Мак лежал в трюме «Бутона розы», и его трясло от лихорадки. Он ощущал себя каким-то диким зверем: грязным, вонючим, почти голым, посаженным на цепь, и беспомощным. Он не мог встать во весь рост, но мозг его работал с поразительной ясностью. И Мак дал самому себе клятву никогда больше не допустить, чтобы кто-то посмел надеть на него железные оковы. Он будет драться, постарается сбежать, и пусть лучше его убьют, чем снова подвергнут подобному унижению.

С верхней палубы донесся крик, причем такой громкий и возбужденный, что проник даже в трюм:

– Дно на глубине тридцати пяти саженей, капитан! Песок и водоросли!

Экипаж встретил известие дружными радостными возгласами.

– Что такое сажень? – спросила Пег.

– Одна морская сажень равна шести футам толщи воды, – объяснил Мак с усталым облегчением. – Это значит, что мы приближаемся к земле.

А ему часто начинало казаться, что он не перенесет плавания. Двадцать пять приговоренных умерли в море. Но они вчетвером не голодали. Хотя Лиззи так больше и не появилась в трюме, она, по всей видимости, сдержала слово и обеспечила им в достаточном количестве еду и питьевую воду. Однако вода была несвежей, постоянная солонина и хлеб оказались слишком однообразной и нездоровой диетой, а потому все обитатели трюма страдали от странного заболевания, которое называли то «больничной лихорадкой», то «тюремной лихорадкой». Первым умер Полоумный Барни – старики не выдерживали тягот быстрее остальных.

Но болезнь стала не единственной причиной гибели людей. Пятеро скончались после особенно сильного шторма, когда беспомощных заключенных швыряло по всему трюму, и они невольно наносили друг другу и себе самим страшные раны своими же цепями.

Пег всегда отличалась худобой, но теперь выглядела так, словно была сложена из тонких палочек. Кора заметно постарела. Даже в полумраке Мак замечал, как у нее выпадают волосы, насколько осунулось лицо, а ее когда-то роскошное тело местами обвисло и покрылось язвами. Маку оставалось лишь радоваться, что они вообще остались в живых.

Чуть позже раздался новый крик:

– В восемнадцати саженях белый песок!

Затем осталось тринадцать саженей и слой раковин, а потом наконец:

– Ура! Вижу землю!

Несмотря на слабость, Маку очень хотелось бы подняться на верхнюю палубу. «Вот она, Америка, – подумал он. – Я пересек мир от одного края до другого и все еще жив. Скорее бы увидеть ее – Америку».

В ту ночь «Бутон розы» встал на якорь в совершенно спокойном месте. Моряк, принесший ссыльным порции солонины и пропахшую тухлятиной воду, был одним из редких членов экипажа, относившихся к страдальцам по-дружески. Звали его Эзикиел Белл. Он обладал каким-то скособоченным телом, где-то лишился уха, напрочь облысел, а на горле виднелся зоб размером с куриное яйцо, отчего и получил насмешливую кличку Красавчик Белл. Он сообщил, что они добрались до мыса Генри поблизости от города Хэмптон в штате Виргиния.

Весь следующий день судно так и оставалось на якорной стоянке. Мак злобился и гадал, в чем причина задержки. Кого-то явно отправили на берег для пополнения запасов продовольствия, потому что тем вечером с камбуза проник аппетитный аромат жарившегося на углях свежего мяса. Для заключенных он превратился в подлинную пытку, а у Мака даже начались желудочные спазмы.

– Мак, а что будет с нами, когда нас высадят в Виргинии? – спросила Пег.

– Нас продадут, и придется трудиться на тех, кто нас купит, – ответил он.

– Нас продадут всех вместе?

Мак знал, что такая вероятность ничтожна, но предпочел не упоминать об этом.

– Может быть, – сказал он. – Будем надеяться на лучшее.

