Штаб-квартиру великий герцог Рогонт устроил себе в Купальном зале. Здание это до сих пор оставалось одним из самых величественных в Пуранти, и тень его покрывала половину площади с восточной стороны старого моста. Но, как и весь город, оно знавало лучшие дни. Часть огромного фронтона и две из шести могучих колонн, что некогда его поддерживали, давно обрушились, камень растащили на строительство домишек поменьше и попроще. Выщербленные стены обросли плющом и травой, из кладки умудрились пробиться даже два маленьких стойких деревца. Купания явно ценились выше в те времена, когда зал этот только строился и жители Стирии еще не пытались истребить друг друга. Счастливцы – величайшей заботой их было подогревать воду до нужной температуры. Теперь полуразрушенное здание, шепчущее о славе былых веков, могло служить печальным свидетельством затянувшегося упадка Стирии.

Если бы Монцу интересовало это дерьмо.

Но на уме у нее было другое. Дождавшись просвета между двумя отрядами отступавшей армии Рогонта, она заставила себя распрямить плечи и пересекла площадь. Вышагивая с былой непринужденностью, вопреки жгучей боли, которую причиняла ходившая ходуном в суставе кривая бедренная кость, поднялась по разбитой каменной лестнице Купального зала. Откинула капюшон и уставилась на стражника – седого ветерана шириною с дверь, со шрамом на бледной щеке.

– Мне нужно поговорить с герцогом Рогонтом, – сказала.

– Пожалуйста.

– Я – Мон… что? – Она готовилась к объяснениям. К тому, что ее поднимут на смех. А то и вздернут на ближайшем столбе. Но уж никак не пригласят войти.

– Вы – генерал Меркатто. – Он скривил бледные губы в каком-то подобии улыбки. – И вас ждут. Но мне нужен ваш меч.

Монца, отдавая оружие, нахмурилась. Расставаться с ним хотелось еще меньше, чем быть спущенной с лестницы.

В мраморном зале за входом находился большой бассейн, окруженный высокими колоннами, грязная вода в котором воняла гнилью. Старый враг Монцы, великий герцог Рогонт, одетый в светло-серый мундир, разглядывал, сосредоточенно сжав губы, разложенную на складном столе карту. Вокруг толпилась дюжина офицеров, чьих золотых галунов хватило бы на оснастку галеона. Монца двинулась в обход вонючего бассейна, и двое повернулись к ней.

– Она, – сморщившись, сказал один.

– Мер… кат… то, – процедил второй с таким видом, словно само имя ее было отравой.

И было, конечно, – для них. Этих самых людей она оставляла в дураках несколько последних лет подряд. А чем большим дураком является человек, тем меньше ему хочется таковым выглядеть. Но, как писал Столикус, «генералу, чьи силы меньше, следует всегда наступать». Поэтому она подошла к ним без всякой спешки, небрежно уперев в бок перевязанную левую руку, словно купальня эта принадлежала ей и сама она была увешана оружием с ног до головы.

– Никак это принц благоразумия, герцог Рогонт?.. Приветствую, ваша осторожность. Экие гордецы вокруг вас собрались… и не скажешь, что провели семь лет, отступая. Ну, хоть сегодня вы не отступаете. – Она сделала паузу. – Ой, погодите. Отступаете же.

Несколько офицеров гневно вздернули подбородки, еще несколько раздули ноздри. Но сам Рогонт лишь неторопливо поднял на нее, оторвавшись от карты, темные глаза – немного усталые, может, но по-прежнему вызывающе красивые и спокойные.

– Генерал Меркатто, какая радость! Хотелось бы мне встретиться с вами после великой битвы, желательно, как с павшей духом пленницей. Но победы мои, увы, немногочисленны.

– Редки, как снег среди лета.

– А вы в ореоле славы. И под вашим торжествующим взором я чувствую себя совершенно беззащитным. – Он глянул в сторону входа. – Но где же нынче ваша неодолимая Тысяча Мечей?

