Глава 23
«Почти с самого начала деликатной кампании Следующих по подготовке человечества к участию в будущем проекте Ян Родерик знал об этой игре, даже если не мог выразить словами то, что он уловил, даже если не знал, что знает», – думала сестра Колин. Историй стало еще больше, правдивых и невероятных, целое море. Впоследствии сестра Колин узнает, что все они вносили свой вклад в комплекс мемов, связанных с Приглашением. Истории передавались из уст в уста в разобщенных поселениях людей Долгой Земли и тщательно изучались Яном Родериком, когда он на них натыкался.
Истории, как, например, – сестра Колин читала через его плечо – байка о человеке, известном как Джонни Шекспир, датированная предположительно двадцатью годами после Дня перехода.
* * *
Мистер Клиффорд Дрисколл, родившийся в Базовом Массачусетсе, был учителем английского. Он всегда страстно любил Шекспира, но это его не оправдывает. К благу тех его учеников, которые были способны слушать и хотели учиться, эта страсть питала беспокойный, напряженный, но убедительный стиль преподавания, причем зачастую очень успешный.
В те дойеллоустонские дни начало его карьеры проходило в маленьких общественных средних школах родного Базового Массачусетса. В отличие от новых миров Долгой Земли, Шекспир вместе со всем культурным наследием цивилизации Базовой, по крайней мере, был доступен ученикам мистера Дрисколла – достаточно было коснуться клавиатуры или шепнуть в телефон. Но его не покидало ощущение, что учеников постоянно отвлекают от учебы технологические игрушки, нескончаемый фоновый шум высокотехнологичной массовой культуры Базовой, равно как и непреходящий интерес к развивающимся юным телам друг друга.
И мистер Дрисколл сам становился все более беспокойным. Старый холостяк в свои пятьдесят с хвостиком, проживший более двадцати лет в воздержании, приближающийся к последнему этапу своей карьеры перед уходом на пенсию, мистер Дрисколл сформулировал новую цель. Он должен идти туда, где нужен. Где может принести пользу.
Окрыленный духом миссионерства, он нашел место учителя в школе, расположенной, по его мнению, в одном из колониальных миров, на Западе-3, в маленьком последовательном городке Массачусетса с быстро растущим населением и экономикой, базирующейся на лесозаготовках. Мистеру Дрисколлу это место казалось романтичным островком человеческих дерзаний в великом безмолвии всемирных лесов. Быстрый рост колонии в течение нескольких лет после Дня перехода обеспечил ему отрадно переполненные классы учеников.
Но были и проблемы.
Даже в начале 2030-х годов культура американского Запада-3 не была примитивной. Городки побольше уже связывали оптоволоконные кабели, телевидение, телефоны. Этот мир еще не был пропитан технологиями, они не так сильно отвлекали учеников. Но в их головах не оставалось места для английской литературы, не оставалось места для Шекспира. Судьбой местной молодежи была работа на лесопилках. Базовая Земля и ее тысячелетняя культура казались далекой блистательной абстракцией. На что им литература? На что в таком мире Шекспир?
Этот вопрос становился все более существенным для мистера Дрисколла по мере того, как он больше узнавал об этой Долгой Земле, в глубины которой сделал несколько робких шагов.
Он подружился с Четом Уилсоном, слесарем-любителем, который вел очень популярные практические курсы в обширных школьных мастерских. Уилсона, уроженца сельской местности Базового Массачусетса, волновали только его приборы. Он был человеком не своего времени: по мнению мистера Дрисколла, он выглядел бы как дома под капотом первого «Форда», и если бы ему разрешили строгать целыми днями, он бы только этим и занимался. Трудно было отыскать человека, более не похожего на ревнителя культуры мистера Дрисколла. Тем не менее они нашли точки пересечения в обоюдной страсти к своим предметам и желании учить.
Однажды мистер Дрисколл невзначай поинтересовался у Уилсона, насколько далеко распространилась по Долгой Земле волна колонизации.
Чет Уилсон втянул воздух сквозь зубы и ответил:
– Надо подумать.
