Глава 10

Держась боковых улочек, Джонни перебрался из одной части города в другую. Джек жил в районе, застроенном небольшими домами с аккуратными двориками, где полно копов, бакалейщиков и доставщиков. На лужайках стояли качели и валялись игрушки. В солнечные дни детишки играли на улице в догонялки. Хорошее место, если сам здесь живешь, но на чужие машины здесь обращали внимание, так что Джонни припарковался, не доезжая двух кварталов, и пробежал дальше под дождем. В комнате Джека горел свет. Джонни приподнялся над подоконником и увидел друга. Джек растянулся на кровати с разбросанными комиксами и, почесываясь, читал что-то.

Джонни уже собирался постучать в стекло, когда дверь открылась, и в комнату вошел Джеральд. Высокий, мускулистый, в джинсах, но без рубашки и в сдвинутой на затылок бейсболке с эмблемой Клемсона, он сказал, похоже, что-то обидное в адрес брата, потому что Джек бросил в него книжкой, а когда Джеральд отступил в коридор, запер дверь.

Джонни постучал наконец по стеклу, и друг поднял голову. Постучал еще раз – и Джек пересек комнату, приподнял раму на несколько дюймов и опустился на колени.

– Господи! Ты в порядке? Я слышал, что случилось. Дело дрянь. А я, надо же, пропустил… Настоящего живого мертвеца не увидел.

Джонни посмотрел на дверь за спиной Джека.

– Выйти можешь?

– Вряд ли, – смущенно признался тот. – Слышал про перекличку в школе? Про Тиффани Шор?

– Знаю.

– Они, когда в школе меня не нашли, позвонили отцу.

– Моей маме тоже звонили.

– Да. Ну так вот, он засек меня с пивом, и я был еще малость не в себе. Так что влип сильно. Мама в церкви, молится за жизнь Тиффани и мою бессмертную душу. – Джек закатил глаза и ткнул большим пальцем в сторону двери. – Этому придурку поручено следить за мной. – Он прижался к окну. – Тот мертвец… Что вообще происходит? Я слышал, как отец разговаривал с кем-то по телефону. Он точно имеет какое-то отношение к Тиффани?

– Или к моей сестре.

– Сомневаюсь.

– Может, он про нее говорил.

– Год прошел. Будь реалистом. Шансы…

– Не рассказывай мне про шансы!

Джек помолчал.

– Так ты пойдешь?

– Придется.

– Не надо. – Джек покачал головой, и лицо его сделалось серьезным. – В такую ночь лучше не высовываться. Сегодня всех копов в городе подняли. Кто бы это ни сделал, он будет настороже.

– Тиффани забрали сегодня. Еще рано. Обычно именно так люди и ошибаются.

– Куда пойдешь?

– Ты знаешь куда.

– Не надо. Я серьезно. У меня плохое предчувствие.

Джонни от своего не отступал.

– Мне надо, чтобы ты пошел со мной. – Джек оглянулся через плечо. Дверь все еще была закрыта. Джонни положил руку на подоконник. – Мне нужна помощь.

– Идти с тобой к тем домам я не соглашался. С самого начала так и говорил, и ты это знаешь.

– Тут другое.

– Тебя там убьют. Попадешься какому-нибудь уроду, он и смотреть не станет – закопает. – Джек побледнел, и его даже начало трясти. – Не ходи, слышишь?

Джонни отвернулся, взгляд его ушел в темноту.

– Не могу, понимаешь?

– Ты о чем?

– Тот парень упал прямо к моим ногам. Я слышал, как ломались его кости. Кровь повсюду. Один глаз из головы выскочил.

– Да ты что? Правда?

– Он знал, где она. Понимаешь? Тот, кто сбросил его с моста, сделал это специально, чтобы он никому не рассказал. – Джонни поднял кулак. – Я был там.

– И что?

– Я испугался. И убежал.

– Ну и убежал. И что? Я бы сейчас уже в Вирджинии был.

Джонни не слушал друга. Казалось, вся сцена у моста снова прокручивается перед его глазами.

– Тот парень обошел машину… Я слышал скрежет металла, как будто он тащил за собой железную трубу. И мотор еще урчал… большой мотор. Этот парень, он только что не обделался от страха. Сказал, чтобы я уходил.

– Ну вот ты и ушел. Он же так и сказал.

– Ты что, не понял? Он знал, где она, а я убежал! Она, моя сестра. Моя двойняшка.

– Нет, Джонни.

– Я должен сделать все как надо. – Он подался вперед, и его лицо заполнило щель внизу окна. – Сделать сегодня. Это мой шанс. Я должен все поправить, но не уверен, что смогу в одиночку. Мне нужно, чтобы ты пошел со мной.

