Глава 21
Работа есть работа
Ивату разбудили звуки зарождающегося дня. Через открытое окно их маленькой квартирки доносилось мерное дыхание океана. Ивата перекатился на сторону Клео — постель еще хранила ее тепло. Он слышал, как Клео, тихонько напевая, на кухне моет посуду. Закончив с посудой, она стала поливать цветы, шепча им что-то ласковое.
С безделушек Клео на комоде взгляд Иваты скользнул на ее одежду, сваленную на полу. Сквозь занавески в комнату пробивалось яркое утреннее солнце. И тут он понял: вот что значит быть влюбленным.
Дверь открылась, и спальню заполнил кофейный аромат.
— Просыпайся, соня!
Ее голос звучал как-то странно. Словно издалека. И шаги чудные.
И в этот миг чашки полетели на пол, а по ковру расползлось темное пятно.
Ивата понял почему.
Она не могла ровно ни стоять, ни ходить. У нее были переломаны ноги, и из кожи торчали обломки костей.
— Ни сливок ни сахара. Только ложечка меда для моей пчелки.
Ее слова походили на бульканье. Словно в легких у нее вода.
Ивата закричал.
* * *
Он проснулся уже за полдень, но чувствовал себя разбитым, словно и не спал вовсе. Последние двое суток он практически не ел, но аппетита так и не было. Так что завтрак его состоял из пары таблеток да воды из-под крана. Ивата взглянул на адрес, что дала ему Келли Лунд, и вызвал такси — не было сил снова кружить по серпантину, тем более когда ноет все тело.
В ожидании такси он решил еще раз посмотреть видеозапись, полученную от охранной службы «Парк Резиденс». На экране появилось размытое изображение, разделенное на восемь квадратов, как в комиксах. И на всех квадратах, кроме одного — где консьерж читал газету, — не было ни души.
Запись начиналась в 23:59 12 февраля 2011 года и заканчивалась в 23:59 14-го. Ивата стал просматривать запись в режиме перемотки, наблюдая, как с наступлением дня закипает жизнь вокруг дома. Когда таймер достиг значения «02:11» — 14 февраля, — он нажал кнопку воспроизведения. Вокруг дома никого не было. Консьерж сидел на своем посту.
В начале следующей минуты на нижнем правом квадрате открылись ворота парковки. Въехал велосипедист, не притормаживая, низко опустив голову. Он оставил велосипед вне поля видимости, спокойно подошел к лифту, потом нажал кнопку верхнего этажа. Его руки болтались вдоль тела, голова — по-прежнему опущена. За время подъема он не пошевелился. Лифт остановился, человек вышел. И все.
Ивата промотал вперед: когда таймер показал 02:31, двери лифта на верхнем этаже открылись, человек зашел внутрь. Манера его поведения не изменилась. Поза тоже. Он казался спокойным. Когда лифт выпустил его на парковке, он неторопливо направился к велосипеду. И был таков. Больше ничего не происходило, пока часа через три первые жители не начали покидать здание.
Здесь запись обрывалась.
Ус тавившись в черный экран, Ивата нахмурился и провел кулаком по губам. Он перемотал пленку на самое начало; это было утро накануне смерти Мины Фонг. Он просмотрел запись несколько раз подряд и записал передвижения обитателей дома до момента приезда Акаси в 08:06. Ничто не вызывало подозрений. На четвертый раз Ивата просто смотрел на экран.
Акаси пришел пешком. Он был высокого роста, но сильно сутулился. Шел словно через силу. Таким Ивата видел его впервые. Бритый наголо, он внешностью напоминал скорее светского льва, что-то вроде актера Ан Сон Ки. Мужественные, правильные черты, открытое лицо. То, что нужно для рекламы дорогого виски или швейцарских часов.
В вестибюле Акаси встряхнул зонтик и с обаятельной улыбкой показал консьержу полицейский значок. Он зашел в лифт и, пока ехал, перебирал какие-то бумаги в папке. Ивата смотрел на экран как завороженный. Он так долго шел по его следам, что ничего другого, в сущности, и не помнил. И вот сейчас он собственными глазами видел, как этот человек оставлял те самые следы. Поразительное ощущение.
В 08:07 Акаси вышел на этаже Мины Фонг и пропал из поля видимости. Ивата нажал перемотку. В 08:50, когда Акаси снова зашел в лифт, Ивата нажал воспроизведение. Акаси говорил по мобильному. Внизу он поблагодарил консьержа и вышел через главный вход, а на улице замер на секунду, глядя в небо. Он что-то пробормотал, возможно, выругался — шел дождь.