Наступило молчание, пока Пег усваивала полученную информацию. Когда она заговорила снова, в ее голосе звучали испуганные нотки:

– Кто же нас купит?

– Фермеры, плантаторы, домашние хозяйки… Любой, кому нужна рабочая сила, и подешевле.

– Кому-нибудь можем понадобиться мы втроем.

Ха! Кто захочет купить бывшего шахтера и двух профессиональных воровок?

– Есть еще одна вероятность. Нас могут приобрести люди, живущие по соседству друг от друга.

– А какой работой нам придется заниматься?

– Всем, что нам велят делать хозяева. Наверное, трудиться в полях, убирать и наводить порядок в домах, строить что-нибудь…

– То есть мы станем практически рабами.

– Но только на семь лет.

– Целых семь лет, – огорченно протянула Пег. – Я уже стану совсем взрослой.

– А мне исполнится почти тридцать, – сказал Мак. Этот возраст представлялся ему чуть ли не пожилым.

– Нас будут бить?

Мак знал точно, что будут, но предпочел солгать:

– Нет, если мы станем усердно работать и держать рты на замке.

– Кому достанутся деньги, вырученные от нашей продажи?

– Сэру Джорджу Джеймиссону. – Лихорадка быстро утомляла Мака, и он нетерпеливо добавил: – Уверен, что ты уж сто раз задавала мне половину из этих своих чертовых вопросов.

Пег обиженно отвернулась.

Кора заступилась за нее:

– Ей очень страшно, Мак. Вот почему она продолжает задавать тебе одни и те же вопросы.

«А мне не страшно, можно подумать!» – промелькнула у Мака еще одна злая мысль.

– Я не хочу попасть в Виргинию, – сказала Пег. – Уж лучше пусть плавание продолжается бесконечно.

Кора с горечью рассмеялась.

– Стало быть, тебе понравилась наша жизнь в трюме?

– У меня здесь словно снова появились мама и папа, – пояснила свои слова Пег.

Кора обняла девочку и прижала к себе.

На следующее утро судно снова снялось с якоря, и Мак ощутил, как корабль резво помчался дальше при сильном попутном ветре. Вечером он узнал, что они почти достигли устья реки Раппаханнок. Именно неблагоприятно направленные ветра заставили их потратить впустую два дня вместо того, чтобы немедленно добраться до этой большой реки.

Лихорадка Мака успела почти полностью пройти, и он почувствовал себя в силах подняться на верхнюю палубу во время одной из редких прогулок, которые теперь разрешались заключенным. Корабль уже плыл вверх по речному руслу, когда ему удалось наконец впервые увидеть Америку.

По обоим берегам то простирались густые и дикие леса, то тянулись обработанные фермерские поля. По временам встречались небольшие пристани, рядом с которыми лес был вырублен, и широкие лужайки поднимались по склонам к внушительного вида домам. Рядом с пристанями зачастую громоздились огромные бочки, известные как «кабаньи головы», которые использовали для транспортировки табака. Мак часто наблюдал за их разгрузкой в лондонском порту, но только теперь показалось удивительным, что они все благополучно переносили опасные и бурные океанские шторма, прибывая в Англию в целости и сохранности. Как он заметил, в полях трудились в основном чернокожие. Лошади и собаки казались вполне обычными и знакомыми, а вот птицы, часто садившиеся на корабельные снасти, выглядели неизвестными ему. Движение на реке было оживленным. Часто попадались морские суда, подобные «Бутону розы», но преобладали баржи и лодки гораздо меньших размеров.

Впечатления первых дней оказались отрывочными, но он бережно хранил увиденные картины в памяти как драгоценные сувениры, когда лежал в трюме: солнечный свет, людей, свободно расхаживавших по берегу, леса, лужайки, дома. Ему так хотелось скорее покинуть борт «Бутона розы» и самому пройтись по этой земле, что сила желания причиняла почти физическую боль.

