10
Дом Зины, ладный сруб-пятистенка, стоял посреди ухоженного сада. Ровные, тщательно прополотые грядки с зеленью пролегали между двумя десятками яблонь. К изгороди жались кусты малины и крыжовника. Возле потемневшего от времени сарая дремали под дождем осоловевшие куры.
Метнулась занавеска на окне, послышался топот босых ног, и на крыльцо, укрытое резным крашеным навесом, выскочила девчушка лет тринадцати, уменьшенная копия Зины.
— Ты, Светка, с ума сошла! — закричала старшая сестра. — Простынешь босиком!
— Не простыну. — Девочка с любопытством осматривала Олю.
— Входите, Оля, — просто предложила Зина.
Та зашла в сени, скинула у порога боты. Света проворно подставила ей расшлепанные туфли с обрезанными задниками.
— Спасибо, — поблагодарила Гриднева. — Давай знакомиться: Оля.
— Светлана! — гордо протянула руку девочка.
— А теперь не путайся под ногами, — строго сказала Зина. — Где маманя?
— У тети Капы.
— Покличь. Гости у нас будут… Да постой ты, егоза. Надень чулки. Папаня где?
— Пошел в баню с Митькой и дядь Сашей.
— А что свою не затопили? — спросила Зина.
— Да нет, пиво пить. Митька приходил, сказал, что в столовой нету. А в бане, наверное, есть. А если в бане нет, поедут на станцию… — тараторила Света.
— Будет тебе болтать, — вытолкала ее за дверь сестра и предложила: — Проходите, Оля, в комнаты. В гостиной посидим. Хотите, в моей комнате. Книги там есть…
— Все равно. Можно и в гостиной.
Оля присела на диван, обитый черным дерматином и застеленный дешевой дорожкой. Наблюдала за Зиной, которая деловито переставила какие-то безделушки, украшавшие столик с радиолой, распахнула занавески, согнала с буфета большого растрепанного кота, лениво усевшегося посреди комнаты.
— Что, ваши родители в отпуске? — спросила Оля, чтобы завязать разговор.
— Сегодня же суббота.
— Ах да! Совершенно спутались в голове все дни… До вас я ведь в геологической экспедиции работала… Тоже без выходных и суббот.
— Почему ушли от них? — спросила Зина, продолжая наводить порядок. Она старалась не смотреть на Олю.
— Так. Не сработалась…
— Бывает.
— Развели там одну сплетню…
— А как же вас муж отпустил из Москвы? — Зина спохватилась: — Это Анван говорила, что вы замужем…
Оля вздохнула.
— Ушла я от него. — Она хрустнула пальцами. И, чтобы сменить тему разговора, попросила: — Поставьте пластинку, Зиночка, что-нибудь повеселей.
— Какая это музыка для вас, для московских… Сличенко, Пугачева…
— Поставьте. У нас в Москве то же самое крутят.
Зина включила радиолу. Комната наполнилась звуками гимнов древних инков.
— Има Сумак? — спросила Оля.
— Ага.
— Нравится?
— Ничего. Мамане моей очень нравится. Хотите, поставлю другое?
— Пускай… А у вас ребята хорошие. В экспедиции, — пояснила Оля.
— Хорошие, — вздохнула Зина. — Колумб, например, отличный парень. Серьезный, усидчивый. Вы не подумайте, это он не зная ляпнул, что нам накладно будет принять вас. У нас что деревня — каждый другого как облупленного знает. А тут гости! Азаров, Анван, Веня, вы… Знаете, какой праздник для мамани и папани! А Колумб, он осторожный такой, экономный очень. Лишней копейки не потратит. Так же и о других думает… Говорит, семья у него на плечах…
— Он же молодой, лет двадцать шесть!
— Двадцать четыре… А вон и маманя!
Первой в комнату влетела Светка. Села на стул, взяла на колени кота и уставилась на Олю.
Мать Зины, степенная, средних лет женщина, протянула Оле руку лопаточкой:
— Клавдия Тимофеевна… А ты, Зинаида, всегда мать в неловкое положение ставишь. Давеча предупредила бы, что гостей ждешь. Я бы тесто поставила, пироги спроворила…
— Что вы, Клавдия Тимофеевна, — вступилась за Зину Оля, — мы надумали в город только утром. Так сказать, экспромт.
— Конечно, что теперь рядить… Светланка, нечего алырничать! Беги к Шеиным. Они вчера борова закололи. Пусть придержат для меня кило четыре. (Младшая дочь метеором выскочила из дому.) Ваша начальница тоже будет?
— Будет, — ответила Зина.
— Батюшки! Папаня-то наш, ай-я-яй, гляди, часа на три закатился! Вина надо хорошего, красненького. Я в нем не смыслю… А вы, девушки-голубушки, с дороги, чай, проголодались?
— Спасибо, — поспешила отказаться Оля. — Мы перед отъездом ели.
— Знаю я вашу еду: сухомятка, консервы. Век бы их не видела!..
— Маманя, — перебила ее Зина, — мы же не дети. Захотим — попросим. Верно, Оля?
Та кивнула.
— Вы, столичные, больно воспитанные, — сказала мать Зины.
Гриднева улыбнулась:
— Честное слово, мы сыты…
Через полчаса дом наполнился деловой суматохой.
Пришла тетя Капа — крепкая старуха, широкая в кости. Потом появился отец Зины. Он с большим достоинством представился Оле:
— Петр Григорьевич Эпов… Значит, из Москвы? А мы здешние, талышинские. С коих времен. — И отправился в сарай.
Скоро он внес в кухню, где уже усердно хлопотали женщины, двух обезглавленных петухов, остро пахнущих мокрым пером, и встал в дверях, ожидая дальнейших приказаний.
— Нечего тебе бабьи разговоры слушать, — сказала Клавдия Тимофеевна. — Ступай в сельпо. Красненького возьми, какое получше.
— Может, шампанского?
— Да хоть и его, тебе виднее.
Оле делать ничего не разрешили как гостье. Как завороженная, она смотрела на ловкие быстрые руки Клавдии Тимофеевны и тети Капы, которые с неимоверной скоростью вылепливали маленькие, аккуратные пельмени.
— Как у вас быстро получается! — не удержалась Оля.
— Это что! — покачала головой тетя Капа. — Покойница Зинаида, мать Клавдии, пошибче нашего раза в два управлялась. Бывало, соберемся втроем, за вечер целый мешок и нащелкаем. Она одна успевала больше, чем мы обеи. Значит, спроворим мешок — и на мороз… У нас это первейший запас в каждой избе. Иной раз до самой пасхи хватает. Жаль, вы к нам пораньше не выбрались. Четвертого дня сосед наш, милиционер, медведя подстрелил на охоте. Из медвежатины самые знатные пельмени получаются.
— Может, осталось еще? Не то Светланку пошлем, — сказала хозяйка.
— Куда там! Расхватали… Я интересовалась. А у вас в Москве с чем делают?
— Не знаю, — улыбнулась Оля. — В магазине покупаем.
— Батюшки! — удивилась тетя Капа. — Да сколько же рук надо, чтобы накормить тыщи народу?
— Машины делают, автоматы такие.
— Нешто, машина и тесто раскатает, чтобы не порвалось, и завернет вот так аккуратно?
— Заворачивает.
— Чудеса. Попробовать бы разок. И скоро эти машины управляются?
— Один автомат — я видела на Выставке достижений народного хозяйства — делает тысяч двадцать в час…
Тетя Капа покачала головой, расстроенная этим сообщением: ее умение показалось ей жалким и ненужным.
— Конечно, такие пельмени не сравнить с домашними, — сказала Оля.
— Это верно. Все домашнее во сто крат вкуснее магазинного! — обрадованно закивала тетя Капа. — Сделаешь, как тебе захочется: и с мясом, и с дичью, и с грибочками. С рыбкой тоже объедение!.. А помнишь, Клава, старуха Карповна, царство ей небесное, с раками делала? Обшпарит их чуток, из шеек начинку сладит. Хлопотно, зато любого сытого проймет. Архиерей наш приглашал ее готовить на пасху и в свой день ангела…
Оля жадно слушала старую женщину.
Зина в уголке разделывала птицу. В разговор не вмешивалась. Изредка посматривала на часы.
— Что это ты все на часы поглядываешь? — заметила мать. — Когда гости будут?
— Часа через полтора, — отозвалась дочь.
— Они же к Клинычеву еще заедут, — подсказала Оля.
— Я прикинула. Ну, самое большее — через два, — сказала Зина.
— Успеем. Петухи готовы? — спросила Эпова-старшая.
— Готовы, — ответила Зина.
— Запускай в кастрюлю. — Мать Зины глянула в окно. — Никак, Сенька пожаловал?
В прихожей послышался стук тяжелых сапог, и на пороге кухни появился здоровый молоденький милиционер в плащ-накидке.
— Бог в помощь, гражданки женщины… Петр Григорьевич дома?
— Благодарствуй. Чехол бы свой скинул, напустишь воды, — откликнулась хозяйка.
— Я на минутку, — сказал Сеня, но плащ снял и устроился на свободной табуретке. На его плечах красовались погоны младшего лейтенанта. — Хозяин, спрашиваю, где?
— До сельпо побег. Гости у нас, Зинкины, всей бригадой.
— За горючим, значит, — кивнул милиционер. — А чего в сельпо? Та же белоголовка, портвейн, что и в продпалатке.
— За шампанским. Начальница обещалась быть. Ученая, — пояснила Клавдия Тимофеевна.
— Верно, шампанское только в сельпо. Да на станции. — Он поглядел на Олю и почему-то усмехнулся: — Знаем эту бригаду. Прошлым месяцем пожар устроили на болотах.
— Так уж прям и пожар! — дернула плечом Зина. — Самая малость сгорела.
— Пожарная инспекция на место выезжала, — солидно сказал Сеня.
— Дело прошлое, будет вам, — вмешалась тетя Капа. — Ты лучше скажи, как это получается: медвежатины добыл, а с соседями не поделился?
Сеня поднял палец:
— Особый заказ. Самому оставил килограммов десять да Шеиным дал полстолько.
— Может, осталось что?
— Иди проверь. Катерина дома. Подчистую подобрали.
— Ладно, верим, — примирительно сказала хозяйка. — Петр тебе зачем?
— Наше дело, охотницкое.
— Раз такие секреты, заходи позднее…
— Не к спеху. Завтра забегу.
— Может, зайдешь все-таки? — настаивала Клавдия Тимофеевна.
— Дежурство у меня. Служба. — Сеня поднялся. И, обращаясь к Оле, заметил: — А вы новенькая, я всех в бригаде знаю.
— Да, я новенькая, — подтвердила та.
— Из Москвы, верно?
— Из Москвы.
— Прямо фокусник какой! — усмехнулась тетя Капа.
— Ну, желаю всем хорошо повеселиться. — Младший лейтенант милиции, довольный произведенным, эффектом, удалился.
11
Гости прибыли, когда стол был накрыт, а хозяева принарядились в праздничные платья. Тетю Капу с трудом уговорили остаться. Старушка сходила домой, надела по этому случаю шелковую косынку в мелкий синий горошек.
Анна Ивановна, увидев угощение, всплеснула руками:
— Вот это уж зря! Сколько хлопот из-за нас.
— Какие там хлопоты. Гость в дом — прибыток, — возразила Клавдия Тимофеевна, помогая ей снять пыльник.
Хозяин поздоровался со всеми за руку и представился полностью: имя, отчество, фамилия. Сел он рядом с Анной Ивановной, во главе стола, ежеминутно поправляя сбившийся набок галстук.
Веня не скрывал своего восхищения, разглядывая стол. Потирая руки, он торжественно произнес:
— У Рембрандта изображены столы похуже этого.
— Чем богаты… — скромно ответила Клавдия Тимофеевна.
