Глава пятая
Подход Запада к ведению переговоров

У Вашингтона было немало причин не хотеть успеха переговоров. Это — стремление нарастить угрозу СССР, усилить зависимость партнеров и т. д. Ракеты нужны были американцам для того, чтобы нагнетаемая с конца 70-х годов атмосфера «холодной войны» сковала, наконец, европейский континент. В Вашингтоне рассчитывали, что размещение ракет вызовет обострение противостояния двух систем в Европе, а это заставит начавших постепенно «отбиваться от рук» западноевропейских союзников США вновь встать под американские знамена. Расчет был циничен и прост: в таких условиях союзники перестанут колебаться, вернутся к старым добрым временам 50-х годов, когда Вашингтон приказывал, а западноевропейцы послушно, хотя иногда и с гримасой недовольства, маршировали. На эту цель американской политики достаточно прозрачно указал весной 1982 года Лоуренс Иглбергер, занимавший второй по значимости пост в дипломатической иерархии США — заместителя государственного секретаря. «Необходимо стремиться, — заявил он, — к созданию идентичности интересов, основанных на видении 80-х годов, столь же сильной, как та, которая была основана на представлениях 40-х и 50-х годов».

Вновь, как это было уже не раз, в частности, при зарождении НАТО, Вашингтон шел на провоцирование кризиса, на навязывание — новому поколению западноевропейцев военного психоза. Известный американский политолог Ричард Барнет писал, что руководителей США пугало то обстоятельство, что «знаменитое утверждение Уинстона Черчилля (после этого сотни раз повторенное лидерами НАТО. — Авт.), что, если бы не американская бомба, Красная Армия была бы у Ла-Манша, в ретроспективе казалось малодоказательным… Отсутствие каких-либо исторических доказательств такого намерения, а также осознание тех разрушений и потерь, которые понес Советский Союз, делало ключевой миф, оправдывавший существование НАТО, все менее и менее убедительным… В Токио и в европейских столицах Советский Союз представлялся страной, к которой необходимо было относиться не как к парии, подлежащей карантину, или как к державе, которую необходимо разгромить, а как к государству, в отношении которого надо разработать стратегию сосуществования».

А вот этого как раз Вашингтон и не хотел. В 70-е годы он не выдержал испытание разрядкой, испытание мирным сотрудничеством и с конца этого десятилетия рванулся назад, пытаясь увлечь за собой в прошлое и весь мир. Этот бег назад идет по двум параллельным путям. С одной стороны, это погоня за утерянным военным превосходством, на основе которого была построена вся американская «империя», начавшая расползаться с конца 60-х годов. С другой — это подкрепляющее и оправдывающее гонку за превосходством нагнетание конфронтации в международных отношениях, курс на поддержание и углубление раскола Европы на две противостоящие военные группировки.

Создавая НАТО, Вашингтон рассчитывал накопить силы и «отбросить» социализм. Но социалистическое содружество сорвало эти планы. В 80-е годы в американской столице снова послышались разглагольствования об «отбрасывании», о «крестовом походе» против социализма. Но теперь эти призывы при всем их авантюризме и опасности — ведь они, взвинчивая напряженность, толкают мир к войне — кажутся все более жалкими. Ведь понятно — то, что не удалось сделать Вашингтону в 50-е годы, он тем более не способен сделать сейчас, в условиях возросшей экономической и военной мощи стран социализма. Теперь НАТО необходима американскому правящему классу не только для наращивания военного потенциала Запада с целью давления на социализм, но и для того, чтобы контролировать Западную Европу, не допустить превращения ее в независимого конкурента.

Новые ракеты призваны не только увеличить стратегическую угрозу СССР, но и укрепить, американскую диктатуру в НАТО, стать рычагом американского давления на Западную Европу. Понятно поэтому, что Вашингтон ни на минуту не собирался договариваться о возможности их неразмещения. Под давлением союзников, испугавшихся поднимающейся волны протестов, США оставили им для успокоения «контроль над вооружениями», а себе взяли «модернизацию», вернее — размещение новых ракет. В коммюнике декабрьской 1979 года сессии Совета НАТО «довооружение» было соединено с «контролем над вооружениями». Но американцы вставили и иную формулу, большинством участников сессии, по-видимому, и ее понятую, тем более что многие страны — члены НАТО вообще не были подробно проинформированы заранее о сути принимаемых решений. В коммюнике говорилось о том, что переговоры об ограничении ракет средней дальности (а только их соглашался обсуждать Вашингтон, априорно отвергая очевидное — необходимость учета всех американских ядерных средств средней дальности в Европе, равно как и ядерных средств Великобритании и Франции) должны проводиться «в соответствии с принципом равенства между странами. Таким образом, ограничения должны принять форму равенства де-юре по потолкам и по правам».