Когда они наконец опять встали на якорь, перед ними раскинулся город Фредериксберг, пункт их назначения. Путешествие закончилось через восемь недель после отплытия из Лондона.

В тот вечер заключенных впервые накормили только что приготовленной едой: бульоном из парной свинины с маисом и картофелем, выдали по ломтю свежеиспеченного хлеба и по кварте эля. Необычно плотная трапеза и крепкий эль вызвали у Мака головокружение, а потом всю ночь подкатывали приступы тошноты.

На следующее утро их стали выводить наверх группами по десять человек, и они сумели разглядеть, что представляет из себя Фредериксберг.

Они стояли на якоре посреди русла мутной реки, испещренного здесь множеством мелких островков. Вдоль берега простиралась полоса узкого песчаного пляжа, далее виднелась лесополоса, а за ней шел резкий подъем непосредственно к городу, возведенному на вершине и вокруг крутого утеса. Сразу показалось, что в нем едва ли набралось бы больше двух сотен жителей. То есть он только назывался городом, а на самом деле оказался лишь чуть больше Хьюка – родной деревни Макэша. Зато выглядел гораздо более привлекательно и богато. Деревянные дома радовали глаз белой или ярко-зеленой окраской стен. На противоположном берегу и чуть выше по течению располагался другой городок. Мак выяснил, что он носил название Фалмут.

В этом месте на реке царило особенно оживленное движение. Кроме «Бутона розы», на рейде стояли еще два достаточно крупных корабля, постоянно проносились мимо пакетботы, плоскодонные лодки, а между двумя населенными пунктами сновал паром. Вдоль всей береговой линии работали мужчины, разгружая суда, перекатывая бочки, перенося ящики, которые помещали под крыши складов.

Заключенным выдали мыло и дали помыться, а потом на борт явился цирюльник, чтобы побрить мужчинам бороды и подрезать всем сильно отросшие волосы. Тем, чья одежда успела прийти в полную негодность, выдали другое тряпье, но вот только благодарности за обновки никто не испытывал, зная, что вещи прежде принадлежали тем, кто умер во время плавания. Маку досталось отвратительное пальто Полоумного Барни. Он перекинул его через бортовое ограждение и выколачивал палкой до тех пор, пока не избавился от вшей.

Капитан составил список оставшихся в живых заключенных и опросил каждого, кем по профессии он был на родине. Некоторые трудились простыми чернорабочими, другие, как Кора и Пег, никогда не добывали себе деньги честным путем. Им приходилось выкручиваться и лгать, на ходу придумывая что-то. Пег записали в ученицы портнихи, Кора назвалась бывшей официанткой из бара. Мак понимал, что только сейчас стали предприниматься запоздалые попытки заставить их выглядеть привлекательными для потенциальных покупателей.

Потом всех вернули в трюм, а ближе к вечеру туда привели для инспекции двоих мужчин. У этой пары вид был, мягко говоря, странный. На одном блистала красная куртка британского солдата поверх явно домашней кройки бриджей. Другой носил давно вышедший из моды желтый жилет с грубо сшитыми лосинами вместо брюк. Но, несмотря на странное облачение, оба выглядели хорошо откормленными, а красные носы выдавали в них людей, имевших возможность не скупиться на спиртное. Красавчик Белл шепотом объяснил Маку, что это «торговцы стадами душ», и объяснил смысл прозвища: они скупали большими группами рабов – приговоренных преступников или обанкротившихся должников – и гнали их действительно как стадо овец вглубь страны, чтобы продать в самых отдаленных районах фермерам или владельцам каменных карьеров в горах. Маку они с первого взгляда не понравились. Они удалились, никого не купив.

– Завтра день больших бегов, – сказал Белл, – и богачи из всех окрестных городков соберутся сюда на скачки.

К концу дня большинство из преступников окажутся проданными, вот тогда «торговцы стадами» приобретут оставшихся за бесценок. Мак от души надеялся, что к ним в лапы не попадут Кора и Пег.

