Глава 2,
ГДЕ МЕНЯ ОТПРАВЛЯЮТ ТУДА, НЕ ЗНАЮ КУДА, ЗА ТЕМ, НЕ ЗНАЮ ЧЕМ
На том свете меня никто не ждет.
Да, мама вызвала на два дня раньше — в начале выходных, а не в конце, как договаривались. Но могла бы хоть карету прислать, а не просто портал бросить!
В итоге стою я перед домом Роз, где жила все время, пока притворялась моей сестрой. Стою, смотрю на здоровенный замок на воротах, на табличку «Продано с аукциона». И такая тоска в мою душу вползает! Черная. Аж разбить что-нибудь хочется.
Куда б податься? В принципе смутно, но я помню дорогу до королевских садов, а оттуда и до дворца недалеко. Но! До садов в прошлый раз мы летели на драконе, платил Дамиан, а сейчас у меня по закону подлости в кармане ни копейки. В кармане пижамы, между прочим, — я же не знала, что портал выбросит меня посреди улицы. А стоило догадаться: если мама портал открывает — жди беды. Феи легкомысленные существа… Неужели и я такой же стану?
В общем, стою я, как… не очень умная женщина, перед закрытыми воротами, в белой пижаме с голубыми слониками, переминаюсь с ноги на ногу в розовых тапочках с помпонами, прижимаю к груди любимого плюшевого мишку, с которым сплю… И прямо хочется мне что-нибудь разбить, ну очень хочется!
Ладно, дворец отпадает. Куда еще? Вроде бы здесь до главного столичного театра недалеко. Что скажет низложенная мной королева Изабелла, если я явлюсь к ней с медведем под мышкой и в розовых тапочках? Не то чтобы она меня и в бальном платье бы хорошо приняла… Да еще и в семь утра. Мама у меня тоже придерживается принципа, что кто рано встает — тому все блага мира?
Хм. А куда еще?.. О, я знаю — к Дамиану. Дорогу до школы смутно, но помню. Идти, правда, долго. Зато Дамиан точно проснется. Вот кто мне будет рад в любое время дня и ночи, да?
Ну вот и проверим.
Это получается забавное путешествие. Улицы сказочного королевства рано утром отнюдь не так пусты, как можно подумать. Ну казалось бы — куда тут все спешат в выходной день, да еще и спозаранку? Ан нет — мимо меня дважды (туда и обратно) проезжают по очереди булочник, молочник, зеленщик и мальчишки с листовками (ха, король Ромион занялся агитками?). Меня пытаются зазвать к гадалке (ну точно же девица в пижаме сбежала из дома из-за несчастной любви!), меня приглашают работать моделью скульптор, уличный художник (и не один) и даже женатая пара — вышивальщица с портным (тут я слегка настораживаюсь). Спустя час о моем появлении, кажется, знает уже весь город (особенно если учесть, что я сворачиваю не туда и попадаю на рынок — уже открывшийся). Меня угощают горячей булочкой с карамелью и стаканом лимонада. У доброго булочника сразу прибавляется покупателей — юные подмастерья, лакеи и праздно шатающиеся с похмелья или от несчастной любви аристократы наперегонки кидаются покупать мне булочки, крендельки и мороженое (да, мороженщику тоже перепадает). О моем появлении складывают уличную песню, которую скандируют мальчишки — разносчики пирожков (пока я прячусь от толпы поклонников под чьим-то прилавком).
Кажется, папа был прав насчет паранджи.
В общем, в школу я являюсь во главе громадной толпы мужчин, которые спешат накормить меня завтраком, обедом и ужином сразу, подарить цветы, предложить сводить «туда, где ты еще не была», организовать для меня бал и сшить, а потом и купить лучшее платье в мире. И да, если бы эти энтузиасты выстроились в очередь и говорили не хором, я была бы, может, и польщена. А так мне пришлось удирать от них с тапочками и медведем под мышкой, пока эта толпа ненормальных неслась за мной до самого мужского общежития (которое я каким-то чудом все-таки нашла). Еще и поют песню о моей сногсшибательной красоте (вот и сшиблись бы с ног, в самом деле!).
Так что да, мое появление получается очень эффектным.
— Не впускайте их! — кричу я сонному юноше в синей пижаме — единственному обитателю холла в восемь утра.
Юноша пожимает плечами и щелкает пальцами. Барабанящая в дверь и окна толпа затихает, как выключенная. Еще мгновение длится эта ненормальная тишина — а потом все расходятся, словно резко вспомнили про неотложные дела и — слава богу — напрочь забыли про меня.
— Ух ты, — выдыхаю я, глядя им вслед. — Круто. Как ты это сделал?
Юноша зевает, запускает руку в и так всклокоченную темную шевелюру.
— А я этот… ну… менталист.
— Да? — Я с опаской отступаю к двери. Менталист — это в смысле без мыла залезет в мою голову, прочтет мысли и пошлет к черту?
— Ага. — Парень равнодушно скользит взглядом мимо меня, шарит руками по ближайшему подоконнику. — А ты… — выуживает и надевает толстенные очки, — кто?
И поднимает на меня взгляд.
Я прямо вижу, как у него в глазах начинают плясать сердечки. Это, конечно, блики на стеклах очков, но мне становится очень не по себе. Еще сильнее, чем когда он сказал про менталиста.
— Ну, спасибо тебе, и все такое. Я, пожалуй, пойду.
— А-а-а… в-в-а… — блеет бедняга и краснеет до ушей и дальше. — Д-д-да…
Мне его жаль. И я делаю большую ошибку: хлопаю его по плечу и желаю:
— Ну, в общем, хорошего утра.
Ошибку, потому что, спохватившись, этот горе-влюбленный бежит за мной.
— П-п-постойте! А в-в-вы… Феям нельзя!
Я уже поднимаюсь по лестнице, пытаясь вспомнить, как попасть в комнату Дамиана. Вроде бы она далеко от холла. Налево потом по коридору или направо? И какой этаж?
