Глава 19
На выходе к Аппиевой дороге их встретила стража из городской когорты. До этого они втроем благополучно миновали центр Рима, не привлекая к себе нежелательного внимания. Макрон то и дело оглядывался, не идет ли кто следом, но подозрительных лиц сзади не наблюдалось. Один раз, когда свернули за угол, Макрон намеренно приотстал и подождал, когда мимо пройдут несколько человек. Ни один из тех прохожих не удосужился даже взглянуть на него. Между тем каждого из них он, настигая Петронеллу с Луцием, еще раз цепко оглядел, не сбавляя бдительности и после этого. К тому времени как они подошли к воротам, Макрон пребывал в уверенности, что им удалось избежать внимания Палласовых соглядатаев.
С приближением к караульной один из стражников взмахом руки велел им остановиться.
– Утро доброе, граждане. С какими целями следуете из города?
Макрон жестом обвел Петронеллу с Луцием.
– Сопровождаю мою кузину с ее сынишкой к родственникам в Ланувий.
– Понятно. – Стражник удостоил их пренебрежительного взгляда, после чего снова обратился к Макрону: – А ты, значит, солдат?
– Точно так. Служу в преторианской гвардии.
– Прошу минуту обождать. – Обернувшись, стражник позвал опциона – грузного, бокастого, с брыльями. Тот подошел нехотя, большие пальцы сунув за пояс.
– Что там у тебя, Нерва?
– Тут у нас гвардеец, господин опцион.
– Да? – Взгляд опциона прошелся по Макрону. – Какое подразделение?
Для себя Макрон решил: врать и отпираться бессмысленно. Гораздо действенней давить авторитетом и за счет этого проскочить кордон.
– Я центурион Второй когорты! А ты как стоишь перед старшим по званию? Никак взыскание захотел, опцион?
Бокастый невольно подобрал живот; руки опустились вдоль боков.
– Виноват, господин центурион. И все-таки обязан уточнить: Вторая когорта?
– Ну да. А что?
– Да у нас тут приказ высматривать как раз человека из этой когорты. Офицера.
– Уж не думаешь ли ты, что это я? Какое там у тебя описание?
Опцион прибросил.
– Ростом высок, строен, на третьем десятке. Звать Квинт Лициний Катон.
– Ну вот. А меня – Макрон. И по описанию я тоже не гожусь.
– Да вроде нет…
– Что значит «вроде»? – Макрон спесиво фыркнул. – В городских когортах что, нынче одних недоумков в командиры производят?
Опцион зарделся, а подчиненный за его плечом сдержал смешок.
– Так что я у вас точно не числюсь. Как и моя сестра с племянником. Да, малыш?
Макрон погладил Луция по голове. Тот с гордостью выставил вперед ножку:
– Мой папа – солдат. Дядя Мак-Мак говорит, он самый храбрый во всей армии.
– Да что ты, сынок? Ай, молодчага…
– Точно, – бдительно встрял Макрон. – Ну да нам болтать некогда. Давай-ка не будем отвлекать этих занятых людей.
Луций вдумчиво оглядел опциона и с детской серьезностью сказал:
– Дядя Мак-Мак, а этот солдат толстый. Совсем как амфора.
Опцион насупил бровь; было видно, что лишь присутствие старшего офицера удерживает его от того, чтобы оттаскать негодника за ухо.
– Ну, толст. Чего уж тут… С месячишко муштры в легионе ему б не помешало… Ну да ладно, время не ждет. Идем.
Но малыш, как назло, уперся.
– А вот мой папа тонкий, а не толстый. И смелый. Все так говорят.
Опцион, хмурясь, что-то прикидывал. Макрон, уже тревожась, присел перед Луцием на корточки.
– Малыш, ты помнишь, как я тебя учил? – спросил он с тихой назидательностью. – Хороший солдат должен различать, когда время для разговора, а когда – для похода.
– А сейчас оно для похода? – спросил Мак-Мака маленький Луций.
– Да, в самый раз. Поэтому губы на крючок, и встать как в строю.
Малыш щелкнул каблучками и застыл, вытянувшись во весь свой невеликий рост.
– Вот так-то лучше. Ну, что скажете, господа солдаты? – надменно обернулся Макрон к караульщикам.
– Загляденье мальчишечка, – одобрил опцион. – У меня у самого пятеро.
– Пятеро?.. Ну, брат, от души тебе сочувствую.
Макрон взял Луция за одну ручонку, Петронелла – за другую, и центурион командно гаркнул:
– Гвардия, а ну, шагу!
