39
Душ обжигал затылок. Перед мысленным взором Лин то и дело возникало исхудалое тело Джордано, и эти картинки причиняли боль, как удар лезвием по глазам. Он говорил о совпадениях, о шапке, о своей работе, еще о чем-то. Все эти не зависящие друг от друга, но соединенные вместе подробности могли сделать его подозрительным. Но по существу он был прав: мы видим то, что хотим видеть. Потому что Джордано любой ценой должен оказаться виновен, а Сара – жива.
В сознании Лин спорили разные голоса. Один громко и яростно орал, что она удерживает безвинного, другой – что Джордано виновен. Хотя в чем? В том, что четыре года назад похитил Сару? Что убил ее? Это он-то, знаменитый сыщик судебной полиции?
Она надела свежую одежду: джинсы, свитер с воротником, ботинки – причесалась и внимательно рассмотрела себя в зеркале. Собственное отражение испугало ее. Яркий свет подчеркивал выпуклые скулы, обводил светлые глаза темными кругами. Непогода и недостаток сна пожирали ее, как огонь – ветхий листок бумаги.
Прежде чем отправиться в больницу, Лин поискала в интернете Натана Мирора, но не нашла ничего, ни единой строчки. Да кто же это такой, черт возьми? Джордано утверждал, что нашел его в полицейских картотеках. Был ли Мирор действительно там зарегистрирован, или же пленный сыщик все выдумал? Лин растерялась: проще всего попросить Колена разузнать что-нибудь, но не могло быть и речи о том, чтобы впутать его в эту историю и вызвать хоть малейшее подозрение.
А что, если это уловка Джордано, чтобы привлечь к себе внимание? Что, если этот тип ею манипулирует, как обычно делают сыщики во время допросов? Он назвал ее по имени, упомянул свою дочь, чтобы разжалобить. Умело взялся за дело.
Она колебалась, но желание узнать пересилило сомнения. Лин полистала записную книжку и связалась с Даниэлем Эвраром, лейтенантом судебной полиции Лилля, научившим ее стрелять из пистолета и консультировавшим по всем вопросам, которые касались судопроизводства и расследования. Не может ли он разузнать про некоего Натана Мирора? Не появлялось ли это имя в картотеке правонарушителей? Есть ли на него досье?
– Зачем тебе это надо?
– Один читатель заговорил со мной об этом на автограф-сессии. Когда-то давно он встречался с Натаном Мирором и помнит, что у того были какие-то неприятности с правосудием. А ведь я в качестве псевдонима использую его фамилию, вот мне и хотелось бы узнать о нем немного больше.
– Хорошо, посмотрю, могу ли я что-нибудь сделать. А ты-то как?
Они еще немного поболтали, Лин поблагодарила его и со вздохом облегчения разъединилась – он не упустил случая пригласить ее на стаканчик вина.
Выйдя из дому, она заглянула в почтовый ящик и обнаружила там посланный Пэм роман Мишеля Иствуда «Кровавое рондо». Взяв книгу в руки, она испытала странное чувство. Она прочла текст на четвертой странице обложки и была потрясена кратким содержанием: оно, вне всякого сомнения, содержало чертову тучу совпадений с ее последним романом.
Лин бросила книгу на пассажирское сиденье, рядом с пачкой памятных фотографий, и поехала в больницу. Передавая снимки медсестре, она объяснила, что они предназначены для упражнений с логопедом на восстановление памяти, и вошла в палату Жюлиана. Он завтракал. Не оставив ему никакого выбора, Лин отодвинула столик с подносом, прилегла рядом с мужем на больничную кровать и крепко обняла его:
– Я так нуждаюсь в тебе…
Лин умолкла, она могла бы часами лежать здесь подле него. Она поцеловала мужа. В этом пылком поцелуе проявилось ее страстное желание сообщить ему, что они, вероятно, держат взаперти негодяя, бывшего сыщика, который мог бы рассказать, где их дочь, что после стольких нескончаемых лет она, возможно, жива. Но существует столько же шансов, что они ошибались от начала и до конца, что они зря понадеялись. Надежда легко может вскружить голову.
