Глава 26
Джордан Найт стоял в дверях кабинета жены и наблюдал за ней. Элизабет сидела, опустив голову; на столе перед ней лежало несколько открытых книг, но было очевидно, что она их не читала.
— Почему ты не пошла домой, милая?
Она вздрогнула и подняла голову.
— Джордан, я думала, ты уехал на встречу…
Он подошел к ней, встал рядом и принялся одной рукой массировать сзади шею.
— Я ее отменил. А теперь нам пора домой.
— Но мне еще нужно кое-что сделать. Мы и без того задержались. Это так тяжело…
Он взял ее под руку и помог подняться.
— Бет, не имеет значения, как это важно, — оно важно не настолько. Поехали домой, — твердо сказал он.
Через несколько минут правительственная машина доставила их домой. После расслабляющего душа, легкого ужина и бокала вина Элизабет Найт легла в постель, почувствовав наконец, что начала немного приходить в себя. В спальню вошел ее муж, сел рядом на кровать, положил ее ноги к себе на колени и принялся их массировать.
— Иногда мне кажется, что мы слишком сурово ведем себя с нашими клерками. Слишком сильно нагружаем работой. Слишком многого от них ждем, — сказала она через некоторое время.
— Неужели? — Джордан взял ее за подбородок. — Ты что, пытаешься винить себя за смерть Майкла Фиске? Он не работал допоздна в тот вечер, когда его убили. Ты же сама говорила мне, что он сказался больным. То, что он находился в переулке в дурном районе города, не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к суду. Его убил какой-то уличный подонок. Возможно, это было ограбление или он просто оказался не в том месте и не в то время, — но ты тут совершенно ни при чем.
— Полиция думает, что это было ограбление.
— Мне представляется, еще рано говорить что-то определенное, но во время расследования эта версия, вне всякого сомнения, получит первостепенный интерес.
— Один из клерков сегодня спросил, может ли смерть Майкла быть каким-то боком связана с судом.
Джордан задумался на мгновение.
— Знаешь, я думаю, такое возможно, только не вижу, каким образом. — Неожиданно на его лице появилось обеспокоенное выражение. — Если это так, я позабочусь о дополнительной охране. Позвоню завтра, и ты получишь собственного агента секретной службы или ФБР, который будет находиться рядом с тобой круглосуточно.
— Джордан, ты не должен этого делать.
— Чего не должен? Заботиться о том, чтобы какой-нибудь придурок не отнял тебя у меня? Я часто об этом думаю, Бет. Некоторые решения суда весьма непопулярны. Вы все время от времени получаете угрозы. Их нельзя игнорировать.
— Я не игнорирую, просто пытаюсь о них не думать.
— Отлично, тогда не расстраивайся, если я буду.
Она улыбнулась и погладила его по щеке.
— Ты слишком обо мне заботишься.
Муж улыбнулся в ответ.
— Иначе нельзя, если у тебя есть нечто очень ценное.
Они нежно поцеловались, Джордан накрыл ее одеялом, выключил свет и вышел, чтобы закончить работу в кабинете. Элизабет заснула не сразу — она смотрела в темноту, чувствуя, как ее переполняют самые разные чувства. И когда они уже набрали силу и были готовы поглотить ее, она, к счастью, погрузилась в сон.
* * *
— Я даже представить не могу, что вы испытываете, Джон. Я чувствую себя ужасно, а ведь я знала Майкла относительно недолгое время.
Они ехали в машине Сары; только что пересекли реку Потомак и оказались в Вирджинии. Джон подумал, что она пытается убедить его, что у нее нет никакой информации, которая могла бы его заинтересовать.
— И как долго вы с ним вместе работали?
— Год. Майкл уговорил меня вернуться в суд на второй год.
— Рэмси сказал, что вы с Майком были близки. Насколько?
Она бросила на него пронзительный взгляд.
— Что вы имеете в виду?
— Я всего лишь хочу собрать факты про моего брата. Хочу знать, с кем он дружил. Встречался ли с кем-то…
Джон посмотрел на нее, пытаясь понять, как Сара отреагировала на его слова, но она сохраняла полное спокойствие.