И с восторженно повизгивающим Луцием они браво двинулись через ворота, оставляя позади сконфуженных стражников городской когорты.
Когда они отдалились на достаточное расстояние, а стража на воротах занялась подкатившими повозками, Макрон наконец вздохнул с облегчением.
– Ну, брат, – сказал он, нежно пожав ладошку Луция, – из-за тебя мы все чуть не вляпались.
– Куда? – спросил малыш бесхитростно.
– В го… гор-рячую переделку, – под строгим взором Петронеллы смягчил в последний момент выражение Макрон. – Знаешь, солдатик, какую тайну нам пуще всего велел беречь твой папа?
– Какую? – завороженно поглядел Луций.
– А вот какую. Он сказал про вещи, которые нам ни за что нельзя говорить.
– А какие это вещи? – щебетнул мальчишка.
– Он запретил говорить про себя. Твой папа. Скажи, говорит, моему Луцию: пока мы с ним снова не увидимся, пусть никому обо мне не рассказывает. Ты понял?
– Как? – приуныл мальчонка. – Даже тебе?
– Только если я сам того пожелаю.
Луций в надежде посмотрел на няню и потянул ее за руку.
– А Пепе можно?
– И Пепе нельзя. Нельзя никому, – сказал Макрон и даже погрозил пальцем.
Малыш совсем сник, нахмурил бровки и прикусил губу. Через минуту личико его скривилось, и он тихо заплакал.
– Ну вот, – укоризненно покачала головой Петронелла, – довели мальчишонку…
Дальше шли в тишине, нарушаемой лишь хныканьем Луция. По дороге миновали кладбище, где по обе стороны Аппиевой дороги тянулись надгробия – громоздкие памятники состязающихся меж собой за бессмертие знатных семейств и более скромные у тех, кто не столь богат или не претендует остаться в памяти потомков. Ну, а между ними сиротливо стояли могильные камни простых людей, заброшенных и позабытых родными и близкими.
Спустя какое-то время Петронелла остановилась утешить Луция, присев перед ним на корточки и что-то ласково нашептывая, а Макрон, пользуясь остановкой, взобрался на ближний бугор и поглядел на оставшийся позади город. От него по дороге шли несколько человек, но никто из них не спешил и уж тем более не гнался. Центурион спустился с бугра, усадил притомившегося Луция себе на плечи, и они пошли дальше. Время от времени малыш пускал нюни.
– Думаю, надолго его не хватит, – выразил свою надежду Макрон.
– Ты уверен? – с ухмылкой спросила Петронелла. – Готова оспорить любую твою ставку. Деньги возьму из заначки, которую коплю на выход из неволи.
Поглядев вверх на малыша, Макрон кивнул.
– Сестерций за то, что к полудню он уймется.
– Сколько? – усмехнулась Петронелла. – Ну ты смельчак… Ставь уж лучше десять.
– Четыре!
– Семь.
– Пять.
– По рукам!
Няня по обычаю спорщиков плюнула себе на ладонь, и Макрон нехотя шлепнул по ней, подозревая, что просчитался.
* * *
– Три… четыре… пять, – отсчитывал Макрон монеты во время остановки у отметки пятой мили, до которой они дошли по выходу из Рима. Центурион снял с себя малыша Луция и бережно поставил его на ноги. Небо немного расчистилось, и сквозь бреши в облаках пробивалось солнце; судя по его местоположению, было уже около полудня.
Луций все так и не унимался, пока Петронелла не вдавила ему в ладошку одну из монеток.
– На, – сказала она. – Твоя доля.
Слезы у мальчугана тотчас прекратились. Вертя серебряную монетку и так и эдак, он с сияющими глазами рассматривал ее, а затем упрятал в крохотный кошелек у себя в сумочке.
– Очень мило, – пробурчал Макрон. – Уж я и не знаю, кого мне опасаться больше: Палласа с его сворой или вас с мальцом…
Луций сел на обочине и театрально свесил голову:
– Я устал.
– Все устали, милашка. – Петронелла достала из баула фляжку и протянула ему. – Попей водички, почувствуешь себя бодрей. Отдохнем немножко и пойдем дальше.
– Не хочу идти дальше…
– Твой папа так никогда не сказал бы, верно? Вот и ты старайся быть как он.
– А зачем?
Петронелла покачала головой:
– В такие игры мы не играем.
Рим уже скрылся из виду, и местность вокруг представляла собой покатый простор угодий и огородов, урожай с которых кормил переполненную столицу. То тут, то там у дороги по-прежнему попадались надгробия: о ком-то позаботились родственники из соображений красивости вида, других просто погребли в мирном уединенном месте.