Этим вечером им снова дали обильно поесть. Мак поел не спеша и хорошо отоспался. К утру почти все выглядели немного лучше. К некоторым даже вернулась живость взглядов и давно утраченная способность улыбаться. На протяжении всего плавания их кормили только один раз за день, но сегодня даже устроили настоящий завтрак из овсяной каши с сахарной патокой и налили по доброй мере разбавленного водой рома.

Вот почему, хотя никто из них не мог знать уготованной для себя участи, все еще с кандалами на ногах, люди, поднявшиеся из трюма на палубу, выглядели радостно возбужденной группой. Движение по реке стало даже более оживленным. Прибывало множество новых парусных лодок и яликов. Повозки и кареты запрудили главную улицу, а вдоль набережной прогуливались нарядно одетые местные жители, откровенно наслаждаясь выходным днем.

Толстобрюхий мужчина в соломенной шляпе поднялся на борт в сопровождении высокорослого седовласого негра. Вдвоем они осмотрели заключенных, выбирая одних и отвергая других. Мак скоро понял, что им нужны только самые молодые и сильные мужчины, а потому он неизбежно оказался в числе четырнадцати или пятнадцати из тех, кто им приглянулся. Женщины и дети оказались им без надобности.

Когда они завершили, капитан скомандовал отведенным в сторону «избранным»:

– Так. Вы все отправляйтесь с этими покупателями.

– Куда мы отправимся? – спросил Мак, но ему никто не ответил.

Пег заплакала.

Мак обнял ее. Пусть он заранее знал, что так и случится, у него все равно сердце разрывалось от горя. Все, кому Пег доверяла в жизни, неизменно покидали ее. Мать унесла болезнь, отца повесили, а теперь и Мака продали отдельно от нее. Он обнял ее крепче, и Пег тоже вцепилась в него.

– Возьми меня с собой! – почти выла она.

Ему пришлось отстраниться, чтобы сказать:

– Старайся держаться вместе с Корой, если сможешь.

Кора поцеловала его в губы со страстью, продиктованной скорее отчаянием, чем любовью. Трудно было поверить, что он мог больше никогда не увидеться с ней, никогда не лечь рядом в постель, не прикоснуться к ее телу, чтобы потом заставить зайтись в экстазе от наслаждения. По ее лицу струились горячие слезы, попадая ему в рот при поцелуе.

– Ради бога, Мак, постарайся потом как-нибудь найти нас, – умоляла она.

– Я сделаю все возможное…

– Нет, поклянись мне! – настаивала она.

– Клянусь! Обещаю вас разыскать.

Толстопузый вмешался:

– Все, хватит ласк! Уж больно ты любвеобилен. Пойдем со мной.

И он рывком оттащил Мака от Коры.

Мак бросил последний взгляд через плечо, спускаясь по трапу, понукаемый новым хозяином. Кора и Пег стояли, обняв друг друга, смотрели ему вслед и в голос рыдали. Мак вспомнил о своем прощании с Эстер. «Я не подведу Кору и Пег, как подвел сестру», – дал себе слово он. Но вскоре они уже пропали для него из вида.

Странно было ощущать под ногами твердую почву после того, как восемь недель подряд под тобой нескончаемо продолжалось покачивание на волнах океана. Тащась в кандалах по немощеной главной улице, он озирался по сторонам, вглядываясь в Америку. В самом центре города в глаза бросались прежде всего церковь, здание рынка, позорный столб и виселицы. Кирпичные и деревянные дома располагались на широких пространствах между собой по обе стороны дороги. Прямо посреди улицы в грязи разгуливали овцы и куры. Некоторые постройки выглядели уже достаточно старыми, но у многих был вид только что возведенных, почти еще не обжитых.