— Вы жили всего в двух часах езды от Майкла и ничего не знаете о его жизни?
— Это ваше мнение или чье-то еще?
— Знаете, я могу самостоятельно делать выводы.
— Ну, это улица с двусторонним движением.
— Выводы или два часа езды?
— И то, и другое.
Они остановились на парковке ресторана в Северной Вирджинии, вошли внутрь, сели за столик и заказали еду. Через минуту Джон сделал глоток своей «Короны». Сара пила «Маргариту».
Наконец Фиске вытер рот и спросил:
— Вы из семьи юристов? Мы обычно бегаем стаями.
Сара улыбнулась и покачала головой.
— Я родилась на ферме в Северной Каролине. В маленьком городке. Но мой отец имел некоторое отношение к закону.
Ее слова слегка заинтересовали Джона.
— Это как?
— Он был мировым судьей. Официально его зал заседаний находился в маленькой комнатке в задней части тюрьмы. Но гораздо чаще он разбирал дела, сидя на тракторе «Джон Дир» посреди поля.
— И поэтому вас заинтересовала юриспруденция?
Она кивнула.
— Мой папа гораздо больше походил на судью, когда сидел на пыльной сельскохозяйственной машине, чем некоторые из тех, кого я видела в самых великолепных залах суда.
— Включая тот, в котором сейчас работаете?
Сара заморгала и неожиданно отвернулась, а Фиске стало стыдно за свои слова.
— Уверен, ваш отец был отличным мировым судьей. Здравый смысл, справедливые решения… Простой человек.
Она взглянула на него, пытаясь понять, потешается ли он над ней, но увидела, что Джон произнес это совершенно искренне.
— Именно таким он и был. Как правило, отец имел дело с браконьерами и штрафами за нарушение правил дорожного движения, но никто не уходил от него с чувством, что с ними поступили несправедливо, так мне кажется.
— Вы часто с ним видитесь?
— Он умер шесть лет назад.
— Мне очень жаль. А ваша мама жива?
— Она умерла еще раньше папы. Сельская жизнь — штука непростая.
— Сестры или братья?
Сара покачала головой и, как показалось Джону, почувствовала облегчение, когда принесли их заказ.
— Я только сейчас понял, что ничего сегодня не ел, — сказал Фиске, откусив большой кусок лепешки.
— Со мной такое часто случается. Кажется, сегодня утром я съела яблоко…
— Плохо. — Он окинул ее взглядом. — Вам худеть ни к чему.
Сара тоже оценивающе посмотрела на него: несмотря на широкие плечи и круглые щеки, он выглядел почти изможденным, и воротник рубашки свободно болтался вокруг шеи, а талия была слишком узкой для человека его размеров.
— Вам тоже.
Через двадцать минут Фиске отодвинул от себя пустую тарелку и откинулся на спинку стула.
— Я знаю, вы очень заняты, поэтому не стану зря тратить ваше время. Мы с братом редко виделись, и я должен заполнить информационные пустоты, если хочу найти того, кто его убил.
— Мне показалось, что это работа детектива Чандлера.
— И моя — неофициально.
— Ваше прошлое в качестве копа? — спросила Сара, и Джон приподнял одну бровь. — Майкл мне много про вас рассказывал.
— Правда?
— Да, правда. Он очень вами гордился. От копа до адвоката. Мы с Майклом много об этом разговаривали.
— Послушайте, меня несколько беспокоит то, что человек, которого я совсем не знаю, обсуждал мою жизнь.
— Вам не о чем волноваться — мы считали, что это интересная смена профессии.
Фиске пожал плечами.
— Будучи копом, я тратил все свое время и силы, чтобы убрать преступников с улиц. Теперь зарабатываю на жизнь тем, что их защищаю. И, говоря по правде, начинаю им сочувствовать.
— Никогда не слышала такого признания от копа.
— Неужели? И скольких копов вы знаете?
