Глава 11. Долгожданное письмо
Эрнест явился в секретариат Правительства и зарегистрировал в реестре свое имя. Вскоре он получил официальное «Ее Королевского Величества помилование и защиту от всех действий, разбирательств и судебных преследований по закону, кем бы они ни велись в прошлом, настоящем или будущем и т. д., официально переданное названному британскому подданному Его превосходительством главой администрации нашей приобретенной территории, называемой Трансвааль».
Когда этот драгоценный документ оказался у него в кармане, Эрнест впервые осознал, что чувствует раб, неожиданно получивший свободу. Если бы не этот счастливый случай, последствия фатальной дуэли довлели бы над ним всю жизнь. Вернись он в Англию – ему предстояло бы жить в постоянном страхе перед Законом. Даже здесь, в Африке, он постоянно боялся разоблачения и экстрадиции. Теперь все было в прошлом, и он мог без страха разговаривать с генеральным прокурором и не вздрагивать более при виде полицейского.
Первой его мыслью было немедленное возвращение в Англию – однако молчаливая Судьба, управляющая жизнями людскими, направляющая их туда, куда они и не собирались, и заставляющая их израненные и окровавленные ноги следовать каменистыми путями во исполнение Ее тайных планов, вмешалась – и Эрнест понял, что лучше будет отложить возвращение на некоторое время, через несколько недель должен был прийти ответ Евы. Если он уедет сейчас, они могут даже разминуться с Евой посреди океана – потому что в глубине души Эрнест не сомневался, что она приедет по первому его зову. Итак, он ждал почты из Англии.
Действительно, со следующим кораблем пришло письмо – но от Дороти. Она написала его в тот же день, как получила его письмо, то есть тогда же, когда его письмо должна была получить и Ева.
Это была, скорее, короткая записка – Дороти торопилась отправить весточку, едва успев получить его письмо и желая успеть отправить ответ как можно скорее. У нее было всего двадцать минут, так что все сообщение уместилось в нескольких строчках. Она благодарила Эрнеста за сообщение о себе, писала о том, как все они рады, что он здоров и в безопасности, мягко упрекала, что он долго не писал. Поблагодарила она его и за доверие в отношении Евы Чезвик. По ее словам, она давно догадывалась, что Эрнест и Ева полюбили друг друга, надеялась и молилась, что они будут счастливы, когда придет время. Она никогда не разговаривала о нем с Евой, но теперь сможет сделать это без всякого смущения. Она вскоре пойдет и повидается с Евой, будет умолять ее ответить поскорее – впрочем, она совершенно уверена, что Еву не нужно об этом умолять; Ева очень грустна с тех пор, как Эрнест уехал; ходили всякие разговоры о новом священнике, мистере Плоудене – но Дороти уверена, что Ева дала ему решительный отказ, поскольку Дороти больше ничего об этом не слышала; и так далее – вплоть до слов «почтальон ждет у дверей, когда я запечатаю это письмо».
Эрнест вряд ли догадывался, чего стоили бедняжке Дороти эти поздравления и пожелания счастья. Обычный человек – благородное, но все же животное – вряд ли пошел бы на такое; только необыкновенная женщина способна на подобное бескорыстие.
Письмо Дороти наполнило Эрнеста уверенностью и надеждой. Он был уверен, что Ева просто не успела отправить ответ в тот же день – со следующей почтой ее письмо непременно придет. Можно легко вообразить, с каким нетерпением и волнением он ждал следующего корабля.
В Претории мистер Эльстон, Эрнест и Джереми поселились все вместе и последние пару месяцев жили очень комфортно. У них был симпатичный одноэтажный домик с верандой, окруженный цветущим садом, в котором росли бесчисленные цветущие кустарники, источающие сладкие ароматы, и множество розовых деревьев, которые в благословенном климате Претории цвели так же бурно, как наш чертополох. За цветами рос виноград, весь усыпанный крупными гроздьями ягод; за виноградником росли ивы, чередующиеся с кустами бамбука, – они составляли живую изгородь, отгораживающую дом от дороги. По одну сторону узкой дорожки, ведущей к воротам, была разбита внушительная грядка, на которой наливались соком дыни. Этот сад был предметом особой гордости Эрнеста – он много занимался им и в данный момент был весьма озабочен дынями, на которых падали слишком прямые лучи солнца. Чтобы спасти урожай от зноя, он укрыл дыни самодельными зонтиками из гибких ивовых ветвей и сухой травы.