— П-подождите! Нельзя! Феям нельзя!
— Чего нельзя? — оборачиваюсь я, и парень в очках моментально снижает обороты.
— Н-н-нельзя… Это м-м-мужское общежитие. А хотите… хотите, я вас в женское п-п-провожу? Вы, наверное, з-з-заблудились…
— Не хочу. Лучше скажите, господин менталист, как мне пройти в комнату Дамиана?
— К-кого?
— Дамиана. — Я очень стараюсь не казаться грубой. Надо привыкать, я же теперь фея… — Он брат короля Сиерны…
— Демонолога! — выпаливает несчастный менталист. И бледнеет.
— Да нет, Ромион вроде не демонолог…
Но парень не слушает. Он хватает меня за руку, потом отпускает, словно обжегся. Смотрит взволнованно:
— Вам нельзя к нему, госпожа, это опасно. Дамиан…
— … мой друг. — Я отворачиваюсь и наугад выбираю коридор. Пойду налево, терять-то уже нечего.
— Но, госпожа, — торопится за мной менталист, — поймите, это вам сейчас кажется, что вам нужно… А на самом деле, — задыхается он, а я торопливо заглядываю во все комнаты, где дверь открывается: библиотека, гостиная, еще гостиная, учебная… — А на самом деле он вас призвал и… Госпожа! А если вы девственница?!
Я резко оборачиваюсь и одариваю беднягу таким взглядом, что он снова заливается краской. Но увы, не умолкает.
— Госпожа, да послушайте! Нет, туда нельзя! Это жилые комнаты!
— И мне нужна комната Дамиана. Послушай… те. Мне нужна помощь, или я правда буду ломиться в каждую дверь.
Какое там! Менталист задыхается от волнения, но помогать не собирается, а я снова собираю толпу — невыспавшихся магов на этот раз, которые прожигают меня взглядами, вываливаясь из-за открывшихся на стук дверей. Всклокоченные, кто-то с мишками, как и я, кто-то с деревянным мечом наперевес, с дубиной, с плакатом «Не беспокоить!», с комплектом расчесок, с кинжалом, с жезлом, с котом…
— Не он, не он, не он, — говорю я, переходя от двери к двери. Да сколько ж народу учится в этой школе? Странно, а я раньше только наш класс видела…
«Не я?» — отражается на лице каждого всклокоченного и заспанного. Но никто не возражает — стоит им только бросить взгляд на меня (тоже, кстати, всклокоченную и помятую), их как будто переклинивает… ну, помните — сердечки.
В общем, я снова собираю толпу, которая готова показать мне общежитие, школу — да хоть всю столицу, но только не комнату Дамиана.
Гомон стоит такой, что мне кажется, я потихоньку схожу с ума. И уже прикидываю, куда же мне отсюда бежать, когда в коридоре слева что-то взрывается. И наступает относительная тишина.
Относительная, потому что в ней на толпу проснувшихся парней бросаются духи. Парни уже привычно их зачаровывают, меня пытаются затоптать, отодвигают подальше, к стене… когда над всем этим бедламом взлетает громкий недовольный голос:
— Я же просил… — и дальше нецензурное. Потом снова: — Просил дать мне поспать!
Волна юных волшебников колышется передо мной, и гам стихает.
— Кто заступил черту? — требует между тем голос, в котором я с трудом, но узнаю Дамиана. — Кто, я спрашиваю?!
И все эти менталисты, природники, стихийники (и кто там еще?) отступают от несчастного коридора, обтекая меня, являя темную фигуру (в прямом смысле темную: Дамиан, оказывается, спит во всем черном), в ауре холодной ярости надвигающуюся на нас.
Потом кто-то хватает меня за руку, пытается увести вместе со всеми, но я вырываюсь и, работая локтями, пробираюсь к этой жуткой фигуре, окруженной духами, точно темно-фиолетовым облаком.
— Ты что? С ума сошла? Вернись! — шепчут мне и пытаются снова схватить, вернуть в испуганное людское «море», но я оказываюсь быстрее.
Дамиан тем временем решает всех простить, но с условием: он требует человека с третьей группой крови для эксперимента, а еще «добудьте мне черную крысу, и я, так и быть, вернусь в комнату».
— Господа, не заставляйте меня вспоминать, у кого тут эта демонова третья кровь! Или мне снова вызывать архи…
— У меня! У меня вторая группа, но я же сгожусь! — кричу я, вырываясь-таки вперед. — Привет, Дамиан!
Толпа за моей спиной замирает.
Дамиан тоже замирает. А потом меняется на глазах: демонов как не бывало, яростной ауры тоже. Пижаму он перекрасить, конечно, не успевает, но сам весь розовеет, ярко улыбается…
— Виола!
Толпа обреченно ахает, когда Дамиан обнимает меня за плечи и, зардевшись (я целую его в щеку), торопливо говорит:
— Виола, ты замерзла, пойдем ко мне, тебе надо переодеться… Э-э-э, то есть нет, ко мне не пойдем, у меня там, ну…
— Что, девственница? — в шутку интересуюсь я, оборачиваясь и подмигивая изумленным зрителям.
— Нет, суккуба…
— Что? Суккуба?! — Да, я уже успела прочитать классификацию демонов и запомнила, что суккуба — это секс-демон для мужчин. — Где?!
Эпопея «ворвись в каждую спальню, которая на глаза попадется» продолжается — с той только разницей, что позади теперь не движется огромной гусеницей толпа разбуженных парней, а всего лишь мечется один демонолог-гот, который тут, кажется, гроза всей общаги.
— Виола, ты все не так поняла! Она мне нужна… Ну, для эксперимента! — А сам пассы какие-то делает и меня за руку схватить пытается. — Виола, ну пойдем, я тебя завтраком накормлю, твои любимые булочки со смородиновым конфитюром! Или шоколадом. Хочешь с шоколадом?