Жюлиан ничего не сказал, он прижал ее к себе, и она почувствовала его эрекцию. Не дожидаясь, чтобы их тела воспламенились, Лин вскочила:
– Нельзя. Не теперь. И не здесь.
– А мне все-таки очень хотелось бы. – Жюлиан прикрыл глаза и демонстративно принялся шумно дышать. – Твой запах… Я узнаю его. – Он приподнялся на кровати и сел возле нее. – Вчера я скучал по тебе. Мы не виделись целый день. Отец сказал, что у тебя какие-то неприятности с издательством?
– Да, но ничего серьезного.
Он взял ее за руку:
– Врачи говорят, что скоро отпустят меня. Завтра уж точно. По их мнению, домашняя обстановка ускорит выздоровление. Но при одном условии: чтобы я ежедневно приходил в отделение реабилитации к логопеду и чтобы кто-то первое время заботился обо мне дома. Ты ведь не уедешь?
– Конечно не уеду. После того, что произошло, у нас с тобой как-то все разладилось, но… мы начнем сначала, хорошо? Будто… новую жизнь. Завтра вечером Рождество… – Она сжала его ладонь. – Несмотря на все, что случилось, я хочу, чтобы это было прекрасное Рождество. Мы всегда так любили этот праздник. Твой отец тоже придет.
– Отлично. Вчерашний день я провел с ним, и… В общем, похоже, он тяжело переживает смерть моей матери. Я вижу, что у него появились черные мысли, ему не удается прийти в себя, да и моя потеря памяти не улучшает его состояния. Мне за него страшно.
– Именно поэтому мы не можем оставить его одного в рождественский вечер.
– Почему моя мать покончила с собой, Лин? Отец почти ничего не объяснил. Странно, стоит мне об этом заговорить, он замыкается, будто за этим кроется какая-то тайна.
– Я никогда хорошо не знала твою мать. Жак всегда держал ее подальше от меня, от тебя, как будто существовала… да, именно тайна, как ты говоришь. Было между ними что-то непостижимое, и я постоянно спрашивала себя, почему же они не расстались, ведь… со стороны твоего отца явно недоставало любви. Он всегда приезжал к нам один. Всякий раз, когда мы навещали их, твоя мать, напичканная лекарствами, не вставала с постели… Очень трудно объяснить тебе все это здесь в нескольких словах.
– Однако придется. Я хочу узнать о нашем прошлом. И давай поговорим обо всем остальном тоже, ладно? Я имею в виду… О Саре, об этих четырех годах… Я не хочу ждать, когда память сама вернет мне мои воспоминания, надо, чтобы ты мне все рассказала.
– Знаешь, Жюлиан, то, что сделал Джинсон, очень жестоко. Это… он чудовище, и…
– Понятно, но я хочу разделить с тобой все, даже если мне будет больно. Знать все. Абсолютно все, ты меня понимаешь?
После недолгого колебания Лин вынула из сумки тяжелый ключ от форта и вложила его мужу в ладонь. Металл был таким холодным, что его передернуло.
– Взгляни на него, поверти в руках. Он пахнет морем и солью и имеет для тебя особое значение. Это важно, очень важно. Попытайся вспомнить.
Жюлиан взвесил ключ на ладони, понюхал его. Прикрыл глаза. Лин внимательно наблюдала за каждой морщинкой, проявлявшейся на его лице.
– Скажи мне, что помнишь. Что… понимаешь, о чем речь.
– Похоже на ключ от усадьбы или от замка.
– От форта… Это ключ от форта.
Он покачал головой:
– Прости… Ты мне объяснишь?
– Не могу. Пока не могу.
Жюлиан посмотрел куда-то через плечо Лин.
– У меня такое ощущение, что все время, пока я в больнице, нам не будет покоя.
Лин обернулась и с удивлением обнаружила на пороге палаты Колена. Он сделал вид, что стучит в дверь.
– Я вам не помешаю?
Лин поспешно выхватила ключ у Жюлиана из рук, сунула его в карман и в замешательстве встала. Колен проследил за ее движением, но не успел увидеть, что у нее в руке.
– Все в порядке.
Сыщик подошел пожать Жюлиану руку. Мужчины стояли лицом к лицу.
