Между 1265 и 1291 годами три мамлюкских султана – Бейбарс (1260–1277), Калаун (1279–1290) и аль-Ашраф (1290–1293) уничтожили все то, что осталось от достижений крестоносцев. Главный источник сведений об этом периоде, пусть неполный и опубликованный лишь частично, – труды ибн Абд аз-Захира. Завоеваниям Бейбарса посвящена его биография, написанная ибн Абд аз-Захиром, а также более поздние хроники ибн аль-Фурата, аль-Макризи и аль-Айни. Приведенные далее отрывки, в том числе известное победное письмо Боэмунду IV после падения Антиохии, взяты из этих источников.

Эта крепость (Триполи) принадлежала мусульманам в прошлом. Последним ею владел Бану Аммар из династии эмиров Триполи. Один из франкских королей (граф Раймунд Сен-Жилль) много лет ее осаждал и даже построил перед ней замок Мон-Пелерин, Гора пилигриммов, – так долго длилась осада. Бану Аммар, находившийся в крайне затруднительном положении, оставил одно из племен в городе и отправился на поиски помощи. Но этот эмир был отступником. Он забрался на городскую стену и предложил франкам войти в город и овладеть им. Так они взяли крепость (на самом деле она была взята штурмом в 1109 году). Последним из франков, который ее занимал, был Боэмунд VI, сын Боэмунда. Когда аль-Малик аз-Захир (Бейбарс) взошел на трон, до него дошли слухи о тирании Боэмунда. Этот франк также часто совершал акты насилия и агрессии по отношению к тем, кто входил в его владения. Он даже дошел до того, что поднял руку на послов из Джорджетт, корабль которых потерпел крушении. Он бросил их в тюрьму и захватил письма к султану, которые они везли. Он послал обоих послов и письма к Хулагу, правителю монголов, чем принес вред и им, и тому, кто их послал. Так же он поступал и с другими. Приверженность исламу и религиозное рвение заставили султана напасть на Триполи. Он велел, чтобы приготовления велись втайне, и, наконец, выступил в поход через горы и долины, чтобы обрушить мусульманскую армию на врага. Войска взяли вражеский город в кольцо огня и железа, грабя и убивая. Султан захватил большую часть провинции, после чего, последовав хорошему совету, отошел.

Что касается его наступления на Триполи, мы описали, как султан ожесточенно сражался, и всевозможными отвлекающими маневрами не позволил догадаться, каковы были его цели, когда он отступил. Он велел некоторые шатры поставить так, чтобы входы были обращены в разных направлениях, чтобы сбить с толку противника. Затем он напал на Антиохию, которая была частью владений графа Триполи. Мусульмане наступали, убивая и захватывая в плен, разоряя территорию. Сам султан возглавил атаку на Атиохию и осадил ее в 1-й день месяца Рамадан 666 / 12 мая 1268 года. Его ustadar, эмир Шамс ад-Дин Аксункур аль-Фаркани, вступил в бой с отрядом кавалерии из Антиохии. Он уничтожил врагов в бою и взял в плен командира гарнизона города. Мусульманские войска стекались к Антиохии со всех направлений. Последовал приказ к штурму. Стены в некоторых местах были разрушены, и город был взят с большим кровопролитием. Затем мусульмане осадили крепость и взяли ее, гарантировав жизнь осажденным. После этого крепость перешла в руки мусульман.

Султан велел написать письмо правителю с сообщением о падении Антиохии и потерях, которые он понес в результате этого. Письмо было составлено автором этой истории – да смилостивится над ним Аллах! – который был лучшим знатоком эпистолярного творчества из всех живущих, мастером самых ярких и изысканных выражений, опытным в ухищрениях, необходимых в канцелярских делах, умеющим точно выразить намерения суверена. (Ссылка на ибн Абд аз-Захира, племянник которого скомпоновал труд дяди). Франки дали титул князя только правителю Антиохии, и автор называет Боэмунда графом, потому что Антиохия больше ему не принадлежала (во время правления Боэмунда IV (1177–1233) княжество Антиохия и графство Триполи были объединены под властью династии Антиохии). Возможность описать этот эпизод появилась у меня благодаря самому автору письма, султану. Он велел послать меня вместе с эмиром атабеком Фарис ад-Дином послом в Триполи, когда велись переговоры о мире (в 1271 году, через три года после падения Антиохии). Теперь султан аль-Малик аз-Захир лично вошел в город с двумя послами, одетые как силахтары, чтобы обследовать город и выявить слабые места для штурма. Когда мы пришли к князю, чтобы обсудить условия перемирия, и достигли соглашения, султан встал, глядя на атабека и прислушиваясь. Он (Мухий ад-Дин ибн Абд аз-Захир, автор и рассказчик) начал писать: «„Условия перемирия между нашим повелителем, султаном, и графом…“, опустив титул князя. Правитель Триполи заметил это и неодобрительно спросил:

– Кто этот граф?

