Глава 18
Дары моря
Рейс Токио — Гонконг, вылетевший из аэропорта Ханэда в 6:20, продолжался более пяти часов. Во время полета Ивата внимательно изучил дело Мины Фонг и снимки, полученные в компании «Ястреб». К моменту посадки в Международном аэропорту Гонконга почувствовал, что простудился. В зале прибытия потягивал безвкусный кофе и ждал. Через полчаса к нему подошел худощавый мужчина с густыми бровями, держа руки в карманах.
— Это вы Ивата? — спросил он по-английски.
— Да, я.
— Послезавтра в представительстве медицинской службы «Катей Пасифик» вас будет ждать доктор Вай.
— Спасибо.
— Я не знаю, зачем вы приехали, и не знаю, почему Таба решил вам помочь. Но я знаю, что вы причинили ему и моей сестре. На вашем месте я бы не искал со мной встреч.
Мужчина ушел. Ивата проглотил пару антигистаминных таблеток и направился к стойке заказа такси.
Такси уносило его по туманным дорогам острова Лантау, а затем по сети мостов в направлении округа Тхюньмунь. До психиатрической больницы «Зеленый мыс» они добрались в два часа дня. Выходя из машины под моросящий дождь и сжимая руках сумку, Ивата оглядел старинное здание. Построенное англичанами в те времена, когда покой и вид на океан были единственными методами лечения душевнобольных, оно стояло на вершине зеленого холма с видом на Баттерфляй-Бич.
На лестнице при входе его ждал крепко сбитый человек в льняном костюме с дорогим раскрытым зонтиком в руке.
— Господин Ивата? Я господин Ли, адвокат семьи Фонг.
— Спасибо, что согласились встретиться, господин Ли.
— Добро пожаловать в Гонконг. — Адвокат протянул ему холодную мягкую руку. — Должен сказать, что ваш английский превосходен. Для японца, разумеется.
Его смех был неожиданно высоким. Ивата пошел вслед за ним к стойке регистрации. Медсестра за стойкой взмахом руки пригласила их внутрь.
— К госпоже Фонг уже не приходят посетители. Она будет вам рада. Правда, говорит она мало, но зато слушает.
Адвокат провел Ивату в просторную комнату с французскими окнами. Пожилые пациенты кто читал газету, кто подремывал. Новости по телевизору шли почти без звука. У дверей в сад Ли остановился.
— Господин Ивата, думаю, будет лучше, если вы встретитесь с ней с глазу на глаз. Увидев меня, она может подумать, что я опять принес плохие новости. В последние годы их было слишком много.
Ивата поблагодарил упитанного адвоката и вышел на огромную лужайку с видом на небоскребы Гонконга. Мэри Фонг сидела под большим полотняным зонтом, укутанная в одеяло, в солнечных очках. Ее лицо было лишено выражения. Глядя на нее, Ивата представил себе, как Клео стареет, тоже превращаясь в пускающую слюну старуху, со взглядом, упертым в точку на горизонте.
— Здравствуйте, госпожа Фонг, я Косуке.
Она повернула голову на звук, но не ответила. И вернулась к созерцанию.
— Я знаю, что полиция не раз разговаривала с вами по поводу ваших дочерей. Но, надеюсь, вы не откажетесь уделить мне несколько минут. Я приехал из Токио.
Я счастлива с тобой,
Прошу тебя, скажи.
— Из Токио? О-о.
— Именно так, госпожа Фонг. Как вы знаете, подозреваемый в убийстве Мины пока не найден. Но это лишь вопрос времени. Но я здесь не поэтому.
Высоко в небе парили чайки. Казалось, они ничем не отличаются от чаек из залива Сагами. Еще выше самолеты готовились идти на посадку. Ивата достал фотографию, что он взял из квартиры Мины Фонг, и поднес ее к лицу женщины. Скривив его, она отвернулась.
— Госпожа Фонг, прошу вас, помогите мне.
— Ну конечно. — Она говорила на английском с легким акцентом. — Вы же вон откуда приехали.
— Насколько я понимаю, Дженнифер погибла несколько лет назад, катаясь на лодке?
Она удивленно рассмеялась:
— Боюсь, вы обратились не по адресу. Дженнифер жива и здорова, спасибо. На самом деле вы с ней разминулись.
