Глава 14
Джек швырнул в угол свой чемодан, бросил пальто на диван и переборол желание завалиться спать прямо на ковре. Пятидневная поездка на Украину полностью его вымотала. Семичасовая разница во времени переносилась тяжело, но для человека, которому под восемьдесят лет, Уолтер Салливан был просто неутомим.
Их без задержки пропустили через все охранные посты, проявляя к ним уважение, причиной которого были богатство и репутация Салливана. И началась бесконечная череда встреч. Они побывали на производственных предприятиях, на шахтах, в государственных учреждениях, больницах, а затем их пригласили на обед, где они основательно напились в компании мэра Киева. На второй день их принял президент Украины, который затем в течение часа слушал Салливана, ловя каждое его слово. В освобожденной республике к капитализму и предпринимательству относились с благоговением, а Салливан был капиталистом с большой буквы. Каждый хотел перекинуться с ним словом, пожать его руку, как бы надеясь, что при этом к нему перейдет часть его магической способности делать деньги и быстро принесет ему несметное богатство.
Результаты поездки превзошли все их ожидания, так как украинцы с восторгом наперебой твердили о своей готовности к сотрудничеству. Разговор насчет продажи ядерных ракет за доллары состоится позже, в свое время. Ненужное имущество, которое можно превратить в реальные деньги.
«Боинг» Салливана совершил беспосадочный перелет из Киева в Вашингтон, а его лимузин только что высадил Джека у его дома. Он прошел на кухню. В холодильнике стоял лишь пакет прокисшего молока. Украинская пища была вкусной, но чересчур тяжелой, и через пару дней он стал ограничивать себя. И потом там было слишком много выпивки. Без нее на Украине, видно, делами не занимались.
Джек потер глаза, которые слипались от многодневного недосыпания. Но он был слишком утомлен, чтобы спать. И хотел есть. По его внутренним часам выходило, что сейчас почти восемь утра. Наручные же часы показывали, что в Вашингтоне сейчас глубокая ночь. Хотя Вашингтону было далеко до способности Нью-Йорка удовлетворять любые гастрономические или другие потребности в любое время дня и ночи, все же имелись места, где можно было прилично поесть, несмотря на поздний час. Когда он с трудом пытался надеть пальто, раздался телефонный звонок. Включился автоответчик. Джек хотел уже выйти, но остановился, слушая оставленное после сигнала сообщение.
— Джек!
Этот голос ворвался в его сознание из прошлого, подобно тому, как воздушный пузырь всплывает из-под воды и лопается на поверхности. Он схватил трубку.
— Лютер?!
* * *
Ресторан был очень маленьким, за что и нравился Джеку. В любое время дня и ночи там можно было получить вполне приличную еду. Это было место, куда ни за что не ступила бы нога Дженнифер Болдуин и куда раньше любила захаживать Кейт. Еще недавно такое сравнение взволновало бы его, но он сделал свой выбор и не собирался возвращаться к этому вопросу. Жизнь несовершенна, и он не мог бесконечно терпеть от этого неудобство. Не мог и не хотел.
Джек с жадностью проглотил яичницу, бекон и четыре поджаренных тоста. Хороший молотый кофе придавал сил. После пятидневного употребления растворимого кофе и минеральной воды он казался необычайно вкусным.
Джек поглядывал на Лютера, который попивал кофе и попеременно то смотрел сквозь пыльное окно на темную улицу, то обводил взглядом маленький неряшливый зал.
Джек поставил кофейную чашку на стол.
— У тебя усталый вид.
— И у тебя, Джек.
— Я только что вернулся из-за границы.
— И я.
Это объясняло запущенность сада и переполненный почтовый ящик. Джек отодвинул в сторону тарелку и подал знак принести ему еще одну чашку кофе.
— Я недавно заходил к тебе.
— Зачем?
Джек ожидал этого вопроса. Лютер Уитни всегда был прямолинеен. Но ожидание вопроса — это одно, а реальный ответ — совсем другое. Джек пожал плечами.
— Не знаю. Наверное, просто хотел повидать тебя. Столько времени прошло…
Лютер кивнул в знак согласия.
— Ты видишься с Кейт?
Прежде чем ответить, Джек отпил кофе. В висках у него застучало.
— Нет. С чего ты взял?
— Недавно я видел вас вместе.
— Мы случайно встретились. Это все.
Джеку показалось, что Лютера огорчил такой ответ. Он заметил на себе пристальный взгляд Джека и улыбнулся.
— Ты был единственным человеком, через которого я мог выяснить, все ли в порядке с моей девочкой. Ты был моим источником информации, Джек.
— Ты не пробовал поговорить с ней начистоту, Лютер? Знаешь, из этого мог бы выйти толк. Годы проходят…
Лютер лишь отмахнулся и снова посмотрел в окно. Джек пригляделся к нему. Лицо осунулось, глаза отекшие. На лбу и вокруг глаз прибавилось морщин. Но ведь прошло четыре года. Лютер был в том возрасте, когда старость наступает стремительно, и следы увядания очевиднее с каждым днем.
Он поймал себя на том, что смотрит Лютеру в глаза. Эти глаза всегда восхищали Джека: темно-зеленые, глубокие, большие, как у женщины, и располагавшие к доверию. Подобно глазам летчиков, в них просматривалось безгранично спокойное восприятие жизни. Их ничто не могло потревожить. Когда они с Кейт объявили о своей помолвке, эти глаза были полны радости, но чаще в них была печаль. И все же в глубине их Джек распознал два чувства, которых он раньше не замечал там. Страх. И ненависть. Но он не мог определить, какое из них беспокоит Лютера больше.
— Лютер, у тебя неприятности?
Лютер достал бумажник и, несмотря на протесты Джека, расплатился за ужин.
— Давай прогуляемся.
