Бог сидел в низком кресле и смотрел на гостя прямо, приветливо, показывая, что весь внимание, что весь открыт, что весь, мол, к вашим услугам.

Евгений, впрочем, никаких услуг от него не ожидал, а потому не торопился начинать разговор. Его ведь сюда позвали, пусть и разъясняют что к чему.

Молчание, однако, затягивалось.

«Кто кого? – подумал Евгений. – Я или он? Сын или отец?»

Это слово, мысленно примененное к сидящему напротив, больно кольнуло.

«А может, выпалить ему все как есть? Сказать, что довольно игры в прятки, что правда обнаружена и пора выбегать из укрытия и стучать в стенку? Нет, нельзя. Надо затаиться. Главное еще не сделано, и нельзя рисковать».

Бог молчал. Евгений тоже.

«Это опять игра такая, – думал он. – Он ждет, пока я занервничаю и выдам себя. А если занервничаю и выдам, значит, виноват. Так я не буду нервничать, не дождется».

Бог молчал.

«А если это мое нежелание начать разговор, наоборот, подозрительно? Как бы я поступил, будучи прежним? Заговорил бы с ним первым? Улыбнулся? Поспешил выразить радость от встречи?»

Странно, но почему-то все прежнее как-то совершенно выветрилось из памяти.

Да, они уже много раз встречались в этой приемной, обсуждали разные темы. Но это словно бы было вовсе и не с ним. С кем-то, кто умер у него внутри, так же испарился, как раньше это сделал бывший слепой, а потом бывший девственник.

– Двадцать два, – наконец нарушил молчание Бог. – Хорошее число. Для хорошего человека.

«Да он издевается, – подумал Евгений. – И что мне на это ответить: спасибо, мол, как приятно это слышать? Бред какой-то».

Не зная, как именно правильно реагировать, он так ничего и не сказал.

– А я ведь тебя ждал, – продолжил учитель.

– Вот, я пришел.

– Ждал тебя.

– Я слушаю.

– Почему ты думаешь, что у меня есть что тебе сказать?

– Ну раз ждали.

– Ждал.

Евгений насторожился еще больше.

– Ждал. Соскучился по тебе. Давно не видел. Ты меня совсем забыл, не заглядываешь, – посетовал Бог.

– Да все как-то не приходилось, занят был.

– И чем же таким важным ты занимаешься?

– Я?

– Ты.

– Я…

– Ты… – передразнил Бог с той же восходящей задумчивой интонацией.

– Я работал.

– И кем же ты работаешь?

– Грузчиком в магазине.

Брови Бога поползли кверху, придав его прекрасному лицу чертовщинки.

– С таким номером, как у тебя, ты должен работать в министерстве.

– Мне больше по сердцу физический труд.

– Что ж, твоя воля, твоя воля.

Он опять замолчал и изучающе смотрел на собеседника. Под этим взглядом хотелось ерзать и искать более удобное положение для ног, но Евгений не пошевелился.

– Магазин-то твой возле рынка? – спросил вдруг Бог.

– Да.

– То-то мне докладывают, что ты туда зачастил.

Теперь была очередь бровям Евгения ползти вверх.

– Докладывают? – переспросил он. – Вы хотите сказать, что за мной следят?

– Боже упаси! – притворно обиделся Бог, в устах которого употребленное выражение было явной тавтологией. – Как можно следить! Мы же совершенно доверяем друг другу, не так ли?

– Так.

– А то, что мне докладывают, – это лишь результат случайных совпадений. Человек ты заметный. Наших людей по городу много гуляет. Встречаетесь. Случайно.

– Я понимаю.

Глаза Бога сверкнули, и он вдруг перестал казаться прямодушным и своим.

– А вот что не случайно, – сказал он с ударением на отрицательной частице, – так это сведения, полученные от твоих родных.

У Евгения вдруг резко пересохло в горле. И может, вследствие этой психосоматической реакции, а может и вследствие простого упрямства, но он так и не задал ожидаемого от него вопроса.

Бог подождал несколько мгновений и еще менее стал похож на гостеприимного хозяина.

– Никто на тебя напрямую не жаловался. Но твоя сестра во время проверки на полиграфе выразила сомнение в твоей вере и в твоей поддержке правительству. И это вызывает у меня беспокойство. Сам понимаешь, по-родственному… Ты же мой самый близкий ученик.

Слово «по-родственному», услышанное Евгением, проникло в мозг и заставило сердце забиться в два раза чаще.

«Знает или не знает? – думал он, вглядываясь в лицо отца. – Специально он это сказал или случайно получилось?»

Быть сыном такого человека в этот момент казалось невыносимым. Если, конечно, предположение Кирочки справедливо. Но оно ведь справедливо и не может быть иным.

Евгению ужасно хотелось заорать на своего собеседника, даже, может быть, ударить его, чтобы выбить из этого человека ощущение незыблемого превосходства и неподотчетности никому и ничему.

«Он реально мнит себя богом, – думал Евгений. – А я его сын. Один из, быть может, многочисленных его детей. Ему я обязан жизнью. Всем тем, что у меня есть. Но могу испытывать к нему только ненависть».

А ведь совсем недавно он его боготворил – как же все изменилось в последнее время!

– Кстати, как самочувствие твоей сестры?

– Все… Все в порядке.

– Что ж, славно, – Бог прищурился.

Он не знал, что она родила от него. Если бы знал, забрал бы ребенка. Но с другой стороны, он смотрел сейчас так, как будто бы знал. Или, по крайней мере, догадывался.

«Не проболтаться, – велел себе Евгений. – От меня он ничего не услышит».

– И родителей твоих жалко, – продолжил Бог. – Они были у меня. Говорили, что ты утратил ориентиры и мечешься в темноте.

Вот еще одно болезненное слово – «темнота». Не оттуда ли целитель извлек сидящего напротив? Не туда ли его погрузил на целых двадцать шесть лет?

Евгений молчал.

– Так я тебе вот что скажу, сынок! – с нарочитым отеческим снисхождением сказал Бог.

И слово «сынок» в его устах опять полоснуло Евгения острым лезвием иронии.

– Что? – спросил он с неожиданным вызовом в голосе.

– А то, что ты мне всегда нравился. И продолжаешь нравиться. Но, как мы знаем из истории, даже боги не всесильны. Об этом нужно помнить.

Что означает эта скрытая угроза?

Что учитель пока еще покровительствует непокорному ученику, но может и перестать?

Что он готовит ему ловушку?

Что это просто очередная игра в кошки-мышки?

Что он хочет помериться силами?

(Вздор, они ведь в совершенно разных весовых категориях.)

Что за ним на самом деле следят?

(А вот это очень даже может быть. И тогда: что делать с планом разоблачения? И что будет с Кирочкой, про которую им наверняка все известно?)

«Так знает он, что является моим отцом, или нет?»

Этот вопрос Евгений задавал себе, спускаясь по лестнице учительского дома. Завидев дверь спальни, содрогнулся – там была изнасилована его сестра.