38
– Форт, окруженный водой во время прилива, возле Булонь-сюр-Мер… Так вот оно что… Знаете, в чем тут ирония? Просто больше двух десятков лет назад я начал свою карьеру в Булони. Я знал про этот форт, но никогда не бывал здесь. Возвращение к истокам, так сказать, но, к несчастью, не при лучших обстоятельствах…
Грегори Джордано откашлялся и сплюнул в сторону, постаравшись сделать это как можно дальше.
– …Ваш муж тоже много раз попадался в ловушку моря. Он так увлекался, когда избивал меня, что забывал о приливах… А я-то не понимал, почему он вдруг стремительно исчезает, а спустя несколько минут возвращается, еще более разъяренный, чем прежде…
Он, скривившись, посмотрел на свою распухшую ногу. Лин сидела у противоположной стены, обхватив колени обеими руками. От ужаса и холода она превратилась в ледышку и молча смотрела на узника, пытаясь проникнуть в его тайны.
– В такие моменты мне доставалось, уж вы поверьте! – Он кивнул в сторону орудия пыток. – Разумеется, вы знаете, что он сделал с моей ногой. Как вы блистательно описали в своей книге, он засунул ее в этот чертов агрегат и медленно повернул. Такой хруст… Не слышать его невозможно, потому что он звучит у вас внутри, а ваш рассудок еще дополнительно его усиливает. Я и сейчас его слышу, я запомнил его на всю жизнь. Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь нормально ходить. Ваш муж сумасшедший, настоящий параноик. Он был сам не свой, когда дубасил меня. Но вы-то не такая.
Лин силилась убедить себя в виновности Джордано, в его причастности – тем или иным способом – к исчезновению Сары. Но чем больше она размышляла, тем отчетливее осознавала, что его заключение в форте основано на уликах, достоверность которых она не может доказать. Во дворе она при помощи смартфона произвела быстрый поиск: история ликвидации лионской полицией сети торговли проститутками оказалась правдой, хотя ничего не говорилось об избиении бандерши, о котором рассказал Джордано. Лин все же попросила его кое-что объяснить.
– Как вы себе это представляете? Что они вывалят эту историю на всеобщее обозрение? Про сыщика, до полусмерти избившего содержательницу притона? Нет, они списали это на сведение счетов между сутенерами и замяли дело – я же вам уже говорил.
Бывший сыщик глянул на пачку сигарет, лежащую возле его ног.
– Дадите мне еще одну?
Лин, не двигаясь с места, теребила ключ от наручников. Джордано улыбнулся и махнул свободной рукой:
– Да ладно, не важно.
– Шапка… Вы находите ее на земле, не зная, откуда она, не грязная ли, и напяливаете на голову своей дочери… Вам это не кажется странным?
– Помилуйте, нет. Да прекратите вы с этой шапкой.
– Роксана сказала мне, что вы сами в тот день надели шапку ей на голову.
– Ну и что?
Лин замкнулась в молчании. Она была похожа на паука, окопавшегося в своей норе и едва освещенного тусклой лампочкой под потолком. Здоровой ногой Джордано попытался придвинуть к себе пачку сигарет. Простейшее движение, но для него оно было настоящей мукой.
– В любом моем слове вы найдете предлог, чтобы снова напасть на меня… Потому что, вопреки видимости, жертва – это вы… Это ведь вы подвергаетесь пыткам, верно?
Лин не ответила, и он продолжал:
– Мне не удастся поставить себя на ваше место, но я могу догадываться, что значит потерять ребенка. Знали бы вы, сколько раз по работе мне приходилось с этим сталкиваться. Все эти родители, к которым я должен был прийти, чтобы сообщить, что с их ребенком случилось наихудшее. И вот что было, наверное, самым трудным: вынести пустые и растерянные взгляды родителей жертв. В момент моего сообщения в их глазах пропадал свет. И мы знаем, что больше он там не появится.
Ему удалось свободной рукой ухватить пачку, вытащить оттуда сигарету и сунуть ее в рот. Но зажигалка была недостижима – она лежала в двух метрах от него. Он искренне рассмеялся и вновь закашлялся.
– Даже не закурив ее, я получаю безумное удовольствие. Только за одно это я благодарю вас.
– Не благодарите меня.
– Нет-нет, спасибо. Вы думаете, что знаете меня, вы судите обо мне поверхностно и предвзято. Я бы тоже мог так судить о вас. Может, мне и не стоило вам этого говорить, но я знаю вас лучше, чем вы меня… И поверьте, это никак не связано с исчезновением вашей дочери. Это началось раньше. Гораздо раньше.
