Глава 12
Наилучшие пожелания трупу.
Джеймс Мэтью Барри. Кволити-стрит
I
Такси медленно двигалось, делая повороты то вправо, то влево, поднималось в гору в сгущавшейся темноте. Зигрид казалось, что они забрались очень далеко, хотя на самом деле проехали небольшое расстояние. Ее охватило какое-то странное чувство легкости. Завтра, думала Зигрид, снова начнутся тревоги, но нынешним вечером она была в безопасности. Наконец такси остановилось, Хилл быстро вышел и открыл ей дверь.
– Вот мы и на месте, – сказал он. – Это, конечно, не Букингемский дворец, хотя дом походит на него куда больше, чем вы могли бы себе представить. Кажется, Гитлер не очень жалует пригороды.
В полумраке она разглядела совершенно черный участок земли.
– Здесь разбомбили два дома, – произнес Хилл, ответив на ее немой вопрос. – Теперь это место зовется «Тихие воды». Прекрасное название, как вы думаете? – Он расплатился с шофером и подхватил девушку под руку. – Надеюсь, вам уже лучше. Тут много ступенек.
Лестница оказалась узкой и с изгибами, там было очень темно. Они миновали черную дверь, из-под которой не пробивалось ни лучика света, и поднялись на второй этаж. Хилл достал ключ.
– Не обращайте внимания на обстановку. Предыдущий жилец, очевидно, работал заведующим барахолкой.
– Барахолкой? – повернулась она к нему, слегка улыбнувшись. – А что это такое?
– Лавка древностей. Там масса всякой всячины. Можно найти разнообразные штуковины – от револьверов до фарфоровых фигурок. Мой предшественник специализировался на фигурках.
С этими словами он включил свет.
– Осмотритесь, – предложил он, а сам пошел задергивать светомаскировочные шторы.
Зигрид оглядывалась по сторонам, едва веря своим глазам. На столах и тумбочках, на табуретках и даже на полу теснились разнообразные фигурки и статуэтки, словно диковинные наросты на стенах древнего храма. Фарфоровые и гипсовые, деревянные и каменные – они смотрели и впивались в нее угрожающими взглядами.
– Я часто думал, что мне хотелось бы стать психологом, – сказал Хилл. – Изучать мышление. Зачем люди так поступают? Каковы их мыслительные механизмы? Какое наслаждение тот человек мог получать, обладая этими чудовищами? Вон там, полагаю, копия статуи египетского божества. А рядом с ней попугай – из тех безделушек, что можно купить на Каледонском базаре. А вот это, – он взял со стола небольшую статуэтку, – прекрасная работа, настоящий нефрит. Глядя на нее, вас разве не охватывает странное чувство?
– Она китайская, да? – спросила Зигрид, беря маленькую фигурку в руки. С секунду она подержала ее и поставила на место. – Она как жизнь? – тихо произнесла девушка.
– Что, богиня?
– Нет, я о комнате. Тут столько всего таинственного и странного. Этот кричащий фарфоровый попугай с распростертыми крыльями, тихий египетский фараон, богиня. Все так перемешано, что не знаешь, чего ожидать в следующий момент, и постоянно выискиваешь ниточку, которая их связывает.
– Вот уж не знал, что вы философ, – заметил Хилл.
– Вот хозяин всего этого – зачем ему так много всего? А моя жизнь… – Она подняла на него свои голубые глаза. – Тихая жизнь в Норвегии, человек, за которого я должна была выйти замуж и который, наверное…
– Погиб? – тихо спросил Хилл.
Она покачала головой.
– Мы не знаем. Иногда мне кажется, что он вернется, но… – Зигрид на мгновение умолкла. – Потом было спешное бегство в вашу страну, работа, которой я занимаюсь, а теперь вот эта… мелодрама. Вы понимаете, о чем я?
– Понимаю. – Он на секунду взял ее за руку. – А теперь… кто знает, что дальше?
Зигрид в недоумении покачала головой.
– Откуда же нам известно?
– Ну, – сказал Хилл снова обыденным тоном, – теперь можно выпить. Вы как? Меня и пиво устроит, но… давайте-ка лучше посмотрим, что там еще есть.
Он подошел к стоящему у стены буфету.