– Есть новости насчет нападения на меня?
– Потихоньку продвигаемся. Но на данный момент ничего конкретного. – Он обернулся к Лин. – Можно тебя на пару минут?
Лин нежно поцеловала мужа.
– У меня сегодня днем полно дел: покупки к празднику, всякое такое… Вернусь к вечеру, ладно?
– Ладно…
Когда она обернулась, Колен уже вышел в коридор. Она нагнала его возле кофейного автомата. Он купил себе эспрессо и впервые не предложил ей. Простая забывчивость или умышленный шаг?
– Я хотел поговорить с тобой о двух вещах. Во-первых, я изучил банковский счет твоего мужа. И обнаружил одну странность. Несомненно…
Лин не понравился его тон, но она ничего не сказала.
– …Утром в день нападения в девять ноль две он достиг дозволенного предела своих расходов: снял две тысячи евро в банкомате в центре города. Я получил возможность просмотреть запись с видеокамеры банка, это точно был он…
Лин онемела. Еще одно неизвестное в уравнении.
– …Теперь об отпечатках, обнаруженных вчера у тебя на вилле. Не твоих и не Жюлиана. Мы не знаем, кто это может быть, в картотеке таких нет, но одно бесспорно: они принадлежат тому паразиту, который два месяца назад ограбил дом – те же папиллярные следы. А поскольку Жюлиан тогда сделал уборку, потому что мы повсюду оставили порошок, те, что были обнаружены вчера, безусловно, новые, а значит, связаны с днем нападения.
Лин сунула в аппарат монетку и получила стаканчик с кофе. Колен посторонился, пропуская пациента в инвалидной коляске.
– Знаешь, почему я так его называю? Потому что паразит пользуется своим хозяином, живет ему в ущерб, за его счет, так сказать. Наш паразит перемещался по твоему дому, как блоха по спине собаки. Спальни, кухня, ванная – он не стеснялся. И в машине тоже похозяйничал: мы обнаружили его следы на руле, на внутренних ручках дверей. Он даже отхлебнул вашего виски, перекусил из вашего холодильника, пролистал альбомы с семейными фотографиями. Его отпечатки действительно были повсюду.
Лин, с кофе в руках, опустилась на банкетку. Она вообразила себе этого чужака, узурпировавшего ее дом. Ложился ли он в ее постель? Заворачивался ли в ее простыни, рылся ли в ее вещах? Садился ли перед широким окном со стаканчиком согревающего алкоголя, чтобы смотреть на море, как это делала она?
– Невозможно себе представить.
– Да, невозможно, но его отпечатки мне неплохо помогают, они позволяют повернуть время вспять и кое-что прояснить.
Колен достал блокнот, послюнил указательный палец и перелистал страницы.
– Все эти собранные воедино подробности сложились во вполне отчетливое представление о происшедшем. Сначала, два месяца назад, в конце октября, паразит проникает на виллу без следов взлома. Или у него есть ключ, или дверь открыта – что вполне возможно, поскольку Жюлиан сильно пил и, похоже, не особенно заботился о том, чтобы запирать замки. Незнакомец кое-что крадет: книги, мыло – причины нам еще неизвестны, – пока Жюлиан спит наверху… Проснувшись, твой муж заявляет о краже со взломом, устанавливает сигнализацию, меняет замки…
Лин отхлебнула кофе, он показался ей отвратительным, и она бросила стаканчик в урну. Кстати, вообще лучше было бы избегать кофеина: она рассчитывала, вернувшись домой, тут же рухнуть в постель и проспать целую ночь.
– …Спустя примерно два месяца паразит возвращается. И похищает Жюлиана. Куда? Как? Тайна, но явно куда-то прочь из дома. Он запирает своего заложника в багажнике его собственного автомобиля, а сам садится за руль. В ночь с понедельника на вторник паразит опять возвращается на виллу. Он открывает входную дверь ключом, вероятно найденным у Жюлиана… И вдруг…
– …Включается сирена, так случилось и со мной.
