Слатшейминг
или культура «самавиновата»: как реагируют на изнасилования и что с этим не так

– Изнасилование – одно из самых латентных преступлений, – говорит в интервью сайту «Сибирь. Реалии» адвокат Мари Давтян, оказывающая помощь женщинам, пострадавшим от сексуального насилия.

– Женщины, пережившие насилие, часто не обращаются в полицию по нескольким причинам. В первую очередь, это стыд. Сегодня, как и раньше, российское общество пытается переложить ответственность за преступление с насильника на пострадавшую. «Сама виновата»! – самый частый комментарий к таким случаям, читай: «не так себя вела», «не так говорила», «не так действовала» и т. п.

Женщины знают о том, что в глазах общества, скорее, они окажутся виноваты в случившемся, и стыд становится препятствием для обращения в правоохранительные органы.

Второй очень серьезный барьер – это то, как сегодня проводится расследование случаев изнасилования. В России нет специальных протоколов действий следователей по делам об изнасиловании, чаще всего изнасилование расследуется следователями общей практики, что также накладывает отпечаток. Процесс расследований очень затяжной и травматичный: допросы, судебные медицинские экспертизы, иные следственные действия чаще всего проводятся в очень унизительной и травматичной для женщин форме. Полицейские и следователи очень часто относятся к таким делам негативно и нередко делают все, чтобы у потерпевших не хватило сил на участие в процессе.

Например, начинают долгие унизительные допросы о личной жизни потерпевшей (которые чаще всего не относятся к делу), задают вопросы из серии: «Когда начала жить половой жизнью?», «Сколько было партнеров до этого?» и прочее, пугают ответственностью за заведомо ложный донос и т. д. Участие потерпевшей в расследовании изнасилования наносит психологическую травму не меньшую, чем само изнасилование.

Такие паблики как МДК пропагандируют враждебное и унижающее женщину отношение, обзывают всех девушек «шкурами», постят на миллионную аудиторию видео, где девушку насилуют прямо на танцполе в клубе, она в состоянии алкогольного опьянения.

А вот комментарий юриста по теме – считается ли это изнасилованием или нет, если кто-то решит совершить половой акт с невменяемо пьяной девушкой:

«На видео изнасилование в чистом виде. Любой секс без обоюдного согласия, или с человеком, который в данный момент не может объективно оценить окружающую действительность, дать оценку своим действиям и выразить информированное согласие, – изнасилование. И это не российский УК такой ужасный, это очень распространенная норма».

Хочу, чтобы все, кто пишет про «шкур» и «шкурыгинг», перечитывали этот текст снова и снова:

Некоторые сотрудники правоохранительных органов считают, что потерпевшие изнасилованные девушки выдумывают истории ради шантажа. Я своими глазами видела, как девушка рассказывала, что ее изнасиловали, а полицейские в этот момент усмехались: «Ты посмотри на себя, кто ж тебя изнасилует?»

Психологическая травма от расследования дела сравнима с травмой, нанесенной потерпевшей в процессе изнасилования, – происходит повторная виктимизация жертвы.

Причем задавали совершенно идиотские вопросы из серии «С кем вы дружили в школе?» с условием, что школу она окончила десять лет назад. Самое интересное, что подозреваемый был допрошен только один раз (по материалам «Афиши» – Как в России обращаются с жертвами изнасилования).

По мнению психотерапевта Адрианы Имж, подмена контекста в подобной рекламе опасна тем, что транслирует издевательское и недоверчивое отношение к жертвам изнасилования в целом и обесценивает их чувства, а по данным ВОЗ, с сексуальным или физическим насилием сталкивается каждая третья женщина.

«Жест Дианы Шурыгиной в программе “Пусть говорят” относился к тому, что она оправдывалась и защищалась – показывала, что выпила совсем чуть-чуть, – считает психотерапевт Адриана Имж. – В рекламе контекст другой: он не поддерживает жертву преступления, а преуменьшает нанесенный ей вред. То есть тот, кто использует образ Дианы в таком формате, поддерживает насилие».

(материал Медузы «Почему российская реклама не может избавиться от сексизма»).

И хотя процент ложных обвинений в изнасиловании крайне мал, компрометирующие видео, фотографии и факты чаще ищут именно на жертву, а личность и биография насильника остаются в стороне. Но в насилии всегда виноват только насильник, а не жертва.

Важный момент – парню этому дали за изнасилование Шурыгиной не 8 лет, а 3 года (и отпустили по УДО).

То, что люди у нас сидят за кражу картошки по 5 лет, это никого не смущает, а то, что парень получил трешку за изнасилование малолетки – да. Конечно, как же так. Во всем виноваты бабы. А мужики все на вес золота. Баба отряхнется и дальше пойдет, а мужчинке бедному-хрупкому-нежному «жизнь там сломают в тюрьме».

Если бы вы следили, какие наказания дают за преступления, вы бы знали, что изнасиловать девочку – это то же самое, что украсть картошку или слегка пнуть полицейского (наказания за эти нарушения примерно одинаковые).

Еще в России можно получить 8 лет, если просто толкать биотуалет.

Дадина судили и пытали вообще за реализацию своего обычного гражданского права: вышел на улицу помитинговать, никого не насиловал и не трогал.

