Книга: Не оторваться. Почему наш мозг любит всё новое и так ли это хорошо в эпоху интернета
Назад: Часть 1 Что такое поведенческая зависимость и откуда она берется?
Дальше: 2 Зависимость живет в каждом из нас
1
Развитие поведенческой зависимости
Пару лет назад разработчик приложений Кевин Холеш решил, что он слишком мало времени проводит с семьей. Проблема заключалась в технологии. Основного внимания требовал смартфон. Холеш захотел понять, сколько времени каждый день он проводит с телефоном, и придумал приложение Moment. Оно фиксировало время пользования и выдавало результат.
Я месяцами пытался достучаться до Холеша, но безуспешно, потому что он стал жить по своим правилам. На сайте Moment он написал, что может отвечать на электронные письма с опозданием, потому что старается сократить время, проводимое в интернете. После моей третьей попытки он извинился и согласился побеседовать. «Приложение прекращает подсчет, когда вы просто слушаете музыку или говорите по телефону, – объяснил он. – Оно включается, когда вы смотрите на экран – отправляете почту или роетесь в интернете». Холеш проводил у смартфона час пятнадцать минут, и это казалось ему слишком много. У некоторых его друзей возникали те же мысли, но они не представляли, сколько времени тратят на свои телефоны. Холеш поделился с ними приложением. «Я просил друзей оценить, сколько времени они пользуются смартфонами, и все они ошибались примерно вдвое – естественно, в меньшую сторону» .
Я загрузил Moment несколько месяцев назад. Мне казалось, что я пользуюсь смартфоном не больше часа в день и достаю его раз десять. Даже этим гордиться не стоило, но я был уверен, что дело обстоит именно так. Через месяц приложение сообщило мне, что я пользуюсь телефоном в среднем три часа в день и достаю его около сорока раз. Я был поражен. Я не играю в игры, не сижу часами в интернете, но трачу двадцать часов в неделю, уткнувшись в свой смартфон.
Я спросил у Холеша, типичны ли мои цифры. «Разумеется, – подтвердил он. – У нас тысячи пользователей, и в среднем они используют телефон около трех часов, а достают его тридцать девять раз в день». Эти люди беспокоятся о том, что слишком много времени тратят на смартфоны, потому и загружают приложение. А ведь миллионы пользователей вообще об этом не задумываются. Это их не волнует – и, скорее всего, они тратят на смартфоны гораздо больше трех часов в день.
Возможно, все дело в тех немногих, кто сидит в смартфоне целыми сутками – средний показатель увеличивается именно из-за них? Но Холеш показал мне данные 8 тысяч пользователей его приложения, и я понял, что причина не в этом.
Большинство людей проводит в смартфоне от часа до четырех, а многие – гораздо больше. Это не проблема меньшинства. Если по рекомендациям ученых мы должны проводить за телефонами не больше часа, то 88 % пользователей приложения Холеша пользуются смартфонами недопустимо долго. Они проводят за экраном примерно четверть времени своего бодрствования и тратят его больше, чем на любое другое занятие, кроме сна. Каждый месяц почти сто часов у них уходит на проверку электронной почты, текстовые сообщения, игры, изучение интернета, чтение статей, просмотр банковского баланса и т. п. В течение жизни эти сто часов выливаются в поразительные одиннадцать лет! В среднем такие люди берутся за телефон три раза в час. Такое чрезмерное использование настолько распространено, что ученые предложили специальный термин «номофобия» (сокращение от «no-mobile-phobia») – для описания страха остаться без контакта с мобильным телефоном .
Смартфоны крадут наше время, причем ущерб наносит даже само их присутствие. В 2013 году два психолога пригласили в небольшую комнату несколько пар незнакомых между собой людей и предложили им побеседовать друг с другом. Чтобы разговор шел легче, психологи выбрали тему: поговорить об интересном событии, произошедшем в их жизни в прошлом месяце. Одни пары общались, когда рядом лежал смартфон, у других его заменили бумажным блокнотом. Между всеми участниками возникла определенная связь. Но тем, кто познакомился в присутствии смартфона, ощутить ее было труднее. Говоря об отношениях, они ниже оценивали их качество, партнеры казались им менее сочувствующими и заслуживающими доверие. Телефоны оказывают пагубное влияние самим своим существованием, даже когда мы не пользуемся ими активно. Они отвлекают нас, напоминая о мире за пределами конкретного общения. Психологи предложили единственное решение проблемы: полностью убрать телефоны .
Смартфоны – не единственная опасность. Беннетт Фодди играл в тысячи видеоигр, но категорически отказывался играть в World of Warcraft. Фодди – блестящий мыслитель, круг его интересов очень широк. Он разрабатывал игры и преподавал в игровом центре Нью-Йоркского университета. Он родился и жил в Австралии, где играл на бас-гитаре в группе Cut Copy. Группа выпустила несколько отличных синглов и получила ряд австралийских музыкальных премий. Но потом Фодди уехал сначала в Принстон, потом в Оксфорд, где стал изучать философию. Он с глубоким уважением относится к WoW, как называют эту игру, но сам в нее не играет. «Моя работа заключается в том, чтобы играть во все культурно значимые игры. Но на эту я не могу позволить себе терять время. Я хорошо себя знаю и уверен, что мне будет трудно выходить из этой игры».
WoW, пожалуй, одна из самых аддиктивных игр на планете . Это интерактивная ролевая игра со множеством участников. Миллионы игроков во всем мире создают себе аватары и действуют в фантастических пейзажах, сражаются с монстрами, проходят квесты и общаются друг с другом. Половина из них считают себя «зависимыми». В журнале Popular Science WoW назвали «очевидным выбором» в конкурсе на самую аддиктивную игру . Группы поддержки с тысячами членов и более четверти миллиона человек прошли бесплатный тест на зависимость от World of Warcraft.
За десять лет игра принесла своим создателям более десяти миллиардов долларов и получила более ста миллионов подписчиков. Если бы все они объединились в государство, то такая страна заняла бы двенадцатое место по численности населения на нашей планете. Игроки выбирают себе аватары, которые выполняют квесты в виртуальном мире Азерот. Многие объединяются в гильдии (команды аватаров), и это делает игру особо аддиктивной. Трудно заснуть ночью, если знаешь, что трое твоих товарищей в Копенгагене, Токио и Мумбаи отправились в эпический квест без тебя.
