Глава 26
– Тогда нам тем более следует поскорей исполнить задуманное, – заключил Нарцисс вслед за тем, как Макрон изложил другу подробности похищения его сына. – Особенно с учетом того, что мы слышали ранее.
– Ранее? – Семпроний подался вперед. – А что произошло?
– На Британника было совершено покушение, – объяснил Нарцисс. – Сегодня среди дня, по дороге в театр, кто-то попытался наброситься на него с ножом. Если б не наш человек, помешавший убийце прорваться сквозь эскорт, Британник мог бы погибнуть. И наши планы в таком случае пошли бы прахом. Для свержения Нерона жизнь принцепса нам нужно беречь пуще глаза.
Семпроний солидарно кивнул.
– От участия в игре Британника зависит все. Если же Паллас чувствует себя уверенным настолько, что прилюдно покушается на его жизнь, то следует ожидать от него повторной попытки, едва лишь представится такая возможность. Наше время истекает. Нужно действовать, причем в короткие сроки.
– А что тот несостоявшийся убийца? – спросила Домиция. – Он у нас в руках?
Нарцисс покачал головой.
– Убит на месте покушения. Нашему человеку пришлось действовать быстро и исчезнуть прежде, чем его схватил эскорт. Недопустимо, чтобы кто-нибудь из наших попал в заточение и его дознавателем стал Паллас. Уж он-то быстро скомандует своим палачам приступить к делу. У них не выдерживает никто – ни мужчина, ни женщина. – Он со значением поглядел на Домицию. – Так что в этот раз нам считай что повезло.
– Где Британник сейчас? – осведомился Семпроний.
– Возвратился в дом своей матери. Теперь, когда выяснилось, что Нерон со своими приспешниками хотят его смерти, ему какое-то время придется находиться там. Там он окружен караулом из преданных ему германцев. Они были верны его отцу и присягнули беречь его как зеницу ока.
– Клавдия, однако, это не спасло, – усмехнулся один из заговорщиков, лысач с квадратными челюстями.
– Клавдия отравила жена, Сульпиций. Британник насчет такой опасности в курсе. И знает, что дальние поездки для него чреваты. – Нарцисс, подливая себе в бокал, сделал паузу. – Для нас это хорошо. В своем нынешнем местонахождении он в безопасности, однако нужно учитывать, что Паллас не дремлет и уже вынашивает планы, как к нему подобраться. Вот почему нам необходимо ускориться. Ждать до дня рождения принцепса мы не можем. Нужно послать известие легату Пастину, чтобы он без промедления вел свой легион на Рим. Ему уже пора быть в пути. Если Шестой пойдет скорым шагом, то через десять дней уже приблизится к городу.
– Слишком скоро, – запротестовал сенатор Сульпиций. – Никчемно скоро. Чтобы склонить на свою сторону как можно больше сенаторов, нам требуется время. Не хватало еще, чтобы с восхождением на трон Британника зазвучали сомнения в законности перехода власти.
– Я не думаю, что кто-то будет оспаривать итоги, – со змеистой улыбкой вмешалась Домиция, – едва лишь станет ясно, что за нами стоят преторианцы и Шестой легион. Угроза хладной стали способна удивительным образом влиять на людское мнение; думаю, ты в этом убедишься.
– Это если нам удастся заручиться поддержкой преторианцев, – не унимался Сульпиций.
– А вот тут в дело вступает наш друг префект, – с мимолетной улыбкой в адрес Катона произнес Нарцисс. – И когда он перетянет гвардию на нашу сторону, тут уж на нашем пути не устоит никто.
Сульпиций повел своими жирными плечами.
– Думаю, ему непросто будет этого достичь, находясь в бегах за коварное – ножом в спину – убийство почитаемого сенатора.
– Катон невиновен, – рыкнул Макрон. – И ни в какие спины он ножей не втыкал. Это больше по твоей части, а также аспидов вроде Нарцисса.
– Да как ты смеешь! – взъелся, колыхнув брылами, Сульпиций.
– Да так, легко, – ответил Макрон, сопроводив свои слова льдистым взором.
– Довольно, центурион! – не выдержал наконец Нарцисс. – И кстати, Катона в убийстве действительно никто не обвиняет. Мы знаем, что все это подстроил Паллас, по самоочевидной причине. Между тем люди Второй когорты пойдут за своим префектом хоть в Гадес; а куда устремятся они, с охотой последуют и другие. Особенно если должным образом воззвать к их патриотическим чувствам, а призыв подкрепить обещанием тысячи динариев каждому.
