Они поехали по долине мимо усадьбы Стратдауни, намереваясь сделать круг и вернуться по мосту, что стоял ниже по течению. На обратном пути дорога вела мимо пасторского дома Глендауни, и Майлз вдруг выразил желание нанести визит его хозяину.

– Чтобы выведать что-то у Маклина, потребуется немало времени, – сказал он, – но я начинаю думать, что оно того стоит. Говорить придется тебе. Меня он записал в наглецы.

Холм слева резко забирал вверх и падал в котловину; лес сменился каменистыми откосами и склонами, кое-где поросшими вереском. С вершин холмов били в глаза блестящие каскады еще по-зимнему полноводных ручьев; мирная тишина и покой, не несущие угрозы, как на острове, заполняли все ваше существо, погружая его в безмолвное благоговение. Когда всякое человеческое жилье, казалось, отступило далеко назад, справа неожиданно выросли каменный мост и несколько домов; в пустынном уголке, где, по сути, нет селений, этого было достаточно, чтобы зваться деревней, и к Бридонам вернулось ощущение жизни. Они пересекли мост и двинулись по дороге, которая, петляя, время от времени заводила их на территорию Замка Грёз, где они несколько опасались встретить владельца, чье несвоевременное гостеприимство могло бы отвлечь их от цели. За замком дорога опять углубилась в лес, их окутала прохлада, а вид загородили наползающие папоротники и валуны. Но там, где дорога ныряла вниз и исчезала стена из деревьев, был слышен рев мятущейся Дауни, несущей к морю непривычный для нее груз воды.

За последней, самой низкой котловиной справа показались полуоткрытые в нерешительном жесте приглашения ворота. Покрытие под колесами тщетно претендовало на звание дороги, хотя если на вашу машину можно было напялить гусеницы, у вас имелся шанс поближе познакомиться с рекой даже без риска вторгнуться в чужие владения. Майлз пришел к резонному выводу, что это и есть то место, которое они ищут: удобный подъезд к берегу, где рыбаки могут подойти к машине, которая отвезла бы их домой или, наоборот, подвезла бы подкрепление в виде бутылок и пакетов с сэндвичами. Одинокий крестьянин, корпевший над картошкой, вместо того чтобы оказать хоть какое-то сопротивление непрошеным гостям, поднес руку к кепке. Колея вихрилась следами множества колес, однако не столь четкими, чтобы можно было надеяться реконструировать полуночные события трехнедельной давности, если таковые и имели место. Ярдов через пятьдесят перед Бридонами вдруг выросла каменная стена, и они вынуждены были остановиться. Забравшись на нее, супруги увидели Дауни и выступ острова. Почти напротив дымчатое солнце отражалось от черепицы на крыше дома.

Никаких сомнений, берег, на который они вышли, был хорошо знаком лодкам. Естественная бухта имела около двенадцати футов в ширину, пологий откос очень светлого песка прямо просился под место для причала, однако высокая вода не оставила следов и не позволяла понять, как давно он использовался, хотя на гнилом деревянном шесте сохранились следы цепей. Любой, кому нужно переправиться через реку, неминуемо выбрал бы для причала именно это место. Слева, чуть повыше, рос высокий дрок, над которым нависали березы. Несколько дюймов влажного песка у кромки воды свидетельствовали о том, что шел, хотя и медленный, отлив. Единственные следы принадлежали кроликам, стягивавшимся сюда по вечерам на водопой.

– Убей меня, не понимаю, как ты, собственно, собираешься откопать что-нибудь на этом месте преступления, если, конечно, преступление имело место, – сказала Анджела. – В доме – совсем другое дело. Даже самая нерадивая горничная время от времени протирает пыль, так что если где-то что-то лежит, примерно понятно, с каких пор. Но под открытым небом, там, где побывало неизвестно сколько народу, все просто занесет илом. Посмотри хоть на эти спички. Как понять, сколько времени они тут валяются: несколько недель или много месяцев? А вот этот лист приходской газеты – если это в самом деле приходская многотиражка (в любом случае для Летеби слишком благочестиво), – так залило дождем, что даже приблизительно нельзя сказать, когда его здесь бросили. А вон в дроке застряла какая-то тряпка, похоже на лоскут зонта. Просто невероятно, сколько везде клочков зонтов, хотя никогда не увидишь каркас. Тебе это не кажется подозрительным, Майлз?

