Глава 13
ПОЖАЛУЙСТА, ЗОВИ МЕНЯ ДЭЙН
Я бежала так быстро, как могла. Сердце обливалось кровавыми слезами, но глаза так и оставались сухими. Как бы сильно мне ни хотелось разреветься, все время что-то не позволяло. И от этого напряжение только росло.
В итоге, чтобы бедняга-хомяк в подоле платья не бился о ноги, я аккуратно придерживала его кармашек. Дабы не упасть, поскользнувшись на идеально-гладких каменных ступенях академии, приходилось немного сбавлять скорость. Чтобы не привлекать лишнего внимания магиан, медленно выползающих после лекций, я плотно сжимала губы и делала крайне невозмутимый вид.
Таким образом, когда величественное черное здание осталось позади, а узкие дорожки привели меня к тому самому парку возле полигона номер шесть, плакать окончательно расхотелось.
Здесь было очень тихо. Даже несмотря на стычку с Ивейном, эта старая аллея, больше напоминающая густой лес с мощеными тропинками, неудержимо манила своей дикостью. Буйством зелени, цветочными полянами и местами даже малопроходимыми зарослями. И потому ее невозможно было не оценить по достоинству.
Я быстро отошла в сторону от дорожки, чтобы не встретиться ни с кем из магиан. Внимательно оглядываясь по сторонам, дабы не нарваться в очередной раз на какого-нибудь пьяного демонолога, скрылась за высоким кустарником цвета малахита и медленно побрела прочь.
Хотелось подумать вдали от суеты. Чтобы чем-то занять руки, я подняла из травы небольшой гладкий булыжник с красивыми черными трещинками и, перекатывая его в ладонях, направилась дальше.
Оказывается, мать меня вовсе не бросала, как я привыкла думать всю свою жизнь.
Верховная жрица Тиамант.
Эти три слова до сих пор звучали в голове, и я никак не могла понять, что они по-настоящему для меня значат. Моя мать была приверженкой темного культа. Зачем? Для чего ей было поклоняться богине, пожирающей тела и души?
У меня не укладывалось это в голове. Но казалось, что и у этого должна быть причина.
Может, Тиамант не такое уж зло? Может, для своих адептов она — благословение… Кто знает, как на самом деле обстояло дело? А спустя почти два десятка лет узнать правду не получится.
Ведь Люциан убил всех, кто мог хоть что-то рассказать мне.
Это бесило. Страшно злило и почти уничтожало изнутри.
Невозможность хоть что-то изменить, понять, кем на самом деле была моя мать? Просто женщиной, которая верила в других богов, или сумасшедшей фанатичкой, которая мечтала явить в мир ожившую Смерть?
Ведь я не могла не предполагать и такой вариант событий. Вероятно, Люциан действительно не мог поступить иначе. Может быть, у него и впрямь не было иного выхода, кроме как выжечь этот культ под корень. Уничтожить всех и вся.
Но мое сердце отказывалось в это верить. Я не могла представить себе, что женщина с ребенком на руках могла замыслить что-то недоброе против всего мира. Независимо от меня фантазия уже рисовала мне красивое лицо брюнетки, улыбающейся маленькому комочку, завернутому в одеяло.
Я бы улыбалась именно так.
А еще я не могла понять, зачем же убили эту женщину. Ведь можно было наказать, посадить в темницу, отправить послушницей в Светлый храм. Она могла там воспитывать свою дочку в маленькой келье, перемежая заботу о ней с тяжким трудом.
И у меня была бы мать.
Но, увы, все случилось совсем не так.
Впереди узенькую поляну пересекало толстое поваленное дерево, нарочно перевязанное цепями по краям, а рядом стоял огромный плоский валун, подозрительно напоминающий столик. Место отдыха, столь дико и по-деревенски обставленное, казалось очень необычным на территории императорской академии. Стоило представить, как какая-нибудь маркизочка добирается сюда от тропинки на своих каблуках, а потом, старательно приглаживая юбки, садится на низкое бревно, как становилось смешно. Наверно, поэтому здесь никого и не было. А мне такое славное местечко было как раз по нраву.