У Сульпиция глаза полезли на лоб.
– Тысяча динариев? Да это абсурд! Царский выкуп!
– Да уж не царский, а поболе.
– С ума сойти! Где мы достанем такие деньжищи? Такие посулы даже вслух произносить опасно. Ты представляешь, что будет, когда преторианцы, раззадоренные сим обещанием, вдруг поймут, что им такой суммы и близко не предвидится? Они в лагере и так уже скрежещут зубами за то, что Нерон до сих пор тянет с выплатой. Если сулить несбыточное, то они набросятся на нас в тот самый момент, как прознают правду. Сумма-то неподъемная!
Нарцисс замаслился улыбкой.
– В том-то и дело, дражайший мой Сульпиций, что сумма эта для нас подъемна, и подъемна вполне. Ты просто поздновато примкнул к нашему движению и не учитываешь, что мы готовились к нему годами. Уже тогда, когда Паллас убедил Клавдия жениться на своей племяннице. Именно с того времени я начал сознавать, что продолжение линии императоров идет вразрез с интересами Рима. Вот почему у меня созрело решение примкнуть к вашему делу. Постепенно мы скопили казну достаточную, чтобы купить верность всех солдат, которые обеспечат достижение нашей цели. К нам со всех концов стали поступать пожертвования, в том числе и крупные. Каждый жертвовал что мог – кто часть состояния, а кто и саму свою жизнь. Так складывалась доподлинная цена, которую стоило и стоит заплатить за возврат республики. А потому, когда префект Катон появится перед преторианцами и призовет их свергнуть Нерона, я хочу быть максимально уверен в том, что мы подсластим ту сделку такой выплатой, от которой солдаты не смогут отказаться, а наши соперники не смогут ее перебить.
Сенатор выслушал все это, кивнул с угрюмым согласием.
– Ладно, поверю. Но чтобы тысяча денариев… Ни один солдат такого не стоит. – Он опасливо покосился на Катона с Макроном. – Извините, не хотел вас задеть.
– Да ничего, – успокоил центурион. – Ты политикан, вы легко покупаетесь и продаетесь. А вот преданность солдата покупается кровью. Хотя тебе этого не понять.
– Ну опять ты, Макрон, со своей прямотой суждений, – уныло вздохнул Нарцисс. – Если б ты был прав… Но увы, многих из твоих товарищей действительно можно купить за деньги. Просто преторианцы обходятся дороже, вот и вся разница между ними и твоими драгоценными легионерами. Ты вот спроси своего друга.
Катон все это время молчал. Занятый мыслями о Луции и свалившейся на голову опасности, он словно замер в самом себе.
– Надо обыграть это со всех углов, – наконец собравшись, отреагировал префект. – Верность разом и зарабатывается, и покупается. Но деньги способны довести дело лишь до определенного порога. А для того, чтобы действительно завершить его, довести до конца, нужны такие, как мы с Макроном. Хотя Нарцисс прав. Замысел пора приводить в действие. Нерон и его сторонники ведут себя все более дерзко, а значит, жизнь Британника висит на волоске. Нужно действовать как можно скорее.
– А то, что твой сын при этом в руках у Палласа, это ничего? – уколол вопросом Сульпиций.
Катон повернулся к нему.
– Для меня здесь все нераздельно связано. Наши цели совпадают, и за это вы должны быть благодарны. Вновь увидеть Луция у меня получится лишь в том случае, если заговор удастся и Паллас окажется свергнут вместе с Нероном. В остальном интерес к республике для меня преходящий. Дальше уже дело ваше и ваших друзей. Лично я в Риме оставаться не планирую. Мне бы обосноваться где-нибудь на природе и растить там моего сынишку. Или вернусь в армию. А кто там будет после Нерона, меня, по сути, не волнует. Участвовать во власти я не собираюсь.
– Новоявленный Цинциннат, – усмехнулся Сульпиций. – О, как мне по душе скромные герои, что спасают Рим, а затем тихо передают власть и уходят в частную жизнь…
Домиция бдительно хлопнула в ладоши.
– Хватит, Сульпиций. Не важно, что движет Катоном; мы благодарны ему уже за то, что он на нашей стороне.