– О, трещи себе на здоровье, но заодно пройдись по берегу, может, окажешься полезной и что-нибудь высмотришь. Конечно, такие уголки – на свежем воздухе, у реки – излюбленные пристанища бродяг, влюбленных, не знаю, кого еще. Хотя, смотри-ка, это уже интереснее.

– Что ты нашел? Неужели автобусный билет?

– Ты будешь смеяться, но это в самом деле автобусный билет. И не местный. Глазго, Каукэдденс – это ведь район Глазго. Но я имел в виду кое-что поинтереснее. Вот. – И Бридон протянул Анджеле грязные подтяжки для носков.

– Восхитительно! – воскликнула та. – Наверно, ты повезешь их в Глазго и покажешь по очереди всем старьевщикам в надежде, что кто-нибудь из них вспомнит джентльмена, которому их продал, да как тот выглядит. Проблема только в том, что находящихся в пользовании подтяжек для носков будет несколько миллионов, а если ты их разрекламируешь…

– Не валяй дурака. Ты полагаешь, подтяжки для носков – это просто подтяжки для носков. Какое заблуждение. Ты полагаешь, для сыщика – это пустой номер. Сильно ошибаешься. Сейчас я тебе докажу, насколько сильно. Прежде всего, я уверен, что данное изделие высокого качества. Может быть, конечно, их носил какой-нибудь приказчик из Инвернесса, но едва ли. Как понимаю, местная молодежь ими не пользуется. Довольно здравомыслящая, надо сказать, молодежь. Терпеть не могу подтяжки для носков. Дальше, лежат они тут недолго, поскольку, несмотря на дождь, не сильно полиняли. Следующее, как они могли спасть с ноги? Ведь они ее обхватывают, да еще прикреплены к носку вот этой маленькой резиновой прищепкой. Вряд ли они спали во время ходьбы. Даже если расстегнулись наверху, все равно ведь прицеплены к носку. Вывод: их сняли. Причем снял человек, который предположительно собирался либо купаться, либо грести на веслах.

– Звучит, конечно, убедительно. Но я не понимаю, что это тебе дает. Здесь могут купаться сотни людей.

– И много сотен ты видела после нашего приезда? А ведь почти все время стояло пекло. Знаешь, эти реки Высокогорья ужасно холодные; в них особенно не покупаешься, исключая детей, разумеется. Но дети не носят подтяжек для носков. А взрослые не очень плещутся в воде. Мне представляется, здесь, чтобы искупаться, раздевался взрослый человек, не очень давно и почти наверняка ночью.

– Почему ночью? Кто, кроме тебя, настолько безумен, что пойдет здесь купаться в полночь?

– Конечно, я предполагаю, но эту догадку подпирают два веских довода. Во-первых, высока вероятность того, что джентльмен оставит свою одежду именно там, где ее снял. А когда у него тут под носом остров и противоположный берег, где внезапно могут появиться дамы, он, как воспитанный купальщик, не станет раздеваться на открытом месте, ведь у него под рукой чудесная раздевалка в виде зарослей дрока. И во-вторых, тот, кто привык носить эти дурацкие подтяжки, стоит ему только снова одеться, тут же заметит, что одной не хватает. И он бы наверняка ее нашел, если бы было чем посветить. Поэтому я исхожу из того, что раздевался и одевался он в темноте.

– Ладно, а зачем ему вообще заниматься такими глупостями? Кстати, это ведь не ты? Или ты?

– Я уже сказал тебе – а по-настоящему заботливой жене это должно быть известно, – я не ношу эти ужасные подтяжки для носков. Только ради бога не заводи волынку, что одежду нужно содержать в порядке, как раз становится интересно. Итак, никто не будет купаться здесь в полночь ради удовольствия, значит, были дела. А поскольку мы пытаемся объяснить, почему лодка, стоявшая на причале у необитаемого острова, была отшвартована, думаю, позволительно высказать предположение, что нашему господину пришлось плыть на остров, иначе добраться до лодки он не мог. А так как лодку нужно было вернуть на место, то, после того как он закончил свои дела, ему с необходимостью пришлось плыть обратно. Как, с точки зрения логики?

– Еще какие-то подробности?

