Глава 28

Соколов сидел напротив посланца невозмутимый, приветливый, с легкой улыбкой на круглом румяном лице, но такая раскрепощенность давалась ему нелегко.

Почти машинально обмениваясь с посланцем приветственными, самыми обычными фразами, Соколов вдруг профессиональной цепкостью подметил, что тот похож на Виктора Хельга. Сходство не было полным, далеко не таким, каким оно бывает, скажем, у родных братьев и сестер, но некоторые «фамильные» черты просматривались хорошо. Со свойственной ему прямотой Соколов сказал об этом посланцу.

— Это вынужденный шаг, — ответил тот. — Мне приходится максимально экономить время, а копировать некоего конкретного человека проще, чем создавать обобщенный тип. Но у каждого человека я заимствую, в конце концов, то, что помогает мне понять человечество в целом.

— Так-так. — Соколов сцепил руки на животе и на секунду прикрыл свои голубые глазки. — Вы не обидитесь, если я задам вам несколько прямых и совершенно откровенных вопросов?

— Собственно, я и пригласил вас для этого.

— Вот как? — Соколов прямо, без улыбки, более того — очень серьезно заглянул в глаза посланца. — Кто вы?

— Я посланец немидов, — после некоторой паузы ответил собеседник эксперта. — По-моему, вы осведомлены об этом.

— Да, но вы же сами говорили, что вы и не человек, и не немид, а нечто третье.

— Совершенно верно. Пока лишь на таком, модельном уровне возможно прямое общение между нашими цивилизациями.

— Значит, вы не немид, — вслух подумал Соколов и снова поднял глаза на посланца. — Вы не немид, но тем не менее делаете ответственные заявления, к чему-то обязывающие человечество вообще и экипаж этого корабля в частности. Не будучи немидом, вы выступаете полномочным представителем чужой, незнакомой нам, великой цивилизации, ими созданной.

— Вы, — посланец не сразу сформулировал свою мысль, — не доверяете мне?

Соколов отмахнулся досадливым движением головы.

— Доверяете — не то слово! Где гарантия, что, не будучи немидом, вы правильно усвоили и точно излагаете то, что эти разумные хотели сообщить нам? Где гарантия, что неточности и ошибки в передаче иновселенской информации исключительной важности не приведут к нежелательным последствиям, которые для нашего корабля могут приобрести фатальный характер?

Посланец склонил голову, по губам его скользнула легкая улыбка.

— Понимаю! Вы хотите, чтобы я, образно говоря, вручил вам свои верительные грамоты?

Соколов не принял легкого тона и остался совершенно серьезным.

— Совершенно верно. В этом дипломатическом акте был глубокий смысл. С одной стороны, они снимали всякое сомнение в личности посла, с другой — подтверждали его ответственнейшее право одному говорить от лица целого государства и выражать его волю.

— Так вот что вас беспокоит!

— Да, — твердо заявил Соколов, — меня беспокоит именно это. Я убежден, что девиз «Подвергай все сомнению» правомерен не только в рамках науки, в сфере общения человека с природой, но и на любом другом ответственном уровне контактов. А инопланетные разумные контакты, как мне представляется, являют собой высшую степень ответственности.

Посланец молчал, опустив голову. Поколебавшись, Соколов беспощадно добавил:

— Я поднимаю все эти вопросы еще и потому, что многие прежние встречи людей и немидов кончались для моих сородичей трагически. Погиб Петр Лагута, первооткрыватель планеты Кика, пострадали и другие поселенцы этой планеты. Федор Лорка в разговоре с вами уже поднимал этот аспект наших взаимоотношений. Вы ушли от объяснений, попросив отсрочки, и получили ее. Думаю, что настало время объясниться откровенно.

— Вы задаете трудные вопросы, — сказал посланец.

Соколов вздохнул, усмехнулся, щуря свои маленькие хитроватые глазки, и доверительно сказал:

— Полагаю, именно за эту способность меня и включили в состав экспедиции. Больше как будто не за что.

Посланец вежливо улыбнулся и задумался.

— Хорошо, я отвечу на ваши трудные вопросы. С одним условием: этот разговор пока останется между нами.

— Я не могу обещать этого! — решительно заявил эксперт.

— Пока, — подчеркнул посланец. — И потом, все секреты, которые я сообщу вам, носят личный характер — касаются меня и не имеют отношения к общению наших цивилизаций в целом.

Соколов откровенно удивился, поерзал в кресле, поразмышлял и наконец решил:

— Хорошо, на таких условиях я готов помолчать. — Он окинул посланца взглядом, в котором теперь было нечто профессиональное, и добавил успокоительно, но с оттенком грусти: — Это далеко не первый личный секрет, о котором мне придется узнать.

— Тяжела доля эксперта?

— Тяжела. Но и доля посланца, я думаю, не легче?

— Не легче.

Они посмеялись, а потом посланец деловито, без эмоций пояснил, как обстоят дела с его официальным и неофициальным статусом в земном мире и в мире немидов. Соколов был потрясен.

— Я не верю вам! — быстро сказал он, хотя сердцем уже поверил, лишь разум его еще сопротивлялся.

— К сожалению, все именно так.

— Неужели не было другого, более гуманного выхода?

— Мы торопились, ведь вы могли попасть в беду.

— Но это жестоко!

— Что значит жестокость по отношению к одному, когда речь идет о благоденствии многих? А потом, после неудач на Кике мы чувствовали себя в долгу перед людьми.

— И ничего, совсем ничего нельзя сделать?

— Ничего.

Соколов замолчал, потом достал из кармана большой платок и, не стесняясь присутствия посланца, вытер сначала один глаз, затем другой, бормоча:

— Что поделаешь! К старости некоторые люди становятся сентиментальными. — И, спрятав платок в карман, деловито спросил: — Чем я могу помочь вашей миссии?

— Доверием!