Вася хотел пристроиться подальше от Кравченко, но та посадила его рядом с собой. Пузырев озабоченно оглядел стол. Кроме шампанского, ничего не было. Но его успокоили тарелки с горками маленьких соленых огурчиков, запутавшихся в листьях хрена и зонтиках укропа, с ровной пирамидой помидоров, сочивших из своей надорванной кожицы аромат соления, с мисочками маринада, в котором плавали среди гвоздичек и лаврового листа упругие шляпки маслят и белых грибов. Закуска явно не для вина…
Зина все держала возле себя стул, ожидая, что Азаров сядет рядом. Но Степан устроился около Оли.
К неудовольствию хозяев, Анна Ивановна пожурила их за шампанское: лишняя роскошь. Когда Петр Григорьевич потянулся с бутылкой к Василию, шофер твердо сказал:
— Не могу: за рулем. Я боржомчику. — И налил себе в рюмку минеральной воды.
Вскоре за столом стало веселей, скованность прошла. Петр Григорьевич спросил у Анны Ивановны:
— Никак не возьму в толк, как вы, женщина, видная из себя, интересная, занимаетесь этим делом?
— Люблю свою работу, — улыбнулась та. — Считаю, что человек должен жить в контакте и полном сочетании с природой, относиться с уважением к животным, обитающим на земле.
— Но есть же твари покрасивше — птички всякие, зверушки разные маленькие: зайчики, белочки, божьи коровки. В прошлом году, например, все пионеры собирали божьих коровок. Куда-то на Украину посылали.
Анна Ивановна подтвердила:
— Да, там был большой выплод тли… Что ж, белочек, зайчиков я тоже люблю. Но рептилии — моя страсть как ученого.
— Бывает, — кивнул Петр Григорьевич, — Зинаида рассказывала, что́ вы с этими ползучими делаете. Аж волосы дыбом встают, ей-богу!
— Полезное дело делаем, — сказала Анна Ивановна. — Стараемся сохранить целый вид животных, чтобы не нарушить равновесия в природе. И попутно извлекаем пользу от них. А то дошло до того, что в Африку из Европы отправляют хищных зверей — львов, тигров, родившихся в зоопарках.
Эпов покачал головой.
— Извели, значит, зверя?
— Многие виды исчезли полностью, — вздохнула Кравченко. — Печальные плоды деятельности человека.
— Ну, а какая же польза от гадов? Вон вашего сотрудника укусила змея. И что тут полезного? А если бы помер?
— Не спорю, со змеями надо работать осторожно и внимательно. Да, бывают укусы. Но, скажу вам, ни одна змея в мире сама на человека не нападает. Только когда обороняется. А скольких людей спасают препараты из змеиного яда от мучительных болей, от психических заболеваний, от несвертывания крови, при тяжелых хирургических операциях… Трудно перечислить. Мы только начинаем осваивать эту область… Леня поправляется. Послезавтра выпишут. Без всяких последствий… Так что, уважаемый Петр Григорьевич, волков бояться — в лес не ходить.
— Вот-вот, раз заговорили о волках: от них, к примеру, какая польза?
— Скажу. Не было бы этих природных селекционеров, может быть, давно бы уже не существовало таких животных, как северные олени. А без них человек не смог бы жить на Севере.
— Как это понимать? — удивился хозяин. — Они же, наоборот, уничтожают оленей!
— Уничтожают больных и слабых, очищая и улучшая тем самым породу, которая, наверное, не выдержала бы трудных условий, если бы больные и слабые оставались жить и давали потомство. Понятно?
— Кое-что кумекаю… Значит, дохлые олени плодились бы, их детеныши были бы такими же хлипкими и рожали снова дохляков… Мороз — бац! И они все полегли. Так?
— Именно! — подхватила Анна Ивановна. — А историю с воробьями вы знаете?
— Нет. А что?
— В Китае была объявлена война воробьям. Подсчитали, что они, видите ли, съедают много зерна. Какому-то олуху пришла в голову мысль уничтожить их всех. Уничтожили. И что?
— Ну-ка, ну-ка?.. — прищурился Эпов.
— Расплодилось столько вредителей пшеницы, что урон от них в несколько раз превосходил потери зерна, съедаемого воробьями.
— Стало быть, их раньше клевали воробьи?
— Конечно.
— Как же теперь китайцы обходятся?
— Пришлось завозить воробьев из других стран. Платить золотом.
— Дуракам закон не писан, — подытожил Петр Григорьевич.
— Но сначала этот закон надо узнать.
— Верно. На то вы и существуете, ученые. Полезное дело делаете… — Петр Григорьевич взял тарелку Анны Ивановны, положил пельменей. И добавил: — Только не женское это занятие…
— Почему? Мы из того же теста, что и вы.
— Не, вы помягче будете.
— Зато более живучие. Так говорит статистика.
— Что верно, то верно. Мужик и баба в горе себя по-разному ведут. Баба поубивается, поубивается, смотришь — отошла, принимается хлопотать, сызнова налаживать. Мужик часто ломается вконец, опускает руки, а там до водки один шаг…
— Я говорю о физических лишениях. Женская половина человечества переносит голод, болезни и даже изнурительную работу лучше мужчин.
Петр Григорьевич задумался.
— А может, это не выдерживает? — Он постучал пальцем по виску и сердцу.
— Американцы считают, что половина сердечных заболеваний — от нервного переутомления. А сейчас первое место в мире из всех болезней, приводящих к смерти, держат сердечно-сосудистые заболевания.
— Стало быть, беречь нас, мужиков, надо?
— Да, так один профессор писал в газете, — подтвердила Анна Ивановна. — Надо беречь.
— Ну, это он лишку хватил, — покачал головой Эпов. — Мы еще за себя постоять можем.
— А я все-таки решила заняться таким делом, — засмеялась Анна Ивановна, — мужским!
— И сколько яду добываете? Наверное, уже целый вагон отправили?
Анна Ивановна показала пустой бокал.
— Сюда поместится весь.
Петр Григорьевич недоверчиво посмотрел на Кравченко.
— Разыгрываете?
— Нисколечко, — улыбнулась Анна Ивановна.
— Так это гроши какие-нибудь. И стоит так рисковать, лишениям себя подвергать? — изумился Эпов.
— Почему гроши? Добытый нами яд стоит тысячи рублей.
— Ого! — присвистнул Эпов. — Тысячи!
— Но дело не только в этом, дорогой Петр Григорьевич. Цель экспедиции куда шире, чем добыча яда.
— Но согласитесь все-таки, Анна Ивановна, что дело наше не очень эстетичное, — вдруг вмешался в разговор Христофор Горохов. Он сидел по другую сторону Эпова и, казалось, был увлечен настолько едой, что ничего не слышал.
— Это вы, Христофор, зря, — мягко возразила Кравченко.
— Не-ет, — упрямо тряхнул головой Горохов. — Посудите сами: какому нормальному человеку придет в голову заниматься тем, чем занимаемся мы с вами?
— Милый Христофор, я считаю чувство брезгливости к змеям ненормальным для нормального человека.
— Поспорю. — Горохов отодвинул от себя тарелку. — Весь животный мир, включая человечество, боится и ненавидит рептилий. Это естественное чувство самозащиты и, если хотите, эстетическое кредо…
— Об эстетическом кредо мы еще поговорим, — перебила его Анна Ивановна. — Продолжайте.
— Веками животные, в том числе гомо сапиенс, вырабатывали рефлекс на змей, скорпионов, пауков и прочих опасных представителей живых существ. Наша жизнь — это наши рефлексы, комплекс бессознательных и сознательных импульсов и поступков. Утверждать обратное — минимум миниморум чепуха.
— Почему же гомо сапиенс не выработал защитного рефлекса на кошек, собак, овец, коров, лошадей? Лейшманиоз, бруцеллез, эхинококк, бешенство, солитер, некоторые виды чумы — вот лишь малая доля тех подарков, которыми награждают домашние животные своего друга и покровителя — гомо сапиенса. От этих подарков погибло в сотни, тысячи раз больше людей, чем от укусов ядовитых животных.
Петр Григорьевич переводил взгляд с Анны Ивановны на Горохова, стараясь понять, о чем они говорят. Но это ему удавалось с трудом.
— Я скажу об эстетическом кредо, — сказал Чижак. Он почему-то посмотрел на Олю. — В Древнем Египте змея считалась не только символом мудрости, но и почиталась за красоту и пластичность. В Индии, в Шри Ланка, в странах, где исповедуется буддизм, изображения и изваяния кобры встречаются чаще, чем других животных. Между прочим, по легендам кхмеров, жителей Камбоджи, они якобы произошли от священного змея — Нага. Согласитесь, взять в свои предки рептилию, вопреки эстетическому кредо, было бы по крайней мере нелогично… Кстати, Христофор, знаешь, как в Африке охотятся на удавов? Этим делом занимаются молодые красивые девушки. Они раздеваются, прошу прощения, — Веня раскланялся, как оратор, — донага и исполняют танец перед питоном. Самое удивительное, что змея не трогает девушек, об этом свидетельствуют видные натуралисты. Залюбовавшись танцем, удав становится легкой добычей охотницы…
— А что с ними делают? — полюбопытствовал Эпов.
— К сожалению, едят, — вздохнул театрально Чижак.
— Тьфу, какая пакость! — не сдержался Петр Григорьевич.
— Увы, это так. Мясо удавов считается деликатесом у многих высококультурных наций — у китайцев, мексиканцев. А у африканских племен право есть мясо питона имеют только старейшины и вожди… Так что, Христофор, змея — для многих народов животное эстетически вполне привлекательное.
— Все равно змеи — это мементо мори… — протянул Колумб.
— Скорее всего — мементо витэ, — улыбнулась Анна Ивановна.
Чижак снова бросил взгляд на Олю: она о чем-то тихо переговаривалась со Степаном.
Но Христофор не сложил оружия.
— Боязнь смерти, обожествление ее — вот смысл почитания змеи огнепоклонниками и буддистами. — Он громко хрустнул огурцом. — А мы все-таки психи. Как те, что носятся на мотоциклах, переплывают в одиночку океан в погоне за этим… — он щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово, — остреньким соусом к постной жизни…
— Не в ту степь вы, Христофор, — потрепала его по плечу Анна Ивановна.
— Я — что! — Горохов грустно улыбнулся. И неожиданно закончил: — Мне деньги нужны.
Анна Ивановна рассмеялась.
Вениамин Чижак, сидевший между тетей Капой и Клавдией Тимофеевной, решил свое обаяние распространить на них и с серьезным видом сказал:
— Ходить в гости — традиция, идущая из глубокой древности. Во времена юности человечества существовал наивный и мудрый обычай съедать гостей…
— Да ну! — ужаснулась тетя Капа. — Зачем же их съедать-то?
— Если хозяева не успевали съесть гостей, — ответил Веня, поглаживая бороду, — то гости обедали хозяевами. Эта милая привычка сохранилась до последнего времени у туземцев Соломоновых островов.
— Пресвятая богородица! — перекрестилась старушка. — Ажно мороз по коже…
— Между прочим, сейчас борьба с гостем ведется несколько по-иному, — продолжал Чижак, словно читал интересную лекцию. — Существует два способа. Первый — пассивный: не впускать гостя в дом, но если он все-таки прорвется, то ни в коем случае не кормить. Ежели гость окажется упорный, следует напустить на него злую собаку или, что более эффективно, — тещу.
Клавдия Тимофеевна прыснула в кулак. Тетя Капа еще не понимала, что Веня их разыгрывает.
— Второй способ — активный. В ответ на один визит нанести три или четыре, чтобы гость понял, как тяжело приходится хозяину. Если и это не помогает, то, когда гость снова появится в вашем доме, накормите его так, чтобы дело дошло до «скорой помощи». Этот способ называется «демьянов», по имени изобретателя «демьяновой ухи»…
Тут только и до тети Капы дошло, что Чижак шутит. Она залилась смехом, утирая глаза платочком.
Азаров продолжал шептаться с Олей. Зина сидела на стуле прямо, ни на кого не глядя. Вася все еще расправлялся с закуской.
Вдруг Вениамин предложил:
— Я считаю, надо запечатлеть для потомков этот торжественный день. Роль запечатлителя беру на себя.
— А роль проявителя и отпечатывателя? — спросил Горохов.
— Прошу не беспокоиться, — прижал руку к груди Веня.