– Только то, что он, вероятно, спешил. В любом случае достаточно для демонстрации того, что не следует пренебрегать подтяжками для носков. Знаешь, если ты считаешь себя такой умной, можешь прочесать подлесок, вдруг найдешь что-нибудь более впечатляющее. А я тем временем займу свои титанические мозги этими подтяжками. Что же они, черт подери, затеяли? Что прятали тут в кромешной тьме, за много дней до того, как вообще по праву могли попасть на остров? Это, без дураков, не дает мне покоя.

Десять минут спустя Майлз Бридон слегка вздрогнул и, открыв глаза, увидел перед собой жену.

– Надеюсь, ты как раз ломал голову над тем, с какой ноги эта штука, с левой или с правой, – сказала она. – Потому что…

– Потому что ты ничего не нашла? Ладно, не переживай, с этим тоже можно работать.

– О, но кое-что я как раз нашла. Конечно, скорее всего, ты ее сам туда и подбросил, поскольку основное свое время тратишь на то, что расшвыриваешь по округе экспонаты восемнадцатого века. И тем не менее, если поднимешься и потычешь во-он там в песок… Разве я не умница, что оставила все, как было?.. Посмотреть стоит.

До находки нужно было чуть пройти по берегу, в тень уже упоминавшейся березовой рощи. Из песка возле нависающего берега выглядывал краешек небольшой коробочки. Майлз осторожно вытащил ее носовым платком, на случай если его отпечатки пальцев окажутся лишними. Коробочка напоминала табакерку из далеко не благородного металла. На внутренней стороне крышки обнаружился раскрашенный портрет. По парику и ордену Подвязки вы невольно идентифицировали бы изображенного на нем человека как принца Карла Эдуарда. Больше в коробочке ничего не было. В ходе дальнейших раскопок более сувениров также обнаружено не было.

– Кое-что понятно, – пробормотал Бридон, когда они опять уселись в машину. – Я хочу сказать, понятно, почему она здесь, но не как сюда попала. Или предоставить больше прав разного рода случайностям? Хотя я почему-то терпеть не могу этого делать.

– Противоречит моим догадкам, да? – спросила Анджела. – Помнишь, я говорила, что они могли снять, так сказать, сливки, а потом уже рассказать о кладе сэру Чарлзу. Блестящая мысль, однако эта табакерка, конечно, не обладает такой ценностью, чтобы ее немедленно хотелось прикарманить. Скорее любопытный экспонат, который лучше оставить для официального предъявления. Такая симпатичная, настоящая. Хотя, может, и редкая.

– Видишь ли, не исключено, что как раз поэтому ее и оставили. Не великая ценность, но по ошибке с ними перемешалась. Табакерку собирались переложить в другую кучку, но почему-то этого не сделали. Такая небрежность меня тревожит. Вне зависимости от ценности табакерку не могли сознательно бросить в кустах, ведь это навело бы на дьявольски мутные подозрения. А если она просто выпала? Но тогда очень странно, что поклажа была так скверно упакована. Или она выпала из кармана? Тоже невероятная беспечность. И как узнать?

Хоть Бридоны и не были уверены, стоит ли по пути домой наведаться с визитом к мистеру Маклину, вопрос решился сам собой. Пастор стоял у ворот, как обычно, нетерпеливо поджидая слушателей. Восхищение, выказанное Анджелой при виде солдатского строя флоксов и табака на аккуратной грядке, оказалось вовсе не обязательным. Маклин, напрочь забыв о своем недовольстве скептичностью Майлза, был настроен на общение, тут же вызвавшись провести их по погосту и показать открывающуюся панораму. Вид приютившегося в брызгах стремнины острова без труда подвел разговор к пожару, трагедии и сокровищам. Пастор сам поднял тему.

– Мистер Летеби еще не уехал? – спросил он. – Я даже подумывал навестить его. Но мне сказали, против него не выдвинули обвинений.

– Не думаю, что он сейчас уедет, – ответил Бридон. – Тогда велика опасность, что обвинение таки выдвинут. Но он, знаете ли, бодр. Моя жена видела его сегодня утром.

– Да, мистер Летеби не производит впечатление человека, которого мучают угрызения совести, – кивнула Анджела. – Или проклятия. Мистер Маклин, прошу вас, расскажите поподробней об этом проклятии. Понимаете, мне так интересно. Мой муж настолько упрям, что не верит во всякие такие штуки, впрочем, у него никогда не было воображения. А ведь то и дело слышишь странные истории про дом, где нельзя жить и он годами пустует, про богатства, которые нельзя передать по прямой от отца старшему сыну. Вы правда полагаете, тут что-то есть? Я почти готова поверить, что это все ерунда, но очень трудно переступить через факты. Что вы об этом думаете?

