Вернувшись в привычное окружение, Морган испытал огромное облегчение, ведь он снова оказался в сердце империи, где ему ничто не угрожало. И все же он не чувствовал полного удовлетворения, что стало для него неожиданностью.

В открытое возле двери окно в таверну вливался полуденный жаркий воздух, пропитанный зловонием, или запахи таверны выходили наружу – пусть этот вопрос решают философы. Морган лишь знал, что было невероятно тепло, и после долгих месяцев, проведенных в дороге, главным образом в диких областях, запахи цивилизации казались ему особенно кричащими. На улицах валялся мусор, оставшийся после вчерашней королевской процессии, когда он проехал по городу вместе с бабушкой, дедушкой и их свитой. Его тоже приветствовали, но совсем не так, как короля и королеву.

«Могу спорить, они уже рассказывают сказки обо мне, – подумал он. – Говорят, что я прятался в лагере во Фростмарше, пока другие сражались с норнами – даже мой дед! Словно я не пытался присоединиться к солдатам. А бабушка приставила ко мне охрану, чтобы помешать мне сбежать на поле боя».

– Если вы опечалены, ваше высочество, – заметил сэр Астриан, – о чем говорит мрачное выражение вашего лица, я рекомендую вам посвятить свою жизнь служению людям, искупив тем самым свою вину. И еще одна чаша эля станет отличным первым шагом в новой жизни.

– Я и сам не против еще одной чаши эля, – сказал сэр Порто. – Но едва ли будет правильно посылать за элем принца. – Он нахмурился и погрузился в размышления. – Ольверис, ты пойдешь.

Сэр Ольверис лишь приподнял одну бровь и одарил сэра Порто пристальным взглядом.

– Ну, раз уж никто не хочет проявить инициативу и сделать то, что необходимо, – заявил Астриан, – я возьму на себя этот труд. – Он повернулся к дальней стороне зала, где хозяин таверны бранил мальчишку. – Хэтчер, еще кружку пива на стол принца!

Хозяин недовольно посмотрел на него и погрузился в подробный анализ достоинств предка мальчишки, который показался занимательным даже для слегка захмелевшего Моргана.

– Так он принесет нам эль? – наконец спросил Порто.

– Отказ обслуживать престолонаследника равносилен оскорблению Высокого Престола, – сказал Астриан. – Общество окажется в руинах, а Эркинланд будет захвачен ордами варваров, которые не склонны платить владельцам таверн за эль, потому что они могут легко получить его с помощью оружия. Конечно, Хэтчер принесет нам выпивку.

– Когда мы были на севере, – сказал Ольверис, – я надеялся, что Астриан замерзнет, хотелось узнать, станет ли он говорить то же самое, когда наконец оттает.

– Ты только послушай себя, Ольверис. – Астриан с отвращением посмотрел на собутыльника. – В действительности все, что я говорю, пронизано сиянием мудрости – и чем больше я говорю, тем ярче становится день для окружающих меня людей. А ты произносишь десять слов за два года, и ни одно из них не стоит того, чтобы дожидаться, когда ты его скажешь.

Морган не особенно прислушивался к их перепалке; что-то грызло его изнутри, точно мышь стену дома.

«Это все проклятые тролли, – думал он. – До того, как Сненнек затащил меня на гору посреди ночи, со мной все было в полном порядке. А сейчас я чувствую себя так, словно влюбился в девушку, а она сбежала с другим».

– Что вас тревожит, ваше высочество? – спросил Астриан. – Честность вынуждает меня сказать, что у вас лицо человека, страдающего от запора.

Моргану совсем не хотелось становиться предметом шуток, хотя в большинстве случаев он не возражал против дружеского поддразнивания. Однако что-то изменилось, он чувствовал, что должен разгадать эту головоломку, и у него возникло ощущение, что предстоящая выпивка может быть испорчена.

– Ничего. Меня ничего не тревожит.

– Смело сказано, мой принц, и смело солгано. Перестаньте, вы должны нам рассказать. Где вы найдете такие же сочувствующие уши, как у меня и Ольвериса, хотя у него они расположены слишком высоко, и ему придется наклониться, чтобы вас услышать.