Спустя некоторое время он сказал:
– По правде, никому не известно. Я знаю, что есть широкий пояс возделанных миров, который начинается за сотню тысяч отсюда.
– Говоришь, сотня тысяч? – Для мистера Дрисколла это было запредельно.
– Не все Земли до него населены. Пока не все. Но ты же знаешь, как люди размножаются, у них есть все шансы.
Мистер Дрисколл был потрясен.
– Все эти Земли. Все эти дети, юные умы! Они будут уметь только рубить лес, пахать землю и добывать железную руду. Или просто бродить, собирая фрукты. А их дети вырастут, зная еще меньше. Уилсон, что станет с наследием нашей цивилизации через несколько поколений? Скажи мне! Словно тысячелетия борьбы за знания и память были просто сном… Я должен об этом подумать.
Он ушел, бормоча себе под нос.
Невозмутимый Уилсон ничего не сказал.
Двадцать четыре часа спустя мистер Дрисколл вернулся в мастерскую, с энтузиазмом приговаривая:
– Есть, Уилсон! Есть!
Уилсон пристально посмотрел на него и немного отодвинулся.
– Шекспир! Вот ответ. Что представляет венец нашей цивилизации? Шекспир и его творения! Как вообще человеческий мир может называться цивилизованным, если не знает Шекспира? Вот в чем отныне моя миссия, Уилсон. Я уже подал заявление в школу. Я не задержусь здесь, тратя остаток жизни на горстку безразличных учеников. Вместо этого я принесу в Долгую Землю Шекспира! Таким образом я буду формировать грубые умы. «Зрелище – петля, чтоб заарканить совесть короля…» Совесть, да, вот что это. Я дам Долгой Земле ее совесть.
– Как?
– Что – как?
– Как ты принесешь Шекспира в последовательные миры?
– Ну, я над этим еще не думал, – сотрясал воздух мистер Дрисколл. – Я могу пойти туда и рассказывать о Барде…
– Что толку из этого, если они не смогут прочитать.
– Правда. Правда. Может, бродячий театр с постановками великих пьес? Нет, нет, слишком сложно организовать, а я не импресарио. – Внезапно он вскочил на ноги. – О! Есть! Я буду носить экземпляры полного собрания сочинений в компактном издании. На бумаге, конечно. Уверен, на электронику в этих пограничных мирах нельзя полагаться. Одно издание на город, чтобы скопировать и раздать. Но даже так, учитывая такое множество Земель… Тогда одно на мир! Символическое действие, которое может вдохновить других подхватить мою акцию и, так сказать, буквально распространять слово Барда.
– Нужно сценическое имя.
– Что?
– Чтобы все слышали о том, что ты задумал. Что-нибудь запоминающееся.
– А! Понимаю. Псевдоним. Возможно, бродячий менестрель.
Чет Уилсон втянул воздух сквозь зубы и ответил:
– Надо подумать.
Спустя некоторое время он сказал:
– Джонни Шекспир.
– Но меня зовут не Джон. Боюсь, не понимаю…
– Как Джонни Яблочное Семечко. У него яблоки, у тебя…
– Шекспир! Да! Уилсон, ты гений. Один мир зараз, точно как Яблочное Семечко бродил по Дикому Западу, я буду сеять Шекспира на каждой новой Земле. И великое древо нашей цивилизации будет расти настолько далеко, насколько шагнет нога человека или, по крайней мере, насколько смогу шагнуть я. Я должен объявить об этом прямо сейчас. Я закажу с Базовой коробку книг и начну…
– Понадобится большая коробка.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, говорят, что люди рассеялись до Запада-1000000 и еще дальше. Если хотя бы одна десятая процента этих миров заселена, тебе понадобится тысяча книг. Далеко ты пронесешь тысячу книг?
– Ну… – Мистер Дрисколл никогда не отличался практичностью. План рушился, даже не начав воплощаться. Он беспомощно сел. – Уилсон, что же мне делать?
Чет Уилсон втянул воздух сквозь зубы и ответил:
– Надо подумать.