— Колумба-то сегодня прорвало, — тихонько толкнул бригадира Василий.
Тот буркнул:
— От кислятины. — И кивнул на шампанское.
Веня протер запотевшее окно:
— Дождя нет. Желающие фотографироваться — на улицу.
Все гурьбой вывалились во двор.
Моросить действительно перестало. Сквозь тучи, через грязно-голубоватые разрывы, пробивались кое-где косые полосы солнечных лучей, вырывая из темного однообразного ковра тайги, раскинувшегося по холмам, яркие свежие пятна. Влажный воздух пах мокрой зеленью.
— Красота какая! — не удержалась Анна Ивановна.
Чижак, как заправский фотограф, расставил всех по классическому правилу: высокие сзади, кто пониже — в первом ряду.
Отойдя на несколько шагов, он долго целился объективом, возился с выдержкой, диафрагмой и вдруг объявил:
— Секундочку… Оставайтесь в таком положении. Заела пленка.
Он вбежал в дом, на ходу перехватил соленый грибок и заглянул в комнату Зины.
Зина сидела на кровати и плакала. Чижак смутился.
— Прости, не помешал?
Девушка поспешно вытерла глаза.
— Нет, что вы, Веня.
— Пленка заела, понимаешь? Помочь можешь только ты. Давай что-нибудь светонепроницаемое.
— Что именно?
— Пальто, плащ…
Зина вынула из шкафа пальто.
— Отлично! — Вениамин укрыл фотоаппарат и залез в рукава. — Зинуля, подоткни со всех сторон, чтобы свет не прошел. — Кряхтя и кусая губы, Чижак возился с пленкой. — Между прочим, не обижайся, Зинулик, хочу дать совет. По-дружески… Тьфу ты черт, крепко засела! Брось ты это… переживать. Наш бригадир обжегся один раз, теперь всё! Его никто не проймет…
— И с чего вы взяли, что я переживаю? — Зина отвернулась к зеркалу, поправила прическу. — Так, вспомнила тут одно…
— Вот и чудесно! — Веня скинул с рук пальто. — Идем сниматься. — Он легонько хлопнул девушку по спине и рассмеялся: — Никому не говори: я эту штуку держу в руках второй раз в жизни.
— Пожалуйста. Мне-то что…
Воспользовавшись тем, что незадачливый фотограф отлучился, Петр Григорьевич незаметно увлек Степана в сторону.
— Ну как вам наши края? — начал он издалека.
— Нравятся, — простодушно признался Азаров.
— Богатые, — кивнул Эпов. — Только не ленись: будет тебе хлеб, будет и маслице. Далековато, правда, от всяких столиц, да мы не жалуемся… Кончится экспедиция, вы опять все свое хозяйство на поезд и увезете?
— Наверное, — ответил Степан.
— А может, уступите мне вагончик, для пасеки моей в самый раз.
Степан растерялся. И, чтобы прекратить разговор, отшутился:
— Яд можем продать, а вагончики — собственность института.
— Яд мне ни к чему, — серьезно сказал Эпов. — А вот вагончик… За ценой не постою. Вам их везти обойдется дороже, чем они того стоят. А может случиться, что вы на следующий год снова сюда. Я бы арендовал его вам.
— Петр Григорьевич, это собственность института, и ею распоряжается дирекция.
— Может, с Кравченко поговорить? — настаивал Петр Григорьевич.
— Не советую. Она за это не возьмется, — вежливо, но твердо сказал Азаров.
— Нет так нет. Я это так, к случаю пришлось… Хозяйство мое тебе как? (Степан молча кивнул.) С Клавой за двадцать лет нажили. — Эпов обвел взглядом двор. — Можно сказать, на голом месте начали. Пришел с войны, сразу взялся обеими руками…
Петр Григорьевич показал Степану хлев, из которого пахло скотиной и навозом. В полумраке Азаров разглядел пятнистый лоснящийся бок буренки. Корова скосила на них темный влажный глаз. Она методически двигала нижней челюстью, издавая негромкий чавкающий звук.
— Зорька наша, — с гордостью сказал хозяин. — Добрая скотина. Четыре семьи может напоить молочком запросто, сметанкой и маслицем вдоволь попотчевать…
Степан чувствовал неловкость. Он не мог взять в толк, с какой стати Зинин отец все ему показывает. Петр Григорьевич подвел его к сарайчику с маленьким подслеповатым окошком. На пороге валялись куриные перья. Из глубины послышалось шевеление и недовольный клекот пеструшек, не поделивших уютные места на насесте.
— Дура птица! — засмеялся Эпов. — Ой дура! Все говорю Клаве: зачем такая прорва курей — семь десятков! Продать половину! Да разве с женщиной договоришься? Куды там! А с весны хочет поросенка или двух взять. Мы прошлый год держали. Хлопот, конечно, много, а с другой стороны, сальце свое, окорока в погребе повесишь. Магазинное, оно не то по вкусу да и дороже выходит…
Петр Григорьевич, увидев, что Степан никак не реагирует на его слова, откашлялся и указал на другое деревянное строение с большими воротами.
— Коней держал. Теперь как бы не по времени: техника заедает. Машину собираюсь покупать. Водить, правда, не умею. — Эпов вздохнул. — Одна надежда: может, зять будет с правами… Не водишь?
— Плохо. — Степан, кажется, понял, куда клонит Эпов, а тот продолжал:
— Мне что, подбросить этак километров за полтораста на пасеку да где хорошие охотничьи места, а вообще пускай распоряжается автомобилем как душе угодно. А то все приходится к Сеньке-милиционеру на поклон ходить: мотоцикл у него служебный. Когда возьмет, а когда и со свояком едет…
— Хорошая у вас охота? — спросил Степан, чтобы переменить тему разговора. Ему стало не по себе.
— Лет двадцать назад лучше была. Загнали зверя в тайгу. Раньше кабанов били прямо у самого Талышинска, можно сказать, у себя в огороде, а теперь ехать надо… У меня ведь сын был, Андрей, — неожиданно сказал Петр Григорьевич. — Чуть моложе тебя. Утонул в сорок девятом. А теперь бабье царство. — Эпов вздохнул. Потом махнул рукой, словно отгоняя тяжелые воспоминания. — Дочери что? Повыйдут замуж, уйдут. Как я увел Клавдию… Ты небось женат? — как бы невзначай полюбопытствовал Петр Григорьевич.
— Был, — буркнул Степан.
— Ясно, — поспешно сказал хозяин. — И дети?..
— Дочь, — так же нехотя ответил Азаров.
— Безотцовщина, — вздохнул Петр Григорьевич.
— Почему же, — нахмурился Степан. — Она больше со мной бывает, чем с матерью…
— Вот и взяли бы ее сюда. У нас хорошо для дитя: воздух, лес, климат самый подходящий… Молоко свое, постоит час — с палец жиру… Клавдия Тимофеевна присмотрела бы. Страсть как детей любит…
Азаров не знал, что и ответить. Выручил его Веня. Он наладил фотоаппарат и снова сзывал всех сниматься.
12
После фотографирования Вениамин потянул за рукав бригадира. Они отошли под деревья.
— Степ, такая штука, проявить мне надо… Может, и отпечатаю. Короче, надо исчезнуть. Завтра как штык с утра буду в лагере.
Азаров пожал плечами:
— Дело хозяйское. Гляди, чтобы не накостыляли…
Веня согнул руку, пощупал бицепсы.
— Я видел, как на тебя волком смотрели здешние ребята. Здоровые… — сказал бригадир.
— Пусть только полезут. Первый разряд. — Чижак похлопал по икрам и загоготал. — На длинные дистанции!
Степан усмехнулся:
— Другое дело. Валяй.
Гости и хозяева шумно и весело возвратились к столу. Отсутствия Вени сначала никто не заметил. Но тетя Капа воскликнула:
— А где наш любезник?
— В город отправился, — сказал Степан. — Пленку проявлять.
— Ой, неплохой паренек, этакий алюсник, — завздыхала старушка.
Через некоторое время змееловы засобирались домой. Петр Григорьевич предложил всем остаться заночевать. Эту идею горячо поддержал Василий.
— Надо ехать. Хозяйство наше без присмотра, — сказала Анна Ивановна.
— Тогда посидите еще, — попросила хозяйка. — За дочкой мы соскучились.
— Засветло надо добраться. А Зина пусть останется. — Анна Ивановна решительно встала. — Вернуться может завтра-послезавтра. Замена ей есть.
— Что вы, Анна Ивановна, я поеду. Работы много, — сказала Зина.
— Оставайся, оставайся, ты и так уже два выходных не использовала. — Кравченко улыбнулась. — А то на профсоюзном собрании мне как руководителю выговор объявят за нарушение трудового законодательства…
Зина нехотя согласилась остаться.
— Раз уж решили, с богом, — поднялся Петр Григорьевич.
На улице уже смеркалось. Степан с Олей первые подошли к машине. Азаров подсадил девушку в кузов.
— Степа! — крикнула с крыльца Анна Ивановна. — Иди сюда.
Оля присела на скамейку в темном фургоне, зябко кутаясь в свою синюю курточку с вязаным воротником и манжетами.
Вдруг через борт перемахнул Василий, вынул из-за пазухи бутылку и сунул ее в тряпье под сиденье. И только тут увидел Гридневу. Пузырев зачем-то снял кепку.
Оля улыбнулась:
— Что, Вася?
— Продадите небось?.. — вздохнул тот.
— Зачем же…
— И я говорю. Это ж форменная пытка над человеком. Такая закуска — пей не хочу! — Он извлек из кармана целлофановый пакет, от которого пряно пахло соленьями. — Понимаете?
— Понимаю, — кивнула Оля.
— А вы не беспокойтесь: я тихо, ночью, когда все уснут. А на утро Вася — как огурчик! — Он тщательно спрятал пакет и поспешно спрыгнул на землю.
Скоро вернулся бригадир. Ловко перемахнул в кузов.
— Поехали? — крикнула с крыльца Анна Ивановна.
— Поехали! — ответил Азаров, усаживаясь около Оли.
— Милости просим, Степан Иванович, — сказал на прощанье Петр Григорьевич.
— Спасибо, как-нибудь, — ответил Азаров.
Хлопнула дверца. Василий тронул, и дорога поплыла назад со всем семейством Эповых, выстроившихся возле своей калитки.
— Погуляли, — сказал Степан.
— А что, было очень хорошо. Да, а где Христофор?
— Тоже остался. Деньги не успел своим отправить. Заботится…
Машина лихо мчалась по шоссе.
— Что-то Вася лихачит, — заметил Азаров.
— Спешит домой, — улыбнулась в темноте Оля.
— Но вы не волнуйтесь. В трезвом виде он водит машину как бог.
— А я и не волнуюсь. Уж с какими шоферами не приходилось только ездить…
— Где это? — поинтересовался Степан.
— У геологов, — поспешно сказала Гриднева.
— А-а…
— Зина, мне кажется, расстроена чем-то, — переменила тему разговора Оля. — Вы видели, какие у нее были глаза, когда мы уезжали?
— Не заметил, — бросил Степан. И коротко, равнодушно добавил: — У нее еще все впереди.
— А у вас что — позади? — тихо спросила Оля.
— Где-то посередине… Мать, мне кажется, недовольна, — перевел на другое Азаров. — Но разве она скажет? Для экспедиции людей собирал я.
— А что, вы со всеми давно знакомы?
— Нет. Только с Веней и Клинычевым. Чижак тоже из Ташкента. Земляки как бы. Вместе ловили змей в Мургабе, в Казахстане, под Ургенчем. Его я как облупленного знаю. С Клинычевым забавно познакомился. Были мы с Матерью на Кавказе в экспедиции, под Сухуми.
— С вашей матерью?
— Нет, с Анной Ивановной. Увидел я на базаре парня. Продает ремешки из змеиной кожи. У нас их в СССР не делают.
— Моя подруга из Уганды привозила, знаю.
