Глава 37
Тремейн посадил военный вертолет на заросшее травой поле. Пока вращение винта замедлялось, они с Рэйфилдом посмотрели на седан, стоявший возле деревьев. Затем расстегнули ремни безопасности, пригнувшись выбрались из вертолета и направились к машине. Рэйфилд сел на переднее сиденье, Тремейн — на заднее.
— Рад, что вы успели, — сказал сидевший за рулем человек, поворачиваясь к Рэйфилду.
Полковник разинул рот.
— Что с тобой случилось?
Синяки в центре оставались пурпурными, а ближе к краю стали желтыми. Один находился сбоку от правого глаза, два других — над воротом рубашки.
— Фиске, — ответил он.
— Фиске? Он мертв.
— Его брат, Джон, — нетерпеливо ответил мужчина. — Он застал меня врасплох в квартире его брата.
— Он тебя узнал?
— Я был в маске. Искал все, что могло направить полицию по правильному пути.
— Он сумел что-нибудь найти?
— Там ничего не было. Мы уже забрали лэптоп Фиске. — Он посмотрел на Тремейна. — Ты взял его лэптоп перед тем, как застрелить? — Тот кивнул. — Где он сейчас?
— Груда пепла.
— Хорошо.
— Его брат будет для нас проблемой? — поинтересовался Рэйфилд.
— Может быть. Прежде он был полицейским. Помогает детективу расследовать убийства клерков.
— Убийства? — удивился Рэйфилд. — Их больше одного?
— Стивен Райт.
— Проклятье, что происходит? — потребовал ответа Рэйфилд.
— Райт видел, как кто-то вышел из кабинета Майкла Фиске. И слышал то, что ему не следовало слышать. Мы не могли рассчитывать, что он будет молчать, поэтому мне пришлось выманить его из здания и убить. С этим у нас проблем не будет.
— Вы спятили? Все выходит из-под контроля, — сердито сказал Рэйфилд.
Мужчина посмотрел на Тремейна.
— Эй, Вик, скажи своему начальнику, чтобы успокоился. Похоже, после Вьетнама ты утратил часть своего спокойствия, Фрэнк. С тех пор ты стал другим.
— Четыре убийства, и я должен сохранять спокойствие? Уже не говоря о том, что Хармс и его брат на свободе.
— Значит, нам нужно получить еще два тела. Самых важных. Ты ведь понимаешь, верно, Вик?
— Понимаю, — ответил Тремейн.
Мужчина посмотрел на Рэйфилда холодными пустыми глазами. Тот нервно сглотнул.
— Полагаю, обратной дороги уже нет.
— Тут ты совершенно прав.
— Джон Фиске и тот клерк… Что вы собираетесь делать? Если Фиске намерен найти убийцу брата, он может стать для нас проблемой.
— Он — уже проблема. Но они на очень коротком поводке. И будут на нем оставаться, пока мы не решим, что с ними делать.
— В смысле?
— В смысле у нас будет четыре тела, а не два.
* * *
Сара сидела в своем новом кабинете. Чандлер заявил, что у нее не будет доступа в кабинет, который она делила с Райтом, но позволил персоналу суда перенести компьютер Сары и ее рабочие документы в это тесное помещение. Она взяла список тюрем штата, которые дал ей Фиске, и начала звонить. Через полчаса девушка разочарованно повесила трубку. Ни в одной из тюрем не оказалось заключенного с фамилией Хармс. Сара попыталась вспомнить какое-нибудь слово или фразу из документа, который видела, но ей пришлось сдаться.
И вдруг у нее перед глазами вспыхнула буква Р. Имя Хармса начиналось с буквы Р; она видела это в документах. Ее безумно огорчало то, что она больше ничего не могла вспомнить.
Сара встала, и тут ее внимание привлекла одна вещь. Она взяла стопку документов — движение получилось резким — и заметила то, чего не видела прежде. Стенограмму суда по делу Чанс. Та, над которой Райт работал ночью. К папке было прикреплено рукописное послание — Стивен просил Сару проверить его работу.