– Далеко еще до твоей сестры? – спросил Макрон.
Петронелла хлебнула воды, заткнула пробкой фляжку и сунула ее в баул.
– Вон за тем холмом по тропе налево, и оттуда еще с милю.
Макрон, подумав, произнес:
– Надеюсь, она и ее муж встретят нас приветливо. Если нас не примут и мое обаяние их не впечатлит, придется искать для вас какое-нибудь другое пристанище. За постой я, разумеется, заплачу, но лучше отдать эти деньги близким, чем чужим людям.
Привал он допустил всего один, да и тот короткий, так как ему предстояло сегодня же вернуться в Рим. Отсутствие в казарме хотя бы одну ночь было чревато вопросами. Невзирая на слезливые жалобы Луция, что у него болят ножки, Макрон снова усадил малыша себе на плечи, и они продолжили путь через угодья с вкраплениями рощиц и перелесков. Небо снова заволокли тучи – как бы не угодить под дождь, не дойдя до цели… Но вот через милю с небольшим показались два небольших кирпичных столбика, помечающих ухабистую извилистую дорожку, что стелилась через яблоневый сад. Там вдалеке, над купами деревьев, проглядывала черепичная крыша.
– Вон оно, то место, – указала Петронелла. Она пошла впереди, Макрон следом. Луций у него на плечах увлекся новой игрой: возомнив себя лучником среди полчищ варваров, он делал вид, что пускает в них стрелы, каждый свой выстрел сопровождая шепелявеньким «фьюйть».
Вскоре они подошли к небольшому аграрному хозяйству. Постройки окружала невысокая, до уровня плеч, стена, а внутрь хозяйства вела арка ворот. Посреди внутреннего двора росло лимонное дерево, под которым стояла скамья. Дом был как у многих, с открытым атриумом, вокруг которого располагались комнаты. Дверь в него была открыта, так что снаружи различалось внутреннее убранство. Из трубы в тыльной части струйкой вился дымок. С заднего двора доносился сухой стук топора: кто-то колол дрова.
На подходе к дому Макрон приостановился. Из опыта он знал, что приближение к дружескому лагерю, особенно неожиданное, всегда лучше предварять возгласом. А потому, набрав в грудь воздуха, зычно окликнул:
– Хозяевааа! Мира и здоровья вам!
Последовала пауза, после чего на входе показалась женская фигура в длинной тунике – худющая, с узким длинным лицом, темные волосы заплетены в две косы. Завидев Петронеллу, она замерла как вкопанная, а руку оторопело поднесла ко рту.
– Что, с сестренкой поздороваться стесняешься? – улыбчиво спросила Петронелла, протягивая к ней руки. Луцилла опрометью бросилась навстречу и обвила сестру руками.
– Кто там? – послышался строгий возглас.
Из прихожей вышел мужчина с топором в руке. Темный, курчавый, по виду лет на десять старше своей жены. С широкого скуластого лица смотрели проницательные глаза. Ладно сложенный, подвижный; и впрямь рожденный для жизни агрария. Дать ему армейскую выучку, солдат из него тоже получился бы замечательный. Заметив возле ворот гостей, он несколько замешкался.
– Луцилла, что это за люди?
Его жена, расцепив объятия, повернулась к нему с приветливой улыбкой.
– Это моя сестра!
Петронелла приветственно подняла руку.
– Мы незнакомы, но ты, должно быть, Марий. А это – Макрон, центурион преторианской гвардии. Как раз его командир и есть мой хозяин. Ну, а мальчик этот – сын моего хозяина.
Марий кивнул, не утратив, впрочем, настороженности.
– И что же вас привело к нашему порогу?
– Это, пожалуй, лучше будет объяснить в ваших гостеприимных стенах. У огонька, предпочтительно за чаркой вина и наваристой похлебкой. Ну и, понятно, когда я наконец сниму с себя этого сорванца.
Мужчина раздумчиво пожевал губами.
– Что ж, заходи, центурион. Входите все, гостями будете. Луцилла, собери на стол. Чтобы и выпить было, и поесть.
– Конечно-конечно, любовь моя.
* * *
Жарко потрескивали в очаге подброшенные поленья. Отодвинув от себя внушительную миску, Макрон отер губы.
– Знатная, однако, тушенка… Повариха, Марий, у тебя замечательная.