Однажды утром – это было воистину чудесное утро – Эрнест стоял возле своих дынь, курил трубку и руководил Мазуку, расставлявшим зонтики. Это была не самая достойная работа для великого воина зулу, чей ассегай, воткнутый в землю, зловеще поблескивал рядом с мирными лопатами и мотыгами. Тем не менее, «нужда заставит, когда дьявол правит» – и мускулистый темнокожий парень пыхтел, стоя на коленях, стараясь расположить пучки травы наилучшим образом, чтобы удовлетворить придирчивого хозяина.
– Мазуку, ты ленивый пес, вот ты кто! – говорил Эрнест. – Если ты немедленно не разложишь траву, то никогда не попадешь на небеса зулу, потому что я проломлю тебе башку!
– О Инкоос! – укоризненно бурчал Мазуку, борясь с непослушной травой.
– Знаешь, что он там бурчит? – смеясь, спросил мистер Эльстон. – Он говорит, что все англичане безумны, а ты – самый безумный из них. Он полагает, что только безумец забивает себе голову «травой, которая воняет» (цветами) и фруктами, которые – если тебе и удастся их вырастить – наверняка прокляты и заколдованы, иначе бы они спокойно росли без всяких «шляп» (зонтики Эрнеста), и вообще – «от них в животе холодно».
В этот самый момент одна из «шляп», которые пытался установить Мазуку, снова упала, после чего терпение зулуса иссякло, и он в весьма энергичных выражениях проклял дыни, подтвердив свое проклятие тем, что разбил одну из них ударом кулака. После этого, не дожидаясь реакции Эрнеста, великий воин сбежал – а разгневанный хозяин бросился за ним.
Мистер Эльстон от души смеялся, ожидая возвращения Эрнеста. Вскоре тот вернулся, так и не догнав Мазуку. На самом деле зулус прекрасно знал, что ему ничего не грозит, потому что лишь нечто ужасающее и из ряда вон выходящее могло бы заставить Эрнеста Кершо поднять руку на кафра. Он испытывал к насилию против чернокожих непобедимое отвращение, так же, как и к пренебрежительному слову «ниггер», применяемому в отношении людей, которые, как правило, несмотря на все свои недостатки, могли считаться джентльменами в самом прямом смысле слова.
Лицо Эрнеста раскраснелось после бега, и мистер Эльстон, глядя, как молодой человек подходит к нему, подумал о том, что Эрнест становится очень красивым мужчиной. Высокий, с узкой талией и широкими плечами, с выразительными темными глазами, с шелковистыми и вьющимися темными волосами, чувственно изогнутыми губами, а также с ласковой улыбкой, освещавшей это прекрасное и умное лицо, Эрнест был не просто красив, он обладал шармом, обаянием, которое насмерть сражало всех женщин вокруг.
Одет он тоже был весьма эффектно – в бриджи для верховой езды, мягкие сапоги со шпорами, белый жилет и льняную куртку. На голове у Эрнеста была широкополая шляпа из тонкого мягкого войлока, заломленная с одной стороны. Короче говоря, в те дни Эрнест был очень привлекательным молодым человеком.
Джереми отдыхал в кресле на веранде в компании сына Эльстона, юного Роджера, и с интересом наблюдал за эпическим сражением красных и черных муравьев, не поделивших территорию где-то в каменной кладке дома. Долгое время победителя было невозможно определить – победа склонялась то на одну, то на другую сторону, однако в итоге на помощь черным пришло подкрепление – целый отряд крупных черных муравьев-солдат, по крайней мере, в шесть раз превосходивших размерами соперника. Красные муравьи потерпели сокрушительное поражение, многие из них были взяты в плен. Затем последовало самое удивительное: красные пленники были показательно казнены – черные муравьи-солдаты безжалостно откусывали им головы. Джереми и Роджер не в первый раз наблюдали за этими битвами и потому знали, что красных ждет неминуемая гибель. Они решили спасти заключенных, что и было сделано весьма хитроумным способом: обгоревшей спичкой Джереми выскреб никотин из своей трубки и бросил спичку черным муравьям. Забыв о пленниках, те с яростью набросились на нового неведомого врага и со свирепостью бульдогов вцепились в отравленную спичку. Вскоре яд подействовал – многие упали без чувств, а некоторые поплелись прочь, шатаясь и демонстрируя все признаки страшной головной боли.
