Глава XIX

Книга: Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть!

«Я помню, как однажды по секрету
Ты мне сказал — есть способ изготовить
Распятие, напоенное ядом.
Кто на него ни взглянет — вмиг ослепнет».

Анонимный автор. Арден из Фавершама. Акт I

— Вот, значит, как все было, — покачал головой Джонс. — Теперь ясно. А мне она в ту ночь показалась искренней. Но правильно говорят: «Красота в глазах смотрящего».

— Вероятно, — протянула миссис Брэдли. — Я говорила с этим парнем Пэшеном. Конечно, брахицефальный череп далеко не всегда является симптомом слабоумия, — добавила она.

— Миссис Пэшен позвала миссис Пайк, чтобы та ухаживала за ним в день убийства? — спросил Джонс.

— Нет. Странно, правда? Миссис Пэшен вышла из дома в одиннадцать часов, когда ему стало лучше, а вернулась…

— Подождите! — перебил писатель. — Не так уж важно, когда она вернулась. Если миссис Пэшен выходила из дома до одиннадцати, то никак не могла совершить убийство. К четверти двенадцатого тот человек уже наверняка был трупом. Она бы не успела. Или вы думаете, что Пэшен лжет?

— Нет, его рассказ весьма правдоподобен. Я проверила несколько деталей. Но вам не кажется, что тут есть еще одна странность?

— Какая?

— Во всех алиби время находится буквально на грани допустимого. Посудите сами, друг мой. Алиби миссис Пэшен — с без десяти одиннадцать до двадцати двенадцатого. У миссис Флюк это приблизительно одиннадцать часов. Примерно в это время ее видели викарий и Нао, а возможно — и она их. Миссис Теббаттс, обеспечившая алиби миссис Пэшен, находилась дома до без двадцати одиннадцать.

— Тогда как она могла оказаться у меня до без десяти? Ах, да, машина Миддлтона!

— Верно. И нельзя сказать, чтобы она особо торопилась, правда? Наоборот, хотела остаться у вас подольше.

— Вы правы, — вздохнул Джонс. — А что с закрытой дверью? Если миссис Пэшен отправилась в Неот-Хаус, чтобы убить Миддлтона, как получилось, что убит был кто-то другой?

— Этого мы не знаем, друг мой. Похоже, сначала хотели убить Миддлтона, поскольку все алиби немного «запаздывают», будто они были рассчитаны на какое-то другое убийство, а не на то, что произошло в действительности. Но Миддлтон сумел перетасовать карты.

— Кто бы ни совершил убийство, он знал, в какой позе Миддлтон лежал на диване. В этом можно не сомневаться: тело положили так, чтобы любой, заглянув в комнату, ничего бы не заподозрил.

— Или все-таки убили Миддлтона. Кстати, помните мертвого кота? Кто запретил в деревне петушиные бои и охоту на гадюк?

— Хэллем. Но он не стал бы убивать кота.

— Стал бы, если бы тот очень страдал.

— А почему он должен был страдать?

— На этот вопрос мог бы ответить Хэнли Миддлтон. Человек, устроивший смерть своей жены от родовой горячки и убивший больного на операционном столе, не побоится причинить вред коту. Люди часто ведут себя странно, особенно когда речь идет о жестокости. Я могла бы привести множество примеров, но вы и сами их знаете.

— А что Хэллем делал в Неот-Хаусе? — спросил Джонс. — Ах, да! Я помню, зачем он туда пошел. Хотел обсудить вопрос о снабжении жителей водой. Попросить мистера Миддлтона дать им воды, если самые упрямые откажутся ходить к викарию. — Помолчав немного, он добавил: — Значит, убийство было непреднамеренным?

— В защиту викария могу сказать, что миссис Пэшен объявила ему о своем намерении убить мистера Миддлтона. Мысль об этом засела в голове Хэллема, хотя сам он, вероятно, не собирался убивать. Но вид дохлого кота замкнул цепь.

— Боже милостивый! Что вы собираетесь делать?

— Один из Теббаттсов может быть арестован и осужден.

— И что тогда?

— Я предложу викарию явиться с повинной. Любой адвокат сообразит, что ситуацию можно расценить как самозащиту. Помните, как сильно Хэллем поранил голову?

Джонс с восхищением посмотрел на нее. Миссис Брэдли ткнула его кулаком под ребра. Он поморщился, отступил назад и пробормотал:

— Однако я вижу тут кое-какую неувязку.

— Говорите, друг мой.

— Когда миссис Флюк около одиннадцати часов вечера видела Хэллема и Нао, те были заняты извлечением церковного окна, не так ли?

— Да.

— Тогда как быть со временем убийства? У Хэллема нет машины! А его дом — почти в двух милях от Неот-Хауса.

— Но он ехал на велосипеде, друг мой.

— Конечно! Ладно, что мы теперь будем делать?

— Прежде всего — как можно скорее удерем из Саксон-Уолл. Здесь становится слишком жарко. — И она хрипло рассмеялась.

— Возьмем с собой Ричарда?

— Посмотрим. Мне кажется, Генри должен вступить в свои права.

— А я хочу Ричарда.

— Как и миссис Пэшен.

— Но она его не заслуживает! Один раз она уже принесла его в жертву мамоне и может сделать это снова. Предлагаю исчезнуть завтра утром. Мы всегда можем сослаться на то, что за Ричардом прислали его лондонские опекуны. А сами займемся нерешенными вопросами — Пайком, наследством и прочим.

— Не уверена, что это мудрое решение, — возразила миссис Брэдли, с сочувствием глядя на Джонса. — Лучше не будить спящих собак. Ричард — хороший парень, очень умный. Но у него плохая наследственность. Вы не должны усыновлять его. Пусть он идет своим путем. Вы же не желаете неприятностей для своей жены? Согласитесь, это было бы нечестно.

— Нечестно отвергать Ричарда только потому, что у него плохие отец и мать! Разве это по-христиански? — воскликнул Джонс, сам удивляясь своим словам. — А если позднее в нем взыграют дурные гены и он попадет в тюрьму, я вытащу его оттуда и, если надо, сяду сам вместо него. К черту наследственность! Он с радостью отречется от отца и матери, от всего, что они говорили или делали! Я готов пойти на риск, а что касается Фрэнсис, мне безразлично, чем это закончится. Я хочу усыновить парня.

— Вы не сможете это сделать, пока не лишите его денег и владений Миддлтонов и не передадите их Генри.

— Который, я уверен, и является законным наследником. Давайте пригласим миссис Пэшен и докажем это.

— Отлично.

Миссис Брэдли позвонила в колокольчик, и миссис Пэшен вошла к комнату.

— Сэр?

— Садитесь, миссис Пэшен, — предложил Джонс. — Мы знаем об убийстве мистера Миддлтона и…

— Но я этого не совершала, мистер Джонс. Клянусь, что не причинила ему вреда — ни луком Ионафана, ни пращой Давида, ни мечом Саула, ни могуществом иных людей!

— Вы знаете, кто это сделал?

— Да. Его поразила небесная кара. «Мне отмщение, и Азм воздам!» — говорит Господь. Так и получилось. Я хотела поднять руку на нечестивца, если на то будет воля Всевышнего, но Господь меня отвел. А тело его мирно покоилось на ложе, словно он спал глубоким сном. Сказано: «Посреди жизни мы окружены смертью», — и он выглядел как живой. Но когда я с ним заговорила, он, имея уши, не слышал, и имея глаза, не видел, и, имея губы, ничего не говорил.

— Чей сын Ричард? — спросил Джонс, не решившись прямо задать вопрос, кто именно был убит.

— Мой и Хэнли Миддлтона, ныне покойного.

— А кто Генри Пайк?

— Он тоже сын Хэнли Миддлтона, но от его законной жены, ныне покойной.

Джонс громко и внятно заявил:

— Я хочу усыновить Ричарда, миссис Пэшен!

Она кивнула и вдруг хихикнула:

— Почему бы и нет? Он такой милый мальчик.

— Вы не возражаете?

Миссис Пэшен покачала головой, лицо оставалось бледным и бесстрастным. Она спрятала руки под передник.

— Только, ради бога, увезите его отсюда, — попросила она. — В этой деревне живет дьявол. Я хочу, чтобы вы его увезли.

— Она что, спятила? — спросил Джонс, когда миссис Пэшен ушла. Миссис Брэдли пожала плечами. — В любом случае я намерен воспользоваться ее советом, — добавил он. — Завтра мы уезжаем. Вы с нами?

— Да. Дьявол в деревне! Нельзя сказать лучше. Интересно, она собиралась на что-то намекнуть нам или эти слова вырвались у нее случайно?

— Я хочу узнать насчет ее алиби, — пробормотал Джонс. — Как вы думаете, она скажет, если спросить ее напрямик?

— Попробуйте.

Джонс подошел к двери и крикнул:

— Миссис Пэшен, можно вас еще на минутку?

Она вошла и остановилась перед ним.

— В ту ночь, когда убили Миддлтона…

— Да, сэр?

— Ко мне приходили вы или миссис Теббаттс?

— Ни та, ни другая, мистер Джонс.

— Тогда кто же?

— Тот, кого послали.

— Послали?

— Да, сэр. Старая ведьма Флюк, чтобы погубить меня.

— О чем вы говорите?

— Это была миссис Теббаттс, моя сестра. Но она ничего не знала. Ее отправила ведьма Флюк.

— Вы хотите сказать — загипнотизировала?

Миссис Пэшен покачала головой. Это слово ей ни о чем не говорило.

— Она предупредила, что вы не должны помогать пастору в этом деле.

— Вот как? Почему?

— Она нашлет заклятье, и у вас будет плохой день.

— Это что, угроза, миссис Пэшен? — спросил Джонс, с любопытством ожидая, что она ответит.

— Мой Пэшен повредил руку, — сообщила безо всякой связи миссис Пэшен.

Джонс переглянулся с миссис Брэдли. Женщина-психолог вдруг подалась вперед и уставилась на миссис Пэшен жестким, немигающим взглядом.

— Да, мэм, — произнесла экономка тусклым голосом, словно ответив на какой-то вопрос.

Миссис Брэдли спросила четко и раздельно:

— Кто убил Хэнли Миддлтона?

— Пастор.

— Зачем?

— Я не помню.

— А почему вы хотели убить его?

— Мне приказала мать. Она сказала, что мистер Миддл-тон обидел меня.

— Когда это было?

— Очень давно. Я не помню. Я не хочу. Я не буду.

— Можете, — заявила миссис Брэдли. — Когда это случилось?

— Нет, я не хочу.

— Скажите, и на этом все закончится, никто вас больше не побеспокоит.

— Нет, вы расскажете мистеру Джонсу, а я этого не хочу. Не говорите об этом мистеру Джонсу, ладно?

— Тогда скажите ему сами. Он не против.

— Хорошо. Это было, когда мне исполнилось восемнадцать лет, мистер Джонс. Сейчас мне только тридцать. Я знаю, вы думаете, что больше, но это правда.

Экономка замолчала. Она беззвучно шевелила губами, тяжело дыша и глядя перед собой невидящими, широко открытыми глазами. Миссис Пэшен была загипнотизирована, и когда ей снова задали те же вопросы, больше не стала возражать и подробно рассказала свою печальную историю. После того как гипноз закончился, она вышла из транса с немного сонливым видом и ничего не помнила. Миссис Брэдли поговорила с ней о домашних делах и отпустила ее.

— Значит, за этим стоит старая миссис Флюк. Она отлично знала репутацию Миддлтона, когда отправила девушку в услужение в Неот-Хаус, — произнес Джонс. — Вопрос в том, что нам делать, если арестуют кого-либо из Теббаттсов?

— Все зависит от того, кого именно арестуют, — ответила миссис Брэдли.

— То есть как?

— У миссис Теббаттс нет алиби, друг мой.

— Есть! Разве она не приходила ко мне, чтобы прикрыть миссис Пэшен?

— Безусловно, — кивнула миссис Брэдли.

— Но это ее алиби!

— Разве? — Ее острый взгляд впился в Джонса. — А что она делала между половиной одиннадцатого и без десяти одиннадцать?

— Я ничего не понимаю! Вы же сказали, что убийство совершил викарий!

— Да, у него была такая возможность, и мотив, пожалуй, тоже.

— А теперь вы говорите, что это сделала миссис Теббаттс!

— Вероятно.

— А еще раньше вы уверенно заявляли, что это Миддл-тон. Вы не знаете, кто из них совершил убийство?

Миссис Брэдли усмехнулась.

— Викарий страдает от сильного нервного расстройства, — напомнила она. — Попросту говоря, на данный момент он сошел с ума. Нельзя верить тому, что он говорит. Завтра я увезу его из дома.

— То есть вы не думаете, что он это сделал?

— Мне кажется, если бы сейчас вы увидели викария, то заметили бы, что он сильно изменился. Повязки порой меняют внешность.

— Бедный Хэллем, — вздохнул Джонс. — Вообще-то он хороший человек. — Он помолчал. — Это возвращает нас к проблеме миссис Теббаттс.

Миссис Брэдли кивнула, но он уже по опыту знал, что ее кивок вовсе не означает согласия.

— Если полиция арестует ее, вы вмешаетесь? — спросил Джонс. — А если, наоборот, не арестует — вы укажете на нее полиции? — продолжил он засыпать ее вопросами, не давая ей времени ответить.

На второй вопрос миссис Брэдли все-таки успела среагировать.

— Я не стану указывать на нее полиции, — заявила она.

— А если они арестуют совершенно невинного человека…

— Не арестуют, — спокойно возразила миссис Брэдли.

— А почему вы так уверены, что это сделала миссис Теббаттс?

— Я в этом вовсе не уверена, друг мой. Вполне вероятно, что убийство совершила миссис Пэшен.

— Но под гипнозом она указала на викария!

— Да, и возможно, так оно и есть. Но вы, наверно, обратили внимание, что я задала вопрос об убийце до того, как погрузила ее в гипноз, так что она могла солгать.

— Почему же вы не спросили ее об этом позднее, когда она полностью была в вашей власти? — удивился Джонс.

— Из этических соображений, — холодно промолвила миссис Брэдли.

Глава XX

«Мой милый друг, прошу вас, осторожнее:
Опасен каждый шаг для ваших ран».

Роберт Грин. Яков IV. Акт V, сцена I

— Значит, официально Хэллем вновь в отъезде, а его дом пустует? — спросил Джонс на следующий день.