Я мрачно распахиваю третью дверь, с порога натыкаюсь на пентаграмму, в центре которой еще возлежит нечто порочно-роскошное, увенчанное изящными рожками, а через пару мгновений остается только лифчик со стразами да запах дорогих духов вместе с затихающим вдали: «Еще увидимся, милый».
— Милый? — Я наклоняюсь, подбираю лифчик (ха, у меня нынче грудь больше!) и выпрямляюсь. — Милый?!
— Виола, — щенячьим взглядом смотрит на меня оробевший Дамиан. — Ты правда все не так поняла. Я только… я…
— Меня месяц не было, а ты в Астрале развлекался? — Да, признаюсь, я не столько зла, сколько взгляды благодарной публики меня вдохновляют. — С этим? — размахиваюсь лифчиком. — И с девственницами?!
— Виола… — Дамиан отступает, и толпа перед ним расступается, образуя коридор — перед ним и мной. — Виола, ты не думай… Я никогда… Я не…
— Угу. Я не думаю. Но лифчиком я тебя все-таки профилактически отстегаю. Чтобы запомнил.
— Виола!
Но я уже размахиваюсь, и гроза общежития, демонолог, ужас и будущий Темный Властелин бежит прочь от взбесившейся феи-девственницы. Думаю, это войдет в местные байки. А может, даже песню споют. А то и не одну.
Заканчивается все, впрочем, как всегда, прозаично.
— Дорогу королю! Его Величество идет! Дорогу! — Меня сгребает за шкирку какой-то громила-стражник, Дамиан разворачивается и бросается меня спасать, я по инерции еще размахиваю лифчиком… Попадаю прямо по макушке Ромиону (а что, он же мелкий).
Ничтоже сумняшеся, Ромион вырывает у меня деталь суккубиного гардероба. Рассматривает, хмыкает. Делает стражнику знак меня отпустить, поворачивается к брату:
— Я же говорил, она узнает.
Дамиан заливается краской и бормочет: «Виола, это не то, что ты думаешь», — а Ромион тем временем снимает плащ, встав на цыпочки, укутывает им меня (плащ оказывается мне чуть ниже колен) и вежливо улыбается.
— Ваше Высочество, прошу в мою карету, — и уже Дамиану: — Брат, приведи себя в порядок. Я жду тебя не раньше чем через два часа.
Дамиан встречается со мной взглядом, я корчу рожицу и киваю, мол, все нормально, потом поговорим.
— Прошу, Ваше Высочество, — подталкивает меня к дверце Ромион. И уже внутри: — Здравствуй, Виола. Не могла бы ты в следующий раз появиться менее эффектно? — Карета трогается, меня вжимает в мягкое сиденье, а Ромион продолжает: — Мне пришлось отменить завтрак с эльфийским послом, потому что, цитирую капитана моей стражи: «Какая-то сумасшедшая фея носится по городу и зачаровывает честных жителей розовым медведем». — Он замолкает на мгновение, хмурится, глядя, как я усаживаю медведя на подушку рядом с собой. Вздыхает и тянется к нему. — Виола, у тебя совесть есть? Приносить магические артефакты из другого мира…
— Не тронь Самсона! — Я прижимаю медведя к себе. — Он невиновен! И вообще, никакой он не артефакт, а мой единственный плюшевый друг. И любит меня — в отличие от тебя, Твое Величество.
Ромион одаривает Самсона таким красноречивым взглядом, что я поскорее прижимаю голову медведя к своему боку.
— Самсон, никто нас здесь не любит!..
— О звезды, Виола, прекрати! — вздыхает Ромион. — Лучше расскажи, как так получилось, что ты разгуливаешь по улицам моей столицы в непотребном виде? Даже Дамиан после своих экспериментов на такое не способен.
Я вздыхаю еще горше.
— Нормальная у меня пижама. Тебе слоники не нравятся?.. Ромион, мне-то откуда знать? Спроси мою маму, почему она с утра пораньше портал прислала и не предупредила, что следует хотя бы нормально одеться? Я думала, окажусь в моей старой спальне… Кстати, а что там с моим домом? В смысле, с домом Роз?
Ромион хмуро глядит на меня. Недоволен, вечно он всем недоволен!
— Поскольку выяснилось, что король Кремании этот особняк никогда не покупал, а счет за его обслуживание приходит в мое казначейство благодаря моей дорогой и, к несчастью, все еще живой мачехе… Виола, дешевле будет тебе жить во дворце.
— То есть дешевле? А если… если я не хочу жить во дворце? Ромион, тебе что, для меня дом жалко? После всего, что я сделала?.. Ромион, ты знаешь, что жадность с людьми творит?
— Я знаю, что творит расточительство короля с его подданными. Особенно бедными подданными, — парирует Ромион, хмурясь еще сильнее. — Виола, ты не могла бы перестать это делать?
— А что я делаю?
— Зачаровываешь меня. И с каждой минутой все сильнее. — Ромион действительно выглядит так, будто ему приходится сейчас бежать вместо лошадей. Даже капелька пота по виску стекает. — Пожалуйста, прекрати. Это низко — выпрашивать у меня обратно тот особняк таким способом.
— Выпрашивать? — ахаю я. — Да я ничего не делаю! Ромион, думать обо мне так — вот это низко! Послушай, я не знаю, что происходит, но я тебя не зачаровываю, я и колдовать-то толком не умею!
— А… ясно, — выдыхает минуту спустя Ромион и с видимым усилием отрывает взгляд от меня. — Королева, твоя мать, не показала тебе, как держать свою магию под контролем?
— Нет… А зачем? Какая магия, Ромион, я же правда ничего не делаю!
— Я сегодня же выскажу официальную ноту протеста Садам, — бормочет Ромион. — Виола, умоляю, отвернись. Звезды, как мой брат это терпит?..
