Глава четырнадцатая. Настоящие никогда не бывают бывшими
– Здорово, Хаунд.
На зверя всегда придет ловец. Во всяком случае, Карно выглядел именно охотником, решившим самолично пообщаться с гостем. Логично, ведь не так давно Хаунд сиживал здесь же с Девил, рассматривая чудо-боевой агрегат хозяина ТТУ.
– Гутен таг.
Карно, при своем небольшом росте и немалом возрасте, опасным казался даже незнакомому человеку. Бывших борцов не бывает, даже если те обросли жиром. А этот человек, боровшийся когда-то в легком весе, жиром обрасти не мог по определению. Сухой, подвижный, коротко стриженный, с ломаными ушами и острым носом, он будто заглядывал сразу прямо в душу.
– По делу или так, развеяться?
– Поесть.
– Пожрать?
– Поесть. Жрут свиньи… фрессен. Люди едят, эссен.
– Век живи, как говорится, век учись… Ничего не заказываешь?
– Принюхиваюсь.
Карно усмехнулся своей острой и зло-веселой улыбкой.
– Понял… То есть ты, Хаунд, гулял где-то неподалеку и решил зайти перекусить?
– Ходил, искал кое-чего, подумал, чего не заглянуть к старому знакомому?
– И не говори, не подумал сразу.
– Как сам?
Карно, оглянувшись вокруг, дернул ртом.
– Просто прекрасно, если разбираться. Стабильность сейчас, как говорится, штука бесценная, а у меня ее, стабильности, как говорится, вагон и тележка… много тележек. Знаешь ли, Хаунд, я ею дорожу.
Гость кивнул. «Сложно не согласиться, йа… Один пианист чего стоит. Пианистка?»
– Вер ист дас?
– Чего?
– Кто это, говорю, за музыкальным гробом?
– А… Куколка…
И Карно произнес это так невозмутимо и скучно, что сразу стало ясно – Куколка тут не просто так.
– А куда делся, ну… этот, с мордой узкой…
– Хорек?
– Йа, Хорек.
– Да, понимаешь, дружище, какое дело… крысой, как говорится, оказался наш Хорек. Исподтишка гадил мне прямо в утреннюю кашу.
– Какую кашу, камрад, у тебя тут крупы не водится, сожрали давно.
– Это, дружище Хаунд, образное устойчивое выражение.
Хаунд даже удивился, выслушав этакий речевой оборот от него-то, никогда не любившего пользоваться лексиконом, непонятным своей банде.
– Репетитора нанял?
– Чего? А, нет…
– Хрен с ним, с оборотом… Говоришь, нагадил Хорек тебе прямо в свежую яишню с беконом?
– Вот-вот, дружище, как говорится, в точку. В яблочко, я б сказал. Начал приторговывать там-сям услышанным. Нос свой совал повсюду. Сядет, представляешь, к моим бродягам, нальет им, как говорится, чего подушевнее…
– Откуда у такого хмыря чего душевнее?
– Это отдельный вопрос, Хаунд… Ты не против, что сижу тут, время твое отнимаю?
– С умным человеком чего бы не поговорить?
– Приятно, как говорится… Хорек, дружище, попалился-то как раз на джине синего цвета, представляешь? Хрен бы там с чем-то желтым, прозрачным… этого добра, как говорится, как грязи, на чем только не ставят и не гонят. А он, представь, решил окучить зашедшую к нам лярву откуда-то с Города. Вот, кстати, что за времена, как говорится, пошли, скажи мне, Хаунд? Шляются все куда попало, нет на них старых-добрых мозгокрутов с желейками.
– Желейки?
– А, все забываю про твою, э-э-э, память, как говорится. Такие, знаешь, мерзкие полупрозрачные сопли. Заползали куда повыше, растекались и ждали. А потом идешь, бывалоча, глянь-ка… стоит бродяга, который превратился в, как говорится, статую. Стоит весь как засахаренный, переливается со всех сторон. Парализовывали они, что ли, не знаю… питались долго одним человеком, потом сваливали.
– И ничего с такими не делали?
Карно вздохнул.
– Вот ты зверь, Хаунд, ты ж подумай: он стоит, глаза открытые, и, как говорится, парализованный. Что с ним сделаешь?
Хаунд дернул губой, блеснув клыками.
– Сжечь? Вместе с этой скотиной, йа?