Сара села и бессильно опустила голову на письменный стол. А что, если какой-то психопат начал охоту на клерков? Быть может, Райта убили вместо нее? С минуту она неподвижно сидела, не зная, что делать дальше. Давай, Сара, ты справишься, ты должна, уговаривала она себя. Собрав в кулак всю свою волю, девушка встала и вышла из кабинета.
Через минуту она вошла в офис клерков и сразу направилась к клерку, который обслуживал базы компьютерных данных. Она уже задавала этот вопрос, но сейчас хотела получить абсолютно точный ответ.
— Не могли бы вы проверить, появлялась ли фамилия Хармс, как одна из сторон дела?
Клерк кивнул и принялся нажимать на клавиши. Через минуту он покачал головой.
— Я ничего не нашел. А когда дело было принято?
— Недавно. В течение последних двух недель или около того.
— Я вернулся на шесть месяцев назад, но ничего не нашел. Кажется, вы уже задавали мне этот вопрос…
Прежде чем Сара успела ответить, она услышала другой голос.
— Вы сказали Хармс?
Сара посмотрела на клерка.
— Да. Фамилия Хармс.
— Это странно…
Сара почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
— Что странно?
— Сегодня рано утром звонил какой-то человек и спрашивал про апелляцию; он назвал эту же фамилию. Я ответил ему, что у нас нет дел с такой фамилией.
— Хармс? Вы уверены? — Клерк кивнул. — А вы помните имя? — спросила Сара, стараясь скрыть волнение.
Клерк задумался.
— Может быть, оно начинается на Р? — подсказала Сара.
Клерк щелкнул пальцами.
— Да, верно. Руфус, Руфус Хармс. Как икота.
— А звонивший представился?
— Нет. Но он был сильно огорчен.
— Вы помните еще что-нибудь?
На этот раз клерк думал довольно долго.
— Он сказал что-то о парне, гниющем на гауптвахте… уж не знаю, что он имел в виду.
Глаза Сары широко раскрылись, и она бросилась к двери.
— Что происходит, Сара? Это имеет какое-то отношение к убийствам? — спросил клерк.
Девушка не стала отвечать — она продолжала мчаться к выходу. Несколько мгновений клерк колебался, потом огляделся по сторонам, чтобы проверить, не следит ли кто-то за ним. Потом поднял трубку и набрал номер. Когда ему ответили, он начал тихо говорить.
Сара почти бежала по лестнице. Упоминание о гауптвахте показало, что в списке Джона зияет огромная дыра. Она вбежала в свой офис, вытащила из картотеки карточку с номером и быстро набрала его. Она звонила в военную полицию. Фиске включил в свой список федеральные тюрьмы и тюрьмы штата, но не подумал о военных. Любимый дядя Сары ушел в отставку в звании бригадного генерала. Она прекрасно знала, что такое гауптвахта: Руфус Хармс был заключенным военной тюрьмы.
Сара связалась с сержантом Диллардом, дежурным специалистом исправительных заведений.
— У меня нет идентификационного тюремного номера, но я полагаю, что он отбывает срок в военной тюрьме, расположенной в радиусе четырехсот миль от Вашингтона, — сказала она.
— Я не могу выдать такую информацию. Вам необходимо прислать официальный запрос помощнику начальника штаба по военным операциям и планам. После чего этот департамент, в свою очередь, отправит ваш запрос в департамент свободы информации. И они могут дать ответ — или нет, в зависимости от обстоятельств.
— Дело в том, что информация необходима мне прямо сейчас.
— Вы журналистка?
— Нет, я звоню из Верховного суда Соединенных Штатов.
— Хорошо. А как я могу это проверить?
Сара немного подумала.