– Херес? Нет, не пойдет. К тому же его не осталось. Хотя есть немного мадеры, совсем неплохой. – Хилл задумчиво наклонил бутылку. – Вы попробуйте вино, а я постараюсь связаться с Круком. – Он налил ей мадеры, после чего вышел в коридор. – Я скоро.
Зигрид услышала щелчок снятой телефонной трубки, а затем жужжание вращающегося диска. Через несколько секунд Хилл заглянул в комнату.
– Номер, как всегда, занят. Можно и пиво допить. – Он осушил бокал одним большим глотком. – Не пугайтесь, выпейте мадеры, – с улыбкой произнес он. – А я еще раз попытаюсь дозвониться.
Она не двигалась с места, оглядывая невероятную и поразительную комнату, в которой оказалась. Зигрид охватило странное ощущение, словно все это случалось с ней раньше, словно комната эта была ей очень знакома. Однако здравый смысл убеждал ее в том, что она здесь впервые. Погрузившись в размышления, Зигрид думала о теории реинкарнации. Возможно, правы были те, кто объявлял, что жизнь является чередой эволюционных преобразований, всегда происходивших на одной и той же планете, пока не достигалось состояние, приближающееся к совершенству. Возможно, в какой-то прежней жизни она действительно находилась в этом доме или владела одной из бесчисленных окружавших ее изящных фигурок. Зигрид подумала о Чайном Колпаке и его странной теории времени – и тут внезапно поняла, почему комната кажется ей знакомой, как будто она бывала здесь раньше.
К горлу подступила тошнота, комната сделалась душной. Падавший с потолка свет походил на язычок пламени. Точно так же все было в ту ночь, когда разбомбили ее маленький домик.
Пошатываясь, Зигрид подошла к окну, откинула штору и высунулась наружу. Луна была в последней четверти, и серебристый серп, словно рог, пробивался сквозь облака, заливая окрестности светом, похожим на отблески инея. Бледный огонек освещал стоявший напротив дома гидрант для аварийного водоснабжения. В лондонском пригороде он выглядел странно.
«Прямо как в Венеции», – рассеянно подумала Зигрид, никогда там не бывавшая. Кто-то перебросил через соседнюю стену нечто похожее на дохлую кошку.
Внизу, с улицы раздался крик:
– Выключите свет! Выключите свет, черт бы вас подрал!
Кричали ей. На тротуаре собралось два или три человека. Она чуточку отодвинулась от окна, когда вбежал Хилл.
– Кому-то светят неприятности, – начал он. – Господи, Зигрид, что вы делаете?
Она шагнула к нему.
– Ой, Хилл, – прошептала девушка. – Мне стало плохо. Я… забыла насчет света. Мне захотелось свежего воздуха. Все было как в ту ночь… – Она умоляюще поглядела на него.
– В какую ночь? Что с вами такое?
– Когда нас разбомбили. Мне показалось, что я вот-вот умру.
Хилл быстро задернул штору.
– Нам повезло, что там оказался не полицейский. Возьмите же себя в руки, дорогая моя, – Хилл осторожно усадил девушку в кресло и сунул ей в руку бокал. – Вы так и не притронулись к вину. Я выпью еще, чтобы составить вам компанию. На этот раз предпочту виски. Скёль! – сказал он, поднимая бокал. – Это по-норвежски «ваше здоровье», верно?
– Скёль! – тихо повторила она и улыбнулась.
– Так что же с вами случилось? – спросил Хилл, нахмурившись, как будто ничего не понял.
– По-моему, то, что у врачей называется «запоздалым шоком». На меня как-то все разом нахлынуло. Человек в квартире, а теперь еще и тот мужчина на вокзале. Наверное, у меня мозг не очень хорошо работает. Все действительно происходит так, как тогда – когда нас разбомбили. В то время я не боялась, ну ни капельки, и даже ни о чем особо не жалела, но потом плакала, не унимаясь. Глупо, да? Я все думала о своих скромных вещах, которые сгорели, исчезли – о своем единственном доме. Мне тогда казалось, что у меня отняли жизнь.
