Глава 15

Первое, что ощутил Катон, придя в себя, – это жутко пульсирующую боль в затылке. Какое-то время, напряженно дыша, префект лежал стиснув зубы и зажмурившись. При этом в легкие шибал запах нечистот, среди которых он, видимо, валялся. К горлу комом подкатывала тошнота. Наконец Катон отважился открыть глаза. Вокруг стояла темень, а он лежал посреди узкой улочки, куда он, видят боги, неведомо как попал. Префект кое-как встал на колени, обхватил себе голову и снова подавил рвотный позыв. Но тут его стошнило окончательно, и он разблевался в гнусный ручеек нечистот, что стекал по улице. Чувствовалось, как мучительно, с выворотом наизнанку, крутит желудок; едко-кислая блевотина фонтаном разлеталась по нечистому булыжнику. Рвотные спазмы накатывали снова и снова, а между ними безжалостно и тупо пульсировала боль в голове.

Наконец выблевывать стало нечего, и Катон сел, изнеможенно опершись о стену, дыша ртом и никак не в силах надышаться.

– О боги, это что еще за выверты? – невнятно мямлил он.

Заметив краем глаза движение, префект мутно повел взглядом и увидел тощую одичалую кошку, которая трусцой прошла через блевотину, нюхнула, брезгливо отпрянула и протрусила в обратном направлении, где села и стала не мигая смотреть на него.

– Что смотришь, помощница? К тебе у меня доверия нет.

Кое-как заведя руку за голову, он почувствовал у себя в волосах толстую корку запекшейся крови. Дальнейшее ощупывание выявило большущую шишку и порез на лбу. Катон болезненно поморщился. Холод пробирал до костей. Он подтянул к груди колени и обхватил их, мучительно пытаясь сосредоточиться. Память о том, как он очутился здесь, отшибло, однако припоминался арест сенатора Граника. Слова, которые тот произносил на пути ко дворцу. Затем – какая-то дверь, прямо в лицо, а из двери кто-то вылетел и шарахнул на полном ходу… а после этого недвижное тело с ножом в спине. Граник, уже мертвый…

И тут в голову приливом хлынули остальные подробности. Катон мгновенно насторожился, напряг глаза и уши, до рези в глазах вгляделся в одну сторону, затем в другую. Нападавшего нигде не было – убийцы Граника, подстроившего, чтобы вся вина за убийство легла на него, Катона. Вокруг никого. Сколько же он провалялся здесь в бесчувствии? Трудно сказать. С уверенностью можно сказать лишь то, что он в опасности. Паллас наверняка разослал по городу на его поиски отряды преторианцев и городские когорты. Если они его найдут, то, безусловно, выставят виновным за все, и прежде всего за убийство. Кто за всем этим стоял, сомневаться не приходилось. Конечно же, Паллас. Это его рук дело. Имперский вольноотпущенник настоял, чтобы арест произвел именно он, Катон, а затем препроводил арестованного во дворец. Там уже ждала комната, в которой Граник должен был якобы чего-то дожидаться, а убийце дали знак войти и сделать свое дело. Если б Катон не сунулся до срока на звуки недолгой возни, убийца по веревке скрылся бы так же незаметно, как и появился в комнате.

В памяти пронеслись сцены преследования: дворцовая кухня, улицы, а затем… затем ничего. Вспомнилась и та татуировка. Скорпион с возведенным для удара жалом. Эмблема преторианской гвардии еще со времен Сеяна, утвердившего ее в честь императора Тиберия, Скорпиона по гороскопу. Так что убийцей, судя по всему, был преторианец. Причем не просто солдат или даже гвардеец, а некто с изумительной быстротой реакции. Он бы и с ним, Катоном, мог разделаться, но решил оставить в живых…

Что сказал тот нелюдь? Что Паллас желает его, Катона, сыскать и взять живьем, чтобы затем провести перед всем народом как убийцу сенатора Граника. Конечно, можно попытаться это опротестовать, тыкая в убийцу пальцем, но у Палласа такие потуги вызовут лишь смех. Да и кто ему, Катону, поверит? Его нашли с обагренными кровью руками, да еще и в присутствии двоих свидетелей, которые подтвердят все, что им скажет Паллас. Западня что надо. Единственная надежда на спасение в том, чтобы найти подлинного убийцу и заставить его сознаться. Ну, а какая на это надежда? Он преторианец; очень хорошо. Но преторианская гвардия насчитывает несколько тысяч человек. Возможно, он уволен со службы, и тогда перспектива выследить его становится еще более туманной.

