Мягко и как-то вкрадчиво мявкнул мобильник, словно котенок, что просится в дом и в то же время боится пинка. Михаил, насторожившись, сказал резко:

– Связь.

Карта навигатора исчезла, на ее месте появилось изображение белой стены.

– Код двести восемнадцать икс, – произнес механический голос. – Замечена активность в квадрате зэт семьдесят. По предположениям, там снова приняли решение о переброске партии оружия на Ближний Восток.

– Принял, – ответил Михаил и отключил связь.

Обизат смотрела на него большими удивленными глазами.

– Ну и поговорили, – произнесла она тихонько. – Что это было?

Он буркнул:

– Чем короче, тем лучше. Чтоб не засекли.

– А почему он не сказал, что от тебя хочет?

– Потому что сам знаю, – ответил он коротко. – По идее, я должен тебя сейчас высадить. Дальше опасно…

Она вскрикнула испуганно:

– Ни за что!..

– И я об этом подумал, – согласился он. – К тому же здесь только люди… надеюсь. Посмотрим, что там. На месте решим. Крамарь сказал насчет порта пяти морей… Может, это ложная цель, но вряд ли он решится меня обмануть. Те крутые парни, как он сказал, могут его убить, а могут и не убить, но я за обман убью точно.

– Это он сказал тебе про эту… партию оружия?

Михаил кивнул, не отрывая взгляда от дороги.

– Как видишь, бывает польза в том, что оставляешь кому-то жизнь. Не скажу, что Крамарь не сволочь, но в долгу оставаться не хочет.

Она смотрела большими строгими глазами.

– Значит, ты хочешь в этот… порт пяти морей?

– Умница, – похвалил он. – Ты смотри, красивая, а соображаешь!.. Сейчас по дороге заглянем в этот порт пяти морей…

Она спросила в изумлении:

– По дороге?

Он кивнул.

– Ну да. Там морские контейнеры, а в них можно упрятать все, что угодно. И вывезти в любую страну по морю.

Она помалкивала, но когда он на большой скорости въехал по набережной реки под высокую арку, а дальше пошли ряды контейнеров, между которыми снуют роботизированные погрузчики, сказала озадаченно:

– Откуда здесь морские контейнеры? Это же река Москва!

Михаил сказал, не оглядываясь:

– Ах да, ты же читать еще не умеешь? Там на входе большая такая вывеска: «Москва – порт пяти морей». Вроде прикол, но на самом деле так оно и есть!.. А из Москвы есть что отправить в горячие точки. Танки, правда, здесь не клепают, но высокоточное оружие для спецназа лучшее в мире. Не зря же говорят, что русские что ни задумают сделать, все равно получается либо танк, либо автомат Калашникова!

Она помолчала, глядя на мелькающие за стеклом ряды контейнеров. Михаил поглядывал с усмешкой, она сказала наконец очень серьезно:

– Предательство – это нехорошо.

– Чё, правда? – изумился Михаил. – Азазель сказал бы, что у людей это уже устаревшее понятие. Сейчас предательство – признак гибкости ума, способность применяться к новым быстро меняющимся обстоятельствам! В общем, дарвинизм на марше.

Она сказала озадаченно:

– Не понимаю Азазеля. Он на чьей стороне?.. А как же честь клана?

Михаил покачал головой.

– Азазель на своей стороне. И мораль у него своя… И честь какая-то особенная. Гибкая. Как он говорит, откуда, дескать, знаю, что мой противник человек чести?.. И что он им останется хотя бы то время, когда мы союзники? Азазель на слово полагаться не любит. Все-таки ориентированных на демократичные нормы в нашем обществе больше… Все, прибыли!

Он остановил автомобиль возле просторной стоянки, половина мест свободна, но заезжать не стал на случай, если придется улепетывать очень быстро.

– Пройди вдоль вон того ряда, – велел он, – а я посмотрю здесь.

Все располагается на земле, трава, деревья, села, города, но только теперь ощутил, что под городом, который все знаем, есть еще один, неизвестный большинству.