В разговоре Фодди поразил меня своей любовью к играм. Он, несомненно, считает, что это полезная мировая сила, и все же отказывается поддаться очарованию Азерота из страха потерять месяцы, а то и годы своей жизни.
Такие игры, как WoW, привлекают миллионы подростков и молодежи. Зависимость же формируется лишь у меньшей их части – около 40 % . Несколько лет назад программист и клинический психолог объединились и открыли в лесу близ Сиэтла центр по лечению игровой и интернет-зависимости reSTART . К ним обратилось около десятка молодых людей, чувствующих зависимость от WoW и других игр. (В центр пытались принимать и женщин, но у многих интернет-зависимых присутствует также сексуальная зависимость, поэтому совместное проживание породило ряд проблем.) Никогда прежде компьютеры не располагали памятью, необходимой для игр, подобных WoW, то есть более стремительных, более иммерсивных и менее неуклюжих, чем игры ХХ века. Новые игры позволяют участникам взаимодействовать друг с другом в реальном времени – и это делает их особо аддиктивными.
Технология изменила и наши физические упражнения. Пятнадцать лет назад я купил одну из первых моделей специальных часов Garmin. Это был могучий прямоугольный прибор, нечто среднее между часами и наручными утяжелителями. Он был таким тяжелым, что мне приходилось носить в другой руке бутылку с водой, чтобы как-то его уравновесить. Каждые несколько минут часы теряли сигнал GPS, а батарейка жила так недолго, что для длинных пробежек гаджет был бесполезен. Сегодня появились дешевые маленькие удобные устройства, фиксирующие каждый шаг. Это чудесно, но в то же время здесь кроется рецепт одержимости. Зависимость от физических упражнений стала психиатрическим диагнозом, потому что подобные устройства постоянно напоминают спортсменам об их активности – или бездействии. Те, кто носит такие часы, попадают в цикл наращивания нагрузки. Десять тысяч шагов – отличный результат для одной недели, но на следующей нужно сделать одиннадцать тысяч. Еще на следующей – двенадцать, а потом четырнадцать. Такой тренд не может сохраняться вечно, но многие пренебрегают стрессами и серьезными травмами, лишь бы ощутить тот же прилив эндорфина, какой они испытывали от значительно более легких упражнений несколько месяцев назад.
Назойливая технология мешает нам отвлекаться от покупок, работы и порно. Почти невозможно покупать и работать поздно вечером и рано утром – но теперь вы можете покупать в интернете и связываться с рабочим местом в любое время суток. Прошли те дни, когда люди воровали Playboy в газетных киосках. Теперь нужен только WiFi и интернет-браузер. Жизнь стала более удобной, но в этом удобстве кроется губительный соблазн.
Как же мы дошли до такой жизни?
Первыми «поведенчески зависимыми» были двухмесячные младенцы. В начале декабря 1968 года в Нью-Йорке состоялась конференция Ассоциации по исследованию нервных и психических заболеваний, собравшая сорок одного участника. Ученые обсуждали, почему у людей иногда ухудшается способность видеть. В конференции принимали участие настоящие светила психологии. Роджер Сперри через тринадцать лет получит Нобелевскую премию. Невролога Уайлдера Пенфилда называли «величайшим канадцем из ныне живущих», а Уильяма Демента из Стэнфорда – «отцом медицины сна».
Среди участников был физиолог Джером Каган, который десятью годами ранее создал в Гарварде первую программу изучения человеческого развития. Через полвека он ушел на покой, к тому времени занимая двадцать второе место среди самых выдающихся психологов всех времен – он опередил таких гигантов, как Карл Юнг, Иван Павлов и Ноам Хомски.
На конференции Каган говорил о визуальном внимании младенцев. Как двухмесячный малыш понимает, на что смотреть, а что игнорировать? Развивающийся мозг перегружен калейдоскопом визуальной информации, но дети как-то учатся сосредоточивать внимание на одних образах и игнорировать другие. Каган заметил, что очень маленькие дети тянутся к движущимся предметам с резкими контурами. Они не отрываясь смотрели на качающийся перед ними деревянный брусок, что, по мнению Кагана, демонстрирует «поведенческую зависимость от контура и движения» .
По современным стандартам, такое утверждение можно считать натяжкой. Каган был прав, дети следят за подобными предметами. Но в современном понимании поведенческая зависимость – это нечто другое. Это больше, чем инстинкт, который мы не в состоянии преодолеть, поскольку дети также моргают и дышат. (Попробуйте задержать дыхание на какое-то время, и ваш мозг непременно заставит вас снова сделать вдох. Непроизвольность дыхания избавляет нас от смерти, если мы забудем дышать.)
Современные определения всегда называют зависимостью нечто негативное. Но поведение можно считать аддиктивным, если его награда ничтожна в сравнении с пагубными последствиями. Дыхание и слежение за движущимся деревянным блоком не являются аддиктивным поведением: хотя им трудно сопротивляться, они не оказывают пагубного воздействия. Зависимость – это глубокая привязанность к пагубному опыту, без которого трудно обойтись. К поведенческой зависимости не относится потребление – еда, питье, инъекции или курение. Зависимость возникает, когда человек не в силах сопротивляться определенному поведению, которое, несмотря на удовлетворение сильной психологической потребности, в долгосрочной перспективе оказывает негативное влияние.
Близки к поведенческой зависимости обсессия и компульсия. Обсессия – это мысли, от которых человек не в состоянии избавиться, а компульсия – поведение, которое он не может прекратить. Между зависимостями, обсессиями и компульсиями есть существенная разница. Зависимость сулит немедленное вознаграждение или позитивное подкрепление. Обсессия и компульсия слишком неприятны, чтобы к ним стремиться. Они приносят облегчение – негативное подкрепление, – а вовсе не привлекательную награду, как реализованная зависимость. (Поскольку они тесно связаны, в этой книге я буду использовать все три термина.)
Поведенческая зависимость имеет еще и третьего родственника – навязчивую страсть. В 2003 году семь канадских психологов во главе с Робером Валлераном написали статью, в которой разделили концепцию страсти на два вида. «Страсть, – писали они, – это сильная склонность к деятельности, которая людям нравится, которую они считают важной и на которую тратят время и силы». Гармоничная страсть – очень здоровое занятие. Представьте себе модель железной дороги, над которой пожилой мужчина трудился с юности, или цикл абстрактных картин, написанных женщиной средних лет в свободное время. «Люди не впадают в зависимость от своего увлечения, – писали психологи, – а занимаются им по свободному выбору. При страсти такого типа действие играет важную, но не главную роль в идентичности человека и гармонично сочетается с другими аспектами его жизни» .