На такси они доехали до парка и молча дошли до скамейки напротив Смитсоновского замка. Ночь была холодной, и Джек поднял воротник пальто. Джек сел, тогда как Лютер, стоя, закурил сигарету.
— Это что-то новенькое… — Джек наблюдал, как табачный дым медленно растворяется в чистом ночном воздухе.
— Какая, к черту, разница в моем возрасте? — Лютер бросил спичку на землю и ногой втоптал ее в грязь. Затем он сел на скамейку.
— Джек, я хочу попросить тебя об одном одолжении.
— Хорошо.
— Ты же не знаешь, какого рода это одолжение. — Лютер неожиданно поднялся. — Давай пройдемся. Я бы хотел размяться.
Они прошли мимо памятника Вашингтону и направились к Капитолию, когда Лютер нарушил молчание.
— Джек, я попал в передрягу. Пока все не так плохо, но чувствую, что будет хуже, и это может случиться достаточно скоро.
Лютер не смотрел на него; казалось, он разглядывает высившийся прямо перед ними огромный купол Капитолия.
— Сейчас я не знаю, как будут развиваться события, но если все случится так, как я предполагаю, мне понадобится адвокат, и я хочу, чтобы им был ты, Джек. Мне не нужен пустопорожний трепач и мне не нужен зеленый юнец. Ты лучший из всех адвокатов, которых я когда-либо видел, а я повидал их немало, причем в близком общении.
— Но я же больше не занимаюсь этим, Лютер. Я составляю документы, совершаю сделки.
В этот момент Джеку пришло в голову, что он скорее бизнесмен, чем юрист. И эта мысль была не из приятных.
Лютер, казалось, не слышал его.
— Это не будет бесплатной услугой. Я заплачу тебе. Но мне необходим человек, которому я могу доверять, и ты единственный, кому я доверяю, Джек. — Лютер остановился и повернулся к Джеку, ожидая ответа.
— Лютер, объясни, в чем дело?
Лютер решительно покачал головой.
— Время еще не пришло. Ни тебе, ни кому-то другому это ничего хорошего не даст. — Он испытующе всматривался в Джека, пока тот не почувствовал неловкость. — Должен тебя предупредить, Джек, если, конечно, ты согласишься быть моим адвокатом, что дело может принять довольно опасный оборот.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что некоторые люди могут пострадать, Джек. Пострадать серьезно и безвозвратно.
Теперь Джек остановился.
— Если у тебя на хвосте такие ребята, то, может быть, лучше прекратить дело, получить иммунитет и исчезнуть, воспользовавшись программой защиты свидетелей? Так многие поступают. Не я это придумал.
Лютер расхохотался. Он хохотал так, что в конце концов поперхнулся и, согнувшись пополам, освободил свой желудок от немногого содержимого. Джек поддержал его. Он чувствовал, что Лютер дрожит, но не догадывался, что от ярости.
Такой эмоциональный взрыв был настолько нехарактерен для Лютера, что Джек почувствовал, как покрывается мурашками. Вдобавок он весь вспотел, несмотря на то что в холодном ночном воздухе его дыхание оставляло маленькие облачка пара.
Лютер взял себя в руки. Он глубоко вздохнул и теперь выглядел почти смущенным.
— Спасибо за совет. Мне нужно идти.
— Идти? Куда, черт возьми, ты пойдешь? Лютер, я хочу знать, в чем дело.
— Если со мной что-нибудь случится…
— Черт возьми, Лютер, мне действительно надоела вся эта идиотская таинственность.
Глаза Лютера сузились. Неожиданно к нему вернулась уверенность вместе с налетом суровости.
— Все, что я делаю, имеет под собой какую-то причину, Джек. Если я пока не сообщаю тебе о деле, то, поверь, на то есть веское основание. Возможно, сейчас ты не можешь этого понять, но мои действия направлены на обеспечение нашей безопасности. Может быть, я вообще к тебе не обращусь, но мне нужно знать, готов ли ты постоять за меня, когда мне это потребуется. Если не готов, забудь об этом разговоре и забудь, что вообще когда-то знал меня.
— Ты шутишь.
— Я серьезен, как никогда, Джек.
Они стояли, глядя друг на друга. Деревья над головой Лютера уже лишились почти всех листьев. Их нагие ветви тянулись к небу, подобно застывшим черным молниям.
— Я согласен, Лютер.
Лютер быстро пожал Джеку руку и через мгновение исчез в темноте.
* * *
Джек вышел из такси у многоэтажки Кейт. Телефон-автомат находился на противоположной стороне улицы. Он немного постоял, собираясь с силами и духом, чтобы позвонить.
— Алло. — В трубке раздался заспанный голос.
— Кейт!
Джек отсчитывал секунды, пока ее голова не прояснилась и она не узнала его.
— Господи, Джек, ты знаешь, который час?
— Я могу зайти к тебе?
— Нет, ты не можешь зайти ко мне. Я думала, что мы все уже решили.
Он помолчал, снова собираясь с духом.
— Дело в другом. — Опять молчание. — Это касается твоего отца.
Она долго не отвечала.
— Что с ним? — Голос был не таким отчужденным, как он мог ожидать.
— У него неприятности.
На этот раз зазвучали знакомые интонации.
— Ну и что? Почему, черт возьми, тебя это все еще удивляет?
— Я хочу сказать, у него серьезные неприятности. Он только что перепугал меня до смерти, так ничего толком не объяснив.
— Джек, уже поздно, и во что бы не влип мой отец…
— Кейт, он был испуган. По-настоящему испуган. Так испуган, что его вырвало.
И опять долгое молчание. Джек представил себе, что она в это время думает о человеке, которого они оба так хорошо знали. Лютер Уитни испуган? Это казалось бессмыслицей. Род его занятий требовал железных нервов. Будучи человеком отнюдь не отчаянным, он всю свою взрослую жизнь провел на грани опасности.