Как дерево, что существует за счет корней, так и город не может обойтись без огромного мира подземных коммуникаций. Это кабели электросетей, трубы мусоропроводов и водоснабжения, и много-много чего еще, включая подземное метро в таких крупных городах, как Москва.

Посреди просторной забетонированной площадки круглый люк, но не привычный водопроводный, а шире и без небрежности заводского литья на третьесортном заводе.

Михаил поддел утопленное в металл кольцо, потащил на себя. Люк поднялся достаточно легко, не чугун точно, а такое ощущение, что из термостойкого и антикоррозийного металла, легкого и устойчивого к механическим воздействиям, словно из титана, хотя какой здесь титан…

Как только начал спускаться по вмурованным в стену металлическим скобам ступенек и еще не успел крышку опустить за собой, как по всей широкой шахте включился аварийный свет.

Он охнул, длинная лестница ведет как будто в ад, темный, грязный и с горячим влажным воздухом. Опускался еще несколько минут, а на самом дне обнаружил справа и слева достаточно просторные туннели со следами узкоколейки, хотя рельсов нет, зато остались следы в каменном полу.

А я думал, мелькнула мысль, Москва построена на болоте. Или это Петроград на болотах, а Москва на торфянике? Тогда откуда здесь камень?.. Все-таки был, значит…

Пошел по левому, чувствуя, как мысли носятся хаотичные, сшибаются так, что в глазах искры, но туннель круто изогнулся, Михаил выскочил в огромную металлическую трубу, древнюю и настолько заброшенную, словно осталась еще от древнеегипетского царства.

Пробежал по щиколотку в грязи и понял с холодком, что это некий туннель, выстроенный для каких-то грандиозных целей во времена Советского Союза. Но Советский Союз самораспустился, цели измельчали, а грандиозные деяния остались в туманном прошлом.

По тайным переходам легко выйти к подземным линиям метро, он успел во время бега увидеть две двери и угадал их назначение, но ощутил острое нежелание сливаться с толпой пассажиров, что как стада овец двигаются в разных направлениях, там такой фон, что голова перестает работать от мысленного гула.

И наконец в сторонке мелькнула дверь, ничем не приметная, даже выкрашена под цвет неопрятной стены, но он направился к ней, уже чувствуя, что это оно, что наконец-то приведет…

За дверью захламленная комната, а на той стороне настоящая лестница с каменными ступеньками. Он бросился к ней, чувствуя, что вблизи никого, пробежал два пролета, только на четвертом начал ощущать наверху некий монотонный шум.

На пятом этаже, считая снизу, увидел массивные механизмы, прикрытые кожухами заводского изготовления, на шестом уже комнаты почище, похожие на датацентры, но останавливаться не стал, поднялся еще выше, успел увидеть ярко освещенный зал, несколько человек за столами с компьютерными экранами…

– Стоять, – произнес голос за спиной. – Не двигаться!

Михаил поднял руки над головой, медленно повернулся. К нему приставным шагом осторожно приближается мужчина в приличном костюме, в обеих руках зажата рукоять тяжелого армейского пистолета.

– Я заблудился, – сказал он, – меня выведут наверх? Я этот… диггер!

Охранник широко улыбнулся.

– Мужик, ты пришел не совсем туда, куда хотел… но куда надо. Обернись.

Михаил обернулся, уже зная, что увидит. Из-за столов двое поднялись и вытянули в его сторону руки с пистолетами, а еще один с другого ряда взял его на прицел автомата, палец уже на спусковом крючке.

Михаил покачал головой.

– Ого, да у вас тут чересчур серьезно…

Они даже не переглянулись, матерые профессионалы, а тот, что заметил его первым, сказал с угрозой:

– Храбришься? Здесь настолько серьезно, что тебе лучше не двигаться. Случайно сюда никакие диггеры не попадают… Вытяни руки!

Михаил сделал, как приказано, один сделал шаг вперед и приставил ствол пистолета к голове, другой снял прицепленные к поясу стальные браслеты.

– Не двигайся, – предупредил он. – Иначе забрызгаешь мне костюм своими мозгами.