— Позвоните в справочную систему и запросите общий номер Верховного суда. Затем позвоните по номеру, который вам скажут. Меня зовут Сара Эванс.
— Это крайне необычная ситуация, — с сомнением сказал Диллард.
— Пожалуйста, сержант Диллард, это действительно очень важно.
Несколько секунд Диллард молчал.
— Дайте мне несколько минут, — наконец ответил он.
Через долгие пять минут телефон на столе Сары зазвонил.
— Вы знаете, сержант Диллард, прежде я получала сведения из вашего офиса о заключенных военных тюрем без обращения к Закону о свободе информации.
— Ну, иногда наши люди бывают слишком щедрыми, когда речь идет о выдаче информации.
— Я всего лишь хочу узнать о Руфусе Хармсе.
— На самом деле у вас не возникло бы проблем с любым другим заключенным.
— Я не понимаю. Что такого особенного в Руфусе Хармсе?
— Неужели вы не читаете газеты?
— Сегодня не читала, а что такое?
— Возможно, это не такая уж большая новость, но люди должны знать, хотя бы ради их безопасности…
— И что же должны люди знать?
— Руфус Хармс сбежал. — И Диллард рассказал, как это случилось.
— А где он отбывал срок?
— В Форт-Джексоне.
— И где это находится?
Диллард ответил, и Сара записала.
— А теперь я тоже задам вам вопрос, госпожа Эванс. Почему Верховный суд заинтересовался Руфусом Хармсом?
— Он подал апелляцию.
— Какого рода?
— Сожалею, сержант Диллард, но я не могу вам ответить. Я также вынуждена подчиняться правилам.
— Хорошо, но я должен вам кое-что сказать. На вашем месте я бы не стал рассматривать его апелляцию. Суды закрыты для мертвецов, не так ли?
— На самом деле необязательно. Какое преступление совершил этот человек?
— Вам придется открыть его военное досье.
— И как мне это сделать?
— Вы адвокат, а не я, верно?
— Да, но мы не так часто работаем с военными.
Она услышала, как он что-то бормочет себе под нос.
— Сейчас Руфус Хармс является заключенным, из чего следует, что технически его нельзя считать представителем армии Соединенных Штатов. Одновременно с признанием его виновным следует увольнение из армии за недостойное поведение. Его военное досье отправляется в центр хранения личных дел военнослужащих, расположенный в Сент-Луисе. Там хранятся машинописные копии. Этих данных нет в компьютерных базах или еще где-то. Приговор Хармсу вынесен около двадцати пяти лет назад, поэтому досье перенесено на микропленку, хотя отдел кадров несколько отстает в данном процессе. Если вы или кто-то другой захочет получить его досье, вам потребуется официальный запрос.
Сара записала все, что сказал Диллард.
— Еще раз благодарю вас, сержант Диллард. Вы очень мне помогли.
На компьютере у Сары имелись карты. Девушка открыла карту США и при помощи мыши провела прямую между Вашингтоном, округ Колумбия, и Форт-Джексоном.
— Почти четыреста миль, — пробормотала она себе под нос.
Затем Сара поспешно поднялась на третий этаж, где находилась библиотека Верховного суда, и вошла в Интернет через один из компьютерных терминалов. Естественно, телефоны клерков не имели модемов для выхода в Интернет из соображений безопасности и конфиденциальности; но в библиотеке такой доступ был. Она набрала имя «Руфус Хармс» в «Эксплорере» и уставилась на дубовую панель ручной работы, дожидаясь, когда компьютер начнет разбрызгивать технологическую волшебную пыльцу.
Через несколько минут Сара уже читала последние новостные сообщения о Руфусе Хармсе, его прошлом и брате. В одной из газет содержалась цитата редактора из родного города Хармса. При помощи телефонного справочника в Интернете Сара отыскала его номер. Он все еще жил в каком-то небольшом городке поблизости от Мобила, штат Алабама, где выросли оба брата.