Навязчивая же страсть – это явление нездоровое, а порой и опасное. Она связана с потребностью, которая выходит за рамки простого наслаждения, и порождает поведенческую зависимость. Как писали канадские психологи, человек «не может преодолеть болезненной тяги к любимому занятию. Страсть начинает управлять им. Поскольку тяга к занятию становится непреодолимой, то со временем оно начинает играть непропорционально важную роль в идентичности человека и вступает в конфликт с другими его занятиями». Такой навязчивой страстью становится видеоигра, в которую подросток играет всю ночь, лишая себя сна и не занимаясь уроками. Навязчивой страстью можно считать бег, если человек, который когда-то бегал ради здоровья, теперь считает себя обязанным пробегать в определенном темпе не меньше шести миль в день, несмотря на то что это пагубно сказывается на его здоровье. Пока такой человек не окажется на больничной койке и не сможет даже ходить, он будет продолжать ежедневные пробежки, поскольку с ними связано ощущение его идентичности и благополучия. Гармоничная страсть «делает жизнь достойной того, чтобы жить», навязчивая же страсть – это настоящая чума разума.
Жизнь стала более удобной, но в этом удобстве кроется губительный соблазн.
* * *
Конечно, есть люди, которые не согласны с тем, что зависимости могут быть чисто поведенческими. «Где здесь вещества? – спрашивают они. – Если человек может впасть в зависимость от видеоигр и смартфонов, то почему нельзя впасть в зависимость от аромата цветов или желания ходить задом наперед?» Теоретически это возможно. Если такие действия удовлетворяют глубинную потребность, если вы не можете без них обходиться и начинаете действовать, пренебрегая другими аспектами своей жизни, у вас формируется поведенческая зависимость от аромата цветов или хождения задом наперед. Пожалуй, подобная зависимость может сформироваться лишь у немногих, но считать ее невозможной нельзя. А вот когда люди получают в руки смартфон, начинают играть в увлекательную видеоигру или заводят ящик электронной почты, то симптомы поведенческой зависимости начинают проявляться у многих, очень многих.
Некоторые считают, что понятие «зависимость» нельзя относить к большинству населения. «Разве это не обесценивает термин «зависимость»? Разве это не делает его бессмысленным и пустым?» – спрашивают они. Когда в 1918 году пандемия гриппа убила семьдесят пять миллионов человек, никто не говорил, что диагноз «грипп» бессмыслен. Проблема требовала внимания именно потому, что она касалась огромного количества людей. То же самое относится и к поведенческой зависимости.
Сопротивляться смартфонам и электронной почте трудно – это часть ткани нашего общества, и она обещает психологически привлекательный опыт. То же самое можно будет сказать о других аддиктивных переживаниях, которые возникнут в грядущие десятилетия. Мы не должны использовать пренебрежительный термин для их описания – нужно признать их серьезность и ущерб, который они могут нанести коллективному благополучию, и отнестись к ним с должным вниманием. Явления и тенденции настолько очевидны, что становится ясно – мы ступаем на опасную территорию и все больше углубляемся в опасные воды.
И все же термин «поведенческая зависимость» нужно использовать осторожно. Такой ярлык заставляет видеть расстройство повсюду. Застенчивых детей неожиданно стали называть «страдающими синдромом Аспергера», когда этот термин стал популярным. Людей с переменчивым настроением называли «страдающими биполярным расстройством». Психиатр и специалист по зависимостям Аллен Фрэнсис недоверчиво относится к термину «поведенческая зависимость». «Если 35 % населения страдает от расстройства, то это уже не расстройство, а часть человеческой природы, – пишет он. – Лечение поведенческой зависимости с помощью препаратов – это ошибка. Мы должны поступать так, как на Тайване и в Корее. Они считают поведенческую зависимость проблемой социальной, а не медицинской» .
Я полностью согласен. Не всех, кто пользуется смартфоном более полутора часов в день, следует лечить. Но что же в смартфонах есть такого, что делает их столь притягательными? Не должны ли мы провести структурные проверки и как-то сбалансировать их растущую роль в общественной жизни? Симптом, который свойствен такому количеству людей, не выглядит менее реальным и более приемлемым только потому, что он стал новой нормой. Мы обязаны осознать его, чтобы решить, следует ли что-то с ним делать, и если следует – то что именно.
* * *
Насколько распространены поведенческие зависимости? Самые вредоносные из них, которые приводят людей на больничную койку или лишают возможности жить относительно нормальной жизнью, встречаются довольно редко и поражают лишь несколько процентов населения. Но умеренные поведенческие зависимости распространены гораздо шире. Они делают нашу жизнь менее достойной, снижают нашу эффективность в работе и досуге и сокращают взаимодействие с другими людьми. Они наносят не такой серьезный психологический ущерб, как тяжелые зависимости, но даже умеренные травмы, накапливаясь со временем, вредят благополучию человека.
Оценить, сколько людей страдает поведенческими зависимостями, довольно трудно, потому что большинство подобных зависимостей остается незафиксированными. Десятки ученых задавались этим вопросом, но наиболее глубоко его исследовал английский психолог Марк Гриффитс, который изучал поведенческие зависимости более двадцати лет. Говорит он быстро и страстно, как любой, кто опубликовал за свою профессиональную жизнь более пятисот статей. Гриффитс блестяще учился и получил докторскую степень в двадцать три года – за пару лет до бума интернета.
Явления и тенденции настолько очевидны, что становится ясно – мы ступаем на опасную территорию и все больше углубляемся в опасные воды.
«Был 1994 год, – говорит Гриффитс. – Я выступал на ежегодном собрании Британского психологического общества, посвященном технологии и зависимостям. После выступления состоялась пресс-конференция. Тогда люди обсуждали игровые автоматы, видеоигры и зависимость от телевидения. И тут кто-то спросил, слышал ли я о новом веянии под названием интернет и не считаю ли я, что оно может привести к появлению новых видов зависимостей». В тот момент Гриффитс смутно представлял себе интернет, но его увлекла идея, что новое явление может стать дорогой к зависимости. Он подал заявку на государственное финансирование и начал изучать эту тему.
