Шкура неубитого льва
С тех пор, как Монца поднималась по извилистой тропе в Фонтезармо, перешучиваясь с братом, изменилось многое. Не верилось даже, что прошел всего год. Самый страшный, самый безумный, самый кровавый год в ее жизни. За это время она успела вознестись из мертвецов в герцогини и вполне еще могла успеть пасть обратно.
Смеркалось, а не светало, когда она вновь ехала по этой дороге. Солнце за спиной клонилось к западу. По обе стороны тропы, везде, где можно было отыскать хоть сколько-то ровное место, стояли палатки. Горели костры, вокруг которых сидели солдаты, выпивая, закусывая, чиня обувку, чистя доспехи, посматривая на проезжавшую мимо Монцу без особого интереса.
Год назад у нее не было почетной охраны, а сейчас за Монцей всюду, куда бы ни пошла, следовали, словно преданные щенки, отборные гвардейцы Рогонта. Странно даже, что не пытались сопровождать в отхожее место. Меньше всего будущий король хотел, чтобы ее снова скинули с горы. Пока она не поможет ему с коронацией, во всяком случае. Двенадцать месяцев назад с коронацией она помогала Орсо, а Рогонт был ее злейшим врагом. Крутой разворот для женщины, которая предпочитает верность, и это за каких-то четыре сезона…
Тогда рядом с нею был Бенна, сегодня – Трясучка. Что означало отсутствие всякого разговора, не говоря уж о шутках. Мрачное лицо, тускло поблескивающий в последнем свете дня металлический глаз… Монца знала, конечно, что видеть он не может, тем не менее у нее было такое чувство, словно глаз этот всегда смотрит на нее. И пусть Трясучка молчал, он словно бы всегда говорил: «А должны были – тебе».
В крепости что-то горело. За черными контурами стен и башен гуляло золотистое сияние, по ясному вечернему небу расплывались грязные клочья дыма. За очередным поворотом дорога уперлась в заслон, выстроенный из трех перевернутых телег. Там пылал костерок, у которого, грея руки, сидел на походном стульчике Виктус. На шее у него сверкали добытые грабежом цепочки. Монца натянула поводья, он улыбнулся и с преувеличенным рвением отдал честь.
– Великая герцогиня Талинская… здесь, в нашем неприбранном лагере! Сгораю со стыда, ваша светлость. Будь у нас время подготовиться к высокому визиту, распихали бы куда-нибудь эту грязь. – Он обвел широким жестом горный склон, вытоптанный, усеянный камнями и обломками деревянных ящиков и заставленный обозными подводами.
– Виктус. Воплощение наемнического духа. – Она сползла с коня, стараясь не морщиться от боли. – Жадный, как утка, храбрый, как голубь, верный, как кукушка.
– Пример всегда пытался брать с птиц поблагородней. Лошадок, боюсь, придется оставить тут. Дальше идем траншеями. Герцог Орсо крайне нелюбезный хозяин, палит по гостям из катапульт. – Виктус встал, стряхнул пыль со стула и ткнул в него унизанной кольцами рукой. – Может, позвать парочку парней, понести вас?
– Прогуляюсь лучше.
Он насмешливо покосился на нее.
– И потрясете всех красой, не сомневаюсь, хотя я думал, вы нынче ходите в шелках, приличествующих вашему высокому положению.
– Не одежда делает человека, Виктус. – Она насмешливо покосилась на его цепочки. – Кусок дерьма останется куском дерьма, сколько золота на него ни навешай.
– Как же мы соскучились по вам, Меркатто!.. Что ж, пошли.
– Ждите здесь, – велела она гвардейцам Рогонта. Не желая выглядеть слабой из-за их постоянного присутствия рядом. Не желая выглядеть так, словно обойтись без них не может.
Сержант поморщился.
– Его светлость строго…
– К черту его светлость. Ждите здесь.
