Чащоба не пугала Ворона своей дремучей темнотой, в которой на каждом шагу скрывалась опасность – в последнее время его вообще ничто не пугало, даже смерть. Зачем бояться того, что уже случилось? Он давно умер. Не телом, но душой, хотя назвать так этот темный сгусток не поворачивался язык даже у самого Ворона. Но стоило Мраку вновь заговорить, как все его нутро наполнялось ледяной немотой. Это был не страх, а что-то уже за гранью страха, где остается только одна сплошная чернота и больше ничего.

Однако Мрак в последнее время все больше молчал, оставляя Ворона наедине со своими мыслями, которые травили его еще сильнее.

Идея убить Тритона зародилась давно, еще до Судного дня. Ворон – тогда просто Димыч, обычный паренек из глубинки, по уши влюбленный в подругу своего названого брата, – робея и заикаясь, предложил дружбу Марте. Тритона тогда не было рядом, он служил в армии, а они остались на гражданке и некоторое время ходили вдвоем. А девушка, звонко смеясь, согласилась, и лишь удивилась – ведь они и раньше были друзьями – он, она и Тритон. Втроем. Ворон тогда сильно разозлился. Ушел, ничего не сказав. И в кабаке, напившись почти до беспамятства, все вопрошал у самого себя: «Почему так происходит? У одних есть все, а другим – ничего? Тритону и с семьей повезло, у него все живы, и отец, и мать. И Марта его любит. А я как бельмо на глазу у всех. Все меня кривая куда-то не туда выводит: то к бандитам прибьет, то подляну какую-нибудь устроит». Не везло ему. Ведь и в Зону он стал ходить из-за этого, чтобы не видеть их, своих самых близких друзей, – счастливых, воркующих друг с другом. Он был третий лишний.

«Ты и для самой жизни был всегда лишний, Димыч, – пронеслась в голове невеселая мысль. – Все дороги, которые ты выбирал, приводили или к обрыву, или к глухой стене. Все знакомые, обретенные в пути, либо прятали за спиной нож, либо лезли в твой карман. Вся твоя жизнь – наглядное пособие того, как не надо делать. Все впустую, и все не туда».

Да, Зона закалила его, дала многое. После нее все внутри деревенело. Становилось легче, но ненадолго. С каждым разом дозу приходилось увеличивать все больше и больше. Но вот вытравить мысли о Марте Зоне не удалось. А без Марты – все для Ворона было пустым и бессмысленным. Она была для него космосом, тем талисманом, который смог бы все поменять. Она была маяком. Без нее наступила темнота, и не осталось ни единого шанса на спасение.

Тогда-то и зародилась эта идея, медленно тлеющая серым удушливым дымом, отравляя все нутро, но такая заманчивая. Тритон должен умереть. Ведь если бы не он, Марта была бы с ним, с Димычем. И все было бы по-другому. Это он, Тритон, украл его жизнь. Его настоящую жизнь.

И Ворон начал подталкивать друга к той черте, пройдя которую, назад уже не возвращаются. Сначала отправил его в Зону – думал, что там его загрызут мутанты или, на худой конец, разорвет какая-нибудь аномалия. Не срослось. Потом – подстава с проходной. Тоже не получилось. И наконец – авария. На это Ворон пошел, когда узнал о беременности Марты. Не мог уже надеяться на чудо. Взялся за дело серьезно. Подрезал пару проводов, ослабил тормозные колодки – так, чтобы в критический момент они не сработали. Идеальный, как ему казалось, план: авария, убитая горем Марта, а рядом он, Димыч, он поддержит в трудную минуту, он разделит ее страдания, а потом поведает и о своих чувствах.

Но все пошло не так.

Ворон сплюнул. Попытался отвлечься от воспоминаний – сейчас надо было глядеть в оба глаза по сторонам. Чащоба не прощала ошибок. К тому же группа Тритона решила сплавляться по реке, что принесло Ворону только дополнительные хлопоты.

Поспевать за плотом оказалось не такой простой задачей, с учетом его передвижения по лесистой местности, где на каждом шагу из зарослей выпрыгивали какие-нибудь мутанты и мелкие хищники, желающие полакомиться человечиной. Попадались и аномалии, которые тоже приходилось обходить. К тому же он вдруг почувствовал, будто кто-то идет за ним самим. Это неприятное ощущение то нарастало, то вовсе пропадало, поэтому в какой-то момент Ворон просто списал все на усталость и напряжение. Главным было – не упустить Тритона.

Ворон настойчиво шел по следу, как и прежде, как делал всегда. Всю свою жизнь он дышал ему, старому другу, в спину. И теперь здесь, на окраине Чащобы, когда Мрак внутри на время затих, а заклятый враг был виден в прицел оружия, до желанной цели оставалось всего лишь одно движение указательного пальца. Надо было просто нажать на спусковой крючок, легонечко, на выдохе – и все. Конец.

Ворон потер виски. Это не помогло. Мысли настойчиво лезли в голову, он захлебнулся в них, они бурлили, все никак не связываясь в нужные формулы, и опадали белыми хлопьями на дно мозга, так и не сложившись в правильном порядке.

Наконец, он с трудом взял себя в руки. «Неужели я боюсь убить? Нет, я очень этого хочу, немедленно, прямо сейчас. Но Мрак… он не дает покоя, встал между нами, как кость в горле. Да, он помог выйти на след заклятого врага, да, я пообещал ему в награду найти тот портал между мирами. Но так велик соблазн послать куда подальше все обещания и разобраться, наконец, с тем, кто навсегда перечеркнул мою жизнь. Нарушить договор с Мраком… Хотя, по сути, что мне теперь этот Мрак? Осталось последнее дело, завершив которое, терять уже будет просто нечего. – В загробную жизнь Ворон не верил, считал ее вымыслом трусливых людей. – Нет ни рая, ни ада. А выдумки про царствие небесное – пустой треп, которому грош цена. Гнить в земле – вот последний удел человека на этой планете. Так чего же ты ждешь, Ворон?»

Он вновь поднял оружие. Взял на мушку голову Тритона. И все вокруг словно замедлилось. Остановилось. Он прислушался к ударам сердца. Поймал его ритм. Выдохнул.

И нажал на спусковой крючок.

Бух!

Приклад тюкнулся в плечо, но Ворон не почувствовал этого. В последний момент голову его словно разорвало на множество кусочков. Уже падая на землю в приступе обжигающей боли, Ворон увидел, что пуля не достигла цели – оружие дернулось в руках, и свинцовая пчела размозжила голову дикарю, что закрыл собой Тритона.

«Вновь все наперекосяк!» – мысленно простонал стрелок и провалился в пучину боли. Мрак молчал, но Ворон незримо чувствовал его присутствие. Все внутри черепной коробки перемалывалось, как через мясорубку, принося такую немыслимую боль, что даже закричать не хватило сил – они были потрачены на то, чтобы вынырнуть из темноты обморока. В какой-то момент Ворону показалось – здесь его и настигнет смерть.