Сидящий напротив аграрий кивнул, подчищая свою миску хлебной коркой. Сидящая сбоку от Макрона Петронелла самозабвенно болтала со своей сестрой. А на конце стола безмятежно спал Луций, положив голову себе на ручонки. Между тем Макрон помнил о предстоящем марш-броске обратно в Рим, чтобы к вечеру быть у себя в лагере. Потому разговор он решил не откладывать.
– Теперь к делу, – откашлявшись, начал центурион. – Ты, безусловно, понял, что пришли мы сюда не затем, чтоб праздно поразвлечься. У этого мальчика попал в беду отец, который не может и не желает допустить, чтобы его сынишку взяли в заложники. Потому он попросил укрыть малыша где-нибудь в безопасном месте, подальше от недобрых глаз. То же самое касается и Петронеллы, так как она Луцию няня. Она, собственно, и придумала отвести его сюда, к вам. Вы ведь не откажете нам в помощи? – Макрон твердо посмотрел на хозяина.
Марий, подумав, вздохнул и поцокал языком.
– Тебя я понял. Но ты же видишь: хозяйство у нас небольшое. Урожая мне едва хватает, чтобы кормить батраков и содержать себя. Два лишних рта для нас существенная обуза, тем более на пару, скажем, месяцев.
– А чем я тебе не батрачка? – вставила свое слово Петронелла. – Я женщина работящая. У нас и мальчонка работы не чурается. Так что в обузу мы вам не станем.
– К тому же я дам оплату за их постой, – Макрон многозначительно возвел бровь.
Неторопливым движением он извлек из-под плаща кошель и отсчитал пятьдесят серебряных денариев, уместив их в пять столбиков.
– Вот. Этого с лихвой хватит на то, чтобы они пожили здесь с пару месяцев, а то и больше. Когда все поуляжется, я заплачу тебе еще столько же. Согласись, друг мой, эти деньги достаются тебе без хлопот. Тебе только и делов, что приглядывать за гостями да следить, чтобы они не попадались никому на глаза.
Вид тускло поблескивающих монет вызвал в глазах селянина оживление. Он протянул было к ним руку, но Макрон положил рядом свою широкую ладонь.
– Давай, брат, без обиняков: мы условились? Я из тех, кто любит в решениях определенность. Тех, кто со мной юлит, я недолюбливаю. Если сделка тебя устраивает, забирай деньги. Если нет, мы пойдем еще куда-нибудь. – Макрон улыбнулся. – Только не обижайся, брат. Просто времена сейчас такие, что положиться особо не на кого.
Марий в ответ степенно кивнул.
– Договорились, центурион. Да и Петронелла нам, как-никак, родня. То есть своя. А уж о своем-то я позабочусь.
Эта жилка в селянине пришлась Макрону по нраву. Такой, как видно, никому не попустит. Если б он просто прибрал денежки или там хихикнул, веры ему было бы куда меньше. Макрон убрал ладонь, и Марий беспрепятственно сгреб монеты в кучку.
– Ну что, мне пора, – объявил Макрон, поднимаясь из-за стола.
– Да что ты! – забеспокоилась Петронелла. – Ты ж к городу лишь затемно доберешься. Мог бы остаться на ночь, а уж к утру и идти…
– Нельзя никак, – развел руками Макрон. – До ночи в лагере надо быть. К тому же я могу понадобиться Катону.
– Но ведь на дороге ночью может быть опасно…
– Кому, мне? – усмехнулся Макрон. – Горе тому разбойнику, которого сдуру угораздит ко мне сунуться. А вот о нашем солдатике ты уж позаботься, – он указал глазами на Луция.
– Еще бы. Да я жизнь за него положу!
– Знаю, знаю, – Макрон нежно тронул ее щеку.
Наспех попрощавшись с Луциллой и ее мужем, он двинулся на выход. Петронелла пошла следом, проводить его до ворот.
– Береги себя, – сказала она, припав к нему в коротком объятии. – Старайся не лезть куда не просят.
– Если б кто меня о том спросил, – отшутился Макрон. – Знай лишь одно: я за вами непременно вернусь. И да сжалятся боги над теми, кто попробует мне помешать.
С ободряющим подмигом он поплотней закутался в плащ, повернулся и размашистым шагом скрылся за ближними деревьями. Какое-то время до слуха доносилось его бодрое посвистывание, и Петронелла стояла, вслушиваясь в него с тихой улыбкой. Но не прошло и минуты, как посвист заглушило глухое ворчание грома, и, подняв голову, она увидела, как на небе в сторону Рима сползаются грузные свинцовые тучи.