— Ты где? — резко спросила она.
— Напротив твоего дома.
Джек посмотрел вверх и увидел, как стройная фигура появилась у окна, и Кейт выглянула на улицу. Он помахал ей рукой.
Дверь открылась на его стук, и он увидел, что Кейт идет на кухню, откуда вскоре донеслись звуки звякнувшей крышки чайника и льющейся воды. Он осмотрел комнату, а затем стал прямо под дверью, чувствуя себя немного глупо.
Минуту спустя она вернулась. На ней был халат длиной до щиколоток. Ноги были босые. Джек поймал себя на том, что уставился на ее ступни. Она перехватила его взгляд и посмотрела на него. Он быстро поднял глаза.
— Как твоя лодыжка? Выглядит отлично. — Он улыбнулся.
Она нахмурилась и резко сказала:
— Уже поздно, Джек. Что с ним?
Он прошел в маленькую гостиную и сел. Она села напротив.
— Он позвонил мне пару часов назад. Мы перекусили в той забегаловке около Истерн Маркет, а затем пошли прогуляться. Он сказал, что хочет просить меня об одолжении. Что у него неприятности. Серьезные неприятности с какими-то людьми, которые могут нанести ему большой вред. Очень большой.
Засвистел чайник. Она вскочила. Он наблюдал, как она бежит на кухню; вид ее ягодиц, очерченных тканью халата, пробудил в нем поток воспоминаний, от которых ему отчаянно захотелось избавиться. Она вернулась с двумя чашками чая.
— И что это за одолжение? — Она отпила из чашки. Джек к чаю не притронулся.
— Он сказал, что ему нужен адвокат. Точнее, ему может понадобиться адвокат. Хотя может и не понадобиться. И он хочет, чтобы этим адвокатом стал я.
Она поставила чашку на стол.
— И это все?
— А разве этого недостаточно?
— Может быть и достаточно для честного, уважаемого человека. Но только не для него.
— Боже мой, Кейт, он был испуган. Я никогда не видел его испуганным, а ты?
— Я видела все, что мне нужно было в нем видеть. Он сам выбрал свой образ жизни и теперь, очевидно, пожинает плоды.
— Господи, он же твой отец!
— Джек, я не хочу продолжать этот разговор. — Она приготовилась встать.
— А что если с ним что-нибудь случится? Что тогда?
Она холодно взглянула на него.
— Случится, так случится. Это не моя проблема.
Джек поднялся и собрался уходить. Затем повернулся к ней; его лицо покраснело от гнева.
— Я расскажу тебе, как прошли похороны. В самом деле, какая тебе разница. Я пришлю тебе копию свидетельства о смерти. Вклей его в свой альбом с вырезками из газет!
Он не предполагал, что она может подскочить к нему так быстро, и он целую неделю будет чувствовать эту пощечину, как будто кто-то плеснул ему на щеку кислотой.
— Как ты смеешь?! — Ее глаза жгли Джека, в то время как он медленно потирал щеку.
Затем у нее из глаз хлынули слезы, хлынули с такой силой, что халат стал мокрым.
— Не стреляй в парламентера, — сказал Джек как можно спокойнее. — Я сказал это Лютеру и говорю тебе: жизнь чересчур коротка для этого дерьма. Я давно потерял обоих моих родителей. Ладно, у тебя есть основания не любить его. Это твое дело. Но старик любит тебя, беспокоится о тебе, и даже если ты считаешь, что он испортил тебе жизнь, ты должна уважать эту любовь. Это мой совет тебе; принять или отвергнуть его — твое дело.
Он шагнул к двери, но она опять оказалась там раньше его.
— Ты ничего об этом не знаешь.
— Ладно, я ничего об этом не знаю. Возвращайся в свою постель. Я уверен, ты будешь спать спокойно, и тебя ничто не потревожит.
Она схватила его за пальто с такой силой, что повернула его, хотя он весил фунтов на восемьдесят больше ее.
— Мне было два года, когда его посадили в последний раз. Когда он вышел, мне было девять. Ты понимаешь, насколько стыдно маленькой девочке было за то, что ее папа в тюрьме? Чей папа зарабатывает на жизнь тем, что крадет вещи у других людей? Когда в школе детей спрашивают о родителях, и отец одного ребенка — врач, другого — водитель грузовика, и когда подходит твоя очередь, учитель пялится в пол и сообщает классу, что у Кейт временно нет папы, потому что он совершил нехороший поступок, и поэтому она пропустит свою очередь?! Ему никогда не было до нас никакого дела! Никогда! Мама все время так за него волновалась! Но она хранила ему верность до самого конца. Она старалась облегчить ему жизнь.
— Но она в конце концов развелась с ним, Кейт, — осторожно напомнил ей Джек.
— Только потому, что у нее не оставалось выбора. И как только ее жизнь начала понемногу налаживаться, в ее груди обнаружили опухоль, и она сгорела за шесть месяцев.
Кейт оперлась о стену. Она выглядела настолько усталой, что на нее тяжело было смотреть.
— И ты знаешь, что самое дурацкое? Она не переставала любить его. После всего того невероятного дерьма, в которое он ее окунул. — Кейт покачала головой, с болью осмысливая слова, которые только что произнесла. Она взглянула на Джека, ее подбородок слегка вздрагивал. — Ну ладно, достаточно. Ненависти во мне хватило бы на нас обеих. — Она смотрела на него со смешанным выражением гордости и правоты.
Джек не знал, что он чувствует сильнее: почти полное физическое истощение либо желание высказать все то, о чем он умалчивал в течение многих лет, но что постоянно порывалось выйти наружу. Все то время, когда он наблюдал за этой игрой. И сдерживался ради того, чтобы сохранить расположение к нему красивой и жизнерадостной женщины, стоящей сейчас перед ним. Полностью отвечавшей его представлениям о совершенстве.