– Было бы любопытно услышать.
– Сначала дайте мне огоньку… пожалуйста. Сейчас поясню.
Лин заколебалась, но все же подошла и дала ему прикурить. Он сделал глубокую затяжку, выпустил дым через нос и удовлетворенно выдохнул:
– Как же хорошо.
– Я вас слушаю.
Он наслаждался табаком и отреагировал не сразу. Спустя две минуты Джордано заговорил:
– У вас есть тайна… Страшная тайна, которую вы скрываете даже от собственного мужа, потому что он… он говорил мне о вас, но не касаясь этой истории. И, судя по тому, в чем он меня обвинял, я убежден, что если бы он знал вашу тайну, то упомянул бы о ней. Скажем, потому, что мы были… в теме.
Лин почувствовала какой-то укол. Сигнал тревоги, пришедший из глубин подсознания.
– У меня нет тайн.
– Что вы, конечно есть, как у каждого из нас… Вы пострадали. И не только из-за… исчезновения вашей дочери. Достаточно почитать ваши книги, чтобы понять, что ваше отрочество было непростым.
– Вы ошибаетесь. Уж если у кого и было нормальное отрочество, так именно у меня.
– Неужели? Однако темы, которые вы затрагиваете, чернуха, точность гнусных описаний. В… Ох, я уже забыл, в какой-то из своих книг вы описываете сцену изнасилования. Так вот, я, столько лет сталкивавшийся с такими случаями, подумал: надо быть чертовски хорошо осведомленной, даже пережить подобное, чтобы так об этом рассказать…
Лин молчала, она не понимала, к чему он клонит.
– …Вы прячетесь за своим псевдонимом, за своими сочинениями. Когда я впервые открыл одну из ваших книг – это было лет семь или восемь назад, – я подумал: ну и влип же этот парень, если производит такое… «Этот парень…» Нил Мирор. Мирор… Довольно необычное имя, верно? Откуда оно взялось?
Лин напряглась. Рука, тянущаяся из ее горла, все пять пальцев, вцепляющихся в язык, раздирающих челюсти всякий раз, когда приходит вдохновение. Когда в нее вселяется Нил. Она попыталась сохранить самообладание.
– Ничего сложного. Мирор как зеркало. Нил как Лин. Так уж придумалось.
– Так уж придумалось… Наверное, такую заготовку вы обычно кидаете журналистам? Но мне это имя о чем-то смутно говорило. О чем-то давнишнем, засунутом в самый дальний уголок памяти.
Лин не понимала. Несмотря на дым его сигареты, она могла видеть блестящий, словно бриллиант в глубине шахты, черный глаз Джордано. Она оставалась начеку, потому что ощущала, как все больше втягивается в его игру, и это становилось опасным.
– Как-то раз в Лионе ваша книга оказалась у меня в кабинете, а компьютер был подключен к полицейским картотекам. Ну, я и запустил поиск… И нашел. Натан Мирор – ведь так его звали, верно?
– Да о чем вы, черт возьми?
– Вы в то время были еще очень молоды. Сколько вам тогда стукнуло? Пятнадцать, шестнадцать лет? И вы не помните?
Пятнадцать, шестнадцать лет… И вдруг ее словно пронзило: 1991-й, год выхода романа Мишеля Иствуда «Кровавое рондо», книги, которую она очевидно читала и забыла. Существует же такое явление, как криптомнезия. Снова совпадение? Все, хватит с нее! Она направилась к сумке, вытащила из нее пистолет, одним движением сняла с предохранителя и прицелилась. Она так дрожала, что пришлось вцепиться в рукоятку обеими руками, как в топорище.
– О чем вы говорите? Что случилось в девяносто первом году?
Не отвечая, Джордано поднял свободную руку.
– Ваш псевдоним – это епитимья? Чтобы никогда не забыть?
Лин тяжело дышала, кислота разъедала горло, жгла живот. Она осознала, что указательный палец плотно прижат к спусковому крючку. Что происходит?
– Да о чем забыть, черт вас возьми?
Он надолго замолк, он знал, что она не убьет его. Может, он разглядел слабость в ее глазах? Она вернулась на свое место, положила оружие рядом с собой и внимательно всматривалась в Джордано, словно он был противником по шахматной партии. Что он замышляет? Пытается вывести ее из равновесия? Во всяком случае, это ему удалось.