Монца цыкнула зубом.

– Ее позаимствовал у меня Карпи Верный.

– Без спросу? Экий… невежа. Боюсь, вы во всем воин, и недальновидный политик. А сам я, боюсь, наоборот. Может, слова и наделены порою большей силой, чем меч, как говорил Иувин, но на своем горьком опыте я узнал, что бывают времена, когда острый металл ничем не заменишь.

– Такие, как Кровавые Годы.

– Именно. Все мы пленники обстоятельств, и обстоятельства в очередной раз не оставляют мне иного выбора, кроме горького отступления. Благородный Лирозио, герцог Пуранти и хозяин этой прекрасной купальни, был самым верным и воинственным союзником, какого только можно представить, когда армия герцога Орсо находилась еще за лиги от неприступных стен Масселии. Слышали бы вы скрежет его зубов, видели бы меч, рвущийся из ножен и жаждущий пролить горячую кровь.

– Поговорить о сражениях многие любят. – Монца обвела взглядом мрачные лица советников Рогонта. – Некоторым нравится еще и рядиться в мундиры. Но вот кровью их марать – это уже другое дело.

Павлины вновь принялись гневно задирать подбородки, но Рогонт только улыбнулся.

– К такому же печальному выводу пришел и я. Теперь в неприступных стенах Масселии пробиты бреши. Благодаря вам Борлетта пала. Благодаря вам и Виссерин горит. Армия Орсо, которой помогают ваши бывшие соратники, Тысяча Мечей, подобралась к самому порогу Лирозио. И энтузиазм отважного герцога изрядно поугас. Сильные мира сего непостоянны, как текущая вода. Мне следовало выбрать союзников послабее.

– Несколько поздно об этом думать.

Герцог надул щеки.

– Слишком поздно… слишком поздно – такова будет моя надгробная эпитафия. К Душистым Соснам я прибыл с опозданием на два дня, и торопыга Сальер успел сразиться и проиграть без меня. Поэтому Каприле остался без защиты перед вашим многими засвидетельствованным гневом. – То была версия дураков, но Монца придержала свое мнение при себе. На время. – К Масселии я прибыл со всем своим войском, готовый защищать от вас великие стены и блокировать брешь в обороне Этриса, и обнаружил, что город вы захватили днем раньше, успели вычистить его и защищаете стены уже от меня. – Снова оскорбительная ложь, и снова Монца промолчала. – Затем Высокий Берег, где меня всячески придерживал покойный ныне генерал Ганмарк. В то время как тоже уже покойный герцог Сальер, который принял твердое решение не дать вам оставить его в дураках во второй раз, был-таки оставлен вами в дураках во второй раз. И войско его рассеялось, как мякина на ветру. Поэтому и Борлетта… – Он ткнул большим пальцем в пол, высунул кончик языка и изобразил неприличный звук. – Поэтому и храбрый герцог Кантейн… – Провел пальцем по горлу и повторил звук. – Слишком поздно, слишком поздно. Скажите, генерал Меркатто, как вам удается всегда попадать первой на поле боя?

– Встаю рано, до рассвета, знаете ли… проверяю, в ту ли сторону я иду, и никому не даю себя остановить. Да… еще я и в самом деле стараюсь туда попасть.

– Это вы о чем? – спросил юнец рядом с Рогонтом, чья физиономия была еще кислей, чем у прочих.

– О чем? – Монца вытаращилась на него с видом деревенской дурочки, потом повернулась к Рогонту. – О том, что вы могли добраться до Душистых Сосен вовремя. Но предпочли замешкаться, зная, что гордый жирный Сальер описается, не успев снять штанов, и растратит, скорей всего, все свои силы, независимо от того, выиграет или нет. Он проиграл и выглядел дураком, а вы – более мудрым партнером, на что и надеялись. – Настал черед Рогонта хранить осторожное молчание. – И до бреши вы могли добраться вовремя. Но для вас было удобнее опоздать и позволить мне преподать тот самый урок гордым массельцам, который был в ваших интересах. То есть заставить их покорно слушать вашу благоразумную светлость.