Я бросила на столик свой камушек, а затем смело уселась на древесный ствол, отчего и так укороченная юбка довольно сильно задралась, оголив часть бедер. Но в такой глуши мне до этого не было никакого дела.
Достала из кармана Люциана-младшего и усадила его перед собой. Пушистый белый комок сонно встрепенулся и медленно засеменил по гладкому валуну, осматриваясь.
Оба клыка все так же торчали из-под мягкой шерсти на мордочке. Глаза стали чисто черными с какой-то красноватой точкой внутри.
Я внимательно оглядела его со всех сторон, чтобы заметить какое-нибудь новое изменение. Но, похоже, все сюрпризы остались позади, и теперь хомяк всегда будет выглядеть именно так, как сейчас.
Закрыв глаза на миг, я распахнула их снова, чтобы увидеть потоки Тьмы. Нечто похожее на черную паутину облепило грызуна с одной стороны тела.
Я по привычке поводила руками над пушистым тельцем, «подергала» нити паутинки, удостоверившись, что они остаются неподвижны, и удовлетворенно кивнула.
— Ну, друг, похоже, мы с тобой пока справляемся с этой заразой, да? — улыбнулась я мелкому товарищу, почесав того за ухом.
Хомяк замер посреди стола и тихонько ухнул, подставляя голову для поглаживаний, словно что-то соображал.
— Кто у нас тут? Крыса-нежить? — раздалось вдруг впереди из-за широкого дерева. — Даже зверюшки у тебя паршивые, деревенщина.
Я резко подняла голову, хмуро гадая, кого опять нелегкая принесла.
Медленно выходя чуть поодаль из тенистых зарослей, широко усмехалась какая-то блондинка.
И чего усмехалась, спрашивается? Тоже мне, юмористка.
— Пустой смех — мозги с орех, — бросила я невозмутимо и снова почесала Люциана-младшего, краем глаз отмечая, как сползла с круглого личика дерзкая улыбка. — Это не крыса, а хомяк. И вполне себе симпатичный.
Девушка подошла поближе и оперлась плечом о ствол ближайшего дуба. Потом надула губы и сложила руки на груди.
— Грубиянка, — фыркнула она. — Ты разве не знаешь, что низшая нежить все равно не понимает, что ты делаешь? Ей наплевать. Как кукле в руках кукловода.
Я, конечно, не знала. Мало еще нам успели объяснить за то короткое время, что я упорно пытаюсь вылететь из чудной императорской академии. О природе и желаниях умертвий мне было почти ничего неизвестно. Да только…
— Какое это имеет сейчас значение? — переспросила я вяло.
— Как это какое? — удивилась девушка. — Вот если бы ты смогла создать высшую нежить типа духа, драугра или лича, то, вероятно, даже смогла бы с ними поговорить. Такие существа и после смерти обладают зачатками разума. Кто-то больше, кто-то меньше. Именно поэтому их так сложно подчинить. Приходится подавлять чужую волю. Но тогда твои поглаживания хотя бы имели смысл. Мертвая тварь почувствовала бы. Хотя вряд ли ее существование от этого сильно бы улучшилось: сохранять разум, зная, что ты — мертв, это самое ужасное, что можно придумать.
— Если ты намекаешь на моего хомяка, то он не мертвый, а вполне себе живой.
— Да брось, если он и живой, то это ненадолго, — махнула рукой она. — Я вижу, как его оплели нити Тьмы, а, судя по цвету, это последняя стадия. Сумеречная магия заживо превращает его в умертвие. Незавидная участь. Или ты на этом страшилище эксперимент ставила? Хотела понаблюдать, как Тьма меняет телесные структуры живых?