Лин задумалась о его словах. Кто такой Натан Мирор? Лин помнила свой первый роман… Фамилия Мирор появилась как-то сама собой, как и зеркальное отражение ее имени: Лин – Нил. Прежде, однако, вопрос возникновения этого псевдонима ее не интересовал.
Время шло, давило ей на плечи, лишало сил. Сколько она уже не спала? Напрасно она пыталась бороться, в какой-то момент глаза перестали ее слушаться, и когда она их открыла, то обнаружила себя лежащей на полу, свернувшись клубком, словно кошка. Лин бросила взгляд на циферблат: три часа ночи.
Она лихорадочно вскочила, мышцы болели, она почувствовала себя узницей форта. Это место вызывало какое-то гнетущее ощущение. Не хватало воздуха. Теперь уже Джордано, не двигаясь, не говоря ни слова, пристально смотрел на нее странным взглядом, а она не могла определить, был ли это взгляд жертвы или хищника.
Она поднялась из подвала и вышла в морозную тьму, чтобы помочиться. Туман был таким плотным и серым, что Лин казалось, будто ее собственное тело больше не принадлежит ей. Она взобралась на башню, откуда не увидела ничего даже в метре от себя, но ей показалось, что волны рокочут где-то далеко. Море отступило и высвободило форт из своих объятий. Она сделала глубокий вдох, снова спустилась в подвал и подняла с пола пистолет.
– Сейчас я сниму с вас наручники, чтобы вы могли вымыться и переодеться. В сумке есть все, что нужно. Думаю, нет необходимости говорить вам, что я умею стрелять и хорошо знакома с этим оружием. Преимущество автора детективных романов, имеющего связи в соответствующих кругах.
Она бросила ему ключ и, не опуская пистолет, отошла в глубину помещения. Ей не было страшно: с ногой в таком состоянии Джордано не смог бы наброситься на нее. Он освободился от наручников и с гримасой облегчения помассировал запястья.
– Спасибо.
– Молчать.
Она старалась сохранять суровость, но у нее чуть не разорвалось сердце, когда, попытавшись встать на одну ногу, он с глухим звуком рухнул на колени и с криком покатился по полу. Какая-то часть ее существа хотела помочь ему, успокоить, отвезти в больницу. Ни один человек, виновен он или нет, не заслуживает подобного обращения. Но она взяла себя в руки: расслабляться не следовало.
Стоя на четвереньках, как собака, он порылся в сумке и вынул оттуда полотенце, мыло, банную рукавицу и стопку старой одежды Жюлиана.
– Побриться нечем?
– Не стоит просить у меня слишком многого, ладно? Поторапливайтесь.
Он адресовал ей нечто вроде улыбки. У него были красивые белые зубы. Лин впервые различила на этом лице что-то, кроме отчаяния. Его облик обретал человеческие черты. Она пыталась оставаться холодной как мрамор.
– Вы что, собираетесь смотреть?
– Задницу я уже видела. Вам достаточно отвернуться.
Он повиновался, разделся с медлительностью улитки, скрипнул зубами, когда ткань коснулась искалеченной ноги, и вздрогнул, когда холодная вода обожгла кожу. На правом плече у него была вытатуирована рыба с длинным хвостовым плавником оранжевого цвета. Он исхудал, но чистая одежда придала его телу некоторое достоинство, что огорчило Лин: теперь держать его в этом подземелье стало еще сложнее. Но что делать?
– Сейчас вы снова наденете наручники. На одно запястье, этого будет достаточно. И я хочу услышать щелчок.
Он подчинился и бросил ей ключ еще до того, как она потребовала сделать это. Лин придвинула к нему еду и воду.
– В следующий раз принесу шину для вашей ноги и медикаменты, чтобы облегчить боль от переломов, думаю, у меня все есть. Мой муж время от времени калечится на своей парусной тележке. В любом случае ничего другого для такой раны мы не придумаем.
– Когда вы вернетесь?
Лин чувствовала себя слишком обессилевшей, слишком податливой. Ей следовало уйти. Она поспешно затолкала грязную одежду в сумку, застегнула молнию и направилась к выходу, даже не взглянув на Джордано.
– Лин?
При звуке своего имени она проявила слабость и обернулась.
– Не забывайте, что у меня, так же как у вас, есть дочь. И очень скоро она спросит про своего отца.
Ей не выдержать, если она останется еще хоть на секунду. Лин выскочила на лестницу. На этот раз он не умолял ее.
У нее за спиной царила полная тишина.