В зале, пока она говорила, стояла абсолютная тишина.

– Когда вы поняли, наконец, что время истекает? Что ваши опоздания привели к тому, что союзники стали слишком слабы, а Орсо – слишком силен? На Высокий Берег вам наверняка уже хотелось успеть вовремя, но помешал Ганмарк. Прикидываться хорошим союзником к тому времени было… – Она подалась вперед и шепнула: – Слишком поздно. Ваша политика заключалась в том, чтобы утвердить себя как сильнейшего из партнеров ко времени выигрыша Лиги Восьми и стать среди них первым. И замысел был неплох, и исполнение тоже. Если не считать того, конечно, что выиграл Орсо, а Лига Восьми… – Монца высунула кончик языка и адресовала неприличный звук всему собравшемуся здесь цвету мужественности. – И кончено с вашим «слишком поздно», засранцы.

К ней, сжимая кулаки, шагнул самый отчаянный из всего выводка «храбрецов».

– Не желаю больше этого слушать! Вы… вы – дьявол! У меня отец погиб при Душистых Соснах!

Похоже, причины мстить нашлись бы у каждого человека на земле. Но Монца так настрадалась сама, что сострадать другим сил уже не имела.

– Спасибо, – сказала она.

– Что?

– Поскольку ваш отец наверняка был в стане моих врагов, а цель сражения – их убить, смерть его я воспринимаю как комплимент. И вряд ли требуется объяснять такие вещи воину.

Лицо его пошло пятнами.

– Будь вы мужчиной, я бы убил вас на месте.

– Будь вы мужчиной – хотели вы сказать. Что ж, поскольку я отняла у вас отца, будет только справедливо, если дам что-то взамен. – И Монца плюнула ему в лицо.

Он кинулся на нее – неуклюже, голыми руками, как она и предполагала. Всякий человек, которого нужно долго раззадоривать, будучи доведен, наконец, до крайности, обычно забывает об осторожности. Монца легко уклонилась, схватилась за верхний и нижний края его золоченой кирасы, подтолкнула вперед, одновременно подставив подножку. Он споткнулся, начал падать, и тут она, схватившись за рукоять меча у него на поясе, выдернула его из ножен. Мальчишка плюхнулся в бассейн, подняв фонтан сверкающих брызг, взвизгнул, а Монца быстро развернулась к остальным – с клинком наготове.

Рогонт закатил глаза.

– О, прошу вас…

Вся свита его ринулась к Монце, спешно выдергивая мечи, сыпля проклятиями и чуть не свалив в своем усердии стол с картами.

– Клинки в ножны, господа, будьте так добры, клинки в ножны!

Мальчишка, которого тянула ко дну тяжесть собственных разукрашенных доспехов, все же всплыл кое-как на поверхность, забарахтался с плеском. Двое бросились вытаскивать его из бассейна, остальные же принялись отталкивать друг друга в стремлении добраться до Монцы первыми.

– Разве вы не отступаете? – прошипела она, пятясь к колонне.

Один вырвался вперед, попытался достать ее мечом.

– Умри, проклятая!..

– Довольно! – взревел Рогонт. – Хватит! Хватит! – И все они насупились, как напроказившие дети, призванные к ответу. – Никаких фехтовальных упражнений в купальне, прошу вас! Будет ли конец моему позору? – Он тяжело вздохнул, после чего повелительно махнул рукой. – Оставьте нас наедине!

У того, что стоял впереди, от ужаса встопорщились усы.

– Как, ваша светлость, с этой… с этой подлой тварью?

– Не волнуйтесь, выживу. – Он поднял бровь. – Плавать я умею. Вон отсюда, все, пока сами себя не поранили. Кыш! Проваливайте!

