В открытую дверь кабинета заглянул Хрурт, молча посмотрел по сторонам, вдруг кто прошел мимо него незамеченным:

– Ваше величество, – сказал он очень тихо, – к вам один из людей Норберта…

– Впустить, – велел я.

Он отступил в сторону, в кабинет быстрыми шагами вошел невысокий жилистый и в то же время сухощавый парень. Типичный полевой разведчик, что может сутками мчаться на легком степном коне, сам не выказывая усталости и коня не изнуряя лишним весом.

Я ждал, он сорвал с головы шляпу и, отвесив короткий поклон, замер в ожидании.

– Докладывай.

Он приблизился к столу вплотную, строгий и серьезный от важности момента, когда сообщаешь что-то неизвестное самому императору.

– Ваше величество, – голос его прозвучал еще тише, чем у Хрурта, хотя нас разделяет только стол, – ничего серьезного, но вы велели сообщать обо всем, что касается герцогства Клауренского.

Я ощутил, как мышцы сами по себе напряглись, будто для прыжка, даже вытянутые ноги непроизвольно подобрал.

– Что там?

– Все по-прежнему, – ответил он, – но герцогиня Улиссиндрия только что прибыла на багере в Волсингсбор. По приказу сэра Норберта я смешался с толпой пассажиров и проследил за нею. По прибытии сразу направилась в харчевню «Королева Гуселапы»…

– Так-так, – сказал я, – дальше!

Он еще чуть понизил голос:

– И сняла комнату на верхнем этаже.

Я ощутил предостерегающий холодок. Разведчик стоит прямой и бесстрастный, явно подражает их кумиру Норберту, не сводит с меня взгляда, свое отношение не выказывает ни мимикой, ни жестом.

– Под своим именем? – уточнил я.

Он кивнул.

– Да, ваше величество.

– Ладно, – сказал я, – дальше я сам. Благодарю за службу!

Он откланялся и удалился, а я поднялся и прошелся несколько раз по кабинету, пока в задумчивости не наткнулся на стену.

Конечно, она под своим именем, ее никто не знает и не обратит внимания, герцогинь в столице великое множество, к тому же в гостинице вовсе не требуется называть титул и по какому делу, достаточно имени и платы вперед.

Но все-таки чувствую себя как охотничий пес, что уловил в воздухе аромат пробежавшего невдалеке оленя.

Хрурт сказал от двери:

– Ваше императорское величество, к вам герцог Гуммельсберг…

Альбрехт вошел быстрыми и четкими шагами, надменный и выпрямленный, даже чуть откинувшись назад, это чтобы смотреть свысока и на тех, кто выше ростом.

– Сэр Альбрехт! – сказал я с энтузиазмом. – Вы, как всегда, кстати…

Он посмотрел с подозрением.

– Что-то голос у вас больно злорадный, ваше величество.

Я с энтузиазмом потер ладони одна о другую.

– Потому что все хорошо. Вы не знали, что самый жизнерадостный смех – смех злорадный?.. Такова натура человеческая, тут уж ничего не сделаешь, как Церковь ни старается. Вон у вас какая шляпа, этим все сказано!

Он с некоторой угрюмостью поклонился.

– Слушаю вас, ваше величество.

– Ничего особенного, – сказал я, – просто проследите, чтобы за мною не увязался хвост в тысячу персон. Я всего лишь туда и обратно.

– До харчевни «Королева Гуселапы»?

Я вскинулся.

– А вы откуда знаете?

Он сообщил невозмутимо:

– Сэр Норберт установил слежку за двором герцога по моему приказу, сэр Ричард. И особо присматривает за герцогиней. Сами понимаете почему. После того как вы ее одобрили в постели, она стала играть значительную роль…

Я поморщился.

– Да бросьте! Вы же знаете…

– Знаю, – ответил он коротко, – но другие думают, что на вас все же можно влиять через женщин. Или хотя бы вызнавать ваши планы еще в момент их зарождения. А такое в самом деле возможно, хотя это будет скорее всего, если позволено так сказать о победоносном императоре, полная брехня с вашей стороны. Вы даже нас дезинформируете, обычно сами того не желая, даже когда не особенно и врете, слишком ваши планы причудливы, в них поверить трудно…

Я сказал кисло:

– Надо эту перестраховку прекратить. Хотя ладно, пусть. За королями и то за каждым шагом следят, а что они перед императорами? Как плотники перед столяром. В общем, мы так и не разобрались, что в том герцогстве такого, из-за чего заговорщики решили именно его избрать своей базой.