– Вы, – ответил я.

– Нет, – возразил он, – я князь.

– Князь – это султан аль-Малик аз-Захир. Титул князь относится к правителям Антиохии, Иерусалима и Александретты, все они теперь принадлежат султану.

Он бросил взгляд на своих воинов, стоявших у стены, и те сразу преградили выход из комнаты. Тогда султан толкнул атабека, который сказал:

– О, Мухий ад-Дин, ты прав, но наш повелитель султан только что милостиво вернул этому человеку титул князя, поскольку разрешил ему остаться в своих владениях.

– Если так, тогда все в порядке, – сказал я и исправил документ, вставив «князь» вместо «граф».

– Когда мы ушли, – продолжает автор, – и вернулись в лагерь, наш повелитель султан, смеясь, пересказал все это эмирам при дворе и в заключение заявил:

– К дьяволу и князя, и графа вместе с ним». – Это конец истории, и теперь мы можем обратиться к тексту письма.

«Граф такой-то (так в тексте: ибн Абд аз-Захира, но другие источники дают более звучное обращение – благородный и великий граф, гордость христианского мира, лидер крестоносцев и т. д.), глава христиан, которому теперь придется довольствоваться титулом графа, – да направит его Бог на верный путь, наставляя его следовать добру и вверяя ему сокровище доброго совета, знает уже, как двинулись мы против Триполи и разорили сердце его владычества. Он видел разрушения и уничтожения, оставленные после нашего отхода. Он видел, как сметались с лица земли церкви, уничтожались дома и грудились убитые на морском берегу, словно остров из тел. Он видел, как умерщвлялись мужи, сыновья уводились в рабство, а свободнорожденные женщины – в плен. Он видел, как валились деревья – осталось лишь то, что могло послужить деревом катапультам и защитным частоколам, если пожелает того Бог, как отнималось добро вместе с женщинами, детьми и скотом, как становился богатым бедняк, приобретал семью холостой, слуга – заставлял других служить себе и тот, кто шел пешком, – садился на коня.

Все это происходило перед твоими глазами, пока ты стоял, пораженный смертельным бессилием, и когда ты смог говорить, то закричал в страхе: «Это моя вина!» Точно так же знаешь ты, как отошли мы оттуда, но только для того, чтобы вернуться, и как отсрочили мы твое окончательное поражение, но только на срок, дни которого сочтены. Ты понимаешь, что покинули мы твою страну, не оставив в ней ни одной головы скота, потому что это мы угнали весь скот; ни одной девицы, которая не была бы в нашей власти; ни одной колонны, не разрушенной нашими топорами; ни одного злакового поля, которого бы мы не опустошили. Ты знаешь, что не осталось никакого имущества, которого бы ты не потерял. Пещеры на вершинах высоких гор и долины, простирающиеся за границы и окрыляющие воображение, не предоставляют более убежища. Ты знаешь, как мы после нашего отхода неожиданно оказались перед твоим городом Антиохией, в то время как ты не смел и подумать, что мы удалились; но если уж мы удалились, то без сомнения вернемся, туда, где уже когда-либо ступала наша нога!