Монца спустилась по нескольким скрипучим ступенькам, сделанным из ящиков, в углубление, прорытое в горном склоне. Траншеи здесь ничем не отличалась от тех, что рыли они когда-то под Мурисом, – стенки из утрамбованной земли, подпертые всевозможным деревянным хламом, тошнотворный запах плесени и сырой земли, неистребимый дух скуки. Там они провели почти шесть месяцев, как крысы в подвале. Там у нее загнили ноги, а Бенна подхватил такой скверный понос, что потерял четверть веса и чувство юмора. Она увидела даже несколько знакомых лиц, покуда пробиралась здешними подземными ходами, ветеранов Тысячи Мечей. Кивнула им, как тогда, когда была их командиром, и они кивнули в ответ.
– Орсо точно в крепости? – спросила она у Виктуса.
– Точнее не бывает. Коска разговаривал с ним в первый же день.
Сообщение это Монцу не успокоило. Начиная переговоры с противником, заканчивал их Коска обычно, сделавшись богаче и оказавшись на другой стороне.
– И что эти два ублюдка сказали друг другу?
– Спросите у Коски.
– Спрошу.
– Крепость мы окружили, не беспокойтесь. По трем склонам траншеи. – Виктус шлепнул ладонью по ближайшей стенке. – Уж если что и можно доверить наемнику, так это вырыть себе нору поглубже, где можно укрыться. Еще у нас пикеты стоят в лесу под обрывом. – В том самом лесу, где она лежала с размозженными костями среди мусора и стонала, как грешники в аду. – А за ними отборные части стирийских войск. Осприанцы, сипанийцы, аффойцы. И все хотят видеть нашего бывшего нанимателя мертвым. Крыса без нашего распоряжения не проскочит. И потом, если бы Орсо хотел сбежать, он мог давно это сделать, до осады. Не сбежал. Уж вы-то его знаете, как никто другой, верно? Думаете, сейчас попытается?
– Нет, – вынуждена была согласиться она. Скорей умрет, чего ей и надо. – А штурмовать не пробовали?
– Кто бы ни строил эту гадскую крепость, он знал, что делает. Склоны на подходе к внутреннему двору слишком крутые, нечего и пробовать.
– Могу подсказать. Лучше всего атаковать с северной стороны наружного двора. Оттуда уже добираться до внутренней стены.
– Вот и мы так думаем, да только между «думать» и «сделать» пропасть, особенно когда стены высокие. Не везет, однако. – Виктус забрался на ящик и поманил ее к себе.
Меж двух плетеных заграждений, за рядом заостренных кольев, вбитых в горный склон, она увидела ближний угол крепости. Одна из башен горела. Крыша уже провалилась, полыхал лишь конус обнажившихся балок, бросая красно-желтые отсветы на зубцы стены. В темно-синее небо валил черный дым.
– Это мы подожгли, – гордо сообщил Виктус. – Катапультой.
– Замечательно. Можно расходиться по домам.
– Ну, хоть что-то, верно? – Он повел их дальше длинным подземным коридором, где воняло сыростью и потом и храпели на лежаках под обеими стенами солдаты. – Войны выигрываются не одним большим сражением, – провозгласил с напыщенностью скверного актера, – но многими мелкими схватками. Вы же сами нам всегда говорили. Кто это сказал, Сталикус?
– Столикус, болван ты этакий.
– Да хоть какой мертвый ублюдок. В любом случае, план у Коски есть, но пускай уж старик вам сам про него скажет. Знаете ведь, как он любит покрасоваться. – Виктус остановился в глубокой выбоине в скальной породе, где сходились четыре траншеи, затянутой сверху холстом и освещенной одиноким факелом. – Капитан-генерал сказал, скоро подойдет. Так что располагайтесь, покуда ждете, со всеми удобствами. – Под удобствами, видимо, подразумевалась голая земля. – Может, желаете чего, ваша светлость?
– Только одного. – Плевок ее угодил прямехонько ему в глаз, и Виктус вздрогнул от неожиданности. – Это тебе от Бенны, вероломный говнюк.
Он утерся и забегал взглядом между ней и Трясучкой.
– Я ничего такого не сделал, чего вы сами не делали. Брат ваш – уж точно. Коску вспомните… а ведь вы ему обязаны были большим, чем я вам…
– Потому-то ты сейчас и утираешься, а не придерживаешь выпавшие кишки.
– А вы не думаете, что сами на себя это навлекли? Большие амбиции – большой риск, знаете ли. Я всего лишь плыл по течению…
Трясучка вдруг резко шагнул вперед.