Джек заерзал и бросил отчаянный взгляд на закрытую дверь.

– Даже не проси – не могу. Не сегодня.

Разочарованный и злой, Джонни отстранился.

– Да что с тобой, Джек? Ты ж сам сегодня хотел выбраться туда и посмотреть. Поиграть хотел…

– Но это же не игра, ведь так? Сам видишь, что случилось. – В голосе Джека зазвучали просительные нотки. – Это ведь по-настоящему. Ну ладно, найдешь ты того парня. Так он тебя самого как пить дать закопает.

– Сейчас самое время. Другого такого не будет.

– Джонни…

– Да или нет?

– Джонни… – Джек мог и не говорить – ответ выражала вся его поза.

Джонни понял без слов.

– Не парься, – сказал он и был таков.

Кэтрин Мерримон сделала последний шаг, оступилась и оказалась под дождем. Наклонившись вперед, она выглянула во двор.

– Джонни!

В свете лампы ее рот казался бледно-розовым. Босая, с мечущимся по сторонам растерянным взглядом, Кэтрин сделала еще шаг и попала в грязь. Не по размеру большая, свисающая до колен футболка моментально промокла насквозь, глина липла к ногам.

Видя, что женщина напугана и, возможно, не вполне в себе, Хант действовал осторожно. Ему приходилось видеть людей в состоянии психического расстройства, и здесь, похоже, был именно такой случай: Кэтрин словно расходилась по швам.

– Миссис Мерримон. – Детектив протянул руки ладонями вперед.

– Джонни! – Она смотрела вверх, и дождь бил в лицо.

Похоже, известие о похищении Тиффани Шор разворошило неглубокую, чуть присыпанную могилу для мыслей о судьбе ее дочери. Проснувшись, женщина обнаружила себя в пустом доме, в пустой постели…

– Миссис Мерримон, – негромко повторил он.

Она повернулась к нему. Свет падал на ее лицо, но глаза оставались широко открытыми и темными.

– Где мой сын?

Хант опустился на колени и положил руки ей на плечи.

– Всё в порядке. Всё будет хорошо.

На секунду Кэтрин успокоилась, но потом ее лицо словно раскололось, и голос, когда она заговорила, прозвучал лишь чуть громче шепота:

– Где Алисса?

Хант не ответил, только смотрел, как горе пригибает ее к земле. Сломавшись в талии, она упала на землю, раскинула руки и впилась пальцами в мягкую землю.

– Остановите это.

Хант понимал, что нужно делать. Женщина нуждалась в помощи. Джонни необходимо забрать у нее и поместить в стабильную среду. Ему следовало прямо сейчас позвонить в службу социального обеспечения. Но Хант знал и кое-что еще. Забрать у Кэтрин сына означало бы сломать ее окончательно, а этого он сделать не мог.

– Пожалуйста, остановите это, – повторяла она.

– Кэтрин…

– Мои дети…

Хант протянул руку.

– Доверьтесь мне.

Она взглянула на него измученными глазами. Детектив снова назвал ее по имени, а потом взял за руку и помог подняться.

Минут через двадцать дождь прекратился. На подъездную дорожку свернула полицейская машина, под мигнувшим потолочным плафоном мелькнули блондинистые волосы, и Хант увидел идущую к веранде Лору Тейлор. Широкоплечая, но с узким лицом, тридцатилетняя Лора некогда питала слабость к Ханту, однако то время давно прошло. Теперь ее избранником был участник гонок NASCAR из Шарлотт. Сам гонщик о существовании воздыхательницы не догадывался, но ее это не беспокоило. По мнению Лоры Тейлор, упорство было одним из ее достоинств.

Поднявшись по ступенькам, она посмотрела на него и покачала головой:

– Круто выглядишь.

– Что ты имеешь в виду?

Лора неопределенно махнула рукой.

– Мокрая одежда. Грязь на костюме. – Жест растянулся и включил в себя его голову. – Ты кто теперь, серфер?

– Серфер? – Хант потрогал волосы. Промокшие, они падали ему на воротник.

– Могу подрезать, если хочешь.

– Меня и так устраивает.

– Как хочешь. – Она протиснулась мимо и заглянула в открытую дверь. – Ты, когда звонил, так и не объяснил толком, что надо.

Тейлор всегда следовала правилам, но Хант выбрал ее не просто так. Под жестким панцирем – коп, инструкции, грозный вид – пряталась отзывчивая натура. Хант полагал, что она поступит правильно.

– Мне надо лишь, чтобы ты присмотрела за ней. Не дала наделать глупостей.

– Насколько все плохо?