Положение усугублялось еще и тем, что Катон теперь был преследуемым. И пока не установлена личность настоящего убийцы и его связь с Палласом, дать себя поймать ни в коем случае нельзя. Пока надо исчезнуть, смешаться с римским плебсом, сделаться просто лицом в толпе. Первым делом следует сменить внешность. Начать с одежды. Плащ и туника сейчас перемазаны нечистотами и запекшейся кровью. Но и при этом своей добротностью они отличают его от остальных обитателей этой трущобы. Пожалуй, нужно избавиться от этих вещей…

Катон встал, превозмогая тупую боль в голове, и осторожно тронулся проулком в глубь трущобы, по дороге пробуя двери. Разумеется, все они были заперты изнутри. Как раз на подходе к соседнему перекрестку до слуха префекта донеслись голоса. Он поспешил занять место под аркой какой-то лавки, где застыл, вжавшись в угол. Темень на перекрестке чуть разбавилась трепетной оранжеватой дорожкой, пролегшей по булыжнику, и в следующую секунду впереди небольшого, вооруженного дубинами отряда в улочку ступил факелоносец.

– Так где он тут? – недовольно бурчал тот, кто шел у него за спиной. – Я-то думал, он там, куда нам указал тот злыдень…

– Может, он водил нас за нос? – добавил другой.

– А ну, прекратить болтовню! – оборвал их факелоносец.

Приостановившись, они заспорили, в какую сторону им идти. В конце концов их предводитель настоял, что идти нужно вперед, и они прошагали мимо, унеся с собою свет. Катон дождался, когда истает звук их голосов, после чего вышел из-под арки и осторожно подобрался к перекрестку. Отряд успел отдалиться, и Катон облегченно перевел дух.

Дальше на некотором расстоянии находился узкий сводчатый проход в общий двор, окруженный несколькими инсулами. Посередине здесь журчал небольшой фонтан, который, судя по обветшалости, был построен еще в ту пору, когда эта часть города была застроена еще не так плотно. Вода сливалась в большую каменную чашу, из которой переливалась в каменные углубления, а дальше – в слив. Катон прислушался, огляделся: вокруг никого. Он подошел к фонтану, снял плащ и подставил голову под струи – такие холодные, что префект невольно ахнул. Тем не менее вода смыла корку запекшейся крови и очистила рану. Набухший рубец под пальцами стрельнул болью так, что пришлось отдернуть руку. Соблазн омыться Катон в себе подавил. Во-первых, вода ледяная; во-вторых, замызганность и грязь были сейчас средством маскировки. Оглядевшись, в углу двора префект заприметил навес с веревками для сушки одежды, на которых висело разное тряпье. На подходе к навесу слух уловил тусклое позвякивание цепи, а взор различил, как из темени показался темный четвероногий силуэт. Сторожевой пес. Вот так влип… Сейчас начнет лаять, и беды не оберешься. Но пес совершенно неожиданно завилял хвостом и стал с любопытством нюхать воздух. Катон рискнул медленно вытянуть раскрытую ладонь и осторожно приблизился. Пес подался вперед и, едва Катон до него дотянулся, стал жарким влажным языком нализывать ему пальцы. Чудеса, да и только. Уже чуть более смело префект стал почесывать пса за ушами.

– Молодец, молодец, – прошептал он, – славный песик. Только не лай, пожалуйста.

Усыпив бдительность животного, Катон продвинулся к бельевым веревкам. Здесь сиротливо висело несколько разномастных туник и плащей, в основном поношенных и латаных; а еще сюда затесалась войлочная шапка. В самом углу обнаружился большой полотняный мешок для стирки, перевязанный ремешком. Катон разделся и присмотрел себе самые заношенные тунику и плащ, а еще шапку. На их место он вывесил свою собственную одежду, сокрушенно представляя себе восторг на лице того, кто поутру обнаружит такую подмену. Туника пованивала кислым потом, и ее посконная ткань была груба. Расставаться с серебряной фибулой на своем плаще не поднималась рука, и Катон перепрятал ее себе в кошель. Было отрадно ощущать под мешковатым плащом мечевой пояс и кинжал. Оставалось укрыть лишь одну персональную деталь – золотой браслет. Удивительно, что убийца не снял с него эту ценную вещицу; видимо, из опасения, что потом придется объясняться перед хозяевами, откуда у него взялась такая драгоценность. Браслет Катон упрятал в самые недра стирочного мешка.

Довольный своим новым обличием, он возвратился к псу и нежно погладил его по голове и бокам.

– Думаю, мой мохнатый друг, сам Цербер не уснет со страху в мыслях, как бы ты не потеснил его на сторожевом посту.

Животное доверчиво ткнулось Катону головой в бедро, и он, прежде чем уйти, напоследок потрепал его по холке. Подняв глаза, пес тонко скульнул и, проводив печальным взором удаляющуюся через двор фигуру, вернулся в угол и лег там, со вздохом уместив морду между лап.