— Я люблю скорость, и у меня куча штрафов за превышение. — Сара насмешливо улыбнулась. — А если серьезно, почему вы решили так кардинально сменить поле деятельности?
Джон задумчиво повертел в руках нож.
— Я арестовал одного парня с целым кирпичом кокаина. Он работал посредником у торговцев наркотиками, перевозил товар из пункта А в пункт Б. У меня имелась другая причина его остановить и обыскать его машину, и я нашел кокаин. Так вот, этот парень со словарным запасом первоклассника сказал мне, что думал, будто везет кусок сыра. — Фиске посмотрел Саре в глаза. — Вы можете такое представить? Лучше б он заявил, что не знал, как кокс к нему попал. Тогда его адвокат, по крайней мере, мог бы говорить о разумных основаниях для сомнений при предъявлении обвинения в хранении. И попытаться убедить судей, что человек, который выглядит, ведет себя и разговаривает как настоящий отброс, на самом деле думал, что несчастье и страдание их детей стоимостью в десять тысяч баксов — всего лишь кусок швейцарского сыра… — Он покачал головой. — Можно упечь десять таких уродов в тюрьму, только вот на их место будет сотня новых претендентов. Им больше некуда идти. Если б было, они не остались бы на улицах. Проблема в том, что, если не дать людям надежду, им становится все равно, что они делают с собой и другими.
Сара улыбнулась.
— Что тут смешного? — спросил он.
— Вы очень похожи на вашего брата.
Фиске замолчал и провел рукой по мокрому пятну от стакана на столе.
— Вы много времени проводили с Майком?
— Да, довольно много.
— И вне работы?
— Мы ходили в бары, ужинали вместе, просто гуляли. — Сара сделала глоток из своего стакана и улыбнулась. — Меня никогда раньше не допрашивали.
— Допросы иногда бывают очень болезненными.
— Правда?
— Да. Например, как сейчас: что-то подсказывает мне, что смерть Майка не слишком сильно вас удивила. Я прав?
Сара мгновенно стала серьезной.
— Нет, она привела меня в ужас.
— Ужас — да. А как насчет удивления?
Около их столика остановилась официантка и спросила, принести ли им десерт и кофе. Фиске попросил счет.
Они вернулись в машину и направились в сторону округа Колумбия. Начался мелкий дождь — октябрь здесь был странным и переменчивым, и жаркие дни сменялись холодными или, наоборот, приятными в любой отрезок времени. Сейчас стояла жаркая и сырая погода, и Сара включила кондиционер на полную мощность.
Фиске выжидательно посмотрел на нее, она поймала его взгляд, тяжело вздохнула и медленно заговорила:
— В последнее время Майкл действительно казался каким-то нервным и рассеянным.
— Это было необычно?
— Мы уже шесть недель занимаемся расшифровкой стенограмм. Все страшно нервничают, легко выходят из себя и раздражаются, но Майкл великолепно себя чувствовал.
— Вы думаете, это как-то связано с судом?
— У Майкла не было особой жизни за его пределами.
— Если не считать вас?
Сара наградила его пронзительным взглядом, но промолчала.
— Вам предстоит разбирать какие-нибудь серьезные и противоречивые дела? — спросил Джон.
— У нас все дела такие.
— Но он не поделился с вами никакими подробностями?
Глядя прямо перед собой, она снова промолчала.
— Все, что вы можете рассказать мне, поможет, Сара.
Она слегка сбросила скорость.
— Ваш брат был забавным человеком. Вы знали, что на рассвете он заходил в почтовую комнату для клерков, чтобы первым найти интересное дело?
— Меня это не удивляет. Он никогда ничего не делал наполовину. А как обычно обрабатываются ходатайства?
— Почтовая комната клерков — это то место, где письма с апелляциями открывают и обрабатывают. Каждое ходатайство отправляется к специальному аналитику, который определяет, соответствует ли данное прошение требованиям правил суда, и так далее. Если оно написано от руки, как бывает с большинством in forma pauperis, они проверяют, насколько оно читабельно. Затем информация попадает в базу данных под именем того, кто подал прошение, его копируют и направляют в общую комнату судей.
