Столкновения не произошло. Машину ощутимо тряхнуло при торможении, но, когда я открыл глаза, стена стояла на том же месте, а я все еще был жив. Автомобиль остановился меньше чем в десяти сантиметрах от кирпичной кладки – везение, достойное вмешательства Вирд. Леди Эвелин, поправив съехавшую набок шапочку, легко выскользнула со своего сиденья и присела на корточки у простреленного колеса.

– Что там? – поинтересовался Эйзенхарт, выходя вслед за ней. – Починить можно?

Леди Эвелин что-то пробормотала на иньском наречии. Нечто нецензурное, если я правильно расслышал.

– Шина в лохмотья и трещина в ободе, – повторила она громче, поднимаясь на ноги и выбрасывая испачканные во время осмотра перчатки прямо на землю. – Тут и вулканическая мастерская не спасет. Которой я, кстати, не вижу. Смиритесь, детектив. Ваша погоня окончена.

Тот смерил ее внимательным взглядом.

– Нет, – возразил он. – Должно быть что-то еще. Не зря же из всех машин города мне попалась ваша. Должно быть…

Логика в его словах улавливалась с трудом. Ее и не было – только нежелание признавать очевидное. Взъерошив волосы, Эйзенхарт быстрым шагом дошел до угла. Повернул обратно. Зашел на второй круг.

– В самом деле, детектив? «Должно быть»?! Это все ваши аргументы? Может, в таком случае спросите, нет ли у них автомобиля? – крикнула ему вдогонку девушка. – Вам ведь должно повезти.

Под «ними» леди Эвелин подразумевала приближавшихся к нам молодых мужчин, заметно взволнованных и явно собиравшихся на улицу в спешке. Один из них, добродушного вида парень с взъерошенными волосами и удивленным взглядом янтарных совиных глаз, выбежал лишь в рубашке и на ходу натягивал пальто.

– Вы в порядке? Мы видели аварию в окно…

– Все хорошо, – отмахнулся Эйзенхарт, возвращаясь к нам. – Леди очень вовремя удалось затормозить.

– Леди Эвелин? – молодой филин удивленно моргнул и склонился перед ней в легком поклоне.

Отвлекшаяся от перепалки с Эйзенхартом, леди Эвелин недоуменно нахмурилась.

– Мы ведь знакомы?

Предположение казалось настолько же абсурдным, насколько был нелеп облик филина. Если безупречное произношение и знакомство с леди Гринберг могло навести на мысли о положении в обществе, то его наряд вынуждал отбросить эту теорию. Ни один приличный человек (кроме Эйзенхарта, чьи вещи, хоть и были слишком дорогими для детектива полиции, быстро приходили в негодность после поисков расчлененного трупа на городской свалке, прыжков из окон доходных домов и трехдневных «мозговых штурмов» в кабинете) не позволил бы себе появиться на людях в пальто полувекового возраста с наполовину оторванным карманом и пятнами масла на груди.

– У вас случайно нет машины на ходу? – совершенно серьезно поинтересовался Эйзенхарт, пришедший к тем же выводам, что и я.

– Нет.

– Oui, – одновременно ответил спутник филина, худощавый джентльмен, до сих пор хранивший молчание.

Между ними завязался оживленный спор на арнуальском. Ухо выхватывало отдельные слова: «experience», «charge», «puissance»…

– Полиция, – Эйзенхарт перебил спорщиков и достал жетон. – Вынужден реквизировать ваш автомобиль. Если вы не против, – подумав, добавил он, обращаясь к филину.

Тот махнул рукой.

– Пойдемте.

По ту сторону кирпичной стены, столкновения с которой мы только чудом сумели избежать, оказался бывший каретный двор.

– Мы только переехали, даже не успели открыться, – пояснил филин, заметив, как все обратили внимание на лежавшую при входе вывеску «Электромастерская. Э. Дюбаль и партнер». – Леди Гринберг, господа, это мой напарник, Эжен Дюбаль…

– Тот самый Эжен Дюбаль? Я ваша горячая поклонница!

Я обернулся. На кумира девичьих грез арнуалец походил мало, но восторг, прозвучавший в голосе леди Эвелин, заставил меня задуматься, не видел ли я его прежде на сцене.

– Enchante, – месье Дюбаль, явно польщенный таким вниманием, церемонно поклонился. – Если, конечно, вы ни с кем меня не спутали.

– Никогда! Но что вы делаете в Гетценбурге? Самый молодой член Арнуальской академии наук мог бы…

– Бывший член, мадемуазель. Это долгая история…

– И не та, которую следует рассказывать леди, – вмешался филин.

Леди Эвелин рассмеялась.

– Вы пытаетесь меня отпугнуть или заинтриговать?

Мастерская выглядела так, словно была не новой, а функционировала еще с эпохи императрицы Клементины – и все это время без уборки. Пробираться между завалами инструментов и запчастей приходилось с великой осторожностью. Зато стало понятно плачевное состояние одежды забывшего представиться партнера. Я и сам неловко зацепился за какую-то деталь, оставившую на рукаве липкий темный след.

– Зачем вам машина? – спросил я Эйзенхарта. – Хардли все равно не нагнать.

– Вы знаете, где мы, доктор?

Я понятия не имел.

– Мы у восточных ворот. А за ними живет человек, который точно знает, куда отправился Хардли. Я же говорил, что должно быть что-то еще.

– Ваш загадочный информатор?

Эйзенхарт усмехнулся:

– Нет. Поверьте, когда мы приедем, она сразу перестанет быть для вас загадкой. Хотя, – честно добавил он, – менее таинственной не будет никогда.

Через анфиладу бывших конторских помещений мы прошли на задний двор, где нашему взору предстало нечто. Стоявший под открытым небом автомобиль напоминал первые самоходы, лишенные отделки и поражающие сложностью выставленного напоказ каркаса.

– Я говорил, что это экспериментальный образец, – попытался оправдаться филин.

– Ага… – у Эйзенхарта, как у всех нас, перехватило дыхание от увиденного. – Ничего, мы просто обожаем эксперименты. Оно точно ездит?

– Oui, – арнуалец, помогавший леди Эвелин забраться на заднюю скамью, оскорбился до глубины души. – И отлично.

Я не знал почему, но Эйзенхарт, отказывавшийся сперва садиться к ней в машину, попросил леди сопровождать нас в дальнейшей поездке. Она только этого и ждала: у нее единственной глаза при виде этого чудовища загорелись не ужасом и отвращением, а восторгом.

– Ладно, – Эйзенхарт предпочел не спорить и уселся впереди. – Доктор, вы с нами?

Я с сомнением посмотрел на латунные цилиндры и трубки, высовывавшиеся из-под передних сидений. Почему-то идея прокатиться на этом образце не вызывала у меня энтузиазма.

– Разумеется.