Ивата снова нажал перемотку, остановив запись на отметке «16:22» того же дня, когда Акаси приходил во второй раз. Консьерж впустил его, просто махнув рукой. Тот поблагодарил и подхватил свою сумку, как видно тяжеленную. Зонтика с ним не было. Он снова поднялся на этаж Мины Фонг и вышел из лифта в 16:24.
Ивата промотал вперед. В 17:11 Акаси вошел в лифт на верхнем этаже. Но он не давал лифту закрыть двери, выставив ногу, очевидно продолжая разговор, хотя Мина Фонг была невидима для камеры. Акаси улыбался, кивал и щурился в последних, ослепительно-ярких лучах предзакатного солнца. Ивата не мог разобрать слов, но было ясно, что говорил тот в высшей степени красноречиво. Прошла почти минута, наконец Акаси поклонился, и двери лифта закрылись.
Тогда Мину Фонг видели в живых в последний раз.
«Какого черта ты с ней обсуждал, инспектор?» — подумал Ивата.
По дороге вниз Акаси рассматривал свои ногти, его улыбка постепенно таяла. В вестибюле он попрощался с консьержем и ушел. Навсегда.
Ивата закрыл глаза, пытаясь выстроить график временной зависимости известных ему фактов.
— Три часа спустя ты покончил с собой, — прошептал он.
Ивата несколько раз пересмотрел эту сцену и покачал головой. У него мелькнула абсурдная мысль, а что, если над пленками кто-то поработал. Это было практически невозможно, но Ивата точно знал: что-то тут нечисто.
* * *
Через полчаса такси уже петляло по улочкам округа Самсёйпоу. Это был другой Гонконг: город замызганных жалюзи и жалких лавчонок. Чем глубже они забирались, тем более убогим становился городской пейзаж. Драные парусиновые навесы, казалось, не чистились веками. Из грузовиков сгружались мясные туши и синие пластиковые контейнеры с продуктами в захудалые ресторанчики, над которыми болтались покрытые ржавчиной, перекошенные неоновые вывески. Из окон прачечных вырывались густые клубы пара.
Ивата вышел из такси у одной из многоэтажек, стены которых обросли остовами неработающих кондиционеров, а из окон исходило мерцание телевизионных экранов и раздавалось шипение плит и человеческая ругань. В подъезде воняло мочой, из-под ног Иваты в полутьме разбегались тараканы.
Тараканы. Тараканы. Убить тварей.
Ивата подумал об убитой семье. Вспомнил, как, хромая, убегал от него Идзава. Ивата все-таки нашел его, а теперь он мертв. Все они гниют в земле.
Ветер дует, трава клонится.
К тому моменту, когда Ивата добрался до 16-го этажа, у него начали дрожать ноги и он еле дышал. Постучав в дверь Сьюзан Чун, он услышал детский рев. Ему открыла худая бледная женщина в бесформенной одежде, неопределенного возраста. Зато по выражению ее лица многое можно было прочитать. В одной руке у нее была сигарета, в другой яблоко. На Ивату она смотрела без страха, лишь со скукой.
— Полиция?
— Нет.
— Нет?
— Да, но…
— Я заплатила за этот месяц. Она резко захлопнула дверь.
— Я насчет Дженнифер! — крикнул он.
Секунд через десять дверь приоткрылась. В щель глядел глаз.
— Какой Дженнифер?
— Фонг.
Сьюзан закусила губу.
— Говорите.
— Меня зовут Косуке Ивата, я из полиции Токио. Я знаю, что вы дружили с Дженнифер.
— Ну и?
— Полагаю, тот, кто убил Мину Фонг, также причастен к смерти Дженнифер.
Сьюзан откусила от яблока и открыла дверь шире.
— Дженнифер Фонг покончила с собой, — сказала она с набитым ртом.
— А если нет?
Она затянулась и пожала плечами:
— Ну ладно, господин-из-Токио. У вас есть пара минут. Я устала.
Ивата вошел вслед за ней в обшарпанную комнату-студию. На полу ревел малыш. В кресле сидела пожилая женщина, безучастно глядя в окно и машинально издавая баюкающие слух ребенка звуки. Малыш замолчал и в изумлении уставился на Ива-ту — красными зареванными глазами, с соплями над верхней губой. Комната была завалена ворохами грязной одежды, а в маленькой раковине громоздилась гора немытой посуды. На полу лежал матрас, а рядом стоял пластиковый шкаф, в котором висели платья в красно-черных тонах.