— Как-то раз Майкл говорил мне, что в суд поступает огромное количество заявлений. Судьи просто не в состоянии прочитать все.
— Они и не читают. Прошения делят между судьями, и клеркам поручается составить по ним меморандумы. Например, мы получаем около ста прошений в неделю. У нас девять судей; таким образом, каждому кабинету причитается примерно по двенадцать. Из двенадцати заявлений, попадающих в офис судьи Найт, я могу написать заключение по трем. Его отправляют во все остальные кабинеты. Затем помощники других судей просматривают мой отчет и составляют рекомендации судьям на предмет того, следует ли суду принять данное прошение к рассмотрению.
— Получается, что вы, клерки, наделены огромной властью.
— В некоторых областях — да, но не в том, что касается решений. Черновик решения, составленный клерком, по большей части представляет собой краткое изложение фактов дела и объединение ссылок. Судьи используют клерков для черной работы. Самое большое влияние мы имеем в том, что касается проверки ходатайств.
— Значит, судья может даже не увидеть поданное в суд прошение до того, как он решит, заслушать дело или нет? — задумчиво проговорил Джон. — Он просто читает заключение и рекомендации клерка…
— Возможно, только рекомендации клерка. Судьи проводят дискуссионные конференции примерно раз в две недели. Там обсуждаются все прошения, обработанные клерками, и проводится голосование. Если набирается по крайней мере четыре голоса — необходимый минимум, — дело отправляется на рассмотрение.
— Таким образом, первыми прошения, присланные в суд, видят клерки в почтовой комнате?
— В основном.
— В каком смысле «в основном»?
— В том смысле, что не всегда все делается по правилам.
Фиске задумался над ее словами.
— Вы хотите сказать, что мой брат забрал ходатайство до того, как оно прошло обработку в почтовой комнате?
Сара тихонько застонала, но быстро взяла себя в руки.
— Я могу ответить на ваш вопрос, только если это останется между нами.
Джон покачал головой.
— Я не могу давать обещаний, которые, возможно, не смогу исполнить.
Сара вздохнула и короткими четкими предложениями рассказала Джону про бумаги, которые видела в портфеле его брата.
— Я совсем не собиралась за ним шпионить. Но он вел себя странно, и я беспокоилась. Однажды утром я наткнулась на него, когда Майкл выходил из почтовой комнаты клерков. Он выглядел невероятно рассеянным. Думаю, как раз тогда он и забрал апелляцию, которую я видела у него в портфеле.
— Это был оригинал или копия?
— Оригинал. Одна страница написана от руки, другая напечатана на машинке.
— У вас обычно циркулируют оригиналы?
— Нет, только копии. И их, вне всякого сомнения, не кладут в конверт, в котором пришло прошение.
— Я помню, Майк говорил мне, что клерки иногда берут документы домой, даже оригиналы.
— Да, берут.
— Так, может быть, имел место тот самый случай?
Сара покачала головой.
— Это не выглядело как стандартная папка с делом. На конверте не стоял обратный адрес, а на напечатанном на машинке листке не было подписи. Рукописная страничка заставила меня подумать про прошение in forma pauperis, но я не видела ни искового заявления, ни подтверждения того, что заявитель объявлен неимущим.
— А вы не успели заметить имя на бумагах, хоть что-нибудь, что помогло бы понять, кто отправил апелляцию?
— Успела. Именно так я поняла, что Майкл ее забрал.
— Как?
— Мне удалось прочитать первое предложение из машинописного листка. Там стояло имя человека, который подал прошение. Уйдя из кабинета Майкла, я проверила базу данных по поступившим в суд апелляциям. Такого имени там не оказалось.
— И какое называлось имя?
— Фамилия Хармс.
— А имя?
— Не видела.
— Помните еще что-нибудь?
— Нет.
Фиске откинулся на спинку кресла.