Наша цель – сообщить тебе о том, что мы сделали, осведомить о полнейшем поражении, постигшем тебя. В среду, 24-й день месяца шабан мы оставили тебя в Триполи, и с первого дня священного месяца Рамадан осаждали Антиохию. Когда мы занимали позиции перед городом, твои войска вышли наружу, дабы померяться с нами в бою; они помогали друг другу, но не смогли победить: среди пленных оказался и коннетабль. Он просил разрешения переговорить с твоими людьми, ушел в город и вышел обратно с группой твоих монахов и высших подданных, каковые переговорили с нами. Мы же, однако, видели, что они находятся под твоим влиянием, злонамеренно стремятся к смертоносным планам, не думают о добре, но единодушны во зле. Увидев, что судьба их решена и Богом им предопределена смерть, мы их отпустили со словами: «Мы осаждаем вас немедленно – это первое и последнее предупреждение, которое мы вам даем». Они возвратились обратно и действовали как ты, в уверенности, что ты придешь им на помощь с всадниками и пехотой, однако в скором времени маршал впал в отчаяние, ужас овладел монахами, от горя упал без чувств кастеллан, и смерть обрушилась на них со всех сторон. Мы взяли город штурмом в четвертом часу в воскресенье, 4-й день священного месяца Рамадан (18 мая) и ужаснули всех, кого ты избрал для защиты города. Среди них не было никого, кто не владел каким-либо имуществом. А сегодня нет никого из нас, кто не владел бы одним из них и частью их богатств. Ты должен был видеть твоих рыцарей, простертых под копытами наших коней, твои дома, в которые врывались мародеры и опустошали грабители. Твои сокровища, измеряемые квинталами (кинтарами), стали нашими, а твои женщины продавались по четверо за раз и покупались по цене одного динара из твоих собственных денег! Видел бы ты твои церкви с сорванными разбитыми крестами, листы, выдранные из неверного Евангелия, разрытые могилы патриархов! Видел бы ты своего врага, мусульманина, топчущего ногами место богослужения, перерезавшего глотки монахам, священникам и диаконам на алтаре; убивавшего патриархов и уводившего в рабство королевских принцев. Видел бы ты, как огонь распространялся по твоим дворцам, как горели ваши мертвецы в огне этого мира, до того, как успевали попасть в огонь мира следующего. Жаль, что ты не видел, какими неузнаваемыми стали твои дворцы, рухнули церкви Святого Павла и Кусьян (собор Святого Петра, центр религиозной и городской жизни в христианской Антиохии). Ты бы сказал: «Хотел бы я быть прахом и никогда не получать письма с подобным известием». Душа твоя покинула бы тело от печали, и потушил бы ты пожары своими слезами. Видел бы ты свои резиденции лишенными всех богатств, свои колесницы, захваченные в Сувайдию вместе с кораблями. Твои галеры в руках врагов стали бы тебе ненавистны, и тогда убедился бы ты, что Бог, давший тебе Антиохию, взял ее обратно, что Господь, давший тебе крепости, вырвал их у тебя и стер с лица земли. Ты знаешь теперь, что мы – благодарение Богу – отобрали у тебя крепости Ислама, которые ты взял, Даркуш, Шакиф, Кафар, Дуббин и все твои владения в области Антиохии; мы всюду заставили твоих людей спуститься из высоких замков, схватили их за волосы и рассеяли повсюду. Теперь не найдется никого, кто мог бы назвать себя бунтарем, кроме реки, но и она более не назвала бы себя так, если бы могла, плача от раскаяния (арабы называли Оронт al-Asi, бунтарь, потому что она текла с юга на север). Ее слезы были раньше прозрачными, теперь же они кроваво-красные от крови, что мы там пролили.

Это письмо содержит для тебя и хорошую новость: ты в добром здравии и Бог даровал тебе долгую жизнь, ибо в этот момент ты не обретаешься в Антиохии, а находишься в другом месте. Если бы нет, был бы ты сейчас мертв, пленен, изранен или подвергнут дурному обращению. Быть живым – этому радуется любой перед лицом смерти. Кто знает, не оставил ли Бог тебя жить, чтобы ты восполнил то, чего недоставало тебе в службе и повиновении ему. Так как никто из выживших не пришел сообщить тебе о происшедшем, это делаем мы, и, поскольку никто не в состоянии принести тебе благую весть, что ты спас свою жизнь, лишившись всего остального, это делаем мы этим посланием. Мы хотим, чтобы о событии, о том, как оно произошло, имел точные сведения. После этого письма у тебя не будет оснований жаловаться на неверные сведения, и, прочитав это письмо, у тебя не будет причин просить кого-то другого рассказать тебе подробности».

Когда это письмо доставили Боэмунду, он впал в великую ярость. Это была единственная информация, которую он получил о падении Антиохии.