— В Африке где-нибудь, возможно. А у нас не умеют. Когда-то делали ремесленники. А теперь секрет утерян… Так вот, встречаю я на базаре Клинычева. Стал интересоваться. Сперва Ленька струхнул — думал, что я из милиции. Короче, выяснил я, что он сам ловит, убивает змей и делает ремешки. За десятку продает. А секрет выделки ему сообщил старый грек. Умер он уже. Я говорю Леньке, что выгоднее ловить живых и продавать в питомник или в зоопарк. Возиться не надо. Клинычев клюнул на это… Уже третий год ловим вместе. Два раза в Таджикистан летом ездили, в Вахшскую долину, а весной сагитировал его сюда податься.
— А ремешки?
— Не знаю. При мне не делал. Может, у себя в Сухуми этим занимается…
— Деньги любит?
— Как все. Может, чуть больше. Какая разница?
— А как же ваша идея? — спросила Оля.
— Какая идея?
— Ну, вы сами говорили, что здесь собрались ради идеи Анны Ивановны.
Степан пожал плечами:
— Одно другому не мешает. — Он усмехнулся: — Люди, живые…
— А как же Клинычев согласился сюда ехать? В Средней Азии он заработал бы больше.
— Не знаю. Приехал, и все тут. Для меня это самое главное.
Совсем стемнело. Вокруг дороги стеной стоял темный лес. За машиной бежали по небу звезды, проглянувшие сквозь расступившиеся тучи.
— Встретив где-нибудь Веню, никогда бы не подумала, что он может заниматься таким делом, как ловля змей, — нарушила молчание Оля.
— Трепач? — усмехнулся Степан.
— Вообще…
— Венька такие номера откалывал — жутко. Смелый, черт!.. Вам не холодно?
— Нет.
— Может, мою куртку дать? Ваша, как погляжу, на рыбьем меху.
— Это с виду, а вы пощупайте…
— Подкладочка жидкая, — уточнил Степан.
— Гагачий пух.
— Ого! А с виду легонькая.
— Норвежская… Но продолжайте про Веню.
— Почти пацанами были. Мне тогда семнадцать, ему — шестнадцать. Ловили мы змей под Ургенчем. Веньку я еще не знал. Встали бригадой в одном кишлаке на ночь. Чай зеленый, плов… Чайханщик говорит, что в окрестностях какие-то двое парней промышляют. Змей ловят. Как в цирке, говорит. На следующий день Венька сам к нам пришел. Худющий, шкет вот такой. Это он сейчас гладкий да высокий. С ним брат, постарше. Прибились к нашей бригаде. Смотрю на Веньку, а самому страшно: как такой доходяга справится, например, с большой гюрзой или коброй. Бывают в руку толщиной. Сильные твари… На следующий день он устроил нам представление. Выследил кобру. Здоровую, метра полтора. Она встала, распустила свой капюшон и качается. И что вы думаете? Венька перед ее носом медленно поводит мешочком. Она, дура, как завороженная смотрит на белую материю и шипит. Этот шкет спокойно заводит за ее голову свободную руку и гладит по затылку. Мы обмерли. А он подмигивает. (Оля едва заметно вздрогнула, от Степана это не укрылось.) Страшно представить?
— Жутковато, — созналась Оля.
— Мы попросили его больше таких номеров не выкидывать… Вообще Венька опасности любит. В позапрошлом году ездил с вулканологами на Курилы. В вулканы лазил. Бороду себе спалил. Целый год новую отращивал. Со спелеологами тоже дружит. Один раз его завалило в пещере. Неделю откапывали. Чуть живой был… А попадет в большой город — как телок тушуется… Не любит он больших городов.
— Ташкент ведь тоже большой город, как он там живет?
— Это сейчас он стал на город похож. Землетрясение помогло. Центр и новые районы отстроили по-современному… А Венька, он в Ташкенте месяца три-четыре в году бывает. В основном шляется по разным горам, пещерам и вулканам…
— Вот тебе и Венька, — покачала головой Оля.
Машина замедлила ход и резко свернула с асфальтированного шоссе в лес. Грузовик тряхнуло.
— Степан, вот вы все время Анну Ивановну матерью называете?.. — нерешительно спросила Оля.
— Это так, между собой. Уважаем. Родителей я потерял в самом начале войны. Вернее, они меня потеряли…
— Совсем?
— Нашел я их… Недавно.
— Они с вами живут?
— Нет. К себе звали, в деревню. Но уж очень я свыкся с Азией.
Машина резко затормозила. Степана привалило к Оле.
— Черт! — выругался он. — Не ушиб я вас?
— Нет. Ничего.
— Оля… неудобно — не отвечайте… Вас что сюда пригнало?
Гриднева немного помолчала.
— От мужа подальше…
— Пьет?
— И пьет… И бьет… В общем, с ним все равно что в петлю.
— Ясно. А вообще чудно́… — Азаров скомкал погасшую сигарету, закурил другую. — Без причины, значит?
— Какая может быть причина!
— А куда вы, простите, раньше смотрели?
— Разве он такой был до свадьбы? Это уж потом выясняется…
— Верно, верно, — поспешил согласиться Степан. — Но у нас вы отдохнете. Ребята у нас хорошие. Колумб тоже отличный парень. Хоть и молчаливый, но замечательный. Это сегодня на него что-то напало.
— Интересно они с Анной Ивановной спорили. Я слушала.
Машина неожиданно встала. Замолк мотор, и наступила удивительная тишина. Хлопнули дверцы кабины, и над бортом показалась голова в кепке.
— Вот мы и дома. — Вася услужливо предложил руку Гридневой.
— Что-то ты, Вася, сегодня неаккуратно, — усмехнулся бригадир.
— Пораньше хотел. Чтобы выспались… — Пузырев настороженно посмотрел на бригадира.
— Смотри какой заботливый! — засмеялся Степан.
— А как же! — весело откликнулся шофер. — Спокойной ночи, Оля…
— И тебе, — улыбнулась Гриднева.
Вася был доволен: не выдала.
13
Прямо с утра Анна Ивановна занялась обучением новой лаборантки. Святая святых экспедиции была маленькая комнатка в служебном вагончике, где сушился так называемый сырой яд в стеклянном шкафчике и стоял небольшой несгораемый шкаф, в котором хранились флакончики с сухим ядом. На тумбочке под прозрачным колпаком стояли аналитические весы с коробочкой блестящих гирек.
Кравченко предложила Оле облачиться в белый халат, хирургический колпак и маску, а также подала ей резиновые перчатки и очки с обыкновенными стеклами в плотно прилегающей оправе. Таким же образом снарядилась и сама.
— Смотрите, Оля, и запоминайте. Работа не сложная, но требует внимательности и точности.
Анна Ивановна достала из шкафчика эксикатор, по форме напоминающий супницу, но только из стекла и с притертой верхней крышкой. Эксикатор был наполнен белым порошком, на котором стояла чашка Петри с сухим ядом.
— Порошок — это хлористый кальций. При помощи его высушивается яд. Сушка производится десять дней. Это яд гадюки. — Анна Ивановна вынула сосуд с сухим ядом. — Видишь, как мелкая-мелкая лапша… У кобры, например, другой — кристалликами, вроде сахара.
Оля внимательно наблюдала за чуткими руками Кравченко. Анна Ивановна взяла скальпель и стала осторожно соскабливать с донышка стеклянной тарелочки рыхловатые белые струпья.
Когда эта процедура была закончена, она взвесила сухой яд на аналитических весах.
— Взвешивают яд до одной тысячной грамма.
— Так точно? — удивилась Оля.
— Именно так. Эта штука дороже золота во много раз. — Кравченко повернула рычажок весов, и чашечки остановились.
— Анна Ивановна, а справлюсь я? — с тревогой спросила Гриднева.
— Справишься. — Кравченко ссыпала яд во флакончик и закрыла его крышкой. Потом достала книгу и записала точную порцию яда. — Та-ак… — протянула она, довольная. — Набирается у нас продукция. Ну, Ольга Никитична Гриднева, давайте теперь вы, самостоятельно. Для начала возьмите вот этот эксикатор. Там немного.
Оля осторожно достала из шкафа стеклянный сосуд и поставила его на стол так, словно в ее руках был мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть.
— Смелее, — подбодрила ее Анна Ивановна.
Оля осторожно взяла скальпель и стала водить тонким лезвием по донышку стеклянной тарелочки.
— До крупинки, — сказала руководитель. — Чуть поживее. Так мы с тобой до послезавтра не управимся…
Оля затаив дыхание занималась новым для нее делом.
Через полчаса они сделали перерыв. Вышли на свежий воздух, сняли очки и маски.
После вчерашнего дождя было влажно. Блестела трава. Над тайгой курился туман. Солнце припекало вовсю, подняв в воздух ненасытную злую мошку.
Анна Ивановна смазала открытые части тела диметилфталатом и передала пузырек Оле.
— Тесновато в нашей лаборатории… — вздохнула она.
— А если шкафы поставить в операционную? — предложила Оля.
— Думала я об этом. Нельзя. Вдруг во время взятия яда змея вырвется? Будем мы метаться на узком пятачке… Эх, нам бы еще вагончик! А лучше — два. Один бы полностью отвели под операционную, другой — под лабораторию. В третьем держали бы ящики со змеями. Оборудовали бы все… Мечта у меня, чтобы вот такие экспедиции, как наша, заменили серпентарии. Представь себе, ездят группы герпетологов по местам обитания змей, ловят их, берут яд и отпускают. На следующий год — опять на то же место… Я уверена, что это выгодней и лучше, да-да, выгодней, если поставить дело широко, чем содержать питомники. Сколько змей гибнет в посылках, не говоря уже о питомниках! — Кравченко еще раз вздохнула. — Ладно, пойдем продолжим. Между прочим, соскабливанием яда у нас занимаются все, кроме Василия. Сделаем вас старшей лаборанткой. Все, что касается лаборатории, возложим на вас.
— А Зина?
— У Зины нервы крепче. Не обижайтесь, Оля, я все вижу. В операционной вы вряд ли сможете работать.
Оля смутилась.
— Это от вас не зависит, — продолжала Анна Ивановна. — Нервная организация. Петр Первый — мужик, отважный, смелый, жестокий, сам головы рубил во время стрелецкой казни, а тараканов боялся до обморока. Для него везде на новом месте избу строили. В свежих срубах тараканов не было… Сейчас яд в подотчете у Азарова. Со временем оформим на вас… — Кравченко вдруг остановилась и посмотрела на Гридневу: — Конечно, если вы хотите.
— А справлюсь?
— Справитесь. Образования большого не надо. В этой работе прежде всего аккуратность и точность. Остальное не трудно. Соглашаетесь?
— Да.
— Ну, вот и хорошо. А из Зины отличный герпетолог может выйти. Если учиться будет дальше. Главное, нервы у нее подходящие. И по-моему, работа ей нравится.
14
В середине дня прибыл из Талышинска Горохов. Веню он не видел. Хотел отправиться на отлов, но тут вернулись Азаров с Васей Пузыревым. Раньше обычного. По лицу Васи было видно, что его распирает гордость и торжество. Анна Ивановна, Оля и Христофор сидели около служебного вагончика. Змееловы подошли к ним и молча положили на землю семь мешочков. Анна Ивановна переводила вопросительный взгляд с бригадира на шофера.
Как Василия ни подмывало высказаться первым, он предоставил это право Степану.
— Двадцать пять, — сказал Азаров и улыбнулся. — Именно такое место, как вы учили…
— Их там тьма-тьмущая! — не удержался Вася. — Больше некуда было… Попадание прямо в девятку!
Анна Ивановна заходила вокруг мешочков, приговаривая:
— Отлично! Прекрасно! Изумительно!
Степан присел, закурил.
— Ну рассказывайте же! — радостно потребовала Кравченко. — И подробнее, пожалуйста.
— Километров пятнадцать отсюда. — Степан взял со ступенек флакон с диметилфталатом. — Пошли мы по Медведухе. Сначала был сухой лес, кедрач, осина. Травы мало. Километров через семь Медведуха вывела на низину. Смотрю, березняк. Бородавчатые березы. Сплошной багульник. Влажно. И подушка мха.
— Сфагнум! — подняла палец Анна Ивановна.
