Глава 8
В которой месье Крокроль дарит Захре розовые розы
Захра не знала, как сказать Клеберу, что она его любит. На дне рождения Корантена она старалась держать его на расстоянии. «Уважай себя, тогда и другие будут тебя уважать», — говорил ее отец Ларби. Но теперь Захра только и мечтала, чтобы Клебер уважал ее чуточку поменьше. У кого спросить совета? Захра была старшей из семи сестер, самой красивой жемчужиной в материнском ожерелье. Но любимицей Ясмины, их матери, была младшая дочь, глухонемая Амира.
— Ох уж эти девчонки, — ворчал Ларби.
Он обожал своих дочерей. Однако в последнее время его беспокоила Захра. Она перестала смеяться. А народная мудрость гласит: раз девушка загрустила, виноват, не иначе, какой-нибудь парень.
— Захре в следующем месяце исполняется семнадцать лет, не забыли? — спросил он как-то раз за семейным столом.
— Нет! Нет! Разве про такое забудешь! — загалдели Джемиля, Лейла, Наима, Нурия и Малика.
Амира не проронила ни звука, но радостно улыбнулась. Она читала по губам отца.
— Так вот, послушайте меня. «Жизнь в здешнем мире — лишь обманчивое наслаждение».
— Ну хватит уже, сколько можно! — поморщилась самая дерзкая из сестер, четырнадцатилетняя Джемиля.
— Но так сказано в Коране, — запнувшись, возразил Лабри. — Если хочешь увидеть «сады, где текут ручьи»…
— Райские сады Аллаха хороши для мужчин, — опять перебила его Джемиля.
Все сестры засмеялись, кроме Амиры, которая ничего не поняла.
— Лучше бы это ты уродилась немой, — с горечью сказал Лабри. — В мое время никто не посмел бы перебивать отца. Мой отец любил повторять: «Слышать — значит слушаться».
— В таком случае я бы предпочла уродиться глухой, — сказала Джемиля.
Захра, воспитанная в повиновении, испуганно посмотрела на младшую сестру. А отец семейства, разбитый наголову, обратился за поддержкой к жене:
— Но так написано в Коране!
Ясмина воздела глаза и руки к небу. Трудно сказать, что означал этот жест, но спор прекратился.
Вечером, так ни с кем и не поговорив, Захра сидела у себя в комнате. Она пыталась повторять химию, но в голову лезло совсем другое. Перед глазами, как в волшебном фонаре, сменяли друг друга картинки: вот Беатрис заигрывает с Клебером, приподнимает свою рыжую гриву, уводит его с собой.
— Что с тобой?
Захра медленно подняла взгляд на Джемилю:
— Ничего.
Но младшая сестра подсела к ней и нетерпеливо подтолкнула локтем:
— Ну, говори же! Как его зовут?
— Клебер.
— Чудное имя. А он хоть красивый?
— Даже слишком.
— Да ты и сама ни дать ни взять кинозвезда!
Захра печально улыбнулась.
— А он тебя любит?
— Сначала мне казалось, да. Но сейчас он гуляет с другой.
— Она красивая?
Если бы все было так просто, как представлялось Джемиле!
— Рыжая, под мышками волосы торчат, и от нее несет свининой.
Враки, конечно, зато Захре полегчало.
— Так ты его отбей, — шепнула Джемиля. — Заморочить парню голову проще простого!
Захра вздрогнула.
— Пойдем, я тебя научу.
Джемиля подвела сестру к зеркалу. Расстегнула ей пару верхних пуговиц, подтянула повыше юбку, подвела тушью нижние веки, чтоб заблестели глаза, и показала, как изображать любовное томление: приоткрытые губы, пылкий взгляд…
— Во что это вы играете? — спросила, зайдя в комнату, Лейла.
— В гарем, — ответила Джемиля.
Лейле было всего двенадцать, но кое-что она уже соображала.
— У меня есть помада с клубничным вкусом, — сказала она и стала рыться в школьном пенале. — Она придает губам блеск, а поцелуям — аромат.
— Ты что, уже целовалась? — с ужасом спросила Захра.
— А то нет! Живем один раз!
Вскоре все трое завязывали блузки выше пупка, обсуждали, где бы сделать пирсинг и тату, заплетали друг другу затейливые косички.
— У меня волосатые ноги, — пожаловалась Джемиля. — Это ужасно!