Городок бурлил от людей, лошадей, повозок и экипажей, большинство из которых прибыли сюда сегодня со всех окрестных поселений. Женщины красовались в модных капорах с лентами, мужчины натянули отполированные до блеска сапоги и чистые перчатки. Одежда на некоторых из них выглядела явно сшитой дома, хотя и из дорогих тканей. Он подслушал несколько разговоров о предстоявших скачках и ставках на них. Обитатели Виргинии казались людьми, не чуждыми склонности к азартным развлечениям и играм.

В свою очередь местные жители разглядывали заключенных лишь с легким оттенком любопытства. С таким же выражением они смотрели бы на мчавшуюся галопом по городу лошадь – зрелище не новое, но все равно вызывавшее некоторый интерес.

Через примерно полмили городок остался позади. Они перешли реку вброд, а затем направились по неровной тропе через поросшие лесом пригороды, вскоре оказавшись в сельской местности. Мак поравнялся со средних лет негром.

– Меня зовут Малакай Макэш, – представился он. – Но обычно обращаются просто – Мак.

Мужчина неотрывно смотрел на тропу прямо перед собой, но отозвался вполне дружелюбно.

– А я Коби, – назвался он, рифмуя свое имя с Тоби. – Коби Тамбала.

– Этот толстяк в соломенной шляпе… Он теперь стал нашим хозяином?

– Нет. Билл Соуэрби – всего лишь надсмотрщик. Нам с ним вдвоем велели отправляться на «Бутон розы» и подобрать наилучших работников для обработки полей.

– Так кто же купил нас?

– Нельзя сказать, чтобы вот как раз тебя именно купили.

– Что ты имеешь в виду?

– Мистер Джей Джеймиссон решил придержать тебя при своем хозяйстве, чтобы ты трудился на его плантации в Мокджек Холле.

– Джеймиссон!

– Он самый.

Значит, Мак снова стал собственностью семьи Джеймиссон. От этой мысли ярость вскипела в нем. Будь они трижды прокляты! «Я снова сбегу, – дал он себе зарок. – И не буду принадлежать больше никому».

– Кем ты работал раньше? – спросил Коби.

– Был когда-то шахтером. Добывал уголь.

– Уголь? Я слышал об угле. Камень, а горит как дерево, но даже жарче, верно?

– Ага. Проблема только в том, что нужно забраться глубоко под землю, чтобы найти его. А ты сам?

– Я из крестьянской семьи в Африке. У моего отца был большой участок земли. Больше, чем здесь у мистера Джеймиссона.

Мака это удивило. Он даже не представлял себе прежде, чтобы рабы могли происходить из состоятельных семейств.

– А что вы выращивали?

– Всего понемногу. В основном пшеницу. Разводили скот. Но табаком не занимались. У нас там был еще корнеплод под названием ямс. А вот в этих краях он мне никогда не встречался.

– Ты хорошо говоришь по-английски.

– Так я и провел здесь уже почти сорок лет. – Горестное выражение отобразилось на его лице. – Я был совсем маленьким, когда меня похитили.

Но у Мака на уме оставались Пег и Кора.

– Со мной на корабле прибыли еще двое – женщина и девочка, – сказал он. – Я смогу выяснить, кто их купил?

Коби издал невеселый смешок.

– Каждый пытается найти кого-то, с кем его продали по раздельности. Люди постоянно расспрашивают друг друга. Когда группы рабов встречаются на дороге или в лесу, они только об этом и разговаривают.

– Ребенка зовут Пег, – настойчиво продолжал Мак. – Ей всего тринадцать лет. Нет ни матери, ни отца.

– У того, кого продали в рабство, не может быть ни отца, ни матери.

Коби давно сломлен, понял Мак. Он вырос и привык к своему рабскому положению, научился примиряться с ним. В нем жила горечь, но он оставил всякую надежду обрести свободу. «Клянусь, что никогда не дойду до такого же состояния», – подумал Мак.