– Да уж, дружище… Ты, как говорится, не…
– Йа, я не человек, знаю. Пулю в голову и тут же сжечь. Заодно тварь помрет.
– Угу…
Судя по всему, самому Карно такая мысль в голову не приходила. Или… про «или» думать не хотелось. Вряд ли ползучий желатин разбегался далеко. Почему не лез в бункер? Видно, ТТУ знало, как с этим бороться. А такая охрана по округе, особенно когда начали ходить за топливом, инструментами, мастерами-слесарями… и пожрать желейкам случалось всегда, и периметр один черт защищен. Темные дела творятся ночью, а кто ночью разглядит такую штуку над собой, йа?
Карно в глазах Хаунда стал еще серьезнее.
– Шайссе, что там с какой-то лярвой, Хорьком и синим пойлом?
– А, точно… Так это, как говорится, где такое видано было, чтобы с Города шлялись по поверхности? Вот и я о том же, всего два года назад только бродяги, только этот, как его…
– Хардкор?
– Точно, он самый. А тут пришлепала к нам с носильщиками тощая сивая лахудра с Города, принесла медикаментов на обмен, на четыре канистры соляры. Попробовать, чтобы, как говорится, прямой торговлей в мелкий опт у себя заняться. Минуя, о как, Безымянку и все такое. Соплей перешибешь, а гонора…
Хаунд неожиданно хмыкнул, сопоставляя одно с другим.
– Не Кротиха?
Карно на секунду замер, глядя прямо ему в глаза.
– Знаешь?
– Видел. Торгашка, йа. Стройматериалами торговала на Спортивной.
– Интересно… – почему-то стало понятно, что «интересно» от Карно сулило нагло-тощей не-торгашке что-то нехорошее, тут Хаунд не сомневался и даже понадеялся, что в «Приют» та больше не сунется. – А кроет ее, значит, типа Еж.
– Да ну? – тут-то удивился Хаунд. Про этого Городского супермена слышать ему доводилось. Но не встречаться.
– Точно тебе говорю. Это, как говорится, ее и спасло. Не, ты подумай, припереться ко мне, к, как говорится, моим орлам, с пенициллином и двумя обычными мужиками, даже без стволов?
– Йа… А ты, рихтиг, как вежливый хозяин решил вначале разузнать, что и как?
Карно кивнул.
– Я, как говорится, не трус, ты знаешь. Но и не дурак. Про кренделя ее слышал, странно, что сам он с ней не пришел. Говорят, правда, что Еж этот, как говорится, малахольный немного. Со странностями.
Хаунд пожал плечами в ответ.
– Да и какая, как говорится, баба, попрется с медикаментами вот просто так через весь город? С Города?
О… Истинно самарская заморочка. Есть город и есть Город. Город с большой буквы – это все, что где-то от Полевого спуска к Волге и до Хлебной площади. Вот это Город. А все остальное… город. И, да, Карно думал верно.
– Йа, с этой сивой крохой все несколько непонятно. И?
– Я и говорю, дружище, что тут сразу много интересного случилось. Началось, не поверишь, когда я решил посмотреть – чего это мой пианист с кралей городской тусит? На что ту уламывает и чего сам такой весь, как хозяин тут? Подхожу, ба-а-а… а у них в кружках так и плещется джин «Сапфир». Голубой, как говорится, аки небо над головами раз в полгода.
Хаунд хмыкнул. На мелочах прокалываются только идиоты.
– Ну, я его отозвал, мол, туда-сюда, нужен, кое-что спросить… Смотрю, у него, как говорится, ноги от страха почти заплетаются. Ну, думаю, вот и дела какие-то…
– Кто?
– Кто-кто… Прогресс. На них он шпионил и сливал, что мог. А я ведь его, как говорится, с улицы подобрал. Его ж бросили, когда шли на Московскую с БКК. Он ногу подвернул, идти не мог. Лежит, сученыш, помню, весь в химзе и снегом уже припорошен, а через стекла, как говорится, слезы горючие так и блестят, так и катятся…
– У… сейчас растрогаюсь. И ты, йа, проявил форменное благородство, подобрав пацаненка, воспитав его, дав кров над головой и место за столом. И все это, надо думать, из человеческого сострадания и милосердия… А вовсе не из-за набора химзащиты, противогаза и человеческой души, после выздоровления потянутой ножки направленной на самую грязную работу и бесплатно, йа? Ну… как бесплатно… за миску жратвы и две кружки воды в день.