В этот момент светло-голубые глаза блондинки даже засветились интересом. Ну маньячка, не иначе. У нас в Козьих Шишечках у таких детишек еще в глубоком детстве отбивали жестокость и всякое желание издеваться. Пороли их нежные филейки мочеными розгами до красноты.
— Дорогуша, я не знаю, как тебя зовут, но, поверь, если бы мне вздумалось проводить эксперименты, я скорее выбрала бы для этой участи кого-нибудь другого. Кого не так жалко. Вот тебя, например.
Честно говоря, я не узнавала сама себя. Откуда взялось столько агрессии? Как правило, заскоки и грубость высокородных меня никогда не задевали. А вот теперь почему-то невероятно сильно хотелось вцепиться этой дурочке в космы и хорошенько оттрепать. Казалось, что станет легче, упадет тяжелый камень с плеч. И я смогу снова нормально дышать.
Только вот злилась я явно не на девушку.
Магиана надула губы, поправляя свое длинное платье цвета запекшейся крови. И я впервые обратила внимание, что передо мной демонолог. Кроме того, если приглядеться, это была та самая «томная леди», что совсем недавно беззастенчиво лебезила перед Леонаром. И та самая, которую я перед ним передразнивала.
— Я — Эмилия, единственная дочь маркиза Валенсиана, — с легким вызовом бросила она, — и ты должна относиться ко мне с должным уважением, деревенщина. А не сравнивать со своим паршивым полумертвым хомяком.
Я усмехнулась, неожиданно отмечая, какой злой вышла эта усмешка.
— Во-первых, в императорской академии мы равны. И я — не большая деревенщина, чем ты. А во-вторых, Эмилия, мой хомяк гораздо симпатичнее тебя. Эта швабра цвета перегнившей за зиму травы, что у тебя на голове, рядом не стояла со снежно-белыми прядями Люциана.
— Что? — чуть не проглотив язык от гнева, бросила девушка. — При чем здесь ректор?
Я поморщилась, неожиданно почувствовав волну дрожи, прокатившейся по спине. А ведь и правда, у моего… у нашего ректора волосы точно такие же снежно-белые. Сумеречно-белые…
— Я имела в виду хомяка. Хомяка зовут Люциан, — ответила через силу, пытаясь отогнать неприятные тяжелые мысли, вдруг наполнившие голову.
Почему у ректора волосы такого же неестественного цвета? Почему кожа такая светлая, как правило, немного прохладная?.. Если не касаться груди…
От ярких картинок слегка бросило в жар.
Даже несмотря на то, что сделал этот мужчина, я продолжала вздрагивать от одного воспоминания о нем. Даже несмотря на то, что он, похоже, до сих пор не решил, стоит меня убивать или нет.
Опять обожгло болью где-то между ребер. Я почти до скрипа сжала зубы, чувствуя, что глаза вдруг стали влажными.
Нет уж, сейчас точно не время для этого.
— Назвать белую крысу именем ректора, — фыркнула Эмилия. — Только такая глупая овца, как ты, могла до этого додуматься!
— Имя хомяку придумал Леонар, — ответила, не поднимая головы. — Я передам ему, какого ты мнения о его мыслительных способностях.
Как и предполагалось, после упоминания принца Эмилия побелела, как утиная скорлупа.
— Тебе бы подучиться манерам, нахалка, может, для официантки в трактир и сгодилась бы, а так…
Кажется, от этого диалога у меня начинала раскалываться голова.
— Плохие манеры у меня, да? — переспросила я, поджав губы от внезапной обиды. Ведь в глубине души я понимала, что она права. И наверняка для каждого магиана этой академии становится очевидным мое происхождение, стоит мне только открыть рот. Похоже, для них я — низшее существо. Только почему вдруг меня стало это так задевать? Не потому ли, что это делало пропасть между мной и ректором еще больше? Еще темнее?
Хотя, может, больше уже и невозможно.
Не успела Эмилия ответить хоть слово, как я схватила со стола тот самый камень, который вертела в руках по дороге сюда, и швырнула в обидчицу.