— Дело в том, что если Майк забрал заявление, он должен был быть уверен, что никто не заметит его исчезновения. Например, адвокат, который его отправил, — если это сделал адвокат.
— На конверте имелась наклейка об уведомлении. Тот, кто его отправил, должен был получить сообщение о том, что оно доставлено в суд.
— Хорошо. А почему там был один машинописный и один рукописный листок?
— Два разных человека. Может быть, один из них хотел помочь Хармсу, но решил остаться инкогнито…
— Из всех прошений, которые поступили в суд, Майк взял именно это. Почему?
Сара испуганно посмотрела на него.
— О, Господи, если окажется, что это имеет какое-то отношение к его смерти… Мне даже в голову не приходило… — Неожиданно у нее сделался такой вид, будто она вот-вот разрыдается.
— Я никому ничего не скажу. Пока. Вы рискнули ради Майка, и я это ценю. — Они довольно долго молчали, потом Джон сказал: — Уже становится поздно.
Они поехали дальше, и Фиске наконец проговорил:
— Мы смогли установить, что за последние пару дней Майк проехал в своей машине около восьмисот миль. Есть какие-то мысли, куда он мог ездить?
— Нет. Мне кажется, он не любил водить машину и на работу приезжал на велосипеде.
— Как к нему относились другие клерки?
— Очень уважали. Он был исключительно мотивированным человеком. Думаю, все клерки, работающие в Верховном суде, такие, но Майкл, казалось, был не способен переключаться на другое. Я считаю себя очень трудолюбивой, но уверена, что равновесие в жизни имеет огромное значение.
— Майк всегда был таким, — немного устало проговорил Джон. — Он стартовал от безупречного и шел дальше.
— Наверное, это у вас семейное. Майкл рассказывал мне, что, когда вы росли, оба почти все время работали в двух или трех местах.
— Я люблю, когда у меня есть свободные деньги.
Впрочем, деньги недолго оставались в кармане Джона Фиске. Он отдавал их отцу, который никогда не зарабатывал больше пятнадцати паршивых тысяч в год за все сорок лет тяжкого труда. А теперь Джон тратил их еще и на мать — оплачивал огромные медицинские счета.
— Вы также учились в колледже и одновременно работали копом.
Фиске нетерпеливо постучал пальцами по оконному стеклу.
— Старый добрый Университет содружества Вирджинии, Стэнфорд нового века.
— И вы изучали право. — Когда он сердито на нее посмотрел, Сара добавила: — Пожалуйста, не огорчайтесь, Джон. Я исключительно из любопытства.
Фиске вздохнул.
— Я проходил стажировку в Ричмонде, в конторе адвоката по уголовным делам, и многому у него научился. Получил диплом и допуск к юридической практике, — сухо добавил он. — Это единственный способ стать адвокатом, если ты настолько глуп, что не в состоянии сдать экзамены в университет на юридический факультет.
— Вы совсем не глупы.
— Спасибо, но откуда вам знать?
— Мы видели вас на судебном процессе.
Он резко повернулся и пристально посмотрел на нее.
— Не понял?
— Мы с Майклом летом ездили в Ричмонд и видели, как вы выступали на выездной сессии суда. — Сара не собиралась говорить о своей второй поездке.
— Почему вы не дали мне знать, что приехали?
— Майкл считал, что вы будете недовольны, — пожав плечами, ответила девушка.
— И с чего это, увидев брата, я должен был рассердиться?
— Не спрашивайте меня. Он же был вашим братом. — Когда Джон ничего не сказал, Сара продолжила: — Вы производили сильное впечатление. Думаю, вы могли бы убедить меня стать адвокатом по уголовным делам. По крайней мере, на какое-то время, чтобы попробовать себя, посмотреть, что это на самом деле такое.
— Вы полагаете, вам понравилось бы?
— А почему нет? Закон может стать благородным призванием защищать права других людей. Бедных. Мне очень хотелось бы послушать про ваши остальные дела.
— Правда?
— Истинная, — с энтузиазмом ответила Сара.