Карно перестал улыбаться.
– Хаунд… ты, как говорится, сволочь. И негодяй. Не веришь в добро людское.
– А вы сами-то верите? Мне положено, я же не человек.
– Да? Точно, как говорится, забыл. Ну, понимаешь, на Прогресс он работал. И попалился этим бухлом, что ему передавали раз в неделю, а у него склад свой был. Вон теперь, смотри, мой бар, как говорится, прямо настоящий.
Что верно, то верно. Зеркальные стенки, пусть и убранные сеткой, отражали добрых два десятка бутылок с цветными этикетками.
– Да этого добра вон там, в молле, как грязи.
– Так то – просто упаковка, как говорится. А тут настоящее…
– Йа… действительно. Так, а эта фрейляйн, брякающая на пианино, откуда взялась?
Карно пожал плечами.
– Нашли. В общине одной, неподалеку.
Хаунд кхекнул.
– Что? – Карно недоуменно посмотрел на него.
– То есть, натюрлих, выглядит это так…
Хаунд, вздохнув, мотнул головой:
– Пропадает у тебя тапер-штирлиц, и тут, неожиданно, в какой-то там общине, находится милашка, умеющая тренькать на клавишном инструменте, да еще и вся из себя… вундрбар шёйн, хм…
– Так… – Карно, постучав пальцами по столу, наклонился вперед. – Ты, это, как говорится, к чему клонишь-то?
– Я не клоню, камрад. Я прямым текстом тебе говорю, что поговорка про седину в бороду и беса в ребро чаще всего правильная. Иначе с чего вдруг ты, двадцать лет держащий в кулаке всю местную шоблу, вдруг не замечаешь очевидного, йа…
Карно, непонимающе косясь на красотку за роялем или чем там было музыкальное средство, начал сопеть. Сопящий Карно, как правило, сопровождался в скором времени крайне быстрым и жестким потоком ярости, конкретно направленным на кого-то. И находиться рядом с ним в такие минуты любили не многие.
– То есть, Хаунд, ты, как говорится, считаешь…
– Йа. Именно так и считаю.
– Ну, Хаунд…
Карно ушел. Даже жаль, с одной стороны… с другой – гость полностью обезопасил себя, заняв хозяина на весьма приличное время. А как еще? Карно умный, хотя иногда хотел верить во что-то хорошее. Сейчас вот, к примеру, поверил в отношения с молоденькой как бы музыкантшей и, судя по всему, знатно расстроился, понимая правду.
Вряд ли было как-то иначе до Войны. Если молоденькая красотка или юный красавец вдруг оказывались в любовниках у кого-то гораздо старше… Ни хрена это не любовь. Что угодно, но не чувства. Расчет чаще всего, решение каких-то проблем или, вот как сейчас, шпионаж. В последнем Хаунд был уверен на сто процентов. Почему? Звериное чутье, йа.
Так что подвернулась та самая не совсем пианистка вовремя. И уж наверняка пара близких Карно человек, давно думающих, как Хаунд, сейчас радостно потирали жесткие потные ладони, ожидая, как доберутся до нежного девичьего тела и примутся вытаскивать из нее правду всеми возможными способами.
Хаунд, со стороны грустно оценив хрупкую тонкую фигурку, сидящую к нему спиной, даже немного пожалел Куколку. Но недолго. Своя женщина всегда дороже, и, пока Карно злился и готовился к неприятной беседе с красоткой, пора было подумать о личных проблемах.
– Здорово, Хаунд.
О, йа, прямо день добрых пожеланий. Теперь от Беса, возникшего за столом как по желанию. А вот Бес, кстати, весьма мог пригодиться.
– Гутен таг.
– Смотрю, с боссом поговорил и расстроил старика?
Хаунд пожал плечами.
– Чего не заказываешь ничего?
– Думаю…
– О чем?
– Что лучше заказать. Нюх подсказывает наличие на кухне нескольких прекрасных мясных изделий: запеченного кота, выдаваемого за кролика; вчерашнего неудачного рыбного улова с Города, что можно есть только в сильно пережаренном виде; свинью, умершую третьего дня от болезни или, скорее всего, самых обычных глистов, сожравших ей печень. И как-то, Бес, мне совершенно не хочется тыкать пальцем в меню, йа.