– Господи, миссис Бридон, ради бога, не задавайте мне вопросы, ответы на которые доступны только богословам. Не стану утверждать, что я изучал эту дисциплину. А здесь, понимаете, скорее предсказание, нежели проклятие, как я и говорил уже мистеру Бридону. Жил тут давным-давно человек по имени Хэбингтон, он считался немножко пророком. Так вот он говорил, понимаете, что если кто-нибудь коснется клада принца Чарли, не будет мертвым покоя на погосте Глендауни. А с тех пор как начались разговоры о том, что приедут эти джентльмены копать сокровища, по долине пошли гулять темные истории, верьте моему слову. Странно только, что у людей начались видения не до, а после того, как раскопали клад.

– Какие видения, мистер Маклин? Умоляю, расскажите. Майлз ничего толком не сумел объяснить.

– Вот как? Но, насколько помню, я ему не так уж много и сказал. Видите ли, я долго живу на свете, миссис Бридон, и если чему научился, так это тому, что пока еще никому не повредило, ну или совсем чуть-чуть, – держать язык за зубами. Правда, если вам интересно почему, это другая история. Тут неподалеку живет один человек, его ферму отсюда не видно, но она всего в нескольких сотнях ярдов за островом, его зовут Пэттерсон. Он вовсе не дурак, этот Пэттерсон, довольно рассудительный для этих мест малый. Так вот, с ним случилась такая история. Как-то ночью он плохо спал, это было в июле, двадцать первого, он запомнил число, понимаете, потому что это день смерти Робби Бёрнса. Так вот, значит, как я уже сказал, он плохо спал и около двух часов пополуночи услышал, как у черного хода мяукает кошка, просится домой. Он вышел, впустил кошку – знаете, у него доброе сердце – и пару минут постоял на улице. Той ночью небо покрывали облака, а для нас здесь это имеет значение, могу вам доложить, потому что уже недели две как дождей почти совсем не было. По удачному совпадению, из-за облака всего на пару минут как раз выглянула луна и осветила реку – сами увидите, красота, да и только. Нет, не буду отрицать, в иную минуту, да еще ночью, можно легко ошибиться, в самом деле ты чего-то там видел или тебе привиделось. Но Пэттерсон упорно твердит, что видел, как к острову плыла лодка, не очень далеко от его жилища. И, понимаете, она шла не по течению, а строго поперек, как будто ею управляли. Но странность в том, что в лодке никого не было, точнее, не было гребца.

– Простите, – вставил Бридон, забыв, что передал бразды правления Анджеле. – Вы хотите сказать, что в лодке никого не было? Или пассажир был, только он, насколько мог разобрать Пэттерсон, не греб?

– Понимаете, мистер Бридон, и да и нет. Насколько разглядел Пэттерсон, тот, кто был в лодке, грести не мог. По очень простой причине. Он был в гробу.

– В гробу! – воскликнула Анджела. – Но… вы ведь не хотите сказать, что он сидел в гробу? То есть Пэттерсон просто видел гроб в лодке?

– И ваш знакомый уверен в том, что это был именно гроб? – уточнил ее супруг.

– Видите ли, мистер Бридон, он не утверждал, что рассмотрел все гвоздики, с такого-то расстояния. Но предмет имел форму гроба, и, знаете, Пэттерсон еще сказал, что совсем забыл о предсказании старого Хэбингтона, ну, насчет того, что мертвецы не обретут покоя в могилах, хотя, конечно, и слышал о нем в детстве. Как вы понимаете, миссис Бридон, в долине немало людей, которые твердят, что пророчество сбылось. Но если вы спросите меня, верю ли я в него, я бы скорее воздержался от суждения. Я ничего такого не видел. Но я не одобряю подход саддукеев, которые все толковали по-своему.

– Мне показалось, вы говорили, – перебил Бридон, – что ходили слухи о каких-то огоньках, которые примерно тогда же видели в месте, где их в общем-то не должно было быть.