Лейла стащила и принесла отцовскую бритву и мамин крем-лифтинг для груди. Они устроили соревнование, в котором после нескольких попыток победила Захра. Сестры признали это без тени зависти. Ей сделали массаж, навели макияж, и вот она лежала на кровати полуобнаженной, в позе любимой наложницы султана.
— Вот бы Клебер тебя увидел! — вздохнула Джемиля.
Но Клебер не увидел ее ни в тот вечер, ни на следующее утро. Поплавать толком в бассейне не вышло, зато он успел здорово простудиться и теперь сидел дома больной.
— Месье Крокроль тоже кашляет. Кхе-кхе-кхе!
Кролик в руках Умника заходился в кашле, сгибался пополам и болтал ушами.
— Оставь меня, пожалуйста, в покое! — просипел Клебер.
Он кашлял, из носа текло, глаза слезились.
Обиженный Умник побродил взад-вперед по комнате. Потом взял в одну руку кролика, в другую — мешок с плеймобильчиками, а зубами вцепился в тряпичные уши крольчихи. Это была его новая мания — таскать в зубах мадам Крокроль.
— Перестань! — строго сказал Клебер. — Порвешь!
— Это ше прошто игрушка, — прошепелявил Умник и вышел за дверь.
Он направлялся в гостиную, но тут зазвонил домофон. Обученный квартирантами, Умник нажал на кнопку и побежал предупредить Клебера.
— Это Шахра!
— Что-что?
— Шахра!
— Да выплюнь ты эту дрянь!
Наконец Клебер понял: к нему пришла Захра сказать, что задано, а он, о ужас, страшный, как смерть, с немытой головой и красными глазами.
— Я не хочу, чтобы она меня застала в таком виде, — сказал он Умнику. — Попроси ее передать тебе задание и скажи от меня спасибо.
Захра пожалела, что не увиделась с Клебером, хотя, с другой стороны, ей было бы неудобно зайти в его спальню.
— У него грипп? — спросила она.
Умник покачал головой и тоном знатока сказал:
— Нет, у него кашлючая болезнь.
Захра улыбнулась. Она очень любила детей, а Умник ведь и был большим ребенком.
— Ты принесла работу для Клебера?
Захра вытащила тетрадки.
— Тут буквы, да?
Она засмеялась:
— И цифры тоже.
Умник понимающе кивнул:
— Двенадцать?
Захра хохотала.
— Ты умеешь считать?
— А как же! Раз, два, три, четыре, бэ, двенадцать!
Захра задыхалась от смеха. Она боялась обидеть Умника, но не могла остановиться. И чем больше старалась сдержаться, тем сильнее заливалась. Умник смотрел на нее озадаченно.
— Ты любишь смеяться, — заключил он наконец.
Захра утерла слезы. Смех все еще клокотал у нее в горле.
— Спасибо, — сказала она и тронула Умника за плечо. — Было очень приятно.
Захра ушла, а Умник стал листать ее тетради. Написано все было очень аккуратно, но чего-то, на его взгляд, не хватало.
— Некрасиво! — пробормотал он.
— Но у тебя же есть карандаши? — подсказал месье Крокроль.
Умник притащил пенал с карандашами и для начала украсил разноцветными каракулями тетрадь по физике, подбирая теплые тона: красный, желтый, оранжевый. Потом исчертил тетрадь по истории загогулинами в синей гамме: от голубого до сиреневого и густо-фиолетового. А в тетради по математике решил потренироваться в написании буквы «В». Он выводил строчку за строчкой, а Крокроль отпускал комментарии:
— Вот эта совсем завалилась! А у этой, о-хо-хо, висит три брюха!
Только через полчаса, исчеркав всю тетрадь, он понял, что, кажется, сделал большую глупость. И, как всегда, когда такое случалось, вытаращил глаза и дико закричал:
— Клебер!!!
С этим воплем он и ворвался в комнату брата. Клебер только-только заснул.
— Ой, Клебер! Я всё замалякал!
— Что? Где?
Клебер едва успел открыть глаза, как на него дождем посыпались тетрадки.
— Я очень плохой! — рыдал Умник.
Преодолевая слабость, Клебер открывал тетрадь за тетрадью.
— Не может быть! Нет, правда! Что же ты наделал?! — шептал он, а над особо затейливым орнаментом в тетради по истории потерял дар речи.