– Ты бы потише, что ли…
Хаунд оглянулся. Интереса к их разговору никто не проявлял.
– Это ты мне предлагаешь сейчас посекретничать?
Бес кивнул.
– Ну, давай, натюрлих.
– Босс там сейчас предается грусти и ярости. Расколотил привезенный парнями красивый комод – с узорами, дерево и медь. Хорошая штука, прямо для девичьей светелки или семейного гнездышка.
– Иногда нервам надо давать выход, йа.
– Даже не спорю. Только, Хаунд, дело вот в чем… Ты, конечно, нам в чем-то почти свой, забить нам тут на твою… твои…
– Эй, Бес, я понял. Вам все равно на тот факт, что я мутант, так?
– Да. Но, как тебе объяснить… мутант мутанту рознь. Вот, к примеру, ты, если разбираться, вообще мужик хороший. Помогал нам часто, иногда просто выручал, и…
– И сейчас Карно нужен повод, чтобы от меня избавиться?
– Знаешь, Хаунд, очень приятно говорить с умным чел…
– А с не особо умным рейдером говорить не так приятно, что ли? Или мелкие неудобные точки сглаживаются ароматом наживы и хорошим барышом?
– Вот, Хаунд, что ты за чел…
– Я не человек, Бес, не юли хвостом, йа. Давай прямо говори, а я послушаю.
– Босс сильно расстроен, а ты знаешь, как мы все дорожим его нервами и стараемся помогать, если тот переживает. Он же тут каждому как отец родной. Как…
– В общем, Хаунду нужно собраться и валить к чертовой матери отсюда… Йа? И радоваться, что дали уйти?
Бес, потешно приподняв брови, кивнул, вздохнул, отвернулся.
– Твой босс не боится одной простейшей вещи?
– Это какой?
– Что справедливость вещественна и не любит, когда ее отодвигают в сторону из-за бизнеса?
– А?
Хаунд, покопавшись в карманах, выудил сигарный огрызок. Чиркнул спичкой по недавно вшитой металлической молнии куртки Беса, прикурил. Тот, щурясь, отдернулся. Видно, мелькнуло что-то в глазах Хаунда… наверное.
– Гарпун был здесь вчера… позавчера?
– Это ты о…
– Это я, натюрлих, о здоровенном дебиле, носящем красную бандану и всем врущем что, дескать, это – знак отличия, пожертвованный ему самим Чифом, на манер красных революционных шаровар. А на самом деле, Бес, Гарпун лысый. Видел такого? У него еще рожа рябая, как будто черти горох молотили, йа…
Бес моргнул. Именно моргнул, а не подмигнул кому-то за спиной Хаунда. Да, не случилось там никого, а зря. Идешь нажимать на Хаунда – иди не один. Особенно если ты, мил друг, пусть и с положением, но всего лишь шестерка, йа.
Пустив струйку дыма, Хаунд скрипнул пальцами по столешнице, выдирая дерево и оставляя на поверхности длинные борозды. Бес испуганно косился на темные поблескивающие ногти и молчал. Видно, йа, представлял, что будет, если их хозяин решит провести ими по его горлу. Ну, или воткнуть в глаза, чтобы они звонко лопнули и потекли разбитыми яйцами, мешаясь с кровушкой. Страшно было Бесу, натюрлих, очень страшно.
– Так видел?
– Был.
– Отлично. А с ним еще два странно похожих немыслимо тупыми рожами, с элементами деградации и мутаций, коротышки, верно, майн фрейнд?..
– Ну-у-у… – Бес все смотрел на ногти Хаунда. – Наверное…
– А если подумать? – хмыкнул Хаунд.
– Были.
– Дас гут, йа… – гость чуть огорченно посмотрел на медленно и верно тлеющую сигару. – Нет таких? Точно? Дас ист шлехт.
– А?
– Плохо, говорю. Скажи, Бес, почему ты вдруг перестал быть уверенным в себе?
– Я?
– Ты. Не я же. Гут, не отвечай, могу сказать за тебя, ты ж не против?
Бес явно был не против. И даже вид сохранял относительно спокойный.