Так мы и едем до дворца в мертвой тишине, старательно глядя в разные стороны. И атмосфера в карете такая, что стоит не так вздохнуть, как между нами заискрит. Все-таки Ромион неисправим…
У парадного подъезда — того самого, где нас всего-то месяц назад встречали сиернские придворные, ужасаясь моему уродству и сочувствуя Ромиону, наша карета останавливается, Ромион приказывает (именно приказывает — королевский титул на него плохо влияет) мне оставаться в карете и громко требует к себе придворного мага.
Придворный маг еще молод — для мага, я имею в виду. Или я просто жертва стереотипа, что придворные маги все, как Мерлин, старики? Этому волшебнику на вид лет тридцать, и все равно очень забавно выглядит, когда он кланяется маленькому юному Ромиону и взволнованно интересуется, что происходит.
— Сделай с ней что-нибудь! — вместо ответа выдыхает Ромион, неприлично указывая на меня пальцем.
Маг встречается со мной взглядом и бледнеет, как будто я не девушка, а какой-то… волколак! И только что съела его бабушку.
— Ваше Величество, может быть, вы просто вывезете ее за пределы Сиерны…
Я давлюсь воздухом. Этот колдун что, только что вежливо предложил Ромиону выкинуть меня за границу его страны?
Ромион вздыхает еще горше.
— Я не могу, это наследница Зачарованных Садов, — «а то бы выкинул» невысказанное повисает в воздухе.
— Да я сама уйду! — обиженно восклицаю я и, подхватив мишку, пытаюсь выбраться из кареты, но Ромион с магом встают в проходе грудью.
— Виола, не смей!
— Ваше Высочество, подождите, прошу вас… Минутку… Еще немного. — Колдун чарует, я с подозрением за ним слежу… Но в лягушку вроде не превращаюсь. Зато Ромион вдруг выдыхает, как будто снял с себя всю тяжесть мира.
— Звезды…
— Я запечатал… Ее Высочество… — задыхаясь, как после пробежки, говорит придворный маг.
— Надолго? — с надеждой интересуется Ромион, но маг качает головой:
— Часа на три, не больше.
— Я сейчас же вызываю королеву Садов! — бледнеет Ромион.
— Эй, а может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит?
Но Ромион себе не изменяет. Он торопливо отдает приказы, сдает меня с рук на руки армии горничных, которые несут меня в то, что здесь называется «гостевыми апартаментами», а по сути — дом в доме, в смысле, во дворце. Одна купальня чего стоит!
Где-то на периферии маячит придворный маг, но больше никаких мужчин — только горничные. Уносят моего Самсона, снимают с меня пижаму, облачают в утреннее платье, пытаются прибрать мои волосы… И когда терпеть это у меня сил больше нет, дурдом наконец прекращается — с приходом мамы.
Она вплывает в купальню, точно на облаке — из летних терпких ароматов. Розой всегда пахнет моя сестра, фиалкой, если верить Дамиану, — я, а вот мама — это всегда цветочная смесь, терпкая и требовательная. В детстве я представляла, что это золотая пыльца вокруг мамы — облако. И до сих пор мне так кажется — неудивительно, ведь мама теперь носит все золотое. Я не знаю названия ткани, из которой сшито ее платье, но это что-то цветочное. В смысле, если взять лепесток той же розы и приложить к маминому платью да покрасить в золотой, будет не отличить от той ткани.
Всегда красивая, моя миниатюрная мама теперь держит себя как истинная королева. Горничные перед ней расступаются, приседая в реверансах, словно заранее знали, что королева фей придет навестить дочь.
Я же смотрю на нее и вижу, что теперь, когда проклятие снято, я действительно очень на нее похожа. Волосы, фигура — возможно, у всех фей такие. Но вот черты лица — мы кажемся сестрами теперь, точно так же, как когда-то мама с бабушкой казались сестрами мне. Просто одна чуть-чуть старше — видно по взгляду. Мудрее, быть может?
Это было лет десять назад. Интересно посмотреть на бабушку сейчас… Ха. Сдается мне, скоро так и так ее увижу.
Мама прогоняет служанок и сама принимается за мной ухаживать… Дамиан как-то заметил, что я странно говорю о матери — о крестной ведьме и то теплее. Ему есть чему удивляться — у него, рассказывают, была нормальная, обычная мать. А я уже лет десять знаю: моя мама — наследница (а теперь и вовсе королева) и титул важнее, чем дочь. Дочери. Так или иначе, меня никогда это не удивляло: сложно удивляться обычаям фей, побывав в их Садах. Я и не удивляюсь — ни тому, что мама все-таки бросила папу, и даже ни тому, что отца Роз она точно так же бросила, как и саму Роз. Для фей это нормально: наследница обязана родить дочь… И забрать ее, когда та вырастет достаточно, чтобы ее магия пробудилась. Обычно это происходит в двенадцать, но я была проклята, а Роз так и осталась феей лишь наполовину. Это я тоже приняла как данность: хоть Роз и казалась мне истинной феей, до уровня мамы она никогда не дотягивала. Не такая красивая и без… всего этого. Флера. Пыльцы. Всего, что делает фею феей. Не знаю, мне пока сложно это объяснить, но я уже чувствую.
Сейчас, выходит, мое время пришло — этого я и боялась, когда говорила Габриэлю: я была в Садах и знаю, что там могут сделать с человеком. Со мной. Я не фея в душе, мне будет сложно. Наверное, мама это тоже чувствует: она долго стоит за моей спиной, глядя через мое плечо в зеркало. У нее тоже темно-синие, почти фиолетовые глаза, но взгляд сейчас грустный. Она знает, что меня ждет. Она сама через это прошла.
Я же говорила, что сказка сказкой — а жить в этом мире… Не знаю, может быть, принцессой это было бы замечательно. Но не постоянно, не всегда. И не феей. Не мне.
— Я научу тебя, как дать понять мужчинам, чтобы они тебя не тревожили, — говорит мама наконец. Она не говорит: «Я научу тебя, как стать незаметной». Или: «Как вернуть все, как было прежде». Мы обе знаем, что это невозможно.