— Ага, — улыбнулся Степан. — Как в учебнике.
— Видите! — торжественно обвела всех взглядом Кравченко. — Именно здесь ареал змей с большой плотностью обитания. Помнишь, Степа, когда мы пролетали на вертолете, я тебе говорила, что в этих местах будут змеи. — Она, потирая руки, засмеялась, как ребенок. — Прекрасно, прекрасно!
— Я думал почему-то, — вставил Христофор, — что Медведуха так и течет все время по распадку. Сухой лес. Без мха.
— Честно говоря, и я так думал, — подтвердил бригадир. — И почему пошел по Медведухе, сам не знаю. На карте это место называется Сорочий мост. Странное название.
— Поэтическое. — Анна Ивановна задумалась. — Надо у здешних жителей спросить… Как бы оно ни называлось, принесет нам удачу.
Оля смотрела на змееловов и тоже улыбалась, заражаясь охватившей их радостью.
— Смотрю, а возле одной березы трава так и ходит, так и ходит, словно в ней пес катается, — стал рассказывать Вася. — Подошли мы… Аннаванна, честное слово, истинно так и было! — начал божиться шофер, увидев улыбающееся лицо Кравченко.
— Это я от радости… — засмеялась Анна Ивановна. — Рассказывайте, Вася, слушаю вас.
— Ходит, значит, ходуном. И берем аж четыре гада…
— Зачем так грубо? Рептилии, — поправила Анна Ивановна, шутливо погрозив пальцем.
— Именно так, рептилиев, — не смутившись, поправился Вася. — С ходу четыре. Опосля — вот. — Он показал на мешочки. — За три часа…
— Много змей, — подтвердил Азаров. — Надо всем завтра туда. Скорей бы Леню выпустили из больницы. До конца экспедиции перевыполнили бы план раза в полтора. Главное, вашему замдиректора крыть будет нечем.
— Расфантазировался, бригадир, — похлопала его по плечу Анна Ивановна. — Хоть бы план осилить.
Степан бросил на землю окурок, растоптал:
— Это реально.
— Потрудиться — два плана возьмем! — подтвердил Вася.
— Будет, будет, — остановила их руководитель, — не сглазьте.
Вася плюнул три раза через левое плечо и решительно сказал:
— Я — человек слова.
— У нас таких много, — усмехнулся Горохов. — Нехватки не ощущаем. А вот людей дела не всюду встретишь…
— У меня есть намерение, — прервала перепалку Анна Ивановна. — Олю сделать завлабораторией. Зину от этого освободим. В свете, так сказать, открытия богатейшего месторождения. Ее руки пригодятся для другого. (Степан понимающе кивнул.) Гриднева согласна. А ты?
— Пойдет, — махнул рукой Азаров.
Все повалили в служебный вагончик. Отловленных змей пересадили в ящики. Анна Ивановна каждую встречала одобрительным возгласом. Молчал только Христофор.
— Не горюй, фармацевт, — успокоил его Степан. — Несколько сотен этих голубчиков ждут тебя не дождутся.
Горохов криво улыбнулся:
— Ищущий да обрящет…
Под самый вечер прикатили на мотоцикле остальные участники экспедиции — Веня, Зина и Клинычев. За рулем сидел младший лейтенант милиции.
Увидев синюю машину с белой надписью по красной полосе, Вася инстинктивно отошел в сторонку.
Из коляски с трудом вылезли Чижак и Клинычев. Было совсем непонятно, как они ухитрились поместиться на узком сиденье.
Милиционер снял краги и с достоинством представился Анне Ивановне, сразу определив в ней руководителя:
— Младший лейтенант милиции Семен Трудных. По просьбе, так сказать, соседки, — он указал на Зину. — Честно говоря, давно мечтал ваше хозяйство поглядеть.
Клинычев слегка прихрамывал. Степан похлопал его по обоим плечам:
— Жив-здоров, старик?
— Порядок. Думал, хуже будет.
Веня, второпях поздоровавшись, проскочил в вагончик. Но ни от кого не укрылся синяк, синевато-зеленым пятном растекшийся под его правым глазом.
— У вас какое-то ликование, — заметил Клинычев.
— Есть от чего, — кивнула Анна Ивановна. — Вы вернулись. И, прямо скажем, кстати: Степан с Василием обнаружили сегодня богатый ареал змей. За три часа отловили двадцать пять штук!
Клинычев присвистнул:
— Ого! Это же семьдесят пять рублей! Молодцы! И впрямь я вовремя выздоровел. — Он похлопал себя по бедрам. — И я молодец!
— Молодец, — согласилась Кравченко, нахмурившись. Ее покоробили клинычевские слова о деньгах. — Так что отдохните дня два и принимайтесь за работу.
— Зачем? Завтра же пойду с ребятами. — Он кивнул на Олю, хлопотавшую возле костра: — Это новенькая?
— Да.
— И тоже змей будет ловить?
Анна Ивановна вздохнула:
— Нет, лаборанткой вместо Зины.
— Очень хорошо, очень хорошо.
Кравченко, еще больше нахмурившись, кивнула головой:
— Действительно хорошо. Ну, идите прилягте…
Младший лейтенант, которого Зина уже успела сводить в служебный вагончик и показать ему лабораторию и террариум, подошел к Анне Ивановне.
— Ну, скажу я вам, очень и очень… — Не находя слов, Семен Трудных развел руками. — И Зинаида, значит, тоже с вами?
Анна Ивановна обняла зардевшуюся девушку за плечи и притянула к себе:
— Зиночка у нас не уступит мужчинам.
— Что вы, Анна Ивановна, — смутилась та еще больше, пряча лицо.
— В жисть такого не видывал! — продолжал восхищаться милиционер. — Если что надо — прямо к нам. В районный отдел милиции. — Семен завел мотоцикл. Потом, что-то вспомнив, заглушил мотор. — Нет, придется мне выбраться денька на два и показать вам самые змеиные места…
— Вот это разговор! — обрадовалась Зина.
— Конечно, а как же! Я охотник. Всю эту глухомань еще мальчишкой облазил.
— Действительно, — сказала Анна Ивановна, — Семен… простите, не знаю вашего отчества.
— Вообще-то Ильич, но можно просто Семеном.
— Действительно, Семен Ильич, вы бы могли нам очень помочь. Да неловко пользоваться вашей любезностью. Знаете, мы всё по карте ориентируемся. А на ней, как вы сами понимаете, не указано, что нам требуется.
— Пустяки, я с удовольствием, для науки. И, признаюсь, самому интересно. Так что располагайте мной… Бывайте здоровы. Будете в Талышинске, обязательно заходите. — Семен Трудных снова завел мотоцикл и лихо вырулил на просеку.
Потом все, не сговариваясь, собрались у костра. Прихлебывали крепкий сладкий чай, пахнущий дымом. Не было только Вени.
— Если это действительно богатый змеями ареал, надо будет подумать о новых людях, — говорила Анна Ивановна. — Мне хотелось бы получить убедительные результаты в первую же экспедицию. Кто знает, когда разрешат вторую…
— А именно о каких людях подумать? — спросил Степан.
— Надо еще одного или двух лаборантов. Я думаю, руководство института теперь пойдет мне навстречу. Ну, и змееловов не мешало бы. Это, Степа, твоя забота. Сейчас бы их вызвать.
— Трудновато, но подумаю, — ответил бригадир.
— Зачем? — возразил Клинычев. — Сами управимся.
— На тебя хватит по горло, — недобро посмотрел на него Вася.
— Я считаю, что окончательное решение мы примем завтра, — сказала Анна Ивановна. — Сходим на место, определим, насколько это нужно.
— На Семена можно положиться, — вставила Зина. — У них в роду все такие охотники.
— Очень кстати он предложил нам свою помощь… — кивнула Анна Ивановна. — Зиночка, а вы не знаете, откуда это название — Сорочий мост?
— Нет. У тети Капы спрошу.
Когда совсем стемнело, появился Веня. Он как ни в чем не бывало подошел к костру.
— Вечеряем у костра? Как в лучших романах Фенимора Купера. — Чижак протянул Анне Ивановне пакет из-под фотобумаги. — Вениамин Чижак трепаться не любит. Правда, пришлось задержаться немного в Талышинске…
Анна Ивановна вынула пачку снимков. Их тут же расхватали по рукам.
— Глянь! — восхищался Вася. — Да это же я!
Веня, насвистывая, присел чуть поодаль.
— А по-моему, это Колумб, — вгляделась в фотографию Зина.
— Кепочка-то моя, — настаивал Пузырев. — Значит, под этой кепочкой моя голова…
Христофор взял фото и долго рассматривал его.
— Это тетя Капа, — решительно сказал он, возвращая снимок Василию.
Веня перестал насвистывать.
— Вот что, верните портреты… — обиженно поднялся он.
— Так нельзя, — пристыдила всех Анна Ивановна. — Нормальные снимки. Веня же не фотограф-профессионал, а любитель. И труд товарища надо уважать.
— Стараешься, терпишь всякое… И вот тебе за труды, — проворчал Чижак, но все же сел на свое место и успокоился.
— Давайте сюда снимки. — Анна Ивановна собрала фотографии и сложила их в пакет. — Рекомендую всем спать. Завтра много работы.
Но ребята запротестовали: никому не хотелось спать. Кравченко отправилась в жилой вагончик одна, оставив молодежь у костра. Вася включил транзисторный приемник. Из Москвы передавали футбольный матч.
Христофор принес пачку писем, полученных от жены, и вскрыл первое по дате. Внимательно его прочитав, он тут же, положив на колени толстый учебник, стал писать ответ с подробной инструкцией по воспитанию детей. Покончив с первым, он принялся за второе письмо, по прочтении которого настрочил ответное послание. И так с каждым.
Зина убежденно говорила Азарову:
— Я считаю, мы вполне можем создать в бригаде комсомольскую организацию. Я — член ВЛКСМ, вы, Христофор, кажется, тоже?
— Да, — откликнулся фармацевт, не отрываясь от своего занятия.
— Видите! Нужен еще один комсомолец, и можно уже работать.
Веня толкнул в бок Василия, замершего с приемником у самого уха.
— Пузырек, слышь, Зина третьего ищет!
— А? Что? — переспросил Вася.
— Третьим будешь? — засмеялся Чижак.
— Брось свои шуточки, — урезонил его бригадир. — Вася, ты комсомолец?
— По возрасту выбыл. — Шофер снова весь ушел в слух.
— А ты, Леня? — обратился к Клинычеву Степан.
— Сочувствующий. Активно сочувствующий…
— Я серьезно, — сказал Азаров.
— Конечно, тоже выбыл. По истечению юношеского возраста.
Зина растерялась.
— Может быть, вы, Оля? — с надеждой спросила она у Гридневой.
— Я комсомолка, — ответила Оля.
— Вот и хорошо, — облегченно вздохнула Зина. — Дел у нас много. Анна Ивановна ведь говорила на собрании, что мы должны проводить культурные мероприятия. Я предлагаю в одно из ближайших воскресений съездить в клуб, на вечер молодежи. У нас хорошая художественная самодеятельность. Драмкружок, хор…
— Значит, ты в хоре? — спросил Веня.
— Нет, я в кружке художественного чтения, — скромно ответила девушка.
— Местный Качалов, выходит?
— Кто, говорите? — смутилась Зина.
Веня с трагическим выражением прочел, раскатисто произнося букву «р»:
Вечер над Альгамброй.
Дремлет вся натура.
Тихо в замке Памбра,
Спит Эстремадура…
Зина покраснела.
— Чижак! — повысил голос Степан.
— Это не я, — невинно посмотрел на него Вениамин. — Это Козьма Прутков.
— Тем более, — вставил Вася.
— Эх, вы! — махнул рукой Чижак. — Вот академик Ландау, тот шутки любил и понимал…
— Он знал им место, — сказал Христофор.
Ребята не заметили, как к ним подошел человек в брезентовой куртке, сапогах, с винтовкой за спиной.
— Вечер добрый! — приветствовал он сидящих у костра.
— Добрый вечер, Михеич, — отозвались ребята.