– Как знаете… – Сенатор с докучливым вздохом почесал себе брылы.
– Ну, вот и определились. Нарцисс пошлет Пастину указание о срочном выходе его легиона в Рим. Мы ударим в тот момент, как легион будет готов войти в город. Префект Катон предстанет перед своими людьми на утреннем параде и призовет их выступить на стороне Британника, а заодно объявит об обещанной принцепсом награде. Встав на нашу сторону, преторианцы вместе с легионерами пойдут на дворец и здание сената. Когда Нерон со своими приспешниками окажется низложен, преторианцы с поддержкой сенаторов провозгласят императором Британника. И победа будет за нами.
– Ну а если Катон не убедит преторианцев и даже посулы не помогут? – спросил Макрон.
– Тогда надежда на одних легионеров.
Сульпиций сморщился, словно надкусив лимон:
– Даже если это приведет к столкновению с гвардией?
– Даже если, – ответил ему Нарцисс. – Избежать кровопролития удается не всегда. Фокус в том, как свести его к минимуму.
Он огляделся, убеждаясь, что детали замысла слышали и усвоили все.
– Тогда обсуждение на сегодня исчерпано. Встретимся снова, когда к городу подойдет Пастин. Тогда же, перед тем как действовать, согласуем последние приготовления. Всем все понятно?
Все выразили согласие – кто голосом, кто кивком.
– Ну что ж, тогда можно расходиться.
Нарцисс потянулся к чаше с оливами, а Домиция начала провожать гостей из зала и располагать у задних дверей; выходить на улицу надлежало парами и тройками, с промежутками во времени. Сенатор Семпроний подался к Макрону:
– Центурион, ты еще задержишься?
– На минутку, господин сенатор. Мне надо переговорить с префектом.
– Хорошо. Я сообщу няне.
Центурион кивнул в знак согласия. Проводив взглядом идущую к выходу стайку заговорщиков, он покачал головой.
– Что-то мне эти людишки не внушают доверия.
– Народ они неплохой, – сказал Нарцисс. – Верят в наше дело и для его успеха отдадут все.
Катон, поглядев на него, скептически хмыкнул.
– Хороший? С каких это пор ты начал себя увязывать с хорошими людьми и благородными делами?
Нарцисс сделал обиженное лицо.
– Я всегда поступал во благо Рима. Хотя на этом пути мне иногда и приходилось переходить из фракции во фракцию. Такова суть политики.
– Ты хотел сказать, склонность заботиться лишь о себе, любимом? Я подозреваю, твое перепрыгивание из одного лагеря в другой связано с потерей влияния при дворце и попыткой восстановить свое положение. Когда – точнее, если – Британник станет императором, то ты, очевидно, вновь займешь место императорского секретаря?
– Юному императору, безусловно, понадобятся советы опытных и умудренных. И если меня назначат, я сочту за честь принять этот пост.
– Еще бы…
– Ты и сам, Катон, служишь общему делу не из возвышенных принципов. А с целью спасти своего сына. Поэтому давай не будем осуждать мотивы друг друга. Если я восстановлю свое положение, да еще и приумножу богатство, ты спасешь сына и возвратишься к воинской службе, а Рим вновь станет республикой, то все мы выиграем. Так что же в этом плохого?
– Плохого, говоришь? – вклинился Макрон. – А того, что ты все же извернулся и остался жив. Лучше б ты умер.
– Хм… Тогда кто возглавил бы и направлял усилия заговорщиков, к которым ты испытываешь так мало доверия? Факт заключается в том, что мы друг для друга незаменимы. Все трое. Я – мозг, а вы – конечности. Мы нуждаемся друг в друге. Особенно если Катон хочет снова увидеться со своим сыном. Если ты не желаешь бороться за дело, то борись хотя бы за это.
– Дело? – презрительно фыркнул Макрон. – Да вы лишь кучка паршивых шакалов, что грызутся в старом дерюжном мешке.
У Нарцисса приподнялись брови.
– Я, безусловно, недооценивал тебя, центурион. Некоторые твои фразы звучат поистине поэтично.
– Иногда меня недооценивают даже те, к кому я испытываю доверие.