Но виноваты всегда и во всем, конечно, только красивые и непростительно сексуальные девочки, а вовсе не карательная система. У нас не прощают красивых и дерзких девушек, потому что красивой и дерзкой быть просто не положено. Запрещено.

Меня в истории с Дианой Шурыгиной возмущает эта старая тупая догма, что девушка не имеет права любить секс и быть сексуальной, вести себя развратно и дерзко, тащиться от себя, своей дикой сексуальности и от секса.

Ах, видите ли она писала какому-то парню, что хочет его трахнуть, ах, видите ли она бухает и делает селфи (божемой!).

Это обычное правило: если ребенок (несовершеннолетняя) пристает к вам, то несет ответственность тот, кто старше, тот, кто совершеннолетний, все просто. Не связывайтесь с детишками.

А согласно мнению немытых феодалов, единственный способ не быть изнасилованной – сидеть дома ОДНОЙ или похоронить себя заживо.

Женщине, как и мужчине, – представляете! – тоже хочется всех соблазнять и трахаться с кучей народу, только мужчин за это качество не осуждают, а женщин – да.

Вечно им женщина что-то должна, должна быть скромной и забитой, должна котлеты лепить, носить мешок на голове. Нет, ничего она вам не должна.

В Казахстане изнасилование вообще называют уятом (позором). То есть, если женщину изнасилуют, то ей еще и стыдно должно быть за это.

«Уят – это груз, который достался только девушкам. Женщинам там очень сложно жить под тенью патриархата, а ведь мы тоже сильные и можем делать грандиозные вещи. Но пока получается только наоборот.

У меня есть подруга, которая живет в Иссыке, это маленький город, все друг друга знают. Когда я приезжала, она просила покупать сигареты в самом дальнем магазине, чтобы нас не узнали. Ей так важно быть идеальной для всех, что меня это даже пугает. Поддержание образа девушки, которая не пьет, не курит, не ходит на вечеринки, может свести с ума» (по материалам о казахстанских девушках The village. Казахстан).

В январе 2017 года в России приняли закон о декриминализации побоев в семье, который по сути делает избиения «частью жизни традиционной семьи».

С этого момента агрессора стали наказывать штрафом (до 30 тысяч рублей), обязательными работами (до 120 часов) или административным арестом (до 15 суток).

Правозащитники говорят о необходимости более эффективных превентивных мер и отдельного закона о домашнем насилии. По их словам, такой закон мог бы спасти миллионы жизней – ведь побои нередко приводят к смерти как самой женщины, так и ее обидчика. Галину Каторову из Находки муж избивал на протяжении нескольких лет, пока она не схватила нож и не нанесла ему 11 ранений, одно из которых стало смертельным. Сейчас Каторову судят за умышленное убийство.

Защищая себя, жертва домашнего насилия зачастую получает реальный тюремный срок – 8 или 10 лет тюрьмы.

Закон о декриминализации домашнего насилия, по мнению депутата Мизулиной, соответствует «традиционным ценностям» и «методам воспитания».

Физические наказания детей и других домочадцев НЕ противоречат Священному Писанию и «семейным ценностям», а Административным и Уголовным кодексом можно подтереться (видите, как все здорово).

Как разбирает журналист Codaru, в спорах почти неслышно звучали голоса тех, кто говорил, что цель принятия закона – упростить привлечение к ответственности семейных дебоширов, а не позволить им избежать наказания: мол, добиться возбуждения уголовного дела о побоях тяжело, довести его до суда еще сложнее, а с «административками» таких проблем не будет.

И вот спустя год статистика демонстрирует, что количество доведенных до суда дел, пусть и не уголовных, а административных растет. По данным Судебного департамента при Верховном Суде, только с февраля по июнь 2017 года судьи вынесли решений о штрафах по статье 6.1.1 КоАП на 200 миллионов рублей. В полиции больше не отговаривают от написания заявления о побоях, пишут авторы исследования Института проблем правоприменения, а судам стало проще выносить решения – ведь административный протокол сам по себе является доказательством по делу.

«В первые месяцы после принятия закона женщины, обращаясь в полицию слышали: “Вы что, не знаете, что за это теперь только штраф? Что вы от нас хотите, зачем сюда пришли?”», – практика адвоката Мари Давтян, которая помогает пострадавшим от домашнего насилия, не сходится с выводами социологов.

По словам Давтян, отказать в возбуждении административного дела проще формально: можно просто никак не мотивировать это решение.

«Административное производство, безусловно, быстрее уголовного. Но если полицейский не захочет составить протокол, то обжаловать это не получится, нужно возбуждать против этого конкретного полицейского отдельное гражданское производство. Бездействие по уголовному делу можно было обжаловать в суде за пять дней».

«Обидчик осознает, что ему ничего не будет. Из-за этого участились именно жестокие ситуации, агрессор заходит далеко, потому что его ничто не останавливает. Угроза судимости все-таки многих сдерживала: из-за проблем с работой возможных, с кредитами, еще с чем-то. А сейчас это воспринимается как еще один штраф за неправильную парковку».

«Я разговаривала с участковыми во Владимирской области, они говорят, что женщины стали меньше заявлений подавать, потому что знают: за это будет штраф, который надо будет платить из семейного бюджета. А для провинции 5 тысяч – это серьезные деньги», – говорит директор женского кризисного центра «Китеж» Алена Садикова.