* * *
На следующий день Уилсон позвал мистера Дрисколла в свою мастерскую.
– Это всего лишь опытный образец. Его нужно малость подправить. Но я считаю, он справится…
Штуковина, стоящая на верстаке, на первый взгляд показалась мистеру Дрисколлу каким-то гротескным крабом. Это была книга, полное собрание сочинений Шекспира, но она стояла на тоненьких ножках длиной всего несколько дюймов, и мистер Дрисколл заметил свисающие снизу миниатюрные манипуляторы.
– Уилсон, что это?
– Ты когда-нибудь слышал о принтере материи, Дрисколл?
Решение Уилсоном дилеммы мистера Дрисколла было по сути простым и, благодаря довольно развитой индустрии принтеров материи, незамысловатым на практике. Это было полное собрание сочинений Шекспира, способное воспроизводить само себя.
– Ты приходишь в какой-нибудь новый мир. Ставишь этого паренька на землю в лесу, и он работает, пока ты сидишь себе и раскуриваешь трубку.
– Но я не курю, Уилсон.
– Курить необязательно. Дело вот в чем. – Уилсон изобразил пальцами бегущие ножки. – Он подскакивает к какому-нибудь дереву – сгодится упавший ствол, даже поросль. И начинает пережевывать древесину в целлюлозу, чтобы изготовить бумагу, затем находит чернильный орешек или что-то подобное, чтобы сделать чернила. И потом, страница за страницей…
До мистера Дрисколла дошло.
– Выскакивает Шекспир.
– Именно. У него уйдет день или около того, чтобы выплюнуть копию себя.
Уилсон производил на мистера Дрисколла впечатление человека, которому – ведь он преподавал в школе, – наверное, пришлось поработать над собой, чтобы использовать фразу вроде «выплюнуть» вместо менее благозвучных альтернатив.
– В хорошем переплете и все такое. На спине у него контрольный экземпляр, лазерное устройство сканирует текст, проверяет, чтобы не вкралось ни одной ошибки.
– И на следующий день вот он я, с новеньким Шекспиром, чтобы вручить его жаждущей новой цивилизации. Изумительно, Уилсон. Изумительно!
Уилсон еще немного побубнил о том, что принтер способен в ограниченных пределах чинить и обслуживать самого себя, опять же используя компоненты, полученные из древесины.
– Немного нанотехнологии, и ты можешь сделать почти что угодно из угля. Даже алмазы, чтобы починить лазерный сканер или соорудить новый.
И начал распространяться насчет того, что пока у принтера не собьется программа, проблем не будет…
Мистер Дрисколл больше не слушал. Он уже мечтал о речи, в которой объявит миру о своей затее.
* * *
Собрав вещи для похода, мистер Дрисколл вернулся на Базовую и поехал в Брокенстроу-Крик к югу от Уоррена в Пенсильвании, где Джонни Яблочное Семечко, чье настоящее имя было Джон Чепмен, родившийся добрых три сотни лет назад, посадил свой первый питомник. Там мистер Дрисколл поместил на стену планшет, чтобы запечатлеть для потомков момент, когда в одиночку, рядом с принтером Шекспиром, он провозгласил намерение нести Барда в новые миры:
– Старым поколениям эта технология покажется странной. Но сегодня союз высших достижений искусства и науки Базовой Земли будет вдохновлять юные умы и взращивать цивилизацию во всех новых Землях. Прямо как во времена Шекспира. Шекспировский Лондон был столицей мира, сердцем мировой культуры, и своими пьесами Шекспир нес этот новый мир своим зрителям. И теперь, в этой новой панораме множества Земель, я… о, прошу прощения…
Запись прервалась, потому что принтер материи в поисках древесины откусил ножку его стула.
И затем, повернув рычаг переходника, мистер Дрисколл отправился в путь.
* * *
Поначалу все шло хорошо.
Вскоре мистер Дрисколл совладал с неопытностью и стал закаленным путешественником по Долгой Земле, с сильными легкими, неутомимыми ногами, загрубевшими ступнями, даже его желудок привык к тошноте при переходах. Останавливаясь не в каждом мире, он решил зайти в глубь Долгой Земли, насколько сможет, там и тут разбрасывая литературные семена и полагаясь на то, что время и сам Шекспир позаботятся о более широком распространении.