После падения Шакифа франки Акры потребовали короля, способного защитить их интересы. Был малолетний король на Кипре (Гуго II, умерший в 1267 году в возрасте 14 лет) с регентом, командовавшим армией, которого звали Гуго, сын Генриха. Ему было меньше тридцати лет от роду, он был кузеном графа Триполи и сыном сестры бывшего кипрского короля (Изабеллы, младшей сестры Генриха), тети малолетнего короля. Ребенок умер, и королевство досталось молодому человеку, имевшему родственные связи через жену с правителями Арсуфа (Гуго III женился на Изабелле Ибелинской), а через мать – с кузеном (Гуго де Бриенн, сын Марии, старшей сестры Генриха I). Последний имел больше прав на трон, поскольку его мать была старшей сестрой, и по франкскому обычаю сын старшей сестры имеет преимущественное право, однако он был за границей, в Киликии, и молодой человек захватил Кипр. Потом франки пригласили его в Акру – королевство Акры было связано с Кипрским. Он прибыл, и население Акры поклялось в верности ему. Ко двору Бейбарса пришло письмо от правителя Тира, объявлявшее о прибытии короля и сообщавшее, что он человек благоразумный, и, сразу по прибытии, понял, что необходимо обеспечить хорошие отношения с султаном, и заявил, что не имеет оснований для проявления враждебности к нему. В заключение правитель Тира попросил султана установить с ним мир.

Когда султан вернулся в Дамаск после Антиохийской кампании, как мы уже говорили, прибыли послы короля с отрядом из ста франкских конников. Они привезли подарки – изделия из драгоценных металлов, животных и многое другое. Между Бейбарсом и этим королем было достигнуто обстоятельное соглашение, затрагивавшее город и провинцию Акры, в которую входила тридцать одна деревня. Было решено, что Кайфа и еще три деревни останутся в руках франков, а остальные в этом регионе будут поделены пополам. Провинцию Кармель также предстояло разделить; Аль-Курейн с десятью деревнями должна была перейти к франкам, а остальное – султану. В провинции Сидон низины должны были перейти к франкам, а возвышенности – к мусульманам, и должен был установиться мир в Кипрском королевстве. Таковы были территориальные аспекты договора, который заключался на десять лет, независимо от иностранных вторжений или прибытия любых других королей из-за моря. Наконец, султан убедил его освободить заложников, взятых в разных городах.

Кади Мухий ад-Дин ибн Абд аз-Захир, автор жизнеописания Бейбарса, вспоминает: «Я был послом вместе с эмиром Камаль ад-Дин ибн Шитом, с которым мы должны были явиться к королю и подписать договор. Мы прибыли в Акру в 24-й день месяца шавваль 666 / 7 июля 1268 года, и нас хорошо приняли. Султан велел нам не унижаться – ни в жестах, ни в словах. Войдя, мы увидели короля и его военачальников, сидящих на скамье, и потребовали, чтобы для нас была поставлена скамья перед ним. Его визирь протянул руку, чтобы взять документ, но мы вложили его в руку короля. Он взял договор и некоторое время изучал, делая замечания по конкретным пунктам. Согласно одному из них, он хотел отдельный договор по Кипру, где мир должен поддерживаться до тех пор, пока не появится какой-нибудь чужеземный захватчик или король из-за границы. Также он желал, чтобы исмаилиты не были включены в договор. Король также попросил о смягчении требований относительно заложников и некоторых других деталях. Послы султана вернулись без королевской подписи, и все дело приостановилось. Всякий раз, когда этот король Акры открывал рот, он говорил: «Я боюсь короля Карла, брата короля Франции, и из страха перед ним я не могу заключить мирный договор. Одному только Богу известно, как лучше» (Карл Анжуйский уже начал заявлять о своих правах на корону Иерусалимского королевства, которое, по сути, было в это время королевством Акры; в 1277 году Мария Антиохийская официально передала ему корону).