Мама маленькая, меньше меня. Может быть, даже меньше Ромиона. И ее голос — он не человеческий, он тоньше. Нотки этого «нечеловеческого» я слышу последний месяц и у себя, когда говорю.
— Было бы проще, если бы твой отец дал увезти тебя, когда тебе исполнилось шесть.
Да, как раз тогда, когда я уяснила, что уродлива днем. И побывала в Зачарованных Садах — один-единственный раз. Меня там жалели. А если бы мама правда увезла меня тогда от папы навсегда — я бы стала парией среди фей. Одно дело терпеть неуклюжую уродину неделю, ну, две. Но годы? Легкомысленные феи столько ждать не могут.
Мама оглядывает приготовленные для меня платья и морщится. Протягивает руку — и ей на ладонь падает такая же «цветочная» ткань, из которой сделано ее платье.
— Фиалка, — глядя на меня, говорит мама. — Фиалка всегда будет твоим счастливым цветком. Повернись.
Ткань окутывает, превращаясь в громадную перевернутую фиалку. Пять темно-синих, под цвет моих глаз, лепестков расходятся от бедер, а лиф украшают все те же фиалки, только темнее и с ребристыми, точно рюш, краями.
— Хорошо, — решает мама. — Но вот еще…
«Еще» венок из фиалок ложится на мою голову — просто, но изысканно. Маленькая корона.
А я только малодушно радуюсь, что эти цветы молчат. Но Роз как-то говорила, что фиалки вообще неразговорчивы…
— Никому не позволяй заплетать тебе волосы, — предупреждает мама. — Они должны быть распущены. Так ты сильнее.
— Но они же мешаются…
— Потерпишь.
Моя мама, королева, легкомысленно относится к моим жалобам давным-давно. Наверное, ей так проще. Так проще и мне: до недавнего времени она совсем не лезла в мою жизнь.
Но я всегда знаю, если мне действительно, по-настоящему нужна будет помощь, мама сделает все, чтобы помочь. А еще — на самом деле под этим флером, и легкомыслием, и забывчивостью (она давно уже не поздравляет меня с днем рождения и с Новым годом тоже) мама все та же прекрасная, милая женщина-видение из моих детских снов, певшая мне колыбельную. Просто — незнакомка. Как и я для нее.
— Миледи… — Ромион, видно, решил, что раз с эльфийским послом завтрак не задался, так стоит наверстать его с королевой фей. Во всяком случае, нас ждет накрытый стол в столовой через три комнаты от купальни. Богато и изысканно: золото, тончайший фарфор, серебро и хрусталь… — Позвольте пригласить вас…
Они все-таки с мамой одного роста, с усмешкой замечаю я, садясь за стол. Ох, да что ж это — Ромион превзошел себя: он не только раздает нам обеим комплименты, он еще и приказал положить по десять вилок вокруг наших тарелок. Зачем? Даже отец Роз подобным излишеством не страдает…
Но мама, конечно, знает, как и когда пользоваться каждым прибором — чего не скажешь обо мне. Понятия не имею, кто как, а я все еще чувствую себя как красивая дылда, нарядившаяся в цветок. В общем, не в своей тарелке.
Хорошо хоть в разговоре участвовать не приходится: мама с Ромионом обсуждают какой-то экспорт, отчего мама нехорошо щурится, а Ромион краснеет, но продолжает любезничать. Я же гоняю по тарелке листик салата… Пока эта идиллия не разбивается с грохотом — от открывшейся двери.
Все еще слегка помятый, с перевязанными запястьями, в комнату влетает (именно так) Дамиан.
— Полдворца вас найти не мог!
Ромион тут же встает, делая Дамиану знаки вести себя прилично.
— Ваше Величество, могу я представить моего брата?..
Дамиан кланяется, не отрывая восторженного взгляда от меня. Я облегченно улыбаюсь. Вот кто меня спасет!..
— Конечно, я знаю человека, расколдовавшего мою Виолу, — сдержанно говорит мама, подавая Дамиану руку для поцелуя.
— Мам, — начинаю я, — вообще-то мы с Дамианом любим друг друга и… — «и ты могла бы быть с ним потеплее», но этого я сказать не успеваю.
— Помолчи, Виола.
Я обиженно замолкаю, а Дамиан — ура! — садится рядом со мной. И тут же шепчет:
— Виола, ты прекрасна!
— Я тут чуть не умерла от скуки, — шепчу я в ответ. — Слушай, сколько обычно длятся эти завтраки? Я хочу отсюда сбежать. — Тут Ромион больно пинает меня под столом, и я понимаю, что еще чуть-чуть придется потерпеть.
Дамиан вздыхает, но тут же снова улыбается.
— Виола, насчет той суккубы…
— А, успокойся, все я понимаю, — тоже улыбаюсь я. — Весело же было, нет? Кстати, что там с кровью? Мне кажется, твои… ну, остальные в этой общаге тебя боятся. Ты уже не первый раз…
— Виола.
Я поднимаю взгляд на маму.
— Я только что говорила Его Величеству, что эти апартаменты прекрасны.
— Я ему тоже кое-что скажу, когда ты уйдешь, — бурчу я, но так, что Ромион слышит. И снова пинается.
— Виола, — щурится мама, — я также сказала, что твой портал должен был открыться в Ниммерии, а вовсе не здесь.
— Это где? — Да, с картой этого мира у меня до сих пор проблемы.
— Зачем в Ниммерии? — в унисон мне спрашивает Дамиан, получает свою порцию «того взгляда» от мамы. И от брата тоже — дотянуться до него ногой Ромион не может.
Мама изящно отставляет кубок с нетронутым вином и смотрит только на меня.
— Ты должна мне помочь.
Хм, как-то не так я представляла тот момент, когда мама попросит меня о помощи… Хорошо, я никак этот момент не представляла. Он невозможен.
— Ты уже доказала, что можешь работать со смертельными проклятиями. — Мама взглядом показывает на Ромиона. — Теперь я хочу убедиться, что ты также можешь выполнять роль доброй волшебницы.