Репортеры часто спрашивали Гриффитса, насколько распространены поведенческие зависимости, но он уклонялся от определенного ответа. Информация просто была недоступна. Вместе с двумя исследователями из Университета Южной Калифорнии он занялся этим вопросом. В 2011 году они опубликовали обширную и глубокую статью, написанную на основании десятков исследований, каждое из которых прошло самую суровую проверку. Результаты исследований учитывали только в том случае, если в них принимало участие не меньше 500 человек, мужчин и женщин, в возрасте от шестнадцати до шестидесяти пяти лет, а использованные методы были надежными и подкрепленными тщательным исполнением. В результате было отобрано 83 исследования, которые охватывали полтора миллиона человек с четырех континентов. В фокусе изучения находились азартные игры, любовь, секс, покупки, интернет, физические упражнения и работа, а также зависимости от веществ – алкоголя, никотина, наркотиков и др.
Каков же оказался результат? В последние 12 месяцев 41 % населения страдал по меньшей мере одной поведенческой зависимостью. Это не тривиальные расстройства. Гриффитс и его коллеги считают, что почти половина населения испытывает следующие симптомы:
«Утрата способности свободно выбирать, прекращать или продолжать определенное поведение (утрата контроля) и переживание связанных с этим поведением негативных последствий. Другими словами, человек теряет способность адекватно предсказывать, когда это поведение проявится, как долго оно будет продолжаться, когда прекратится и какие другие виды деятельности могут оказаться связанными с аддиктивным поведением. Вследствие этого другие виды деятельности прекращаются, а если продолжаются, то более не воспринимаются как приятные, даже если раньше были таковыми. К числу негативных последствий аддиктивного поведения можно отнести его влияние на исполнение жизненных ролей (работа, социальная активность, хобби), нарушение социальных отношений, криминальные действия и проблемы с законом, попадание в опасные ситуации, физический ущерб, финансовые потери или эмоциональные травмы».
Некоторые такие зависимости продолжают развиваться в связи с технологическими инновациями и социальными переменами. Согласно одному недавнему исследованию, до 40 % населения страдает той или иной формой интернет-зависимости, будь то электронная почта, игры или порно. Другое исследование показало, что 48 % студентов американских университетов являются «интернет-зависимыми», а другие 40 % находятся в пограничном состоянии или могут считаться потенциально зависимыми. Когда студентов просили рассказать о своем взаимодействии с интернетом, большинство говорили о негативных последствиях. По их мнению, из-за того что они проводят слишком много времени в сети, страдает их работа, личные отношения и семейная жизнь .
Полагаю, вы уже задумались, не оказались ли вы или близкий вам человек «зависимым от интернета» в техническом смысле этого слова. Вот пять из двадцати вопросов теста на интернет-зависимость, которым пользуются психологи. Ответьте на них, оценив их по шкале от 0 до 5 .
Если вы набрали 7 баллов или меньше, значит, у вас нет интернет-зависимости.
8–12 баллов говорят о слабой интернет-зависимости – иногда вы действительно зависаете в паутине, но в целом контролируете себя. 13–20 баллов говорят об умеренной зависимости, то есть ваши отношения с интернетом порождают «случайные или довольно частые проблемы». 21–25 баллов – это уже серьезная интернет-зависимость, которая порождает «значительные проблемы в жизни». (Я вернусь к вопросу о том, как справиться с этой ситуацией, в третьей части книги.)
Помимо интернет-зависимости, 46 % опрошенных не представляют себе жизни без смартфонов (некоторым легче понести физический ущерб, чем лишиться своего телефона) . 80 % подростков проверяют свои смартфоны не реже раза в час . В 2008 году взрослые проводили в своих телефонах в среднем 18 минут в день. В 2015 году это время увеличилось до 2 часов 48 минут в день . Такой перекос в сторону мобильных устройств опасен, потому что устройство, которое постоянно находится с вами, становится средством зависимости. В одном исследовании 60 % участников говорили о десятках просмотренных телевизионных эпизодах зараз, несмотря на принятое ранее решение закончить просмотр намного раньше. До 59 % участников говорят о зависимости от социальных сетей – в то же время они утверждают, что эти сети делают их несчастными. Половина из них испытывает потребность проверять такие сайты хотя бы раз в час. Когда проходит час, они испытывают тревогу, возбуждение и невозможность сосредоточиться. В 2015 году количество зависимых от смартфонов насчитывало 280 миллионов. Если этих людей собрать вместе в «Соединенные Штаты Номофобии», то такое государство станет четвертым по населенности в мире после Китая, Индии и Соединенных Штатов.
В 2000 году компания Microsoft Canada отмечала, что в среднем человек способен удерживать внимание в течение 12 секунд. К 2013 году это время сократилось до 8 секунд. (Для сравнения скажем, что показатель золотой рыбки – 9 секунд.) «Человеческое внимание ослабевает», – говорилось в отчете корпорации. 77 % молодежи в возрасте от 18 до 24 лет утверждали, что, когда ничего не происходит, они тянутся к смартфону, прежде чем к чему-либо другому. 87 % говорили, что часто зависают в интернете, просматривая эпизоды сериалов один за другим. Когда исследователи Microsoft попросили 2000 молодых людей сосредоточить внимание на цепочке цифр и букв на экране компьютера, то с заданием лучше справились те, кто проводил меньше времени в социальных сетях .
* * *
Изначально понятие зависимости относилось к другому виду тесной связи: в Древнем Риме она означала, что человека приговорили к рабству. Если вы были чьим-то должником и не могли вернуть долг, судья приговаривал вас к зависимости. Вы должны были трудиться как раб, пока долг не будет уплачен. Так слово «зависимость» было использовано впервые. Впоследствии оно стало означать любую связь, которую трудно разрушить. Если вы любили пить вино, то становились зависимым от вина. Любители чтения были зависимы от книг. В зависимости нет ничего однозначно плохого. Многие зависимые – это люди, которые по-настоящему любят есть, пить, играть в карты или читать. Зависимость означала сильную любовь к чему-либо, но на протяжении веков смысл этого слова размылся .
В XIX веке оно обрело новую жизнь. В конце века, когда химики научились синтезировать кокаины, врачи обратили особое внимание на это явление, поскольку отучить людей от этого вещества становилось все труднее. Поначалу кокаин казался чудом. Он позволял глубоким старикам проходить целые мили, а утомленным возвращал ясность мысли. Но в конце концов люди впадали в зависимость, и многим не удалось выжить.