— Да, — подтвердила миссис Брэдли. — На самом деле он прячется в задней комнате трактира «Долговязый парень» и присоединится к нам вечером, как только я сообщу, что все чисто.

Она разразилась ухающим смехом, и Джонс покосился на нее с опаской.

— Но главный констебль явится к обеду, — заметил он.

— Он уже выехал, — ответила миссис Брэдли, кивнув на окно. — И поскольку миссис Пэшен занята печеньем для школьного пикника, мы с Томом Теббаттсом, который вернулся из Саутгемптона, попробуем что-нибудь приготовить. Правда, это будет не столько обед, сколько легкая закуска. У нас есть птица, песочный торт, немного сливок и отличный сыр.

— После тушенки у миссис Пэшен я совсем не прочь перекусить, — улыбнулся Джонс. — Так что пусть констебль поторопится. Подавать на стол будет Том? Кстати, как он себя ведет, прилично?

— Подавать будет Лили Саудолл. А Том — да, слегка растерян, но услужлив.

— Вы специально пригласили Лили?

— Нет, просто вчера столкнулась с ней у доктора.

— Зачем она приходила?

— Понятия не имею.

Когда обед закончился, все сели у открытой двери, созерцая клумбы с флоксами, лавандой и ранними сортами георгинов. Беседа началась под звон перемываемой посуды и обрывки разговоров, долетавших с кухни.

— Я бы хотела взглянуть на дело под другим углом зрения, — произнесла миссис Брэдли. — Допустим, был убит не Миддлтон…

— А вы уверены, что это не он? — спросил главный констебль.

Это был мужчина лет сорока, неповоротливый, но с острым умом и богатым воображением. У него была полушутливая манера выражать особую почтительность к миссис Брэдли как к подруге своей матери.

— Конечно, друг мой, — отозвалась она. — Но было бы неплохо выкопать тела и установить это как факт.

— Я не имею права выкапывать трупы только потому, что это взбрело мне в голову. Намекните, что у вас на уме?

— Я не верю, что Хэнли Миддлтон мертв.

— Хэнли Миддлтон? Но он умер во время операции, давно.

— Хэнли Миддлтон жив. Это или доктор Мортмэйн, или викарий, или Теббаттс, — спокойно возразила миссис Брэдли.

— Господи, с чего вы взяли? — воскликнул Джонс. — Я знал викария и Мортмэйна задолго до убийства. А Теббаттс…

Миссис Брэдли покачала головой.

— Подумайте, как трудно Миддлтону было вернуться в деревню.

— Вы правы, сомнительная затея, особенно если учесть, что, как мы теперь знаем, никакого Карсуэлла Миддлтона не существовало.

— Однако убитый официально опознан как Карсуэлл Миддлтон его служанкой, миссис Теббаттс, — напомнил главный констебль.

— Тело опознали оба Теббаттса? — спросила миссис Брэдли, хотя знала, что это не так.

— Нет. Сам Теббаттс был в шоке и наблюдался у врача, поэтому не мог присутствовать на опознании. Но это неважно, поскольку его жена определенно и без колебаний указала на убитого как на мистера Карсуэлла Миддлтона.

— А их сын, Том Теббаттс, тоже не участвовал в опознании? — задал вопрос Джонс.

Том, услышав свое имя, вышел из соседней комнаты и приблизился к ним.

— Вы меня звали, сэр?

— Нет, Том. Ты ведь не ходил на опознание и не свидетельствовал, что убитый — мистер Миддлтон?

— Нет, сэр. Меня никто не спрашивал. Мама говорит, что папа тоже хотел идти, но ему было слишком плохо, и вместо него пошла миссис Пэшен. А потом ей показали труп, и она его опознала.

— Миссис Пэшен — твоя тетя, не так ли, Том? — обратилась к нему миссис Брэдли.

— Нет, мэм, насколько мне известно.

У Тома был удивленный вид.

— Да, конечно! — воскликнула миссис Брэдли, словно только теперь вспомнив это обстоятельство. — Ведь миссис Теббаттс — твоя мачеха?

— Да, мэм.

— Том, а когда в ту ночь ты заглянул через окно в гостиную, человек на диване действительно выглядел как мистер Миддлтон?

— Он лежал так же, как мистер Миддтон, мэм, это все, что мне известно. Как только я заметил, что в комнате кто-то есть, то сразу отправился спать.

— В какое время ты, твой отец, мачеха и миссис Пэшен бросились в погоню за викарием у Неот-Хауса?

Том смутился, сдвинул брови и начал с возмущенным видом уверять, будто ничего такого не было.

— У нас есть свидетели, — с усмешкой возразила миссис Брэдли. — Говори правду. У нас мало времени. Не понимаю, почему ты вообще не рассказал мне об этом с самого начала.

— Я не знаю, в какое время это было, — хмуро буркнул Том.

— До одиннадцати часов вечера?

— Я же сказал — не знаю.

— Что вам сделал викарий, Том?

— Он бросал мусор в наш колодец.

— Господи! Зачем?

— Чтобы все приходили к нему за водой, молились в церкви и посылали своих детей в воскресную школу. Вот зачем.

— А вы заметили его и выгнали из поместья?

— Ну а если и так? Вам-то что? Это не ваше поместье.

— Не надо грубить, Том, тем более дамам, — вмешался Джонс, которого уже стало раздражать его нахальство.

— Я не грублю. А если вы хотите совать свой нос в то, что вас не касается, лучше объясните, почему они не пускают меня к папе, хотя он очень болен?

— Наверное, мачеха сообщила тебе, что его болезнь заразна?

— Да, но раз она пускает к нему миссис Пэшен, почему мне нельзя? Вот что меня бесит. Что они вообще там делают?

— Они поставили козла охранять дверь, — улыбнулась миссис Брэдли. — Кстати, совсем не того, которого держат сестры Харпер и Фиби.

— Господи, — в ужасе пробормотал Том. Он скрестил пальцы и отвел глаза от ее пронзительного взгляда.

— Ну, ну! — воскликнула она, смеясь. — Совсем не обязательно быть ведьмой, дитя мое, чтобы заметить на лужайке следы копыт. Они выпускают его после наступления темноты.

— Вечером?

— Да. Как только стемнеет. Примерно в половине двенадцатого.

— Значит, если правильно выбрать время, — протянул Том, — я смогу войти, когда там не будет козла, и увидеть папу.

— Естественно. Только оставь оружие в спальне. Оно тебе не понадобится, — посоветовала миссис Брэдли.

— Оружие? У меня нет оружия. Я не… вы же не думаете, что я хочу кого-нибудь убить?

— Надеюсь, что нет, — произнес главный констебль, впервые подав голос.

Поймав его взгляд, Том судорожно сглотнул и выскочил из комнаты, как только миссис Брэдли сказала, что он больше не нужен.

— Итак, Том Теббаттс, — проговорил главный констебль. — Парень, благодаря которому мне теперь не нужно получать разрешение на эксгумацию тел.

Миссис Брэдли похлопала его по плечу.

— Первый приз за сообразительность, друг мой.

— Я не понимаю, о чем вы, — покачал головой Джонс.

Она громко позвала Генри Пайка, и его лицо тут же появилось над изгородью, окаймлявшей сад.

— Генри, сбегай, пожалуйста, в трактир «Долговязый парень», — попросила она.

Генри улыбнулся и кивнул. В вечерней тишине были отчетливо слышны его шаги.

— Колеса внутри колес, — загадочно обронила миссис Брэдли.

Она посмотрела на главного констебля. Тот вытянулся в длинном кресле, поставив ноги на мягкую подушку, прилагавшуюся ко всем креслам в доме, и, судя по всему, дремал с полуоткрытым ртом. Миссис Брэдли понизила голос.

— В поисках убийцы главная проблема в том, что выбор подозреваемых слишком велик, — заметила она.

— Сколько человек, по-вашему, имели мотив для этого убийства? — спросил Джонс.

Миссис Брэдли достала из своего объемистого кармана карандаш и записную книжку, но Джонс добавил:

— Хотя, говоря по совести, я не понимаю, зачем идти дальше, если у нас есть миссис Пэшен. Тут вам и возможность, и мотив, и фальшивое алиби, и, если угодно, подходящий темперамент.

— Темперамент, — повторила миссис Брэдли. — Вы правы, друг мой. Как хорошие психологи, мы обязаны учитывать данный фактор. Темперамент преступника — неисчерпаемая тема. Он есть у вас, у меня, у викария. Он есть у миссис Теббаттс и у доктора Мортмэйна. Как вы считаете, сколько людей в Саксон-Уолл способны на убийство?

Джонс рассмеялся и пожал плечами.

— А зачем включать нас и доктора? — поинтересовался он. — Мы-то ведь не входим в число подозреваемых?

— Нет, — ответила миссис Брэдли, состроив зверскую гримасу.

— Тогда кто остается? Мне больше никто не приходит в голову.

— Например, мы можем рассмотреть кандидатуры сестер Харпер и Фиби, — предложила она, подалась вперед и постучала по колену Джонса серебряным карандашом. — Было бы неплохо побеседовать с ними.

— Их уже допрашивали.

— Полиция — да. Но не я. Я лишь позволила мисс Фиби болтать все, что ей придет в голову.

— А допрос полицейских, по-вашему, ничего не значит? Они умеют выколачивать информацию, уж поверьте. Попадись вы хоть раз к ним в лапы, вы бы сразу это поняли.

— Я уже была под арестом, — сообщила миссис Брэдли, мило улыбнувшись.

— За что? — удивился писатель. — За неуважение к суду?

Миссис Брэдли погладила рукав кофты, которую собственноручно связала из пряжи пяти фиолетовых оттенков (причем два заметно отличались от других), и ностальгически вздохнула.

— За убийство, — скромно ответила она.

— Господи, ну конечно! Я помню. Но вы ведь этого не совершали?

— Совершала.

Джонса застонал.

— Но хоть не вы убили того человека в Неот-Хаусе, правда?

— Нет, друг мой. Вы еще не забыли про Теббаттсов, мать и сына?

— Только мать и сына? А отец?

— Отец — да, возможно. Но маловероятно. Он не в моем списке. Что вы скажете о старой миссис Флюк?

— Она способна на что угодно. Но у нее есть алиби.

— Если вы так думаете… Ладно, пока оставим. А как насчет мотивов Пэшена? Его алиби весьма сомнительно.

— Что? Да он же был чуть ли не при смерти. По крайней мере, не настолько здоров, чтобы совершить убийство. Скорее уж самоубийство.

— Вы мыслите прямолинейно, друг мой. Вам не показалось странным, что Пэшен охотно рассказывал всем о своей болезни?

— По-моему, для таких людей, как он, естественно жаловаться на болячки. Лучше поговорим о викарии, которого мы уже обсуждали. Вы не собираетесь снова включить его в свой список?

Миссис Брэдли покачала головой:

— Я никогда не исключала его из списка. Так же, как и Кревистера.

— Кревистера? — удивился Джонс. — Вы, наверное, шутите?

— Доктор Кревистер мог иметь мотивы для убийства, о которых мы пока не знаем. Он один из немногих, кто жил в Саксон-Уолл в то время, когда Миддлтон совершал свои преступления.

— Кроме того, — добавил Джонс, — в каком-то смысле у них профессиональное родство, в духе «два сапога пара».

— Родство? — подняла брови миссис Брэдли.

Он рассмеялся:

— Ну, вы понимаете, о чем я. Например, если я поговорю с человеком четверть часа, мне очень скоро станет ясно, писатель он или нет. Я писак за милю чую. Полагаю, с докторами и адвокатами примерно то же самое.

— Ясно. — Она собрала губы в маленький клюв.

Джонс молча смотрел на нее, а потом спросил:

— К чему вы клоните? Готов поспорить, у вас есть что-то в рукаве. Выкладывайте.

— Меня смущают многие детали, — призналась миссис Брэдли. — И есть много вопросов, на которые я хотела бы получить ответ.

— Например?

— Например, кто первый запустил «утку» про Карсуэлла Миддлтона? Интересно, правда? Кто нам про нее только не рассказывал!

— Включая Пэшена, — пробормотал Джонс. — Хотите сказать, что перед нашим разговором на лужайке его как следует натаскали?

— Вот именно. И насчет своей болезни он лгал. Есть еще один любопытный момент. Мы решили, что никакого Карсуэлла Миддлтона не существовало, и что же оказалось? Его действительно не существует.

— И?

Миссис Брэдли, подперев рукой подбородок, выдержала паузу.

— И что, друг мой?

Джонс рассмеялся и покачал головой.

— Боюсь, ни малейшей догадки у меня нет, — вздохнул он. — Говорите сами.

— Как по-вашему, сколько человек из тех, кто живет сейчас в деревне, знают Хэнли Миддлтона в лицо? — спросила миссис Брэдли.

Джонс нахмурил брови:

— Думаю, немало.

— Да, — согласилась миссис Брэдли. — Вам не приходило в голову, — добавила она, неожиданно сменив тему, — что миссис Пэшен могла сфабриковать алиби вовсе не из-за убийства, а по другой причине?

— Ради бога, не томите, — попросил Джонс, приложив руку к сердцу.

— Вы все-таки подумайте!

— Но в ту ночь ко мне приходила миссис Теббаттс?

— Да, друг мой. В этом я абсолютно уверена.

— Она явилась, чтобы обеспечить алиби миссис Пэшен?

— Несомненно.

— Это алиби касалось не убийства в Неот-Хаус?

Миссис Брэдли лишь усмехнулась. Джонс вздохнул и покачал головой.

— Нет, не понимаю, — признался он.

— Я думаю, у нее было свидание в Неот-Хаусе с Хэнли Миддлтоном.

— Но она его не убивала? Да, вот еще что! Кто в тот вечер ударил меня по голове? Убийца?

— Скорее всего, это был один из Теббаттсов, но я не уверена.

— Например, Том, который занервничал, увидев, что я шныряю вокруг, и на всякий случай огрел меня чем-то по голове?

— Вероятно. Вы могли увидеть нечто такое, что Теббаттсы хотели скрыть.

— Ага! Значит, мне не повезло. Жаль, что не увидел. Но вы-то, конечно, знаете, что это такое?

— Нет, друг мой. Могу только догадываться.

— И чего бы я добился, увидев то, чего не должен был увидеть?

— Ничего. Это не произвело бы на вас ни малейшего впечатления. Вы бы даже не удивились.

— Что же это?

— Всего лишь пустая комната в Неот-Хаусе. Просто пустая комната. Но давайте не будем говорить об убийстве, потому что я уже вижу мистера Хэллема и не хочу нервировать его. А! Вот и миссис Пэшен!