– Точно, потому что так же, как и ты, он не подозревает о наличии сигнализации. Приезжает агент охранной компании, паразит его убалтывает, пошатывается, заставляя того поверить, что он напился. Я обошел бары, в тот вечер никто не видел Жюлиана. Так что агенту открыл паразит, предварительно хлебнув виски и изобразив опьянение…
Про себя Лин отметила, что Колен не бездельничал. Он сыпал фактами со скоростью электронных часов, отсчитывающих секунды.
– …Это был вторник, час ночи, никакого взлома, у паразита в руках ключ от входной двери, он притворяется пьяным, агент ни о чем не догадывается и принимает его за хозяина. Он уезжает. И тут паразит вступает во владение домом. Он спокойно запирает за служащим, роется повсюду… Разумеется, в вещах твоего мужа. Ты ведь заметила, что все папки, собранные Жюлианом за четыре года, пропали? Я обратил на это внимание вчера, когда снимал отпечатки…
Лин робко кивнула. Как можно было ожидать, Колен занимался не только отпечатками, он воспользовался возможностью и порыскал везде.
– Тогда почему же ты мне об этом не сказала?
– Я… Извини. После всего, что произошло, я как-то не подумала о таких мелочах.
– А между тем это очень важно. Если ты не будешь говорить мне о подобных «мелочах», смогу ли я в своем расследовании двигаться дальше?
Он помолчал, пристально глянул на нее, раздавил в ладони пластиковый стаканчик и бросил его в урну. Лин становилось все больше не по себе.
– Короче, с часу ночи и до конца дня, часов до пяти или шести вечера, паразит чувствует себя как дома. Не знаю, что происходит в этот промежуток времени, но нам известно продолжение: он бросает Жюлиана на дамбе и исчезает неизвестно где…
Сыщик закрыл блокнот и сунул его в карман.
– Он просто блистателен, этот паразит, Лин, и оставляет задачку, которую нам предстоит решить… Каковы его подлинные мотивы? К чему такая мизансцена? Короче, таково положение дел на данный момент. Ах да, вот еще что.
Он вытащил из кармана куртки два сложенных вчетверо листка бумаги и протянул Лин:
– С помощью старого друга, следственного судьи в Лилле, мне удалось раздобыть список дел, в которых принимал участие Джон Бартоломеус…
Лин нахмурилась:
– Кто это?
– Ты его знаешь. Реймсский психиатр, которому твой муж звонил перед тем, как потерял память.
– Да, точно, теперь вспомнила…
– В этом списке нет ничего, что определенно могло бы нас касаться и наводило бы меня на какие-то мысли, но я бы хотел, чтобы ты глянула, – как знать…
– Хорошо.
– Кстати, нет ли у отца Жюлиана ключей от виллы?
Лин удивленно подняла брови:
– Я… Не знаю. Лично я их ему не давала. Может, Жюлиан? А почему ты спрашиваешь?
– Я рассматриваю все возможности. Ладно, не буду больше надоедать. Тебя ждет Жюлиан.
Он направился по коридору к выходу, но, сделав несколько шагов, обернулся:
– Да, вот еще что: мне придется заскочить на виллу, чтобы забрать свой бумажник, вчера я забыл его у тебя. Поскольку ты хотела лечь пораньше, я не стал тебя беспокоить, когда обнаружил это. Я заеду? Ты будешь дома?
Вот ведь прилипала. Лин кивнула и вымученно улыбнулась:
– Да, но ближе к вечеру. Сперва мне надо купить кое-что к Рождеству. Завтра Жюлиана точно выпишут.
Только ли одного он не знал? На этот раз Колен действительно ушел. Плотно сжав губы, Лин смотрела ему вслед. С чего вдруг он спросил про Жака? Неужто теперь еще начнет подозревать отца Жюлиана? Она скорчилась на стуле, держа в руках список процессов, в которых участвовал психиатр Бартоломеус. Перед ней было не меньше сотни дат, мест, имен, названий дел, растянувшихся с 1998 по 2017 год. Без особой надежды Лин поспешно пробежала его глазами. Эта неудобоваримая мешанина ни о чем ей не говорила, пока ее взгляд внезапно не застрял на третьей строке второй страницы.
«Исправительный трибунал большого процесса Лиона, октябрь 2011 года, дело Джордано».