— Теперь ты меня бросишь в лесу?
«Я отдам тебя в Маликруа», — подумал Клебер. Терпению его пришел конец.
В тот же вечер позвонил месье Малюри-старший. Он был слишком занят устройством семейной жизни с молодой женой Матильдой и о своих сыновьях вспоминал нечасто.
— Ну, как дела? — спросил он Клебера. — Справляешься с Умником?
— Не очень. С ним сплошные неприятности.
— Я тебя предупреждал.
Оба замолкли. Клебер ждал хоть какой-то помощи, сочувствия, поддержки, совета.
— Не знаю, есть ли еще места в Маликруа, — сказал наконец месье Малюри.
— Зачем же так сразу? — сдаваться Клебер не хотел. — Просто я сейчас болен, и… — словно в подтверждение этих слов, он зашелся кашлем, — …если бы ты мог взять Умника хотя бы на выходные…
— Э, нет! Об этом не может быть и речи. — Это прозвучало так резко, что месье Малюри пустился в объяснения: — Понимаешь, Матильда беременна. И она не может смотреть на Умника — ей страшно. Неизвестно ведь, почему он таким родился.
— Разве не из-за лекарства, которое мама… — начал Клебер, но опять закашлялся.
Месье Малюри молча ждал, пока приступ пройдет.
— В общем, я сам заварил кашу, мне и расхлебывать, так? — подытожил Клебер.
— Я могу позвонить в социальную службу.
Клебер в полном изнеможении положил трубку. Но отдохнуть ему в тот вечер, видимо, было не суждено. Стук в дверь — явился Энцо. Клебер все ему рассказал.
— Что мне делать с Захрой?
— Розы, — коротко сказал Энцо.
— Розы?
— Подари ей розы. У меня как раз есть наготове отличный, свежий букет. А в середину положи карточку и напиши: «Прости меня». Карточку тоже могу дать.
Скоро о несчастье узнали все квартиранты и приняли его близко к сердцу. Корантен раздобыл красивую бумагу, чтобы завернуть букет, а Арья подсказала Умнику что-нибудь нарисовать для Захры.
— Чтобы она тебя простила, понимаешь?
— Я нарисую месье Крокроля!
Сказано — сделано. Кролик получился отменный, с на диво выразительными ушами.
— Да у тебя талант! — восхищался Энцо.
Умнику тут же выдали целую стопку бумаги. Арья вспомнила, что видела когда-то замечательную выставку рисунков художника-шизофреника.
— Да, бывают гениальные идиоты! — подтвердил Эмманюэль.
Клебер охотно поверил в гениальность брата — пусть, пусть он рисует! И Умник нарисовал целую кроличью серию: месье Крокроль на дне рождения, в церкви, в бассейне, в магазине…
— Может, нарисуешь что-нибудь еще? — подсказал ему Клебер, когда появился двенадцатый кролик.
Умник помотал головой:
— Я только месье Крокроля умею…
— М-да, весьма специфический гений, — сказал Корантен.
Дома на Захру набросились Лейла с Джемилей они хотели знать, видела она Клебера или нет.
— Нет, он был в спальне.
— Так надо было туда пойти! — с досадой воскликнула Лейла. — Ты бы увидела его в постели!
— Болтаешь чепуху! — одернула ее Джемиля. — Сразу видно, что тебе двенадцать лет.
— Подумаешь, какая старуха нашлась!
— Лейла у нас продвинутый ребенок, — сказала Захра.
— И, честно говоря, она права, — Джемиля подмигнула сестре. — Надо было к нему зайти. Ну да ничего, если повезет — она скрестила два пальца, — у тебя еще будет случай завтра.
Джемиля была храброй на словах, но осторожной на деле. Она пообещала на всякий случай пойти вместе с сестрой. Захра отнекивалась, но недолго, чтоб Джемиля не передумала. Оставалось продумать детали завтрашней операции, то есть решить, что надеть.
— Ничего слишком открытого нельзя, мне ведь сначала в лицей.
Выход быстро нашелся: Захра наденет под блузку облегающую маечку А Джемиля решила повязать хиджаб. Захра была против: только мама Ясмина ходит у них в хиджабе!
— Да-да! — настаивала Джемиля. — Тогда он будет держать себя в руках.