Я тоже на всякий случай отставляю в сторону бокал с соком. Поперхнуться сейчас будет… невежливо.
— Кого?
— Виола, ты, конечно, знаешь, чем занимаются феи, — ледяным голосом говорит мама, пронзая меня взглядом.
— Откуда? — фыркаю я. — Я думала, вы с цветка на цветок летаете.
— Целый день? — Невероятно, но мамин голос стал еще холоднее.
— Именно.
— Ваше Величество, — неожиданно приходит мне на помощь Ромион, — но роль доброй волшебницы ведь исполняют только рабочие феи.
Рабочие… феи? Такие действительно существуют?
А потом я вспоминаю фей из «Спящей красавицы», и у меня появляется неприятное подозрение… Мне же не нужно ехать на крестины? Нет? Не нужно? Ненавижу младенцев!
Мама, тем временем ответив Ромиону, что феи работают все — независимо от титула, снова смотрит на меня.
— Виола, ты должна помочь принцу Ниммерии.
Ромион хмыкает, а Дамиан замирает, крепко сжимая рукоять ножа.
— И как я должна ему помочь?
Мама пожимает плечами:
— В этом и испытание. Фея всегда знает сама, как помочь. Это наша работа.
— Мама…
— Дочь!
— Ваше Величество, давайте я покажу вам наши сады! Уверен, они вам понравятся! — объявляет Ромион, вставая.
— Благодарю, — холодно откликается мама. — Вы посмотрите их сами. И прихватите с собой, пожалуйста, вашего брата. Я должна поговорить с Виолой. Если это возможно, наедине.
Ромион краснеет, но за плечо выдергивает Дамиана из-за стола.
— Мама! — выдыхаю я. — Это же мои друзья, как ты можешь!..
— Виола, веди себя прилично!
— А ты… — Но я ловлю взгляд Ромиона, и он советует мне заткнуться. Неожиданно даже для самой себя я так и поступаю. Но внутри все горит от возмущения!
Мама словно ничего не замечает. Или замечает, но ее это не заботит? За Ромионом и Дамианом закрывается дверь, а мама спокойно пробует сладкие карамельные шарики с разноцветной обсыпкой и жмурится от удовольствия. А я машинально отмечаю, что действительно все феи любят сладкое в той или иной степени. Наверное, поэтому на столе столько разновидностей десерта. Ромион хочет задобрить королеву фей.
— Виола, этот мальчик, Дамиан…
— Что? — слишком резко спрашиваю я, но мама будто не замечает моей злости.
— Ты любишь его?
Я ошеломленно смотрю на нее, а мама изящно накалывает на десертную вилочку очередной карамельный шарик.
— Темный Властелин не пара фее. Тем более фее королевских кровей.
— Да идите вы со своей кровью в… — На этот раз мы с мамой встречаемся взглядом. Я была права: все она замечала, просто успешно делала вид, что ничего не происходит. Маска. Кукла.
Я не хочу такой быть!
— Да!
— Жаль.
— Виола…
— Я его люблю. Он любит меня. Что еще нужно?
Мама смеется в ответ — так обидно, что меня аж перекашивает. В сердцах я отбрасываю вилку, она звенит по тарелке… А мама неожиданно оказывается рядом — ее руки на моих плечах, ее губы у моего уха.
— Фиалочка моя, я знаю, что ты сейчас думаешь. Не надо, не смотри на меня так. Я все-все знаю. Меня тоже увезли прочь из места, которое я считала домом. Потом мне не дали выйти замуж по любви — и знаешь, я была этому рада, потому что любовь любовью, но все прошло, а быть королевой лучше, чем третьей по счету принцессой. Разве нет?
— Мам, о чем ты?..
— Виола, цветочек мой, я скажу тебе только один раз: я всегда тебе помогу, ты это знаешь. Но если этот твой мальчик разобьет тебе сердце, я буду бессильна его склеить. И да, я знаю, что тебе сейчас плохо, ты запуталась и боишься Садов, которые уже давно должны были стать твоим домом. И еще я знаю, что ничего не могу сделать, чтобы тебе было легче: ты уже взрослая девочка и сама должна справиться. Понимаешь?
— Понимаю, мамочка. Я с шести лет взрослая, — едко добавляю я.
Мама поворачивает мою голову за подбородок, заставляет смотреть себе в глаза.
— Поймешь. Я только прошу: веди себя прилично. Тебе же будет хуже, если ты испортишь себе репутацию — как это сделала твоя сестра.
— Мам, Роз — еще и твоя дочь!..
— Да, поэтому ей я тоже помогу. И ее супругу. Но это не значит, что я одобряю ее поведение и выбор.
— А мне плевать, одобряешь ли ты мой выбор. — Я повожу плечом, и мамины руки падают, отпускают меня.
— Виола…
— Не хочу быть такой, как ты! — бросаю я и гордо оставляю маму одну.
Мне стыдно, капельку, но стыдно. Я сорвалась, не сдержалась: не стоило говорить с мамой так резко. Но и ей не стоило… Раз уж я взрослая, пусть не вмешивается!
Ага, а когда она будет нужна — то да, пусть вмешается, тогда можно. Какое-то двуличие получается.
Самой противно.
Ни садов, ни Ромиона с Дамианом я не нахожу — зато меня вдруг находит придворный маг. Видимо, ему тоже нечего делать, раз он вдруг решает устроить мне экскурсию по дворцу. И ведь устраивает, с подробной историей каждого встречного портрета. Я украдкой зеваю от скуки, по большей части пропуская его монотонный голос мимо ушей. И кажется, мы оба радуемся, когда на очередной галерее встречаем Ромиона, и тот подает мне руку, кивая магу, чтобы исчез. Тот и исчезает — торопливо, правда, не в клубах дыма и даже не растворяясь в воздухе. Просто сбегает. Но и ладно, и так сойдет.
— Пойдем, хоть тебя отведу в сад, — вздыхает Ромион.
— Что, мама и тебе настроение испортила?