Они прошагали не менее десяти миль. Двигались медленно из-за оков на ногах ссыльных. Некоторые были до сих пор скованы попарно. Тем, чей напарник умер в пути, попросту соединили кандалами лодыжки таким образом, чтобы они сохраняли способность идти, но не бежать. И никто не мог передвигаться быстро. Если бы попытались, могли запросто упасть, настолько ослабели после восьми недель необходимости лежать. Надсмотрщик Соуэрби ехал верхом, но тоже никуда не торопился и постоянно прикладывался явно к какому-то спиртному из фляжки.

Окружавшая их местность скорее напоминала Англию, чем Шотландию, но не выглядела настолько уж непривычной, как того ожидал Мак. Тропа проходила вдоль каменистого берега реки, вившейся среди густого леса. Маку очень хотелось бы сейчас прилечь ненадолго в тени одного из деревьев с развесистыми кронами.

Он задумался, скоро ли снова увидит эту поразительную женщину – Лиззи. Он злился, что снова стал собственностью Джеймиссона, но ее присутствие могло послужить ему хотя бы некоторым утешением. В отличие от своего тестя она не была жестока, хотя подчас могла проявлять легкомысленное отношение к жизни. А ее нестандартное для леди поведение и яркая личность неизменно изумляли Мака. Но главное – она обладала пониманием того, что такое справедливость, и тем спасла ему уже жизнь однажды. Ситуация вполне могла повториться в ближайшем будущем.

На плантацию Джеймиссона они прибыли только в полдень. Тропа проходила через сад, где щипал травку скот рядом с поселением, состоявшим из примерно дюжины хижин. Две пожилых чернокожих женщины готовили еду на обычных кострах. Прямо в грязи играли несколько совершенно голых детишек. Хижины были грубо сколочены из необработанных досок, а косые окна оставались незастекленными.

Соуэрби что-то сказал Коби и удалился.

Коби обратился к новым рабам:

– Вот ваши жилища.

– Неужели нам придется жить под одной крышей с черными? – возмутился один из ссыльных.

Мак не сдержал смеха. После восьми недель в аду трюма «Бутона розы» кто-то еще мог жаловаться на особенности предложенных теперь жилищных условий. Поразительно!

– Белые и черные живут в разных хижинах, – пояснил Коби. – Никакого закона на этот счет не существует, но так уж традиционно сложилось. Каждая хижина вмещает шесть человек. Но прежде чем отдохнуть, вам предстоит еще одно дело. Следуйте за мной.

Они продолжили путь по тропе, извивавшейся среди полей зеленой еще пшеницы, высоких стеблей маиса, росших на пригорках, и ароматных рядов зрелого табака. На каждом из полей трудились мужчины и женщины, пропалывая сорняки между рядами или собирая в груды табачные листья.

Затем они вышли на широкий луг и стали подниматься к большому, но достаточно запущенному деревянному дому с облупившейся местами краской и с жалюзи на окнах. Очевидно, это и был особняк Мокджек Холл. Обойдя вокруг дома, они приблизились к подсобным постройкам позади него. Одной из них оказалась примитивная кузница. Там работал негр, которого Коби называл Кассом. Он сразу принялся сбивать цепи с ног вновь прибывших.

Мак наблюдал, как с людей по одному снимали оковы. Им овладело ощущение свободы, хотя он прекрасно понимал, насколько оно ложно. Но эти цепи надели на него еще в Ньюгейтской тюрьме по другую сторону планеты. И он ненавидел их каждую минуту из восьми унизительных недель, пока вынужден был носить.

С высоты холма, на вершине которого стоял дом, ему был виден проблеск воды в реке Раппаханнок, протекавшей в полумиле отсюда, чье русло рассекало лесные чащи. «Когда с меня снимут кандалы, – подумал он, – я мог бы сразу броситься бежать вниз к реке, переплыть ее и устремиться на свободу».