Миссис Пэшен подошла к столу и, обратившись к писателю, спросила бесстрастным тоном:

— Я вам еще нужна, мистер Джонс?

— Нет, спасибо. Утром будет полно грязной посуды, но она может подождать.

— Значит, Лили Саудолл не хочет пачкать свои нежные ручки мытьем посуды, — заметила миссис Пэшен.

— Боже, я совсем забыл про Лили! Сходите в кухню и скажите, что она может идти. И молодой Теббаттс тоже.

— Том Теббаттс? — Блестящие глаза женщины на секунду померкли. Но она сразу пришла в себя. — А я думала, Том работает в Саутгемптоне.

— Работал. Его уволили, и теперь он боится рассказать родителям, — солгал Джонс.

— Кстати, миссис Пэшен, — произнесла миссис Брэдли, — вы можете присесть в это плетеное кресло и рассказать нам наконец, кто убил Хэнли Миддлтона.

— Хэнли Миддлтона? — тупо повторила миссис Пэшен. На ее бледном лице застыла бессмысленная гримаса, в которой, однако, выражалось больше удивления, чем в мимике самого искусного актера. — Разве убили Хэнли Миддлтона? Конечно, нет! Карсуэлл! Это был Карсуэлл, мистер Джонс!

Повисло молчание, которое нарушил Джонс:

— Я больше не буду говорить. Глупо изобличать самого себя, если в этом нет необходимости.

Миссис Пэшен хихикнула.

— Если я убила Хэнли Миддлтона, можете меня повесить, потому что я убила самого дьявола, — заявила она. — Я-то думала, это его брат, который хотел отнять у моего Ричарда все, что у него было. Я подменила малышей и отдала миссис Пайк законного наследника, а моего малыша Ричарда, сына Миддлтона, подкинула вместо него. А потом появился этот Карсуэлл Миддлтон, достаточно молодой, чтобы жениться и иметь собственных сыновей. И вот его убили, как паршивую собаку, а моя сестра закрыла дверь, чтобы никто не мог увидеть его тело до утра. — Она спокойно сложила руки на коленях и добавила: — Я похоронила свою честь у двери Хэнли Миддл-тона, а потом дурно поступила с его женой, этим невинным ангелочком. Я должна рассказать правду, пока жива, даже если мне придется кричать во весь голос.

— Нет-нет! — воскликнул Джонс.

Он порывисто повернулся к миссис Брэдли, словно призывая ее остановить этот рассказ, несомненно лживый и поэтому обличающий его автора. Но миссис Брэдли, сложив губы клювиком и не отрывая взгляда от миссис Пэшен, видимо, была целиком поглощена историей и не собиралась ее прерывать.

Джонс со стоном откинулся в кресле и скрестил длинные ноги. Голова Хэллема пряталась в тени. Яркий свет падал на мертвенно-бледное лицо миссис Пэшен. На шее висела нитка жемчуга. Она коснулась ее загрубевшими пальцами и хихикнула:

— Забавно насчет этих камешков. Хэнли отдал их мне, когда она уехала в первый раз. Но потом опять вернулась. Я знала, что она жива, хотя он клялся мне, что нет. Клялся так, будто сам убил ее, как убил первого ребенка, которого я ему родила. Это было в то время, когда Хэнли перебил всю птицу. Я знаю, он был одержимый. Я и тогда так думала, и сейчас уверена.

— Одержимый? — вдруг переспросил Хэллем.

Он замолчал и больше не прерывал ее на протяжении всего рассказа.

— Раньше тут жил его дядя, — продолжила миссис Пэшен, — и никто о Хэнли ничего не слышал, пока он не приехал и не поселился у нас со своей бедной женой. Мать старалась околдовать его, потому что он поначалу был нормальный, только какой-то пришибленный и тихий. Но время шло, она насылала на него новые заклятия, и он был все хуже, стал жестоким, начал охотиться на женщин и обесчестил двух или трех девушек. Вскоре мы поселились в его доме, и это было плохо, потому что он выгнал бедняжку жену и она уехала в Лондон к матери и отцу. На самом деле Хэнли хотел убить ее, но ему не хватало духу, поэтому он пошел к моей матери и спросил, что нужно делать. У матери была «ирландская кровь», и она показала ему, как ее использовать, чтобы жена сгнила, словно кукурузный стебель, закопанный в землю. Он так и поступил, но, похоже, ошибся, потому что ничего не случилось, и когда они раскопали землю, чтобы посмотреть, как там кукуруза, оказалось, что она исчезла. Мать была страшно расстроена и испугана. Она только и думала о том, как могла исчезнуть кукуруза.

Миссис Брэдли кивнула и усмехнулась. Миссис Пэшен тяжело вздохнула.

— Мне было совсем не весело, поскольку я жила с матерью, — сказала она. — Когда мой доблестный лорд решил отправиться в Лондон, я поехала вместе с ним. Но когда я носила его второго ребенка, он прогнал меня и заставил выйти замуж за Пэшена, заявив, что зря потратил на меня время. Мол, я ни на что не годна, и он должен избавиться от меня.

Она замолчала, уставившись на Джонса, и тот отвел взгляд.

— Потом я родила ребенка, а Хэнли окончательно спятил, когда жена умерла через три недели.

Миссис Брэдли подалась вперед.

— Так-так, милая, — начала она мягким и чарующим тоном и вдруг разразилась таким резким хохотом, что Джонс и Хэлллем чуть не подскочили. Миссис Брэдли весело добавила: — А теперь скажите правду — потому что я ненавижу ложь, — как он убил свою жену и почему?

Лицо миссис Пэшен стало белым. Она подняла свою натруженную руку, словно собираясь нанести удар, но вместо этого начертила в воздухе знак, который легко узнали бы в любой стране от Китая до Перу. Миссис Брэдли снова рассмеялась.

— Я не дьявол, — заметила она, — и у меня нет дурного глаза.

Тем не менее она уставилась на нее во все глаза, медленно и ритмично качая головой.

— Мы знаем, что Хэнли убил миссис Миддлтон так, чтобы никто не мог определить, что это было сделано преднамеренно, — заявила она, — но все равно это было убийство. А что случилось с Пайком?

Миссис Пэшен в отчаянии накинула передник на голову:

— Ко мне это не имеет никакого отношения! Я тут ни при чем. Он был дьявол во плоти. Сказал мне, чтобы я посмотрела в гроб и поклялась, что там лежит он, хотя это был Пайк.

Джонс наклонился к ней.

— Но какой был смысл убивать Пайка? — спросил он. — Мы считаем, что Миддлтон хотел обеспечить себе безопасность на случай, если кто-нибудь начнет выяснять обстоятельства смерти миссис Миддлтон и решит, что произошло убийство. Это так?

Миссис Пэшен опустила передник и посмотрела на него.

— Пайк все равно бы умер, — возразила она. — В этом нет сомнений. Как только мы услышали, что ему стало плохо — боли, тошнота и прочее, — Хэнли послал меня с матерью к их дому, и мы вытащили Пайка через заднюю дверь, положили на тележку с репой и повезли в особняк, заткнув рот ватой, чтобы он не орал. Мать всегда служила дьяволу, а я злилась на Пайка за то, что он обзывал меня разными скверными словами.

— Да, но это, однако, было убийство, — заметил Джонс, — поскольку операцию проводил неквалифицированный врач. Кроме того, Миддлтон отравил Пайка после того, как вы испытали яд на своем несчастном муже.

— Операцию делали доктор Кревистер и молодой врач из городской больницы, — хмуро возразила миссис Пэшен.

— Глупости, — вмешалась миссис Брэдли. — Вы прекрасно знаете, что это неправда. Разве вы не помните, что Хэнли Миддлтон отправил в больницу телеграмму от имени доктора Кревистера, сообщив, что пациент умер и хирург уже не нужен?

Миссис Пэшен покачала головой:

— Ничего подобного. Хэнли находился со мной в маленькой гостиной и постоянно вопил: «Да погибнут все враги твои!» Я тогда подумала, что он спятил, и наверняка так оно и было.

— А кто отец Ричарда, миссис Пэшен? — вдруг спросил Джонс, надеясь застать ее врасплох. — Скажите мне правду.

Она помяла в руках передник и улыбнулась:

— Я скажу, кто не является его отцом, потому что знаю, к чему вы клоните.

«Еще бы тебе не знать!» — подумал Джонс.

— Он не сын Хэнли Миддлтона. В Ричарде нет крови дьявола.

— Вот как? Для меня это очень важно! — взволнованно воскликнул Джонс. — Говорите!

— Когда я блудила с Хэнли Миддлтоном, у меня в Лондоне был один знакомый мужчина. Он ничего не знал про малыша. А Хэнли сделал вид, будто думает, что это не его сын, и прогнал меня. Хотя это действительно был не его сын! А он не знал! Только притворялся! Представляете, как я над ним смеялась! И теперь вы тоже будете смеяться!

Прежде Джонс не видел ее такой оживленной. Но вдруг она помрачнела.

— Вы ему не скажете, мистер Джонс?

— Как я могу сказать, если он мертв? — возразил тот.

— Мертв? — повторила миссис Пэшен, и в ее темных глазах промелькнула насмешка. — Вы и сами в это не верите. Не говоря уже о старой ведьме, которая вьется вокруг вас. — Она указала на миссис Брэдли, которая делала записи в блокноте. — Вот кого я боюсь — ее, а не вас. Она видит все насквозь. А теперь, когда старый пруд на Гутрум-Даун высох, мы посмотрим, что будет дальше.

— А что, по-вашему, будет дальше? — спросила миссис Брэдли, ничуть не задетая ее словами.

Миссис Пэшен сунула руку в карман передника и достала пять кусков сахара.

— Парню долговязому — семеро детей, — пробормотала она. — Вы можете забрать Ричарда, если хотите. А Генри Пайк пусть получит все, что ему причитается.

Глава XXI

«Покоятся пусть с миром.
Но если ждет конец
Бесславный нас: все беды и позор
Падут на главы их и их детей,
И боги воздадут им по заслугам».

Томас Нортон и Томас Саквилл. Горбодук

— Отправляйтесь домой, друг мой, — обратилась миссис Брэдли к главному констеблю, когда Лили, Том и миссис Пэшен разошлись по домам.

Главный констебль кивнул и встал с места, выколачивая трубку.

— Хорошо, но вы тут не особо буйствуйте, — попросил он.

Миссис Брэдли попыталась ткнуть его под ребра, но он, уже зная ее манеру, быстро шагнул в сторону и, усмехнувшись, направился в прихожую за шляпой. Миссис Брэдли последовала за ним.

— Значит, вы считаете, что сможете опознать убийцу? — спросил главный констебль, убедившись, что Джонс их не слышит. — Мои люди только ждут отмашки доктора, чтобы арестовать Теббаттса. Впрочем, вам это известно.

— Какой у Теббаттса мотив для убийства? — поинтересовалась миссис Брэдли.

— Миддлтон спал с его женой. Вы не знали? Одна старуха рассказала об этом всей деревне, а когда мы спросили у миссис Теббаттс, она подтвердила.

— Еще бы! — воскликнул Джонс, появившись у них за спиной.

— Я думаю, мы сумеем обставить это как непреднамеренное убийство, — произнес главный констебль. — Теббаттс просто слетел с катушек и ударил Миддлтона по голове. Любой мужчина на его месте сделал бы то же самое.

— Верно, — кивнула миссис Брэдли, — в том случае, если это действительно был Миддлтон. Но я говорю вам, что убили не его!

— Его опознали как Миддлтона. С этим не поспоришь.

Она вздохнула, усмехнулась и покачала головой. Главный констебль вышел на улицу и завел свою машину. За окном из глубокой тени появился силуэт преподобного Мерлина Хэллема. Он прильнул к стеклу и проследил за отъезжавшим автомобилем.

— А теперь, — сказала миссис Брэдли, быстро вернувшись в дом, — «шпоры, седло, на коня — и вперед!»

— «Чтоб убивать червей в бутонах роз!» — подхватил Джонс, затеплив масляную лампу и подкрутив фитиль. — «К чему для странствий покидать, — добавил он, задув спичку и опустив шторы, — страну своих отцов?» И еще: «Сторож! Сколько ночи?» Не говоря уже о: «Сестра Анна, ты видишь, кто-нибудь идет?» — и «Нас семеро», в смысле — трое. Но число все равно счастливое, правда?

— Сегодня вечером, — произнесла миссис Брэдли, — мы будем красться по болотам и пустошам, чтобы защитить дом священника от тех, кто посмеет посягнуть на него. Вы уже дали Нао мои инструкции?

— Все до единой, — ответил Хэллем. — К тому же формально его нет дома с половины девятого, и уже с четверть часа он должен находиться на руинах замка.

— Отлично. Вы ему доверяете?

— Абсолютно. Он ненавидит местных. Как насчет колодца в Неот-Хаусе?

— Наша задача — вывести его из строя. Все уже готово. Мы завалим его двумя тоннами каменных глыб. Чтобы очистить колодец, им понадобится подъемный кран, — весело промолвила миссис Брэдли.

— Двумя тоннами каменных глыб? — недоуменно воскликнул Джонс. — О чем вы?

— Мы можем рассчитывать на Корбеттов? — продолжила миссис Брэдли, игнорируя его и обращаясь только к Хэллему.

— Целиком и полностью, — подтвердил тот.

— Что ж, в таком случае спокойной ночи. Я пока пойду и посплю. «Когда настанет моя очередь, позовите меня».

Мужчины молча сели и вытянулись в креслах. Размышляя о том, как скоро викарий отправится домой, Джонс незаметно задремал. Его разбудил легкий стук в окно. Он вскочил, поднял шторы и приоткрыл раму.

— Кто там? — спросил он. — Что случилось?

— Вся деревня на ногах. Они несут дрова. Хотят спалить дом викария. Идемте скорее. — Это был Нао, слуга Хэллема. — Там человек двадцать или тридцать. Они в ярости, а утро близко.

Джонс приблизился к двери, чтобы впустить Нао. В этот момент на лестнице появилась миссис Брэдли, устрашающая и неотразимая в ослепительном ночном халате с алыми, золотыми и бронзовыми китайскими драконами, которые во всем своем уродливом великолепии змеились по ярко-голубому шелку. Она произнесла мягким и медоточивым тоном:

— Джонс, есть только одна вещь, которую мы можем сделать. Долговязому парню с Гутрум-Даун пора восстать из мертвых. Возьмите леопардовую шкуру у камина. Вооружитесь жердью — нет, лучше длинной тростью. Щеки, руки и ноги разукрасим акварелью. Быстро раздевайтесь, а я принесу все, что нужно!