– Вы действительно неважно выглядите, – сказал Хилл. – Выпейте мадеру, а потом прилягте. Я так и не дозвонился до Крука. Нужно еще раз попробовать. А может, контора уже закрыта. Тогда я постараюсь разыскать его дома, на Эрлс-Корт. Крук мог позвонить в больницу, узнать, что вы исчезли, и одному богу ведомо, что бы он предпринял. Не удивлюсь, если он устроил там погром.
Хилл поднялся и налил себе еще пива. Не донеся бокал до рта, он замер. Они оба услышали на лестнице какие-то звуки.
– Вот это новости! – воскликнул Хилл. – Кто-то решил нанести нам поздний визит. Вот черт, это же полиция. Наверное, какая-то любопытная старуха сообщила им, что у нас горит свет.
– Вы должны позволить мне пойти и объяснить, что это я во всем виновата! – возбужденно воскликнула Зигрид. – Это же несправедливо, если вас во всем обвинят.
Но он усадил ее обратно в кресло.
– Нет, нет, оставайтесь здесь. У меня плечи пошире ваших. А вдруг это провокация, а? Я еще не забыл того субъекта, который докучал вам на вокзале.
Хилл вышел из комнаты, и Зигрид услышала, как в ответ на продолжительную трель электрического звонка открылась входная дверь. На лестнице стоял полисмен, а его фонарь высвечивал оранжевый круг на полу узкого коридора.
– Светомаскировку нарушаете, – строго произнес он.
– Прошу прощения, – начал Хилл как можно более обаятельным тоном. – Только на секунду случайно штора отдернулась. Сейчас все в порядке. В любом случае, восьми еще нет.
– Затемнение уже наступило, – сурово заявил полисмен. – А к нам поступило много заявлений, что здесь горит свет.
– Но не у меня же, – с некоторым негодованием ответил Хилл.
– Я этого не говорил, сэр, однако нет никаких сомнений в том, что в наших краях много беженцев и не все они наши друзья. Мы не можем себе позволить ослабить бдительность.
– Вы хотите сказать, что обвиняете меня в шпионаже?
– Вовсе нет, сэр, однако боюсь, что должен вас побеспокоить и узнать вашу фамилию и адрес.
За спиной Хилла бесшумно открылась дверь, и в проеме показалось бледное лицо.
– Вот это да! – воскликнул полицейский.
Хилл резко обернулся. Зигрид повязала на голову синий шарф, в руке она держала сумочку.
– Все в порядке, Зигрид, – успокаивающим голосом сказал ей Хилл.
Полицейский, который поначалу не обращал на нее внимания – в конце концов, молодость остается молодостью, – вдруг встрепенулся, услышав ее имя.
– Зигрид! – подозрительно повторил он. – Она не англичанка.
– Беженка из Норвегии, – торопливо пробормотал Хилл.
– У вас есть удостоверение личности? – осведомился констебль.
– Да, оно у меня в сумочке.
Когда девушка нагнулась, чтобы открыть замочек, который немного заедал, из тьмы на лестнице показался кто-то еще. Это был высокий мужчина с лицом и повадками мошенника, облаченный в мягкую черную шляпу и в черное пальто.
Хилл и Зигрид одновременно заметили его.
– Какого дьявола вы здесь делаете?! – взорвался Хилл. – Констебль, этот человек нас преследует…
– Я прибыл за мисс Петерсен, – ровным голосом ответил незнакомец.
– Мисс Петерсен находится под моей защитой, – сообщил ему Хилл.
– Сильно сомневаюсь, – ответил мужчина. Потом повернулся к Зигрид. – Я приехал, чтобы отвезти вас к мистеру Круку.
– Ничего не понимаю, – еле слышно прошептала Зигрид.
– Скоро поймете. Мы так и дальше будем торчать на лестнице?
Он протиснулся мимо полисмена и Хилла Гранта, схватил ее за руку так же, как и полчаса назад, и легонько втолкнул ее обратно в комнату. Бокал с мадерой стоял на столе – там, где она его оставила. Теперь он был полон на три четверти. Незнакомец, слегка прихрамывая, пересек комнату и взял его в руку.
– Сколько вы отсюда выпили? – спросил он у дрожавшей девушки.
– Нисколько, – прошептала она. – Я… только пролила.
– Хорошо, что вы не разлили остальное.