Останавливался он на несколько дней. Посылал оригинальный образец своего принтера материи в лес размножаться и ждал, пока появятся новые копии. Иногда он жил в палатке. Иногда представлялся местным, останавливался поговорить, почитать Барда, дать один-два урока. Затем с новеньким, только что изготовленным собранием Шекспира он отбывал, обычно с благодарностями, полным рюкзаком еды и бутылкой свежего лимонада.
Молва начала его обгонять. В некоторых мирах фермеры и их дети здоровались с ним и предлагали подвезти к ближайшему поселку.
За три года он обошел сотни миров. Он испытывал огромное и глубочайшее удовлетворение от успеха своего проекта.
И вот он пришел на Запад-31415 в глубине Ледового пояса.
Он отпустил принтер материи и после обычного освежающего ночного сна на лесной поляне отправился за свежеиспеченной копией Барда. Вскоре он наткнулся на контрольный экземпляр, как обычно, спящий в позе, которую мистер Дрисколл, не будучи техником, всегда интерпретировал как «отдых после тяжелой ночной работы». Но рядом лежала не очередная копия для чтения с еще влажными страницами и яркой печатью чернилами из чернильного орешка, а еще один контрольный экземпляр, еще один крабоподобный прибор, книга на тоненьких ножках. Озадаченный, мистер Дрисколл потянулся к новому контрольному экземпляру – но тот ускользнул от него и скрылся из виду.
Мистер Дрисколл был скорее раздражен, чем обеспокоен. Он не был практичным человеком и привык к тому, что механизмы всех видов подводят его. Он пустил настоящий контрольный экземпляр в другую часть леса, решив, что, возможно, в этой было что-то странное с деревьями, хотя такое объяснение и противоречило научной точке зрения, и прождал еще ночь. На следующее утро, как и полагается, новенький экземпляр Шекспира сидел на куче листвы.
Подобрав его, мистер Дрисколл отправился в ближайший городок и приятно провел день, беседуя с мало интересующимися литературой фермерскими детьми в их милой маленькой школе. На вкус мистера Дрисколла, это был особенно приятный поселок, жители которого, подобно амишам, решили насколько возможно отказаться от современных технологий в построении своего нового мира.
На следующее утро мистер Дрисколл перешел, больше не думая о Западе-31415.
До тех пор, пока десятью днями позже его не догнал разгневанный фермер и не потребовал вернуться.
* * *
На Западе-31415 его привели на лесную поляну, где он отпустил контрольный экземпляр Шекспира. Поляны больше не было. Казалось, что целая куча деревьев просто выкорчевала сама себя. Мистер Дрисколл озадаченно хмыкнул.
– «Пока Бирнамский лес не выйдет в бой на Дунсинанский холм…»
– Что? Что? Смотри сюда, мужик. Смотри, что ты натворил!
Фермер потащил мистера Дрисколла дальше в лес, и теперь тот увидел, что расчищенный участок не пуст, а заполнен крабоподобными созданиями, которые ползают, суетятся, взбираются на стволы окружающих деревьев, а страницы у них на спинах трепещут, как крылья божьей коровки. Это были Шекспиры – не экземпляры для чтения, как те, что он оставлял в пройденных мирах, а контрольные экземпляры, принтеры материи, воспроизводящие сами себя. Все эти копии, в свою очередь, тоже делали копии, распространяясь по лесу…
– Что ты будешь с этим делать? – закричал фермер.
– Я? Что я могу сделать?
– Мы уже потеряли кубометр леса! За десять дней! И оно распространяется все быстрее. – Он схватил мистера Дрисколла за грудки. – Знаешь, что ты натворил, знаешь? Мы пришли сюда, чтобы сбежать от этого дерьма – современных технологий. А ты заявляешься с дурацкими книгами и напускаешь на нас нанотехнологичное бедствие. Серую слизь! Что ж, это твоя вина, белый голодранец. Что ты будешь с этим делать, а?