Она устремилась в кухню. Через три минуты Джонс предстал перед ними в своем новом причудливом наряде. В таком одеянии он казался еще более тощим и длинным, чем всегда. Миссис Брэдли аккуратно нанесла на его лицо боевую раскраску.

— Отлично, а теперь живо на холм! — распорядилась она. — Все должно выглядеть так, словно вы спускаетесь к дому викария с Гутрум-Даун. А мы тем временем рванем к толпе и будем всюду сеять страх и хаос. Скорее! Обувь пока можете оставить, но постарайтесь снять ее раньше, чем вас кто-нибудь увидит.

Нао побежал заводить машину. Близился рассвет. В сером предутреннем свете все лица выглядели бледными и неестественными, как у мертвецов, придавая этой экспедиции зловещую серьезность. Когда машина отъехала, Джонс крикнул миссис Брэдли прямо в ухо:

— «Погибель всем! Мы спустим псов войны!»

Она в ответ залилась смехом и воскликнула:

— «Коль музыка есть пища для любви — играй!»

Нао нажал на газ, и автомобиль понесся по дороге. Недалеко от дома викария они резко свернули направо и помчались в конец улочки, упиравшейся в овечью тропу на Гутрум-Даун. Нао заглушил мотор, вылез и помог выйти Джонсу. Писатель, чувствуя себя в кошмаре наяву, послушно сел на мокрую траву и стянул ботинки, пока машина разворачивалась обратно.

Только когда автомобиль исчез за поворотом и затих шум мотора, Джонс по-настоящему осознал, что ему придется делать. Но английская кровь, струившаяся в его тощем и нелепо разукрашенном теле, сразу вскипела при мысли об опасности, а уэльская, которую он унаследовал от отца, забурлила в предвкушении драки. Его только забавляло, что придется спуститься в деревню в костюме разгневанного призрака и перепугать всех до полусмерти. Думая об этом, Джонс едва удерживался от смеха. Он снова обулся и побежал навстречу свежему утреннему ветерку, который приятно холодил его тело, как и густая роса, обметавшая высокую траву и обещавшая еще один безоблачный и жаркий день. Размахивая тростью и распевая валлийские песни, Джонс стремительно спускался на толпившихся впереди сельчан, как опытный матерый волк на пасущееся стадо.

Первым, кто заметил его появление, оказался некий Элиас Пибб. Это был неотесанный детина лет двадцати двух, в левой руке он держал ярко пылавшую ветку яблони, а в правой — тяжелый камень. Прежде чем Пибб успел понять, что происходит, Джонс выхватил у него из рук самодельный факел и с размаху пнул его ногой. Вопль, который издал Пибб, обернувшись и увидев Джонса, полетел в толпу как разорвавшаяся бомба, и все головы разом повернулись в их сторону.

— Долговязый парень! Долговязый парень! — заорал крестьянин.

Джонс, еще раз как следует заехав молодцу коленом (в нем уже бурлила настоящая ярость), на всякий случай ткнул ему под ребра тростью и прокричал в ухо: «Ласст унс ерфрейрен!» Когда тот, взвыв от страха, понесся прочь, он во все горло проревел ему вдогонку: «Шуле, шуле агра! Шан фон вохт!»

Толпу мгновенно охватила паника. Жители Саксон-Уолл так долго верили в Долговязого парня, что теперь его внезапное появление не вызвало удивления — только ужас. Ни одна душа не усомнилась в его реальности. Бросив на него ошалелый взгляд, все бросились гурьбой бежать по улице.

— Это дьявол! — кричал кто-то.

— Настал Судный день! — стонал другой.

Хриплые вопли и визги женщин превратили отступление в беспорядочное бегство. Люди неслись сломя голову, сами не зная, куда и почему. Джонс, подвернув ногу, с трудом ковылял за ними, размахивая полыхающим суком и рассекая воздух тростью. Его голос, всегда зычный и мощный, от боли и азарта набрал такую силу, что долетал до конца деревни.

— Леро, леро, лиллибулеро, лиллибулеро булер а ла! — громыхал Джонс. Чтобы усилить впечатление, он оглушительно расхохотался и весело прогремел: — Куот естис ин конвиво! На хоро эйле! На хоро эйле! Ра! Ра! Ра!

Толпа мчалась по улице. Когда крики последнего беглеца затихли за углом, Джонс, запыхавшийся и взмокший, начал помогать Хэллему, Нао и, к его удивлению, миссис Пэшен гасить языки пламени, уже лизавшие крыши хозяйственных построек. Лицо Хэллема распухло от ударов камней, руки почернели, одежда была мокрой и разорванной. Но при виде Джонса он откинул со лба волосы и улыбнулся.

«Хэллем пришел в себя, — подумал Джонс. — Теперь, когда дело наконец дошло до драки, он успокоился». Посмотрев на свои голые ноги, торчавшие из коротких брючек викария, писатель поймал на себе его взгляд и усмехнулся.

Огонь не причинил строениям серьезного вреда. Когда пожар был потушен, они потратили еще час, убирая сухие сучья и охапки хвороста, которыми селяне обложили дом. Колодец был засыпан всевозможным хламом, но, к счастью, одним из первых попавших в него предметов оказалось старое решето, оно застряло между стенок и держало на себе большую часть брошенного в воду груза.

— Повезло, — пробормотал Джонс.

Миссис Брэдли издала смешок:

— Это не везение, а предусмотрительность.

— Но ведь вы не знали, что они забросают мусором колодец?

— Знала. У них есть вода в Неот-Хаусе. Я попросила Нао заранее завалить колодец, чтобы туда не попала какая-нибудь дрянь. И теперь любая пакость, которую им захочется в него швырнуть, ляжет поверх нашего тщательно отобранного мусора, что вы, собственно, и видите.

Джонс, стерший с себя последние следы краски, вдруг спросил:

— Хэллем, а что в действительности произошло в ночь убийства?

— Я отправился в Неот-Хаус, чтобы попросить нового владельца снабжать местных жителей водой, если дело станет совсем плохо. Сел на велосипед и приехал в усадьбу примерно без четверти десять. Миссис Теббаттс сказала, что Миддлтон редко ложится спать раньше полуночи и не любит, когда его беспокоят днем. Велосипед я оставил у дома и позвонил в дверь. Ее открыл Теббаттс. Он провел в меня в какую-то уютную комнатку и попросил подождать, а еще через четверть часа пришла миссис Теббаттс и сообщила, что хозяин дома не намерен принять меня, однако готов выполнить мою просьбу насчет воды. Не успела она уйти, как в дверь просунул голову Том Теббаттс и сказал, что я должен как можно скорее уходить, поскольку мне грозит смертельная опасность.

— Господи Иисусе! — воскликнула миссис Брэдли.

— Я решил, что Том спятил, но делать мне в поместье было нечего, поэтому я покатил на велосипеде к дому. Неожиданно за спиной у меня раздался дикий шум. Честно говоря, я испугался и запаниковал. Моя нервная система… Впрочем, к чему эти объяснения. В общем, вместо того чтобы оценить ситуацию и принять правильное решение, я закрутил педалями и помчался прямо по лужайке с такой скоростью, что ветер свистел в ушах. Что это был за шум и почему меня преследовали, я не понял. Никто, кроме миссис Теббаттс, не знал, что я собираюсь вечером в Неот-Хаус, а в компании, которая за мной гналась, было человек пять-шесть, не меньше, включая женщин. Вы не представляете, что я тогда почувствовал, а когда вдогонку полетели камни…

— Вот как вы повредили голову! — воскликнул Джонс.

— Если бы я не сбежал как заяц, то, вероятно, спас бы того несчастного в особняке. Да помилует его Господь!

Миссис Брэдли повернулась к Джонсу:

— Вам не приходило в голову, друг мой, что в данном деле есть еще одна странная и загадочная деталь?

— Вы о чем?

— Где сейчас Теббаттс?

— В Неот-Хаусе. Лежит в постели.

— Вы уверены? — спросила миссис Брэдли и, состроив зверскую гримасу, добавила: — Не люблю азартные игры, но готова поставить пятьдесят тысяч фунтов на то, что в Неот-Хаусе его нет.

— Вчера его навещал доктор.

— Он навещал не Теббаттса.

— Вы не сумеете доказать это!

— А вы заметили, как все заросло в саду викария? — небрежно произнесла она. — Может, нужно обратиться к Бердси? В любом случае, когда Том Теббаттс прорвется в комнату, где якобы лежит его больной отец, и сообщит мне, что отца там нет, я обращусь в полицию с требованием обыскать дом. И если Теббаттс так и не найдется, буду настаивать на эксгумации и вторичном опознании тела Миддлтона.

— Вы же не хотите сказать…

— Именно это я и хочу сказать!

— Я совсем запутался, — признался Хэллем. — Но все-таки хочу задать вопрос. Вы намекаете, что на самом деле убили Теббаттса, а не Миддлтона? Как такое могло случиться?

— Из-за шантажа, конечно, — проговорил Джонс. — Подождите, Хэллем! Тут что-то не сходится. В тот вечер я приходил к вам в половине десятого, чтобы обсудить свой визит к доктору Кревистеру. Помните, у вас тогда была жуткая невралгия?

Внезапно он замолчал и замер, прислушиваясь. Со стороны руин доносился какой-то шум.

— Давайте сходим и посмотрим, что там происходит, — предложил Джонс.

— Наверняка какое-нибудь непотребство, — буркнул Хэллем.

Оба встали, словно по команде, и направились к двери.

— Стоп! — воскликнула миссис Брэдли. — Сейчас вы ничем не можете помочь, лишь навредите.

— Но они явно что-то затеяли, а люди это бессердечные, — возразил Хэллем.

— Сидите тихо, — распорядилась она. — Если пойдете туда, сломаете себе шею. Там и так опасное место, а уж теперь — особенно.

— О чем вы говорите? — спросил Хэллем, побледнев.

Джонс почувствовал, что его начинает трясти нервная дрожь.

— Нет, я должен идти, — упрямо сказал викарий. — Там кого-то убивают. А куда пропал Нао?

Глава XXII

(Ремарка автора).

«Входит дьявол».

Роберт Грин. История брата Бэкона и брата Бангэя

— Скоро мы узнаем, действительно ли они похоронили Теббаттса, — пообещала миссис Брэдли. — На главного констебля сильно надавили, чтобы он занялся эксгумацией.

Джонс был доволен, а Хэллем встревожился.

— Надеюсь, они не испортят церковный двор?

— Странно, с чего они так там расшумелись? — спросил Джонс, чтобы сменить тему.

Это вызвало оживленный спор, который затянулся до восхода солнца. Наконец Джонс, стоявший у окна, призвал к молчанию.

— Вижу, сюда движется делегация, наверное, за водой, — сообщил он.

Нехватка воды в деревне становилась все острее. Даже водоем для сбора росы на Гутрум-Даун превратился просто в лужу с жидкой глиной, а деревенские насосы давно сломались. Большинство местных ходили за водой в трактир «Долговязый парень» или Неот-Хаус. Раз в неделю приезжал грузовик из Стаухолла, и сельчане покупали воду. Но она быстро заканчивалась, а ждать целую неделю было долго.

Кроме того, в воде нуждались не только люди, но и животные. Луговая зелень, спелые хлеба, листва деревьев, уже сыпавшаяся с веток, несмотря на середину лета, — все это сохло и умирало под ярким, неистощимым и беспощадным солнцем.

Когда процессия приблизилась к воротам дома, Джонс высунулся из окна. В правой руке он сжимал маленький автоматический пистолет, в левой — белый носовой платок. Под его насмешливым взглядом люди постепенно замедлили шаги и остановились. Для делегации их, пожалуй, было многовато. Все смотрели на пистолет писателя. Слышались тихая возня и шушукание: никому не хотелось выходить вперед.

Вид у толпы был не слишком грозный. Преобладали женщины, поскольку мужчины не хотели оставлять свою работу. Верховодила в этой группе, безусловно, миссис Флюк, стоявшая на почетном месте в самом центре, куда, как обратил внимание Джонс, ее настойчиво подталкивали сзади. Рядом разместились миссис Пайк и местный водовоз, Томас Парт. Однако не было видно ни миссис Пэшен, ни миссис Теббаттс.

Джон повысил голос и произнес весело, но решительно:

— У меня заряженное оружие, и я буду стрелять в каждого, кто войдет в эти ворота без моего разрешения. Если намерены что-нибудь сказать викарию, можете выставить несколько парламентариев, и я впущу их, дав знак платком.

— Мы просто хотим воды, пастор знает! — раздался чей-то голос.

— Почему он не желает помочь нам? — спросил другой.

— Вода нужна всем!

— Он мог бы помолиться о дожде!

— Мы не станем никого посылать. В доме полно полиции.

Последние слова принадлежали Томасу Парту. Он слыл в деревне водоискателем и держал в руке ивовый прут. Джонс не ответил. С улицы никто не видел его спутников в глубине комнаты. Неожиданно в стену возле окна ударился брошенный камень, и Джонс сразу выстрелил, но поверх толпы. Кто-то из женщин закричал, люди начали отступать. Самые отважные потрясали кулаками, и один из них крикнул:

— Ты такой смелый, потому что здесь нет наших ребят!

— Кто привел Старого сатану с Гутрум-Даун? — воскликнул его сосед.

— Он крадет наших детей!

— А кто убил Миддлтона?

— Сын ведьмы и шлюхи!

— Кто обесчестил девчонку доктора?

— Сейчас они кинутся на штурм! — бросил Джонс через плечо.

Но он ошибся. Пошумев, покричав и швырнув еще несколько камней, толпа вскоре разошлась.

— Они вернутся вечером, когда мужчины придут с работы, — заметил Хэллем.

Однако он не выглядел встревоженным. Наоборот, казалось, чем более накаленной становилась ситуация, тем спокойнее и разумнее он становился. Вероятно, викарий не был человеком действия, но умел сосредоточиться в трудную минуту и обрести странное умиротворение в победе над собственными страхами.

Время близилось к полудню. Еще утром к их компании присоединилась Лили Саудолл, однако Том Теббаттс так и не появился. Джонс размышлял, удалось ли пареньку пробраться в комнату к своему отцу и если да, то что он там обнаружил. Вдруг он почувствовал рядом локоть Лили.

— Ах, сэр, — воскликнула она, — этот японец!