– Вот и плыви себе дальше, пока горло не перерезали.
В руке у него Монца увидела нож. Тот самый, что дала ему при первой встрече.
– Тихо, тихо, верзила. – Виктус, сверкнув кольцами, вскинул руки. – Уже иду, не волнуйся. – Демонстративно развернулся, шагнул в траншею. – Не мешало бы вам обоим поучиться держать себя в руках. – Погрозил пальцем через плечо. – Не дело злобствовать из-за каждой мелочи. Обычно это кончается кровью, уж поверьте!
Монца верила. Кровью кончалось все, за что бы она ни взялась.
Она вдруг поняла, что осталась с Трясучкой наедине. Чего избегала вот уже несколько недель, как заразы. Хотя и следовало поговорить с ним, сделать шаг к улаживанию отношений. Пусть не все было гладко между ними, он в любом случае оставался ее человеком, а не Рогонта. Оставался тем, кто не раз еще мог спасти ей жизнь в будущем. Да и чудовищем он не был, как бы ни выглядел…
– Трясучка. – Он повернулся к ней, по-прежнему сжимая нож в руке. Огненно сверкнули сталь клинка и глаза, отразив свет факела. – Послушай…
– Нет, это ты послушай.
Оскалив зубы, он шагнул ближе.
– Монца! Ты пришла! – Из траншеи выскочил Коска и широко раскинул руки. – Да еще и с моим любимым северянином! – Не обращая внимания на нож, схватил Трясучку за свободную руку, потряс ее, потом сгреб Монцу за плечи и расцеловал в обе щеки. – Я еще не поздравил тебя с твоей прекрасной речью. Родилась на ферме. Великолепная деталь. Скромность. И слова о мире. Из твоих уст?.. Это все равно, как если бы фермер выразил надежду на неурожай. Даже я, старый циник, был тронут.
– Пошел ты!
Впрочем, в глубине души ей стало приятно.
Коска поднял брови.
– Вот так, стараешься, говоришь чистую правду…
– Некоторым правда не нравится, – сказал Трясучка хриплым сорванным голосом, пряча нож. – Не знаете до сих пор?
– Век живи, век учись. Вперед, друзья мои, за мной! Туда, где открывается прекрасный вид на приступ!
– Приступ? Сейчас?
– Мы пытались штурмовать в дневное время. Не вышло.
Казалось сомнительным, что выйдет в темноте. Но Монца двинулась вслед за Коской по траншее, где лежали раненые. Стоны, искаженные страданием лица, окровавленные повязки…
– А где мой досточтимый наниматель, – спросил Коска, – его светлость герцог Рогонт?
– В Талине, – ответила Монца и сплюнула в грязь. Благо было куда плевать. – Готовится к коронации.
– Уже? Он знает, что Орсо жив и, судя по всему, проживет еще некоторое время? Не слышал, что не стоит делить шкуру неубитого льва?
– Говорила я ему об этом. Не раз.
– Подумать только… Змея Талина призывает к осторожности герцога проволочек. Дивный парадокс!
– Не помогло. Он согнал в Сенатский дом всех плотников, мануфактурщиков и ювелиров города. Готовит его к церемонии.
– Не боится, что чертова развалина на него рухнет?
– Есть надежда, – проворчал Трясучка.
– Место призвано, по всей видимости, воскресить в памяти гордые призраки имперского стирийского прошлого, – сказала Монца.
Коска фыркнул.
– Или позорный крах последней стирийской попытки единения.
– Об этом я тоже говорила. Не раз.
– И что?
– Пропустил мимо ушей.
– Высокомерие, ясно. Как сам страдавший от него долгое время, симптомы узнаю сразу.
– Один в таком случае тебе понравится точно. – Монца не удержалась от усмешки. – Он выписал из Тхонда тысячу белых певчих птиц.
– Всего тысячу?
– Символ мира, очевидно. Их выпустят над толпой, когда он выйдет приветствовать подданных как король Стирии. И поклонники со всего Земного круга – графы, герцоги, принцы и даже бог чертовых турков, насколько я знаю, – кинутся наперебой аплодировать его гигантскому самомнению и лизать ему задницу.