– А как же я? – проворчал Порто, ставший похожим на капризного ребенка, который не выспался. – Разве мои уши нельзя назвать сочувствующими?

– Лишь всемогущий господь знает, для чего предназначены твои огромные лоскуты кожи, – заявил Астриан. – Слушать? Нет, скорее поймать ветер и отплыть в Арчу.

– Я отращиваю волосы, чтобы их скрыть, – печально сказал Порто. – Они большие, это правда.

– Большие? С тем же успехом можно назвать великий океан «слегка мокрым». Или льва бродячей кошкой.

К ним подошел владелец таверны Хэтчер и поклонился Моргану. В течение всего разговора он неловко мял в руках грязную тряпку, точно набожный человек, перебирающий четки.

– Прошу прощения, ваше высочество, – сказал он. – Как всегда, я приветствую ваше традиционное появление в «Безумной девице»…

– Как тебе и следует поступать, – перебил его Астриан. – Какое еще второсортное заведение – прошу меня простить, но я говорю откровенно – может похвастать такими особенными клиентами? А теперь иди и принеси нам эля.

– Послушайте. – Хэтчер был волосатым мужчиной с сиплым голосом, но сейчас выглядел так, словно готов заплакать. – Никак не получится. На чем вы сидите? Скамья, и очень хорошая скамья. А как вы называете это? – Он наклонился вперед и постучал костяшками пальцев по дереву. – Стол. Первое место на всей улице Барсука или поблизости от Рыночной площади, где есть настоящий стол. Я не заставляю ваше высочество сидеть на полу, не заставляю держать чашу на коленях. У меня все великолепного качества.

Морган бросил взгляд на посетителей таверны, которые сидели вокруг досок, лежавших поверх бочек, они тут же оторвались от своих кружек и уставились на принца и его друзей, как всегда, радуясь новому развлечению.

– Качество, – сказал Морган.

– Да, ваше высочество. И, прошу прощения, мой принц, но обратите внимание на то, что все ножки у стола одинаковой длины. Здесь вы не найдете старой разбитой мебели.

– Если не считать Порто, – заметил Астриан.

Морган не выдержал и рассмеялся. Старый рыцарь расправил плечи – он и в самом деле слегка заваливался в сторону – и постарался изобразить справедливое негодование.

– Но качество стоит мне денег, – сказал Хэтчер, полный решимости не отвлекаться. – И тут мы подходим к деликатному вопросу, ваше высочество, если мне простят мою дерзость.

– Как будто мы можем тебе помешать, – сказал Астриан. – Ты явно намерен уморить нас скукой, и тогда мы попытаемся найти другой оазис, чтобы успокоить наши нервы.

– Не нужно шутить, сэр Астриан. Вы хорошо со мной обращались – как и принц, – и я всегда рад видеть у себя его и вашу компанию. Кстати, если уж говорить о качестве, вчера сюда заходила леди Стрендж.

– Лиза? О, я по ней соскучился, – сказал Астриан. – И чем она сейчас занимается? У нее прошли красные пятна?

– Именно так, – продолжал владелец таверны, не обращая внимания на Астриана. – Сама Лиза Стрендж, и вы хорошо знаете: Лиза Стрендж – это качество. Она не станет спать с мужчиной, у которого нет доходов и дома. – Казалось, Хэтчер немного запутался и замолчал, чтобы собраться с мыслями. – Как бы то ни было, я благодарен, что у вас есть традиция сюда приходить, ваше высочество, – сказал он Моргану, – но тут возникает вопрос, прошу вашего прощения, о незакрытых счетах.

Морган вздохнул:

– Ради бога, просто пошли их лорду Джеремии, королевскому камергеру, и он с тобой расплатится.

– Но в этом как раз и дело, – сказал Хэтчер. – Перед тем, как вы отправились на север, лорд-камергер прислал письмо, очень строгое, в котором уведомил меня, что больше не намерен погашать ваши долги из таверны. Так он написал. И еще добавил, что мне больше не следует их ему присылать. Теперь вы должны сами по ним расплачиваться.

Мелкая неприятность неожиданно превращалась в очень серьезную причину для тревоги.

– Это ошибка, – сказал Морган. – Я уверен, что ошибка. Напиши ему снова.