— Нао? Что с ним? — спросил Джонс.

— Он хоронит миссис Флюк! Но если она умрет, то будет являться мне в кошмарах!

— Стойте здесь и смотрите в оба. Если увидите, что кто-то идет, даже почтальон, кричите во всю глотку, ясно?

— А если меня захочет проведать мама?

— Тоже кричите. Не подведите нас. Где Нао?

— В саду.

— Какого черта вы задумали? — спросил Джонс через минуту, разыскав японца.

— Гнилое дерево и магия, сэр! Чтобы демон взял старуху Флюк и унес отсюда.

— Что за чепуха! Я считал, вы забыли про эти бредни. Разве мистер Хэллем не обратил вас в христианство?

— Мистер Хэллем — да. Но старуха Флюк! Я заключил ее в это гнилое дерево, чтобы она пропала вместе с ним.

— Не понимаю, — в отчаянии развел руками Джонс, — здесь что, воздух такой, что все начинают верить в колдовство? Смотрите не попадитесь на глаза мистеру Хэллему, особенно рядом с церковным двориком.

Нао молча направился к стене, отделявшей сад викария от церковного двора. На ходу он оглянулся, проверив, следует ли за ним Джонс.

— Вы считаете, что убитый Миддлтон — на самом деле не Миддлтон? — спокойно спросил он, когда они приблизились к воротцам, через которые викарий ходил в церковь.

— Кто вам сказал? — удивился Джонс, полагавший, что миссис Брэдли ни с кем не станет делиться своей версией, пока не получит результаты эксгумации.

Нао указал в сторону дома:

— Та мудрая женщина. Она говорит, скоро должны появиться похитители трупов.

— Похитители трупов?

— Да. Потому что труп — не Миддлтон, — терпеливо объяснил японец, — но есть люди, которые хотят оставить это в тайне.

— Господи! Ну конечно! — воскликнул Джонс. — Что же нам делать?

— Эта почтенная женщина говорит, что не нужно пока звонить в полицию. Столь гнусные и беззаконные поступки совершаются под покровом ночи.

— Верно, — согласился Джонс. Неожиданно ему в голову пришла другая мысль. — Скажите, Нао, а что в действительности произошло здесь в ночь убийства?

— Не могу ответить. Священник приехал на велосипеде. Голова разбита. Мокрый, испуганный. Стал вытаскивать стекло из окна.

— Значит, эта часть истории — правда?

— Да. Он очень боялся за драгоценное стекло.

— У него была лестница?

— Лестницы не было, — хмуро произнес Нао.

— Ладно, ладно, — усмехнулся Джонс. — Лестница ведь была. И разве он не радовался тому, что это квадрифолий, а не трефолий? Но в вашем случае знание — вещь опасная, не так ли? — И он, насвистывая, пошел прочь.

Нао бесстрастно посмотрел ему вслед, закрыл воротца и, обойдя вокруг дома, вернулся в кухню. У стены стоял старый кухонный шкаф футов восемь в высоту, с большим нижним отделением, куда обычно ставили грязную обувь. Сейчас обуви не было, и на ее месте лежал длинный ящик, аккуратно накрытый старой плюшевой занавеской. Сверху громоздились горшки с причудливо изогнутыми кактусами. Японец убрал горшки и занавеску и провел тряпкой по полированной крышке ящика. Блестевшая на нем медная пластина извещала, что Карсуэллу Миддлтону было сорок три года.

Отложив тряпку, Нао водрузил на место кактусы и занавеску и отправился готовить ланч.

— Знание, — сурово ответил он Лили Саудолл, когда она спросила, почему он, как все добрые христиане, не ставит кактусы на окно, — опасная вещь. Вот почему, дорогая мисс, я скажу лишь, что в моей стране… — Нао сунул руку в ящик с картофелем и стал молча чистить клубни.

— А, Япония! — махнула рукой Лили. — Это совсем другое дело. Правда, что у вас поклоняются горе? Хотя в нашей деревне, мистер Нао, люди ведут себя хуже всяких язычников. Послушайте только, что они говорят про земляной бугор на Гутрум-Даун!

— Это могила, а не бугор, — возразил Нао. — Очень-очень древняя. Там живет беспокойный дух. Бродит по ночам. Неприкаянная душа.

— Господи! — воскликнула Лили. — Не надо об этом! Я потом спать не смогу! Вы же знаете, как мистер Джонс и миссис Брэдли любят пошутить.

Нао улыбнулся:

— Мы с вами тоже, мисс Лилиан.

— Что?

— Любим пошутить.

— Еще чего, — возмутилась она. — Только не с японцем.

— Я о другом.

— Надеюсь, а то Джаспер Корбетт может заехать вам в нос — он парень ревнивый и горячий.

— Вряд ли он знает джиу-джитсу. — Нао усмехнулся. — Хотя он мне нравится. Но я о кактусах. Наша маленькая шутка.

— О кактусах?

— Да. Говорят, они растут из глаз мертвецов.

— Все, хватит! Я не желаю это слушать.

Лили ушла, а Нао, улыбаясь, продолжил чистить картофель.

После ланча Джонс решил сходить к себе домой, чтобы забрать пару книг и перенести кровать. Он заглянул в трактир «Долговязый парень», надеясь найти себе помощников, и сразу наткнулся на миссис Флюк, которая немедленно предложила ему две ручные тележки, на которых в свое время перевезла пожитки на квартиру, предоставленную Бердси.

— Как вы узнали, что я собираюсь перевозить мебель? — удивился Джонс.

Старая миссис Флюк вытерла руки об изношенный передник и поскребла кончик носа красным, как глина, ногтем. На ее лице было ясно написано, что она чувствует себя хозяйкой положения, потому что все видит и знает наперед. Джонсу стало не по себе. Обычно так ведет себя игрок, у которого на руках козыри, в то время как его противник даже не знает козырную масть. На всякий случай он спросил:

— Вам на это кто-то намекнул, миссис Флюк?

Неожиданно она сняла мятый и замызганный чепец, и Джонс увидел, что на ее голове не осталось ни единого волоска — все были сбриты. Миссис Флюк стала лысой, как бюст Цезаря, и белизна ее голого черепа составляла тошнотворный контраст с бурым морщинистым лицом. Джонсу это напомнило нечто среднее между картинкой гаргульи, какую он видел в детстве, и большим кондором в зоологическом саду в Риджентс-парке. Он смотрел на нее с удивлением. Миссис Флюк разразилась хриплым смехом.

— Не желаю рисковать, мистер Джонс, — произнесла она, — чтобы кто-нибудь принял меня за ведьму. У нас тут люди ни в чем не разбираются.

— Если вы чем и рискуете, то простудиться до смерти, — возразил Джонс, которого слегка мутило от ее лысой головы. — Вы не хотите схватить пневмонию, правда?

— Заострили язык свой, как у змеи, яд аспидов во устах их, — продолжила миссис Флюк, не обращая на него внимания. — Ну что, вы возьмете мои тележки или нет?

— А вы поможете мне толкать одну?

— Разумеется. Шесть пенсов, сэр, и я отвезу ее в сад пастора.

— Только без фокусов.

— О чем вы? Я почтенная женщина и знаю, как себя вести.

— Отлично, — кивнул Джонс, — но я буду присматривать за вами, так что не пытайтесь что-нибудь выкинуть, когда окажетесь рядом с викарием.

Миссис Флюк усмехнулась и натянула свой чепец.

— Так где ваши тележки? — сказал он.

Пока они тащились к дому викария с книгами и свернутыми в рулон матрасами, солнце затянуло облаками. Миссис Флюк бросила свою ношу и, издав ястребиный клекот, ткнула пальцем в небо.

— Дождь! Дождь! — закричала она.

Джонс равнодушно поднял голову.

— Не в этой жизни, — промолвил он. — Это марево от зноя.

Тележки быстро разгрузили, и миссис Флюк, получив от Джонса флорин, удалилась, рассыпаясь в благодарностях.

— Настоящая фурия, — вздохнул он, обращаясь к миссис Брэдли, — но, черт знает почему, она мне нравится. Когда приедут полицейские?

— Только не сегодня. Пока не стемнеет, с могилой ничего не будет. Поэтому я не хочу пока звать полицию.

— Однако вас что-то беспокоит, — заметил Джонс.

Миссис Брэдли не стала комментировать его слова, но призналась, что ее удивляет отсутствие Тома Теббаттса.

— Паренек уже должен был прийти сюда и сообщить, что комната больного в Неот-Хаусе пуста, — пробормотала она.

— Если только она действительно пуста. Вероятно, вы ошиблись и Теббаттс действительно лежит в постели.

— Это невозможно!

— Но вы уверены, что кто-то попытается выкрасть гроб с телом убитого? — спросил Джонс, давно хотевший выяснить, почему она так решила.

— Да. Хотя не обязательно сегодня, — ответила миссис Брэдли. — Я не сомневаюсь, что Хэнли Миддлтон по-прежнему в деревне. Надо послать кого-нибудь в Неот-Хаус и выяснить, что с Томом Теббаттсом.

— Давайте я схожу, — предложил он.

В девять часов вечера Джонс вышел из дома и направился к Неот-Хаусу, на сей раз внутренне подготовившись к тому, что может в любой момент получить камнем по голове. Впрочем, он надеялся, что если бы миссис Брэдли всерьез предполагала такое развитие событий, то непременно отправила бы кого-нибудь вместе с ним.

Джонс приблизился к парадной двери, постучал и позвонил. Однако еще раньше, чем затих звонок, он понял, что в доме никого нет.

На улице не совсем стемнело, но в воздухе уже описывали пируэты летучие мыши, сновавшие над карнизом дома, а молодые совы окликали приближавшуюся ночь. По спине Джонса побежал холодок, и ему стало мерещиться, будто где-то в глубине комнат скрипят вкрадчивые шаги. В памяти вдруг всплыла фраза: «Ни одной живой души» — и принялась навязчиво крутиться у него в голове.

— Ни одной живой души, ни одной живой души, — тихо повторял Джонс.

Говоря это, он чувствовал, как у него начинают шевелиться волосы, а тело покрывается мурашками. Неожиданно в доме послышалась какая-то возня, шум опрокидываемой мебели и оглушительный грохот, от которого Джонса прошиб пот и сердце подскочило к горлу. Вскоре что-то громко шлепнулось с внутренней стороны двери.

— Полтергейст, — пробормотал писатель, стараясь подавить страх и отнестись к происходящему как к научному феномену.

Но его ноги сами попятились назад. За дверями снова что-то грохнуло. Больше он слушать не стал и через пару минут уже стремительно шагал по дороге в сторону деревни.

Джонс вбежал в «Долговязый парень» и заказал себе бренди с содовой.

— Что случилось, мистер Джонс? — спросил Джаспер, подавая ему бокал.

— В Неот-Хаусе поселился дьявол. Я пытался найти там Тома Теббаттса.

— Тома Теббаттса? Так вы не слышали новости?

— Нет.

— Тома нашли на вершине Гутрум-Даун. Его пришлось везти прямо к доктору. Бедный парень ничего не соображает и молчит.

— Он сейчас у врача?

— Вроде. Говорят, его пока нельзя никуда перевозить. Доктор хочет отправить Тома в больницу Стаухолла и сделать рентген, на случай, если он что-нибудь себе сломал.

Джонс ушел, допив бренди, и направился к дому врача. Мортмэйн сам открыл ему дверь.

— А, это вы! Рад вас видеть. Меня как раз вызвали к больному. Посидите пока с парнем? Полиция, наверное, захочет знать, что он говорил, придя в себя, — если только он придет в себя.

— Что, совсем плох? — спросил Джонс.

Доктор провел гостя наверх, где на постели в маленькой комнатке лежал Том с перевязанной головой.

— Больше я ничего не могу сделать. Совсем ничего, — пробормотал Мортмэйн.

Не дожидаясь ответа, он поспешил вниз. Через минуту Джонс услышал шум отъехавшей машины. Он позвонил в колокольчик горничной. Тишина. Джонс позвонил снова. Он остался в доме один, с больным мальчиком. Джонс взял с тумбочки серебристую щетку для волос и шагнул к кровати. К его облегчению, полированная поверхность немного затуманилась — парень дышал. Он тихо спустился вниз, оставив дверь открытой. Внизу находилась еще одна спальня — судя по обстановке, в ней ночевали двое. Джонс задумчиво поскреб подбородок.

Однако он пришел сюда не затем, чтобы изучать личную жизнь доктора Мортмэйна (говорили, что служившая у него Лили Саудолл неожиданно ушла с работы): Джонс решил поймать у дома какого-нибудь прохожего и передать сообщение викарию. Но деревенская улица была пуста. Джонс постоял на крыльце, затем поднялся в спальню, чтобы проведать Тома, и опять на цыпочках спустился вниз. На протяжении следующего часа он проделывал это множество раз, ощущая тоскливую и обреченную беспомощность, которая часто охватывает чувствительных людей, когда им приходится в одиночку иметь дело с непонятной ситуацией. Порой ловил себя на том, что предпочел бы оставить Тома без сознания, пока не вернется Мортмэйн.

Внезапно на улице послышался шум. Джонс отошел от кровати и прильнул к окну спальни. Мимо двигалась огромная процессия. Очевидно, в ней участвовала вся деревня. Мужчины, женщины и дети шли вместе. Единственными, кого не заметил Джонс, были супруги Пэшен и миссис Гэнт из почтовой лавки. Явилась даже миссис Пайк, растрепанная и с вытаращенными глазами. Те, кто двигался сзади или по краям шествия, представляли собой скорее зрителей, чем участников, но основная масса была en fête , если можно так сказать о сборище людей, семь восьмых из которых были абсолютно пьяными, а оставшаяся часть — слегка пьяными.

Они пели нечто вроде гимна, и Джонс, уловив слова, ужаснулся: это были самые грязные и непотребные богохульства, какие ему приходилось слышать. Жалобы викария на бесстыдство и порочность местных жителей, которые раньше он считал преувеличенными, теперь показались ему абсолютной истиной. Саксон-Уолл, проявившая себя во всей красе, была невероятно жутким и похабным местом.

Самым буйным и активным участником процессии, одинаково ловко владевшим декламацией и танцами, был местный «охотник за водой» Томас Парт. Размахивая ивовым прутом, словно дирижер военного оркестра, он подпрыгивал, как сатир, и выкрикивал непристойные частушки с таким смаком, какой Джонсу приходилось слышать только однажды — у толпы пьяных студентов на вечеринке после состязаний в гребле.