Я вскоре вернусь к поведенческим зависимостям, однако, чтобы понять их возникновение, сначала нужно поговорить о зависимости от веществ. На протяжении двух веков сам термин относился только к таким состояниям, но в целом гоминиды испытывают зависимость от веществ многие тысячи лет. Анализ ДНК показывает, что у неандертальцев ген DRD4-7R присутствовал еще сорок тысяч лет назад. Этот ген отвечает за те виды поведения, которые отличали неандертальцев от более ранних гоминидов: готовность к риску, стремление к новизне и острым ощущениям. Ранние гоминиды были робкими и боялись риска. Неандертальцы постоянно к чему-то стремились и редко довольствовались тем, что есть. Разновидность гена DRD4-7R, известная как DRD4-4R, до сих пор присутствует в ДНК 10 % населения. Эти люди чаще ведут себя как настоящие сорвиголовы и впадают в серийную зависимость .
Выявить первого зависимого невозможно, но, судя по археологическим данным, он жил более тринадцати тысяч лет назад . Тогда мир был совсем другим. Неандертальцы давно вымерли, но земля была покрыта ледниками, еще две тысячи лет по планете бродили мохнатые мамонты, а люди только начинали одомашнивать овец, свиней, коз и коров. Сельское хозяйство появится лишь через несколько тысяч лет, но на острове Тимор в Юго-Восточной Азии кто-то уже начал жевать бетель.
Бетель – это древний и простейший родственник современной сигареты. Он содержит не имеющую запаха маслянистую жидкость, сходную по воздействию с никотином, – ареколин. При жевании бетеля кровеносные сосуды расширяются, дыхание облегчается, кровоток ускоряется, а настроение улучшается. После жевания часто отмечается повышенная ясность мысли. Неудивительно, что это растение пользуется большой популярностью в ряде регионов Южной и Юго-Восточной Азии .
Но у бетеля есть отрицательный побочный эффект. Если жевать его слишком часто, зубы почернеют, испортятся и могут выпасть. Несмотря на эти неприятные косметические последствия, многие продолжают жевать бетель и готовы пожертвовать зубами. Когда китайский император Чжоу Чжэнван две тысячи лет назад побывал во Вьетнаме, он спросил, почему у людей черные зубы. Ему объяснили, что все жуют бетель, «чтобы поддерживать гигиену рта, но зубы от этого чернеют». Логика, мягко говоря, сомнительная. Когда какая-то часть тела чернеет, трудно считать подобные изменения здоровыми.
Не только азиаты были подвержены зависимости в древности. Другие цивилизации использовали то, что росло в их регионах. На протяжении тысяч лет обитатели Аравийского полуострова и Африканского рога жевали листья ката – этот стимулятор по действию сходен с метамфетамином. После этого люди становились разговорчивыми и гиперактивными, впадали в эйфорию, сердцебиение у них учащалось, словно от нескольких чашек крепкого кофе. В тот же период аборигены Австралии обнаружили растение питури, а жители Северной Америки – табак. Оба растения можно было курить или жевать, в обоих содержалось значительное количество никотина. Семь тысяч лет назад обитатели Анд начали жевать листья коки. Самаряне научились получать опиум, который доставлял им такое наслаждение, что они даже зафиксировали инструкции по получению этого вещества на небольших глиняных табличках.
* * *
Зависимость от веществ в том виде, в каком мы ее знаем, – явление относительно новое, поскольку связано со сложными химическими процессами и дорогостоящим оборудованием. В сериале «Во все тяжкие» учитель химии Уолтер Уайт становится производителем метамфетамина, одержимым чистотой своего продукта. Он выпускает «Синее небо» – вещество, чистое на 99,1 %, что мгновенно приносит ему всеобщее уважение (и миллионы долларов грязных денег). В действительности же метамфетаминовые наркоманы будут покупать все, что смогут найти, поэтому дилеры разбавляют чистый продукт наполнителями. Но вне зависимости от чистоты производство наркотика – сложный технический процесс. То же относится и ко многим другим наркотикам, отличным по химическому составу от растений, содержащих их основные компоненты.
До того как производство и продажа наркотиков стала доходным бизнесом, врачи и химики определяли их влияние путем проб и ошибок или случайно. В 1875 году Британская медицинская ассоциация избрала своим сорок четвертым президентом семидесятивосьмилетнего сэра Роберта Кристисона . Кристисон был человеком высоким, жестким и эксцентричным. Медицинской практикой он начал заниматься пятьдесят лет назад, когда преступные элементы английского общества учились травить друг друга мышьяком, стрихнином и цианидом. Кристисон заинтересовался, какое влияние эти и другие токсины оказывают на человеческое тело. Найти добровольцев было нелегко, поэтому он десятилетиями принимал и выводил из себя опасные яды, фиксируя их воздействие в реальном времени, пока не терял сознание.
Одним из таких токсинов был небольшой зеленый лист, от которого во рту Кристисона все онемело, а затем он ощутил прилив сил и почувствовал себя намного моложе своего преклонного возраста. Ученый настолько воспрял духом и телом, что решил отправиться на длинную прогулку. Через девять часов он вернулся домой, пройдя пятнадцать миль, и записал, что не ощущает ни голода, ни жажды. На следующее утро он проснулся бодрым и готовым к испытаниям нового дня. Кристисон жевал листья коки – из этого растения и получают знаменитый стимулятор кокаин.
В зависимости нет ничего однозначно плохого. Многие зависимые – это люди, которые по-настоящему любят есть, пить, играть в карты или читать.
В тысяче миль к юго-востоку от Британии, в Вене, молодой невролог также занимался опытами с кокаином . Многие помнят Зигмунда Фрейда по его теориям человеческой личности, сексуальности и сновидений, но в свое время он был известен тем, что активно пропагандировал кокаин. Химики впервые синтезировали это вещество тридцать лет назад. Фрейд заинтересовался рассказом о знаменитой 15-мильной прогулке Кристисона. Он обнаружил, что кокаин не просто придает ему силы, но и избавляет от повторяющихся приступов депрессии и несварения. В одном из девяти сотен писем к своей невесте Марте Бернейс Фрейд писал:
«Если все пойдет хорошо, я напишу статью о [кокаине], и полагаю, что это вещество займет свое место в терапии, потеснив или вовсе вытеснив морфий… Я регулярно принимаю очень малые дозы кокаина против депрессии и несварения – и с самым блестящим результатом».