– Я писал три раза. И в последний раз он ответил. – Хэтчер оказался в серьезной западне, с одной стороны, ему хотелось ублажить принца, но с другой, он мог потерять свое заведение. – И проблема состоит в том, ваше высочество, что вы должны… – Он наклонился так, что его бородатое лицо оказалось рядом с ухом Моргана. – Два золотых и пригоршню серебра. И это не считая двери, выбитой в прошлом декабре. Мне пришлось ее заменить, вместе с петлями и всем прочим.

– То есть ты хочешь сказать, что мне здесь уже не рады? – спросил Морган, изо всех сил стараясь наполнить свой голос благородным возмущением.

– О, клянусь всеми святыми, конечно, я вам рад! – Хэтчер, истративший всю свою храбрость, решил отступить. – Дело в том, ваше высочество, что я не могу бесконечно увеличивать ваш кредит, но это вовсе не значит, что я вам не рад. Теперь, когда вы вернулись, ну, я подумал, что нам с вами следует поговорить, чтобы мне не пришлось принимать другие меры.

– Другие меры? – Астриан наклонился над столом. – Ты нам угрожаешь, ничтожество?

Морган увидел искренний страх на лице Хэтчера и вмешался:

– Хватит, Астриан. Никто никому не угрожает.

«Если не считать моего настроения», – подумал он, потому что шансы его исправить, как следует выпив, стремительно исчезали. Он встал. В старой таверне пахло хмелем и потом, и ему вдруг захотелось оказаться подальше отсюда.

– Ты получишь свои деньги, Хэтчер. Клянусь честью принца Эркинланда.

– Ну вот, – сказал владелец таверны, вытирая пот с широкого красного лица. – Вот. Сказано со всем возможным благородством. Вашим спутникам следовало бы поучиться у вас манерам, ваше высочество. Так ведут себя благородные люди, честно и открыто. – Он слегка прищурился. – Могу я задать вопрос, если он не покажется вам недостаточно вежливым, сир? Потому что я сам должен деньги пивовару, и он говорит вещи, которые мне совсем не нравятся.

– Я дам тебе знать, Хэтчер. А теперь уходим отсюда.

Морган встал и подождал, когда друзья последуют его примеру. Порто слегка покачивался, точно высокое дерево со слишком короткими корнями. Астриан и Ольверис выглядели совершенно трезвыми, но Морган знал, что это не так. Оба пьянели медленно, и порой трудно было понять, насколько сильно они набрались, пока Астриан не терял контроль, а Ольверис не засыпал, сидя за столом, что случалось с ним почти так же регулярно, как со старым Порто. На самом деле Морган сомневался, бывали ли они когда-нибудь совершенно трезвыми.

«Ну и что я теперь буду делать целый день?» – спросил себя Морган. Он надеялся, что сможет не думать о подобных вещах, ему хотелось лишь тихо дрейфовать и забыть о путешествии в Элвритсхолл и унижении, которое ему пришлось перенести во время схватки с норнами в ту странную ночь на горе под насмешливой луной.

«Что я вообще буду делать?» Он не знал, как улучшить свое странное мрачное настроение.

«Почему ужасные тролли потащили меня на вершину той горы? С тех пор у меня не было ни одного счастливого мгновения».

Он даже едва не пожалел, что не свалился тогда вниз.

Брат Этан считал, что леди Телия одновременно самая воспитанная и самая неженственная аристократка из всех, что ему доводилось встречать. В некоторых аспектах она была идеальной: никогда не выходила из себя на людях, насколько он знал, общалась со всеми одинаково ровно, будь то горничная или коннетабль. Но, в отличие от многих других придворных дам, леди Телия не боялась испачкать руки. Ее совершенно не тревожила кровь или то, что являлось естественной частью жизни, и порой ему казалось, что она получает удовольствие в ситуациях, когда другие леди убегали или падали в обморок.

Конечно, в некотором смысле многие придворные дамы не были ей ровней: леди Телия родилась в простой купеческой семье, которая даже не пыталась купить титул, несмотря на довольно приличные доходы и очень неплохую виллу в горах Наббана. И до того, как она встретила и вышла замуж за Тиамака, одного из самых необычных лордов во всем Эйдондоме, она была монахиней.