Ему пришлось сдержать первый порыв. Им все еще владела слабость, которая наверняка не позволила бы ему пробежать даже полмили. Кроме того, он дал клятву найти Пег и Кору, и ему придется справиться с этой задачей, прежде чем бежать, поскольку позже поиски могли стать совершенно невозможными. Требовалось все тщательно спланировать. Он не имел представления о географии края, где оказался волею судьбы. Нужно было знать, куда направиться и как добраться до нужного места.

И все равно, как только оковы упали с его ног, ему стоило большого усилия воли, чтобы не броситься бежать сразу же.

Пока он еще только боролся с искушением, очень вовремя к ним обратился Коби:

– Теперь, когда вас больше не сдерживают цепи, уверен, некоторые из вас уже прикидывают, как далеко смогут добраться отсюда до заката солнца. Но прежде чем вы попытаетесь сбежать, вам следует узнать нечто крайне важное. А потому слушайте меня внимательно и мотайте на ус.

Он сделал паузу вящего эффекта ради и продолжил:

– Беглецов, как правило, ловят и подвергают наказанию. Сначала следует порка, но это самая легкая часть кары. После чего им надевают железные ошейники, которые покрывают человека позором. Но самое главное – срок рабства продлевается. За неделю отсутствия прибавляют дополнительные две недели. У нас здесь есть типы, которые пытались сбежать столько раз, что им не видать свободы до столетнего возраста. – Он оглядел группу и поймал на себе взгляд Мака. – Но если захотите рискнуть столь многим, – закончил Коби, – могу сказать одно: желаю удачи.

По утрам пожилые женщины готовили на завтрак блюдо из маиса, именовавшееся полентой. И бывшие заключенные, и рабы ели ее пальцами из деревянных мисок.

Всего полевых работников насчитывалось около сорока человек. Если не считать группы только что прибывших ссыльных, большинство составляли чернокожие. Четверо были несостоятельными должниками, то есть людьми, согласившимися на четыре года принудительного труда за океаном, чтобы избавиться от долговой тюрьмы. Они держались обособленно и явно считали себя людьми более высокого положения, чем остальные. Только трое людей имели статус обычных наемных тружеников, получавших жалованье, – двое освобожденных чернокожих рабов и белая женщина. Всем им уже перевалило за пятьдесят. Некоторые из негров сносно говорили по-английски, но многие африканцы общались между собой на своих наречиях, а с белыми общались на каком-то полудетском и упрощенном языке. Поначалу Мак и относился к ним как к взрослым детям, но скоро понял, что они имеют над ним очевидное преимущество, владея, можно сказать, полутора языками, тогда как он сам изъяснялся только на одном.

После завтрака их отводили примерно на две мили через обширные поля туда, где рос уже готовый к уборке табак. Он рос ровными рядами с промежутками в три фута, а протяженность плантации составляла четверть мили. Растения в высоту достигали роста Мака, и с каждого следовало снять более дюжины широких зеленых листьев.

Распоряжения работникам давали Билл Соуэрби и Коби. Всех разделили на три группы. Каждому из первой группы выдали по острому ножу, чтобы срезать зрелые стебли. Вторую группу разместили на том участке поля, где растения срезали накануне. Они лежали на земле, и крупные листья успели отчасти свернуться после целого дня сушки под палящим солнцем. Новичкам показали, как обрабатывать срезанные стебли, разрезая пополам и насаживая вместе с листьями на длинные деревянные шесты. Мак оказался в третьей группе, в задачу которой входило относить заполненные ополовиненными стеблями шесты через все поле к табачному сараю, где их подвешивали к высокому потолку, чтобы воздух завершил процесс дозревания и просушки листьев.

Жаркий летний рабочий день тянулся томительно долго. Люди с «Бутона розы» пока не приноровились трудиться столь же проворно, как старожилы. Мак замечал, как его постоянно опережают женщины и даже дети. Его сильно ослабили болезнь, плохое питание на борту и почти полная длительная неподвижность. У Билла Соуэрби за поясом торчал кнут, но Мак пока не видел, чтобы он хоть раз пустил его в ход.