Большинство мужчин были вооружены дубинками, многие тащили заплечные мешки с острыми камнями. Даже женщины несли ручки от метел, вилы и булыжники, а в хвосте какая-то угрюмая компания катила огромную тележку, груженную мотками веревки.

«Какого черта?» — подумал Джонс.

Он осторожно вернулся к кровати и посмотрел на Тома. Вряд ли он мог оказать ему какую-либо помощь. А вот тем, кто остался в доме викария, угрожала серьезная опасность. На них двигалась толпа человек в сорок, и Джонс не сомневался, что если начнется заварушка, большинство зевак присоединятся к остальным.

Он недоумевал, откуда в деревне взялось столько алкоголя, но потом сообразил, что взбудораженным крестьянам могло хватить и кружки пива, чтобы войти в раж и потерять голову.

Джонс выскочил из дома через заднюю дверь, перемахнул через забор, пролез сквозь зеленую изгородь, одним прыжком преодолел высохшую канаву и бросился бежать. Вскоре он поравнялся с головной частью процессии. Пригнувшись за оградой, отделявшей его от улицы, Джонс прибавил ходу и вырвался вперед. Взмокший от пота, взъерошенный, едва переводя дух, он подлетел к дому викария и заколотил руками в дверь.

— Они идут! — прохрипел он, ввалившись в прихожую мимо открывшего ему Нао. — Забаррикадируйте все входы! Защищайте колодец!

Через пару минут они услышали шум приближавшийся толпы, но вместо того, чтобы двинуться к дому викария, она повернула к церкви. Прежде чем кто-нибудь успел понять, что происходит, Хэллем выбежал из дома и бросился через сад к воротам, ведущим к церковному двору. Джонс последовал за ним.

— Скорее! Они убьют его! — крикнул он.

Вслед ему за викарием кинулись Нао, Лили Саудолл и миссис Брэдли.

Но толпа не собиралась входить в церковь. В храме святого Фомы, в маленькой нише над порталом, возвышалась статуя. Сразу нашлись услужливые спины для «живой лестницы» наверх и услужливые руки, чтобы стянуть статую святого с пьедестала. Женщины внизу приняли ее на расстеленный холст и уложили на тележку.

Джонс и Нао с трудом держали вырывавшегося Хэллема.

— Все в порядке, — успокаивала его миссис Брэдли. — Это лишь статуя начала девятнадцатого века, и потом они все равно вернут ее.

Викарий пробормотал:

— Господи, что за мерзость они задумали?

— Прочитайте «Золотую ветвь», друг мой.

— Это про магию?

— Как вам сказать — и да, и нет.

— Интересно, надолго это? — произнес Джонс.

— А где у нас ближайшая вода? — спросила миссис Брэдли.

— На вершине Гутрум-Даун, — ответила Лили. — Но сейчас там грязь.

— Проблема в том, что я оставил Тома Теббаттса одного в доме доктора, — сообщил Джонс. — У него сотрясение мозга или нечто подобное. Он так и не пришел в себя.

— А где Мортмэйн? — поинтересовался Хэллем.

— Бог его знает! — пожал плечами Джонс. — В этом человеке есть что-то зловещее, правда.

— Доктор Мортмэйн на нашей стороне. Он помогает мне спрятать тело, — заявила миссис Брэдли.

Увидев их удивленные лица, она не удержалась от ухающего смешка.

Глава XXIII

«Я часто думаю, что если бы человек обрел способность различать ложь — так же, как, например, шотландцы видят духов, — это стало бы для него источником бесконечных развлечений».

Джонатан Свифт. Искусство политической лжи

Том Теббаттс пришел в себя. Первое, с чем он обратился к миссис Брэдли, которая вошла в дом доктора через кухню и сразу принялась снимать его окровавленную повязку с профессиональной ловкостью и столь же профессиональным бессердечием, был вопрос:

— Это миссис Пэшен меня отравила?

— Неизвестно, — ответила она.

— А папы в комнате не было, — продолжил Том.

— Я так и думала, — кивнула миссис Брэдли.

Она осмотрела пятна крови на повязке, с сомнением поджала губы, затем свирепо ухмыльнулась и, свернув бинт, положила его на камин. Ее внимание сосредоточилось на легком шраме, темневшем над левой бровью Тома.

— «Кто это сделал? Мышка», — с улыбкой процитировал он, глядя на нее.

— Что с тобой стряслось, Том? — спросила миссис Брэдли.

— Как вы и сказали, я пробрался в комнату, но папы там не оказалось. Вообще было не похоже, что там кто-то лежал: кровать заправлена, шторы опущены, и еще этот запах, знаете, когда пахнет не людьми, а старой мебелью и пылью. Тогда я пошел к ней и спросил: «Где папа?» Она долго не отвечала, а потом заявила: «Твой папа умер, но мы не хотели тебе говорить, боялись, что станешь реветь». Реветь! Я — из-за отца!

Рассмотрев шрам, миссис Брэдли произнесла:

— Сможешь добраться до дома викария, Том?

— Да, только боюсь, что меня стошнит.

— Тогда иди к себе. А я отправлюсь на Гутрум-Даун — буду собирать фольклор.

Том усмехнулся:

— Деревенские пошли к церкви, чтобы искупать идола.

— Это не идол, а святой Фома.

— Ну, да. Пастор ей молится.

— Не ей, а ему, мой невежественный друг.

Лицо у Тома было бледным, однако теперь он чувствовал себя гораздо лучше. Миссис Брэдли наблюдала за ним, медленно и ритмично качая головой. Значит, она правильно оценила характер Теббаттса-младшего.

— Короче, я ухожу, — сказала она, — но не раньше, чем ты расскажешь мне, как оказался на Гутрум-Даун.

— Когда?

— Когда тебя там нашли и отнесли к доктору Мортмэйну.

— Но я не поднимался на Гутрум-Даун.

— Вот как? Любопытно, — произнесла миссис Брэдли таким тоном, словно ее не интересовал его ответ.

— Меня потащила туда мать, когда я сообщил, что отравился грибами, которыми меня накормила миссис Пэшен.

— А Пэшен тоже их ел?

— Да. Он был страшно болен.

— Ясно, — рассеянно отозвалась миссис Брэдли. — Всегда страшно больной Пэшен — просто фирменный знак вашей деревни.

— Он едва не помер, по крайней мере она так говорит.

— Она — это…

— Моя мать.

— И она повела тебя на холм?

— Да. Но по дороге я начал отключаться, а очнулся уже в этой комнате.

Миссис Брэдли покачала головой.

— Я уверен, что меня отравили!

— Несомненно, друг мой.

— Причем отравили намеренно.

— Да.

— Потому что я узнал, что папы нет в комнате.

— И?

— Думаю, они убили его.

— Почему ты так решил?

— Или он убил себя сам, из-за того, что сделал с мистером Миддлтоном.

— Том, опиши мне мистера Миддлтона.

— Большой, черноволосый, с красным лицом. Глаза блестят, а зубы очень белые, когда смеется. Он постоянно шутит и всех подкалывает, хотя шуточки у него не для дам. И еще рассказывает, как спасает женщин из разных передряг.

— Передряг?

— Ну, когда к ним привязываются и все такое.

Миссис Брэдли плотоядно улыбнулась, и веселое выражение лица Тома сразу сменилось настороженным. Ее улыбку тоже можно было назвать веселой — как у тигра, который, оскалив зубы, вонзает когти в свою жертву. Том осторожно встал с кровати и начал обуваться. Оглянувшись на нее с опаской и в то же время с вызовом, он взял с камина окровавленный бинт и снова обвязал им голову.

— Ну, я пошел, — сказал Том.

Миссис Брэдли кивнула, проводила его до двери и проследила за ним взглядом, пока он не исчез за поворотом. Потом вышла на улицу и направилась к дому викария. Желание «собирать фольклор» у нее, видимо, пропало. Зайдя в дом, она ткнула кулаком под ребра подпрыгнувшего от неожиданности Джонса и, посмеиваясь, спросила, у кого в деревне есть сборник его избранных трудов.

Джонс умел краснеть — свойство, о котором не подозревало большинство его знакомых.

— По-моему, у мисс Харпер есть одна из моих ранних книг. Она иногда одалживает ее знакомым, — пробормотал он.

— Кажется, ее позаимствовал Том Теббаттс, — сообщила миссис Брэдли, и посмотрела на него с добродушным видом удава, который только что проглотил крупного ослика и теперь предвкушает долгие часы сытой дремоты. — Похоже, они идут назад, — вдруг добавила она, подняв указательный палец.

Возвращаясь с Гутрум-Даун, толпа вела себя гораздо тише, чем когда карабкалась наверх.

— Надеюсь, они вернут Хэллему статую святого, — произнес Джонс. — Что они от него хотели? Вы намекнули про «Золотую ветвь», но я плохо помню книгу и, честно говоря, сгораю от любопытства.

— Они таскали статую к пруду на Гутрум-Даун, чтобы окунуть в воду, только и всего. Это способ подсказать святому, что деревня нуждается в дожде. Обычай вообще-то возник во Франции, но и здесь он в ходу.

— Боже милосердный! — с отвращением воскликнул викарий.

На улице почти стемнело. Гутрум-Даун за южными окнами чернел подобно темной туче. Справа от него проступило две звезды, а зеленая полоска света на самом горизонте свидетельствовала о том, что еще один летний день завершается. Участники шествия, опасаясь столкнуться с Долговязым парнем после захода солнца, торопливо шагали по деревенской улице. Пение и крики сельчан далеко разносились в вечерней тишине. В них слышалось что-то угрожающее и в то же время безнадежное. Казалось, они бросали вызов богам, хотя знали, что это бесполезно, потому что никто им не ответит. Как будто они кричали кому-то, кто не мог их слышать, поскольку у него не было ушей.

Они вкатили статую святого Фомы обратно в церковный дворик. Облака, в начале дня давшие ложную надежду на дождь, по-прежнему ползли с юго-восточной стороны. Люди остановились, посматривая на небо, потом спустили изваяние с тележки и поставили у западной стены.

— Они слишком насытились, чтобы задать нам трепку, — заметил Джонс, вглядываясь сквозь сумерки в группу людей, сгрудившихся вокруг повозки, на которой они с таким трудом волокли статую на гору. — Да и устали. По-моему, многие уже разошлись по домам.

Действительно, у дверей церкви осталось не более пятнадцати человек. Джонс вышел к ним, приблизился к статуе и потрогал камень. Тот был мокрым и липким от грязи.

— Ничего себе! Это все, что осталось от пруда? — спросил он дружелюбным тоном.

В ответ послышались глухой ропот, вздохи и чей-то всхлип. Джонс вернулся к Хэллему и миссис Брэдли.

— Надо дать им воды, Хэллем, — пробормотал он. — Как бы дурны они ни были, надо дать им воды.

— Это я и собираюсь сделать, — произнес Хэллем.

Лицо его было бледным. Он направился к двери, глядя прямо перед собой. Джонс хотел пойти вместе с ним, но викарий отодвинул его в сторону.

— Это мои люди, — сказал он. — Я пойду один.

— Они недружелюбно настроены, — предупредил Джонс.

Хэллем улыбнулся:

— Я тоже.

Миссис Брэдли решительно встала между ним и дверью, помахав костлявой «клешней»:

— Слишком рано, друг мой, слишком рано. — Понизив голос, она добавила таким железным тоном, что Хэллему оставалось только лишь склонить голову, а Джонсу — удивленно вытаращить на нее глаза: — «Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет».

Люди начали расходиться. В окно полетел камень, угодивший в раму. Еще один удар сотряс дверь. Но демонстранты, похоже, были до предела измотаны и потеряли свой запал: после нескольких вялых угроз вернуться завтра и закончить дело, они разбрелись по улице.

— Так, а теперь — похитители трупов, — удовлетворенно сказал Джонс.

Миссис Брэдли покачала головой. Хэллем пробормотал какие-то извинения и ушел в свой кабинет.

— Сегодня они могут не прийти, — заметила она. — Кстати, мне надо отправить сообщение доктору Мортмэйну. Кого мы можем послать?

— Лили, — ответил Джонс. — Или Нао?

— Нао? Отлично.

Миссис Брэдли позвала дворецкого в комнату.

— Уже иду, — с подозрительной готовностью ответил Нао.

— Похоже, он ждал повода, чтобы удрать, — заметил Джонс, когда японец ушел. — Но что с Хэллемом? Вам не показалось… хотя вряд ли вы могли заметить разницу. Вы же не видели его до убийства. Однако это чертовски странно.

— А где Лили? — спросила миссис Брэдли.

Ее мысли, видимо, текли в разных направлениях.

— Наверное, в кухне, — пожал плечами Джонс. — Она вам нужна?

— Нет, Лили ушла к своей матери, — произнесла миссис Брэдли, не ответив на вопрос.

— С какой стати? Потому что испугалась сельчан и их милой демонстрации? Бедная девушка! Боюсь, после Суррея ей тут приходится несладко.

— Зато она нашла Джаспера Корбетта, друг мой. Скоро они поженятся. Кстати, вам не приходило в голову, что для такого жуткого места, как Саксон-Уолл, здесь живет много порядочных людей?

— И из этого вы заключаете…

Миссис Брэдли хохотнула и ответила стишком Гилберта, пропев его на мотив Салливана неплохим контральто:

Кровь густа, вода пуста.
Где нет риска — нет побед.
Пенни, фунты — суета!
Лишь любовью движим свет!

Потом, взяв писателя под руку, отвела его в кухню.

— Смотрите, — сказала она.

Джонс не увидел ничего, кроме старого кухонного шкафа с открытой внизу просторной нишей, в которую раньше ставили обувь. Он задумался, откуда у него могла возникнуть странная мысль, и вспомнил, что уже был в этой кухне, когда беседовал с Нао о его хозяине. Наверное, зрительная память подсказала ему то, о чем забыл разум: картинку с обувью, расставленной под шкафом. Теперь ниша пустовала. Джонс повернулся к миссис Брэдли.

— Днем тут стоял гроб, — объяснила она.

— Гроб?

— Да, гроб Теббаттса, друг мой.

— С телом Теббаттса?

— Разумеется. Но с фамилией «Миддлтон» на табличке.

— Откуда вы знаете?

— Догадалась.

— Неужели?

— Да. А теперь, — добавила миссис Брэдли, повернувшись к выходу, — мы прогуляемся на Гутрум-Даун и найдем место, где его положили.

Эти слова заставили Джонс рассмеяться.