— Присаживайтесь. Чайку налить? — предложил Степан.
— Спасибо, я вот до Христофора. — Михеич держал в руках небольшой букетик цветов.
— Кто это? — шепнула на ухо Азарову Оля.
— Лесник.
Фармацевт внимательно рассматривал принесенные лесником растения.
— Аграфена-купальница, — пояснил Михеич. — Очень полезная травка. Бабы собирают. В баньке ею попариться — любую хворь прогонит. Шел я по аргишу и вот наткнулся.
— Надо по справочнику посмотреть, — сказал фармацевт.
— Аграфена-купальница — еще день такой есть, когда начинают купаться и всякую лекарственную траву собирать, — продолжал лесник. — 23 июня по старому календарю. По новому, значит… — Михеич стал подсчитывать в уме.
— Шестого июля, — подсказал Клинычев.
Михеич кивнул головой.
— А вы не скажете, откуда название «Сорочий мост»? — спросила Оля.
— Это по Медведухе, если вверх идти. — Михеич взял из протянутой Степаном пачки сигарету и прикурил от горящего сучка. — Скажу. Там ведь мост когда-то был. Я пацаном еще помню, деревянные опоры торчали. Медведуха — речушка злая, не смотри, что воробью по колено. В иную весну так разольется — ни проехать ни пройти. Как ни построят переправу, не в этот, так в другой год обязательно унесет. Вот и говорили: опять сорока мост унесла… Давно перестали мост наводить. Наверное, оттого и прозвали те алапы — Сорочий мост. Еще дорога через это место в Сорокино ведет. Деревенька небольшая. Может, потому люди назвали… — Михеич поднялся. — Ну, мне пора.
— Спасибо вам, — поблагодарил фармацевт.
— Чего там, — отмахнулся лесник. — Невелика услуга… Вот что, ребята, вы с огнем поосторожнее, на ночь водой заливайте.
— Все будет в порядке, — заверил его бригадир.
Михеич поправил ружье и неслышно исчез в лесной тишине.
— Теперь — гудбай, а по-французски — бай-бай, — сказал Чижак, поднимаясь с травы.
Христофор собрал письма и тоже поднялся. Змееловы гуськом потянулись к вагончику.
Степан незаметно нагнулся к Оле и прошептал:
— Через полчаса я буду возле грузовика. Приходите…
Оля отстранилась от него, посмотрела растерянным взглядом. Ничего не ответила, поднялась и пошла за Зиной.
15
Оля тихо спустилась с лесенки. Вокруг стояла тишина. Залитая лунным светом тайга казалась вымершей.
Когда девушка подошла к машине, от нее отделилась человеческая фигура. Оля знала, что это Азаров. И все же вздрогнула: таким неожиданным было любое движение в этом серебристом фантастическом безмолвии.
Они вышли на просеку. Верхушки деревьев начертили в светлом небе дорожку.
— Почему вы молчите? — спросила Оля, когда они отошли достаточно далеко от базы.
Степан закурил.
— Честно говоря, я был уверен, что вы не выйдете. И растерялся…
— А я подумала: если не приду, вам завтра будет очень неловко.
— Это верно… Не холодно?
Оля отрицательно покачала головой.
Степан взял девушку под руку. Она не отстранилась.
— Зину вы тоже вызывали?
Азаров высвободил руку.
— Понимаешь, что ты сказала гадость?
Она сама взяла его под руку и улыбнулась.
— Поняла… Бабская привычка обороняться.
Азаров некоторое время шел молча.
— Я ведь и сам не пойму, как решился вас вызвать… Само выскочило, — проговорил он через несколько шагов.
— Давай уж говорить на «ты».
— Нет, огромная разница сейчас говорить «вы» или «ты». Я это чувствую… Сумасшедший лес, сумасшедшая луна. Именно «вы», Оля. Раз уж меня прорвало, выскажусь. Представится случай или нет, не знаю. Легко мне, когда вы рядом. И очень хорошо. Просто рядом, и все. А ведь у меня в Ташкенте ребенок. — Он горько усмехнулся. — Вернее, ребенок с женой. Дочь… Вас это не задевает, не передумали идти дальше?
— Не передумала. Лес действительно сумасшедший…
— Дочку люблю. Иногда мне кажется, с ней что-то случилось. Это — как в пропасть заглянуть. Жутко… Для жены я был только деньги. Деньги — и все.
— А как же в песне вашей… «и встречу привез вертолет»?
— Поэтический образ, что ли. Это скорей об Аленке, дочке. Хоть с женой мы еще состоим в законном браке, — Степан усмехнулся, — а чужие вот уже три года. Не только чужие, ненавистные друг другу… Почему-то для вас мне хочется сделать такое… Ну, самое, самое хорошее!
— Вы меня не знаете, — тихо сказала Оля.
— Знаю.
— Не знаете, — твердо повторила девушка.
Азаров бросил погасшую сигарету и тут же закурил новую.
— Вы — человек, которому хочется сделать много, много добра, — решительно произнес он. — Я вот думал, почему именно вам так не повезло…
— Не надо об этом.
— Хорошо, об этом не будем. Я хотел бы сделать для вас что-нибудь хорошее… — Степан помолчал и глухо добавил: — Если вам… — он долго подбирал выражение, — этого захочется.
— Степан, я обыкновенная, такая, как многие. Поверьте…
— Я же видел, как Вася спрятал бутылку в машине. Вы не выдали его. Зина бы это сделала.
— Сомневаюсь.
— После внушения Анван? Зина честная до чертиков. Сказала бы, да еще была бы уверена, что сделала доброе для всех дело. А вы не такая… Вы вот легко относитесь к деньгам. Моя жена, бывшая, за каждую трешку… Впрочем, зачем я о ней…
— Да, — засмеялась Оля, — я страшно люблю тратить деньги.
— Тратить деньги — это здорово! Когда тратишь красиво… Оля, не думайте, что, мол, одурел парень в тайге, а здесь девчонка подвернулась…
— Не думаю, — серьезно сказала Оля.
Степан остановился, вздохнул.
— Оленька, мне завтра будет неловко. Очень… — Он подумал и тряхнул головой: — А на самом деле — нет! Пойдемте-ка назад.
Они повернули к базе. На лице Оли блуждали растерянность и смятение. Уже на поляне она остановилась, повернула Азарова к себе и тихо сказала:
— Вы не знаете, какой вы славный. — И бесшумно скользнула в вагончик.
Степан провел обеими руками по лицу, постоял, потом подошел к грузовику, сел на подножку и закурил.
16
На следующее утро все змееловы ушли к Сорочьему мосту. Оля осталась на базе одна.
Стоял один из прекрасных июльских дней. Но Оля не забывала, что рядом, за деревянной стенкой вагончика, свернувшись, дремали в своих ящиках змеи.
Пройдясь по полянке, девушка услышала подозрительное шевеление в кустах. Первым чувством был испуг. Но постепенно любопытство пересилило страх. Стараясь двигаться как можно тише, Оля подошла к зарослям жимолости.
Среди веток, на земле, возился небольшой зверек, покрытый буро-серой жесткой шерстью. Он негромко чавкал, изредка поднимая белесоватую мордочку с темными продольными полосами возле глаз. Сюда его, видимо, привлекли остатки пищи, брошенные кем-то из змееловов.
Оля с любопытством разглядывала зверька, усиленно вспоминая из школьного учебника, кто бы это мог быть. Скорее всего, барсук.
Зверек поднялся на задние лапы и попытался достать кусок оберточной бумаги, застрявший на сучке. Он жадно втягивал в себя воздух, смешно шевеля носом.
Барсук повернул голову, и вдруг их взгляды встретились. Зверек выразил скорее изумление, чем испуг. Он застыл на некоторое время с протянутой вверх лапой и, не мигая, глядел на девушку.
Стоило ей сделать небольшое движение, как барсук сорвался с места и через секунду исчез в чаще.
Эта встреча развеселила Олю. Напряжение и скованность от постоянного ощущения, что здесь рядом с ней — змеи, как рукой сняло. Она почувствовала потребность что-то делать.
Оля сходила за водой, поставила бак на керогаз, собрала все использованные халаты, хирургические колпаки и повязки и принялась стирать, хотя такого задания не получала.
Через полтора часа на веревке висело выстиранное белье, придавая полянке обжитой, уютный вид. Оля присела на пень, уставшая и довольная.
Прилетели три сороки. Уселись на крыше вагончика и отчаянно застрекотали, с удивлением рассматривая непонятные белые тряпки, шевелившиеся на ветру.
До прихода змееловов оставалось еще много времени. Оля решила заняться своим основным делом — работой в лаборатории. Она облачилась в халат, надела перчатки и зашла в служебный вагончик, стараясь не думать о змеях.
В дверце сейфа торчал ключ. Оля вынула из бронированного ящика флакончик из-под антибиотика. На нем была приклеена этикетка: «Яд щитомордника». На другом флакончике — «Яд гадюки обыкновенной». Оля поразилась, до чего невзрачно выглядел сухой яд. Положив яд на место, она достала из стеклянного шкафа эксикатор с чашкой Петри, с которой она вчера не успела полностью соскоблить весь яд.
Оля провозилась минут сорок и все же не закончила работу. А уже подоспело время готовить обед. Скинув свою лабораторную спецодежду, она принялась за стряпню.
Когда в кастрюле закипел гороховый суп, разнося вокруг аппетитный аромат, Оля заглянула на мужскую половину. И тут только внимательно рассмотрела фотографию девчушки лет пяти, прикрепленную к дощатой стене возле изголовья азаровской постели.
Светлое, лучистое славянское личико, с прямыми волосиками, выбивавшимися из-под узбекской тюбетейки. Не по-детски грустный ротик. Внизу надпись: «Ташкент, фотография № 8».
Она так засмотрелась на снимок, что не заметила, как вернулись змееловы. Услышав стук сапог на лесенке, она выбежала наружу.
У всех был довольный вид. На земле лежало много белых мешочков.
— Горох украшает жизнь королей и бедняков, — торжественно произнес Веня, заглядывая в кастрюлю. И, хлопнув по спине проходящего мимо Христофора, добавил: — Суп имени тебя.
— Молодец, Оля! — громко приветствовал ее Леня Клинычев, указывая на выстиранное белье. — И я молодец! Девять штук! Тридцать долларов!
Анна Ивановна, радостная той радостью, которая приносит новые заботы, устало сидела на чурбане.
— Спасибо за хлопоты, Оленька. Но вы наших мужчин не балуйте. У нас заведено — каждый заботится о своем халате сам. Поняли?
Оля разочарованно кивнула головой.
— И не обижайтесь. — Кравченко улыбнулась. — Чем будете кормить?
— Гороховый суп, макароны с тушенкой…
— Прекрасно.
Степан, стараясь не смотреть на Гридневу, вошел в вагончик.
Ели с аппетитом.
— Да, — говорила Анна Ивановна, — Сорочий мост — место очень перспективное. Мы не готовы к такому объему работ.
— Готовы, — убежденно сказал Клинычев, торопливо глотая суп. — Такие молодцы!
— Надо звонить сегодня в Ташкент и во Владивосток, — пропуская мимо ушей слова Клинычева, сказал Азаров. — И в Москву. Если Женя Шмелев дома — прилетит.
— Женька? Да он сейчас где-нибудь в Мургабе или в Тедженте, — возразил Веня с полным ртом.
— Весной он писал мне, что будет в этом году доколачивать кандидатскую.
— Тогда поторапливайтесь, — сказала Анна Ивановна. — И вы, Вася. Отвезете нас в Талышинск.
— Это можно, — важно произнес Вася. — Я отобедал. — Он по-крестьянски вытер ложку хлебом, аппетитно съел его и вразвалочку направился к грузовику.
— Анна Ивановна, возьмите меня с собой, — попросила Зина. — Девочки на почте свои, быстро соединят.
— Спасибо, Зиночка, мы уж сами. Отдохни. Теперь работы много. — Кравченко поднялась. — Степа, ты поедешь, а я пробегусь до Талышинска.
— Если сегодня Верка дежурит, — сказала Зина, — она вас мигом соединит. Вера Шеина, запомнили?