Джон сел поудобнее, сделав вид, что задумался.
— Хорошо, посмотрим. Был такой Рональд Джеймс, так его звали на самом деле, но он предпочитал, чтобы его называли Папочка из Задней Двери. Имя указывало на выбор сексуальной позиции во время жестокого изнасилования шестерых женщин. Я добился сделки с правосудием, хотя все женщины указали на него во время полицейского опознания. Впрочем, у меня имелись кое-какие лазейки. Четверо из шестерых женщин отказались прийти в суд — не хотели снова встречаться с Папочкой. Ужас нередко делает такие вещи с людьми. У пятой в прошлом имелись темные пятна, которые мы, возможно, могли использовать, чтобы подвергнуть сомнению достоверность ее слов. Последняя женщина страстно желала его распять — ни больше ни меньше. Но один хороший свидетель — это не то же самое, что полдюжины. Итог: прокурор проиграл, и Папочка получил двадцать лет с шансом досрочного освобождения… А еще была Дженни, милая девчушка, которая вонзила топор в череп собственной бабушки, потому что, как она, заливаясь слезами, объяснила мне, старая тупая сука не отпускала ее с друзьями в молл. Мать Дженни, дочь женщины, зверски убитой крошкой Дженни, оплачивает мой счет за юридические услуги в размере два доллара в месяц.
— Думаю, я поняла, — сказала Сара сухо.
— Я не хочу лишать вас иллюзий. Парень, которого я успешно защищал в деле по обвинению в грабеже, полностью оплатил мой счет — вполне возможно, из тех денег, что украл. Я научился не задавать вопросов. Так что я плачу свою ренту ежемесячно, и мне уже довольно давно не приходилось наставлять пистолет на кого-нибудь из своих клиентов. А завтра будет новый день, как всегда. — Джон откинулся назад. — Поймайте их, мисс Эванс.
— Похоже, вам нравится шокировать людей.
— Вы сами спросили.
— В таком случае какого черта вы этим занимаетесь?
— Кто-то должен.
— Я ожидала не такого ответа, но давайте остановимся на нем, — резко сказала Сара. — И спасибо, что лопнули мой шарик, я действительно очень это ценю.
— Если я лопнул ваш шарик, вы должны меня благодарить, — сердито ответил Джон, но тут же добавил уже спокойнее: — Послушайте, Сара, я не рыцарь на белом коне. Большинство моих клиентов виновны в том, в чем их обвиняют. Мы это знаем — я и они, все знают. Вот почему девяносто процентов моих дел заканчиваются сделками с правосудием. Если б кто-то вошел в мой кабинет и заявил, что он невиновен, я бы умер от сердечного приступа. Я не защищаю всех подряд — я веду переговоры о размере наказания. Моя работа состоит в том, чтобы позаботиться о приговоре, достаточно справедливом по сравнению с тем, что получают другие. Очень редко я выступаю в суде, где напускаю столько дыма, что он окутывает присяжных плотным одеялом; у них не остается ни сил, ни желания разбираться в деталях, и они сдаются. Впрочем, они и так не особо рвутся часами обсуждать будущее человека, с которым они даже не знакомы и на которого им глубоко наплевать.
— Господи, а что же случилось с правдой?
— Не беспокойтесь, вы ее никогда не увидите. Вы будете преподавать в Гарварде или работать в Нью-Йорке в какой-нибудь юридической фирме с золотой табличкой. И если я когда-нибудь там окажусь, то помашу вам рукой из мусорного бака.
— Вы не могли бы остановиться, пожалуйста? — вскричала Сара.
Они ехали дальше молча, пока Фиске в голову не пришла новая мысль.
— Если вы видели мое выступление, почему сделали вид, что не знаете меня, когда мы встретились в суде и Перкинс представил нас друг другу?
Сара вздохнула.
— Не знаю. Наверное, рядом с Перкинсом не смогла придумать, как сказать вам, что уже видела вас, не выставив себя дурой.
— А почему вы не хотели выставить себя дурой?
— Знаете, что говорят про первое впечатление?