– Еще как ходили, мистер Бридон, но если честно, я не придаю им большого значения. Во-первых, вам это подтвердит и ваш друг мистер Палтни, тут водится лосось. И хотя мы живем далеко от города и браконьерство здесь не очень широко распространено, я бы не рискнул отрицать, что сему явлению может найтись вполне естественное объяснение. А во-вторых, приблизительно тогда же на склоне, вон там, случился пожар. Отсюда прекрасно видны последствия. Я сам поспешил на помощь, но огонь угас, прежде чем мы с Макбрейном добрались до места. Так вот если с другого берега смотреть на отражение, легко решить, что это огоньки на погосте Глендауни, хотя в действительности они на расстоянии целой мили, на склоне.

– Вы, наверно, не помните… запамятовали, какого точно числа это было?

– Прекрасно помню, в ночь на двадцатое, как раз перед тем, как Пэттерсон видел… ну, то, что он видел. Мне нужно было держать небольшую речь на скромном ужине, который мы устраивали в память Робби Бёрнса, и я помню, что накануне как раз прокручивал в голове основные тезисы, когда заметил на склоне огонь.

– А у вас здесь часто случаются пожары? Миссис Макбрейн, кажется, возлагает всю вину на отдыхающих.

– В сухое лето, как в этом году, всегда бывает несколько лесных пожаров, всегда ходят слухи о поджогах, но доказательств никаких. Чтобы в лесу начался пожар, много не надо, мистер Бридон. Но этот случился вовсе не в лесу, а на самом что ни на есть открытом холме, и сгорело-то всего несколько кустов утесника и пара бревен. Они были недалеко от дороги, пропитаны бензином, и мы подумали, что какие-то автомобилисты наладили на обочине небольшой пикник, разожгли для собственного удовольствия костер, а потом как следует не потушили, вот он ночью и разгорелся снова. Эти люди способны на все… я имею в виду народец, который ездит на дешевых автомобилях, – запнувшись, добавил пастор.

– Это плата за то, что вы живете в таких красивых местах, – вставила Анджела. – Подумать только, какой вид открывается из окна! Конечно, у вас будут злодеи на колесах вроде нас, шастают взад-вперед, только раздражают.

– А кстати, о похоронах. – Маклин снова взял тон, подобающий священнику. – Следователь сказал, что можно забрать останки несчастного Хендерсона, так что погребение состоится завтра после обеда. Может быть, вы увидите мистера Летеби, так передайте ему день и час – в три часа, если ему удобно. С ним нужно бы посоветоваться, поскольку, полагаю, он является самым близким несчастному Хендерсону. Странно, как мало нам известно о семье и происхождении усопшего. Но, в конце концов, мы все здесь странники.

– Как чутко с вашей стороны, что вы принимаете участие в несчастье, – подольстился Бридон. – Видимо, никому не известно, к какой конфессии принадлежал наш бедный погибший. Судя по тому, что о нем рассказывают, он вряд ли часто посещал церковь.

– Мистер Бридон, – торжественно ответил пастор, – вы наверняка обратили внимание, что Хендерсон – имя шотландское. А если есть основания считать, что покойный был земляком Нокса, Церковь Шотландии сделает для него все, что в ее силах.

Сообщить, что им пора ехать, выпало Анджеле, и предложение пастора выпить чаю – весьма робкое, поскольку, как оказалось, миссис Маклин отлучилась, – было решительно отклонено на том основании, что к Бридонам собиралась заглянуть миссис Уочоуп.

– Если мне не изменяет память, я впервые благодарен поэту Бёрнсу за факт его существования, – заметил Бридон по дороге домой. – По счастливому стечению обстоятельств, Маклин запомнил связанные с ним даты. Значит, пожар на холме в ночь на двадцатое. Затем предположительно, хотя, пожалуй, даже наверняка, двадцать первого – прибытие Летеби и Хендерсона для знакомства с островом. В ночь на двадцать второе – это, несомненно, странные передвижения лодок между островом и тем берегом. Все связано, не так ли? И все происходило больше чем за неделю до начала срока официальной аренды. Очень интересно.

– Да, только какой же противный этот Пэттерсон, или как там его. Видел, как лодка-призрак плыла от берега к острову. Вот, наоборот, чудесно бы совпало с моим предположением насчет клада. Потому что, конечно же, длинный ящик в лодке точь-в-точь похож на гроб, правда? Нет, они не взяли его с собой – теперь я это понимаю, – ведь им надо было потом найти в нем клад, так? Правда, они могли перетаскивать в нем сокровища, и Пэттерсон видел их, как раз когда они везли его обратно. Кстати, похоже, ты пришел к мысли, что в гараже все-таки был Хендерсон?