— Она вас навещала?
— Только что.
— Госпожа Фонг, насколько я знаю, тело Дженнифер было найдено в море, причем очень далеко от берега. Кто был с ней на лодке? Может быть, ее друг?
Прошу тебя, скажи мне слова любви.
Женщина хихикнула и взглянула на него поверх очков. Ее глаза были розоватыми и влажными.
— Дженнифер хорошая девочка. Она никогда бы так не поступила.
— Насколько мне известно, полиция решила, что это был несчастный случай или самоубийство. Скажите, вы не замечали изменений в ее поведении незадолго до смерти? Может, она была подавлена?
Мэри Фонг отвернулась и еще плотнее закуталась в одеяло.
— Дженнифер хорошая девочка.
— Простите меня за настойчивость, но мне необходимо точно знать, что случилось.
Она немного нахмурилась:
— Сожалею, что вы проделали такой путь. Но вы меня с кем-то перепутали. Я очень устала, и моя память…
Ивата встал, разгибая ноги, затем придвинул себе стул от ближайшего столика.
— Не возражаете, если я закурю, госпожа Фонг?
— Ну что вы. Скажите, а в Беппу уже зацвела сакура?
Ивата выдохнул дым. Сигарета повисла у него на губе.
— В Беппу?
— Прелестное место для медового месяца. Какая там теперь погода?
— Не знаю. Но в Токио еще слишком холодно для сакуры.
— Ах, вы из Токио. — Она дышала полной грудью, словно вдруг очутилась в весеннем парке и вдыхала ароматы цветущих растений.
— Вы ведь знаете Токио? Бывали там у Мины?
— Она такой красивый ребенок! Решила после окончания школы стать актрисой, вы можете себе представить?
Ивата молча курил. Потом притушил сигарету в пепельнице. Сизые облака охватывали Гонконг плотным кольцом. Ивата взглянул на часы.
— Иногда я за нее беспокоюсь, — со вздохом произнесла женщина. — Она никогда меня не навещает.
— Вам знакомы имена Юко и Тераи Оба?
— Никогда не слышала.
— Вы знали кого-нибудь из семьи Канесиро?
— К сожалению, нет.
— Спасибо за беседу, госпожа Фонг.
— До свидания, дорогой мой. И передайте Дженнифер, что мне пора сделать стрижку.
Ивата ушел, оставив старую женщину во власти грез.
Адвокат ждал его снаружи, глядя на дождь.
— Ну что, она вам помогла?
— Увы, нет.
Адвокат вытащил из кармана брюк связку ключей.
— Адрес на ярлыке.
— Спасибо за помощь, господин Ли.
— Надеюсь, вы найдете то, зачем приехали, инспектор.
Ивата пошел вниз по холму, по направлению к морю.
* * *
Пока паром вез его через залив, Ивата жевал рисовые колобки и глядел на волны. Он точно знал, простуда сначала его измучает — и лишь потом отпустит.
Сойдя на берег, он обошел Дискавери-Бэй — жилой район класса люкс в форме подковы, расположенный у подножья зеленеющих холмов на самом берегу океана. Он проследовал мимо современных таунхаусов, роскошных вилл, дорогих ресторанов и клубов на любой вкус, с обязательным членством. В это время суток по улицам прогуливались в основном молодые мамочки с колясками ценой в две средние зарплаты да пожилые пары, экипированные для игры в теннис.
Минут через сорок Ивата наконец разыскал дом, где проживала госпожа Фонг с дочерьми. Он стоял на окраине жилого комплекса, представляя собой бетонное воплощение старомодной архитектурной мысли. Ивата поднялся на лифте на верхний этаж, отпер квартиру № 912 и чуть было не задохнулся от тяжелого запаха увядших цветов. Первое, на что он обратил внимание, — это зеркала в золоченых рамах, несколько подвесок «музыки ветра» и поблекшие, выполненные тушью изображения птиц. Справа от входа находились комната госпожи Фонг и ванная, а слева — комнаты девочек.