По сути дела уже здесь была жестко заложена вся будущая линия на размещение ракет во что бы то ни стало. Что подразумевалось под этой формулировкой, мир выяснил лишь через три года, когда после длительных проволочек, начала переговоров, а затем снова отказа от них Вашингтона президент Рейган в ноябре 1981 года все-таки заявил о своем согласии возобновить переговоры, выдвинув при этом известный «нулевой вариант», подразумевавший одностороннее разоружение Советского Союза. Этот вариант означал, что СССР «имеет право» на столько же ракет, на сколько и США. Но он при этом не должен учитывать ни американские самолеты-носители ядерного оружия, размещенные в Западной Европе или прилегающих к ней акваториях, ни ядерные средства Англии и Франции.

Еще через год с небольшим, в феврале — марте 1983 года, Вашингтон вынужден был, опять же под давлением союзников, у которых земля горела под ногами из-за роста антиракетного движения, модернизировать «нулевой вариант», начать предлагать различные схемы, по которым СССР должен был бы сохранить на вооружении ровно столько ракет средней дальности, сколько США собирались развернуть. Тогда-то принцип «равных потолков и прав» из коммюнике 1979 года, переименованный в принцип «равных прав и пределов» (фактически — неравенства и неодинаковой безопасности), стал официально основой американского подхода. Он был провозглашен с помпой и был даже совсем уж неуместно назван «высокоморальным».

Но американское руководство не только ловчило по части концептуальных формулировок, заставляя союзников подписываться под принципами, заведомо исключавшими возможность достижения договоренности. Вашингтон, также без излишнего шума, четко заявил о том, что он не будет соглашаться на неразмещение ракет ни при каких обстоятельствах. В одном из наиболее авторитетных документов Пентагона — ежегодном докладе министра обороны конгрессу на 1981 год, выпущенном в начале 1980 года, вскоре после принятия декабрьского решения, утверждалось: «Мы надеемся, что ограничение вооружений может привести к уменьшению советских ядерных сил дальнего действия на театре (натовское выражение для средств средней дальности в Европе. — Авт.). Но нереалистично было бы предполагать, что ограничение вооружений устранит необходимость в добавлении любых новых систем дальнего действия к арсеналу НАТО».

Таким образом, линия на срыв переговоров и непременное размещение ракет была взята Вашингтоном с самого начала. И в дальнейшем он жестко придерживался этой линии и шел на переговоры лишь для того, чтобы замаскировать свои истинные намерения, умаслить партнеров, от которых до поры до времени зависело — будут ли в конечном счете размещены ракеты, и обмануть общественное мнение.

В Советском Союзе отдавали себе отчет в изначальной неконструктивности подхода Вашингтона, его нацеленности на то, чтобы любыми путями повысить уровень ядерного противостояния на континенте, привнести в европейское военно-политическое уравнение новое дестабилизирующее его слагаемое.

Тем не менее Советский Союз со всей ответственностью подошел к переговорам с США по ограничению ядерных вооружений в Европе. Дело в том, что это намерение администрации США, как писал видный специалист по европейской политике В. И. Кузнецов в книге «Европа: безъядерная или сверхъядерная?», «было далеко не очевидно как для некоторых западноевропейских участников НАТО, так и для части общественного мнения. Учитывая все обстоятельства, Советский Союз вступил в Женеве в переговоры с США с целью испытать все возможности достижения взаимоприемлемого соглашения, а если оно оказалось бы не достижимым, то не дать милитаристской группировке в Вашингтоне и тем, кто ее поддерживает, уйти от ответственности за последствия принятого ими враждебного интересам Европы и всего мира решения».

Дальнейшие события показали, что Вашингтон, верный своей изначальной линии, не пошел на достижение соглашения, исключающего повышение уровня ядерного противостояния в Европе, взорвал переговоры. Но он и те, кто шел за ним, вынуждены были заплатить дорогую цену за это. Борьба вокруг ракет и переговоров в 1980–1983 годах способствовала разоблачению истинных целей и намерений Вашингтона, послужила заметному подрыву его престижа и международных позиций. Но об этом подробнее — позже. Сейчас — о том, что творилось за кулисами переговоров в американской столице.

