Руфус смотрел, как медленно открывается дверь, и приготовился к появлению большой группы мужчин в камуфляжной форме, готовых окружить его со всех сторон, но сразу же успокоился, когда увидел, кто пришел.

— Время новой проверки?

Кассандра вошла и остановилась около кровати.

— Женская доля состоит в том, чтобы всю жизнь проверять мужчин.

Слова ее были забавными, но голос оставался серьезным. Она посмотрела на мониторы и что-то записала в карточку, одновременно взглянув на Руфуса.

— Мне нравится. Я к такому не привык. — Он постарался сесть так, чтобы не зазвенели цепи.

— Я позвонила вашему брату.

Выражение лица Хармса сразу же стало серьезным.

— Правда? И что он сказал?

— Что приедет вас навестить.

— Когда?

— Скоро. На самом деле сегодня.

— И что вы ему сказали?

— Что вы больны, но быстро поправляетесь.

— Он еще что-нибудь говорил?

— Я обнаружила, что он не слишком разговорчив, — заметила Кассандра.

— Это точно Джош.

— Он такой же большой, как вы?

— Нет, он мелкий. Шесть футов и три дюйма или вроде того, и весит немногим больше двухсот фунтов. — Кассандра покачала головой и повернулась, собираясь уйти. — У вас есть время немного посидеть со мной и поговорить?

— У меня сейчас перерыв. Я зашла, чтобы сказать про вашего брата. Мне нужно идти. — Руфусу показалось, что ее голос прозвучал немного недружелюбно.

— С вами всё в порядке?

— Даже если нет, вы ничем не сможете мне помочь, — достаточно резко ответила она.

Мгновение Руфус разглядывал ее.

— Здесь есть Библия?

— А что? — Она удивленно повернулась к нему.

— Я читаю Библию каждый день. Так было всегда, сколько я себя помню.

Кассандра посмотрела на столик возле кровати, подошла к нему и достала из ящика гедеоновскую Библию.

— Я не могу дать вам ее, мне нельзя близко подходить. Люди из тюрьмы очень ясно дали мне это понять.

— Вам не нужно мне ее давать. Я буду очень признателен, если вы согласитесь прочитать мне один отрывок.

— Прочитать?

— Вы не обязаны, — быстро сказал Руфус. — Вы ведь, возможно, не читаете Библию и не ходите в церковь.

Она посмотрела на него, положив одну руку на бедро, другой сжимая зеленую библию.

— Я пою в хоре. Мой муж, да упокоится он с миром, был священником.

— Это очень хорошо, Кассандра. А ваши дети?

— Как вы узнали про детей? Из-за того, что я полная?

— Хм-м-м…

— Тогда как?

— Вы похожи на человека, который любит все маленькое.

Его слова поразили медсестру, и сквозь мрачное выражение ее лица пробилась улыбка.

— Мне и вправду нужно быть осторожной с вами.

Она заметила, что он смотрит на Библию, как человек, страдающий от жестокой жажды и мечтающий о глотке, а она держит в руках стакан самой свежей и холодной воды за всю историю человечества.

— Что вы хотите, чтобы я вам прочитала?

— Сто третий псалом.

Мгновение Кассандра колебалась, потом взяла стул и села, а Руфус снова откинулся на подушку.

— Спасибо, Кассандра.

Она читала и поглядывала на него. Хармс лежал с закрытыми глазами. Она произнесла еще несколько слов, подняла голову и увидела, что у него шевелятся губы, потом он замер. Кассандра взглянула на следующее предложение, быстро запомнила его и проговорила, наблюдая за Руфусом, — он беззвучно повторял каждое слово одновременно с ней. Женщина замолчала, но он закончил предложение. Когда она не стала читать дальше, Хармс открыл глаза.

— Вы знаете этот псалом наизусть? — спросила она.

— Я почти всю Библию знаю наизусть. Все псалмы и Книгу Притчей Соломоновых.

— Это поразительно.

— У меня было достаточно времени, чтобы их выучить.

— А почему вы попросили меня почитать вам, если и так знаете псалом?

— Мне показалось, вы чем-то расстроены, и я подумал, что Священное Писание может вам помочь.

— Помочь?

Кассандра посмотрела на страницу и прочитала про себя: «Он прощает все беззакония твои, исцеляет все недуги твои: избавляет от могилы жизнь твою, венчает тебя милостью и щедротами». Работа вызывала у нее депрессию. Дети-подростки все больше и больше выходили из-под контроля. Ей шло к пятидесяти, пятьдесят фунтов лишнего веса и ни одного приличного мужчины на горизонте. Но, глядя на заключенного, этого опутанного цепями убийцу, Кассандра едва сдерживала слезы от его доброты, непрошеного участия и сочувствия к ее проблемам.

Сто третий псалом очень нравился Руфусу, особенно одна строчка: «Господь творит правду и суд всем обиженным».

— Узнаете? — спросил Чандлер, когда они подошли к серебристой «Хонде»-седану 1987 года, стоявшей на полицейской стоянке.

— Мы купили ее Майку, когда он закончил колледж, — кивнув, ответил Джон. — В складчину, мои родители и я.

— У меня пять братьев, но ни один из них никогда ничего подобного для меня не делал.

Чандлер открыл водительскую дверцу и отступил, давая Джону заглянуть внутрь.

— Где вы нашли ключи?

— На переднем сиденье.

— А какие-то другие личные вещи? — Чандлер покачал головой. Джон с озадаченным видом осмотрел переднее сиденье, приборную доску, ветровое стекло и боковые окна. — Машину вычистили?

— Нет, всё в том же виде, как и тогда, — кроме водителя.