«Очевидно, ее растили совсем не как изысканный цветок», – подумал Этан, пока она разглядывала женщину ситхи, на сей раз в присутствии мужа.

– Она не произнесла ни слова вот уже несколько дней, и, как видишь, ее дыхание стало быстрым и поверхностным. – Телия подняла веко ситхи и без малейшего трепета осмотрела зрачок, словно это монета или камень.

Всякий, кто не провел рядом с ней несколько дней, как брат Этан в течение последних двух недель, посчитал бы ее равнодушной, даже бесчувственной, но он видел, что леди Телия глубоко переживала из-за того, что не могла помочь незнакомке.

– Я готов поверить, что ее отравили, – сказал Тиамак и повернулся к Этану: – Никто так и не нашел наконечники стрел, которые удалось вытащить из ее тела?

Этан покачал головой:

– Нет. Они были, но на следующий день исчезли. Я помню, как они лежали на белой тряпице, испачканной кровью. Лорд Пасеваллес также не знает, что с ними произошло.

Тиамак кивнул:

– Ты можешь их описать?

– Я могу попробовать. – Монах закрыл глаза, пытаясь вспомнить тот день, когда он увидел, как раненая ситхи голыми руками успешно сражалась с вооруженным воином. – То, что осталось от древков стрел, было очень, очень темным, словно их натерли чернилами.

– Как стрелы норнов. Но я не уверен. Если ты вспомнишь что-нибудь еще, брат, пожалуйста, без колебаний расскажи мне. – Он повернулся к жене: – Черные стрелы. Как ты думаешь, это могли быть норны?

Она поморщилась:

– Не спрашивай меня про стрелы. Ты знаешь о таких вещах гораздо больше меня – ты ведь столько лет провел на охоте в болотах, в поисках пищи. К тому же какая разница?

– Потому что в этой части мира странно видеть черные стрелы, ведь их используют только норны, – сказал маленький мужчина. – Но я думаю, что в детстве видел такие черные древки, натертые ламповой сажей, на юге.

– Вы хотите сказать, что это могли быть стрелы враннов? – спросил Этан.

– Нет! Господи, нет, хотя некоторые кланы используют яд, наши стрелы слишком маленькие и не оставляют таких ран, какие были у этой женщины, когда ее принесли из Кинсвуда. Стрелы враннов не смогли бы настолько глубоко проникнуть в плоть – ими стреляют с близкого расстояния в птиц, змей и других мелких животных. Мы же видим раны от боевых стрел.

Телия закончила изучение ран пациентки, которые почти полностью исцелились, хотя лихорадка по-прежнему не проходила.

– И они, вероятно, были отравлены, – сказала она. – А ты знаешь какие-то другие племена или народы, которые мажут свои стрелы ядом?

– Ядом? Я не могу ручаться за самих ситхи и их кузенов норнов, – ответил Тиамак. – И нам будет нелегко справиться с последствиями действия яда – мы ведь очень мало знаем о ситхи и их обычном состоянии. Но в некоторых землях под Наббаном смертные раньше использовали отравленные стрелы, когда отправлялись на войну или собирались кого-то убить и хотели, чтобы жертва не выжила после ранения. – Он нахмурился. – На самом деле теперь, когда я всерьез задумался, такие кланы есть в Тритингсе, в особенности у озера Тритингс, они специально изготавливали яд для того, чтобы смазывать им наконечники стрел. Они называют его шлемом демона – тебе он известен как волчий аконит. Но я не думал, что он до сих пор в ходу.

Неожиданно к горлу Этана подступила тошнота.

– Если ситхи отравили волчьим аконитом, ее невозможно исцелить! – вскричал он.

– Мы и прежде знали, что наших умений недостаточно, – сказала леди Телия.

– Сожалею, но должен подтвердить, что моя дорогая жена права. – Тиамак покачал головой. – Однако ей может помочь небольшая доза наперстянки.

– Наперстянки? То, что дети называют «дом фейри»? Но это ведь также яд.

– Как вы знаете, брат, многие вещества ядовиты в одних дозах, но полезны в других, – сказал Тиамак. – В любом случае я с грустью должен признать, что это ее не исцелит, но может немного продлить жизнь и даст силы, чтобы она смогла с нами поговорить перед смертью. – Он пожал плечами. – Ничего больше я придумать не могу. Жена, а что скажешь ты?

