Министр иностранных дел лихорадочно паковал самые необходимые вещи.

Конечно, немного сумбурно все получилось, впопыхах, не так, как он планировал, но случай выдается уж больно подходящий, другого такого может уже и не представиться.

Завтра министр иностранных дел возглавит специальную делегацию, сформированную для покорения ближнего зарубежья. Через несколько дней к ним присоединится и Сам – его, разрекламированного по многим каналам, с нетерпением ждут иностранные телевизионщики и зрители: кто с доверием и предвкушением чуда, кто с изрядной долей скептицизма.

Но министра иностранных дел уже не интересует успех Бога-телезвезды. Он думает только о себе и своем будущем, намного более вероятном там, чем здесь.

За три года, прошедших с момента формирования нового кабинета министров, на его памяти сменилось уже восемь коллег, и почти каждый исчезал с политической орбиты внезапно – сегодня любят, завтра сгубят.

Для министра иностранных дел это означало вполне доказуемую – очевиднее, чем те, что у Эвклида, – теорему: в любой момент, хоть завтра утром, хоть сегодня вечером, а то и через мгновение, могут снять и его. И хорошо, если только снять! Потому как из восьми человек, имевших несчастье протирать обивку министерских кресел, шестеро отправились не на временный покой, а на вечный.

«Так, вроде ничего не забыл! – подвел итоги министр иностранных дел, придирчиво осматривая плотно и грамотно уложенное содержимое небольшого (официальный визит-то всего на пять суток) чемоданчика. – Ох, жаль, хорошие костюмы пропадают!»

Жену и дочь – обеих, раскормленных до всех известных пределов, – он уже отправил в соседнее с тем, куда собирался сам, государство. По предписанию врача они устремились спасать изъязвленные стрессом желудки и должны были встретиться с супругом и отцом на новой родине через пару недель.

Пройдет ли все гладко? Кто же может знать? Вероятно, что и нет. Что заподозрят, не допустят, посадят. Но риск стоит того. Любой математик, да и сам Эвклид, его бы одобрил.

Потому что как никогда не пересечься параллельным прямым, так и его линии жизни ни за что не совпасть с линией министерской карьеры. Тут уж одно из двух, выбирай как знаешь.

Но неужто найдется хоть одна живая душа, которая не выберет то же, что и он сейчас? Нет, быть того не может!

Деньги он перевел в заграничные банки заранее. Не сам, через посредников, чтоб не придрались, чтоб даже комар носа не подточил.

Не все, конечно, деньги. Весьма внушительную сумму приходится здесь оставлять. Но иначе никак: глава правительства по ими же самими – в большинстве своем ныне покойными министрами – принятому закону о доверии и демократии имеет доступ ко всем их личным счетам и время от времени проверяет, не заразились ли они бациллой коррупции и взяточничества. Так что если бы он снял все подчистую, то арестовали бы точно. А так еще есть шанс.

«Ой, большой ли? – думал министр иностранных дел, упираясь руками в крышку чемоданчика и подпрыгивая на месте для придания ей большей уплотнительной способности. – Да уж какой ни есть, но обратной дороги все равно нету».

Фальшивые паспорта и явочные адреса тоже были готовы и продуманы со всею тщательностью.

«Мне лишь бы границу пересечь, а там уж ищи ветра в поле», – подбодрял он сам себя.

Сколько там на часах? Сколько еще до взлета? Какие-то жалкие семь кругов по шестьдесят минут.

Семь, которые скоро к тому же пойдут на убыль, – так что продержаться осталось совсем недолго, а завтра…

Завтра, как приземлятся в чужом аэропорту, их будут встречать на нескольких служебных машинах.

Ему, как главному в делегации, положена отдельная, водитель которой уже получил особые инструкции: везти своего пассажира не в официально забронированный шикарный отель в центре столицы, а в приграничную деревушку, куда хорошо дорогу знают только местные коровы и единичные автомобилисты с огромным стажем и огромным гонораром.