Анна Ивановна кивнула.
— Или Дуся Колчина, сестра Сени-милиционера. Тоже подружка. Вы от меня скажитесь.
— Спасибо, Зина. Мы твои связи используем. — Кравченко улыбнулась и пошла переодеваться в вагончик.
Азаров чувствовал себя неловко рядом с Олей. Она у него вдруг спросила:
— Степа, здесь можно достать шубку или мех?
— Баргузинских соболей, конечно, не найдешь. Белку, лису — наверное.
— Чернобурку?
— Рыжую. А что?
Оля рассмеялась.
— Хочу шубу. Вы, кажется, не очень-то уважаете любительниц тряпок?
— Разные они бывают. — Степан посмотрел на нее долгим взглядом.
Оба рассмеялись.
Кравченко вышла на полянку, одетая в легкий спортивный костюм и кеды. Она передала Азарову вязаную кофту:
— Захвати с собой, в Талышинске мне пригодится. Приедешь — сразу закажи Москву. Я подоспею.
Степан сел в машину. Кравченко, легко ступая на всю ступню, побежала по просеке. Василий тронул машину.
…Веня с Гороховым уселись за шахматы. Зина, исподлобья глядевшая на Олю, демонстративно ушла спать.
Клинычев, заговорщически подмигнув Оле, как бы невзначай бросил:
— Я очень люблю гулять ночью… Молодец, а?
— Ба-алшой маладэц! — передразнивая его кавказский акцент, ответила Оля, не смутившись.
Леня почесал в затылке и стал наблюдать за шахматной баталией.
Делать было нечего, и Оля отправилась в лабораторию, пока еще было светло.
Достав эксикатор и вооружившись скальпелем, она склонилась над злосчастной чашкой Петри, которую не могла очистить вот уже второй день.
Василий вернулся невероятно быстро. Один.
Хлопнув дверцей, он громко сообщил:
— Остались на ночь. Москву дают с ноля до пяти.
— Раздолье тебе без начальства, мой юный трезвый друг, — отозвался Веня. — Пузырек прихватил?
— И примочку от фонарей тоже, — спокойно ответил шофер.
— Включи лучше электростанцию, сибирский Эдисон. Люди работают, — сердито показал на вагончик Чижак.
— Это можно, — примирительно сказал Вася.
Он включил движок и подошел к окну:
— Оля, щелкните выключателем.
Марлевый квадрат засветился желтоватым светом.
Шофер обошел вокруг играющих. Посмотрел на небо. Вздохнул.
— Девять уже, а светло. И спать как бы не с руки…
Василий залез в кузов, погремел какими-то железками и снова подошел к ребятам. На его лице сияла довольная улыбка.
— Помолился? — не поднимая головы, спросил Чижак.
— Скамейка расходилась. Болт подтянул, — не принял вызова Василий.
— А-а, — протянул Веня.
— Сдаюсь. — Горохов смешал фигуры и встал.
Он прошел к себе, потом появился с книжкой и поднялся в служебный вагончик. Тотчас же засветилось еще одно окно.
— Леня, разделать тебя? — предложил Веня.
— В нарды — другое дело. На интерес. А это разве мужская игра?
— Даю фору — ферзя, — настаивал Чижак.
— Даже короля не возьму, — наотрез отказался Клинычев.
Веня нехотя уложил шахматы.
— Хоть наш местный Черепанов и говорит, что спать не с руки, но мы его не послушаем. Бона сера, господа! — Прихватив доску, Веня отправился спать.
Ушел за ним и Клинычев.
Вася полез в кузов.
…За окном сгустилась темнота. Рядом, в операционной, монотонно бубнил Горохов.
Оля достала из сейфа флакончик и пересыпала в него сухой яд, собрав пинцетом мельчайшие крупинки.
В лабораторию неслышно вошел Вася.
— Электростанцию скоро выключать будем?
— А, это вы, Вася, — подняла голову Оля. — Сейчас кончаю.
Шофер потоптался на месте.
— Обвыклись у нас? — спросил он. — И к ре-пти-ли-ям, значит, привыкли? — Это слово давалось ему с трудом.
— Да, Васенька. — Гриднева сняла халат и надела свою синюю норвежскую курточку.
Вася подошел к ней сзади и, вытащив из брюк маленького красивого полоза, надел Оле на шею, как бусы.
— Подарок вам, Оля.
И тут произошло то, чего Вася никак не ожидал. Увидев у своего лица змею и ощутив холодное прикосновение, Оля дико закричала. Потом, хватаясь руками за стол, начала валиться на спину. С грохотом полетел на пол и разбился эксикатор. Настольная лампа опрокинулась, раздался треск, и наступила полная темнота.
Распахнулась дверь.
— Что такое? — раздался голос Христофора. Он чиркнул спичкой.
Оля лежала на полу без сознания. Василий растерянно хлопал глазами, поспешно засовывая в карман извивающуюся змею.
— Болван! — заорал на него Горохов и подхватил Гридневу на руки. — Помоги мне!
Вася поддержал девушку за ноги.
— Дверь открой! — крикнул Горохов.
Пузырев бросился выполнять его приказание, но споткнулся обо что-то и стукнулся лбом о дверь так, что загудела перегородка.
— О господи! — вырвалось у фармацевта.
Вася промычал нечто нечленораздельное и стал шарить по стене в поисках ручки.
— Правее! — прошипел Христофор.
Дверь распахнулась, и яркий луч фонарика ослепил Горохова.
— Что? Что случилось? — послышался голос Чижака.
— Опусти фонарь! Ты что, сдурел? Прямо в глаза… — сказал Христофор. — Дай пройти.
— Что с ней? — снова испуганно спросил Веня, освобождая дорогу.
— Не видишь, человеку плохо! Да помоги же вынести ее на воздух!
Чижак, не выпуская из рук фонарика, подхватил Олю под руки, и они наконец вынесли ее на улицу. Веня кинул на траву куртку. На нее положили девушку. Вася тоже суетился, забегал вперед, но только мешал. Окончательно выведенный из себя Горохов влепил ему затрещину:
— Не лезь под ноги, чурбан! Ты что, пьяный?
Вася покорно отскочил в сторону.
— Ни капли не брал, клянусь! — И это было действительно так.
Из вагончика спустилась Зина, за ней — встревоженный Клинычев с керосиновой лампой в руках.
— Змея? — с тихим ужасом спросила Зина.
— Обморок, обыкновеннейший обморок! — раздраженно сказал фармацевт. — Дайте поскорее нашатырь! В аптечке. (Зина бросилась в операционную.) Постой! — скомандовал Христофор. — Веня, не стой истуканом, посвети Зине. (Чижак без слов последовал за девушкой.) Леня, подними выше лампу! Вот так. — Горохов расстегнул воротник платья Гридневой. Потом несколько раз похлопал ее по щекам.
— Зачем это? — удивился Леня.
— Свети получше, — сухо бросил Горохов.
Зина принесла ампулу с нашатырным спиртом, раздавила ее, смочила вату и подала Христофору. Оля начала приходить в себя.
— Веня, воды! — уже спокойнее приказал Горохов.
Чижак принес полную кружку. Христофор брызнул водой в лицо Гридневой. Та открыла глаза и судорожно вдохнула воздух.
— Леня, принеси из лаборатории войлочную подушку с кресла, — продолжал отдавать распоряжения фармацевт. — А вы, Оля, попейте водички. — Он помог девушке напиться и успокоил: — Ничего, бывает.
— Я присяду, — приподнялась Оля. Она обвела всех затуманенным взглядом. Ее устроили на войлочной подушке. — Спасибо, ребята. Ну вот, как будто и порядок. — Она слабо улыбнулась: — Доставила вам хлопот…
— Ничего, — радостно сказал Чижак. — Лишь бы вам стало хорошо.
— Вот видите, недаром Анван заставляет каждые полчаса делать перерыв. — Зина укоризненно покачала головой, будто это относилось ко всем, а не только к Оле.
Вася порывался тоже что-то сказать, но Христофор Горохов обрезал:
— Ступай-ка ты, Вася, выключи движок. И вы, ребята, можете идти спать. Я посижу с Олей.
Вася уныло поплелся к вагончику. Веня, Леня и Зина последовали за ним. Горохов присел на бревне. Оля, опершись о пень, молча смотрела в звездное небо.
— Слабонервная дура, — сказала она наконец.
Христофор не расслышал, что она сказала. Но переспрашивать не стал.
— Вам сейчас надо прилечь, — настойчиво предложил он девушке. — И постарайтесь уснуть. Ушиблись? Голова не кружится?
— Слабость… Но я посижу еще, пройдет. Надо прибраться в лаборатории. Я там устроила небось разгром…
— Вам надо в постель, — строго сказал Христофор. Он помог Оле подняться и повел в вагончик.
Гриднева тихо попросила:
— Прошу вас, не говорите про Васю. Он ведь не хотел меня напугать, а вот получилось…
Христофор кивнул. Уложив Олю спать, он вернулся в лабораторию, собрал в совок разбитые стекла, подмел с пола осколки и хлористый кальций, высыпавшийся из эксикатора, выбросил мусор в ящик из-под приборов и, убедившись, что комната снова приняла опрятный вид, отправился спать.
17
Утром лагерь разбудил треск мотоцикла. Сеня Трудных подкатил прямо к жилому вагончику. Из коляски вышла девушка в почтовой форме с красным от холода лицом.
— Постучи, постучи, — сказал младший лейтенант почтальонше. — Спят небось без задних ног.
Но уже из двери показалась взлохмаченная голова Горохова.
— Здрасте! Гридневой телеграмма. Молния. — Девушка помахала в воздухе бумажкой с синей полосой.
Сеня отдал честь Христофору и улыбнулся, как старому знакомому.
— Сейчас, погодите, — буркнул фармацевт. Он постучал в комнату к девушкам и, услышав голос Гридневой, крикнул: — Оля, вам телеграмма!
В комнате послышалась возня, и Горохов скрылся на мужской половине, чтобы натянуть брюки и куртку.
Оля вышла, на ходу застегивая кофту. За ней спустилась Зина в халате.
— Привет, Варя! Здравствуйте, Сеня! — помахала она рукой.
— Телеграмма вот, — показала Варя. И обратилась к Оле: — Вы Гриднева будете?
— Я.
Почтальонша подала Оле телеграмму. Оля прочитала ее и присела на ступеньку.
— Вы не переживайте, обойдется, может быть… — стала утешать ее Варя, которая, видимо, успела краешком глаза прочитать содержание.
— Это чтой-то? — послышался из вагончика голос Васи. — Время сколько?
— Спи, — ответил Христофор. — Шестой час.
Он вышел из вагончика. Оля молча протянула ему телеграмму. Когда Горохов пробегал ее глазами, не смог удержаться от восклицания:
— Господи, опять на вашу голову! А может быть, что-то перепутали? — Оля отрицательно покачала головой; Христофор поспешно сказал: — Надо ехать. Деньги у вас есть?
Оля кивнула.
— А ваши часа в четыре поговорили с Москвой и ушли спать в гостиницу, — рассказывала Варя. — Потом эта телеграмма.
— Кто сегодня дежурит? — спросила Зина.
— Дуся, — ответил за почтальоншу милиционер. — Она меня и подняла. Говорит, так, мол, и так, ехать надо. Машину, — младший лейтенант похлопал по баку мотоцикла, — я сегодня как раз дома оставил. Мы с Варей сюда… Товарищ Гриднева, — обратился он к Оле, растерянно сидевшей на ступеньках, — если надо в город, могу подбросить. Все равно туда возвращаемся.
— Да-да. — Оля встала, зачем-то развязала косынку. Потом завязала снова. И, глядя то на Зину, то на Горохова, стала сокрушаться: — Как же теперь моя работа здесь?.. И перед Анной Ивановной так неудобно, так неудобно…
— Езжайте, Оля, езжайте. Ничего, Анван поймет. Да и дело такое. Вы не виноваты… Может, вам помочь собраться? — предложил Горохов.
— Спасибо. Что там… Вещей у меня почти и нет. — Оля пошла в вагончик.