Трубку подняли после третьего гудка. Сара представилась Джорджу Баркеру, который по-прежнему оставался главным редактором местной газеты.
— Я уже говорил об этом с журналистами, — резко сказал он.
Его сильный южный акцент заставил Сару подумать о лае енотовых гончих и прозрачных кувшинах с виски.
— Я буду вам весьма благодарна, если вы ответите на несколько моих вопросов, и не более того.
— Кто вы и на кого работаете?
— Независимая служба новостей. Я внештатный сотрудник.
— Ладно, что именно вы хотите знать?
— Я читала, что Руфус Хармс был осужден за убийство маленькой девочки на военной базе, где он служил. — Сара посмотрела на распечатки новостей, лежавшие на столе. — Форт-Плесси.
— Убил маленькую белую девочку. Он ведь негр, вы знаете?
— Да, знаю, — коротко ответила Сара. — Вам известно имя адвоката, который представлял его на процессе?
— Ну, процесса, как такового, не было. Он пошел на сделку с прокурором. Я отслеживал его историю, потому что Руфус жил здесь; оборотная сторона парня, выбившегося в люди.
— Вы знаете имя его адвоката?
— Ну, мне нужно поискать в бумагах… Дайте мне ваш номер, и я вам перезвоню.
Сара дала ему номер своего домашнего телефона.
— Если меня не будет на месте, оставьте голосовое сообщение. Что еще вы можете рассказать про Руфуса и его брата?
— Ну, Руфус привлекал внимание прежде всего своими размерами. Он вымахал до шести футов и трех дюймов, когда ему исполнилось четырнадцать. И он не был тощим или долговязым. Уже тогда у него было тело мужчины, а не подростка.
— Он хорошо учился? У него были неприятности с полицией?
— Насколько я помню, учился Руфус не слишком хорошо. Он так и не закончил среднюю школу, хотя руки у него были отличные. Подростком он работал на маленьком печатном станке у отца. Его брат тоже. Помню, как однажды у меня сломался мой печатный станок, и они прислали Руфуса его починить. Тогда ему было не больше шестнадцати. Я дал ему руководство, но оно ему даже не потребовалось. «Слова приводят меня в смущение, мистер Баркер», — сказал он, вошел в зал, и через час все работало, как новенькое.
— Весьма впечатляюще.
— И у него никогда не было проблем с полицией. Его мама этого не допустила бы. Вы должны понимать, речь идет об очень маленьком городе, где никогда не проживало более тысячи душ, а сейчас население стало еще меньше. Мне уже почти восемьдесят, но я продолжаю выпускать газету. Конечно, Хармсы жили в цветной части города, да и сейчас живут. Я не пускаю в свой дом цветных, но они казались хорошими людьми. Она работала на мясоперерабатывающей фабрике, как и бо́льшая часть населения, убирала там… не самая высоко оплачиваемая работа. Однако она заботилась о детях.
— А что случилось с отцом?
— Он был хорошим человеком, не склонным к алкоголю или дикости, характерной для его соплеменников. Он много работал, слишком много, и однажды просто не проснулся. Сердечный приступ.
— У вас хорошая память.
— Я писал некролог.
— А что вы помните о брате Руфуса?
— Ну, Джош — совсем другое дело. Здесь его называли плохим черным. Вспыльчивый, заносчивый, пытался быть лучше, чем он есть. У меня не было к нему предвзятого отношения, и я не люблю, когда в моем присутствии произносят слово негр, но если б я когда-нибудь и использовал его, то лишь для того, чтобы описать Джоша Хармса. Он многих направил по дурному пути.
— Я читала, что он воевал во Вьетнаме и был настоящим героем войны.
— Да, верно, — тут же отступил Баркер. — В нашем городе никогда не было солдата с таким количеством наград. Должен признать, что жителей нашего города такой поворот очень сильно удивил. Да, он умел сражаться, этого у него не отнимешь.