— Вот тебе мои манеры! — крикнула я и тут же поняла две вещи.
Во-первых, кидаться камнями было бы глупо даже в Козьих Шишечках. К тому же, честно говоря, мне не очень-то хотелось травмировать несчастную маркизочку. Но гнев иногда мешает думать головой.
А во-вторых, вместо камня я сдуру швырнула в высокородную выскочку хомяка! А уж его мне было гораздо жальче!
В результате через пару мгновений, которые показались вечностью, бедняга Люциан-младший впечатался в девушку и неожиданно прилип к ней, как банный лист.
А Эмилия пронзительно закричала.
Я вскочила с места, уже собираясь подбирать искалеченное животное, но тут же замерла на месте. Белоснежный комок завис где-то в области шеи девушки, а та усиленно пыталась его оторвать, громко вереща. Совсем скоро ей это удалось, грызун свалился в траву и удовлетворенно потрусил ко мне.
— Эта тварь меня укусила! — рявкнула магиана, зажимая небольшую ранку.
В целом она выглядела не такой уж и пострадавшей. Из маленького пятна на шее даже кровь не шла.
Я пожала плечами, помогая Люциану-младшему опять забраться на стол.
— Прости, друг, я не нарочно, — бросила ему, почесав пушистое ухо. А для Эмилии невозмутимо прибавила: — Я бы тебя тоже укусила, будь я хомяком.
Она захлебнулась очередной фразой. Широко округлила свои пустоватые голубые глаза и умчалась за деревья.
А я села обратно на древесный ствол и глубоко вздохнула. Что-то не клеилось у меня общение с высокородными. Хотя мне вполне хватало Фирузанны в качестве подруги.
Но оставалось надеяться, что хотя бы этот инцидент не повлечет за собой последствий. Впрочем, всегда можно сказать, что мне совершенно не известно, кто там покусал эту маркизочку. Насколько я помнила, она вообще третьекурсница. С какой стати нам быть знакомыми?
Я еще раз погладила хомяка и вздохнула.
В этот момент за моей спиной раздался хруст веток. Резко разворачиваясь, я запальчиво бросила:
— Тебе что, мало?
И тут же слова застряли в горле, а грудь словно сковало морозными цепями: ни вздохнуть, ни отвести взгляда.
Передо мной среди изумрудной зелени стояла высокая фигура ректора. Он странно смотрел на меня дождливой серостью своих глаз. И от этого пристального тяжелого внимания все внутри меня переворачивалось.
— Да, мне мало, магиана Ирис, — мрачно ответил он и шагнул ко мне.
Не знаю, как у него это получалось, но от одного этого неподвижного взгляда, приправленного низким тембром, будто хрустящим от острых осколков, хотелось в ту же секунду спрятаться или убежать.
Или прижаться ртом к его мягким прохладным губам, стирая с них ледяную стужу. Прогоняя грозу из глаз, наполняя их тем самым взглядом, от которого подкашиваются колени…
Я не должна была об этом думать. Не должна была этого хотеть. Ректор обманывал меня, и по всему выходило, что он мне враг.
Но, несмотря ни на что, я не могла не хотеть.
— Нам нужно поговорить, магиана Ирис, — тихо и уверенно сказал он, подходя ближе.
— Разве мы не все обсудили? — с какой-то затаенной обидой бросила я. Хотелось, чтобы это вышло гордо, но получилось жалко.
— Думаю, что не все.
Он подошел еще ближе, заставляя воздух вокруг меня стать горячим, и неожиданно сел на бревно рядом. В каком-то полуметре от меня! Протяни руку, и дотронешься. Поверни голову, и спрятаться от серого взгляда станет уже некуда…
— Мне кажется, вы не до конца поняли все, что я хотел сказать. И для чего я это вам рассказал, — начал он, и голос вдруг оказался тихим. Почти бархатным.
Нет, если он будет говорить вот так, у меня совсем не получится на него злиться!