Коска снова поднял брови.
– Что я вижу – отношения между Талином и Осприей прокисают?
– Что-то есть такое в коронах, от чего люди превращаются в дураков.
– Надо думать, об этом ты тоже говорила?
– Пока в горле не пересохло. Но, как ни странно, он не хочет слышать.
– Похоже, зрелище предстоит грандиозное. Жаль, меня там не будет.
Монца нахмурилась.
– Не будет?
– Нет, нет и нет. Я лишь подпорчу праздничную атмосферу. Пошли толки о каком-то сомнительном соглашении, касающемся герцогства Виссерин… не поверишь.
– Никогда.
– И кто знает, откуда они взялись?.. Кроме того, кто-то же должен составить компанию герцогу Орсо.
Монца снова сплюнула.
– Слыхала я, вы с ним уже беседовали.
– Так, светская болтовня. Погода, вино, женщины, его неминуемая погибель… ну, ты понимаешь. Он сказал, что заполучит мою голову. Я ответил, что вполне разделяю его энтузиазм, поскольку и сам нахожу ее весьма толковой. Мне было довольно весело на самом деле, а ему, честно говоря, не очень. – Коска длинным указательным пальцем описал в воздухе круг. – Осада, должно быть, расстроила.
– И ни слова о твоем переходе на его сторону?
– Возможно, это и стало бы очередной темой разговора, но нас прервали арбалетной стрельбой и неудачным штурмом. Затронем ее, наверное, в следующий раз, за чашечкой чая.
Траншея вывела их в подобие блиндажа с дощатым накатом, слишком низким для того, чтобы стоять во весь рост. К правой стене, где накат отсутствовал, прислонили приставные лестницы, перед которыми ждали, стоя на коленях, сигнала к атаке около шестидесяти наемников в доспехах и при оружии. Коска прошелся между ними, пригнувшись и похлопывая по спинам.
– Слава, мальчики, слава и достойное вознаграждение!
Хмурость на лицах сменилась улыбками, наемники, приветствуя командира, застучали оружием по щитам, шлемам и нагрудным пластинам.
– Генерал!
– Капитан-генерал!
– Коска!
– Мальчики, мальчики! – раскудахтался тот, одних хлопая по плечу, другим пожимая руку, третьим шутливо отдавая честь.
Ничего похожего на то, как вела себя с подчиненными Монца. Ей приходилось оставаться суровой, холодной и неприступной, иначе к ней не питали бы уважения. Женщина не может позволить себе роскошь быть дружелюбной с мужчинами. Поэтому за нее шутил и смеялся Бенна. И некому стало это делать с тех пор, как Орсо его убил…
– А вот и мое маленькое уютное гнездышко. – Коска поднялся по одной из лестниц.
Монца с Трясучкой последовали за ним и оказались в чем-то вроде сарая, сложенного из бревен и освещенного двумя фонарями. За большим окном в стене, обращенной к западу, видна была темная равнина у подножия горы и последние отсветы заката над горизонтом. Узкие оконца в противоположной стене смотрели на крепость. В одном углу громоздились деревянные ящики. В другом стояло капитан-генеральское кресло. Стол рядом был усыпан разбросанными игральными картами, надкусанными и недоеденными сластями и заставлен разноцветными полупустыми бутылками.
– Как сражение? – спросил Коска.
– Идет, – ответил Балагур, сидевший на полу и бросавший кости.
Монца подошла к одному из узких окошек. Уже успело стемнеть, и никакого приступа за ним она не увидела – так, тени движения кое-где на крохотных зубцах стены, отблески металла в свете лагерных костров, разбросанных по горному склону. Зато услышала – ветер доносил издалека неразборчивые крики и лязг оружия.
Коска опустился в потертое капитан-генеральское кресло и водрузил ноги на стол, отчего многочисленные бутылки звякнули.
– Вот мы и снова вместе! Вчетвером, как в Доме досуга Кардотти! Как в галереях Сальера! Веселое было времечко, правда?