— Что-то еще?
— Джош сумел закончить среднюю школу. — Голос Баркера изменился. — Но лучше всего он проявлял себя в спорте. У нас единственная газета в городе, и я освещал все новости. Джош Хармс был лучшим атлетом из всех, кого мне доводилось видеть. Белый, черный, зеленый или пурпурный — он бегал быстрее, прыгал дальше и был сильнее и быстрее всех. Послушайте, я знаю, что у цветных такие вещи получаются очень хорошо, но Джош был особенным. Он преуспевал во всех видах спорта, которыми занимался. Вам известно, что ему до сих пор принадлежит несколько легкоатлетических рекордов штата? — добавил он гордо. — А вы не можете не знать, что Алабама дала множество великих атлетов.
Сара вздохнула.
— А он играл на университетском уровне?
— Он получил уйму предложений университетских стипендий по игре в футбол и баскетбол. Бэр Брайнт даже приглашал его к себе, вот каким прекрасным спортсменом был Джош. Возможно, он стал бы звездой НБА или НФЛ. Однако сбился с пути.
— Как так?
— Ну, вы знаете, как оно бывает. Правительство попросило его защищать нашу страну в войне против коммунизма…
— Иными словами, его призвали в армию и отправили воевать во Вьетнам.
— Все верно.
— После этого он вернулся домой?
— Да, конечно. Мать была еще жива, но вскоре после его возвращения умерла. Дело в том, что с Руфусом это случилось примерно в то же время. Я полагаю, он пошел в армию из-за Джоша. Может быть, хотел стать таким же героем, как его старший брат… Но я думаю, просто хотел изменить свою жизнь к лучшему. После смерти отца Руфуса ничто больше не держало в родном городе. Конечно, все закончилось хуже не придумаешь. Так или иначе, Джош пришел ко мне, чтобы выяснить, не смогу ли я как-нибудь помочь. Ну, вы знаете, власть прессы… Но я ничего не сумел сделать для Руфуса.
— А вас удивило то, что Руфус убил девочку? Он когда-нибудь проявлял агрессию?
— Насколько мне известно, он никогда никому не причинял вреда. Настоящий добрый великан. Когда я услышал про убийство маленькой девочки, то сначала не поверил. Если б так поступил Джош, я и глазом не моргнул бы, но только не Руфус. Однако улики не оставляли ни малейших сомнений.
— А Джош продолжал жить в вашем городе?
— Вы просите, чтобы я рассказал вам самую грустную из историй нашего города.
— И в чем она заключалась?
— Я не хотел бы об этом вспоминать.
Сара быстро перебрала варианты. Наконец, ей пришла в голову фраза, которую часто используют журналисты.
— Не для печати.
— В самом деле? — В голосе Баркера слышалась тревога.
— Абсолютно. Не для печати.
— Хочу, чтобы вы знали: я только что записал ваши слова, и если я где-нибудь прочитаю то, что собираюсь вам рассказать, я подам в суд на вашу газету и не успокоюсь до тех пор, пока у вас не останется ни цента, — сурово сказал он. — Я журналист и знаю, как работают такие вещи.
— Мистер Баркер, я обещаю: все, что вы мне расскажете, не будет использовано в прессе.
— Хорошо. К тому же с тех пор прошло так много времени, что это уже не имеет значения — с точки зрения закона. Но в нашем старом мире осторожность не повредит. — Он откашлялся. — Про преступление Руфуса стало известно в городе, иначе и быть не могло. Собралась компания молодых людей; они хорошенько накачались спиртным и решили, что должны что-то сделать. Конечно, парни не могли добраться до Руфуса — он же находился в военной тюрьме. В отличие от тех Хармсов, которые жили в нашем городе…
— И что они сделали?
— Они сожгли дотла дом миссис Хармс.
— Боже мой! Она находилась в доме?