Я на миг задержала дыхание и отвернулась, прежде чем ответить:
— А разве тут много вариантов?
Не смотреть. Я не должна смотреть на него, иначе вся обида исчезнет под взглядом его серых глаз.
— Вы убили мою мать, сделали меня сиротой и до сих пор раздумываете, а не нужно ли убить еще и меня, — продолжала я, чувствуя, как по крови расползается болезненная отрава обиды. — По-моему, все предельно ясно.
— Лариана, — тихо позвал он, и я вздрогнула, услышав свое имя, — вы должны понять, что другого выхода не было ни у меня, ни у остальных членов корпуса. Тех, что остались в живых… — добавил он отрывисто.
А я почувствовала, как липкие пальчики ужаса чертят у меня на позвоночнике холодные круги.
Значит, это была не просто резня?
— Ваша мать, — продолжал Люциан будто через силу, — была высшей жрицей. Вы знаете, что это означает?
— Нет, — коротко ответила я.
Горло вдруг отказалось повиноваться, сдавленное чем-то горьким, застывшим у самых ключиц.
— Это значит, что благодаря темным ритуалам и служению Тиамант сумеречная магия настолько сильно вошла в ее тело, что она перестала быть человеком. Даже ее кровь была отравлена некромантией. И ее цвет изменился.
— Но… я не понимаю, — едва выдавила я, чувствуя влагу, подступающую к глазам.
Ректор вздохнул.
— Она собиралась принести свою дочь в жертву богине. Вас, Лариана. Если бы не мы, вы бы не выжили.
В этот момент что-то мокрое полилось по щекам.
Значит, у меня все-таки не было матери…
— Мне жаль, — проговорил он.
Тихо. Ошеломляюще тихо. Только стук сердца, отдающийся пульсом в ушах.
— А может, та жрица вовсе и не была моей матерью? — произнесла я и сморщилась от того, как жалко это прозвучало. Но Дэйн только глубоко вздохнул:
— К сожалению, была. Когда мы решили сохранить вам жизнь, то произнесли заклятие на поиск родственной крови. Хотели отдать ребенка семье. Но нити магии указали…
— На труп, — закончила я, когда ректор на мгновение затих, будто подбирая слова.
Судя по всему, так оно и произошло, потому что он не стал отвечать, но через пару секунд продолжил:
— Теперь спустя годы я начал опасаться, что кто-то из адептов культа мог остаться в живых. — Его голос был низким и словно извиняющимся.
Но с чего бы? Может, мне все это только казалось.
А Люциан продолжал говорить. И, как ни странно, его слова меня успокаивали. Незаметно, едва ощутимо убаюкивая.
— Я боялся, что кто-то мог обучить вас магии, чтобы продолжить дело высшей жрицы. Но это была моя ошибка. Простите меня, магиана Ирис.
Хотелось вздохнуть, но из груди вырвалось что-то сиплое. Я не могла вымолвить ни слова, как ни старалась. Какая-то горечь душила изнутри, и только сила воли мешала разреветься прямо на глазах у ректора.
— Магиана Ирис, — позвал он, но я закрыла глаза, зажмуриваясь.
— Зачем вы оправдываетесь передо мной? — с трудом проговорила я. — Вы — ректор императорской академии, член какого-то там корпуса! Мнение сопливой первокурсницы не должно вас волновать.
Проговорив все это на одном дыхании, я распахнула крепко зажмуренные глаза и встретилась со странно сверкающим серым взглядом. В нем была задумчивость, непонятная тоска и океан чего-то мрачного, что плескалось в самой глубине.
— Лариана… — попытался ответить он, но я перебила:
— Если вам важно, что другие будут обо всем этом думать, то не стоит переживать. От меня об этом никто не узнает. Теперь я верю, что у вас не было иного выхода. В конце концов, вы же сохранили мне жизнь, а не убили, как остальных. Значит, вероятно, я должна быть вам благодарна. Так что не беспокойтесь, вашу репутацию я не испорчу. Хотя вряд ли мне это было бы под силу…
Серый лед радужек стремительно темнел.
