26

Я только что оттрахал тебя… Ужасно. Ты даже не кричала. И не текла, как тогда в примерочной. Все произошло слишком быстро. Кого теперь в этом винить? Тебе не хватило публики, как тогда в баре? Или виноват я? Не сдержался? Поторопился? Был слишком груб? Куннилингус явно впечатлил тебя больше, и это ужасно и несправедливо. У меня была всего одна попытка. Могу ли я повторить? Хочешь ли ты?

Нет, не хочешь. Мы лежим на полу в клетке, ты сверху, гладишь мои волосы. Я не вижу твоего лица, но чувствую разочарование. Меня бесит, как ты с жалостью перебираешь своими пальчиками мои волосы, однако отпустить я тебя не в силах. Ты можешь обидеться, а мне придется смотреть тебе в глаза. И это самое страшное. Терплю. Восемь секунд. Девять. Снова прокручиваю все в памяти и не могу понять, как так получилось. Может, я передрочил? Или ты слишком меня завела? Или надо было запереть дверь?

Когда я предложил, ты запретила:

– Нет, оставь. И вывеску «Открыто» тоже.

Надо было честно сказать, что меня нервируют незапертые двери. Но я не хотел ломать тебе кайф. Ты вообще собиралась разлечься прямо на прилавке. Я выступил против.

– Пойдем вниз.

– Правда? – загорелась ты.

И я повел тебя вниз – я же босс – и впустил тебя в клетку, и запер там. Ты здорово завелась, и когда я приказал снять юбку и ласкать себя, ты повиновалась – я же босс. Хотя я предпочел бы оттрахать тебя в тишине, ты попросила оставить музыку, и я уступил – я же босс и могу изредка доставить тебе удовольствие. И пока ты одной рукой ласкала себя, а другой держалась за клетку, я начал раздеваться и приказал тебе умолять меня войти. И ты стала умолять, а когда я снял штаны, ты увидела, как сильно я хочу. Я приказал тебе встать на колени и отпер клетку – я же босс и могу изредка доставить тебе удовольствие. Ты уже ждала меня, распахнув руки и губы, и когда я понял, что пора – когда я представил себя неудержимым молотом, а тебя ненасытной мамочкой, – я дал тебе знак, и ты прыгнула на меня, как животное, и увлекла на пол – я же босс и могу изредка доставить тебе удовольствие, – и тогда…

Тогда…

…я кончил, едва войдя. Я облажался. Ты ничего не сказала и не захотела, чтобы я помог кончить тебе. Просто лежала и гладила мои волосы. А потом заявила:

– Не переживай, Джо. Я на таблетках.

И в этот момент я испугался. По-настоящему. Потому что понял, что босс здесь – ты, а не я. И это ты можешь изредка доставить мне удовольствие.

Смущенные и голодные, мы поплелись наверх, и там у кассы стоял какой-то старикан. Он осмотрел нас и ухмыльнулся:

– Пожалуй, зайду в другой раз, ребятки. Приятного вечера.

В том, как он это сказал, как смотрел на нас, было что-то такое мерзкое, добродушное и несексуальное, что мне стало совсем плохо. Похоже, он получил больше удовольствия, глядя на нас, таких молодых, пылких, горячих, чем мы от нашего первого секса. И я даже не удивился, когда ты не пригласила меня в свою кровать, а сказала, что тебе надо навестить Пич. Ты же босс. А я облажался.

Но то, что началось дальше, окончательно выбило меня из колеи. Такого я не ожидал. На следующий день от тебя пришло сообщение:

«Привет, Джо. Извини, сегодня прийти не смогу!»

Хоть бы день выждала. И еще восклицательный знак влепила.

А я опять облажался – ответил:

«Хорошо».

Хотя что тут может быть хорошего: вместо того чтобы провести время со мной, ты договорилась встретиться с Линн и Чаной.