– Ну, судя по всему, под этим именем он будет похоронен, а поскольку Хендерсон вряд ли когда-нибудь объявится в этих краях, не страшно, если это кто-то другой. Видишь ли, уже прошло время, а вроде бы больше никто не лишил общество своей компании, так что экономичнее предположить, что тело объясняет исчезновение. Единственное, как ты говоришь, что в таковом случае с Летеби?

Миссис Уочоуп, которая, как выяснилось, нанесла неожиданный визит племяннику, рассказала, что он впал в безнадежно бескомпромиссное состояние, не предпринимает ничего, чтобы снять с себя подозрения, и, похоже, даже не пытается предъявить права на страховую выплату за утраченный клад.

– Он бы хоть сделал вид, что честный человек, – негодовала тетка. – Разумеется, всем известно, что это не так, но, я думаю, если мы хотим удержать общество, известная доля лицемерия необходима. Сомневаться в том, что он нашел барахло, не приходится, как и в том, что оно исчезло. Если это он его стащил, то должно же у него иметься мужество хоть для кражи. Все, конечно, говорят, он, дескать, убил Хендерсона, а потом прикарманил клад, чтобы все выглядело, как будто вор и убийца – неустановленное лицо. Я, конечно, сказала ему, что от человека, действия которого являются предметом расследования, в свете все-таки ожидают умеренной жадности, но с таким же успехом можно говорить с ослом. Хотя, наверно, чем больше тайн, тем больше вам это по вкусу, мистер Бридон? Что может сравниться с чувством собственной нужности?

– Да, каюсь, не вполне уверен, что жажду его откровений, – признал Бридон. – Если у вашего племянника есть объяснение загадки и он держит его в тайне, было бы досадно получить ответ, как раз когда я чувствую, что способен отыскать его самостоятельно и недалек от этого. А если его преподобие блуждает в потемках, как и все мы, что, кстати, я вовсе не считаю невероятным, его правда может только сбить с толку. А скажите, миссис Уочоуп, если вы не против выступить свидетелем-экспертом против собственной плоти и крови, вы разбираетесь в якобитских реликвиях?

– Это почти неприлично, но кроме них меня мало что интересует. А вы что-нибудь нашли?

– Что?! Майлз нашел?! Да вовсе даже не он! – запротестовала Анджела. – Усилия, приложенные для обнаружения подлинных подтяжек для носков двадцатого века, повергли его в глубокую кому, а мне, пока он там пребывал, пришлось за него копать. Но знаете, миссис Уочоуп, вещица и впрямь чудесная. Где она, Майлз?

– Ах эта! – воскликнула леди, когда ей показали табакерку. – Да, таких не много. Одна стоит у меня в Мортоне. Понимаете, их рассылали главам якобитских семейств перед самым 1745 годом, чтобы они получили представление о наружности принца Чарли. Иначе, полагаю, вам в дверь беспрестанно стучались бы всякие бродяги, уверяя, что они и есть принц. Хотя, если подумать, такая вот картинка, как с коробки шоколадных конфет, создает очень слабое впечатление о человеке; это может быть любой молодой человек того времени. Конечно, все уже давно кануло в Лету, осталось всего несколько таких табакерок. Короче, великой ценности они не представляют, тут много не наторгуешь. Но вы, несомненно, видите в этом ключ, мистер Бридон? Полагаю, было бы бестактно спрашивать, где вы ее нашли?

– Мы ее нашли – то есть, простите, Анджела нашла – на том берегу, у самой воды. Мы, грешным делом, подумали, что табакерка имеет отношение к кладу. Но если нет, то не совсем понятно, как она там очутилась. Однако вы говорите, вещица не бог весть что. И вероятно, никогда не имела особой ценности?

– Во времена принца Чарли она не имела вообще никакой ценности. И если вы пытаетесь доказать, что он оставил ее на острове Эрран в числе других личных вещей, то перед вами стоит нелегкая задача. Да, черт подери, не мог же он хотеть, чтобы его таким образом узнали. Но разумеется, эта часть истории может быть выдумкой.

Беседа, инспирированная табакеркой, совершенно внезапно была прервана. Дверь в гостиную безо всякого стука отворилась, и в дверном проеме появилась немыслимая фигура бородатого шофера, доставившего Летеби на остров в первый его приезд.