Во время перемирия в Акре не было короля. Ею управлял с Кипра один из франков. Приняв контроль над Акрой, он написал просительное льстивое письмо султану, прося его дружбы и предлагая подписать договор на уже согласованных условиях. Он также послал султану многочисленные ценные подарки. Султан не проявил недовольства, получив такое щедрое подношение, принял дружбу франка и послал ему ответные дары. Король хотел, чтобы договор был подписан его именем, и выразил свою покорность всем его положениям. Султан согласился, подписал договор и послал Мухий ад-Дина, автора жизнеописания, и Камаль ад-Дин ибн Шита к франкскому королю с договором для подписания. Мухий ад-Дин говорил:

«Когда этот король дал нам аудиенцию, мы увидели его сидящим на высоком троне. Он заявил, что будет сидеть высоко, а мы – намного ниже. Правила ислама не позволили нам согласиться, и нас усадили на его уровне. Начались обсуждения. Он начал придираться к каждому пункту, и я выразил свое возражение. Он сердито покосился на меня и сказал через переводчика:

– Скажи ему, чтобы он внимательно посмотрел, кто стоит перед ним. – Я посмотрел и увидел его армию, стоящую в полном боевом порядке. – Скажи ему, – снова сказал король переводчику, – что он не должен забывать об этом множестве. – Я склонил голову. Король снова заговорил: – Спроси его, что он думает об увиденном.

– Могу я говорить, ничего не опасаясь? – спросил я.

– Да.

– Тогда скажи королю, что в нашей главной тюрьме, расположенной во владениях султана в Каире, больше франкских пленных, чем все, кого я вижу здесь.

Король пришел в ярость, перекрестился и сказал:

– Клянусь Богом, я больше не стану слушать грубости от этих людей. – С этими словами он ушел. Правда, позже он снова нас принял и в конце концов подписал договор, который продлился до конца жизни султана аль-Малик аль-Мансур Калауна.

(Договор с Гуго III был подписан в 1268 году, вопреки тому, что следует из рассказа ибн аль-Фурата, процитированного лично ибн Абд аз-Захиром. Но ссылка на договор, просуществовавший до времен Калауна, вероятнее всего, относится к Кесарийскому договору (май 1279 года) между Бейбарсом и Акрой, впоследствии возобновленному Калауном».

В древние времена эта крепость назвалась Hisn as-Safh (крепость на склоне горы). Что касается названия, данного ей позже курдами, историк утверждает, что эмир Шибл ад-Даула Наср ибн Мирдас, правитель Химса, отправил курдский гарнизон туда еще в 422/1031 году, оттуда и пошло название (по-арабски – Хисн-аль-Акрад – «крепость курдов», по-французски – Крак-де-Шевалье). При атабеке Туктегине из Дамаска было подписано перемирие между ним и франками, одним из условий которого было то, что в него входят форты Масиаф и Хисн-аль-Акрад, и их обитатели должны платить ежегодную дань франкам. Так продолжалось некоторое время. Затем, утверждает историк XII века ибн Асакир, «Раймунд Сен-Жилль – будь он проклят! – начал осаждать Триполи и в то же время подверг эти форты и другие, расположенные в окрестностях, постоянным нападениям. В 496/1103 году он осадил и едва не подчинил его. Он уже был близок к победе, когда Джанах ад-Даула, правитель Химса, был убит. Раймунд желал получить Химс, поэтому он снял осаду Аль-Акрада. После его смерти политику отца продолжил его сын Бертран. Он совершал набеги на форт и разорял окружающую территорию, в результате чего местные жители пребывали в состоянии постоянного напряжения. Потом он отправился на осаду Бейрута, и Танкред, князь Антиохии, захватил большую часть региона, хотя близко его не подпустили сирийцы. Он тоже осадил форт и довел его обитателей до такого состояния, что правитель предпочел его сдать, надеясь, что Танкред позволит ему остаться там в качестве награды за теплый прием, оказанный Сен-Жиллю. Танкред, однако, очистил город от населения, которое увез с собой, и оставил там гарнизон франков, по крайней мере, так утверждает ибн Асакир. Согласно другой версии, Танкред, князь Антиохии, покинул город, осадил Хисн-аль-Акрад и принял капитуляцию местных жителей в конце 503/1110 года. Он оставался в руках франков до событий, о которых мы собираемся рассказать. Инб Мункыз в своей книге «Китаб аль-Булдан» (утраченный труд Усамы ибн Мункыза; все ссылки указывают на то, что ибн аль-Фурат был незаурядным компилятором) утверждает, что поборник веры аль-Малик аль-Адиль Нур ад-Дин Махмуд, правитель Дамаска – да благословит его Аллах! – имел связи с одним из туркменских пехотинцев на службе у франков, правивших Хисн-аль-Акрадом. С ним он договорился, что, когда Нур ад-Дин нападет на форт, этот человек и его друзья поддержат его, поднимут его флаг на стене и станут выкрикивать его имя. Этот туркмен имел нескольких сыновей и брата, и все они пользовались доверием франков в форте. Он и Нур ад-Дин договорились о сигнале: он будет стоять на вершине одной из стен. Однако говорят, что Нур ад-Дин никому не рассказал о своем плане, и, когда войска увидели человека, стоящего на стене, его застрелили. После его смерти все его сторонники были схвачены, и заговор завершился ничем.