Ромион усмехается, но молчит.
— Что ей от меня хоть надо?
— После обеда ты отправишься порталом в Ниммерию, в лавку цветочной торговки, представишься… чьей-нибудь дочерью — придумаешь. А там сориентируешься по ситуации, — монотонно, как до этого его маг, объясняет Ромион.
— Класс! — хмыкаю я. — Пойди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что.
Ромион через силу улыбается:
— Виола, но твоя мать права: феи действительно инстинктивно знают, что…
— Ромион, посмотри на меня и скажи: ну какая из меня фея?
Ромион действительно окидывает меня внимательным взглядом и честно отвечает:
— Как из меня демонолог. Ладно, если хочешь, я напишу в Ниммерию…
— Сама справлюсь, — бурчу я. И тут же спохватываюсь: — Но спасибо. И извини за то, что там утром случилось. Я ничего не поняла…
— С порталом? Никто не понял. Королева…
— Нет, я про толпу мужчин, которые почему-то решили признаться мне в любви.
Ромион наконец-то улыбается.
— Виола, ты фея… Это нормально. Это твои чары, королева сейчас их скрыла, но это временно. И… привыкай. Ты сильная фея.
— Прелесть. А ты помнишь, я же жабой была. Месяц назад.
Ромион смотрит на меня, наклонив голову набок.
— Звезды, какое счастье, что я на тебе не женился.
— В смысле?!
— Ты была бы ужасной королевой, Виола. Не знаю, чего хочет твоя уважаемая мать, но если она ждет от тебя покорности, то…
— …долго будет ждать, — заканчиваю я, и мы смеемся.
Ромион подводит меня к смутно знакомой беседке — а не тут ли он признавался, что обвел меня вокруг пальца с любовью и волшебным поцелуем?..
— Виола, на самом деле я хотел поговорить с тобой о другом.
— Дай угадаю. О Дамиане? — усмехаюсь я, садясь на скамейку. Ромион усаживается напротив — мы же собеседники, а не любовники. А не так давно он в похожей беседке сидел рядом, сжимал мою руку и говорил, что я удивительна…
А потом сказал, что все это была ложь.
И после этого я все еще его не возненавидела.
Наверное, роль доброй волшебницы и впрямь мне подойдет.
— Да, о нем. Как ты узнала? — сконфуженно смеется Ромион.
— А о ком же еще? Единственный раз, когда ты хотел со мной о чем-то серьезно поговорить, разговор шел о Дамиане. Исключая тот момент, когда ты признался, что вскружил мне голову из чисто практических целей.
— И я извинился, — напоминает Ромион. — Виола, я серьезно. Дамиан меня беспокоит. И раз уж ты пока здесь — я специально отправил его в Астрал, чтобы мы с тобой могли спокойно поговорить.
— Угу. А потом он снова закатит мне сцену ревности.
Ромион хмурится:
— Ты тоже это заметила? Он стал нервный последнее время. Жалуется мне на всех подряд. На меня тоже жалуется. На тебя. Говорит, что ты его не любишь.
— Что, прямо так и говорит?
— Прямо так — когда я напоил его зельем правды. Я верю этому зелью, Виола, я сам его готовил. Дамиан хороший демонолог, но не зельевар. И я считаю, что проблема в тебе.
— А я-то тут при чем? Я тоже зелья варить не умею.
— Виола, ты меня отлично понимаешь. В чем дело? Почему ты не вышла за Дамиана на церемонии, месяц назад? Мы с ним все обговорили, и ты должна была…
— Ничего я не должна! Вы обговорили, устроили фарс, а потом жалуетесь, что я играю не по правилам? Девушку нельзя насильно тащить под венец, Ромион. А если уж тащишь, не удивляйся, что она скажет «нет» в неподходящий момент.
Ромион поднимает бровь — недоверчиво:
— Но ты же его любишь. Ты же любишь моего брата — в чем тогда дело?
— Люблю. Но это же не повод выходить замуж. — Ромион смеется, и я строю ему рожицу. — Ромион, мне еще нет семнадцати. В моем мире я еще даже не совершеннолетняя. Замуж? И не смейся!
— Тогда поговори с Дамианом и объясни ему это. Мой брат сомневается — а когда он сомневается, он становится… неприятным.
— А тебе же нужен хороший слуга, — передразниваю я.
— Мне нужен здоровый брат. Ну и здоровое королевство бы не помешало, — с улыбкой добавляет Ромион. — Знаешь, несчастный демонолог способен на многое.
— Угу… Слушай, а вот с высоты своего опыта общения с женщинами, — Ромион начинает ехидно улыбаться, но я продолжаю: — скажи, почему Дамиан ведет себя со мной… так? И для справки: я пыталась спросить его об этом, но он не понял.
— Я тоже не понял, — веселится Ромион. — Так — как?
— Как будто я хрустальная. И обязательно разобьюсь, если он вовремя не подставит мне плечо. Нет, меня это устраивает, но я все-таки взрослая, самостоятельная…
— У вас там все такие? — перебивает Ромион.
— Что?
— У вас, в твоем мире, все девчонки такие? Взрослые и самостоятельные.
— Ну… большинство.
— Кошмар.
— Ромион!
Он смеется, потом смотрит на меня и качает головой:
— Виола… радуйся. Да, мой брат может перегнуть палку, но он любит тебя, ему простительно.
— Да, но даже ты, когда ухаживал за мной…
— Виола, маленькая поправка: я тебя не любил. А Дамиан любит. Он умеет любить, и, как видишь, у него это очень… самозабвенно получается. К тому же наш отец вел себя так же. С его матерью, конечно. С матерью Дамиана. А она, знаешь, тоже была не хрустальная: пастушки хрустальными не бывают в отличие от принцесс. Это моя мать постоянно падала в обморок, а мать Дамиана норовила встретить короля хворостиной. Никакого воспитания. Как и у тебя.
