Я не врач, – сказал Тиббет. – Но немного разбираюсь в этом. Позвольте мне взглянуть.
Барон, словно не мог больше выдерживать напряжения, отвернулся от постели и отошел к окну. Генри склонился над неподвижным телом. В этот момент Мария Пиа подняла затрепетавшие веки и, к изумлению инспектора, тут же снова закрыла один глаз, что почти безоговорочно можно было истолковать как подмигивание.
– Генри, – прошептала она.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он, понимая, что попал в исключительно дурацкое положение.
– Я покалечилась, да? – едва слышно продолжала она. – Нога болит. Я что-то себе сломала?
– Не знаю, – ответил Генри. – Скоро будет врач.
– Готова поспорить – сломала, – пробормотала баронесса с безграничным удовлетворением. Потом ее лицо исказила гримаса боли. – Генри, поскорее приведите врача.
– Он вот-вот появится. Не двигайтесь, лежите тихо, – посоветовал Тиббет и широко улыбнулся ей, потом выпрямился и добавил, обращаясь к барону: – С вашей женой все будет хорошо, герр барон, но у нее небольшая контузия и, вероятно, сломана нога. Безусловно нужен полный покой в течение нескольких дней.
Барон, неподвижно стоявший у окна спиной к Генри, не оборачиваясь, сказал:
– Герр Тиббет, пожалуйста, давайте выйдем на балкон. Мне нужно с вами поговорить.
Генри последовал за ним. Мужчины вышли на солнечный свет, барон тщательно закрыл дверь, ведущую в спальню, и только после этого сказал:
– Я верю в то, что Франко ди Санти виновен.
Генри ничего не ответил. Барон продолжил едва ли не умоляюще:
– Я должен защитить свою жену от этого человека, герр Тиббет. От убийцы.
– Вы делаете слишком скоропалительный вывод, – сказал Генри. – Против него нет никаких доказательств.
– Это сомнений нет никаких, – коротко возразил барон и добавил голосом, который был чуть громче шепота: – Не может быть никаких сомнений…
Пауза. Потом инспектор осторожно, пытаясь прощупать почву, заговорил:
– Конечно, мне понятна ваша точка зрения, герр барон. Насколько я понимаю, речь идет о разводе…
Австриец резко развернулся лицом к Генри, и в его холодных глазах тот заметил некое подобие боли.
– Никогда! – выкрикнул барон. – Я никогда не разведусь со своей женой.
И, к удивлению Тиббета, добавил:
– Я люблю ее.
– Знаю, что любите, – сказал Генри.
– Этот тип… Хозер… – Казалось, каждое слово, которое произносил барон, он вырывал из себя с болезненным усилием. – Это он сказал мне. Я ему не поверил. Я бы жизнь отдал за то, чтобы это оказалось неправдой. Но мне нужно было знать. Я был обязан выяснить правду. Вы понимаете?
– Да, – последовал ответ. – Я понимаю.
– Неужели вы думаете, что мне доставляло удовольствие натравливать на собственную жену мерзкого шпиона? Неужели вы не понимаете, что, когда он позвонил мне, я возненавидел его так, как никого в своей жизни? Даже больше, чем я ненавидел ди Санти. Мне представляется иронией судьбы, что один мой враг убил другого. Это что-то вроде возмездия им обоим.
– Но если докажут, что Франко ди Санти невиновен. Что вы будете делать тогда?
Барон отвернулся и прислонился к светлой балюстраде балкона. Казалось, он зачарован видом крутых снежных склонов, расстилавшихся внизу.
– Это мое дело, герр Тиббет, – сказал он очень спокойно. – Что бы ни случилось, я позабочусь о том, чтобы Мария Пиа была счастлива.
Помолчав, барон выпрямился и произнес своим обычным рубленым тоном:
– Значит, баронесса серьезно не пострадала. Прекрасная новость. Думаю, мне нет нужды вас долее обременять.
И отвернулся, ясно давая понять, что больше не задерживает инспектора. Генри тихо вернулся в освещенную солнцем спальню, быстро прошел мимо неподвижной хрупкой фигурки, лежащей на кровати, и оказался в прохладном, пахнущем сосной коридоре.