— Значит, ты так понимаешь справедливость, Кейт? Ненависть уравновешивает любовь?
Она отступила назад.
— О чем ты?
Он надвигался на нее, а она отступала в маленькую комнату.
— Меня уже тошнит от рассказов о твоем чертовом мученичестве. Ты думаешь, что ты — идеальный защитник обиженных и угнетенных. И превыше этого ничего нет: ни тебя, ни меня, ни твоего отца. Единственная причина, по которой ты борешься с преступностью, — та, что твой отец когда-то причинял тебе боль. Каждый твой обвинительный приговор — еще один гвоздь в сердце твоего старика.
Ее рука метнулась к его щеке. Он перехватил ее.
— Всю свою взрослую жизнь ты посвятила расплате с ним. За все его неправедные поступки. За все нанесенные им раны. За то, что ему было не до тебя. — Он сжимал ее руку, пока она не вскрикнула. — А ты никогда не задумывалась, что, может быть, это тебе было не до него?
Он отпустил ее руку. Она не двигалась, на ее лице было выражение, которого он никогда раньше не видел.
— Неужели тебе не понятно, что Лютер любит тебя настолько сильно, что никогда не пытался встретиться с тобой, никогда не пытался связать ваши жизни лишь потому, что уверен: тебе это было бы неприятно. Его единственная дочь живет в нескольких милях от него, и он полностью вычеркнут из ее жизни. Ты когда-нибудь думала, каково ему? Твоя ненависть позволяла тебе подумать об этом?
Она молчала.
— Ты никогда не задумывалась, почему твоя мать любила его? Неужели твое представление о Лютере Уитни настолько извращено, что ты не можешь понять, почему она любила его?
Он схватил ее за плечи и встряхнул.
— Твоя чертова ненависть когда-нибудь позволяла тебе проявить сострадание? Позволяла тебе любить кого-то, Кейт?
Он оттолкнул ее. Она попятилась назад, не отрывая взгляда от его лица.
На мгновение он замялся.
— А все дело в том, что вы, мадам, его не заслуживаете. — Он помедлил, но потом решил высказать все: — Ты не заслуживаешь любви.
Сжав зубы, с исказившимся от ярости лицом она, закричав, набросилась на него, колотя его кулаками в грудь и осыпая лицо пощечинами. Он не ощущал этих ударов, так как видел, что по щекам Кейт градом катятся слезы.
Ее атака прекратилась так же внезапно, как и началась. Руками, тяжелыми, как свинец, она вцепилась в его пальто. Потом, обессиленная, она села на пол и зарыдала; рыдания эхом отдавались в маленькой комнате.
Он поднял ее и осторожно положил на диван.
Он опустился на колени рядом с ней, давая ей выплакаться; она рыдала очень долго, ее тело то напрягалось, то вновь расслаблялось, пока он не почувствовал, что у него к горлу тоже подкатил комок. Он обвил ее руками, прижался к ней грудью. Ее тонкие пальцы крепко вцепились в его пальто, и они оба долго сотрясались от рыданий.
Наконец, успокоившись, она медленно села на диване; на ее лице выступили красные пятна.
Джек отступил от нее.
Она не могла на него смотреть.
— Уходи, Джек.
— Кейт…
— Убирайся! — закричала она, но ее голос был слабым и подавленным. Она закрыла лицо руками.
Он повернулся и вышел. Оказавшись на улице, он взглянул на ее окно. В нем виднелся ее силуэт, она смотрела на улицу, но не на него. Он не знал, что она хотела увидеть, да и она, вероятно, этого тоже не знала. Вскоре она отошла от окна, и свет в квартире погас.
Джек вытер глаза, повернулся и медленно побрел по улице, возвращаясь домой после самого долгого дня в своей жизни.
* * *
— Черт возьми! Когда?! — Сет Фрэнк стоял у машины. Не было еще и восьми утра.
Молодой патрульный полицейский округа Фэрфакс не сознавал важности этого события, и его изумило бурное проявление следователем своих чувств.
— Мы нашли ее около часа назад; бегун, оказавшийся здесь ранним утром, заметил машину и вызвал нас.
Фрэнк обошел машину и посмотрел на переднее пассажирское сиденье. Лицо было умиротворенным, совсем не таким, как у последнего виденного им трупа. Длинные волосы были распущены, они струились по краям сиденья. Казалось, Ванда Брум просто заснула.
Три часа спустя обследование места происшествия было завершено. На сиденье машины были найдены четыре таблетки. Вскрытие подтвердит, что Ванда Брум скончалась от большой передозировки дигиталиса, который она получила по рецепту для своей матери, но, очевидно, так его и не передала. Она умерла часа за два до того, как ее тело нашли на уединенной проселочной дороге, огибающей пруд площадью в пять акров, примерно в пяти милях от дома Салливана, сразу за административной границей округа. Единственная существенная улика лежала в пластиковом пакете, который Фрэнк вез в полицейское управление после того, как подучил разрешение властей соседнего округа. Записка была оставлена на листке, вырванном из блокнота. Почерк был типично женским, плавным и красивым. Последние слова Ванды представляли собой отчаянную мольбу о прощении. Предсмертный вопль человека, выраженный в двух словах.
Простите меня.
Фрэнк ехал мимо деревьев, с которых быстро облетали листья, и туманного болота, которое огибала глухая извилистая дорога. Да, он крепко промахнулся. Он не мог вообразить, что эта женщина способна на самоубийство. Биография Ванды Брум говорила о ее жизнестойкости. Фрэнк не мог ей не сочувствовать, но также был вне себя от ее тупости. Они же могли отлично поладить, и это пошло бы на пользу им обоим! Затем он подумал, что в одном предчувствия его не обманули: Ванда Брум действительно была очень преданным человеком. Она была преданна Кристине Салливан и не могла вынести того, что способствовала, хотя и не намеренно, ее смерти. Объяснимая и достойная сожаления реакция. Но с ее уходом лучший и, возможно, единственный шанс Фрэнка поймать крупную рыбу тоже исчез.