Он проговорил чересчур спокойным голосом:

– Полагаете, вы не всех…

– Именно там всех, – ответил я. – Те болота отныне свободны, гуляй – не хочу! Никакого Зачарованного Места. Было и не стало. Однако те, кто в герцогстве поклялся работать на меня, могут попытаться продолжить свою работу уже сами.

– Могут, – согласился он. – А вы сейчас…

– Попробую узнать, – ответил я коротко, – на какой там стадии.

– Хорошо, – ответил он. – Я скажу Юстеру.

Конюхов тревожить не стали, арбогастра привел под уздцы разведчик, Зайчик принял такое обращение невозмутимо и философски. Если человеку нравится вести его вот таким образом, ладно, пусть, хотя он по моему свисту мог бы примчаться куда быстрее.

– Знаю, – сказал я и чмокнул его в лоб, – но ты можешь, чтобы сократить дорогу, промчаться и через стену! А потом что?.. Сделать из той дыры еще одни ворота, куда приставить охрану, а это нецелевое расходование казенных средств!

Бобик ликующе запрыгал вокруг, едва не доставая люстру, чует прогулку за пределы дворца, подбежал и требовательно ткнулся массивной головой мне в грудь. Пришлось погладить, после чего грохнулся на спину и в восторге помахал в воздухе лапами, способными перебить хребет быку.

На дворе, как говорится, глухая ночь, только совы проносятся над головой да летучие мыши, хотя все это не в пределах дворца, там всегда освещено так, что любая сова ослепнет, но дальше настоящая темень, и я в темном плаще и на черном, как самая черная ночь арбогастре, пронесся по улицам города, словно огромный нетопырь, пугая редких гуляк.

Над дверью харчевни, она же гостиница, горит небольшой фонарь со слабой свечой за стенками из промасленной бумаги, я дернул – закрыто, требовательно постучал ногой.

На грохот послышались шаги на той стороне, дверь распахнулась, на меня недобро уставился могучий детина с недельной щетиной на морде.

– Чего надо?

– Шоколада, – ответил я и, отпихнув его, вошел в просторную прихожую. – Не видишь, благородный человек высокого происхождения войти изволит?.. А там видно будет, чего изволю, пока сам не знаю. Держи, вот тебе монета от щедрот, и скажи, в какой комнате поселилась приехавшая сегодня женщина… высокая такая, богатая, знатная?

Он сперва внимательно осмотрел серебряную монету, проворчал уже потеплевшим голосом:

– В четвертой от лестницы… Проводить?

– Сам отыщу, – ответил я. – Иди спи.

Он послушно повернулся и ушел; у благородных своих игры, может быть, та женщина и приехала только для того, чтобы тайком от мужа встретиться со мной, не его дело.

Я быстро поднялся по скрипящей лестнице на второй этаж, там всего четыре двери, а герцогиня, как сказал ночной портье, в четвертой, последней, что и понятно, там тише и спокойнее.

Прислушиваясь, я тихохонько шел по коридору; за первыми тремя дверями то ли спят, то ли там пусто, а у четвертой ноздри уловили просачивающиеся под дверью ароматы дорогих духов, мазей и женских притираний.

Я тихонько стукнул, сказал негромко:

– Улисса… принимайте гостя.

После настороженной паузы в комнате послышались торопливые шаги, звякнул отодвигаемый засов.

Дверь приоткрылась, я увидел испуганное лицо герцогини, но как-то слишком выразительно испуганное.

– Ох, – воскликнула она, – ваше величество?

Торопливо распахнув двери, она поспешно отступила и присела в поклоне, опустив голову.

Мне почудилось, что не желает, чтобы я увидел выражение на ее лице, а я нарочито помедлил, делая вид, что рассматриваю ее грудь, которую совсем недавно с превеликим удовольствием мял в ладонях, наслаждаясь нехорошим чувством, что это чужая жена – так все слаще стократ, ибо нехорошо и запретно.

– Встаньте, герцогиня, – произнес я неспешно. – Что привело вас в Волсингсбор?

Она поднялась, прямая и уже собранная, прямо взглянула мне в глаза.

– Ваше величество, – произнесла она тихо, но я ощутил заранее заготовленные слова, – герцогство так долго было оторвано от остального мира империи!.. Спешим наверстать.

– Сядьте, – разрешил я и, придвинув небрежно ногой стул с высокой спинкой, сел. – Решили погулять по столице?

Одета в самом деле так, что в этом платье можно как в постель, так и на прогулку по ночному городу: женщины умеют совмещать и такие немыслимые для нас вещи, для них все мыслимо. Даже прическа, высокая и замысловатая, держится на двух-трех длинных шпильках, стоит их выдернуть, длинные волосы освобожденно и бесстыдно рухнут на плечи и грудь.