После всего сказанного я встала с дерева, намереваясь побыстрее уйти отсюда и все-таки пореветь где-нибудь в уголке. Там, где никто не увидит и не услышит. Там, где я снова останусь одна, как и всю свою жизнь.
Но в этот момент Люциан резко схватил меня за руку и с силой потянул на себя. Я вскрикнула, потеряв равновесие. И уже через секунду сердце оглушительно забилось. Потому что теперь со всех сторон меня окружали крепкие, уютные до стона и нежные до крика… объятия.
— Какая, к демонам, репутация?! Что вы несете, магиана Ирис? — нахмурившись, воскликнул Люциан, оказавшись вдруг ошеломляюще близко. Повсюду — его руки, колени, дыхание, сверкающие радужки цвета дымчатого хрусталя… — Какая репутация, когда все мои мысли разбиваются на осколки, стоит увидеть ваши глаза? Да мне плевать, что будут думать остальные. Ведь стоит только раз посмотреть на ваше лицо, в котором застыли невыплаканные слезы, и мне хочется умереть и никогда не рождаться. Лишь бы больше не причинять вам боль. Разве это похоже на то, что должен испытывать ректор к юной магиане? Скажите, Лариана, хоть немного похоже?
Его голос был хриплым, местами переходящим в рычание. Он крепко прижимал меня к своей груди, и даже сквозь ткань жилетки и рубашки я слышала, как громко бьется сердце.
— Потому что мне кажется, что я сошел с ума…
Он положил мою голову на сгиб локтя, не сводя с меня глаз.
От его слов бросило в жар еще больше, чем от позы, в которой мы оба оказались. Между ребрами словно взорвалось маленькое солнце, разливая повсюду обжигающий огонь.
Мой ответ так и умер на языке в приоткрытых губах, жадно ловящих воздух. Я не могла поверить, что все это мне не снится. Продолжала смотреть на Люциана ошарашенно широко распахнутыми глазами, словно пыталась прочесть в худом, напряженном лице, что мне все это послышалось.
— Лариана, — почти с болью позвал Люциан, заставив меня вновь задрожать. Высокий мужской лоб пересекла тонкая морщинка. Он хотел, чтобы я ответила. Но разве может ответить рыба, выброшенная на берег? Утонувшая нежными плавниками в раскаленном песке?
— Лариана, — тише повторил он, зарываясь рукой в моих волосах, поглаживая, успокаивая, лаская.
И кажется, еще немного, и…
— Ла-ри… — едва звучит в воздухе, и все. Мир летит в пропасть вместе с его губами, накрывающими мои в каком-то диком, горячем поцелуе, полном жажды, желания, необходимости.
Быть рядом, касаться, вдыхать запах. Быть одним целым…
Я замерла на миг. В голове что-то лопнуло и разорвалось, рассыпаясь искристыми звездами. Как черное затмение, застилающее разум. Как прохладная ночь, остужающая разгоряченную за день землю.
Он целовал меня со всей силой и страстью. Целовал так, как не целовал меня никто и никогда. Сводил с ума мягкостью и сумасшедшим вкусом своих губ. Языком, который властно проник в меня. Желанием взрослого мужчины и одновременно нежностью и ослепляющим исступлением.
Я тяжело выдохнула, едва не застонав. Скорее почувствовала, чем осознала, как прижимаюсь к нему ближе, сначала притягивая за рубашку, а затем скользя рукой к вороту и обнаженной шее.
Прохладной, мягкой, с отчаянно бьющимся пульсом под светлой кожей.
Кончиками пальцев проникла в белый водопад за ухом, очерчивая линию роста волос.
Люциан тихо выдохнул, вдруг прикусывая меня за нижнюю губу, а потом полностью засасывая верхнюю.