Хилл, внезапно отпрянув от полисмена, влетел в комнату и ринулся на незнакомца. Тот, похоже, приготовился к подобному развитию событий и торопливо отступил на шаг назад, успев протянуть Зигрид бокал:
– Держите крепче. И не уроните.
Она машинально взяла его.
– Так-так, – подал голос полисмен, – что все это значит? Должен сказать, здесь творится что-то неладное.
– Констебль, – обратился к нему мужчина в черном пальто, – я обвиняю этого человека в предумышленном убийстве Клэр Керси и покушении на убийство Зигрид Петерсен. Хорошо, хорошо. – Он шагнул к дрожащей и побледневшей Зигрид. – Давайте бокал сюда. Хотелось бы знать, почему молодой человек так не хотел, чтобы я отправил вино на исследование.
– Вам всем надлежит пройти вместе со мной в участок, – заявил констебль, начинавший понимать, что ситуация выходит из-под контроля.
– С удовольствием, – пробормотал незнакомец, засунув руку в карман пальто. – Нет, Грант, на вашем месте я бы этого не делал. Пуля в живот – чертовски неприятная штука, а я заявил бы под присягой, что пистолет выстрелил случайно.
Прежде чем они вышли из квартиры, он прошел в коридор и набрал номер.
– Крук, это ты? – спросил он, дождавшись соединения. – Говорит Билл Парсонс. Твоя девушка у меня – и все остальное тоже. Встречай нас на вокзале. Мы уже выезжаем.
II
– Когда вы начали понимать, что бежите наперегонки со смертью? – чуть позже по-отечески спросил Крук у Зигрид Петерсен.
– В квартире, пока он делал вид, что звонит вам. Не могу сказать почему, но я вдруг почувствовала, что это место мне знакомо, как будто я там раньше бывала. Меня это не удивило. А потом я увидела попугая, словно действительно впервые его заметила. И тут я вспомнила.
– И что же вам припомнилось?
– Я вспомнила последний раз, когда кто-то говорил о зеленом попугае – птице, которая не могла разговаривать. Это было в квартире на третьем этаже в вашем доме. Старик рассказывал мне, как его подняли с постели посреди ночи, отвезли очень далеко в богато украшенную квартиру и там был попугай. Я подумала о канарейке в подвальной квартире и вспомнила, что спросила, умел ли попугай говорить, а он как-то странно на меня поглядел и ответил: «Нет, он был неживой». И тут я внезапно поняла, что нахожусь в куда большей опасности, чем за всю свою жизнь.
Крук смотрел на нее с нескрываемым восхищением.
– Вы хотите сказать, что вам только и потребовалось, чтобы оттолкнуться от зеленого фарфорового попугая? Нет, нет, не надо мне говорить о женском чутье. Я уже раньше много о нем слышал.
– Тут больше, чем чутье. Я спросила себя, зачем Хилл привез меня в это уединенное место, где были только я и он? Если тот человек собирался за нами следить, то, разумеется, куда разумнее было бы отвезти меня в какое-то людное место. И еще я поняла, что в той комнате никто не живет. По-моему, и дом-то стоял пустым. Я слушала, как он говорит по телефону, и подумала: «Он знает, что мистер Крук не в Лондоне». Ведь об этом им было сказано чуть меньше получаса назад, когда мы стояли на вокзале. И вот тогда я убедилась, что он вообще вам не звонил. Ой, даже не могу сказать, как я тогда перепугалась. Понимаете, до меня дошло, что он и есть тот самый старик, который уже однажды пытался меня убить. И я подумала, что на этот раз нет ни малейшего шанса, что ему кто-нибудь помешает.
– Я же вам говорил, – устало произнес Крук. – Я все время говорю людям: Крук всегда ловит того, кого хочет поймать. Вы думаете, что я уехал из Лондона, чтобы предоставить убийце свободу действий? Билл все время вас вел. Он знал, что я не посылал телеграмму, и когда увидел, как вы выходите из ворот больницы, то догадался: наш мистер Икс решил воспользоваться моим отсутствием.
Несколько секунд Зигрид молчала.
– А что он собирался сделать… на этот раз?
– Он подмешал вам в вино зелье. Но умерли бы вы не от яда.
– Тогда… от чего?
– Вы заметили живописный пруд прямо напротив дома?
– Я… его видела.