– Она сейчас в постели. Спокойна. Но принимает что-то. Наверное, таблетки. Ее уже вырвало. Может, снова вырвет. Но она хороший человек, и еще не вечер. Думаю, свой шанс она заслужила.

Судя по тому, с каким видом отстранилась Тейлор, должного впечатления он не произвел.

– В городе поговаривают, что, мол, она в полном раздрае.

– Это как?

– Только не надо ее защищать.

– Я и не думаю.

Под сверкнувшими глазами растянулась улыбка.

– Чушь. Посмотри на себя. Бледные губы. Жилы на шее вздулись. Ты выглядишь так, будто о собственной матери говоришь. Или о жене.

Хант сбавил тон, заставил себя расслабиться.

– Так что за раздрай?

Тейлор равнодушно пожала плечами и кивком указала на дом.

– Заявилась однажды в школу. Через четыре месяца после похищения девочки. Ей сказали, что Алиссы в школе нет, но она не ушла. Сообщила, что хочет увидеть дочь. Когда кто-то попытался объяснить, что и как, раскричалась, устроила сцену… Ситуация вышла из-под контроля, и охраннику пришлось выпроводить ее с территории школы. Потом она три часа сидела в машине и плакала. Ты ведь знаешь Дэниелса?

– Новый парень?

– Шесть недель назад Дэниелс выехал на вызов – поступил сигнал о взломе с проникновением – и обнаружил ее в их старом доме. Спала на софе. В позе зародыша, как он сказал. – Тейлор оглядела обветшалый дом. – В раздрае…

Несколько долгих секунд Хант подбирал нужные слова.

– У тебя есть дети, Лора?

– Ты же знаешь, что нет. – Она улыбнулась, показав мелкие зубы. – Дети плохо совмещаются с работой.

– Тогда поверь мне: ей нужен перерыв. – Тейлор не отвела взгляда, и Хант понял, что она что-то прикидывает. Лора была патрульной, а не сиделкой, и его просьба не вписывалась ни в какие процедуры. – Кому-то надо побыть здесь на случай, если ее сын вернется. Это законно.

– А все остальное?

– Позаботься о том, чтобы она не ушла и не принимала больше таблетки.

– Ты сам подставляешь свою задницу под хороший пинок и просишь, чтобы я подставила свою – точеную…

– Знаю.

– Если она такая плохая – выпивка, таблетки, все прочее, – то мальчишку надо срочно передавать службе опеки штата. А вдруг с ним что-то случится, и выяснится, что ты не захотел принять нужные меры…

– Я рискну.

Лора посмотрела в ночь, где по-прежнему шел дождь, и нахмурилась.

– Про вас с ней говорят…

– Эти разговоры беспочвенны.

Тейлор взглянула на него в упор.

– Точно?

– Она – жертва, – твердо сказал Хант. – А еще замужем. Мой интерес дальше профессионального не идет.

– По-моему, ты врешь, – сказала Тейлор.

– Может быть, но только не тебе.

Она побарабанила пальцами по виниловому ремню, на котором висели наручники, оружие и газовый баллончик.

– Это глубоко. Так глубоко, что прямо-таки по-женски. – Это прозвучало почти одобрительно.

– Ты мне поможешь?

– Я твой друг. Только не втяни меня во что-нибудь грязное.

– Она хорошая женщина, а я не смог найти ее ребенка. Вот так.

Они помолчали.

– Джонни Мерримон, – первым заговорил Хант. – Узнаешь его, если увидишь?

– Увижу ребенка – буду знать, что это он.

Хант кивнул.

– За мной должок.

Он повернулся, но Тейлор остановила его.

– Должно быть, она – нечто особенное.

Замявшись на миг, Хант все же ответил – причин лгать он не видел.

– Они оба особенные. И она, и ее сын.

– Не хочу ничего сказать против, но почему?

Хант подумал о парнишке, пытающемся по-своему защитить мать, которую не желал защитить никто другой. Представил, как он покупает продукты в шесть утра, как швыряет камень в окно, и не один раз, а пять, только для того, чтобы отогнать Кена Холлоуэя от своей матери.

– Я видел их в городе еще до того, как это все случилось. Они всегда были вместе, все четверо. В церкви. В парке. На концертах. Чудесная семья. – Он пожал плечами. Оба понимали, что еще многое осталось несказанным. – Не люблю трагедии.

Тейлор невесело рассмеялась.

– Что? – спросил Хант.

– Ты – коп. У нас всё – трагедия.

– Может быть.

– Да, верно, – недоверчиво повторила Лора. – Может быть.