Ухнула катапульта, пронесся со свистом ярко полыхающий метательный снаряд, разбился о высокую крепостную башню. Кверху взвился огненный язык, брызнули в стороны алые искры горящих обломков. Озарились на миг приставные лестницы у стены и кишащие на них крохотные фигурки, затем все снова укрыла тьма.
– Ты уверен, что нынче подходящее время для шуток? – проворчала Монца.
– Когда же шутить, как не в печальное время? Средь бела дня свечи не зажигают.
Трясучка угрюмо уставился на горный склон под Фонтезармо.
– Вы вправду думаете, что сможете взять эти стены?
– Эти? Вы спятили? Они одни из самых неприступных в Стирии.
– Тогда зачем?..
– Дурной тон – сидеть под ними и вовсе ничего не делать. В крепости имеются обильные запасы еды, воды, оружия и, что хуже всего, верных людей. Они могут продержаться там не один месяц. Тем временем дочь Орсо, королева Союза, может уговорить своего заартачившегося мужа прислать помощь.
Король Союза, подумала Монца, знает нынче, что жена его предпочитает женщин. Интересно, имеет ли это для него значение?..
– А чем вы поможете делу, если будете вот так торчать здесь и смотреть, как ваши люди с этих стен падают? – спросил Трясучка.
Коска пожал плечами.
– Это утомляет защитников, лишает их покоя, держит в напряжении и отвлекает внимание от всех других попыток, которые мы можем сделать.
– Куча трупов – для отвлечения?
– Без них особо не отвлечешь.
– Но как вам удается заставлять людей лезть на лестницы ради этого?
– Старый метод Сазина помогает.
– Что за метод?
Монце вспомнилось, как Сазин показывал новеньким деньги, выложенные на стол сверкающими столбиками.
– Если стена падет, первый, кто на ней окажется, получает тысячу скелов. Десять следующих по сто, – сказала она.
– Это в том случае, если они останутся живы и потребуют деньги, – добавил Коска. – Коль стену взять невозможно, никогда не потребуют. Но если вдруг… что ж, за две тысячи скелов ты добьешься невозможного. Сей метод обеспечивает непрерывный поток желающих лезть на лестницы, а заодно помогает вычистить из бригады отчаянных храбрецов.
Трясучка озадачился окончательно.
– А это-то вам на кой?
– Храбрость – добродетель мертвецов, – буркнула Монца. – Умный командир ей не доверяет.
– Вертурио! – Коска хлопнул себя по ляжке. – Люблю авторов, которые способны сделать смерть забавной! Храбрецы по-своему полезны, но чертовски непредсказуемы. Беспокойство для стада. Угроза для окружающих.
– Не говоря уж о возможном соперничестве с командирами.
– В общем, безопасней вовремя от них избавляться. – Коска небрежно щелкнул пальцами. – Умеренная трусость – определенно лучшее качество для солдата.
Трясучка поморщился и покачал головой.
– Хорошие же у вас способы вести войну…
– Хороших способов вести войну не бывает, мой друг.
– Ты сказал – отвлечение? – перебила Монца.
– Сказал.
– От чего?
Внезапно раздалось шипение, Монца увидела краем глаза искру, и в следующий миг щеку ей обдало жаром. Схватившись за Кальвец, она резко развернулась. На ящиках в углу, лениво развалясь, как кошка, греющаяся на солнце, возлежала Ишри – уперлась головой в стену и покачивает перевязанной снизу доверху ногой, свесившейся с ящиков.
– А просто поздороваться нельзя? – рявкнула Монца.
– И что же в этом будет забавного?
– Вы что, обязаны отвечать вопросом на вопрос?
Ишри прижала руку к груди, широко распахнула черные глаза.
– Кто? Я?
Повертела между пальцами какую-то черную крупинку и, отправив ее щелчком в полет, со сверхъестественной меткостью угодила в фонарь рядом с Трясучкой. Шипение, вспышка – и стеклянный колпак треснул. Северянин, выругавшись, попятился, стряхнул с плеча отлетевшие искры.
– Некоторые называют это «гуркским сахаром». – Коска причмокнул губами. – Звучит для моего уха слаще, чем «гуркский огонь».
– Две дюжины бочонков, – промурлыкала Ишри, – любезно предоставленных пророком Кхалюлем.
Монца нахмурилась.