— «О сэр, примите мой привет, И ты, безоблачный рассвет, И ты, волос моих копна, Что влагой утренней полна», — продекламировал он, направившись следом за ней в кабинет.

— Не забудьте зарядить и проверить револьвер, который я вам дала. Вы умеете стрелять из револьвера?

— Да.

— Хорошо. Значит, вы будете защищать нас обоих. А по пути, — она зловеще усмехнулась, — я расскажу вам всю историю. С самого начала у нас было четверо подозреваемых…

— Четверо?

— Да, друг мой. Вы, Теббаттс, доктор Мортмэйн и викарий.

— Но ведь Теббаттс мертв?

— Верно, и этот факт может означать, что он не является убийцей.

— «Вы должны назвать его имя, — процитировал Джонс, издав смешок, — и надо, чтобы из львиного загривка наполовину торчало его лицо; и надо, чтобы он сам говорил сквозь загривок и сказал так, или примерно в таком стиле…»

— Итак, у нас было четверо подозреваемых, — жестко повторила миссис Брэдли. — Джонс, Теббаттс, Мортмэйн и… скажем так, викарий.

— Но только одного из них зовут Миддлтон, — добавил Джонс.

— Вы правы, друг мой. Как нам быстрее подняться на Гутрум-Даун?

— Вряд ли я найду дорогу в такой темноте.

— Так, так, так, — поцокола языком миссис Брэдли. И осторожно ступила на лужайку. — Старайтесь вести себя потише, друг мой.

— О, не призывайте меня к осторожности! — воскликнул Джонс, сжимая в руке револьвер. — Они посадили мне здоровенную шишку, и я жажду мести!

Миссис Брэдли ткнула его под ребра, и оба замолчали до тех пор, пока не выбрались из спящей деревни. На крыльце доктора горела красная лампа, но в самом доме было темно. «Он вернулся», — подумал Джонс. Под ногами у них шуршала трава.

Глава XXIV

«То, что в делах об убийстве вопрос о безумии преступника оставляется на усмотрение присяжных, — поистине вопиющий факт».

Доктор Бернард Холландер. Психология правонарушений

— Дело обстоит так, — произнесла миссис Брэдли. — Мы ищем убийцу. Но, если я правильно все рассчитала, мы должны искать и психопата. Можно ли считать любое убийство безумием — вопрос спорный, но в данном случае убийца, то есть Миддлтон, самый настоящий сумасшедший, по которому плачет психиатрическая лечебница. Заметьте — он убил женщину и двух мужчин. Спрашивается, зачем?

— Вы хотите услышать мой ответ или это риторический вопрос, чтобы я в полной мере оценил блеск вашего интеллекта? — поинтересовался Джонс.

— Говорите прямо, друг мой, — сухо промолвила она.

— Ну, если вы спрашиваете серьезно, то я не знаю. А, подождите! Ему нужно было какое-то мертвое тело, чтобы подсунуть его вместо своего?

— Так мы считаем. Логичная версия, и она согласуется с известными нам фактами. Хотя…

— Верно, — поддакнул Джонс, споткнувшись о нору крота.

Луговое пастбище осталось позади, и теперь они шли по вересковой пустоши, устилавшей нижние склоны Гутрум-Даун. За кромкой холма появилась полная луна и залила ярким светом густые заросли папоротника, по которым Джонс и миссис Брэдли прокладывали путь. Сразу стала заметна узкая каменистая тропа, тянувшаяся среди зелени в сторону пруда.

— При такой луне нас видно за милю, — сказал Джонс, оглядевшись по сторонам.

— Это уже неважно, — возразила миссис Брэдли. — Я пришла к выводу, — добавила она с таким невозмутимым видом, словно ее слова не были самым потрясающим заявлением, от которого у Джонса сразу отвисла челюсть, — что убийца — викарий.

— Хэллем — это Миддлтон?

— Миддлтон — сумасшедший. После того, что я услышала о нем от матери покойной миссис Миддлтон, мне это совершенно ясно. Следовательно, если мы не ошибаемся в своих умозаключениях, раз в деревне живет Миддлтон, значит, в ней должен жить и сумасшедший.

— Звучит разумно, — кивнул Джонс, подхватив ее за талию, чтобы помочь забраться на крутой склон.

— Единственный помешанный в деревне — викарий. Поэтому, рассуждая логически, викарий и Миддлтон — одно лицо.

— Да, однако…

— Минутку, друг мой. Даже если забыть про больную голову викария, его поведение в ночь убийства требует серьезных объяснений, которых мы от него не получили.

— Викарий — хороший человек, он не убийца!

— Апостол Павел тоже был хороший человек, — усмехнулась миссис Брэдли, — но кто швырял камнями в святого Стефана? И потом, даже если следовать вашим весьма сомнительным стандартам поведения, он далеко не такой хороший человек, как вы, а вы…

— Я далек от идеала, — со смехом заключил Джонс. — Хорошо. Идем дальше. Мне нравится этот человек. Он мой друг. Я знаю, что он не убийца. Мне не может нравиться убийца. Никому не может.

— А тюремщикам нравилась Белль.

— Белль! Это другое дело. Она была жуткой женщиной.

— Перестаньте, терпеть не могу, когда люди начинают изображать наивных дурачков. Теперь я понимаю, почему вы сочиняли свои ужасные романы!

— Я больше не буду, — смиренно произнес Джонс. — Мой следующий роман…

— После детектива?

— Да, мой следующий роман после детектива будет называться «Беатриче. Как бишь ее там» — в честь возлюбленной Данте — и повествовать о некой даме по имени Беатрис Лестрейндж Брэдли, которая лишила меня пьянящей, но губительной отравы под названием «бестселлер» и наставила на путь доблестной охоты на убийц. Аминь! Как там говорится: «В такую ночь печальная Дидона стояла на пустынном берегу…»

— Ладно, теперь о Хэллеме! В ночь убийства он находился в Неот-Хаусе.

— Да, его видела мисс Фиби.

— За ним гнались от особняка, а вскоре, как нам известно, он вынимал стекло тринадцатого века из маленького квадрифолия в храме. Хотя я не думаю, что это происходило именно в ту ночь.

— Но…

— Я считаю, — продолжила миссис Брэдли, — что викарий вынул стекло за пару дней до этого.

— Почему вы так решили? Разве он не порезался тогда куском стекла?

— Разумеется, сначала надо разобраться, о каком викарии мы говорим, — заметила миссис Брэдли.

— Я говорю о Хэллеме, — пожал плечами Джонс, немного удивленный этим бесполезным уточнением.

Но он почувствовал, что у миссис Брэдли есть какие-то факты, о которых он не слышал.

— Я тоже, — вежливо подтвердила миссис Брэдли, — и поэтому считаю очевидным, что мистер Хэллем никогда не мог бы совершить такую элементарную ошибку, как перепутать маленький квадрифолий с окном-розеткой.

— Действительно, в этой церкви нет окна-розетки.

— Разве вам не приходило в голову, что ни один мальчишка не станет швырять камни в маленький квадрифолий, когда в храме есть большое и красивое окно с восточной стороны?

— Вы правы, — пробормотал Джонс. — Но в таком случае… Нет, я ничего не понимаю! Мне показалось, будто я ухватил какую-то мысль, но она сразу исчезла.

— Недавно вы заметили, что я никогда не виделась с мистером Хэллемом до убийства.

— Да. А вы разве виделись?

— Нет, друг мой. В отличие от вас.

— К чему вы клоните?

— Человек, живший у викария со дня убийства до поджога его дома местными сельчанами, — не мистер Хэллем.

— Господи, помилуй! Вы правы! В смысле — вы должны быть правы! Как я не заметил?

— Вы не настолько хорошо знали викария, чтобы вас не мог обмануть человек, изучивший его повадки.

— Нет, просто невероятно! Где были мои глаза? Наверное, я ослеп!

— Ничего подобного. Помните плотную повязку, закрывавшую половину головы? А огромный шарф, которым он якобы лечил невралгию? А то, что он почти не вылезал из постели, прятал голову под простыню и постоянно требовал, чтобы на окнах плотно закрыли шторы? И как он не подпустил к кровати доктора, а позднее и вовсе отказался принять его? Как хрипел, изображая мучительную боль? И как сильно изменилась его внешность?

— Да, — признал Джонс, — помню. Конечно, сразу было видно, что он изменился. Но я решил, что он сходит с ума.

— Не сходит, а давно сошел. Вам эта перемена не показалась слишком быстрой?

— У меня нет опыта в лечении психических болезней, как у вас. Но теперь, когда вы все это сказали, я вспомнил, с каким удовольствием он смаковал непотребные истории про местных жителей. Да, и еще сказал доктору, что он Моисей. Хотя, если подумать, нет ничего удивительного, что меня обвели вокруг пальца. Остальные тоже клюнули на эту удочку.

— Вы считаете? — покачала головой миссис Брэдли. — Я могу перечислить тех, кто не клюнул.

— Например, миссис Флюк?

— Почему вы назвали именно ее?

— Вспомнил мешок с лягушками. Она явно чуяла подвох.

— А еще?

— Может, миссис Пэшен?

— Почему?

— Из-за той истории с летним домиком. Она поняла, чего он хочет, но Миддлтон не решился выдать себя.

— Кстати, вот еще что. Мистер Хэллем был с миссией в Японии.

— Верно. Он привез с собой Нао.

— Тогда почему он говорил про полинезийскую и яванскую магию? Мне это сразу показалось странным и не согласующимся с фактами. Вообще он допустил много ляпов. И этот был одним из худших.

— Господи! Какой же я дурак!

Миссис Брэдли продолжила мягким тоном:

— Вспомните, как он внезапно изменил мнение насчет воды. Настоящий Хэллем был совсем не против давать воду из своего колодца. А поддельный Хэллем — наоборот.

— Как же он сумел убедить Хэллема оставить дом?

— Он и не пытался. В ночь убийства на Хэллема напали возле Неот-Хауса — это было в начале одиннадцатого — и отвезли на машине Миддлтона в развалины замка. Мы с Нао освободили его и поселили в трактире «Долговязый парень», ничего не сказав миссис Корбетт — у нее длинный язык, — но посвятив в свои планы самого Корбетта и молодого Джаспера. — Она усмехнулась. — Это происходило в то время, когда вы лечили голову после удара, полученного в Неот-Хаусе.

— Кстати, кто меня ударил?

— Полагаю, миссис Теббаттс. Бедная женщина, после убийства ее мужа она умирала от страха.

— Почему? Ведь это не она убила его?

— Нет. Но миссис Теббаттс боялась, что станет следующей жертвой, если не выполнит распоряжения Миддлтона.

— Какие?

— Устранить всякие сомнения, что убит был Миддл-тон, а не Теббаттс. Теббаттс лежит больной в постели и никого не может видеть — таковы были инструкции.

— И она решила, что я хочу что-то разнюхать…

— Чем вы и занимались!

— …и огрела меня кирпичом? А Теббаттс был убит…

— Потому что шантажировал Миддлтона.

— Откуда вы знаете?

— Я не знаю. Но это правда. Нет никаких сомнений, что после смерти жены Миддлтон провел некоторое время в психиатрической лечебнице. Его безумие накатывало приступами, через определенные интервалы.

— Вы нашли лечебницу, где он сидел?

Миссис Брэдли покачала головой. В лунном сиянии ее лицо выглядело совсем тонким и худым.

— Я и не собираюсь ее искать, — ответила она.

— Но ведь это важное доказательство…

— Мне не нужны доказательства.

— Почему?

— Узнаете, когда вернемся в дом викария. Надеюсь, мистер Хэллем хорошо проводит время у доктора Мортмэйна.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказала, друг мой.

— Тогда это действительно что-то новенькое! — воскликнул Джонс, смеясь.

Они уже добрались до вершины холма. Перед тем как остановиться, Джонс задал еще один вопрос:

— Вы уверены в подмене Хэллема? Я к тому, что Нао он не мог провести. В конце концов, японец много лет жил вместе с викарием. Но Нао и бровью не повел.

— Он помог мне найти мистера Хэллема. Благослови бог японское бесстрастие! Любой европейский слуга на его месте сразу выдал бы себя с головой. А Нао и глазом не моргнул. Потом я объяснила ему, что хочу сделать, и он выполнил все мои указания.

Они остановились на вершине холма. Могила Долговязого парня мрачно возвышалась в лунном свете. Миссис Брэдли присела отдохнуть на глыбу известняка. Постояв немного, Джонс расположился рядом.

— Гроба здесь нет, — произнес он.

— Нет, — подтвердила миссис Брэдли и взглянула на часы.

Минут через десять она поднялась и сообщила, что они должны вернуться в деревню.

— А я был уверен, что это доктор Мортмэйн, — заметил по дороге Джонс, когда пауза слишком затянулась.

— Мортмэйн? Потому что он врач? Да, но он в здравом уме, друг мой. А мы должны искать сумасшедшего — человека, который полностью безумен.

— Если это все, что нужно, тогда чем вам не подходит, например, мисс Харпер?

Миссис Брэдли хохотнула.

— Давайте сходим к доктору Мортмэйну и спросим у него, где тело, — предложила она.

— Да, он же для вас его спрятал. Хотя вы говорили, что оно должно находиться в могиле Долговязого парня на холме.

— Оно там и будет, только позднее. Идемте. Я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, будто это мы его туда притащили.

Но когда они поравнялись с крыльцом доктора Мортмэйна, миссис Брэдли прошла мимо дома и повела Джонса дальше — к лачуге старой миссис Флюк, которую ей выделил так и не материализовавшийся Бердси.

В кухне горела свеча, и миссис Флюк в своем ночном чепце, аккуратно надетом на лысую голову, сидела за столом с колодой карт. Раскладывая карты, она что-то бормотала себе под нос, и огонек свечи то поднимался, то опадал на фитиле, с пугающей точностью отзываясь на ее голос.

Джонс и миссис Брэдли отодвинули щеколду и вошли внутрь — без приглашения и, кажется, без звука, поскольку старуха не подала никаких признаков того, что заметила их присутствие. Но в конце концов она собрала карты в неровную колоду и с усмешкой обратилась к Джонсу:

— Я чувствую запах дождя.

— И слава богу, — искренне произнес он.

Миссис Флюк покосилась на миссис Брэдли и тронула свой чепец.

— Мне надоела эта болтовня про ведьм, вот я и сбрила волосы, — сообщила она ей доверительным тоном, словно они понимали друг друга с полуслова.

Та кивнула.

— О чем она? — спросил Джонс.