– Мне также нечего предложить, – ответила она. – Я приготовлю для тебя наперстянку – у меня есть немного в моем саду лекарственных растений. – Леди Телия вновь укрыла одеялом бледное неподвижное тело ситхи и вышла.

– Моя жена и ее сад могли бы убить меня пять раз во время одного завтрака, если бы она захотела, – с улыбкой, удивившей Этана, сказал Тиамак. – Это главная причина, по которой мне следует быть хорошим мужем, не говоря уже о том, что есть множество других. – Он еще раз потрогал лоб ситхи и отвернулся. – Ты хотел поговорить со мной еще о чем-то, брат?

Этан с трудом сдерживал нетерпение, так ему хотелось рассказать о книге, найденной среди вещей принца Джона Джошуа.

– Да, милорд. Пока вас не было, лорд-камергер Пасеваллес попросил меня осмотреть книги покойного принца Джона Джошуа. Принцесса Идела хотела узнать, не пожелаете ли вы забрать некоторые из них в новую библиотеку.

– Она очень добра, – сказал Тиамак. – Но я думал, что мы взяли все книги Джона Джошуа.

– Очевидно, нет, милорд. В ее покоях есть шкаф с книгами, которых вы не видели. Я в этом уверен из-за того, что там нашел.

Пока Этан описывал, как он обнаружил «Трактат об эфирных шепотах» и о том, что ему известно про автора, Фортиса Отшельника, Тиамак слушал его с необычно отсутствующим выражением лица. Этан даже подумал, что поступил неправильно, если книга, к примеру, не является столь печально известной, как он решил.

– …И теперь она у меня, милорд, спрятана в чертежном зале, – сказал он в заключение, – хотя мне не хотелось там ее оставлять. Я снова осмотрел вещи принца Джона Джошуа, и хотя мне не удалось обнаружить ничего, столь же опасного, как «Трактат», должен признаться, там оказалось несколько томов, которые я не узнал и даже не сумел идентифицировать язык, на котором они написаны. Я что-то сделал не так?

Тиамак так долго молчал, что Этан уже не сомневался, что совершил какую-то ошибку.

– Ты кому-нибудь рассказывал про эту книгу? – наконец спросил Тиамак. – Ты что-нибудь говорил принцессе Иделе?

– Нет. Я не хотел ее беспокоить. Я собирался рассказать лорду Пасеваллесу, но нас прервали.

Тиамак кивнул:

– Я бы хотел на нее взглянуть. Мне доводилось о ней слышать, но совсем немного. Я не знал, что церковь считает эту книгу столь ужасной.

– Она находится в запретительном списке уже два столетия, милорд. – Этан сделал знак Святого Дерева. – Даже обладать ею… я боюсь, что подверг опасности свою душу.

К огромному облегчению Этана, Тиамак не стал смеяться, даже не улыбнулся.

– В последнее время тебе пришлось нелегко. Я вижу это на твоем лице, брат.

– Меня пугает книга, – признался Этан. – Мне страшно, что она находится в замке, но еще того хуже то, сейчас она принадлежит мне.

Тиамак кивнул:

– Я понимаю, но, конечно, не могу с уверенностью утверждать, оправданы ли твои страхи. В моей прежней жизни я не слишком хорошо знал, чем занимались ученые. Мне известно лишь то, что рассказали мои друзья из Ордена манускрипта и что я почерпнул у мудрецов, с которыми познакомился в Кванитупуле. Права церковь или нет относительно вредоносности книги епископа, но я бы хотел на нее взглянуть. Ты можешь принести ее мне позже, сегодня вечером?

– Боюсь, я освобожусь только после вечерней молитвы, милорд.

Теперь улыбнулся Тиамак:

– Тогда до вечера. А сейчас я должен вместе с женой попытаться помочь бедной женщине, потом мне предстоит встреча с королем и королевой.

Этан почувствовал, что его отпускают, но остался стоять.

– Еще один вопрос, лорд Тиамак?

– Да, конечно.