Сестры условились, где и когда встретятся, чтобы вместе отправиться на улицу Кардинала Лемуана.
На следующий день, в пять часов, сестры стояли под козырьком закрытого магазина и спешно заканчивали последние приготовления: Джемиля, в бежевом плаще до земли, обвязывалась платком, а Захра, не снимая куртки, стаскивала из-под нее блузку — трюк непростой.
— Супер! — одобрила Джемиля. — Особенно когда наклоняешься. Он с ума сойдет!
— Это ты, кажется, сходишь с ума.
Когда Захра позвонила в домофон, Джемиля в знак поддержки сжала ей руку, но от волнения перестаралась — Захра вскрикнула от боли.
— Кто там? — отозвался голос в домофоне. — Алло, месье-мадам? Хорошая погода.
— Привет, Умник! Открой, это я.
Умник рванул по коридору.
— Клебер! На помощь!
Клебер по-прежнему лежал в постели; чихал и кашлял он уже поменьше, но температура у него держалась.
— Что еще стряслось?
— Там Захра. Она будет ругаться.
— Бери скорей букет. Отдай ей вместе с тетрадями и извинись. Да не забудь рисунок!
Умник побежал обратно к двери и в панике сунул в руки Захре все сразу: тетради, букет и рисунок.
— Это месье Крокроль замалякал, а я нарисовал месье Крокроля, а если я еще раз, Клебер меня бросит в лесу.
Сестры ничего не поняли, но обе прыснули со смеху.
— Ой, посмотри, какой кролик! — умилилась Джемиля. Умник раздулся от гордости:
— Это я нарисовал! Потому что я гений!
Девочки смеялись уже в голос. Но тут Джемиля шепнула сестре:
— А к нему-то мы пойдем?
И смех оборвался.
— А Клебер дома? — спросила Захра.
Умник кивнул.
— Мне надо кое-что ему объяснить из нового материала.
— Проводишь нас в его комнату? — вкрадчиво спросила Джемиля.
Чтобы освободить руки, Захра положила букет на стол в гостиной.
— Не забудь наклониться, — прошептала Джемиля.
Умник повел сестер по коридору.
Клебер так сильно закашлялся, что ему стало жарко, и он лежал, откинув одеяло. Умник вломился в комнату без стука.
— Ой! Он тут голый!
Сестры вошли вслед за ним. Клебер ошарашенно уставился на них, потом подскочил, как на пружине, и натянул на себя одеяло. И он, и Захра смутились и рассыпались в извинениях.
— Я не хотела тебя тревожить, но… — бормотала Захра, — …но тут такая вещь… нам велели…
Она забыла, что должна была сказать.
— Книжку, книжку прочитать! — прошипела ей в ухо Джемиля.
— …Прочитать одну книжку по философии. Тут у меня записаны название и автор.
Она подошла к кровати, наклонилась и положила на одеяло листок. Но Клебера сковывало присутствие Джемили, и он не посмел насладиться счастливо открывшимся видом.
— Это твоя сестра? — несмело спросил он.
— Да, — вмешалась Джемиля. — Но я сторонница традиционных взглядов. Это мой выбор.
Клебер почтительно кивнул. Ему хотелось только одного — чтобы сестры поскорее ушли.
— Да, и спасибо за цветы, хотя не стоило, конечно, — Захра пустила в ход отрепетированную накануне томную ужимку.
— Мне очень жаль, что мой брат так исчеркал твои тетради, — сказал Клебер.
— Как это исчеркал?
Клебер густо покраснел. Отдуваться за Умника приходилось ему. Захра открыла тетрадь по физике и была, мягко говоря, неприятно поражена. Между тем Джемиля с сумрачным видом пожирала глазами Клебера. Лихорадочно разгоряченный, обнаженный до пояса… Он произвел на нее большое впечатление.
— Ладно, ничего страшного, — сказала наконец Захра. — Я всё перепишу. Ну, мы пошли, до свидания.
Клебера опять стал душить кашель. Он махнул им рукой и уткнулся лицом в подушку. Было стыдно, неловко, противно.
Сестры вышли на лестничную площадку. Джемилю распирали впечатления.
— Ну что? — спросила она сестру. — Надеюсь, ты рас смотрела все, что хотела?
Захра пихнула ее локтем в бок. И обе со смехом побежали вниз по ступенькам.