Размышления о Ванде Брум вскоре отошли на второй план; он задумался о том, как привлечь к ответственности человека, ставшего причиной смерти теперь уже двух женщин.
* * *
— Черт, Тарр, неужели мы назначили встречу на сегодня? — Джек посмотрел на своего клиента, стоящего в приемной Паттона, Шоу и Лорда.
Тарр Кримзон выглядел здесь так же неуместно, как дворняжка на выставке собак.
— На половину одиннадцатого. Сейчас четверть двенадцатого. Значит ли это, что сорок пять минут я получаю задаром? Кстати, вид у тебя паршивый.
Джек посмотрел на свой помятый костюм, пригладил ладонью взъерошенные волосы. Его внутренние часы по-прежнему шли по украинскому времени, и бессонная ночь не лучшим образом отразилась на его внешности.
— Поверь, я выгляжу намного лучше, чем чувствую себя.
Они пожали друг другу руки. Тарр был одет для деловой встречи. Это означало, что его джинсы были без дырок, а под спортивные туфли он надел носки. Вельветовый пиджак казался пережитком начала 1970-х, а волосы были традиционно спутаны и всклокочены.
— Слушай, Джек, давай перенесем на другой день. Уж я-то знаю, что такое похмелье.
— Нет, мы ведь договорились. Приступим чуть позже. Для начала мне нужно заморить червячка. Пойдем перекусим, я плачу.
Когда они пошли по коридору, чопорная Люсинда, изо всех сил старавшаяся поддерживать репутацию солидной, респектабельной фирмы, вздохнула с облегчением. Мимо них прошли уже несколько компаньонов ПШЛ, и на лице каждого из них при виде Тарра Кримзона появлялось выражение неподдельного ужаса. На этой неделе будет куча докладных записок.
* * *
— Прости, Тарр, последнее время я работаю просто на износ. — Джек повесил пальто на спинку стула и устало опустился на него; рядом с ним на столе лежала пачка розовых листков с записками высотой несколько дюймов.
— Ты гонял за рубеж, мне так сказали. Надеюсь, развлекся от души?
— Увы, нет. Как твой бизнес?
— Процветает. Довольно скоро ты сможешь назвать меня полноценным клиентом. У твоих компаньонов дела с желудком будут лучше, когда они увидят меня в вестибюле.
— Ну их к черту, Тарр, ты же оплачиваешь счета.
— Лучше быть крупным клиентом и оплачивать часть счетов, чем маленьким клиентом и оплачивать все.
Джек улыбнулся.
— Похоже, ты нас всех видишь насквозь, так?
— Знаешь, парень, общее вытекает из частностей.
Джек открыл папку с делом Тарра и быстро просмотрел бумаги.
— Мы оформим учреждение твоей новой корпорации к завтрашнему дню. Далаверская корпорация с подразделением в округе Колумбия. Верно?
Тарр кивнул.
— Как ты планируешь ее капитализировать?
Тарр достал блокнот.
— Вот список возможных вариантов. То же, что и в прошлом деле. Я плачу по льготному тарифу? — Тарр улыбнулся. Джек был ему симпатичен, но бизнес есть бизнес.
— Конечно. На этот раз тебе не нужно будет платить за услуги младшего члена корпорации, у которого завышенные гонорары и заниженные полномочия.
Оба они улыбнулись.
— Я уменьшу сумму счета до минимума, Тарр, как обычно. Кстати, зачем тебе новая компания?
— У меня есть проект по развитию новой технологии скрытого наблюдения.
Джек поднял глаза от бумаг.
— Скрытое наблюдение? Это, кажется, не совсем твой профиль?
— Неважно. Главное надо попасть в струю. Корпоративный бизнес идет на спад. И когда одна область рынка истощается, такой ловкий предприниматель, как я, ищет новые возможности. Системы скрытого наблюдения для частного сектора всегда были в цене.
— Достаточно странное занятие для человека, в 60-е годы сумевшего отсидеть в тюрьмах всех крупных городов страны.
— Ну, на то были веские причины. Но мы все взрослеем.
— Как она работает?
— Есть два способа. Первый: спутники на низких орбитах поддерживают связь с полицейскими станциями слежения. Эти птички имеют программированные секторы обзора. Они фиксируют происшествие и почти моментально посылают сигнал на станцию, давая точную информацию о нем. Второй способ: оборудование военного типа, датчики и следящие устройства монтируются на линиях телефонной связи, подземных коммуникациях и наружных стенах зданий. Их расположение, естественно, будет засекречено, но они будут размещаться в криминогенных районах. Если ситуация ухудшится, в полицию поступит сигнал.
Джек покачал головой.
— Думаю, это может нарушить некоторые гражданские права.
— Кому ты рассказываешь. Но система очень эффективна.
— Если нехорошие парни не успеют смыться.
— От спутника убежать трудновато, Джек.
Джек покачал головой и снова занялся бумагами.
— Да, а как у тебя со свадьбой?
Джек поднял глаза.
— Не знаю, я стараюсь не вмешиваться.
Тарр рассмеялся.
— Черт, у нас с Джули на свадьбу было в общей сложности двадцать баксов, включая расходы на медовый месяц. Мы обвенчались за десять долларов, на остальные купили коробку омаров и отправились в Майами, где спали на пляже. Чертовски хорошее было время!
Джек улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Думаю, Болдуины планируют что-то более солидное. Хотя твой вариант нравится мне намного больше.
Тарр, что-то припоминая, с улыбкой посмотрел на него.
— Да, а как поживает девчонка, с которой ты встречался, когда защищал нарушителей закона в этом городе? Кажется, ее звали Кейт?
Джек опустил глаза.