– Вы видели норнов, атаковавших королевский отряд? Тех, что северяне называют Белыми Лисами? Они действительно так зловещи, как их описывают в легендах?

– Нет, на сей раз мне повезло. Тот, Кто Всегда Ступает По Песку, сделал так, что я находился далеко от места сражения. Но я видел их раньше – в этом замке, в последние дни войны Короля Бурь. Я не знаю о книге, которую ты обнаружил, брат Этан, и ее якобы мрачной истории, но могу тебя заверить, что истории о норнах правдивы – они свирепы, умны и ненавидят нас. Да, Белых Лис следует бояться. Да позаботятся небеса о том, чтобы мы никогда не увидели их в наших землях.

Этан уже пожалел, что задал свой вопрос. Он снова сделал знак Дерева и ушел.

– Я сожалею, что здесь все еще царит беспорядок, – сказал Джеремия. – Все было… так сложно…

– Для всех нас, – сказал ему Саймон. – Не беспокойся.

– Просто дело в том… – Джеремия замолчал, заметив Мириамель, которой две леди помогали за ширмой снять платье.

Она, в свою очередь, его заметила и одарила взглядом, от которого Джеремия покраснел.

– Мастер спальни – это почетный титул, Джеремия, – сказала она, пока еще оставалась в платье. Под ним у нее оказалась лишь тонкая рубашка. – Ты не обязан оставаться с нами.

Джеремия покраснел еще сильнее.

– Прошу прощения, ваше величество.

– Да, день действительно выдался длинным, – сказал Саймон, не понимая, почему Джеремия не понял намека. – Все устали.

– Я лишь хотел поблагодарить вас. За то, что вы включили меня во Внутренний совет.

Саймон махнул рукой.

– Ты всегда был хорошим другом, Джеремия, и спас мне жизнь на дороге Фростмарш. Я намерен удостоить тебя еще большими почестями – и дополнительными обязанностями, можешь не сомневаться. Но я заметил, что ты совсем мало говоришь.

Лорд-камергер пожал плечами и не поднял взгляда. Временами он вел себя как неловкий юноша из далекого детства Саймона, каким-то образом перенесшийся в массивное тело мужчины средних лет.

– А что я могу сказать? Я слежу за едой и бельем. И ничего не знаю о военном искусстве.

– Пожалуйста, Джеремия, – сказала Мириамель, в голосе которой появилось нетерпение. – Никто не собирается воевать, во всяком случае, мы очень на это рассчитываем. Мы просто хотим подготовиться к тому, что может произойти. В точности как ты с едой и бельем.

Джеремия продолжал смотреть в пол, но расправил плечи.

– И все равно, вы проявили ко мне доброту, Саймон. Вы оба.

Саймон чувствовал, что Джеремия хочет сказать еще что-то, но король весь день слушал людей, и у него уже кружилась голова от разговоров.

– Ты мой друг и всегда им будешь, Джем. А теперь, будь добр, проводи леди, помогавших королеве, в переднюю комнату. Мы собираемся спать.

Джеремия выглядел потрясенным.

– Конечно! Извините, уже поздно. Я не подумал.

– Слуги также могут уйти, – сказал Саймон. – Мы с Мири хотим поговорить наедине.

– Конечно, ваши величества.

Он выпрямился, отложив на будущее свою проблему, чтобы заняться текущими обязанностями. Саймону ужасно не хотелось обращаться с Джеремией как с обычным слугой, но он уже был готов схватить лорда-камергера за шиворот и вытолкать вместе с остальными фрейлинами, слугами и всеми прочими из спальни.

Когда небольшой караван наконец-то скрылся за дверью, Саймон сбросил одежду и забрался под одеяло. Мириамель сложила украшения в шкатулку и присела, чтобы расчесать волосы.

– Как ты думаешь, что все это значило? – спросил он.

– Что? Джеремия?

– Я уже начал сомневаться, собирается ли он вообще уходить. Я даже подумал, что он попытается надеть мне домашние тапочки. – Саймон нахмурился. – Я ненавижу, когда он себя ведет словно верный пес. Он знает меня еще с той поры, когда мы оба были зелеными кузнечиками.

– Ты хорошо с ним обошелся, Саймон. Ученик свечного мастера стал лордом-камергером Верховного Престола – ему не стоит сетовать на судьбу.