– Знаешь, майн фрейнд, что меня злит? Не отвечай, это риторический вопрос. Предваряя твое любопытство, отвечу, не строя умное лицо… Риторический вопрос не требует ответа и задается самому себе. Злит меня, Бес, простая вещь… Болтовня вокруг меня последние несколько дней. Слушаю, внимаю, проникаюсь, впитывая, и говорю-говорю-говорю, шайссе! Если бы кто наблюдал за мной, йа… подумал бы, что Хаунд – просто трепло, только и умеет, натюрлих, молоть языком. Ты считаешь меня треплом?
– Нет, Хаунд, я…
– Головка от сто двадцатой мины, йа. Я – простая личность, Бес, и мне нравятся самые обычные вещи. Спать, есть, пить, выпускать кишки подонкам, выбивать им их тупые мозги, ломать гребаные кости и заставлять выть от боли и понимания своей неправоты. Своей, заметь, неправоты. Но… плюсы надо искать во всем, майн фрейнд Бес, йа.
Хаунд достал йо-йо, начал крутить туда-сюда, поставив руку на стол. Глаза Беса следили за разноцветными кругляшами не отрываясь.
– Ты знаешь, Бес, зачем я приперся к вам. Карно знает, потому и подошел сам. Ты видел её?
– Кого?
– Ай-ай, майн фрейнд, нехорошо обманывать дядю Хаунда… Мою Девил. Ее украли, а перед тобой я так широко распахиваю душу по простой причине – иногда проще сказать правду, не пытаясь юлить. Раз уж вы тут все только и ждали меня, а так оно и есть, то Карно идет еще один плюс в копилку уважения. И нам с тобой точно не нужно сидеть и, натюрлих, точить лясы просто так. Как бы время не вышло в ближайшие минуты. Бес, хочешь, покажу, как могу сломать ножку стула, сжав в кулаке?
Тот помотал головой.
– Не стоит пытаться встать, дернуться или отодвинуться. Я могу, майн фрейнд, такое оценить как начало атаки. Обрати внимание, Бес, как спокойно и добродушно я разговариваю с тобой. Ты ее видел?
Бес мотнул головой, хотя тут же начал открывать рот.
– Хорошо, и не стоит меня переубеждать, майн фрейнд. Данке, сразу снялся один из вопросов. Теперь самый важный… готов?
Тот опять кивнул.
– Куда Гарпун ее повез? Ну, давай думай, думай, Бес! Шнеллер, шнеллер, скрипи мозгами, вспоминай, ну!
– Не знаю я!
– Кто знает?!
Бес покосился в сторону.
Когда находишься где-то в опасном месте, важно запоминать расположение стратегически важных мест: дверей, ведущих на свободу или наоборот, толщину и материал стен, если вдруг понадобится прятаться от стрельбы, и вообще – что да как расположено, йа.
Бес смотрел в сторону небольшой конуры, где Карно устроил собственный рабочий кабинет. И даже сделал большое окно, установив туда стальную плиту с амбразурами. Нормально так, если разбираться, рихтиг.
– Странно, если бы получилось иначе… – Хаунд ухмыльнулся. – Бес, почему вы не освободили ее?
– Ты дурак, Хаунд?
– Думкопф? Найн, майн фрейнд. Смотри, как бы идиотами не оказались вы сами.
– Ты дурак, Хаунд… а я-то думал… Кому нужна какая-то там баба, пусть и красивая? Была бы она еще адекватная, а так… с такой придурью, что даже не по себе становится. У нас дела делаются, Хаунд, а ты тут пришел и выкобениваешься… рыцарь, блин, благородный.
– Знаешь, Бес, почему хорошо иметь в наличии все зубы?
– Есть чем жевать?
– Это тоже. Но самое главное, майн фрейнд, наличие всех зубов – это в первую очередь наличие обеих челюстей. А это, йа, как ни крути, признак жизни.
– Ты к чему?
Хаунд сгреб собеседника за воротник, рванул к себе, впечатав лицом в стол. Хрустнули, ломаясь, нос и передние зубы. Бес булькнул, хрипнул, пытаясь закричать. Не успел.
Гость, встав, впечатал свою мощную ладонь в приоткрывшийся рот шестерки Карно. Бес вытаращил глаза, замычав. Вокруг, увидев это зрелище, заорали посетители, тоненько завизжала какая-то баба.
Хаунд, рыкнув, уперся свободной рукой в лоб Беса, напрягся, рванул второй рукой вниз и на себя. Тетка завизжала еще громче.