Джереми смазывал спички никотином, а Роджер раскладывал их на пути гигантских муравьев, когда на улице послышался топот копыт и грохот колес. Мальчик выглянул на улицу и воскликнул:
– Ура, мистер Джонс – это почта!
В следующий момент по улице в клубах пыли промчалась почтовая карета. Она самым ужасающим образом кренилась на ходу из стороны в сторону, и в окнах мелькали бледные и напряженные лица пассажиров, изо всех сил цепляющихся за сиденья. Шестерка взмыленных серых лошадей лихо пронеслась в сторону почтового отделения.
– Эрнест, почта прибыла! – крикнул Джереми. – Должно быть, привезли и письма из Англии.
Эрнест кивнул, слегка побледнел и нервно выбил трубку. Почтовая карета везла его судьбу, он знал это. Напряженным шагом он прошел через площадь к почтовому отделению. Письма еще не успели рассортировать, и он был первым посетителем. Вскоре верхом на лошади подъехал один из служащих комиссариата, чтобы забрать правительственную почту. Это был тот самый джентльмен, с которым они так самозабвенно пели «Старое доброе время» в день великой победы Джереми и который в тот вечер был отправлен домой в тачке.
– Приветствую, Кершо! Вот и мы, «первые среди равных», так сказать, или даже «первые среди первых», или как оно там говорится? Ну же, Кершо, вы позже меня окончили школу! Я не верю, что вы не знаете… ха-ха-ха! А что вы здесь делаете в такой час? Неужели «влюбленный пастушок ждет с трепетом письма»? Дорогой мой, почему вы так бледны? Вас мучает либо любовь, либо жажда. Вот меня точно – не первое, а второе. «Любовь, я отменяю тебя!» Квис сепарабит, как говорится – кто разделит нас? Я думаю, солнце еще не слишком высоко. Быть может нам, мой дорогой Кершо, произвести некоторые наблюдения? Ха-ха-ха!
– О нет, спасибо, я никогда не пью между завтраком и обедом.
– Ах, мой мальчик, это очень плохая привычка, вы должны поскорее от нее отказаться, пока не поздно! Откажитесь, мой дорогой Кершо, и всегда держите порох сухим, а язык – смоченным, иначе умрете молодым. Что там говорит нам поэт?
– Тот, кто весел и пьян, кто живет, как живет, тот и весел, и рьян, и довольным умрет…
– Байрон, я полагаю? Ха-ха-ха!
В это время, к большому облегчению Эрнеста, подошли другие посетители, и его веселый приятель обратил свои сладость и свет в другую сторону, забыв об Эрнесте и оставив его наедине с его мыслями. Наконец, штурм почтового отделения завершился, и Эрнест получил письма, адресованные ему, мистеру Эльстону и Джереми. Он отошел в тень и быстро разобрал всю пачку. Почерка Евы ни на одном конверте не было, зато было письмо от Флоренс, ее сестры – Эрнест хорошо знал эти энергичные прямые линии букв. Он поспешно распечатал его. В конверт была вложена записка, написанная тем почерком, который он так ждал увидеть. Эрнест принялся разворачивать ее, и пока он это делал, вспышка ужаса пронизала его с головы до ног.
«Почему она написала именно так?»
Записка была совсем короткой – и через пару секунд она уже лежала в пыли, а смертельно побледневший Эрнест хватал ртом воздух, беспомощно цепляясь за перила чужой веранды, силясь удержаться на ногах. Спустя несколько мгновений он оправился, поднял листок бумаги и быстрыми шагами направился к дому. На полпути его вновь перехватил веселый балагур, ехавший на своем сонном пони, широко расставив ноги и размахивая мешком с корреспонденцией, адресованной Правительству.