– Ваше величество, – прошелестела она мягким женственным голосом, – разве это не естественное желание для провинциалки?

– Да, – согласился я, – здесь постоянный праздник! Балы, карнавалы, танцы, на всех перекрестках бродячие актеры с их нехитрыми представлениями… Да садитесь же, я разрешил!

Она послушно опустилась в кресло, но тут же вскочила:

– Простите, ваше величество, но в вашем присутствии…

Я отмахнулся.

– Да перестаньте, герцогиня. Мы же почти свои. По крайней мере наедине. Вообще подумываю издать имперский декрет революционного свойства, что вставать при появлении императора нужно только мужчинам… Хотя, конечно, можно усмотреть и в этом ущемление женских прав…

Герцогиня наконец опустилась в кресло, вся готовая и внимательная, с прямой спиной и всем видом выказывающая предельное почтение к императору-революционеру.

– Ваше величество, – произнесла она несколько колеблющимся голосом, – вообще-то хочу присмотреть домик.

– Для аренды? – спросил я с интересом.

– Для покупки, – уточнила она. – Для приобретения. В собственность.

– Ого, – ответил я, – это дорогое удовольствие. Недвижимость в столице ценится высоко. На мой взгляд, простого императора, сильно переоценена. Все-таки столько же камня и такой же труд, как и в провинции, но цена любого здания здесь почему-то в несколько раз выше…

Она сообщила со скромностью хоть и провинциальных вельмож, но достаточно зажиточных:

– Мы можем себе позволить, ваше величество. Не дворец, конечно, но приличный дом.

– Рад за вас…

– Ваше величество, – сказала она живо, – герцогство в самом деле может приобрести в собственность хороший дом в столице. Это же первая покупка за не знаю даже сколько сотен лет изоляции!

Я смотрел на нее внимательно – не покидает ощущение, что чего-то недоговаривает. Если и завербована, то недавно, еще не успела войти в роль, хотя женщины к этому приспособлены самой эволюцией, иначе бы не выжили. И вообще, из них выживали только те, кто еще в тьме пещер умел приспосабливаться, уживаться и прикидываться милым безобидным зайчиком.

– Где хотите купить?

– Лучше поближе к центру, – ответила она простодушно и, перехватив мой взгляд, снова пояснила с наивностью провинциалки: – Мы так давно были оторваны от империи!.. А блеск этого города ослепляет… Не могу даже представить, как там во дворце…

– У всех есть шанс, – ответил я туманно, – но, может быть, проще снять хороший уютный дом?

Она кивнула.

– Да, это было бы проще, ваше величество. Однако для престижа герцогства в самом деле лучше дом в собственности.

– Да, – согласился я. – Дом – это дом, как Восток есть Восток. В аренде могут и отказать, если вожжа под хвост попадет, а дом уже не отнимут. Даже император… если на то не будет причин.

Похоже, намек все-таки уловила, хотя в лице ничего не дрогнуло, а взгляд не изменился, все тот же беспомощно робкий, как и должен быть у провинциалки, впервые попавшей в столицу.

– Ваше величество, – произнесла она почтительнейшим голосом молоденькой девочки, что робеет перед грозным учителем, – мы в герцогстве на представительство не претендуем, в столице даже королевства не все представлены!

– А претендуете на что?

Она сказала мечтательно:

– Хотелось бы… просто иметь хотя бы хижину, где люди из герцогства могли бы остановиться для ночевки… если та понадобится.

Для ночевок в Волсингсборе построено множество гостиниц, это дешевле, чем покупать отдельно стоящее здание, но промолчал, а она тоже молча наблюдала за мной покорными коровьими глазами, готовая выполнить любое мое повеление, что так льстит мужчинам.

С ее плеч соскользнул платок, открывая их округлости, а когда порывисто вздохнула, грудь приподнялась, выдвинувшись из-за корсажа на полдюйма и приоткрыв розовые, как у юной девушки, края.

Мой взгляд тут же заинтересованно скользнул туда, и хотя уму понятно, что те штуки выше не выпрыгнут, но инстинкт дурак, ждет, к тому же я человек вежливый, задержал взгляд для того, чтобы молча комплиментнуть.

Герцогиня таинственно улыбнулась, голос ее прозвучал тихо и покорно:

– Ваше величество, мне нравилось, когда вы обращались со мной по-мужски грубо…

Я помедлил на мгновение, наши взгляды встретились, я ответил с легким вздохом:

– Вообще-то, герцогиня, мне эта гребаная светскость тоже осточертела… Будем ближе к народу?