Комната Мины была просторной, с видом на море. Оранжевые стены с наклейками, морскими ракушками выложено ее имя. Неприкрытое тщеславие. Стены пестрели вырезками из подростковых журналов и постерами с торсами спортивных юношей. Ивата около часа осматривал комнату, но не нашел ничего, кроме жалких свидетельств жизни, от которой Мина сбежала не оглядываясь. В ее «тайниках» не было ничего интересного, в шкафу для одежды — только одежда. В этой комнате ничто не напоминало атмосферу ее новой токийской жизни.
Присев за стол, Ивата просмотрел табели с оценками: вначале высокие, но неуклонно снижавшиеся, что говорило о природном уме ученицы и ее взбалмошном характере. Он так и видел сцену: родительское собрание, перед учительницей Мина с матерью, измученной очередным далеким перелетом и лишь кивающей в ответ на замечания.
Если бы Мина старалась, она могла бы поступить в любой университет — перед ней открывались все возможности.
Но Ивата знал, что она выберет. В восемнадцать лет она отказалась от стипендии Лондонской школы экономики, предпочтя карьеру модели в Токио. Она добилась славы и богатства. А еще — одиночества и барбитуратов. И в результате — убита в собственной квартире.
Борясь с болью и усталостью, Ивата принял еще одну таблетку, запив ее водой из-под крана. Потом он прошел в комнату Дженнифер. Не такая большая, с сиреневыми стенами — либо это любимый цвет девочки, либо протест против ослепительной яркости комнаты младшей сестры. На стене — один-единственный постер с группой «Бон Айвер». В углу сиротливо лежала мягкая игрушка — собака почти в натуральную величину, в полиэтиленовом пакете, видимо после химчистки. Он представил, как Дженнифер лежит в обнимку с собакой, поверяя ей свои печали и тайны, а та отвечает ей стеклянным взглядом и неизменной улыбкой.
Ивата присел на кровать Дженнифер и достал расписание парома. Он вычислил, что девочкам приходилось вставать в полшестого утра, чтобы с парома успеть на школьный автобус. Он уже выяснил, что отец регулярно выплачивал суммы на содержание дочерей. Зарплата миссис Фонг в авиакомпании была мизерная, и за вычетом школьных расходов и квартплаты жизнь семьи была бы суровой на протяжении долгих лет.
Ивата начал обыск: посмотрел в ящиках стола, под кроватью, между аккуратно сложенными вещами. Под матрасом обнаружился лишь чек на недорогое летнее платье. Он заглянул под мягкие накладки наушников, но нашел лишь проводки. Пролистал книги — там были лишь страницы. Провел рукой за зеркалом, но нащупал лишь стекло.
Наконец он выдвинул ящик с нижним бельем, и вот там-то, под свернутыми носками, он нашел дневники. Записи были сделаны на английском, и в них отсутствовали даты. В течение двух часов Ивата погружался в надежды и страхи покойной. Пытался понять, к кому она испытывала страстное влечение, а кого ненавидела.
В детстве все вокруг говорили, какая она хорошенькая. Но она росла, становилась крупнее, и комплименты стали адресовать уже Мине. Дженнифер постоянно переживала из-за своей фигуры. Она была выше всех своих подруг, крупная, с большой грудью. Когда она перестала влезать в прежнюю одежду, то решила, что она толстуха. Ее отношения с подругами можно назвать сложными. Порой она исписывала страницы признаниями в любви к ним и уповала на то, что они сохранят дружбу на всю жизнь. Но чаще она рассматривала их как неизбежный придаток жизни и не выражала к ним особой привязанности. И несмотря на частые ссоры, была очень близка с сестрой и матерью.
Когда ее подруги начали встречаться с мальчиками, всякий раз при виде симпатичного парня она терялась, считая себя уродиной. Однажды в старшем классе на школьной экскурсии английский мальчик по имени Нил заговорил с ней. Он все твердил, какая она красивая. Он был щуплым и ниже ее, носил брекеты и выглядел ужасно жалким. Но он был первым, кто проявил к ней интерес. Так что, сама не зная почему, она согласилась встретиться с ним.
На следующий день они три часа бесцельно шатались по городу, и в конце концов он привел ее на пляж. По небу носились тучи, а вдалеке начинался настоящий шторм. Они сидели на влажном песке и потихоньку тянули банку колы на двоих. Оба молчали. А когда допили, Нил ее поцеловал. Как только она почувствовала металлический привкус его слюны, она поняла, что совсем этого не хочет.