В полдень их накормили чем-то вроде черствого хлеба, который рабы называли кукурузными лепешками. Пока они ели, Мак с тревогой, хотя и без особого удивления заметил знакомую фигуру Сидни Леннокса, облаченного в новую одежду, которому показывал окрестности Соуэрби. Не приходилось сомневаться, что Джей ценил услуги Леннокса, оказанные ему в прошлом, и рассчитывал использовать его в дальнейшем.

После заката, ощущая смертельную усталость, они покинули плантацию, но вместо того, чтобы вернуть в хижины, их направили в табачный сарай, освещенный теперь десятком свечей. Наскоро поев еще раз, они продолжили работать, снимая окончательно дозревшие листья с ополовиненных стеблей и плотно спрессовывая листья в кипы. По мере того как длилась ночь, некоторые из детей и пожилых рабов порой начинали засыпать прямо за работой, и в действие вступила явно давно разработанная система оповещения, когда более сильные заботились о слабых, успевая разбудить их, если к ним приближался Соуэрби.

Перевалило далеко за полночь, как прикинул Мак, когда наконец потушили свечи и работникам разрешили разойтись по хижинам, чтобы улечься в свои деревянные койки. Сам Мак заснул мгновенно.

Показалось, что прошло всего несколько секунд, а его уже расталкивали с наступлением нового рабочего дня. Он с трудом поднялся на ноги и вышел наружу. Прислонившись спиной к стене хижины, съел порцию поленты, и едва успел сунуть последнюю пригоршню в рот, как их погнали в поле.

Когда с первыми признаками рассвета они добрались до плантации, Мак увидел Лиззи.

Это случилось впервые со дня посадки на борт «Бутона розы». Она ехала верхом на белом коне, пустив его медленным шагом через поле. На ней было просторное полотняное платье и широкополая шляпа. Солнце еще не сияло в полную силу и бросало на землю ясный, но слегка рассеянный свет. Выглядела Лиззи превосходно: отдохнувшей, удобно сидевшей в седле, – настоящая хозяйка плантации, леди, совершающая осмотр своих владений. Мак обратил внимание, что она заметно располнела, пока он только лишь терял вес в трюме от плохого питания. Но испытывать к ней какой-либо неприязни он был не способен, потому что она неизменно выступала за правое дело и уже спасла его жизнь по меньшей мере дважды.

Ему вспомнился момент, когда он обнял ее в проулке рядом с Тайберн-стрит после того, как спас от нападения двух негодяев. Он плотно прижимал ее мягкое тело к своему, вдыхая аромат мыла и чуть заметный запах дамского пота, и тогда его на мгновение посетила совершенно безумная мысль, что Лиззи, а не Кора должна стать его избранницей. Но здравый смысл сразу же вернулся и восторжествовал.

Внимательнее приглядевшись к ее округлившимся формам, он понял – она не просто растолстела. Налицо были все признаки беременности. У нее родится сын, который вырастет и станет копией типичного представителя рода Джеймиссонов – жестоким, алчным, бессердечным, подумал Мак. Он станет новым владельцем этой плантации, начнет покупать в полную собственность человеческие существа, обращаясь с ними хуже, чем со скотом, наживая все больше и больше денег.

Лиззи поймала на себе его взгляд. Мак ощутил чувство вины за то, что позволил себе так зло предрекать будущее ее нерожденного младенца. А она уставилась на него, словно не понимала, кто это так пристально разглядывает ее. А потом, как показалось, узнала и вздрогнула всем телом. Вероятно, ее шокировала перемена в его внешности, происшедшая за время тяжелого плавания через океан.

Мак какое-то время продолжал не сводить с нее глаз в надежде, что она приблизится к нему. Но она безмолвно отвернулась, пришпорила коня, перешедшего на рысцу, и всего через несколько секунд и конь и всадница пропали среди деревьев ближайшего леса.