— Вот она, жизнь… — вздохнул милиционер. — Не ждешь беду, она сама тебя ищет.
— Может, обойдется, — сказала Варя.
Вышел Чижак. Поздоровался за руку с Сеней.
— Что тут происходит? — Он взял из рук Христофора телеграмму. — Так-с. «Герпетологической экспедиции Дальневосточного отделения…» Так, так, так… «Гридневой. Маме очень плохо вылетай папа». Значит, молния. Дела-а…
— Зинаида, ты подскажи Гридневой, пусть поторопится. В семь десять пролетающий до Омска. Там пересядет на московский, — сказал Сеня.
— А с билетом как? — спросил Вениамин.
— По такой телеграмме в первую очередь, — сказала Варя.
— Точно, — подтвердил младший лейтенант. — До самого отлета броню держат для таких случаев.
Оля вышла из вагончика в плаще и с чемоданом в руках.
— Прошу еще раз: вы, Зина, Веня, и вы, Христофор, скажите Анне Ивановне, так получилось…
— Конечно, конечно! О чем может быть разговор, понимаем! — подтвердил Чижак. — Ты, Оленька, держись, все будет хорошо. Вот увидишь. И обязательно возвращайся.
Оля пожала всем руки.
— Сюда, пожалуйста. — Сеня откинул брезентовый полог с коляски. — А чемоданчик поставьте в ноги.
Затрещал мотор.
— Я вернусь! — крикнула Оля. — Обязательно! Вот все утрясется, сразу приеду…
— И не забудьте свой комсомольский, — напомнила Зина. — У нас тогда будет в экспедиции своя организация.
— Не забуду, — ответила Гриднева.
— Телеграмму возьмите, — в последнюю минуту подсказал Трудных. — Для билета.
— Да-да… — Оля взяла протянутую Веней телеграмму и спрятала в карман плаща.
Младший лейтенант милиции рванул с места.
Христофор, Вениамин и Зина махали до тех пор, пока мотоцикл не скрылся за деревьями.
— Можно еще часок-другой вздремнуть. — Чижак похлопал себя по рту, пряча зевок.
— Какой там сон, — ответила Зина.
— Надо выспаться, — подтвердил Горохов. — Ведь тебе, Зина, теперь хлопот прибавилось. За Гридневу придется работать и за себя.
Заглянув к себе, Зина постучалась к ребятам.
— Мальчики, она вещи свои забыла!
— Господи, прямо напасть какая-то! — вздохнул Христофор.
— Что там за вещи? — поинтересовался Чижак.
Зина открыла дверь на женскую половину и указала на вешалку:
— Это ее куртка. Что же делать будем?
— Спать, — зевнул Веня. — Скорее возвратится сюда из Москвы. А потом, эта штука только для тур, гео и прочих походов.
— Хватит разных собраний! — недовольно пробурчал со своей койки Клинычев. — Столько дел, понимаешь…
— Всё, кончай, — шепнул Веня Зине и Христофору. — Спите спокойно, дорогие товарищи. Мадам Гриднева по приезде получит свой туалет для вечерних прогулок в целости и сохранности…
…В девять часов на райкомовской машине приехали Анна Ивановна и Азаров.
— Ай-я-яй… — сокрушалась Кравченко, узнав об отъезде Гридневой. — Не везет девке, и все тут… И здесь она сейчас позарез нужна. Как назло! И с замдиректора института не договорилась. Не дают нам лаборантку…
— Сами справимся, — бодро сказала Зина. — Работали же без Гридневой.
Степан, не обращаясь ни к кому, произнес не то с обидой, не то с сожалением:
— Уехала, не дождавшись нас с Анной Ивановной…
18
Работы у членов экспедиции было по горло. Все возвращались с Сорочьего моста поздно. В террариуме скопилось много змей. Но Анна Ивановна жалела время на взятие яда, собираясь устроить аврал в ближайший ненастный день. И действительно, на четвертый день после отъезда Гридневой выдалась непогода.
Клинычев, убедившись, что день для заработка потерян, сокрушался больше всех.
— Понимаешь, — говорил он, когда ребята только проснулись, возмущенно, — из-за этой чертовой погоды я теряю сорок — сорок пять долларов в день!
— А кто их тебе платит, доллары, миллионер сухумский? — усмехнулся Веня, натягивая рубашку. — Рубли тебя не устраивают?
— Отстань! — хмуро отмахнулся Клинычев. — Ты знаешь, что такое тридцать пять рублей? Это почти сорок долларов. А за пять дней — двести! А двести долларов — это почти новый автомобиль! «Форд»! «Крайслер»! Совсем новый, образца прошлого года.
— А велосипед с моторчиком не хочешь? — предложил серьезно Вася. — Могу по блату устроить. Образца сорок седьмого года. — Василий незаметно подмигнул Чижаку, тот расхохотался.
— Оделся? Гуляй, Вася! — вздохнул Клинычев. — С тебя и самоката хватит. — И подождав, когда Пузырев и Веня выйдут, начал: — Дело есть, слышь, бригадир. От погоды не зависит.
— Выкладывай, — сказал Степан, одеваясь; Клинычев замялся. — Не тяни душу.
— Я знаю, ты скажешь: Клинычев такой, Клинычев сякой…
Азаров усмехнулся, но промолчал.
— Понимаешь, — решился Клинычев, — в больнице с одним деятелем познакомился. Короче, можно сделать бизнес. Вот такая банка красной икры — и всего десять рублей. Хочешь, дело на двоих?..
— Меня «бизнес» не интересует, — равнодушно отмахнулся бригадир.
— Ладно, это я так… А выручить деньгами можешь? Мне всего на неделю-другую. Земляк приедет, ну, там, разное у него: лист лавровый, чай… Всякая ерунда. Я этим не занимаюсь, но подумай. Сам знаешь, я человек рабочий.
Азаров покачал головой:
— Рабочие, Леня, тоже разные бывают.
— Конечно! — подхватил Клинычев. — Возьми Ваську — пьет как сапожник… Аж противно!
— Ну, уж это ты хватил, — поморщился Степан. — Правда, Вася злоупотребляет. А если сказать честно, у нас в экспедиции он стал пить гораздо меньше.
— Воспитанием, значит, занимаешься?
— А как же, — улыбнулся бригадир.
— Воспитывай, я не против. Так денег дашь взаймы?
— Леня, ну скажи честно, зачем тебе все это? Ведь ты за экспедицию кучу денег получишь. Смотри, сколько змей поймали.
— Вот-вот, — обиделся Клинычев, — я так и думал, что начнешь мне мораль читать… А что тут такого? Домашняя икра, понимаешь, люди для себя делают, мне продадут немного… Мне, если хочешь знать, на свадьбу послать надо. У нас в Сухуми, представь себе, на свадьбе не меньше тысячи человек бывает…
— Ладно, это твое дело, — отмахнулся бригадир.
— Мне всего рублей четыреста. А?
Степан, поколебавшись, согласился:
— Идет. Только не четыреста, а триста.
— Это другое дело! — обрадовался Клинычев. — За мной банка икры.
— Не любитель, — ответил Степан, доставая деньги.
Клинычев стал их пересчитывать, поглядывая на дверь.
— Спасибо, выручил. — Клинычев, довольный, спрятал деньги во внутренний карман. — Ты настоящий человек. К Колумбу обращаться бесполезно — скряга. У Веньки нету. Васька… — Клинычев захихикал и щелкнул себя по шее. — Ты знаешь, что этот деятель устроил, когда вы с Анван ездили с Москвой говорить? Не рассказывали?
— Нет, — насторожился Азаров.
— Ольга хлопнулась в обморок. Шум на всю тайгу подняли, замыкание устроили…
— Объясни толком.
— Вася ей полоза на шею надел, когда она работала в лаборатории…
Степан в сердцах стукнул себя по колену:
— Ну и скотина! Напился опять, что ли?
— Нет, трезвый был, — ответил Леня. — Вот так, бригадир, мало воспитываешь.
— Ничего, я его еще воспитаю! — поднялся Степан. — Ты Анван не трепись, идет?
— Конечно! — пообещал Клинычев.
Азаров постучался на женскую половину, чтобы обсудить с Кравченко текущие дела.
Кравченко только что закончила возиться с прической и выглядела свежей и помолодевшей после утреннего туалета.
Азаров присел на табурет. Оглядел тщательно заправленные койки за марлевым пологом, с взбитыми подушками. С грустью посмотрел на синюю, сиротливо висящую в углу блину куртку, так шедшую к ее серым глазам.
— Будем сегодня брать яд, Степан, — сказала Анна Ивановна, перехватив его взгляд.
— Хорошо, — кивнул бригадир, отводя глаза.
— Я еще думаю, может, Зину опять поставить лаборанткой? Не успеваем готовить сухой яд.
— Поговорите с ней, — уклончиво ответил Азаров.
— Поговорю. Надо готовый яд отправить в Таллин.
— Можно, — согласился Азаров. — Напишите Матсу Эдуардовичу, чтобы сразу же перечислили деньги в институт. Это утешит замдиректора института лучше, чем любые отчеты и отписки.
— Не говори, ох уж эти отписки! — вздохнула Анна Ивановна. — Пойду посмотрю, сколько у нас яда накопилось.
Анна Ивановна накинула плащ. Степан отдал ей ключи.
Ребята сгрудились под брезентовым навесом, где Зина готовила завтрак, и грелись у огня.
— Дайте и бригадиру погреться! — потеснил плечом Клинычева Чижак.
— Бригадиру — всегда пожалуйста! — Клинычев в свою очередь так толкнул Васю, что тот повалился на бок.
Все засмеялись.
— Бедный Вася! — покачал головой Клинычев. — Земля не держит.
Вася сконфуженно отряхнулся и присел на корточки с другой стороны костра.
— Степа, можно тебя на минутку? — выглянула из служебного вагончика Анна Ивановна.
Азаров, зябко ежась под дождем, перескакивая через лужи, направился в лабораторию.
— Понимаешь, не могу найти флакончик с гадючьим ядом, — растерянно пожимая плечами, сказала Кравченко. — Куда ты его дел?
— Он в сейфе, — нахмурился бригадир.
Он заглянул в открытый шкаф, пошарил в нем рукой. Вопросительно посмотрел на Кравченко.
— Яд щитомордника есть. — Анна Ивановна показала Степану флакончик, который держала в руке, в резиновой перчатке.
Степан внимательно осмотрел сейф, опустился на колени и осмотрел пол под сейфом.
— Действительно, где он может быть? — процедил он сквозь зубы.
— Ты давно его видел? — с тревогой спросила Анна Ивановна.
— Не помню. Я дня четыре сюда не заглядывал.
Они перерыли всю лабораторию. Тщательно осмотрели все полки шкафа с эксикаторами.
— Может, он в операционной? — с надеждой произнесла Кравченко.
Они обшарили каждый сантиметр, заглянули в каждый уголок служебного вагончика. Флакончик пропал.
Кравченко сняла перчатки.
— Боже мой, что теперь будет?
Степан сидел на табурете в операционной сгорбившись и уронив руки на колени.
Анна Ивановна еле слышно произнесла:
— Степа, может, кто пошутил?
Азаров покачал головой и невесело усмехнулся:
— Плохая шутка…
— Срочно собери всех.
…Когда члены экспедиции набились в вагончик, Степан сказал, уставившись в пол:
— Ребята, пропал флакон с гадючьим ядом.
Зина охнула. Вениамин, поглаживая бороду, что-то промычал. У Василия Пузырева отвисла челюсть.
— На сколько рублей там было яду? — спросил Клинычев.
— Весь сухой гадючий яд, — повторил бригадир. — Точно не знаю, но где-то порядка четырех тысяч.
— Ай-я-яй! — возмутился Леня. — Украсть у товарищей четыре тысячи!
— Ты хочешь сказать, что… — сурово посмотрел на него Азаров.
Клинычев осекся. Члены экспедиции растерянно переглядывались. Чтобы вывести всех из оцепенения, Анна Ивановна сказала, видимо вспомнив прочитанные детективные романы:
— Надо вызывать собаку.