— Мы решили, что каждый из нас пойдет своей дорогой, — тихо сказал он.
— Странно, я всегда считал, что вы — неплохая пара.
Джек искоса взглянул на него, облизнул пересохшие губи и, перед тем как ответить, на мгновение прикрыл глаза.
— Знаешь, иногда впечатления бывают обманчивыми.
Тарр испытующе посмотрел на него.
— Ты уверен?
— Уверен.
* * *
Пообедав и закончив часть пропущенной работы, Джек ответил на половину записанных телефонных сообщений, а другую половину решил отложить до следующего дня. Глядя в окно, он стал размышлять о Лютере Уитни. Джек мог лишь догадываться, во что тот впутался. Самым удивительным было то, что Лютер и жил, и работал в одиночестве. Еще будучи общественным защитником, Джек познакомился с некоторыми делами Лютера. Он всегда действовал без чьей-либо помощи. Даже когда его допрашивали, никогда не всплывал факт участия хотя бы еще одного человека. Тогда кто могли быть эти другие люди? Укрыватель краденого, которого Лютер каким-то образом обманул? Но Лютер занимался своим ремеслом слишком долго, чтобы решиться на подобное. Такая игра не стоила бы свеч. Возможно, его жертва? Может быть, они не могли доказать, что преступление совершил Лютер, и поэтому решили отомстить ему? Но разве за кражу со взломом мстят подобным образом? Джеку все стало бы ясно, если бы Лютер когда-нибудь кого-либо убил или ранил, но старик не был способен на это.
Джек сел за свой маленький стол для совещаний и мысленно вернулся к той ночи, когда состоялся их разговор с Кейт. Никогда раньше он не чувствовал такой боли, даже тогда, когда Кейт ушла от него. Но он должен был высказать ей все.
Он потер глаза. В этот период его жизни возобновление связей с семьей Уитни не сулило ему ничего хорошего. Но он обещал Лютеру свою поддержку. Зачем? Он ослабил узел галстука. В какой-то момент ему придется решать, выполнить свое обещание или же отказаться от него ради собственного спокойствия. Теперь Джек надеялся, что обещанная им услуга никогда не потребуется.
Он спустился вниз, чтобы взять в буфете содовую воду, вернулся в свою комнату и закончил работу со счетами за прошедший месяц. «Болдуин энтерпрайзиз» приносила фирме примерно триста тысяч в месяц, и эта работа постепенно раскручивалась. Пока Джек отсутствовал, Дженнифер прислала несколько новых заказов, которые месяцев на шесть загрузят работой большую группу младших членов корпорации. Джек быстро подсчитал свою квартальную прибыль и, увидев среднюю цифру, присвистнул. Все было как-то слишком просто.
Их отношения с Дженнифер действительно налаживались. Рассудок говорил ему, что нужно дорожить этой связью. Его сердце не до конца разделяло такой вывод, но Джек решил, что пора начинать руководствоваться рассудком в своих действиях. Не то чтобы изменились их отношения, скорее его отношение к ним. Было ли это вынужденным компромиссом? Возможно. Но кто сказал, что можно прожить жизнь, не идя ни на какие уступки? Кейт Уитни попыталась сделать это, и результат известен.
Он позвонил Дженнифер на работу, но ее не было на месте. Ушла до конца дня. Он взглянул на часы. Половина шестого. Если она не уезжала куда-нибудь, то редко уходила с работы раньше восьми. Джек посмотрел на календарь. Всю неделю она провела в городе. Когда он пробовал дозвониться до нее из аэропорта прошлой ночью, она тоже отсутствовала. Он надеялся, что с ней все в порядке.
Пока он раздумывал, не поехать ли к ней домой, в дверь просунулась голова Дэна Кирксена.
— Джек, ты можешь на минутку оторваться от своих дел?
Джек медлил с ответом. Этот человечек и его галстуки-бабочки раздражали Джека, и он точно знал почему. Подчеркнуто почтительный, Кирксен относился бы к Джеку, как к ничтожеству, если бы тот не контролировал миллионы долларов. И кроме того, Джек знал, что Кирксену все равно отчаянно хотелось относиться к нему как к ничтожеству и он надеялся в один прекрасный день добиться своего.
— Я собирался уходить. Я здорово вымотался в последние дни.
— Знаю. — Кирксен осклабился. — Вся фирма только об этом и говорит. Сэнди лучше держать ухо востро: судя по всему, Уолтер Салливан к тебе неравнодушен.
Джек чуть не улыбнулся. Лорд был единственным человеком, кого бы Кирксен пнул с большим удовольствием, чем Джека. Лорд без Салливана стал бы уязвимым. Джек читал все эти мысли в глазах руководящего компаньона фирмы.
— Не думаю, что у Сэнди есть повод для беспокойства.
— Конечно, нет. Я отниму у тебя лишь несколько минут. Зал заседаний номер один. — Кирксен исчез так же быстро, как и появился.
Что, черт возьми, происходит? Джек недоумевал. Он взял пальто и вышел в коридор. Проходя мимо двух своих коллег, младших членов корпорации, он заметил искоса бросаемые на него взгляды, и это лишь усилило его недоумение.
Двери зала заседаний были закрыты; значит, внутри него что-то происходило. Джек открыл одну из массивных дверей. Темная комната внезапно озарилась ярким светом, и Джек изумленно оглядывался по сторонам, пока не понял, чему посвящено это собрание. Все объяснял висевший на стене плакат: «ПОЗДРАВЛЯЕМ НОВОГО КОМПАНЬОНА!..»
Во главе стола, щедро уставленного дорогими напитками и угощениями, восседал Лорд. Дженнифер, вместе со своими родителями, тоже была здесь.
— Я так горжусь тобой, любимый. — Она уже выпила несколько бокалов, и ее блестящие ласковые глаза и нежные прикосновения дали понять Джеку, что им предстоит незабываемая ночь.