Они неохотно попрятали мечи в ножны и, ворча, потянулись к выходу из зала. Мокрый насквозь юнец гневно топал сапогами, в которых хлюпала вода. Монца бросила его золоченый меч в бассейн и, когда тот с плеском ушел в воду, усмехнулась. Победа, может, и маленькая, но теперь приходилось радоваться и таким.

Рогонт молчал, пока они не остались вдвоем, потом тяжело вздохнул.

– Ты говорила, что она придет, Ишри.

– Хорошо, что мне никогда не надоедает быть правой.

Монца вздрогнула, увидев вдруг темнокожую женщину на подоконнике высокого окна в паре шагов над головой Рогонта. Та лежала на спине, задрав скрещенные ноги на стену и свесив с узкого выступа вниз руку и голову, так что лицо ее было запрокинутым.

– Ибо это происходит часто.

Женщина соскользнула с подоконника, в последний момент перевернулась в падении и ловко, как ящерица, приземлилась на руки и на ноги.

Монца не могла понять, почему не заметила ее сразу, и рассердилась на себя.

– Вы кто? Акробатка?

– О, ничего столь романтичного, как акробатка. Я – Восточный Ветер. Можете думать обо мне, как об одном из множества пальцев Божьей правой руки.

– Жрица, судя по всему этому вздору?

– О, ничего столь скучного и пресного, как жрица. – Она закатила глаза к потолку. – Я – пылкая верующая, по-своему, но мантию носить, благодарение Богу, могут только мужчины.

Монца нахмурилась.

– Агент гуркского императора.

– Агент… звучит слишком уж закулисно. Император, Пророк, церковь, государство… Я бы назвала себя скромным представителем Южных сил.

– Что для них Стирия?

– Поле битвы. – Ишри широко улыбнулась. – Гуркхул и Союз могут быть в мире, но…

– Сражение продолжается.

– Всегда. Союзники Орсо – наши враги, поэтому его враги – наши союзники. Нас объединяет общее дело.

– Падение Орсо, великого герцога Талина, – проворчал Рогонт. – Дай-то Господи.

Монца презрительно усмехнулась.

– Ха. Вы теперь молитесь Богу, Рогонт?

– Всякому, кто услышит, и от всей души.

Гурчанка выпрямилась, поднялась на носки, потянулась, вскинув вверх руки с длинными пальцами.

– А вы, Меркатто? Не являетесь ли вы ответом на отчаянные молитвы этого бедного человека?

– Может быть.

– А он, возможно, – на ваши?

– В сильных мира сего я разочаровывалась часто, но не теряю надежды.

– Вряд ли вы будете первым другом, которого я разочарую. – Рогонт кивнул в сторону карты. – Меня называют графом осторожности. Герцогом проволочек. Принцем благоразумия. Станете вы, несмотря на это, моим союзником?

– Взгляните на меня, Рогонт, я почти в таком же отчаянном положении, как и вы. «Великие бури, – писал Фаранс, – приводят нежданных спутников».

– Мудрый человек. Чем я могу помочь, в таком случае, моей нежданной спутнице? И, что еще более важно, чем она может помочь мне?

– Мне нужно убить Карпи Верного.

– И зачем нам смерть вероломного Карпи? – Ишри, не спеша сделав несколько шагов вперед, лениво наклонила голову набок. Потом ниже, и еще ниже… видеть такое и то было неловко, не говоря уж о том, чтобы сделать. – Разве в Тысяче Мечей нет других капитанов? Сезарии, Виктуса, Эндиша? – Угольно-черные глаза ее были пустыми и мертвыми, как расписные эмали глазных дел мастера. – И никто из этих печально знаменитых стервятников не займет принадлежавшее вам ранее кресло, спеша попировать на трупе Стирии?

Рогонт надул губы.

– И мне придется продолжить свой утомительный танец с новым партнером. Я выигрываю всего лишь весьма короткую передышку.

– Верность этих троих Орсо не простирается дальше собственного кармана. Их достаточно легко было уговорить предать Коску в моих интересах и меня – в интересах Карпи. Главное – сойтись в цене. Если она их устроит, после убийства Карпи я смогу вернуть Тысячу Мечей себе, и служить она станет вам, а не Орсо.