— В некоторых деревнях принято считать, что духи, которыми управляет ведьма, скрываются в ее волосах, — объяснила миссис Брэдли.

— Напрасно Хэнли Миддлтон упрятал пастора в старые развалины, — раздраженно продолжила миссис Флюк. — Почему он так жестоко поступил с беднягой? Пастор нам нравится, хоть мы с ним и ссоримся. Вот я и принесла Хэнли Миддлтону своих лягушек, чтобы намекнуть, что он жестокосердный фараон, а пастора надо отпустить. Да все без толку. — Она посмотрела на миссис Брэдли и хрипло рассмеялась.

— Подождите, миссис Флюк, — вмешался Джонс. — А когда вы поняли, что мистера Хэллема нет дома, а его место занял Миддлтон?

— Что там понимать? Сразу, как только убили Теббаттса, за которого вышла замуж наша Элиза. Мыслимое ли это дело — попытаться обвести вокруг пальца его старую тещу!

— А кто убил кота? — спросил он.

— Том. Хэнли Миддлтон творил с ним свои черные дела. Животина мучилась, вот Томми ее и убил.

— Культ плодородия, связанный с почитанием Исиды, был занесен в эти края во втором веке римскими легионерами, — сообщила миссис Брэдли. — Видимо, Миддлтон с ним как-то экспериментировал. Я думаю, кот был одним из первых симптомов, что период просветления у Хэнли Миддлтона закончился. Миссис Флюк, расскажите о том вечере, когда произошло убийство Теббаттса.

— Нечего тут рассказывать. Вы и так все лучше меня знаете, хотя как это у вас получается, ума не приложу, — ответила старуха. — Вот и верь после этого пастору, что нет ведьм. Теббаттс и Элиза привезли Хэнли Миддлтона обратно в Саксон-Уолл и спрятали в доме, но мы быстро все выяснили. Тогда мы с Мартой и решили, что тут что-то неладно. Этот Теббаттс — ушлый, он все крутил да хитрил. А вот мальчонка их — мне его жаль.

— Теббаттс шантажировал Хэнли Миддлтона, зная, что тот убил свою жену? — уточнил Джонс.

— Кто же это знает? — ответила старая миссис Флюк, кокетливо поправив чепец. — Теббаттс всю жизнь работал в «желтом доме», еще раньше, чем женился. Считал, что обращаться с сумасшедшими — дело плевое: веди себя с ними пожестче, вот они и будут делать все, что надо. Наша Марта была с ними заодно: знала про Пайка и могла припугнуть Хэнли. А я знала, да не сказала, что он еще раньше пытался убить бедную миссис Констанцию с помощью черной магии, когда они только поженились. Но они не взяли меня в долю, даже Марта, — да сгниет ее жадная утроба, так обращаться со старой матерью, которая родила ее! Короче, однажды, после того как сюда приехал мистер Джонс, Хэнли накинулся на Теббаттса и заявил, что он Моисей и будет жить в доме у викария. Я, говорит, буду сорок лет водить свой народ по пустыне, а потом исчезну. Ну и этот Пэшен, за которого вышла наша Марта, пришел и помог Хэнли и Теббаттсу спрятать пастора в том подземелье, что под развалинами. А сделал он это потому, что слышал, как пастор назвал его дурачком, — хотя дурачок он и есть. И вот эта нехристь, что служит у пастора, его чуть не убила. Япошка набросился на него как дьявол — Пэшен нам рассказывал, — и заставил показать, где они его спрятали. А Пэшен помог ему вызволить пастора.

— Из подземелья под руинами? — спросил Джонс.

— Да. А что до пастора, то он ездил в Неот-Хаус выяснить насчет воды и попросить Теббаттса, с глазу на глаз, чтобы тот уговорил хозяина. Но Хэнли решил занять место пастора — может, его сам Теббаттс надоумил. Знаю только, что Теббаттс хотел убить его, потому что они уже не могли удержать Хэнли и боялись, что он выдаст их полиции.

— За то, что они его шантажировали?

— Да. И еще вели себя с ним жестоко.

— Так вот почему у всех были алиби! — воскликнул Джонс.

— Да, друг мой, — вставила миссис Брэдли. — Помните, что для убийства Теббаттса все алиби немного запаздывают? А для убийства Миддлтона — в самый раз.

— Понимаю.

— Так вот, — продолжила миссис Флюк, не собираясь уступать свое место другой рассказчице, — а вскоре наша Элиза стала нашей Мартой, — она хихикнула, видимо, вспомнив миссис Теббаттс в сапогах и шляпе, — да и вообще, она всегда была смелой и знала, как устраивать свои дела! Ну а Марта слегка опоздала на веселье, поскольку поила своего дурачка зельем…

— Да-да, — кивнула миссис Брэдли. — Мне это кое-что напомнило. Тот больной человек в постели, которого не могла арестовать полиция…

— Пэшен, — подтвердила миссис Флюк. — Мы поили его настоем наперстянки.

— Разве его не осматривал доктор Мортмэйн?

— Нет. Он приходил к нам, но мы не пускали его в комнату. Только показывали вены у нашей Элизы.

— Помните, я вам говорила, что сад у викария давно не полот? — обернулась к Джонсу миссис Брэдли.

— Пэшен — крепкий человек, — заявила миссис Флюк. — Он так и не помер. Мы его потом отпустим. У него есть свои достоинства, хотя по нему этого не скажешь.

— А как же алиби Хэллема, который не Миддлтон? Насчет того, что он вытаскивал стекло? — спросил Джонс.

Миссис Флюк покачала головой:

— Хэнли не вытаскивал окно. Это был пастор. Он боялся, что, когда начнется сильная гроза и дождь, стекло может пострадать. Хэнли только карабкался наверх!

— Карабкался?

— Да.

— На церковь?

— Да.

— Чему вы удивляетесь? — обратилась миссис Брэдли к Джонсу. — Хэнли только что убил Теббаттса. Что он еще мог делать, как не карабкаться наверх?

— А, Зигмунд Фрейд! — облегченно вздохнул он.

— В тот вечер они просто погнались за пастором, поймали его и заткнули ему рот, — продолжила миссис Флюк, снова пресекая попытки вытеснить ее из разговора. — Теббаттсы понимали, что он может испортить им игру, если догадается, что к чему. Они могли убить его, но не посмели, потому что вы стали его другом!

— А это тут при чем? — спросил Джонс.

Старая миссис Флюк покачала головой. Тень ее чепца исполнила на стене дьявольский канкан.

— Мы, как только вас увидели, мистер Джонс, сразу догадались. Мы вас давно тут ждали, тысячу лет и даже больше. И когда вы появились — такой приветливый, дружелюбный, — мы стали просто смотреть и ждать. Мы уже все знали. Теббаттс не знал, но мы ему сказали.

— Не понимаю, о чем вы.

— Я, наша Марта и другие тоже просто смотрели на вас во все глаза и видели то, что мы видели.

— Что именно?

— Долговязый парень и его тень! Долговязый парень и его тень, вот что, мистер Джонс.

— Но я не Долговязый парень! Долговязый парень — миф. Деревенская сказка. Его не существует!

Миссис Флюк подняла взгляд к потолочным балкам.

— Я чувствую запах дождя. Вы сами не знаете, кто вы такой, мистер Джонс. Завтра люди пойдут в церковь. Да, пойдут! И дождь очистит их от грехов! Он их очистит, вот увидите.

После полуночи Джонс и миссис Брэдли вернулись в дом викария.

— Нао, наверное, уже лег спать, — произнесла миссис Брэдли.

— Пока нет, — ответил японец откуда-то из-под ног.

От неожиданности Джонс вздрогнул, но она сохранила невозмутимость.

— Ну что, для главного констебля все готово? — поинтересовалась миссис Брэдли.

— Полный порядок, достопочтенная леди, — вежливо промолвил японец.

Лицо Нао было, как всегда, непроницаемо, но, вглядевшись в него внимательнее, Джонс понял, что под этой неподвижной маской бурлит смех.

— Что тут смешного? — спросил он.

— То, что ожидаемое оказалось правдой, а существовавшее — исчезло. И кто знает, что нам принесет эксгумация покойника? — ответила миссис Брэдли веселым тоном, который, как недовольно заметил Джонс, звучал легкомысленно.

— Что случилось с деревенскими? — добавил он. — Они утрясли свои разногласия с мистером Хэллемом?

Нао улыбнулся.

— После прискорбной кончины Миддлтона… — начал он.

— Что, что? — перебил Джонс.

— Хэнли Миддлтон недавно умер, — сообщила миссис Брэдли.

— После смерти этого законченного негодяя, — вежливо продолжил японец, — я вытащил Теббаттса из гроба и заменил его телом человека, указанного на табличке. Гроб снова на месте, и завтра утром главный констебль найдет в нем труп самоубийцы. Собаке собачья смерть, — с удовлетворением заключил Нао.

— Это был самый лучший вариант, — пояснила миссис Брэдли, когда японец ушел. — Полиция откопает тело Миддлтона и вызовет мать покойной миссис Миддлтон, которая опознает его. Она не заметит, что труп выглядит более «свежим», чем положено.

— А как же Теббаттс?

— Главному констеблю кое-что известно. Он не станет никого арестовывать и обвинять в убийстве, поскольку будет неопровержимо доказано, что Миддлтон убил Теббаттса, а затем покончил жизнь самоубийством.

— Кстати, — заметил Джонс, — я до сих пор не знаю, что случилось с Миддлтоном.

— Он сбежал в ту ночь, когда подожгли дом викария.

— Куда он отправился?

— На развалины замка, друг мой. А жители деревни бросились за ним.

— Вот оно что. — Возникла долгая пауза, а потом Джонс с тревогой спросил: — Но вы об этом тогда не знали, правда?

— Разумеется, знала, — ответила миссис Брэдли.

— Но… но мы могли бы остановить их! Помните тот момент, как мы услышали на холме какой-то громкий шум?

— Я прекрасно понимала, что это за шум. Они гнались за Миддлтоном до развалин, чтобы наброситься на него и забить дубинками.

— Охота на гадюк! — вырвалось у Джонса.

— Старый сатана, — напомнила миссис Брэдли.

— Но вы же не могли позволить забить человека до смерти? Он был беззащитен!

Писатель с ужасом посмотрел на нее. Миссис Брэдли кивнула.

— Он был беззащитен, — подтвердила она. — Первый же человек, который до него добрался, нашел его мертвым.

— Откуда вы знаете?

— Нао сбросил Миддлтона со стены замка, он ударился головой и погиб. Когда остальные подбежали к нему, он был уже мертв. Не забывайте, Миддлтон был жестоким. Уверена, он очень скверно обходился с Нао, изображая его хозяина. Нао попросил у меня разрешения убить его, и это был самый простой способ решить все проблемы. Местные жители в любом случае расправились бы с ним после того, как лишились воды и у викария, и в Неот-Хаусе.

— Но если он был мертв, как они могли гнаться за ним?

— Они гнались за Нао. Я объяснила ему ситуацию, и он сразу понял, что людям надо как-то разрядиться. Его брат служил камердинером у одного маркиза, увлекавшегося охотой на лисиц. Нао известно, что англичане любят охотиться.

— Значит, он вел их за собой, пока они не наткнулись на тело Миддлтона?

— Да, друг мой, и все выглядело так, словно тот покончил с собой, бросившись со стены.

— У вас очень своеобразные представления о морали, миссис Брэдли, особенно для особы вашего пола, — пробормотал Джонс.

Дождь собирался с самого утра. В потемневшем небе мрачно громоздились грозовые облака, и ближе к вечеру, когда на землю не упало еще ни капли, в маленькой церкви собралась огромная толпа. Позднее в тот же день миссис Брэдли попросила Джонса проводить ее в деревню. Она подвела его к дому, где он жил, и попросила постучать в дверь. Джонсу показалось, будто в доме никого нет. Однако он постучал снова, но с тем же результатом.

— Что дальше? — спросил он, обернувшись к миссис Брэдли.

— Давайте еще разок.

В доме царила темнота. Джонс опять громыхнул кулаком по двери. На сей раз она открылась.

— Входите, — хмуро буркнула миссис Пэшен. — Я уже целый час вас жду.

Подталкиваемый сзади, Джонс переступил через порог. Миссис Брэдли вошла за ним. Миссис Пэшен со свечой в руке проводила их в гостиную. Джонс огляделся в поисках сахара, но в комнате не было ни одного кусочка.

— Гроза близка, — обронила миссис Пэшен.

Действительно, яркая луна уже пропала в наползавших тучах. В наэлектризованном воздухе потрескивали искры. Внезапно над холмом одна за другой полыхнули две молнии, острым зигзагом воткнувшись в вершину Гутрум-Даун и ярко озарив комнату. На мгновение Джонс замер, вытаращив глаза на миссис Пэшен.

— Где Миддлтон? — крикнул он.

Женщина хихикнула:

— Хэнли Миддлтон уже в аду. Ваш японец сломал ему шею. Как там мой маленький Ричард? Как у него дела?

— С ним все в порядке, — ответил Джонс. — Вы сможете приезжать к нему на день рождения.

— Нет, — возразила миссис Пэшен, покачивая головой. — Я больше не буду стоять на его пути.

Ее слова потонули в оглушительном грохоте и треске. Ослепительная вспышка света превратила их лица в гипсовые маски, возвестив о новом, еще более сокрушительном ударе грома.

— Небо рушится на дом! — воскликнул Джонс.

— Да, да! — с неожиданной силой подхватила миссис Пэшен. — Это дьявол вырвался на волю! Он несется на семи ветрах! Но архангел Михаил низверг его на землю! Михаил — предводитель небесных воинств! Слава Всевышнему! Слава Господу небес!

Скоро воздух наполнился мощным гулом и свистом. Это был дождь — плотный, секущий, почти отвесный ливень. Закипев мутными потоками на запекшейся земле, насыщая долгожданной влагой травы и деревья, срывая плоды с согнувшихся ветвей и колотя тяжелыми каплями по лепесткам цветов, он с неистощимой силой обрушился на деревню, словно где-то наверху опрокинулось целое море и Ноев потоп снова хлынул на беззащитную долину, грозя поглотить в ней все живое.

Никто из них в жизни не видел такого дождя. Он напоминал ревущий водопад, низвергавшийся с неба с гневным торжеством; и они стояли, молча глядя на него, в благоговении перед этой разбушевавшейся стихией, явившей им чудо щедрой и неистовой милости Божьей.

Назад: Глава XII

Дальше: Послесловие