Укрывшись на темной дорожке в сотне ярдов вниз по улице, Джонни наблюдал за отъехавшей от дома машиной Ханта и пригнулся, когда она промчалась мимо. Однако то место, где обычно парковалась мать, было занято. Обе машины – седан Ханта и патрульную с выключенной мигалкой – он успел заметить едва ли не в последний момент. Джонни пожевал ноготь, и на зубах заскрипел песок. Ему всего лишь хотелось посмотреть, как там мать. Заглянуть одним глазком. Но эти копы…

Чтоб их…

В доме, возле которого припарковался Джонни, жила старая пара. В теплые деньки муж сидел на веранде, покуривая самокрутки и наблюдая за женой, трудившейся в саду в выгоревшем платье, скрывавшем столько набухших синих вен, сколько просто не могло иметь обычное человеческое тело. Но они всегда улыбались и махали, когда он проезжал мимо на велосипеде; старик демонстрировал при этом потемневшие зубы, а женщина – испачканные в земле руки.

Джонни выбрался из машины и закрыл дверцу. Темнота полнилась звуками: шорохом листьев, шумом дождя, кваканьем древесных лягушек и хрустом гравия под колесами еще одной машины, свет фар которой мазнул стену приземистого коттеджа на спуске с холма. Пригнувшись, он проскользнул сбоку от коттеджа и направился через задние дворы к своему дому – мимо навесов, от которых тянуло запахом скошенной травы и гнили, и опасно накренившегося батута с ржавыми пружинами. Нырял под бельевые веревки, перелезал через заборчики и даже успевал замечать соседей, которых едва знал.

Приблизившись к окну комнаты матери, он замедлил шаг, а подняв голову, увидел, что она сидит на кровати. С заплаканным лицом, в грязном, забрызганном глиной платье, бессильно согнувшись, словно внутри ее перерезали какую-то жизненно важную нить. В руках мать держала фотографию, губы ее шевелились, палец скользил по стеклу, а спина горбилась, как будто под тяжестью невидимого бремени. Однако никакого сочувствия или даже жалости Джонни не испытал. Наоборот, в его груди полыхнуло что-то вроде злости. Мать вела себя так, словно Алисса пропала навсегда, словно никакой надежды уже не осталось.

Но когда рамка с фотографией наклонилась, Джонни увидел, что на снимке не его сестра, а отец.

От неожиданности он даже присел. Она же сожгла их все. Тот день остался в его памяти: полдень, яркий огонь на заднем дворе и едкий запах горящих фотографий. Джонни помнил все так ясно, будто это случилось вчера: как он вырвал у нее из пальцев три снимка и как она носилась кругами, спотыкаясь, плача и требуя, что он вернул ей карточки. Теперь все три хранились в надежных местах: одна в ящике под носками, две – в чемодане, с вещами, сбереженными для Алиссы.

У матери сейчас была другая, и отец на ней был другой – молодой, улыбающийся, с горящими глазами. В костюме, с галстуком, как кинозвезда.

На мгновение образ потерял четкость, расплылся, но Джонни вытер правый глаз и направился через грязный двор к деревьям, спеша углубиться в темноту и позабыть о матери с фотографией. Ему вдруг стало грустно, а грусть всегда означала слабость.

Джонни плюнул на землю.

Эта ночь – не для слабых.

Узкая тропинка привела его под деревья, царапавшие ночное небо столь широкими и густыми кронами, что само понятие темноты приобретало здесь новое значение. За старой рощей находилась заброшенная табачная ферма. Высокие деревья остались позади. По голой земле стелились побеги ядовитого плюща, тут и там поднимались высокие кусты молочая. Пройдя еще сотню ярдов, Джонни перепрыгнул через набухший бурый ручей. Ветки терновника кололи руки. Дойдя до старого табачного сарая, он остановился и прислушался. Однажды Джонни наткнулся на двух парней постарше, покуривавших здесь «травку». С тех пор прошло несколько месяцев, но ему запомнилась та погоня, которую они устроили ему. Он положил ладонь на стену. Тесаные бревна потемнели от времени, уплотнитель рассыпался в труху, но стена оставалась прочной. Приникнув к щели, Джонни заглянул внутрь. Тьма. Тишина. Он шагнул к двери.

Войдя в амбар, встал на старенькое ведро и поднял руку к притолоке. Ему пришлось даже подняться на цыпочки, чтобы дотянуться, но оставленное однажды все еще лежало на месте. Мешок свалился с градом мышиного помета. Синий, покрытый плесенью и красновато-коричневыми пятнами по нижним швам. Джонни втянул в себя его запах – вонючий запах грязи, птицы и мертвых растений. Выйдя из амбара, опустился на землю. Дыхание сбилось. Он внимательно огляделся и прислушался.

Потом принес из амбара сухих деревяшек и разложил костер.

Большой.