Бес снова ударился лбом об стол. Тело шестерки задергалось. Карно, выглянувший на крики из кабинета, вытаращил глаза. Нижняя челюсть Беса, разбрызгивая кровь и липко мотыляя связками, шлепнулась под ноги хозяину заведения.
– Хаунд… – Он, покраснев, хлопнул себя по боку, ища кобуру. – Стой на месте, сволочь! Взять его и ее тоже!
Вломившиеся внутрь помещения из коридора серьезные парни, запнувшись, зашарили глазами, затем, как собаки на инстинктах, двое рванули к серокожему мутанту, двое – к пианистке. Только та не собиралась ждать своей участи: она, бойко простучав каблуками сапожек по ближайшей накрытой поляне, ловко спрыгнула, оказавшись прямо за Карно. И…
Выдернула его ТТ и приставила ствол к голове бывшего борца.
– Стоять!
Хаунд, уставившись на нее и двух замерших ребятишек с обрезами, ухмыльнулся.
– А она красотка, Карно.
– Да пошел ты.
– Пасть закрой, – спокойно посоветовала заложнику Куколка. – Сейчас ножками будем двигать и уходить отсюда. Скажи своим дебилам, что нам с тобой ОЗК нужны и прочая хрень. И не забудь от щедрот своих, отец всеблагой, выдать мне автомат и пару магазинов к нему.
– На ремни порежу.
– Пасть, говорю, захлопни, козел старый. Могу ведь и не сдержаться.
– Сука.
– Еще какая. Злая и опасная сука. Двигай давай, дядя, прямо вон туда, к ушастому. Знаю я, где у тебя отнорок, сам показал. Туда и пойдем.
«Ушастый», крутя в скользких от крови пальцах шнурок йо-йо, снова ухмыльнулся.
– Отнорок, красотка, это хорошо. Провожатый не нужен?
– Сама справлюсь.
Хаунд пожал плечами.
– Там опасно, а станет еще опаснее. На своих двоих не доберешься… куда там тебе нужно?
– Не твое дело, нелюдь.
– Как скажешь.
– В сторону!
Мутант, глядя в холодные глаза Карно, кивнул. Но не отошел.
– Ты, может, еще подумаешь, фрейляйн?
– Ты…
Закончить Куколка не смогла.
Йо-йо – штука не самая сложная. И не особо опасная… для обычных людей. Но игрушка эта, с подшипниками внутри, двумя кругами из алюминия, работающая по принципу гироскопа, превращалась в руке мутанта в настоящее оружие.
Куколка на своих выпендрежных сапожках с каблуками возвышалась над Карно, как вышка телецентра над округой. Это и показалось Хаунду удобным для совершения задуманного.
Раскрученная йо-йо ударила не в лицо девицы, прикрытое головой Карно, а в ключицу, податливо треснувшую с мягким хрустом. Куколка ахнула, разжимая от боли пальцы… дальше Карно все сделал сам. Захват, смещение, бросок, ТТ – ногой в сторону, удар в лицо, еще удар, еще…
– Убьешь ведь, майн фрейнд… – протянул Хаунд. – Йа, забьешь ее, как кролика.
Тот, оглянувшись, ощерился, блеснув багровым потным лицом.
Хаунд, не целясь, пнул пистолет, крутанувшийся к хозяину. Карно, глядя на это, замер.
– И?..
– Что и? Я тебе жизнь спас вообще-то, все видели, йа.
– Сука…
– Э-э-э… так-то, натюрлих, я кобель. Да еще какой. Но смысл верный.
Повернуть оружие против спасшего тебе жизнь… Тем более что все это видели…
– Чего надо, как говорится?
Хаунд, показав клыки, мерзко улыбнулся.
– Давай на ушко скажу… гут?
Карно, мотнув головой в сторону захлебывающейся кровью Куколки, встал.
– А если она с Прогресса, Хаунд? Ты же с ними точно путаешься, как говорится…
– И? Все видели, я предлагал этой думкопф помощь, а она отправила меня, натюрлих, в дальнее путешествие, йа. Да и какой Прогресс, о чем ты? И, майн фрейнд, кроме пошептаться, мне бы еще кое-чего.
– Что?!
– Прицеп автомобильный. Знаю, есть такой у тебя. И в него – две бочки соляры. Точно так, майн фрейнд. И пошептаться.