Жизнь Фрейда была непростой, но десять лет, прошедшие после этого письма к Марте, выдались особо сложными. Все началось со взлета: в 1884 году он опубликовал статью «О коке». По словам Фрейда, его статья была «хвалебной одой в честь волшебного вещества». В этой драме он играл все роли: был и экспериментатором, и подопытным, и вдохновенным писателем.
«Через несколько минут после приема кокаина человек испытывает неожиданный восторг и чувство легкости. Он ощущает некоторое онемение губ и нёба, а затем прилив тепла в тех же областях… Психический эффект [кокаина]… состоит из приподнятого настроения и долгой эйфории, ничем не отличающейся от нормальной эйфории здорового человека».
Фрейд мельком упоминал и о темной стороне кокаина, хотя даже она его больше увлекала, чем пугала:
«Во время первого испытания я пережил короткий период токсичного эффекта… Дыхание замедлилось и стало глубже, я почувствовал усталость и сонливость. Я часто зевал и испытывал какую-то вялость… Если интенсивно работать под влиянием коки, то через три-пять часов ощущение благополучия ослабеет и для борьбы с утомлением понадобится дополнительная доза».
Многие психологи критиковали Фрейда за то, что самые знаменитые его теории невозможно проверить (действительно ли мужчины, которым снятся пещеры, в глубине души одержимы материнской утробой?), но с кокаином все было иначе. Судя по письмам, Фрейд обнаружил, что кокаин, как любой аддиктивный стимул, вызывает привыкание и его эффект снижается со временем. Единственный способ воссоздать первоначальные ощущения – это прием увеличивающихся доз вещества. Он принял не меньше десятка больших доз и неизбежно стал наркоманом. Ему стало трудно мыслить и работать без наркотика. Он твердо верил, что лучшие идеи приходят только под его влиянием. В 1895 году у него возникли проблемы с носом. Пришлось делать операцию, чтобы восстановить дыхание в поврежденных ноздрях. В письме к другу, отоларингологу Вильгельму Флиссу, Фрейд подробно описывает влияние кокаина. К сожалению, единственным веществом, снимающим боль в носу, был тот же наркотик. Когда боль становилась невыносимой, он смазывал ноздри водным раствором кокаина. Через год мучений он пришел к выводу о том, что кокаин более вреден, чем полезен. В 1896 году, через двенадцать лет после хвалебной оды кокаину, Фрейду пришлось полностью отказаться от него.
Как мог Фрейд видеть в кокаине только плюсы, не замечая минусов? На заре увлеченности наркотиком он решил, что кокаин способен преодолеть зависимость от морфина. Он описывал пациента, который бросил принимать морфин и переживал тяжелую ломку с ознобом и приступами депрессии. Но когда он начал принимать кокаин, то полностью исцелился и смог вести нормальную жизнь – с помощью ежедневной значительной дозы нового наркотика. Главной ошибкой Фрейда была его вера в то, что подобный эффект постоянен:
«Через десять дней он смог полностью восстановиться с помощью лечения кокой. Но лечение морфиновой зависимости с помощью коки ведет не просто к замене одной зависимости другой… Использование коки – это временная мера».
Фрейд был очарован кокаином еще и потому, что он жил в такое время, когда считалось: зависимость влияет лишь на тех, кто слаб разумом и телом. Гений и зависимость – две вещи несовместные. Как и Роберт Кристисон, он открыл кокаин в период своего интеллектуального взлета. Фрейд настолько неправильно оценивал кокаин, что считал его способным заменить и полностью устранить морфиновую зависимость. И он был не одинок в этом заблуждении. За двадцать лет до статьи Фрейда полковник армии конфедератов впал в зависимость от морфина в результате лечения тяжелого ранения, полученного во время последней битвы гражданской войны. Он тоже считал, что сможет преодолеть зависимость от морфина с помощью микстуры с кокаином. Он ошибался, но его лекарство стало одним из самых широко потребляемых веществ на Земле.
* * *
Гражданская война в Америке закончилась короткой, но кровопролитной битвой перед Пасхой 16 апреля 1865 года. Армии Союза и Конфедерации сошлись на реке Чаттахучи, близ Коламбуса, штат Джорджия. Кавалерия сражалась у двух мостов через эту реку. Несчастный конфедерат Джон Пембертон столкнулся с кавалерией Союза, когда пытался блокировать мост, открывающий путь в самое сердце Коламбуса. Пембертон выхватил саблю, но в него выстрелили, прежде чем он смог ею воспользоваться. Он корчился в агонии, когда солдат Союза рубанул его по груди и животу. Пембертон находился на грани смерти, хотя друг сумел вытащить его с поля боя.
Пембертон выжил, но сабельная рана причиняла ему жестокие мучения. Как и тысячи других раненых, он лечил боль морфином. Сначала армейские врачи выписывали ему малые дозы через большие промежутки времени, но у Пембертона начало развиваться привыкание. Ему требовались все больше морфина, принимал он его все чаще и в конце концов стал настоящим наркоманом. Врачи изо всех сил пытались отучить его от наркотика, но он обгонял их – еще до войны он стал химиком, и, когда армейские доктора начали ему отказывать, он обратился к своим прежним поставщикам. Друзья беспокоились, да и сам Пембертон со временем был вынужден признать, что морфин приносит ему больше вреда, чем пользы.