Уже в проулке Катон посмотрел вверх и увидел, что полоска неба между инсулами чуточку посветлела. Краденая одежда пованивала, но с чумазыми полосками на коже его теперь вряд ли примут за префекта преторианской когорты. Он плотней надвинул шапку и направился в сторону Виминальского холма. Несомненно, дом Семпрония – одно из первых мест, куда Паллас пошлет поисковый отряд. Приближаться туда нужно с особой осторожностью. Но наведаться необходимо – прежде всего чтобы убедиться в благополучии Луция, а еще переговорить с Макроном. Помощь друга необходима для того, чтобы выследить убийцу Граника. Если тот по-прежнему действующий гвардеец, Макрон, возможно, сумеет продолжить поиск в лагерных казармах.

Безусловно, есть вероятность, что Паллас, высматривая его, Катона, держит центуриона под наблюдением. На месте имперского секретаря префект так и поступил бы. В этом случае имеет смысл держаться от Макрона подальше и не втягивать его почем зря. Что и говорить, расклад не в их пользу. Да еще и ставить друга в рискованное положение… Но к кому еще обратиться за помощью? Кому можно довериться?

К тому времени как Катон добрался до улицы, на которой стоял дом Семпрония, уже развиднелось. Сквозь небесную муть пробилось солнце, но его быстро закутали сизоватые тучи. Ветер гнал навстречу черные прошлогодние листья. Сгорбившись в кургузом плаще, Катон направился к ближней таверне. Места здесь было вдоволь, но он выбрал себе скамью с видом на улицу, пополнив своим присутствием горстку ранних завсегдатаев, коротающих время перед тем, как пойти к зажиточным домам в поисках поденной работы или подаяния, чтобы затем вернуться за выпивкой в ту же таверну.

Принять заказ подошла худая прыщеватая девица с сальными волосами.

– Вина с медом.

– Кувшин или кружку?

– Пока кружку.

Прежде чем ответить, она оценивающе оглядела невзрачного посетителя.

– Два аса. Деньги вперед.

– Да есть у меня деньги, – Катон хмуро поднял на нее взгляд.

– Ну и что… У хозяина правило: если гость не постоянный, то деньги вперед.

– Что ж, ладно. – Катон сунул руку к поясу, где висел кошелек. Вынул сестерций, подал девице. – Сдачу сразу. Хотел не брать, но завел правило: если в таверне сижу не постоянно, то сдачу беру заранее, пока не поднесут заказ.

Она пильнула его взглядом и посеменила к прилавку, а кружку по возвращении ткнула рядом с Катоном на скамью. Когда девица отошла, префект отхлебнул вина и с кружкой в руках стал наблюдать за улицей. Из домов по одному и по два стали появляться рабы, направляясь за провизией к Форуму. От двери к двери похаживали уличные торговцы, сватая свой товар. Спустя некоторое время невдалеке от дома Семпрония пристроился какой-то нищий; сел в тени стенной ниши, вытянув перед собой ногу. При нем была кружка, которую он время от времени поднимал и тряс перед нечастыми прохожими. Все это время в небе сгущались тучи.

С первыми каплями дождя люди накинули капюшоны плащей, у кого они были, и ускорили шаг в стремлении найти прибежище, пока непогода не разгулялась всерьез. Вскоре на улице почти никого не осталось. Однако нищий не встал и даже не подвинулся, а лишь теснее вжался в нишу.

– Видимо, посадили прочно. Ждут донесений, – вполголоса рассудил префект.

И тут дверь в дом открылась, и наружу шагнул Макрон. На пороге там стояла Петронелла, а рядом с ней – Луций, растерянно сунув себе в рот пальчик. При виде сына у Катона тоскливо сжалось сердце. Сущая мука вот так видеть его без возможности хотя бы подойти… Макрон поцеловал Петронеллу, взъерошил волосенки Луцию и зашагал по улице в направлении преторианского лагеря. Проходя мимо нищего, он приостановился. Они о чем-то коротко переговорили, после чего центурион кинул в кружку монету и зашагал дальше.

Катон дождался, когда дверь в дом закроется, отставил недопитое вино и встал, думая пуститься вдогонку своему другу. Но тут оказалось, что то же самое собирается проделать и нищий: вскочив с неожиданным проворством, кружку он сунул под рубище, палку – под мышку и, держа дистанцию, последовал за центурионом со скоростью, завидной даже для здорового.

Катон поглядел на небо. Дождь – тонконогий, пузырчатый – вовсю плясал по булыжникам, журчал струйками с черепичных крыш. Натянув шапку и ссутулив плечи, префект шагнул на улицу и последовал за этими двоими третьим.