— Ну что ж, можно поблагодарить твоего отца за это повышение.
— Нет-нет, милый. Если бы ты не работал, как следует, папочка мгновенно дал бы тебе от ворот поворот. Признайся себе: ты этого заслужил. Думаешь, Сэнди Лорду и Уолтеру Салливану легко угодить? Дорогой, ты угодил Уолтеру Салливану, даже ошеломил его, а это удавалось лишь немногим адвокатам.
Джек допил шампанское и размышлял над этим замечанием. Звучало приятно. Он здорово помог Салливану, и кто поручился бы, что Рансом Болдуин не отдал бы свое предприятие в руки другой компании, если бы его делами занимался не Джек?
— Может, ты и права.
— Конечно, Джек, я права. Если бы эта фирма была футбольной командой, ты стал бы самым ценным ее игроком или лучшим новичком года, а может, и тем, и другим вместе. — Дженнифер взяла еще один бокал, а другой рукой обняла Джека за талию. — И, самое главное, теперь ты сможешь обеспечить мне тот образ жизни, к которому я привыкла с детства. — Она слегка ущипнула его за руку.
— Подумать только! Привыкла к роскоши с пеленок! — Они быстро поцеловались.
— Ладно, суперзвезда, иди вращайся в обществе. — Она легко толкнула его и пошла искать родителей.
Джек осмотрелся по сторонам. Каждый в этой комнате был миллионером. Он был самым бедным из них, но его перспективы представлялись самыми блестящими. Его базовая ставка только что увеличилась в четыре раза. Его годовые дивиденды будут минимум в два раза больше ее. До него дошло, что с технической точки зрения он — тоже миллионер. Кто бы мог подумать об этом четыре года назад, когда миллион долларов казался ему самой большой суммой на свете?
В юриспруденцию он пришел не в надежде разбогатеть. Несколько лет он работал на пределе сип, получая за это жалкие гроши. И вот он достиг положения, к которому, может быть, не так уж сильно и стремился. Неужели это типичный случай осуществления Американской Мечты? Но что это за мечта, достигая которую ты ощущаешь себя виноватым?
Он почувствовал на плече чью-то тяжелую руку. Он обернулся — на него смотрело красное лицо Сэнди Лорда.
— Здорово мы тебя удивили?
Джеку пришлось с этим согласиться. От Сэнди сильно пахло алкоголем и съеденным недавно ростбифом. Это напомнило Джеку об их разговоре в «Филлморз». Не очень приятное воспоминание. Он слегка отстранился от своего нетрезвого компаньона.
— Посмотри на этих людей, Джек. Здесь нет никого, кроме, возможно, тебя самого, кто не хотел бы оказаться на твоем месте.
— Я слегка ошеломлен. Все произошло так быстро и неожиданно. — Джек разговаривал скорее с самим собой, чем с Лордом.
— Черт, такие вещи всегда происходят неожиданно. Для некоторых счастливчиков — хлоп! — и ты из пешки превратился в дамку. Невероятный успех потому и невероятен, что его не ждешь. Но именно поэтому он так чертовски приятен. Кстати, дай пожать твою руку: ты оказал Уолтеру огромную услугу.
— Я рад, Сэнди. Уолтер мне нравится.
— Кстати, у меня дома в субботу намечается маленький междусобойчик. Там будут некоторые люди, с которыми тебе не мешало бы встретиться. Постарайся убедить свою прекрасную половину пойти вместе с тобой. Она тоже найдет там нужных себе людей. Она напористая девчонка — такая же, как ее отец.
* * *
Джек пожал руки всем компаньонам в зале, некоторым — несколько раз. В девять вечера они с Дженнифер отправились домой на ее служебном лимузине. К часу ночи они уже дважды занимались любовью. В половине второго Дженнифер крепко спала.
Джек не спал.
Он стоял у окна, наблюдая, как падают первые редкие снежинки. Зима наступала рано, хотя и не обещала быть суровой и снежной. Впрочем, Джек думал вовсе не о зиме. Он посмотрел на Дженнифер. Она, одетая в шелковую ночную сорочку, уютно расположилась на атласном белье, застилающем кровать размером с его спальню. Он поднял глаза к своим старым друзьям — фрескам. Их новый дом будет готов к Рождеству, хотя благопристойная семья Болдуинов не позволит им открыто сожительствовать до официальной регистрации. Интерьеры переделывались под неустанным надзором его невесты, чтобы соответствовать ее личным вкусам и стандартам богатства. Рассматривая лица средневековых людей на потолке, Джек внезапно подумал, что, возможно, они насмехаются над ним.
Он только что стал компаньоном в самой престижной фирме города, за его здоровье пили самые влиятельные здесь люди, и каждый из них хотел поспособствовать его и без того ослепительной карьере. У него было все. Прекрасная принцесса, суровый, но благожелательный наставник, богатый свекор, солидный счет в банке. Ощущая поддержку мощной армии бизнесменов и юристов и сознавая свои безграничные возможности, Джек никогда не чувствовал себя более одиноким, чем в эту ночь. И, несмотря на все усилия, его мысли постоянно возвращались к старому, испуганному и разгневанному человеку и его дочери, истерзанной переживаниями. Не в состоянии думать о чем-нибудь другом, он в тишине наблюдал за кружащимися в воздухе снежинками, пока небо не осветилось готовящимся выйти из-за горизонта солнцем.
* * *
Сквозь пыльные венецианские шторы, которыми было завешено окно гостиной, пожилая женщина наблюдала за въезжающим во двор темным седаном. Артрит в обеих сильно опухших коленях затруднял ее передвижения. Она постоянно ходила согнувшись, а ее легкие были безнадежно испорчены пятидесятилетней никотиновой атакой. Ее время подходило к концу, душа уже едва держалась в теле. Но ее дочь не дожила даже до этого.