Сара покачала головой. Боже праведный!
Джон смотрел на нее, и последние остатки враждебности начали отступать.
— Не позволяйте моему цинизму разрушить ваш энтузиазм, Сара, — сказал он и тихо добавил: — Ни у кого нет такого права, и я прошу вас простить меня.
— Мне кажется, вы просто делаете вид, что вам наплевать, — сказала она, посмотрев на него, потом, немного поколебавшись, не зная, говорить ему или нет, все-таки сказала: — Вы знаете маленького мальчика по имени Энис? Я видела, как вы с ним разговаривали.
Фиске удивленно уставился на нее, а потом неожиданно сообразил.
— Бар… Я знал, что видел вас раньше. Вы что, следили за мной?
— Да.
Ее честность застала Джона врасплох.
— Почему? — тихо спросил он.
— Это довольно трудно объяснить, — медленно начала Сара. — Не думаю, что я сейчас к этому готова. Я не шпионила за вами. Я видела, как трудно вам было разговаривать с Энисом и его родными.
— Это лучшее, что с ними когда-либо случалось. В следующий раз их старик мог разобраться с ними навсегда.
— И все же лишиться отца вот так…
— Он не отец Эниса.
— Мне жаль, я этого не знала.
— Нет, в действительности Энис — биологический сын того человека, но это не значит, что он его отец. Отцы не делают того, что он вытворял со своей семьей.
— Что с ними будет?
Фиске пожал плечами.
— Полагаю, через два года Лукаса найдут в каком-нибудь переулке с дюжиной дырок в теле. И самое печальное в этой истории то, что он прекрасно знает, что его ждет.
— Может быть, он вас удивит.
— Да, может…
— А Энис?
— Не знаю. И не хочу больше о них говорить.
Они молчали до тех пор, пока не подъехали к зданию полицейского управления.
— Я оставил машину прямо перед входом.
Сара удивленно посмотрела на него.
— Счастливчик. За два года, что я живу в этом городе, мне ни разу не удалось припарковаться на улице.
Фиске напряженно вглядывался в участок улицы, где надеялся увидеть свою машину.
— Я мог бы поклясться, что припарковался прямо тут…
Сара выглянула в окно.
— То есть рядом со знаком, что здесь находится зона принудительной эвакуации?
Фиске выскочил из машины под сильный дождь, посмотрел на знак, потом на то место, где оставил машину. Затем вернулся к Саре, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, и девушка заметила капли дождя, которые блестели на его щеках и в волосах.
— Ну и денек выдался… Поверить не могу, что это происходит со мной.
— Там написан номер, по которому вы можете позвонить и забрать свою машину. — Сара взяла мобильный телефон и принялась нажимать на кнопки, считывая номер со знака на улице. После десяти гудков она отключила телефон. — Похоже, вам не суждено получить назад свою машину сегодня вечером.
— Я не смогу лечь спать, пока не расскажу отцу, что случилось.
— О! — Сара задумалась на мгновение. — Я вас отвезу.
Фиске выглянул наружу, где лило как из ведра.
— Уверены?
Сара завела двигатель.
— Давайте отыщем вашего отца.
— А мы можем сделать одну остановку по дороге?
— Конечно, только скажите где.
— Возле дома моего брата.
— Джон, я не уверена, что это хорошая идея.
— А я думаю, что отличная.
— Мы не сможем войти в квартиру.
— У меня есть ключ, — сказал Фиске, и она озадаченно на него посмотрела. — Я помогал Майку переезжать, когда он начал работать в суде.
— А разве полиция не опечатала квартиру или что-то в этом роде?
— Чандлер сказал, что собирается туда завтра. — Джон посмотрел на нее. — Не волнуйтесь, вы останетесь в машине. Если что-то случится, просто уезжайте.
— А если человек, который убил Майкла, окажется внутри?
— У вас есть монтировка в багажнике?
— Есть.
— Значит, мне повезло.
Сара с трудом сглотнула.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете.
«Я тоже», — подумал Джон.