– Для человека, с которым мы никогда не виделись, не чрезмерно ли такое проявление любви?
– Более того. – Темнокожая гурчанка змеей заскользила с ящиков на пол, извиваясь всем телом так, словно в нем не было костей. Руки, закинутые кверху, волочились следом. – Он ненавидит ваших врагов.
– Нет лучшего основания для союза, чем общая ненависть. – Коска наблюдал за ее телодвижениями с недоверием и восхищением в глазах. – Это прекрасный новый век, друзья мои. Прошли времена, когда нужно было месяцами рыть подкопы, изводить тонны дерева на подпорки, набивать все это соломой, заливать маслом, поджигать и бежать сломя голову… и в половине случаев стена оставалась на месте. Сейчас же все, что требуется, – это выкопать ямку поглубже, положить туда сахарку, высечь искру и…
– Бабах, – пропела Ишри, вставая на цыпочки и потягиваясь.
– Адский бабах, – поправил Коска. – Нынче, похоже, все ведут осаду подобным образом, и кто я такой, чтобы отставать от общества… – Он смахнул пыль со своей бархатной куртки. – Сезария – гений минирования. Это он, знаете ли, взорвал колокольную башню в Гансетте. Чуть-чуть раньше назначенного времени, правда, и несколько человек попали под обвал. Я когда-нибудь рассказывал…
– И что, если тебе удастся обрушить стену? – снова перебила Монца.
– Ну, тогда наши люди вольются в брешь, затопят ошеломленного противника и займут наружный двор. А там сады, местность плоская, есть где встать войскам и готовиться к приступу. Взятие внутренней стены – вопрос лестниц, крови и жадности. Потом штурмуем дворец, и далее, сама понимаешь, как обычно. Мне – грабеж, тебе…
– Месть. – Монца, прищурясь, вгляделась в зубчатые очертания стены. Там находился Орсо в каких-то нескольких сотнях шагов от нее. Возможно, так действовали ночь, пожар, пьянящая смесь темноты и опасности, но в душе ее вдруг всколыхнулись былые чувства. Ярость, которую испытывала она в ту ночь, когда бежала под дождем из дома похитителя костей. – Когда будет готов подкоп?
Балагур оторвался от своего любимого занятия, поднял взгляд.
– Через двадцать один день и шесть часов. При той скорости, с которой продвигаются сейчас.
– Досадно. – Ишри выпятила нижнюю губу. – Я так люблю фейерверки… Но должна вернуться на Юг.
– Уже устали от нашего общества? – спросила Монца.
– Убит мой брат. – В глазах гурчанки не отразилось никаких чувств. – Женщиной, которая искала мести.
Монца нахмурилась, подозревая насмешку.
– Эти суки всегда находят способ добиться своего, не так ли?
– Да, только страдают всегда не те люди. Брат мой теперь счастлив, он у Бога. Так, во всяком случае, говорят. Горюют остальные члены моей семьи. И мы должны трудиться отныне еще усердней. – Одним плавным движением она оказалась на лестнице, уронила голову набок. – Попытайтесь не дать себя убить. Не хотелось бы, чтобы мои усердные труды здесь пропали даром.
– Только о ваших трудах я и буду думать, когда мне начнут резать горло.
В ответ молчание. Ишри исчезла.
– Похоже, ваш запас храбрецов иссяк, – послышался хриплый голос Трясучки.
Коска вздохнул.
– Не слишком-то он был велик изначально.
В тусклых отсветах горевшей башни с трудом можно было различить бегущих вниз по каменистому склону солдат. На глазах у Монцы опрокинулась последняя лестница, с которой посыпалось несколько крохотных фигурок.
– Но волноваться не о чем. Сезария роет подкоп. И это всего лишь вопрос времени, когда Стирия, наконец, объединится. – Коска вынул из кармана флягу, отвинтил крышку. – Или Орсо придет в себя и предложит мне снова сменить сторону.
Монца не засмеялась. Возможно, не была для этого создана.
– Может, тебе стоит выбрать, наконец, какую-то одну?
– Зачем? – Он поднес флягу к губам, сделал глоток и удовлетворенно причмокнул. – Это война. В ней нет правой стороны.