Хисн-аль-Акрада не было среди городов, взятых Саладином. Он оставался в руках франков до тех пор, пока аль-Малик аз-Захир Рукн ад-Дин Бейбарс в 669/1271 году повел экспедицию на Триполи, о которой мы уже говорили. Он осадил Хисн-аль-Акрад в 9-й день месяца рад-жаб / 21 февраля. В 20-й день месяца раджаб / 4 марта окрестности города были взяты, и аль-Малик аль-Мансур, правитель Хамата, прибыл со своей армией. Султан выехал ему навстречу, спешился, когда это сделал аль-Мансур, и проследовал под его знамена без телохранителей или конюших, в порядке жеста любезности в отношении правителя Хамата. По его приказу принесли шатер и поставили его для гостя. Также прибыл эмир Сахиуна, Саиф ад-Дин, и Наджм ад-Дин, глава исмаилитов.

В конце месяца раджаб была завершена работа над строительством катапульт. В 7-й день месяца шабан / 22 марта бастионы были взяты штурмом, и был сооружен окоп, откуда сам султан мог стрелять из лука. После этого Бейбарс стал раздавать дары – деньги и платья.

В 16-й день месяца шабан / 31 марта в стене одной из башен была проделана брешь. Наши солдаты пошли в атаку, проникли в форт и овладели им, в то время как франки удалились в главную башню. Целая группа франков и мусульман была освобождена султаном в качестве благочестивого приношения от имени аль-Малика ас-Саида (это старший сын Бейбарса, впоследствии на два года, 1277–1279, сменивший отца на египетском троне). Катапульты были передвинуты в крепость и нацелены на главную башню. В этот момент султан написал некие письма, якобы они были написаны франкскими военачальниками в Триполи, с приказом сдаться. Защитники попросили гарантий безопасности, которые были им даны при условии, что они вернутся домой. В четверг, 24-й день месяца шабан / 7 апреля франки покинули форт и были отправлены домой, а султан стал его хозяином.

Он написал письмо Великому магистру ордена госпитальеров, правителю Хисн-аль-Акрада, чтобы сообщить ему о победе. В нем были такие слова: «Это письмо адресовано брату Гуго (Гуго де Ревель). Бог создал его одним из тех, кто не противится судьбе и не восстает против Него, кто даровал победу и триумф его армии, и не верит, что одной только осторожности достаточно, чтобы спасти человека от судьбы, уготованной ему свыше. Хочу сообщить тебе о завоевании, милостью Аллаха, крепости Хисн-аль-Акрад. Ты укрепил эту крепость и поручил ее оборону своим лучшим людям, но все было напрасно, и ты всего лишь послал их на смерть. Мои люди не могут осадить форт и оставить его способным сопротивляться им или пригодным для использования несчастным Саидом» (Саид – счастливый, felix). (Игра слов на арабском; одна из многих с использованием имени наследного принца.)

Султан назначил эмира Сарим ад-Дин аль-Кафири своим командиром в Хисн-аль-Акраде, а восстановительные работы доверил Изз ад-Дину аль-Акраму и Изз ад-Дину Айбеку. Во время осады он арестовал двух ассасинов, посланных из Аль-Улайки к правителю Триполи, который приказал им совершить покушение на Бейбарса. (Улайка – один из сирийский фортов, принадлежавших исмаилитам. Их могущество несколько уменьшилось после ударов, нанесенных им монголами, и теперь они придерживались середины между крестоносцами и Бейбарсом, иногда платили дань обоим, но так и не утратили привычки убивать.) Когда их глава Наджм ад-Дин прибыл, он упрекнул их, но затем отпустил.