— Угу. То есть это все нормально… — Я пропускаю оскорбление мимо ушей. Это же Ромион, в конце концов. Он всегда такой.
— Смотря что считать нормальным, — пожимает плечами Ромион. — Но, Виола, давай решим этот вопрос раз и навсегда. Если ты моего брата обидишь — я буду мстить.
— Чего? Это ты на что… на что намекаешь?
— Ты сегодня с этой суккубой только дурачилась. Но Дамиан, если ты полюбишь другого, сойдет с ума. Мне не нужен сошедший с ума демонолог. Поэтому разберись в себе поскорее и выйди за моего брата замуж, как порядочная принц…
— Да ты!.. Да с чего ты взял!.. А может, я буду любить его вечно?!
Ромион смотрит на меня с таким скептицизмом, что… Ах да, он же считает, что вечной любви не бывает, а его брат — злостное исключение.
— Виола… Ты фея. Ты не можешь любить вечно.
В ответ я кидаю в него диванной подушкой. А заслужил.
После обеда меня снова заставляют переодеться — на этот раз очень просто, в коричневое мешковатое платье, да еще и черный жесткий плащ сверху. И отправляют порталом в эту самую Ниммерию.
Разницы я вот так сразу и не замечаю — но как по мне, половина этих сказочных королевств похожи друг на друга как две капли воды. Или я просто не приглядываюсь?
Портал на этот раз открывается удобно — цветочная лавка появляется за поворотом. Я вхожу, вижу торговку, встречаюсь с ней взглядом… Усталая женщина лет сорока улыбается мне в ответ и просит помочь с вазоном.
В общем, часа два мы просто работаем, изредка прерываясь на не очень частых покупателей. И только потом женщина интересуется, кто я.
Я перевожу дух — тоже устала. А цветочница тем временем предполагает:
— Ты, наверное, работы пришла просить, да, девочка? Тебя родители отправили?
— Ага. Мама. Послала так, что попробуй не пойди, — хмуро отзываюсь я.
— А кто ты, девочка? — снова интересуется цветочница.
— Я, госпожа, фея, — честно отвечаю я. — А отправила меня мама, она же королева фей. Рассказывайте, какая у вас проблема — мне сказали по ситуации сориентироваться.
Цветочница изумленно смотрит на меня, а потом смеется.
Еще через час мне удается убедить ее, что я правда фея (цветы под моим прикосновением оживают) и я действительно здесь, чтобы помочь. Тогда цветочница жалуется: оказывается, у нее украли дочь. И не кто-нибудь, а местный принц. Которому я вроде бы и должна была помочь… Нет?
Что-то я запуталась.
— Ага, — говорю я. — То есть вашу… Бэтси надо просто вернуть, да?
Цветочница вытирает слезы грязным кружевным фартуком и смотрит на меня с надеждой.
— Ясно. Тогда скажите дорогу до дворца. А то я заблужусь. И там есть что-то вроде приемных часов?.. А то вломлюсь, как какая-нибудь деревенщина, не вовремя, мама опять расстроится, — мстительно добавляю я.
— Что ты?! — пугается цветочница. — Нельзя тебе во дворец!
Причину, почему нельзя, и как я спасу эту Бэтси, которая во дворце, не приближаясь к этому самому дворцу, мы как раз выясняем, когда в дверь требовательно стучат. Кажется, даже ногами. Цветочница бледнеет, но спешит открыть — а потом меня в рекордные сроки хватают, толкают в карету и снова куда-то везут.
Как оказывается, во дворец.
И здесь — ну просто проклятие какое-то! — меня снова запихивают в купальню, переодевают, пытаются справиться с моими волосами… Потом, надушенную и умытую, сдают на руки какому-то старикашке, похожему на унылого бульдога. Тот скептично меня оглядывает, причмокивает, но вроде бы остается доволен. И уже он ведет меня в какую-то маленькую комнатку, приказывает сидеть тихо… И приникает к двум дырочкам в стене.
Я честно сижу тихо целую минуту, потом подхожу и отвоевываю себе одну из дырочек. Старик пыхтит, обзывается «крестьянкой» и «невоспитанной девчонкой», но все-таки сдает позиции. Теперь мы смотрим вместе.
Я уже предвкушаю, что узнаю много нового об интимной жизни ниммерийских королевских особ, но вошедший в комнату — спальню вроде бы, хотя кровать я не вижу, зато громадное зеркало на стене и кресло рядом очень намекают, что это или спальня, или гардеробная; правда, для второй мало шкафов. Так вот, вошедший юноша (принц, наверное?) ничего такого не делает — он просто становится перед зеркалом, смутно знакомым жестом откидывает челку со лба… И торжественно спрашивает, кто самая красивая дева в его королевстве.
Зеркало отвечает. Точнее, показывает. Меня.
Кажется, я неприлично выражаюсь, но именно в этот момент старик хватает меня за руку и выталкивает в комнату через потайную дверь.
— Ах, советник! — восклицает юноша, даже не поворачиваясь к нам. — Вы как всегда быстры! И именно эта девушка… Благодарю вас, благодарю…
Старик кланяется, пытается заставить и меня присесть в реверансе, но я вырываюсь. В итоге он бормочет что-то сердитое про невоспитанных девчонок и так, в поклоне, уходит.
— Милая красавица, — смеется юноша, — надеюсь, ты не откажешься скрасить мне этот вечер?
И оборачивается.
Я неприлично фыркаю. А потом улыбаюсь. До ушей. Кажется, юноша тоже чувствует, замечает во мне что-то знакомое, потому что удивленно отступает к зеркалу (в котором почему-то не отражается).
И я вспоминаю моего (точнее, тогда еще Роз) одноклассника-хулигана, который смеялся над моей лягушачьей внешностью и предлагал мне свидание, чтобы я стала еще одной принцессой в его коллекции. Ах да, и Дамиан еще с ним постоянно дрался.
— Ну конечно, не откажусь. Я вся твоя, если моей зеленой сыпи не испугаешься. Кстати, привет, Вейл.
