VII. Талин
Месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным.
Пьер Шодерло де Лакло
Рогонт, герцог Осприи, не явился вовремя на поле битвы при Душистых Соснах, но Сальер, герцог Виссерина, все равно имел численный перевес и был слишком горд, чтобы отступить. Тем более что вражескими силами командовала женщина. Он сразился и проиграл, отступил-таки и оставил город Каприле без защиты. Горожане, страшась неизбежного разграбления и надеясь на милосердие, открыли ворота Змее Талина.
Монца в город вошла, но большинство своих людей оставила под стенами. Орсо взял в союзники баолийцев, уговорив их встать под рваные знамена Тысячи Мечей. Бойцами они были свирепыми, но репутацию имели кровавую. Монца сама имела такую же и потому оснований доверять им не видела.
– Я люблю тебя.
– Конечно, любишь.
– Люблю… но не пускай баолийцев в город, Бенна.
– Можешь на меня положиться.
– Полагаюсь. Не пускай баолийцев в город.
На закате она отправилась обратно к Душистым Соснам и скакала три часа, чтобы обсудить за ужином с герцогом Орсо планы на конец сезона.
– Милосердие горожанам Каприле – если они и впрямь сдадутся, заплатят контрибуцию и признают меня своим законным правителем.
– Милосердие, ваша светлость?
– Вы не знаете, что это такое? – Она знала. Не думала только, что он на это способен. – Мне нужна земля, а не жизнь этих людей. Мертвецы не могут повиноваться. Вы одержали здесь громкую победу. И вас ждет грандиозное триумфальное шествие по улицам Талина.
Что ж, Бенну это должно было обрадовать.
– Ваша светлость слишком добры.
– Ха. Немногие с этим согласились бы.
На рассвете, возвращаясь в Каприле, она шутила с Верным и смеялась. Он смеялся тоже. Глядя на золотую пшеницу, колыхавшуюся на ветру, они говорили о том, как плодородны земли по берегам Капры.
А потом она увидела дым над городом и мгновенно поняла, что случилось.
Улицы были завалены трупами. Мужчин, женщин, детей. Стариков и младенцев. Над трупами кружили птицы и роились мухи. За их с Верным лошадьми увязалась какая-то хромая собака. Больше никого живого в городе не обнаружилось. Зияли черными дырами выбитые окна и двери. Целые улицы обратились в пепел и головешки, над которым высились покосившиеся дымоходные трубы. Многие дома еще горели.
Накануне вечером Каприле был процветающим городом. Утром являл собою ад, сделавшийся реальностью.
Бенна, судя по всему, ее не послушался. Начали дело баолийцы, и к ним охотно присоединились наемники Тысячи Мечей – пьяные, злые, опасавшиеся упустить легкую поживу. Ночная тьма и темная компания помогли обратиться в зверей даже относительно приличным людям, малая толика которых насчитывалась среди подонков, которыми командовала Монца. Цивилизованность – отнюдь не крепостная непоколебимая стена, как кажется цивилизованным людям. Развеивается с той же легкостью, что дым на ветру.
Монца соскочила с коня и вытошнила изысканный завтрак герцога Орсо на мостовую, усыпанную мусором.
– Ты не виновата, – сказал Верный, опустив тяжелую руку ей на плечо.
Монца ее стряхнула.
– Знаю. – Но взбунтовавшиеся внутренности считали иначе.
– Это Кровавые Годы, Монца. Мы такие, какие есть.
Чувствуя во рту вкус блевотины, она ворвалась в дом, который заняли они с братом. Бенна сладко спал, на кровати рядом с ним валялась трубка для хаски. Она сгребла его за грудки и принялась лупить по щекам.
– Не пускай их в город, сказала я тебе!
Подтащила к окну, заставила выглянуть на залитую кровью улицу.
– Я не знал! Я сказал Виктусу… я думал…
Он сел на пол, где стоял, и заплакал. Гнев Монцы разом растворился, осталась одна опустошенность. Ее промах… Нельзя было возлагать на него такую ответственность. И нельзя было теперь позволить ему взять вину на себя. Добрый и чувствительный, брат ее этого не перенес бы. Она ничего не могла сделать, только опуститься на колени рядом с ним, обнять его и шептать слова утешения, слушая, как жужжат мухи за окном.
– Орсо хочет устроить нам триумфальное шествие…
Вскоре после этого пошли слухи. Змея Талина отдала приказ устроить массовую резню. Натравила на город баолийцев и требовала крови еще и еще. Ее прозвали Палачом Каприле, и Монца не пыталась ничего отрицать. Люди куда охотней верят в пугающую ложь, чем в печальное стечение обстоятельств. Куда охотней верят в то, что мир полон зла, нежели в то, что он полон невезения, эгоизма и глупости. Кроме того, слухи служили делу. Ее теперь боялись еще больше, а страх полезен.
В Осприи ее осудили. В Виссерине сожгли ее изображение. В Аффойе и Никанте предложили целое состояние тому, кто сможет ее убить. На берегах Лазурного моря слали на ее голову проклятия. Но в Этризани праздновали. В Талине ее славили и осыпали цветочными лепестками. В Сезале воздвигли памятник в ее честь, помпезный и покрытый позолотой, которая вскоре облупилась. Они с Бенной, совершенно на себя не похожие, восседали на огромных скакунах, без страха глядя вперед, в прекрасное будущее.
Герой или злодей, воин или убийца, победитель или преступник – разница между ними лишь в том, какой берег реки ты называешь домом.