— Да, пока Джош ее не вынес. И должен вам сказать, он сразу разыскал тех парней, которые продолжали разгуливать по городу. Я наблюдал за происходящим из окна своего офиса. Знаете, наверное, их было десять на одного, но Джош отправил половину из них в больницу, пока остальные не нанесли ему очень серьезные ранения. Никогда не видел ничего подобного — и, надеюсь, никогда больше не увижу.
— Похоже на описание бесчинств. Неужели полиция не вмешалась?
Баркер смущенно кашлянул.
— Ну, так уж получилось, что пара из тех парней, по слухам… ну, из тех, кто поджег дом…
— Служили в полиции, — закончила предложение Сара. Баркер промолчал. — Надеюсь, Джош Хармс подал в суд на город и получил все деньги, которые у них были.
— На самом деле они подали в суд на него. Те парни, которых он отправил в больницу. А Джош не смог доказать поджог. У меня имелись кое-какие мысли, но улики отсутствовали. А полиция представила историю так, будто Джош оказал сопротивление при аресте. Свидетельства десяти человек против одного, к тому же цветного… В общем, если коротко, он некоторое время провел в тюрьме, и у него и его матери отняли то немногое, что у них было. Вскоре после этого его мать умерла — не перенесла того, что случилось с ее сыновьями.
Сара с огромным трудом сдержалась, чтобы не закричать.
— Мистер Баркер, это самая отвратительная история из всех, что я слышала, — сказала она. — Я мало знаю о вашем городе, но не хотела бы, чтобы кто-то, кто мне дорог, там жил.
— У нас есть свои достоинства.
— Неужели — так встречать героя войны?
— Я знаю. Я и сам об этом думал. Ты сражаешься за свою страну, в тебя стреляют, а потом ты возвращаешься домой, и тебя так встречают — и возникает вопрос: за что ты воевал?
— Вы говорите так, словно вам была известна правда. Неужели вы в очередной раз не воспользовались силой прессы?
Баркер тяжело вздохнул.
— Этот город всегда был моим домом, госпожа Эванс, и не стоит оскорблять тех, кто стоит у власти, даже если они того заслуживают. Не стану говорить, что я большой друг черных, потому что не являюсь им. И не буду лгать вам, утверждая, будто изо всех сил защищал Джоша Хармса, — потому что я молчал.
— Ну, я полагаю, что именно для этого и существуют суды: чтобы не давать людям вроде тех, что живут в вашем городе, разрушать жизни таких, как Джош Хармс. Пожалуйста, позвоните мне, когда узнаете имя адвоката Хармса.
Сара повесила трубку. Ее трясло от ярости, она никак не могла переварить услышанную только что историю. Однако она росла в Каролине; сколько черных она вообще знала? Поколения скваттеров, живущих вдоль дорог? Или во времена сбора урожая, когда отец нанимал временных работников? Сара наблюдала за этими людьми с крыльца; пот пропитывал тонкую ткань их рубашек, и кожа казалась еще более темной под безжалостными лучами солнца. Они с матерью приносили им лимонад и еду, бормотали слова благодарности, но никогда не смотрели в глаза; а те заканчивали трапезу и исчезали в темноте.
В школе Сары учились только белые, несмотря на целую серию постановлений Верховного суда, требующих общего обучения. Эти дела стали полями сражений двадцатого века за расовое равенство; они пришли на смену Антиетамам, Геттисбергам и Чикамауга прошлого века. И многие скажут, что равенство невозможно. Здесь, в суде, имелся лишь один черный судья, занимавший так называемое место Тергуда Маршалла, и один черный клерк — из тридцати шести. Многие судьи никогда не работали с черными клерками. И что все это значило? Верховный суд — высочайшая юридическая инстанция в стране…
Сара быстро шагала по коридору в поисках Фиске и размышляла, удастся ли им когда-нибудь узнать правду. Если армия доберется до братьев Хармс раньше всех, правда может умереть вместе с ними.