– И снова приветствую, мой дорогой друг! – вскричал он, натягивая поводья, на что пони не обратил особого внимания. – Было ли вознаграждено ваше нетерпение? Хлоя склонилась над водами? Если нет, примите мой совет: не думайте о ней. Quant on n'a pas ce qu'on aime, мудрый человек aimes ce qu'il a, что означает – когда у нас нет того, что нам нравится, мудрый человек довольствуется тем, что у него есть. Кершо, вы мне нравитесь, и я открою вам секрет. Пойдемте со мной сегодня в полдень, и я познакомлю вас с двумя очаровательными образцами местной красоты. Как розы, цветут они в диком вельде, расточая свою сладость ветрам пустыни. «Mater pulchra, puella pulcherrima», как говорил Вергилий – прекрасной матери прекраснейшая дочь! Я, согласно своему возрасту, довольствуюсь матерью, ибо ваша цветущая юность достойна красоты девицы. Ха-ха-ха! – с этими словами весельчак привстал на стременах и в полном восторге водрузил мешок с письмами прямо на голову своему пони, в результате чего едва не оказался на земле. – Йо-хо, Буцефал! Йо-хо! Вперед – не то я тебе отрежу бубенцы!
Тут он впервые обратил внимание на странную бледность и выражение лица Эрнеста, который молча шел рядом с ним.
– Эй! Кершо, что случилось? – спросил он совсем другим тоном. – Вы плохо выглядите. Ничего страшного, я надеюсь?
– Ничего страшного, – тихо откликнулся Эрнест. – Просто плохие новости, только и всего. Не о чем беспокоиться.
– Дорогой мой, простите меня! Я беспокоил вас глупой болтовней. Простите! Вы, вероятно, хотите побыть в одиночестве. До свидания!
Через несколько секунд мистер Эльстон и Джереми, сидевшие на веранде, увидели Эрнеста, быстро идущего по дорожке через сад… Лицо его было искажено от боли, на прикушенной губе виднелась кровь. Он без единого слова прошел мимо них, вошел в дом и захлопнул за собой дверь. Эльстон и Джереми переглянулись.
– Что случилось? – коротко спросил Джереми.
Мистер Эльстон, по обыкновению, сначала подумал, а потом ответил:
– Видимо, с «идеалом» что-то пошло не так. Обычное дело с этими идеалами…
– Пойдемте посмотрим? – с беспокойством предложил Джереми.
– Нет, дай ему пару минут прийти в себя. У нас будет много времени для бесед.
Тем временем Эрнест, придя в свою комнату, сел на кровать и снова перечитал записку, вложенную в письмо Флоренс. Потом он неторопливо и аккуратно сложил ее и опустил в конверт. Затем он развернул второе, еще не прочитанное письмо и так же внимательно его прочитал. После этого он лег лицом вниз, уткнувшись в подушку, и некоторое время лежал и думал. Вскоре он поднялся, пересек комнату и достал из кобуры, висевшей на стене, заряженный револьвер. Вернулся, сел на кровать. Медленно поднял револьвер и приставил его к виску. В этот момент за дверью раздались шаги, и Эрнест молниеносным движением отправил оружие под кровать. Едва он успел это сделать, вошли мистер Эльстон и Джереми.
Он достал из кобуры, висевшей на стене, заряженный револьвер
– Пришли письма, Эрнест? – мягко спросил Эльстон.
– Письма? О да, простите, я забыл! – Эрнест полез в карман и достал небольшую пачку писем.
Мистер Эльстон взял их, не спуская глаз с Эрнеста. Тот избегал его взгляда.
– Что случилось, мальчик мой? – так же мягко спросил мистер Эльстон. – Надеюсь, ничего непоправимого?
Эрнест безучастно посмотрел на него.
– Что с тобой, старина? – спросил и Джереми, садясь рядом с ним и кладя свою руку на руку Эрнеста.
Вслед за этим Эрнест впал в приступ отчаяния, не в силах больше сдерживаться. К счастью, длилось это недолго – продлись истерика дольше, пришлось бы что-то предпринимать. Внезапно настроение Эрнеста резко изменилось, он словно окаменел, взгляд его стал тяжелым и горьким.