Как хороший ученый (и как впоследствии Фрейд), Пембертон начал экспериментировать . Он хотел найти замену морфину – вещество, которое снимало бы боль, но не вызывало зависимости. В 80-е годы XIX века, после нескольких неудачных попыток, Пембертон нашел решение: вино, листья коки, орехи колы и листья ароматического кустарника «дамиана». В то время Управления по контролю за продуктами и лекарствами не существовало, поэтому Пембертон свободно (пусть и неграмотно) воспевал медицинские свойства своего средства, хотя и не был полностью уверен в том, как оно действует. В 1885 году он разместил в одной газете такую рекламу:
Фрейд был очарован кокаином еще и потому, что он жил в такое время, когда считалось, зависимость влияет лишь на тех, кто слаб разумом и телом. Гений и зависимость – две вещи несовместные.«Лечебные качества «Французского вина с кокой» подтвердили более 20 тысяч самых просвещенных медиков мира… Американцы – самая нервная нация в мире… Всем, кто страдает нервными проблемами, мы рекомендуем использовать это замечательное, восхитительное средство. «Французское вино с кокой» незаменимо для лечения всех, кто испытывает нервное беспокойство, страдает диспепсией, психическим и физическим измождением, любыми хроническими болезнями, раздражительностью желудка, запорами, головными болями, невралгией и т. п. Все эти болезни быстро излечиваются с помощью нашего средства……Кока лучше любых лекарств наполняет жизненной силой сексуальные органы, излечивает половую слабость, импотенцию и т. п., даже когда все другие средства оказываются бесполезными.Для тех несчастных, кто впал в зависимость от морфина или опиатов или чрезмерно употребляет алкоголь, «Французское вино с кокой» станет настоящим благословением. Тысячи людей утверждают, что это самое лучшее средство, способное поддержать ослабленный и гибнущий организм».
Как и Зигмунд Фрейд, Пембертон верил, что сочетание кофеина и листьев коки сможет победить зависимость от морфина, не создав новой. Когда в 1886 году местное правительство приняло сухой закон, Пембертон убрал из своего напитка вино и назвал новый состав «Кока-Кола».
Здесь история разветвляется. «Кока-Кола» переходила из рук в руки. Сначала рецепт напитка приобрел магнат Аса Кандлер, а затем им занялись гении маркетинга Эрнест Вудрафф и У. С. Брэдли. Вудрафф и Брэдли придумали гениальную идею – продавать «колу» упаковками по шесть бутылок. Такие упаковки было легко переносить из магазина домой. Создатели идеи невообразимо обогатились. Судьба Джона Пембертона же была трагична. «Кока-Кола» не стала эффективной заменой морфину, и его зависимость еще более усилилась. Кокаин не вытеснил морфин, а породил новую проблему. Здоровье Пембертона продолжало ухудшаться, и в 1888 году он умер в полной нищете.
Сегодня нам легко рассуждать о том, как плохо Фрейд и Пембертон понимали действие кокаина, и ощущать собственное превосходство. Мы твердим детям, что кокаин опасен. Трудно поверить, что всего сто лет назад специалисты считали его чуть ли не панацеей. Но нам нечем гордиться. Кокаин очаровал Фрейда и Пембертона, а нас сегодня точно так же очаровывают достижения технологии. Мы видим только блестящие преимущества: легкодоступные развлекательные порталы, услуги такси и клининговые компании; Facebook и Twitter; Instagram и Snapchat; Reddit и Imgur; Buzzfeed и Mashable; Gawker и Gizmodo; сайты азартных игр, видеоплатформы и музыкальные хабы; сточасовая рабочая неделя и четырехминутные программы упражнений – и появление новой разновидности обсессий, компульсий и зависимостей, которых в ХХ веке не было и в помине.
А теперь давайте поговорим о социальном мире современного подростка.
* * *
В 2013 году психолог Кэтрин Стейнер-Адаир объяснила, что многие американские дети впервые сталкиваются с цифровым миром, когда замечают, что не могут привлечь внимание своих родителей . «Моя мама почти всегда за обедом сидит в iPad, – сказал психологу семилетний Колин. – Она «просто смотрит». Семилетняя Пенни рассказала: «Я прошу ее: давай поиграем, давай поиграем, а она все время что-то набирает на своем телефоне». Тринадцатилетняя Анджела хотела бы, чтобы ее родители поняли: «технология – это еще не весь мир… это раздражает, потому что у вас есть семья! Почему бы нам не провести время вместе? А они твердят: «Подожди, мне нужно кое-что проверить на своем телефоне. Мне нужно позвонить на работу и узнать, что происходит». Родители маленьких детей наносят им еще больше вреда, когда постоянно проверяют свои телефоны и планшеты.
С помощью закрепленных на голове видеокамер исследователи доказали, что младенцы инстинктивно следуют за взглядом родителей . Постоянно отвлекающиеся взрослые воспитывают таких же детей: родители, которые не могут сосредоточиться, учат детей тем же шаблонам внимания. Ведущий исследователь пишет: «Способность детей удерживать внимание считается важным показателем дальнейших успехов в таких сферах, как овладение речью, решение проблем, и в других важнейших областях когнитивного развития. Воспитатели, которые постоянно отвлекаются, чей взгляд блуждает во время игры с детьми, оказывают негативное влияние на развитие этой способности у детей на ключевом этапе их жизни» .
Дети не рождаются с тягой к технологиям, но они начинают воспринимать ее как нечто незаменимое. Когда они приходят в среднюю школу, их социальная жизнь перемещается из реального мира в мир цифровой. День за днем они делятся сотнями миллионов фотографий в Instagram и миллиардами текстовых сообщений. Они не хотят отрываться от этого процесса, потому что именно в нем находят дружбу и повышают самооценку.
Взаимодействие в сети не просто отличается от взаимодействия в реальном мире – оно намного хуже. Люди учатся сочувствию и пониманию, видя, как их поступки влияют на других людей. Сочувствие невозможно без мгновенной обратной связи. Этот навык вырабатывается очень медленно. Анализ семидесяти двух исследований показал, что за период с 1979 по 2009 год уровень сочувствия у студентов колледжей значительно снизился. Они реже ставят себя на место других людей и меньше тревожатся за окружающих. Эта проблема актуальна для юношей, но еще серьезнее она для девушек. Как показало одно исследование, каждая третья девушка-подросток полагает, что их ровесники наиболее жестоки друг к другу в социальных сетях. Так считает каждый одиннадцатый мальчик-подросток в возрасте 12–13 лет и каждый шестой в возрасте 14–17 лет.
Многие подростки отказываются от телефонного и личного общения, переводя все контакты в текстовый вид. «Лично общаться бывает неловко, – сказала одна девочка психологу Стейнер-Адаир. – Я с кем-то поссорилась, а потом пишу и спрашиваю: «Можно тебе позвонить или пообщаться по видеосвязи?» Мне отвечают: «Нет». Другая девочка сказала: «В таком общении можно все обдумать и спланировать, выбрать, что именно сказать. И не нужно смотреть на человека и видеть его реакцию». Научиться эффективному общению подобным образом невозможно, потому что тут исключен прямой контакт. Как пишет Стейнер-Адаир: «Текстовые сообщения – это самый худший метод обучения человека, которому необходимы зрелые, теплые и чуткие отношения». Но подростки выбирают именно его. Они либо зависают в интернете, либо просто не хотят «тратить время» на общение со своими друзьями.