Ибн Катир (хронист XIV века; аль-Айни тоже часто составляет отрывки из разных источников) говорит, что когда аль-Малик ас-Саид, сын аз-Захира, взял Хисн-аль-Акрад, он превратил церковь в мечеть, где проводились богослужения по пятницам. Султан назначил кади и правителя форта и приказал, чтобы его восстановили в прежнем облике. Султан находился там, когда получил известие, что правитель острова Кипр отправился со своей армией в Акру, опасаясь, что он подвергнется нападению аль-Малик аз-Захира. Султан, желая получить от этого выгоду, отправил экспедицию на шестнадцати галерах, чтобы захватить остров в отсутствие правителя. Корабли шли со всей возможной скоростью, но, когда они приблизились к острову, поднялся предательский ветер, и они стали сталкиваться друг с другом. Одиннадцать галер потерпели крушение – так решил Всевышний! – много людей утонуло, а 1800 солдат и моряков попали в плен. Мы принадлежим Аллаху и к нему вернемся.

Бейбарс (мамлюкский эмир, которого не следует путать с султаном) сказал: «Следующая катастрофа постигла нас после взятия Эль-Курайна». Султан покинул Дамаск после окончания маневров в этом регионе, в последние десять дней месяца шавваль / первые десять дней июня 1271 года. Он атаковал и осадил Эль-Курайн (франкский Монфор – оплот госпитальеров) во 2-й день месяца зулькада / 13 июня. Он штурмовал укрепления, и защитники попросили его пощадить их жизни, что он и сделал. Было согласовано, что они могут идти куда хотят, но не должны брать с собой имущество и оружие. Султан овладел крепостью и разрушил ее до возвращения в Ладжун. Оттуда он послал командирам в Египет приказ вооружить галеры и отправить их на Кипр. Они выполнили приказ и отправили их под командованием адмирала, и еще на каждой галере был капитан. Когда флот подошел к Лимассолу, что на южном берегу Кипра, и наступила ночь, первый корабль пошел вперед, чтобы войти в порт, но в темноте попал на мель и потерпел крушение. За ним пошли другие галеры, одна за другой, не ведая, что произошло, и ночная тьма обрекла их все на гибель. Киприоты захватили все имущество. Адмирал ибн Хассун дал людям совет, в котором многие увидели недобрый знак. Он предложил измазать корабли смолой и поднять высоко кресты, что сделает их похожими на франкские корабли и спасет от нападения противника. Но это лишь привело к кораблекрушению – так велел Аллах. Султан вскоре получил письмо от короля Кипра, сообщавшее, что египетские галеры прибыли на Кипр и одиннадцать из них потерпели крушение и были захвачены. Султан велел написать ответ. В нем после вступительной части сказано: «Вы сообщаете, что ветер разбил наши галеры, называете это своим достижением и поздравляете себя с этим. Мы, со своей стороны, сообщаем вам о падении Эль-Курайна; это совсем другое дело, отличное от того, с помощью которого Аллах решил избавить наше королевство от злой судьбы. Подобрать железо и дерево – не доблесть, а взять неприступную крепость – вот это доблесть. Вы сказали, мы тоже это сделали, и Аллах знает, что наши слова – правда. Вы верите в своего Бога, а мы – в своего. Тот, кто верит в Бога и его меч, отличается от того, кто верит в ветер. Победа, которую принес ветер, – не победа. Победа, добытая клинком, – вот это победа. Мы за день построим несколько кораблей, вы же за это время не сможете восстановить даже часть крепости. Мы вооружим сто кораблей, а вы и за сто лет не вооружите одну крепость. Любой, кому дадут весло, сможет грести, но не любой, кому дадут меч, сможет им воспользоваться. Если несколько моряков пропадут, у нас есть тысячи других. Но как может тот, кто махает веслом посреди океана, сравниться с тем, кто махает мечом в гуще сражения? Ваши лошади – корабли, а наши корабли – лошади. Есть большая разница между человеком, который едет на боевом коне, как на морских волнах, и тем, кто неподвижно стоит на палубе, когда корабль входит в порт. Есть разница между тем, кто скачет на арабском жеребце на соколиную охоту, и тем, кто хвастает, что охотился на ворона (игра слов: crow – кроу – ворон, легкий корабль). Пусть вы захватили дерево (qarya), из которого мы строили наши галеры, но сколько населенных деревень (qarya) мы захватили у вас? Пусть вы захватили кормило (sukkan), но сколько ваших земель мы лишили населения (sukkan)? Что получили вы и что получили мы? Ясно, кто из нас получил больше. Если бы короли могли молчать, вам бы следовало хранить молчание и воздержаться от хвастовства».