Что хорошо в демократии, она честна и потому далека от культуры. Петух топчет куриц в тоталитарном режиме, жеребец самодержавно опекает целый табун кобылиц, даже воркующий голубь мира старается умиротворить как можно больше голубих, не считаясь с демократическими запросами других голубей, и только лебедь близок к демократии с ее моногамностью, но я не лебедь, мне извращения чужды, я часть народа с ее чаяниями, стремлениями и запросами, потому откопулировался всласть и слез с герцогини довольный, с сильно стучащим сердцем, осознавая, что императором быть очень даже неплохо.

Герцогиня раскинулась в постели, жаркая, измятая и с горячим дыханием. Распущенные волосы красиво разметались по подушке, глаза таинственно блестят в тусклом свете свечи.

– Ой, ваше величество…

– Весьма, – ответил я со вкусом, – весьма!

На этот раз она старалась даже больше, чем в тот раз, когда я останавливался в ее доме. Хотя в тот раз просто отбывала повинность, а сейчас ее словно подменили.

В другое время не заметил бы и я, все мужчины в таких делах подслеповаты, оцениваем только свое великолепие, но я с появлением Демона Огня вздрючен, начинаю везде подозревать наличие некоего обширного заговора.

И это ее признание насчет предпочтения, чтобы с ней обращались грубо… Такие есть, знаю, как среди мужчин, так и женщин, но их процент исчезающе мал, к тому же герцогиня производит впечатление здоровой как в телесном плане, так и в психике, словно всю жизнь прожила на природе, а всякие патологии зарождаются как раз в столицах, в глубинах дворцов, вдали от солнца, зелени и здорового корма.

– Это было прекрасно, – сказал я искренним голосом, – вы просто восхитительны, герцогиня.

Она слабо улыбнулась, вид у нее такой, словно в самом деле безумно счастлива.

– Ах, ваше величество!.. Вы подарили мне лучшие минуты жизни!

Я поднялся с постели, стараясь выглядеть довольным собой – все любим, когда хвалят и восторгаются, – пусть даже и понимаю, что ее похвалы несколько преувеличены, все-таки в коитусе ничего особенного, это сразу понимаешь, как только он заканчивается.

– Отдыхайте, герцогиня, – сказал я. – Вы проделали длинный путь на багере. А дом подберете по своему вкусу, я уверен.

– Надеюсь, – ответила она. – Хотя трушу… Я никогда не покидала не то что герцогства, но даже от дворца не отъезжала.

Не поднимаясь, наблюдала, как я быстро натянул брюки и обулся, а когда потянулся за рубашкой на спинке кресла, поинтересовалась:

– Вы даже одеваетесь сами, ваше величество?

– Я воин, – напомнил я, – у нас нет слуг.

– Но вы император!

Я кивнул, посмотрел на нее, стараясь выглядеть напыщенным и самодовольным.

– Воин-император. Сейчас, правда, император-воин, так точнее. И, надеюсь, никогда не буду в зависимости ни от слуг, ни даже от подданных!

В ее лице нечто неуловимо изменилось: все-таки умная женщина, умеет говорить, но умеет и слушать. А я, как бы ни прикидывался, все же в чем-то да проговариваюсь. Много болтаю, а умный враг даже в словесном мусоре отыскивает полезную информацию.

– Ваше величество, – произнесла она нерешительным тоном, – вы еще когда-нибудь появитесь…

Я ответил, как она и задумывала, и сказал именно те слова, к которым подталкивала:

– Герцогиня!.. Двери во дворец для вас открыты!.. Займитесь пока приобретением дома на свой вкус, а затем роскошный мир дворцовой жизни поглотит вас с головой.

Она оставалась в постели, мягкая и раскрасневшаяся, понимая, что в таком виде смотрится выигрышнее, чем когда поднимется и начнет одеваться.

Женщины одеваются менее эротично, чем раздеваются, а я перекинул через плечо перевязь с мечом, поклонился и вышел в коридор, плотно прикрыв дверь.

На лестнице встретил бегущих навстречу парней Норберта. Один вскрикнул сердитым шепотом:

– Ваше величество!

– Все в порядке, – заверил я. – Благодарю за службу. Возвращаемся.

– Герцог Дарабос нас разорвет!

– У вас не такие быстрые кони, – напомнил я. – Так и скажете.

Быстро спустились вниз, из кухни выскочил очень довольный Бобик, на бегу облизнулся.

– Казну разоришь, – упрекнул я. – Нельзя столько жрать, хоть и можно!

Он весело подпрыгнул, показывая, что ничуть не отяжелел, а если и отяжелел, то на нем не сказывается, тупую коняку обгонит на раз.