Журналистка Нэнси Джо Сейлз, как и Стейнер-Адаир, беседовала с девушками 13–19 лет, чтобы понять, как они взаимодействуют с социальными сетями . Два с половиной года она путешествовала по Соединенным Штатам, посетила десять штатов и поговорила с сотнями девушек. Она тоже пришла к выводу, что они с головой погружены в мир интернета, где учатся жестокости, чрезмерной сексуальности и социально неприемлемому поведению. Иногда социальные сети служат просто еще одним способом общения, но для многих девушек они становятся источником душевных страданий. Это настоящий идеальный шторм: почти все девушки-подростки пользуются одной или несколькими социальными сетями, и им приходится выбирать между социальной изоляцией и компульсивным чрезмерным погружением в них. Неудивительно, что, придя из школы, многие каждый день проводят долгие часы за написанием постов и загрузкой фотографий. Такое поведение кажется им совершенно естественным и рациональным.
Джессика Контрера вслед за Сейлз написала статью «13, прямо сейчас» . Статья была опубликована в газете Washington Post. Контрера описала несколько дней из жизни тринадцатилетней девушки Кэтрин Поммеренинг, обычной восьмиклассницы, которая буквально сгибается под грузом множества «лайков и лолов». Самые печальные слова девушки Контрера поместила в конец статьи. Кэтрин сказала: «Я больше не чувствую себя ребенком. Я не веду себя по-детски. В шестом классе, когда все мои подружки получили смартфоны и загрузили Snapchat, Instagram и Twitter, я перестала заниматься тем, чем занималась раньше. Мы больше не играем в игры на переменах, забыли об игрушках… Все осталось в прошлом».
Мальчики меньше времени проводят за пагубным интернет-общением, но многие из них подсаживаются на игры. Проблема эта настолько очевидна, что некоторые разработчики даже убрали свои игры с рынка. Они начали раскаиваться – не потому, что в их играх присутствует секс или насилие, но потому, что они вызывают сильнейшую зависимость. При правильном сочетании предвосхищения и обратной связи мы готовы играть часами, днями, неделями, месяцами и даже годами. В мае 2013 года вьетнамский разработчик Донг Нгуен выпустил игру Flappy Bird для смартфона . В ней игроки должны были направлять птицу в обход различных препятствий, постоянно постукивая по экрану. Какое-то время потребители игнорировали ее и даже критиковали за то, что она слишком сложна и похожа на Super Mario Bros от Nintendo. Восемь месяцев эта игра занимала последние места в рейтинге приложений.
Но все изменилось в январе 2014 года. Неожиданно игру стали загружать тысячи пользователей, и к концу месяца она стала самым популярным бесплатным приложением в онлайн-магазине Apple. На пике студия Нгуена зарабатывала 50 тысяч долларов в день на одной лишь рекламе.
Для скромного разработчика игр это стало настоящим Граалем. Нгуен должен был прийти в восторг, но он страдал. Десятки обозревателей и поклонников Flappy Bird жаловались, что впали в полную зависимость от игры. На сайте магазина Apple пользователь Jasoom79 писал: «Игра разрушила мою жизнь… Ее побочные эффекты хуже кокаина и метамфетамина». Walter19230 озаглавил свой пост «Апокалипсис» и начал его словами: «Моя жизнь кончена». Mxbdlsnsk предостерегал потенциальных пользователей от загрузки этой игры: «Flappy Bird станет моей смертью. Для начала скажу: НЕ загружайте эту игру ни в коем случае… Меня предупреждали, но я отмахнулся… Я не сплю, не ем, я теряю друзей».
Даже если подобные отзывы преувеличены, игра явно принесла больше вреда, чем пользы. Сотни людей сравнивали Нгуена с наркодилером, а его продукт – с метамфетамином и кокаином. То, что начиналось как идеалистический подвиг любви, стало губить жизни, и создатель игры терзался угрызениями совести из-за своего успеха. 8 февраля 2014 года он написал в Twitter:
«Хочу извиниться перед пользователями Flappy Bird. Через 22 часа я удалю игру. Я больше не могу этого выносить».
Некоторые пользователи Twitter сочли, что Нгуен нарушил права защиты интеллектуальной собственности, но он быстро отмел эти предположения:
«Это не связано с юридическими проблемами. Я просто не могу больше этого выносить».
Игра исчезла, и Нгуен скрылся из поля зрения. В интернете появились сотни подражаний, но Нгуен уже сосредоточился на другом проекте – более сложной игре, которая не должна была вызывать зависимости.
Flappy Bird вызывала зависимость отчасти потому, что все в ней двигалось быстро: быстрое постукивание пальцами, быстрая смена уровня, быстрое появление новых препятствий. Мир за пределами игры тоже стал двигаться быстрее, чем раньше. Вялость – враг зависимости, потому что люди более резко реагируют на быстрые связи между действием и результатом. В современном мире очень немногое происходит медленно. Быстро развивается технология, все более скоростным становится транспорт, все меньше времени требуется на покупки. И наш мозг уже жаждет скорости.
* * *
Сегодня мы лучше понимаем природу зависимости, чем в XIX веке, но она постоянно меняется со временем. Химики придумывают новые вещества, а разработчики – новые опыты, которые стимулируют аддиктивное поведение. В последние два-три десятилетия этот процесс еще больше ускорился и не собирается замедляться. Совсем недавно врач выявил первого зависимого от очков Google Glass – отставной морской офицер проявлял все симптомы ломки, когда пытался отказаться от гаджета. Он пользовался им по 18 часов в день. Он даже сны свои стал воспринимать так, словно видел их через это устройство. Врачам этот человек рассказал, что ему удалось преодолеть алкогольную зависимость, но нынешнее его состояние гораздо хуже. Даже во сне по ночам указательный палец его правой руки постоянно совершал непроизвольные движения в поисках кнопки включения устройства, которой больше не было рядом .
При правильном сочетании предвосхищения и обратной связи мы готовы играть часами, днями, неделями, месяцами и даже годами.
Назад: Часть 1 Что такое поведенческая зависимость и откуда она берется?
Дальше: 2 Зависимость живет в каждом из нас