– Какие у нас мозги? – ответил Михаил мирно. – Мы же все здесь зарабатываем не ими…

Тот молча умело защелкнул на его запястьях браслеты, Михаил ощутил, как сзади подошел некто с мешком в руках, но все же сделал вид, что безмерно удивился, когда его нахлобучили на голову.

– Зачем? – вскрикнул он, стараясь держать голос испуганным. – У меня клаустрофобия!

– Вот и хорошо, – сказал голос за спиной. – Чем фобий больше, чем лучше. Наш шеф любит, когда боятся. И теперь топай!

С мешком на голове он все равно видел сквозь плотную ткань достаточно отчетливо, куда ведут, но на всякий случай дважды вроде бы оступился и чуть не упал. Его подхватывали под скованные наручниками руки, вели, а кое-где и тащили, а он старательно запоминал дорогу, чья же это база, развелось этих частных армий в России, уже сейчас основной состав армии почти упразднили, остались только десантные части да силы быстрого и скоростного реагирования…

Его подтащили к кабине лифта, дверцы распахнулись без команды. Двое конвоиров втащили вовнутрь, а третий вошел следом, держа ствол пистолета упертым в бок.

Дверцы точно так же и сдвинулись, словно кто-то наблюдает и командует механизмами. Когда кабинка резво устремилась вверх, Михаил поинтересовался из мешка:

– Ребята, а дайте закурить?

– Умник, – сказал кто-то. – Хочешь мешок пропалить? Он денег стоит.

– Нет, – ответил Михаил, – мечтаю задохнуться в сладком сигаретном дыму!

– Потерпи, – сказал тот же голос. – Скоро задохнешься. Помогут.

Кабинка поднималась долго, наконец остановилась, вздрогнула. Дверцы распахнулись в полутемное помещение с двумя автомобилями и кучей разных старых инструментов и ящиков, какими бывают заброшенные неопрятные гаражи.

Михаила подвели к выходу, подкатил, судя по характерному шороху шин, «мерс» из поколения «джи-63». Звякнула, поднимаясь, задняя дверца, его подтащили ближе, приподняли втроем и зашвырнули, двое запрыгнули следом.

Он попробовал остаться лежать, но усадили на скамью, один сел рядом и снова приставил к его боку ствол пистолета.

– Лучше не дергайся, – предупредил он. – Хоть и желательно доставить тебя живым, но это не обязательное условие.

– Я не двигаюсь, – ответил Михаил. – Ничего не вижу, руки скованы. Вы чего?..

Автомобиль набрал скорость, некоторое время гнал по прямой, потом свернул, затем еще раз.

Михаил наконец нарушил молчание:

– Куда вы меня везете?

– Что, – поинтересовался конвоир слева, – слишком долго?

– Поворотов много, – сообщил Михаил. – Голова кружится.

Конвоир справа хохотнул.

– Дольше едем – дольше живешь! Или стараешься запомнить?.. Зря. Во-первых, поворотов многовато. А во-вторых…

Первый прервал:

– Во-вторых, оттуда не выйдет. А ты не болтай лишнее.

– Сам же сказал, для него все кончено!

– Все равно не болтай. А то и тебя вместе с ним вперед копытами.

Оба умолкли, Михаил сказал мирно:

– Да ладно, мы же все профи. Вот перевербует меня ваш хозяин, и стану вашим командиром. Тогда отыграюсь на обоих.

Первый конвоир сказал с издевкой:

– Да кто тебе оставит шкуру! Разве что нужники будешь мыть безвылазно. С ошейником и на цепи.

– Первые сорок лет, – хохотнул второй. – А мы за это время станем генералами!

– Генералами? – переспросил Михаил. – Вас обоих убьют сегодня.

Он чувствовал, как оба застыли на мгновение, уж очень убедительно в его голосе прозвучало нечто обрекающее, потом задвигались, но больше ни о чем не спрашивали.

А он все старался войти в состояние покоя, достигнуть того состояния сосредоточения, когда просыпается мощь элементаля и позволяет делать больше, чем мог прежний Макрон.

Автомобиль начал сбрасывать скорость, чаще сворачивал, но теперь Михаил не только чувствовал, но видел, хоть и смутно, что петляют между старыми добротными зданиями, освещенными крайне скупо.