– Ничего, мой дорогой Джереми, ничего. Это просто конец одной маленькой идиллии. Друзья мои, вы, вероятно, помните, что несколько месяцев назад я написал письмо… женщине. Вы оба знаете всю эту историю. Теперь вы узнаете, каков ее конец, и услышите ответ – вернее, два ответа. У этой женщины есть сестра. Они обе написали мне. Письмо сестры длиннее, я прочту его первым. Думаю, первую страницу можно пропустить, там ничего интересного, и я не хочу тратить ваше время. Теперь слушайте.
«Между прочим, у меня есть новость, которая вас заинтересует и, я уверена, обрадует, потому что к этому времени вы, должно быть, уже избавились от своей несерьезной привязанности. Ева (это та женщина, которой я писал и с которой, как мне казалось, мы помолвлены) собирается выйти замуж за мистера Плоудена, того самого джентльмена, что заменил нашего священника, мистера Хэлфорда…»
В этом месте Джереми вскочил и разразился проклятиями. Эрнест успокоил его и продолжал:
– «Я сказала, что уверена в вашей радости по этому поводу, потому что брак этот благоприятен во всех отношениях и принесет Еве, в чем я тоже уверена, долгожданное счастье. Мистер Плоуден обеспеченный человек, священник – два этих обстоятельства гарантируют успех их браку. Ева говорит, что с последней почтой получила от вас письмо (то самое, которое я читал вам, господа!) – она просит меня поблагодарить вас за него. Если она найдет время, то напишет вам несколько строк, но, как вы сами должны понимать, сейчас у нее полно хлопот и совсем ни на что нет времени. Свадьба состоится в церкви Кестервика 17 мая (это завтра, джентльмены), и если письмо это не опоздает, то я уверена, мысленно вы будете в этот день с нами. Церемония будет совсем скромной из-за недавней смерти нашей дорогой тетушки. Разумеется, помолвка – по желанию мистера Плоудена, поскольку он очень скромный человек, – держалась в секрете, и вы первый человек, кто об этом узнал. Я надеюсь, вы польщены нашим доверием, сэр. Мы очень заняты выбором платья, а также насущными и важными вопросами – какого цвета должно быть платье, которое Ева наденет после бракосочетания. Ева и я стоим за серое, мистер Плоуден – за оливково-зеленое, и, учитывая все обстоятельства, думаю, мистер Плоуден победит. Сейчас они вместе сидят в гостиной и обсуждают этот вопрос. Вы всегда восхищались Евой (и очень тепло к ней относились, помните, как вы оба переживали, когда вам пришлось уехать? О, непостоянство человеческой натуры!) – видели бы вы ее сейчас. Счастье делает ее еще прекраснее; но я слышу, как меня зовут. Наверняка пришли к какому-то решению. Прощайте же. Я не умею писать письма, но надеюсь, обилие и качество новостей компенсирует нехватку навыков.
Всегда ваша,
Флоренс Чезвик».
Эрнест перевел дух и добавил:
– А вот и второе. «Дорогой Эрнест. Я получила твое письмо. Флоренс все расскажет подробно. Я выхожу замуж. Думай, что хочешь – я ничего не могу поделать. Поверь, это стоило мне огромных страданий, но я знаю свой долг. Надеюсь, ты скоро забудешь обо мне, Эрнест, и я тоже должна забыть о тебе. Прощай, мой дорогой Эрнест. Прощай и прости! Е.».
– Хм! – пробормотал мистер Эльстон. – Как я и думал – глина, причем препаршивейшая.
Эрнест медленно разорвал письмо на мелкие клочки, бросил их на пол и растоптал, будто они были живыми.
– Надо было всю душу из этого чертова пастора вытрясти! – прорычал Джереми, потрясенный новостями не меньше, чем его друг.
– Проклятье! – в отчаянии воскликнул Эрнест, поворачиваясь к нему. – Почему ты не остался дома присматривать за ней, зачем потащился за мной!
Джереми только тихо заворчал в ответ. Мистер Эльстон торопливо раскурил трубку, как он делал всегда, когда был смущен. Эрнест расхаживал по маленькой комнате, на выбеленных стенах которой висели картинки, вырезанные из иллюстрированных журналов, рождественские открытки и фотографии. Над изголовьем кровати висел портрет Евы – Эрнест поместил фотографию в красивую деревянную рамку. Теперь он сорвал ее со стены.