Воцарилось молчание. Ишри подняла тонкие черные брови. Рогонт, вскинув голову, обменялся с ней долгим взглядом.

– Начало пути к уравниванию шансов.

– Вы уверены, что сможете их купить? – спросила гурчанка.

– Да, – без заминки солгала Монца. – Я никогда не рискую. – Эта ложь была еще беззастенчивей, поэтому она постаралась говорить максимально уверенно. Знала, что ни за Тысячу Мечей ручаться на самом деле нельзя, ни, тем более, за мерзавцев, которые ею командуют. Но у нее может появиться шанс, сумей она убить Верного. Лишь бы Рогонт помог, а там будет видно…

– И какова цена?

– За то, чтобы выступить против побеждающей стороны? Выше, чем я могу себе позволить заплатить, это уж точно. – Даже будь у нее под рукой все оставшееся золото Хермона, которое по-прежнему погребено в тридцати шагах от развалин отцовского сарая. – Но вы, герцог Осприи…

Рогонт печально усмехнулся.

– О, бездонный кошелек Осприи!.. Я в долгах по уши и выше. Задницу свою продал бы, дай мне кто за нее больше пары медяков. Нет, от меня, боюсь, вы золота не дождетесь.

– А от Южных сил? – спросила Монца. – Я слышала, в Гуркхуле горы состоят из золота.

Ишри потерлась спиной об одну из колонн.

– Из грязи, как и везде. Но в них можно найти немало золота, если знаешь, где рыть. Каким образом вы планируете прикончить Верного?

– Лирозио сдастся, как только подойдет армия Орсо.

– Разумеется, – сказал Рогонт. – Он столь же сведущ в капитуляции, как я – в отступлении.

– Тысяча Мечей двинется на юг, к Осприи. Вычищая страну, талинцы пойдут следом.

– Это ясно и без объяснений военного гения.

– Я найду местечко где-нибудь по дороге и заманю туда Карпи. Чтобы убить его, хватит отряда человек из сорока. Оба вы при этом ничем не рискуете.

Рогонт прокашлялся.

– Если вы сможете выманить старого пса из конуры, то людей, чтобы покончить с ним, я для вас найду.

Ишри разглядывала Монцу, как сама она могла бы разглядывать муравья.

– И после его кончины, если вы сможете купить Тысячу Мечей, я предоставлю вам деньги.

Если, если, если… Но Монца, в общем-то, идя сюда, и на это рассчитывать была не вправе. С той же легкостью ее могли вынести с этой встречи вперед ногами.

– Тогда, считайте, дело сделано. С нежданными спутниками…

– Действительно. Бог вас воистину благословил. – Ишри вызывающе зевнула. – Пришли искать одного друга, уходите с двумя.

– Везет мне, – сказала Монца, не испытывая ни малейшей уверенности, что уходит хотя бы с одним.

Она повернулась к выходу, скрипнув каблуками по истертому мрамору. Только бы удалось выйти, не пошатнувшись…

– Еще одно, Меркатто!

Монца оглянулась. Рогонт стоял возле стола с картами уже в одиночестве. Ишри исчезла так же внезапно, как и появилась.

– Ваши позиции слабы, и поэтому вы вынуждены заигрывать с сильными. Я понимаю. Вы такая, какая есть, – человек безрассудно храбрый. Мне подобного не дано. Но и я такой, какой есть. Чуть больше уважения в будущем, думается мне, пойдет на пользу нашему союзу отчаявшихся.

Монца изобразила реверанс.

– Ваше великолепие, я не только слаба, но и совершенно ничтожна.

Рогонт медленно покачал головой.

– Надо было этому моему офицеру все-таки вытащить меч да и проткнуть вас.

– Вы на его месте так бы и поступили?

– Увы, я – нет. – Он снова уставился в свои карты. – Я бы напросился на еще один плевок.