– Ну хватит, Макрон, – вмешался Катон. – Все эти колкости лишены смысла и не несут пользы. К тому же он прав. Суть дела иная. Все мы действуем так или иначе исходя из собственных, шкурных интересов. Тебя это наверняка коробит не меньше, чем меня, но ничего не поделаешь. Во всяком случае, если не доказать мою невиновность. Но мы не сможем и этого, если не разыщем того Приска.
Макрон втянул воздух через зубы.
– Это будет нелегко. Но кое-что о нем я все же выяснил.
– Да ты что? – оживился Катон.
– Он – солдат, как ты и полагал. Только в лагере его вот уж месяц как нет; при этом нет и сведений о его местонахождении. Ты, похоже, единственный, с кем он с той поры пересекся. Этим пока все и ограничивается.
– Н-да… Незадача, – поник плечами Катон.
Все трое замолчали. Вскоре возвратилась Домиция и заняла свое место на хозяйской кушетке.
– Ты не голоден, Макрон? – любезно спросила она. – Я могу послать за едой.
– Не надо, спасибо.
После еще одной паузы Домиция взглянула на Нарцисса, который едва заметно кивнул, и повернулась лицом к префекту.
– Катон, я должна тебе кое-что сообщить. Прежде я тебе этого не говорила: было нельзя, из-за возможности риска для нашего дела. Однако теперь, когда ты стал одним из нас, я могу говорить.
– Что ты хочешь мне сказать? – нахмурил брови Катон.
– Это касается твоей покойной жены.
Катон помрачнел еще сильней. Раны, нанесенные изменой Юлии и ее утратой, все еще были далеки от исцеления.
– Она входила в наше число, – продолжила Домиция, – как и ее отец. Как раз через нее, получается, мы и заполучили сенатора.
– Когда это случилось? – осведомился Катон.
– Пока ты воевал в Британии. Когда она ждала от тебя ребенка. Я несколько раз навещала ее у тебя дома, и мы разговорились с ней о том, кто придет на смену Клавдию. Одна тема у нас сменялась другой, и постепенно Юлия согласилась составить разговор со своим отцом, потому что нам нужен был максимум, каким мы только могли заручиться в сенате.
– Значит, вы намеренно ее завербовали? Использовали, чтобы подлезть к Семпронию?
Домиция кивнула.
– Могу тебя заверить, Юлию особо уговаривать не пришлось. Она сказала, что и ты, если б был сейчас в Риме, тоже охотно примкнул бы к ней.
– Я в этом не уверен.
– Зато она была. Что ты во благо Рима отдашь все. И из-за этого своего убеждения она не скупилась на пожертвования в нашу казну.
– Уж не этим ли объясняются те долги, что остались мне от нее? – горько усмехнулся Катон. – Она влезла в них из-за поддержки вашего заговора?
– Можно и так сказать. И не только это. Ей нужно было правдоподобное прикрытие. Причина, под видом которой она могла бы встречаться с членом нашего движения. Молодым трибуном.
У Катона невольно напрягся живот.
– Крист? – подхватил он. – Они стали любовниками из-за вашего заговора? – От гнева у него учащенно забилось сердце. – И тебе хватает наглости мне все это говорить? Неужели я и без того мало отдал? Отдал почти всё, что у меня было…
– Получается, не совсем всё. Есть еще Луций. Если мы одержим верх, он останется жив. А вот если проиграем, то ты действительно лишишься всего, в том числе и жизни. Но вот еще что ты должен знать. На самом деле любовной связи между Юлией и Кристом не существовало.
– Да? А их письма? Те, что я нашел под кроватью Юлии?
– Они были написаны по моему наущению. Юлии нужно было как-то обеспечивать себе прикрытие. Мы опасались, что кто-нибудь из ее домашних может оказаться соглядатаем, шпионящим по указке Палласа. Те письма намеренно предназначались для прочтения. Но не твоего, Катон. А когда ты их все-таки обнаружил… Сам посуди: как мы могли внести ясность, если нам самим грозило разоблачение? – Она с тихой доверительностью взяла его за руку. – Катон, мне очень, очень жаль…
Играя желваками, префект выдернул ладонь из рук Домиции и гневно вперил в нее взор.
– О боги, – воскликнул Макрон, – есть ли хоть что-либо, на что вы не пойдете? Выродки, да и только…
Закрыв глаза и опустив голову, Катон сидел как в тяжелом полусне; в голове его назойливо клубились мысли и разрозненные чувства. Наконец он вымолвил:
– Ты говоришь, неверности с ее стороны не было? То есть я весь истекший год напрасно сносил ложь? Что мне все это время терзали сердце и изводили страданиями, внушая, что женщина, которую я любил больше жизни, меня предала?