Саймон хорошо знал этот ее тон.

– Иными словами, перестань тревожиться.

Она перехватила его взгляд в зеркале и устало улыбнулась в ответ.

– Совершенно верно.

Саймон уселся поудобнее, чтобы лучше видеть жену.

– Полагаю, ты права. Нам и без того есть о чем беспокоиться. Ты слышала, что сказал Тиамак о ситхи?

– Он, Телия и милый брат Этан сделали все, что было в их силах, Саймон, не взваливай все проблемы на свои плечи.

– Но почему ситхи отправили к нам посланника – ведь прошло так много времени с нашей последней встречи?

– Что мы можем сделать? – спросила Мириамель. – Она умирает. Мы должны попытаться отыскать тех, кто в нее стрелял, хотя это, скорее всего, браконьеры.

– С отравленными стрелами? – Саймон покачал головой. – Кроме того, я говорил о другом. Что мы будем с ней делать? Она умрет, если мы не отвезем ее домой.

Мириамель оторвалась от зеркала, подошла к кровати и села.

– Даже если бы мы знали, как найти Джирики и остальных, нам неизвестно, смогут ли они ей помочь. Она умирает, Саймон, любой смертный не дожил бы до нашего возвращения. Когда она не вернется назад, ситхи пошлют нового посла или отправят нам письмо.

– Но мы не можем просто сидеть и ждать! – Саймона шокировала бы ее бессердечность, если бы долгий опыт не научил его, что уставшая Мириамель становится бессердечной Мириамель. Он вздохнул и начал снова: – Мы не можем ждать, Мири. Неужели после стольких лет молчания ситхи случайно прислали к нам посла именно в тот момент, когда снова зашевелились норны – когда они пересекают наши границы, а сука с серебряным лицом, их королева, ищет то, что называют Короной Ведьмы?

– Возможно, мы придаем слишком много значения странному посланию.

– Но зачем вообще было его нам отправлять?

– Быть может, Ярнульф опасался, что его могут схватить.

– Ярнульф, не так ли? – Саймон заложил руки за голову и посмотрел на жену, которая продолжала изучать себя в зеркале. – Нет, это также не имеет смысла. И тебе не кажется, Мири, что даже если ситхи не отправляли сюда своего посла, или кем там еще она может быть, пришло время нам самим с ними связаться. Джирики может знать, что происходит с норнами, а если нет, нам следует поделиться с ним слухами, которые до нас дошли. – Он вздохнул. – И я очень хочу снова его увидеть.

– Ты хочешь сказать, его сестру.

– Адиту? Да, и ее тоже.

– Да, ее тоже. – Голос Мири прозвучал как-то отстраненно. – Должно быть, замечательно жить вечно, как ситхи, – сказала она, продолжая смотреть в зеркало. – И оставаться молодой и прекрасной, в то время как все остальные стареют.

Саймон рассмеялся:

– Ты бы и вправду этого хотела? Оставаться девочкой, которую я увидел в первый раз, в то время как я бы старел рядом с тобой? Мне нравятся твои морщины и седые волосы, жена. Они напоминают мне о годах, которые мы прожили вместе.

Она с преувеличенной осторожностью положила на место щетку для волос, словно на самом деле хотела швырнуть ее в Саймона.

– То есть ты хочешь сказать, что если бы Адиту оказалась здесь и ходила вокруг тебя в своих прозрачных одеждах, с очаровательным и таинственным лицом, ты бы не начал бегать за ней, как пес, почуявший сырое мясо?

– А это еще что такое? Ты ревнуешь? К Адиту? Дорогая, я не видел ее много лет! Не говоря уже о том, что между нами ничего не было. И не стану тебе напоминать, что она на пару столетий старше любого из нас. – Саймон попытался рассмеяться, но это оказалось сложнее, чем он рассчитывал. – А я думал, ты хорошо относишься к Джирики и Адиту, как и я, Мири.

– Ты жил с ними. А я – нет. – Мириамель вздохнула. – О, я не знаю. Да, мне они не безразличны. И я была взволнована не меньше тебя, когда подумала, что отношения между нашими народами меняются к лучшему. Но ситхи всегда отличались скрытностью. Они предпочитают оставаться в тени, держаться подальше от наших дел.