Я застонала, чувствуя, как сгораю изнутри. Как лопаются все струны разума, горячим металлом заливая вены, скапливаясь ноющим жаром внизу живота. До крика, до судорожно сжатых пальчиков на ногах.
Светлые силы, когда этот поцелуй успел стать таким эротичным?
Нет, он таким был с самого начала.
Я задыхалась, ощущая, что вот-вот умру в собственном огне. В его огне.
Но в этот момент он внезапно отстранился, практически вырвав у меня стон разочарования.
— Лариана, — произнес он невероятно низко, с легкой вибрацией, от которой во всем теле разлилась неодолимая слабость, — ты простишь меня?
Кажется, я задержала дыхание, чувствуя, как улыбка сама просится на губы. Под ребрами неистово хлопала крыльями демонова туча бабочек.
— Прощу, — тихо ответила я, внезапно краснея и смущенно опуская глаза. Ведь, по сути, мне и прощать его было не за что, он исполнял свой долг. — Прощу, если вы ответите мне на вопрос…
Внезапно стало невероятно страшно спросить то, что вертелось на языке. Даже похолодели кончики пальцев, которыми я перебирала маленькие пуговицы на мужской рубашке. Кружочки красного золота на темно-синем фоне прекрасно отвлекали внимание от глаз. Губ. Морозного дыхания с легким запахом ментола.
— На какой, Лариана? — немного мурлыкающим голосом уточнил он.
Я выдохнула, чувствуя, как кровь сильнее приливает к пунцовым щекам.
— Что это все значит? — едва ворочая языком, произнесла я. Словно горло внезапно сжалось от страха.
И стало еще более неловко, когда краем глаза я заметила расцветающую улыбку в уголках его губ. Таких красивых губ…
— Что именно ты имеешь в виду? — И тембр голоса еще больше стал похож на кошачий. Тигриный. Игривый.
— Ну, ваши слова… О том, что должен испытывать ректор к магиане. И о том, что испытываете вы…
Казалось, я вот-вот провалюсь сквозь землю. Наверно, лучше бы так оно и случилось, потому что улыбка на его губах стала вполне настоящей.
А я так и не решалась поднять глаза, пока он вдруг не коснулся моего подбородка, почти заставляя посмотреть на себя.
И когда наши взгляды встретились, воздух снова заискрил.
— Что же тут непонятного, Лариана? — мягко произнес он, заставляя меня снова и снова ощущать волны дрожи от каждого произнесенного им слова.
Он словно пытался вынудить меня произнести это все самой. И наслаждался моим смущением. А я кусала губы, все сильнее сгорая в расплавленном серебре его глаз.
В конце концов, собравшись с духом, я зажмурилась, чтобы не видеть его реакции, и проговорила:
— Господин Люциан, вы хотите быть со мной?
Получилось как-то малопонятно и совершенно глупо. Но если он и сейчас сделает вид, что не в курсе, в чем был смысл вопроса, пожалуй, я культурно попрощаюсь и уйду к себе в общежитие сгорать со стыда в одиночестве.
Несколько долгих мгновений прошли в тишине, и только ужасно громкий стук моего сердца отсчитывал доли секунд.
Я распахнула глаза, чтобы понять, почему он молчит. И тут же встретилась с темно-серым взглядом.
Губы ректора оставались неподвижны, но в глазах, направленных на меня, застыла улыбка.
— Пожалуйста, зови меня Дэйн, — вдруг сказал он.
По затылку к пояснице ухнула волна мурашек. А потом он наклонился к моему лицу и медленно коснулся приоткрытыми губами рта. Едва заметно, двигаясь снизу вверх, отстраняясь и тут же снова опускаясь. Играя на мне, как на струнах гитары, заставляя податься навстречу, приоткрывая рот, с закрытыми от восторга глазами жадно ловить его ускользающее дыхание.
Затем с внезапной хрипотцой он добавил, шепча слова прямо в губы:
— Я не просто хочу быть с тобой, Лариана. Я хочу, чтобы ты была моей…