Ты: «Скучаю по вас, девочки. Утром у меня внеплановый сеанс с доктором Ники. Потом пообедаем вместе?»

Чана: «Кто там у тебя опять? Ха-ха. Давай».

Линн: «Я уехала из города. Выпейте за меня».

Вместо того чтобы побыть со мной, ты идешь к психотерапевту и зовешь подруг, чтобы посплетничать. Опыт подсказывает, что это крах, фиаско. Конец! Хочу убить себя и всех, кто есть в магазине, вытащить диск Эрика Кармена и расколошматить его вдребезги. Потому что я потерял веру в наше будущее. И надо же было написать тебе «хорошо» – все равно что белый флаг выкинуть.

К счастью, ты не видишь меня в эту минуту, потому что через пять секунд после того, как я вырубил музыку (в некоторые моменты тишина – лучший аккомпанемент), упал на стул и подумал о том, что надо бы кастрировать себя по примеру психопата из фильма «Как малые дети», от тебя пришло сообщение:

«Что делаешь вечером? ☺».

Пелена спала с мира. И этот смайлик в конце – твоя распахнутая, жаждущая меня влажная вагина. Ты знаешь, что я способен на большее, и хочешь меня. Я в полном порядке. Проблемы у тебя. Ты идешь к психотерапевту, чтобы понять, почему способна получать удовольствие, только когда есть зрители. И ты встречаешься с Чаной, уезжавшей на каникулы, чтобы рассказать ей о лучшем куни в твоей жизни. Этот смайлик – твои распахнутые, жаждущие меня губы. Ты просто даешь мне понять: мы больше не работаем вместе. Мы спим вместе.

Я распоряжаюсь, чтобы ты приехала ко мне в семь. Ты ответила:

«До встречи!»

В 19:12 я понимаю, что ароматические свечи – это полный отстой. А ведь я даже не поленился ради них сделать крюк после работы. И все потому что однажды в магазин зашел один парень, очень крутой (если б мне нужны были друзья, я бы хотел именно такого), бахнул свою тяжеленную спортивную сумку на прилавок, чтобы найти кредитную карту, и вздохнул: «Гребаные свечи. Но женщины их любят». Видимо, это засело у меня в голове, и теперь я не мыслю иных декораций, а все из-за какого-то подкаблучника, покупающего технотриллеры Тома Клэнси для себя и свечи для своей фригидной жены. Из каких мелочей складывается наша личность – просто удивительно! Что заставляет нас страдать и почему?.. Пицца остыла, вино выдохлось. Я один сижу за накрытым столом (который тащил специально для тебя) и понимаю, что ты не придешь. И скоро вообще меня бросишь.

В 19:14 от тебя приходит сообщение:

«Прошу, не злись: не смогу сегодня прийти☹».

И этот смайл – твое тело, холодное и закрытое. Твои глаза, отведенные в сторону. Твой отказ от меня и от нас. Мне даже не нужно читать все письмо целиком, я и так знаю, что Пич ни при чем. Не у нее никчемный член, а у меня. Я даже приготовил для тебя мармеладки, Бек. И положил их в вазочку. К черту ее! Беру и швыряю в стену, прямо в гобелен, купленный у какой-то старухи с улицы, чтобы прикрыть смущавшую тебя дырку в стене. Вазочка падает на диван. Целая. Я – самый никчемный импотент в мире. Даже стекляшку не могу разбить. Замахиваюсь на свечи, но останавливаюсь: не хватало только пожар здесь устроить. Дом не виноват, и ваза не виновата, и мармеладки, и желтая полицейская лента на шторке в душе. Опускаю руку на свечу, пламя жжет ладонь. А должно жечь никчемный вялый член. Но мы оба знаем, что я ни на что не годный трусливый импотент. У меня не хватает духу сжечь виновника. Смрад от горелой плоти перебивает запах пиццы. И какое счастье, что я хотя бы не купил цветов.