– Так уж вышло, Катон. Неужели ты этого не видишь? – Домиция молитвенно сложила перед собой руки. – Я что угодно отдала бы за то, чтобы у меня была свобода открыто сказать тебе это. Но я не могла рисковать самой судьбой нашего дела; слишком много жизней стояло на кону. Что мне оставалось? И как бы на моем месте поступил ты?
Истощенный виной за горечь в адрес Юлии и гневом за обман, которым его, словно ядовитым плющом, оплели Домиция и Нарцисс, он был даже не в силах что-либо ответить. Почему она не смогла, не изыскала способ как-то его уведомить? Почему не оставила письма, в котором все разъяснялось бы? Мутное головокружение сменилось тошнотой; впору было разблеваться. Он проглотил тяжелый ком в горле и открыл глаза.
– Убить бы вас двоих, прямо сейчас… Иного вы просто не заслуживаете.
Макрон с кивком потянул из ножен меч.
– А Луцию, интересно, это поможет? – язвительно спросил Нарцисс. – Юлия умерла, но он-то жив и нуждается в тебе, Катон. Твой единственный шанс спасти сына – это действовать с нами заодно. Ты знаешь, что это так.
Катон, стиснув кулаки, издал страдальческий стон.
Макронов меч с шелестом вышел из ножен; острие было уставлено прямо на Нарцисса.
– Давай прикончим этого склизкого гада и уйдем. Мальчонку мы как-нибудь сами разыщем. Чего бы оно нам ни стоило. Клянусь.
– И как же вы думаете искать его? – спросила Домиция. – Лично я понятия не имею, где его держат. Катон находится в розыске, и Паллас не успокоится, пока его не схватят, не выжмут из него признание, а затем казнят. Вы думаете, после этого Паллас проявит к мальчику милосердие? Если да, то вы его не знаете. Луций отправится вслед за тобой, Катон, не успеет день смениться ночью. Единственная для него надежда – это если вы окажете нам содействие в свержении Нерона и Палласа.
Держа на весу клинок, Макрон прорычал:
– Катон, одного твоего слова будет достаточно.
Префект молчал. А в следующую секунду все вздрогнули от его удара кулаком по кушетке.
– Они правы. О боги, прокляните их и упеките в самую глубокую пропасть Гадеса!.. Убери свой меч, Макрон.
– Что?
– Сунь меч в ножны. Сделай это, ради нашей с тобой дружбы.
После небольшого колебания центурион со скрежетом впихнул клинок в ножны.
Катон уставил палец в Нарцисса:
– Я помогу тебе. Сделаю все, что ты потребуешь. Но после того как я найду Луция, последует расплата.
Нарцисс сухо облизнул губы.
– Как скажешь. Только при этом не забывай, кто твои новые друзья и что они готовы сделать для тебя и для других сторонников нашего дела. Но в такой же мере они будут беспощадны к тому, кто представляет для нас угрозу. Помни об этом.
– Оставим этот тон, – примирительно сказала Домиция. – Что было, то было. А теперь мы все на одной стороне. Час поздний. Макрон, я велю приготовить тебе комнату.
– Здесь мы не останемся, – сказал Катон. – Мы возвращаемся в дом Семпрония.
– Это небезопасно, – Домиция нахмурилась.
– Может быть, но под одной крышей с ним я не останусь, – Катон кивнул в сторону Нарцисса. – К тому же он будет целее, если мы с Макроном сейчас уйдем.
Домиция с Нарциссом переглянулись; последний мимолетным кивком выразил согласие.
– Хорошо. Только прошу, Катон: из дома сенатора ни ногой и на глаза не показывайся. Ты же, Макрон, занимайся своими обычными делами, пока не получишь извещение. Когда настанет момент для удара, мы пошлем за вами. На подходе к дому сенатора будьте бдительны: вдруг за ним все еще следят. На кухне возьмете говяжью ляжку; сойдете за доставщиков. – Домиция встала и указала в сторону заднего выхода. – Ступайте.
Катон поднялся с кушетки, и вместе с другом они вышли в скудно освещенный коридор. Не оглядываясь, молча вышли на улицу и не разговаривали, пока не отдалились от дома заговорщиков.