– Ситхи стараются не выходить из тени потому, что наши люди продолжают пытаться их убивать, моя дорогая. Я надеялся – мы оба надеялись, – что нам удастся это изменить. Но, что еще важнее, они знают норнов гораздо лучше, чем мы. А теперь забирайся в постель. Я хочу поговорить с тобой совсем о другом.

– Я очень устала, Саймон.

– Не об этом. Но здесь – залезай ко мне. Ты простудишься, если будешь сидеть в одной ночной рубашке. – Он отбросил одеяло, она скользнула к нему, и он почувствовал ее прохладную кожу сквозь тонкую ткань ночной рубашки.

– Я здесь. Так о чем ты хотел со мной поговорить?

Саймон вздохнул:

– Я думаю, нам следует доставить женщину ситхи обратно к ее народу, в лес Альдхорт. И я должен поехать вместе с ней. Пришло время поговорить с Джирики и остальными ситхи – и выяснить, почему они так долго хранили молчание.

Мириамель напряглась.

– Я категорически против.

– Но почему? Мири, ты видела существ, с которыми мы сражались, и жуткого гиганта! Что, если нам снова предстоит война с норнами? Мне даже страшно подумать, что нам придется воевать без советов ситхи. И я не думаю, что мы можем просто ждать, пока их посол умрет. Так нельзя поступать – ведь целители ситхи могут ей помочь.

Королева заговорила тихо, но Саймон почувствовал, что она расстроена.

– Кое-что из того, что ты говоришь, звучит разумно, но я должна подумать. Однако в любом случае ты не поедешь, Саймон. Сначала путешествие в Мермунд, потом Элвритсхолл к бедному Изгримнуру, наш народ практически тебя не видел в течение полугода. Ты говоришь, что может начаться война, и тут же предлагаешь снова отправиться через весь континент, как ты поступал, когда был совсем молодым, ради благородного и веселого похода и поисков ситхи?

– Ты извращаешь мои слова так, что я не в силах их узнать. – Саймон ненавидел, когда Мириамель говорила с ним так, словно он снова хотел стать молодым и не знающим обязательств. Конечно, в его душе существовал тайный уголок, где пряталась мечта о приключениях, – но у кого внутри не звучит капризный детский голос, уговаривающий отбросить опыт зрелости? – И я не мальчик, которого ты когда-то встретила, и не просто твой муж. Я король Верховного Престола.

– А я королева. И королева говорит, что король не может позволить себе отправиться в поисках приключений в тот момент, когда у нас накопилось столько проблем. Неужели ты забыл про Эрнистир и слухи о Хьюго, который начал поклоняться дьяволу? Неужели не слышал, как Пасеваллес рассказывал нам, что Наббан превратился в кипящий котел и может в любой момент взорваться?

Саймон долго молчал, дожидаясь момента, когда у него исчезнет желание скрипеть зубами от разочарования.

– Но что тогда нам делать, Мириамель? Я не могу просто ждать, когда эта женщина умрет, и надеяться, что Джирики пришлет кого-то еще.

Она повернулась к нему спиной, но осталась лежать рядом, чтобы ощущать тепло его тела.

– Отправь на поиски ситхи Эолейра, если нужно кого-то послать. Он Мастер Престола. Это его обязанность, и он знает их почти так же хорошо, как мы.

– Эолейр так встревожен событиями в Эрнистире, что с трудом может сосредоточиться на текущих делах.

– Еще одна причина, чтобы отправить именно его. Пусть займется чем-то важным, пока мы не узнаем наверняка, что Хьюго действительно стал проблемой. Пошли с раненой ситхи Эолейра или кого-то другого. Но ты никуда не поедешь, Саймон.

Некоторое время он лежал молча, погрузившись в размышления.

– Мири?

Она ответила ему далеко не сразу:

– Что?

– Ты на меня сердишься?

– За то, что ты хотел отправиться на поиски ситхи, когда у нас здесь сотни проблем, которые необходимо решить? С чего бы это?

– Ты сердишься.

Она повернулась к нему лицом и положила голову на грудь.

– Да, немного. Но это пройдет. Всегда проходит.