– Взгляните! Вот вам истинная леди. Красива, не правда ли? Приятно посмотреть. Кто может подумать, что под этой внешностью скрывается демон? Она велит мне забыть ее и болтает о каком-то долге! Женщины любят милые шутки!
Он швырнул фотографию на пол и растоптал ее так же, как до этого письмо.
– Говорят, – продолжал он, – что иногда проклятия способны обрести силу. Будьте же свидетелями тому, что я сейчас скажу, и следите за жизнью этой женщины. Я проклинаю ее перед Богом и людьми! Пусть не знает она покоя и счастья, пусть горьки будут ее ночи и безрадостны дни! Пусть она…
– Довольно, Эрнест! – сказал мистер Эльстон, пожимая плечами. – Твои слова могут сбыться, и тебе это не понравится, уверяю тебя. Кроме того, это просто трусость – проклинать женщину.
Эрнест замер, сжимая все еще воздетые над головой кулаки. Его побелевшие от сильного волнения губы дрожали и кривились, а темные глаза сверкали, точно звезды.
– Вы правы, Эльстон! – наконец сказал он, тяжело опустив руки на стол. – Проклятий заслуживает не она.
– Кто же?
– Этот Плоуден. Боюсь, что испорчу ему медовый месяц.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что убью его. Или он убьет меня, это неважно.
– С какой стати тебе затевать ссору с этим человеком? Разумеется, он действовал в своих интересах. Ты же не можешь ожидать, что он будет блюсти твои, не так ли?
– Если бы он обыграл меня честно, я не сказал бы ни слова. Каждый сам за себя в этом прекрасном мире. Но попомните мои слова – пастор и Флоренс втянули Еву в это гнусное дело, и я заставлю его жизнью поплатиться за это. Если не верите мне, спросите Джереми. Он кое-что видел перед отъездом.
– Послушай, Кершо! Этот человек – священник, он укроется за своим саном, он не будет с тобой драться. И что ты тогда будешь делать?
– Я его пристрелю! – последовал холодный ответ.
– Эрнест, ты, верно, с ума сошел – так не пойдет! И ты никуда не поедешь, это дело решенное. Ты не станешь рушить свою жизнь из-за женщины, которая недостойна даже чистить тебе сапоги!
– Не стану? Не стану! Эльстон, вы много на себя берете. Кто меня остановит?
– Я и остановлю! – жестко ответил мистер Эльстон. – Я твой командир, если ты забыл – твой полк еще не распущен… Если попробуешь уехать – будешь арестован как дезертир. Не будь дураком, парень! Ты уже убил человека и попал в большую беду. Убьешь еще одного – больше не выберешься. Кроме того, разве это принесет тебе удовлетворение? Если хочешь отомстить, наберись терпения. Все будет. Я кое-что смыслю в этой жизни, в конце концов, я тебе в отцы гожусь. И я знаю, что ты считаешь меня циником, потому что я смеялся над твоим «высоким штилем» в отношении женщин. Теперь ты убедился, что я был прав. И циник я или нет – но я верю в Бога и верю в то, что в мире существует высшая справедливость. Мир так устроен, что люди совершают грехи – и искупают их своей жизнью. Если этот брак – такое дьявольское дело, как ты подозреваешь, то он принесет им беду и несчастье без всякого участия с твоей стороны. За тебя отомстит само время. Все приходит к тому, кто умеет ждать.
Глаза Эрнеста холодно сверкали, когда он ответил:
– Я не могу ждать. Я уже погиб, жизнь моя разрушена, она пуста и не имеет смысла. Я хочу умереть – но прежде я хочу убить его.
– Не будь я Эльстон – ты никуда не поедешь!
– Не будь я Кершо – поеду!
Несколько мгновений двое мужчин мерились яростными взглядами, и трудно сказать, кто из них выглядел более решительным и уверенным. Затем мистер Эльстон молча повернулся и вышел из комнаты.
На веранде он задержался, глубоко задумавшись.
«Мальчик задет не на шутку. Он не оставит попыток – и погибнет. Как мне остановить его? О, я знаю!»
Мистер Эльстон поспешил к дому правительства, громко бормоча себе под нос:
– Я слишком люблю этого парнишку, чтобы позволить ему разрушить свою жизнь из-за пустяка!