– Ну, я полагаю, что, как только вы потеряли бы сознание, то покинули этот дом очень тихо, и… Ну, поселок там малолюдный, а в пруды иногда и вправду кое-что падает – камни и прочее, – и кому какое дело, одним всплеском больше или меньше. Затем, понимаете ли, если бы вас нашли… а с какой бы стати, потом кто-то с огромным опозданием узнал, кто вы, черт побери, такая? Тогда бы это выглядело как смерть через утопление, что не является убийством согласно закону. Если, конечно, какой-нибудь слишком любопытный и подозрительный субъект не увидел бы, как злоумышленник бросает вас в воду.
– Вы хотите сказать, что все приняли бы это за самоубийство?
– Или за несчастный случай. Местному совету пора бы понять, что нужно лишь повесить табличку с надписью «Опасно!», как сразу же переполошится половина поселка.
– А если, – прошептала Зигрид, – предположить, что я выпила бы мадеру до приезда вашего человека?
– Вы никогда не слышали о такой штуке, как желудочный зонд для промывания? – вскользь спросил Крук. Такой вариант также пришел ему в голову.
– А как же… настоящий Чайный Колпак?
– А вы не догадываетесь? Знаете, большинство преступников, особенно дилетантов, всегда повторяются в своих методах. Сам факт того, что однажды им все сошло с рук, является также предупреждением не искушать Провидение по второму разу. Однако злоумышленникам начинает казаться, что они чертовски предусмотрительны и могут втирать очки всем и вся до конца дней своих. А когда преступники оказываются в руках закона, то во всем винят невезучесть или же неспортивное поведение противной стороны. Две трети субъектов, оказывающихся в маленьких неуютных камерах, кончают жизнь самоубийством. Дело в том, что надо обладать дьявольским умом, чтобы быть удачливым убийцей. И нужно иметь смелость и хладнокровие. Но когда совершаешь убийство, ничего еще не закончено. Нужно продолжать вести себя как обычно. А вот именно этого большинство из них и не могут. Злоумышленники чересчур рьяно заметают следы, хотят выглядеть естественно, ходят по улице, идиотски смеются до упаду, говорят, чуть ли не крича, стараясь произвести на всех впечатление, что им нечего скрывать. И, разумеется, они переигрывают, а окружающие начинают толкать друг друга и говорить: «Что случилось со стариной Джо? Что-то его грызет, как я погляжу». И вот это становится началом конца.
Зигрид начала дрожать.
– Вам холодно? – заботливо спросил Крук.
– Я вспомнила пруд. Там что-то плавало на поверхности – по-моему, кошка.
– Не кошка, – поправил ее Крук, – а шляпа. Большая, черная, бросающаяся в глаза шляпа, вся усыпанная и утыканная бантиками, цветочками и брошками. Знаете, с самого начала это было какое-то дилетантское дело – небрежное, полное нескрытых, торчащих во все стороны концов. Никогда не замечали, каковы эти полные самомнения дилетанты? Они так чертовски довольны, думая, что сделали все идеально, и не замечают множества незачищенных хвостов. И вот именно это их в конечном-то счете и губит.
Крук с наслаждением обратился к одной из своих любимых тем.
– Вы когда-нибудь видели дилетанта, начинающего писать акварелью? Если у него не получаются ноги коровы, то он ставит ее посреди кукурузного поля. Не может нарисовать красивую шею, тогда сует под подбородок букет цветов. Не умеет как следует передать руки, так он засовывает их в муфту. Уж верьте слову, Киплинг знал свое дело. То же самое относится к дилетантам-актерам. Неистовая жестикуляция, машут руками, словно актинии, качают головами, как китайские болванчики, а все для того, чтобы попытаться скрыть полное отсутствие техники. Здесь все то же самое. Вот теперь мы их обоих возьмем за жабры.
– Обоих?
– Конечно. Это преступление – дело рук двух человек. А вы разве не поняли? Точнее, одного мужчины и одной женщины. – И, обращаясь скорее к себе, нежели к девушке, Крук добавил: – Гранта повесят. Тут сомнений нет. И он этого заслуживает за глупое и топорное исполнение. Но вот она – о, перед ней я снимаю шляпу, а это я делаю ох как нечасто.