По дороге домой Дженнифер вдруг расплакалась. Когда она рассказала обо всем подругам, они так раскудахтались, что волей-неволей она почувствовала, будто ее жизнь все-таки может представлять интерес. Ей казалось, что очень скоро с ней произойдет нечто важное. Она перестала носить очки и начала принимать противозачаточные таблетки. С того дня они с Нилом не разговаривали, хотя позднее, по всей видимости, между ними завязалась крепкая дружба.
Учителя любили Дженнифер, возможно, потому, что, в отличие от Мины, она не была склонна к истерикам. Пусть, в отличие от младшей сестры, она и не демонстрировала такой потенциал знаний, но была доброжелательной и вежливой. Судя по дневнику, она испытывала явную привязанность лишь к одному человеку — своему отцу-японцу, по имени Сёэй Накасино.
Мина с отцом часто дразнили Дженнифер. Они называли ее «маленьким слоненком», шагали по гостиной, словно трубя в хоботы и нарочно опрокидывая вещи. Это была одна из немногих игр, в которых участвовал отец. Дженнифер давала волю слезам лишь ночью.
Когда он возил девочек на пляж, то ждал их на берегу подальше от воды, облаченный в костюм-тройку и лишь слегка ослабив галстук. Единственным отступлением от дресс-кода была бейсболка, прикрывавшая от солнца наметившуюся лысину. Дженнифер часто звала отца поплескаться с ними, но он делал вид, что не слышит, закрывшись газетой.
Ивата дошел до записей, сделанных уже в ранней юности.
Позвонил папа. Он приедет на два дня и просит меня забронировать столик на троих, «как обычно». Как обычно — это у нас означает «раз в году». Я предложила заплатить за ужин, но он только рассмеялся. Вообще, мне уже не хочется стараться. Наши ужины обычно проходят так: пару раз дата переносится, а когда мы наконец встречаемся, он слушает вполуха и все время смотрит на часы. Он никогда не смотрит мне в глаза. Как только у меня начала расти грудь, он перестал на меня смотреть. Может, он считает, что я уже взрослая и его отцовский долг выполнен?
Накасино умер, не дожив две недели до 52 лет. Классический инфаркт, случившийся в лондонском офисе международного производителя подгузников. Дочери и мать Фонг ездили на похороны, где их тотально игнорировала вторая семья Накасино.
В дневнике Дженнифер записи об этом коротки и печальны. Девушка не представляет себе, как она проживет целый год до университета. И ждет, чтобы в ее жизни появился «кто-то».
Судя по тому, как обрываются записи, это произошло.
Между страницами сохранились билеты в кино и засушенный цветок китайской розы. А внизу незатейливая фраза:
Я никогда не встречала такого, как он.
Ни рассказа, ни объяснений, ни излияний первой любви. Лишь утверждение. Ивата перечитал сначала, но не нашел ни единого упоминания о неизвестном.
Взглянув на часы, он положил дневники на место и стал разглядывать фотографии вокруг зеркала. На большинстве были засняты Мэри и Мина, обе в эффектных позах. Дженнифер была лишь на одной: она сидела на берегу, прикрывая глаза от лучей закатного солнца. Ее волосы были влажными от воды; теплый оранжевый свет четко очерчивал ее бицепсы.
Ивата уже знал, что Дженнифер отлично плавала. Сохранились благодарственные письма от службы береговой охраны за ее работу волонтером-спасателем.
Обожаю океан. Это единственное, чего мне будет не хватать в будущем году.
Будущий год наступил и промчался.
Ивата сел за письменный стол девушки и открыл ее альбом по случаю окончания школы. Он смотрел на имена и лица, гадая, кто мог хорошо знать Дженнифер, кто ее ненавидел, а кто был тайно влюблен. Сопоставляя фотографии с информацией из дневника, Ивата взял на заметку всего три имени:
Келли Хо
Сьюзан Чун
Нил Маркам.
Захлопнув альбом, Ивата провел пальцем по рельефным золотым буквам:
МЕЖДУНАРОДНАЯ ШКОЛА НОРТ-ПОЙНТА