Первоначально, в 1977–1978 годах, когда размещение ракет лишь только замысливалось, там не хотели и слушать о том, чтобы ограничить уровень ядерного противостояния в Европе путем переговоров. Они были добавлены к решению о ядерном довооружении лишь тогда, когда оно фактически уже проштамповывалось — во время встречи в верхах «большой четверки» — руководителей США, Великобритании, ФРГ и Франции на острове Гваделупа в январе 1979 года. Во время этой встречи Картер, английский премьер Каллагэн, французский президент Жискар д’Эстен и канцлер ФРГ Шмидт обсудили общие контуры предстоящего ракетного решения. И тут оказалось, что Шмидт, которому вот уже два года приписывался призыв развернуть новые американские ракеты в Европе, колеблется. Канцлер ФРГ, видимо, начал понимать, что на него спихивают ответственность за решение. Помощник Картера по национальной безопасности Бжезинский, присутствовавший на встрече, позже в своих мемуарах с нескрываемым раздражением писал, что Шмидт «в наименьшей степени был готов на какой-либо твердый ответ. Он все время повторял, что он вынужден считаться с политическими проблемами и не готов принимать на себя какие-либо обязательства».

На Шмидта был оказан нажим, но он сопротивлялся, и тогда, чтобы подсластить пилюлю, и было предложено присоединить к решению о размещении предложение о переговорах. Автором идеи явился, по некоторым свидетельствам, Жискар д’Эстен.

Тогда же союзники условились, что на переговоры, которые непосредственно касались ядерных вооружений в Европе, США выйдут без своих ядерных союзников. Вашингтон подготавливал почву для отказа учитывать ядерные средства Англии и Франции под предлогом их неучастия в переговорах.

Но сама идея о том, что новые американские ракеты будут предметом переговоров, претила Вашингтону. В своей речи на конференции «Будущее НАТО и глобальная безопасность» в январе 1984 года Киссинджер прямо заявил аудитории, в которой находился и Шмидт, что решение объединить развертывание ракет с предложением о начале переговоров «было роковым». Развивая свою мысль, Киссинджер указал, что «в 1979 году НАТО не посмела объяснить свое решение чисто военной необходимостью, настоять на том, что оно подлежит, как любое развертывание вооружений, — последующему (подчеркнуто у Киссинджера. — Авт.) обсуждению на переговорах. Размещение приобрело политический характер так называемого «двухколейного» подхода, подразумевавшего предварительные переговоры с целью запрета этих вооружений и делавшего их развертывание зависимым от провала переговоров».

Оценивая итоги претворения в жизнь декабрьского решения, приведшего к острому всеобъемлющему кризису атлантических отношений, один из наиболее активных сторонников размещения «Першингов-2» и крылатых ракет в Западной Европе, бывший директор Международного института стратегических исследований Кристоф Бертрам также откровенно сожалел о том, что НАТО пошла на переговоры. «Вместо того, чтобы делать претворение в жизнь всей программы довооружения зависимым от исхода переговоров, было бы лучше, — писал Бертрам уже после начала размещения ракет, — чтобы НАТО в 1979 году решила разместить определенное число ракет в любом случае, а затем путем переговоров определить верхний предел развертывания».

Советский подход был практически диаметрально противоположным и исходил из необходимости недопущения повышения уровня ядерного противостояния в Европе и резкого сокращения его путем переговоров. При этом с самого начала СССР неизменно подчеркивал необходимость обсуждения на переговорах всех ядерных средств средней дальности — американских средств передового базирования, ядерных потенциалов Англии и Франции. США же пытались обсуждать лишь советские ракеты средней дальности.

Предварительные переговоры по проблеме ядерного оружия средней дальности в Европе проходили с 17 октября по 17 ноября 1980 года, но не привели к сближению позиций сторон.

Вскоре в США сменилась администрация, и к власти в Вашингтоне пришла группа консервативных политиков во главе с Рональдом Рейганом. В государственные ведомства, ведающие ограничением вооружений, пришли деятели, принципиально считавшие любые переговоры с СССР вредным занятием, отвергавшие их не только применительно к оружию средней дальности, но и к любому другому.