Фиске выпрямился и посмотрел на детектива.

— Если приставить к виску пистолет крупного калибра и нажать на спусковой крючок в замкнутом пространстве вроде этого, брызги крови будут на сиденье, руле и ветровом стекле. А также осколки костей и фрагменты тканей. Но я вижу только несколько пятен — вероятно, там, где голова касалась спинки.

— Правда? — удивленно спросил Чандлер.

Джон сжал зубы.

— Я не сказал вам ничего такого, чего вы и сами не знаете. Насколько я понимаю, это очередная маленькая проверка, которую вы решили мне устроить?

Детектив медленно кивнул.

— Возможно. Или есть другая причина. Помните, я сказал, что у меня пятеро братьев?

— Помню.

— Так вот, сначала их было шесть. Одного из моих братьев убили тридцать пять лет назад. Он работал на заправке, и какой-то ублюдок застрелил его за двенадцать баксов, лежавших в кассе. Мне тогда было шестнадцать, но я все помню, как будто прошло пять минут. В любом случае, как правило, родственники, приходящие на опознание тел своих близких, не бросаются после этого в мой офис и не предлагают помощь в расследовании. Они горюют и утешают друг друга, что вполне нормально. Да, они бушуют некоторое время, кричат, что хотят поймать сукина сына, который совершил убийство, но на самом деле не желают участвовать в процессе. Да и разве может быть иначе? Кроме того, обычно у них за спиной нет опыта работы в правоохранительных органах. Если сложить все вместе, я пришел к выводу, что вы действительно можете оказаться чрезвычайно полезны. И только что вы доказали, что я не ошибся. Я вполне понимаю ярость, которую вы наверняка сейчас испытываете, Джон, и не важно, любили вы своего брата или нет. Кто-то отобрал у вас нечто очень важное — на самом деле не просто отобрал, а с силой вырвал из рук. Прошло тридцать пять лет, но я все равно чувствую эту ярость.

Фиске огляделся по сторонам, на полицейские машины, стоявшие на парковке, и подумал, что каждый из этих кусков металла ждет своей очереди, чтобы рассказать тайну другой трагедии.

— Думаю, ярость подойдет, — повернувшись к Чандлеру и опустив голову, тихо сказал Джон. — Пока не появится что-то другое, — добавил он без особой надежды.

— Справедливо, — ответил детектив и продолжил анализ: — Отсутствие каких бы то ни было физических улик, о которых вы только что сказали, меня озадачило.

— Похоже, Майка убили не в машине.

— Совершенно верно. Судя по всему, в каком-то другом месте, а потом посадили тело на переднее сиденье. И данный вывод ведет нас совсем в другую область возможностей.

— Потому что в этом случае речь идет не о случайном похищении и убийстве.

— Может быть. Хотя та же самая шпана могла вытащить его из машины, чтобы заставить снять деньги в банкомате. Он отказался, и они его застрелили. А потом, испугавшись, засунули обратно.

— Тогда в банкомате должны были остаться какие-то улики. Они есть?

— Нет, но в том районе полно банкоматов.

— И многие люди ими пользуются. Если б машина с телом простояла там по меньшей мере день, кто-то непременно заметил бы это.

— Ну, тут нельзя быть уверенным. Мы пытаемся отследить передвижения вашего брата и его местонахождение за сорок восемь часов. В последний раз Майкла видели в его квартире в четверг поздно вечером. А дальше — ничего.

— Если кто-то захватил его в машине, должны были остаться отпечатки пальцев. Большинство тех, кто охотится на карты банкоматов, не настолько умны, чтобы надевать перчатки.

— Мы продолжаем над этим работать.

— Хотите еще одно наблюдение?

— Валяйте.

Фиске открыл дверцу машины и показал на ту часть ручки, которая не видна, когда дверь закрыта. Чандлер нашел в кармане очки, надел их и увидел, что имел в виду Джон. Он тут же натянул латексные перчатки, которые вытащил из кармана пальто, осторожно снял маленький кусочек липкого пластика, положил на ладонь и принялся внимательно рассматривать.

— Ваш брат совсем недавно заезжал на станцию техобслуживания в «Уолмарте».

— Они рекомендуют проводить следующий осмотр через три месяца или три тысячи миль, в зависимости от того, что произойдет раньше. И записывают будущую дату на такую наклейку в качестве напоминания, когда вы должны снова приехать к ним. Судя по дате, которая стоит здесь, минус три месяца, мой брат был на станции за три дня до того, как обнаружили его тело. А теперь посмотрите, какими должны быть показания спидометра перед следующим визитом на станцию, и вычтите три тысячи миль. Вы получите примерные данные на сейчас.

Чандлер быстро произвел в уме вычисления.

— Восемьдесят шесть тысяч пятьсот сорок три.

— Взгляните на показания одометра «Хонды».

Полицейский заглянул внутрь и снова посмотрел на Фиске широко раскрытыми от удивления глазами.

— Кто-то проехал около восьмисот миль на этой машине за прошедшие три дня.

— Совершенно верно, — подтвердил Джон.

— И куда, черт подери, он ездил?

— На наклейке не указывается, в какой именно «Уолмарт» он заезжал, но, скорее всего, в тот, что поблизости от его дома. Вам нужно поспрашивать там; может быть, нам удастся узнать что-нибудь полезное.

— Да. Поверить не могу, что мы это пропустили, — сказал Чандлер, убрал наклейку в пластиковый пакет на замке, который достал из кармана, и что-то на нем написал. — О, и еще, Джон…

— Да?

Он помахал в воздухе пакетом для улик.

— Больше никаких проверок, договорились?