Он мог сделать только одно.
– Вернусь на Ближние Земли так быстро, как только найду твен.
– А потом?
– А потом спрошу Уилсона.
* * *
– Кубометр леса за десять дней, а? – Чет Уилсон втянул воздух сквозь зубы и сказал: – Надо подумать.
Спустя некоторое время Уилсон ответил:
– Понимаешь, произошла мутация.
– Мутация?
– Контрольный Шекспир всегда был способен на большее, не только страницы штамповать. Ну, я скажу тебе, на что. Он может создавать запчасти для себя, даже воспроизводить механизм. Он сконструирован так, что может ремонтироваться после сильных повреждений. Просто процесс резервного копирования зашел слишком далеко, вот и все.
– Слишком далеко? Уилсон, ты спятил?
– Он теперь не просто ремонтирует себя, а делает новые копии целиком. Я не виноват. Возможно, это из-за того, как ты с ним обращался.
– Я?!
– Тебе следовало просто выключить его и включить заново. Обычно это срабатывает. По-видимому, контрольный экземпляр сбросил настройки и восстановился. Но маленькие проказники, которых он производит… – Он снисходительно пощелкал языком. – Вот шалун!
– Но… но… Я отказываюсь брать на себя ответственность за этот бардак. И даже так, я не понимаю, как двухфунтовая книга может переработать кубометр лесоматериалов за десять дней.
– А, так это экспоненциальный рост. Размножаются, как кролики, стоит только начать, понимаешь? В первый день их становится двое. На второй из двух – четверо. На третий четверо превращаются в восемь…
– Да, да.
– Через десять дней у тебя уже тысяча с чем-то копий. А тысяча двухфунтовых копий – это уже кубометр, мой друг. Вот куда ушли твои лесоматериалы.
– Ну, это не мои лесоматериалы. – Нематематический ум мистера Дрисколла утомился, постигая эту концепцию. – Но если я правильно тебя понимаю, то на одиннадцатый день кубометр превратится в два. А потом два станут четырьмя. И затем…
– Вот именно.
– К чему это приведет, Уилсон? К чему это приведет? И что мне делать?
– Бежать, как Антигон от медведя, – ответил Уилсон.
* * *
Следующие несколько недель стали сенсацией, по крайней мере для обитателей Запада-31415 и призванных на помощь агентов федерального правительства Базовой.
Колонисты поспешно и с возмущением эвакуировались после того, как через двадцать дней был уничтожен лес с тысячами кубометров запасов древесины.
Через тридцать дней были переработаны миллионы кубометров деревьев, оставив проплешину, видимую из космоса.
А через сорок дней исчезли миллиарды кубометров, и выжившие на континенте животные бегали по поднимающемуся шекспировскому морю.
Всего через пятьдесят дней после того, как мистер Дрисколл выпустил копию контрольного экземпляра, на Западе-31415 были переработаны почти все деревья – значительная часть планетарной наземной биомассы. Голодные книги Барда слонялись по опустошенным равнинам.
Мистер Дрисколл позвонил Уилсону из тюрьмы, где ожидал суда.
– Это ужасно, Уилсон! Говорят, книги опять мутировали. Поедают другие виды растительного вещества: траву, кустарники. На берегу океана некоторые отважились войти в воду и поглощают водоросли. Внутри материка некоторые нападают друг на друга. Бард ест Барда! И обвиняют меня! «Разносись, зимний ветер, и вой! Ты безвреднее злобы людской». Ну, правительство объявило карантин и подумывает организовать какую-нибудь операцию по ликвидации последствий…
– Хорошая идея. Для нее нужно кодовое слово. – Чет Уилсон втянул воздух сквозь зубы и произнес: – Надо подумать.
Спустя некоторое время Уилсон сказал:
– «Укрощение слизи»? Что думаешь, Дрисколл? Дрисколл?
* * *
Такие истории только заставляли Яна Родерика искать новые, подобные им. И сестра Колин все сильнее беспокоилась о нем.