Сьюзан поставила для Иваты стул, а сама уселась на матрас по-турецки. Она продолжала курить и медленно грызть яблоко.
— Задавайте вопросы, инспектор. Времени у вас в обрез.
— Вы хорошо знали Дженнифер?
— Я любила ее. А она меня.
— Она встречалась с кем-нибудь в 2005 году?
— Да.
Мальчик потерял интерес к Ивате, взобрался на колени к бабушке и стал наматывать на пальцы свои волосы.
— С кем?
— Подробностей не знаю. Я лишь пару раз видела ее со взрослым мужчиной. Она представила его, но мы никогда не говорили о нем, да и о других мужиках тоже.
— Он был японец?
— Ага.
— Как его звали?
— Икуо. Я запомнила только потому, что имя чудно́е. Не подходило ему.
На лице Иваты ничего не отразилось, но сердце его сжалось от боли. Он вспомнил запись на календаре Канесиро в офисе:
Встреча с И.
— Почему странное? Хотите сказать, вымышленное?
— Не вязалось оно с ним. Он… внушал ужас. Я говорила с ним лишь однажды, когда Джен нас познакомила, и не знаю… он словно видел меня насквозь. С моей профессией я повидала немало отморозков и одиноких мужиков, набивающих себе цену. Но этот совсем из другого теста.
— Он крепкого телосложения?
— О да, мощного, но не в этом дело. В нем было что-то звериное. Джен это либо нравилось, либо она просто не замечала.
— Вы можете описать его?
Сьюзан прищелкнула языком, как девчонка, которой мать приказала подобрать с пола одежду.
— Ну, высокий, как я сказала. Почти лысый. Густые брови. Глаза навыкате, словно он не высыпается. Мне трудно вспомнить его лицо. Как ни странно, я скорее помню выражение. Какое-то пустое.
Ивата достал вырезку с портретом Игараси и, почти ни на что не надеясь, показал ей.
— Нет, точно не он. Сразу видно, этот из умников. Слишком симпатичный.
— Сьюзан, вы часто виделись с Джен в последнее время? Келли Лунд и Нил Маркам говорят, что она как-то выпала из компании.
У женщины пискнул мобильник-раскладушка. Она открыла его, скривилась и тут же захлопнула.
— Нет, я тоже с ней не часто виделась. Нелегко мне пришлось, да и ей тоже. Но Келли-то при чем? По-моему, она была не особенно близка с Джен. По крайней мере, та не стала бы с ней откровенничать.
— Почему?
— Мне так кажется. Келли слишком приличная девочка. Всегда такой была. А чистеньким доверять нельзя. Я бы не стала верить ее россказням.
Ивата удивленно поднял брови:
— Келли считает, что Джен ни за что не завела бы отношений со взрослым мужчиной. Это просто не в ее стиле.
Сьюзан затушила сигарету в детскую тарелочку из пластика.
— Я и говорю, врет она.
— Когда вы в последний раз видели Джен, помните?
— Когда она разговаривала с Чарли Чоем — местным королем ночной жизни.
— Где?
— Я точно не помню, но он снабжает отели на Портленд-стрит и в районе Ваньчай. Где-то в тех местах. Вообще-то я страшно удивилась, что Джен якшается с подобным типом. Но она как раз была с этим Икуо, так что я не стала заморачиваться. Решила, что он знаком с Чарли и хочет разжиться дозой.
— И как она выглядела? Испуганно? Тревожно?
— Она была довольна. Ей все это нравилось.
Мобильник Сьюзан снова пискнул. Она чертыхнулась, поднялась и подошла к шкафу. Понюхала розовое коктейльное платье и вытащила его.
— Ну, господин-из-Токио, вам пора. Работа есть работа.
— Где мне найти Чарли Чоя?
— Пять тысяч. Думаю, этого достаточно.
— Вы говорили, вы любите Джен.
— Так и есть. Но она мертва, а я нет. Думаете, мне все даром достается? — Сьюзан указала на спящего малыша в объятьях бабушки.
— У меня с собой столько нет.
— Дойдем до банкомата, мне все равно сигарет надо купить.
— Как я его узнаю?
— Чарли-то? Уж поверьте, вы не ошибетесь.