«Ну что, что может со мной случиться? – продолжал министр уговаривать себя не нервничать. – Как по маслу все пройдет, как с вазелином».

Чемоданная молния оказывала сопротивление и визжала, словно агрессивное насекомое, жестоко лишаемое крыльев. Как ни странно, но почему-то именно эта досадная мелочь совершенно выводила министра из себя.

Казалось, ну чего уж тут с ума сходить от молнии? Сейчас он поднажмет еще чуть-чуть, и она крепко стиснет свои металлические зубы. А там уж, после того как чемодан будет застегнут, грядущее путешествие станет совсем реальным. Ведь не за горами оно, а любому видать, что близко: потому как вот уже и чемодан готов и занимает в притихшем без женского щебета доме самый знатный угол.

«Ой, да что же это я, дурак! – вдруг взметнулся министр и начал тянуть замок в другую сторону. – А вторую пару запонок-то, драгоценных, памятных, я и забыл положить».

Через минуту коробочка с запонками заняла свое место внутри скрученных клубком носков, а молния снова застонала, как будто зубы ее еще больше разболелись.

И тут в дверь позвонили.

– Отворяй, сука, – послышался знакомый голос соседа снизу.

А ведь жил министр в элитном доме! Да только и такие постройки, как оказалось, обычно не обходятся без сомнительных социальных элементов, которые всегда готовы удружить и угостить более удачливого жильца вот такой вот «сукой», а то и зуботычиной.

– Отворяй, говорю, немедля! У самого батарею прорвало, меня, трудового честного человека, заливает, а ему хоть бы хны! Отворяй и покажь, где вентиль твой завинтить.

Министр замер и медленно убрал руки с чемодана, который с присвистом стал наполняться, впуская обратно недавно изгнанный из глубин чемоданной диафрагмы воздух.

– Отворяй чертову дверь, – надрывался между тем сосед, варьируя все доступные его голосу интонации, от вкрадчивой лести до откровенной угрозы. – Эй ты, жопа! Будь человеком!

Министр посмотрел в глазок и увидел настоящего своего соседа, в тельняшке и мокрых калошах на босу ногу (что, неужто и вправду затопило?), злобно упершего руки в боки и испепеляющего взглядом пресловутую чертову дверь.

В руках у оскорбленного соседа был увесистый гаечный ключ, по всей видимости для упомянутого вентиля.

Министр почти не дышал, прильнув к глазковой стекляшке, которая почему-то начала запотевать. Сосед же вдруг широко зевнул. Ой, да ведь и впрямь ночь, а у него там с потолка течет! Нехорошо!

– Открываю, открываю, – заверил соседа министр и начал оттягивать рычажки да отцеплять цепочки.

– Вот же, твою мать, как долго возится, – прокомментировал сосед. – Да и что ему торопиться? Течет-то не ему на голову, а нам, простецким жалким людишкам.

– Да открываю, вот уже последняя, – отозвался министр и распахнул наконец дверь.

Сосед по-хозяйски отодвинул его и протиснулся внутрь, отправляясь на поиски поврежденной батареи.

– Значит, так, – сказал он. – У меня в спальне течет. А у тебя, стало быть, это…

Совершив необходимые вычисления в уме, он решительно двинулся на юго-запад министерской квартиры. Тот за ним.

– А вот теперь нагнись и вентиль руками придерживай, – распорядился сосед. – Резьба что-то больно стертая. Боюсь, сорвется.

Министр послушно присел на корточки и нагнул голову, чтобы получше рассмотреть резьбу.

Вот в этот самый момент гаечный ключ и обрушился на его затылок. Смачно, с хрустом, с высоты, с удобного угла.

Министр упал навзничь и паркет под ним стал быстро намокать от крови.

– Ну я же говорил, что течет! – одобрительно покивал сосед. – Таки течет!

До самолета оставалось четыреста две минуты, которые уже некому было засекать.