Она потрогала письмо, лежавшее в кармане ее старого розового домашнего халата, из-под которого виднелись ее красные, в волдырях, щиколотки. Она знала, что рано или поздно полицейские объявятся. Это стало ясно после того, как Ванда вернулась из полицейского управления. Глаза ее увлажнились, когда она подумала о нескольких последних неделях.
— Это я во всем виновата, мама.
Ее дочь сидела в маленькой кухне, где в детстве помогала матери печь пирожные и консервировать помидоры и фасоль, выращенные на клочке земли позади дома. Она повторяла эти слова снова и снова, тяжело упав на стол, и все ее тело сотрясалось при каждом слове. Эдвина пыталась найти слова утешения, но она была недостаточно красноречивой, чтобы сдернуть саван вины, в который была завернута худощавая женщина, когда-то бывшая пухлым ребенком с густыми темными волосами. Она показала Ванде письмо, но это не подействовало. Эдвина оказалась не в силах разубедить свою дочь.
Теперь ее не стало, но появилась полиция. И сейчас Эдвине нужно было вести себя правильно. Восьмидесятилетняя богобоязненная женщина собиралась солгать полицейским, так как не могла поступить иначе.
— Я очень сожалею о вашей дочери, миссис Брум.
Слова Фрэнка показались старой женщине искренними. По изборожденной морщинами щеке скользнула слезинка.
Оставленную Вандой записку он показал Эдвине Брум, и та разглядывала ее сквозь толстое увеличительное стекло. Она посмотрела на серьезное лицо следователя.
— Не могу себе представить, что́ она думала, когда писала это.
— Вам известно, что в доме Салливана произошла кража со взломом? Что взломщик убил Кристину Салливан?
— Я услышала об этом по телевидению сразу же после того, как это случилось. Это ужасно. Ужасно.
— Ваша дочь говорила что-нибудь об этом происшествии?
— Конечно, говорила. Она была так расстроена. Они очень хорошо ладили с миссис Салливан, очень хорошо. Это ее просто подкосило.
— Как вы считаете, почему она покончила с собой?
— Я сказала бы вам, если бы знала.
Неопределенное высказывание продолжало звучать у него в ушах, пока Фрэнк складывал записку.
— Не рассказывала ли ваша дочь чего-нибудь такого о своей работе, что могло бы пролить свет на убийство?
— Нет. Ей очень нравилась ее работа. Судя по ее словам, хозяева очень хорошо к ней относились. Жизнь в их доме приносила ей много радостей.
— Миссис Брум, мне известно, что когда-то у Ванды были нелады с законом.
— Очень давно, детектив. Очень давно. И с тех пор она жила достойно. — Эдвина Брум сощурила глаза, сжала губы и в упор смотрела на Сета Фрэнка.
— Конечно, вы правы, — быстро сказал Фрэнк. — Не приводила ли Ванда к вам кого-нибудь в последние несколько месяцев? Возможно, того, кого вы не знаете?
Эдвина покачала головой. Во многом это было правдой. Некоторое время Фрэнк вглядывался в ее лицо. Глаза, пораженные катарактой, упрямо смотрели на него.
— Мне известно, что, когда произошло это несчастье, вашей дочери не было в стране.
— Она отправилась на этот остров вместе с Салливаном. Мне говорили, они ездят туда каждый год.
— Но миссис Салливан не поехала.
— Полагаю, что не поехала, так как ее убили здесь, в то время как они находились там, детектив.
Фрэнк чуть не улыбнулся. Старая дама была далеко не так глупа, как пыталась казаться.
— Вы не знаете, почему миссис Салливан не поехала? Может быть, Ванда вам что-нибудь говорила?
Эдвина покачала головой и погладила серебристо-белого кота, прыгнувшего к ней на колени.
— Ну что ж, спасибо, что не отказались поговорить со мной. Еще раз выражаю вам свое соболезнование.
— Спасибо. Я очень опечалена. Очень.
Когда она с усилием поднялась, чтобы проводить его до двери, у нее из кармана выпало письмо. Ее сердце бешено заколотилось, когда Фрэнк наклонился, поднял письмо и, не глядя, передал его ей.
Эдвина наблюдала, как он выезжает со двора. Она медленно села обратно в кресло и достала письмо.
Мужской почерк был ей хорошо знаком:
Я этого не делал. Но если я скажу тебе, чьих рук это дело, ты мне не поверишь.
Это было все, что Эдвина Брум хотела знать. Лютер Уитни был ее старым другом, и он проник в этом дом только благодаря Ванде. Если его и поймает полиция, то только без ее участия.
И то, о чем просил ее старый друг, будет сделано. Если Бог ей поможет, это будет единственным достойным поступком, который она в состоянии совершить.
* * *
Сет Фрэнк и Билл Бертон пожали друг другу руки и сели. Они уже находились в кабинете Фрэнка, когда солнце едва взошло.
— Спасибо, что пригласили меня, Сет.
— Это немного странно.
— Дьявольски странно, если хотите знать мое мнение. — Бертон ухмыльнулся. — Не возражаете, если я закурю?
— А что если я к вам присоединюсь? — Оба достали сигареты.
Бертон, откинувшись на спинку стула, протянул Сету зажженную спичку.
— Я давно работаю в секретной службе, а с таким случаем сталкиваюсь впервые. Но я могу это понять. Старик Салливан — один из лучших друзей президента. Помогал ему в политической карьере. Настоящий наставник. Они давно вместе. Между нами говоря, я не думаю, что президенту хочется большего, чем создать видимость своего вмешательства. Мы ни в коем случае не желаем вставать у вас на пути.
— Да и законных прав у вас на это нет.
— Так точно, Сет. Так точно. Я восемь лет работал в полиции. Я знаю, что такое расследование. Самое неприятное, если в это время кто-то заглядывает тебе через плечо.
Настороженность, поначалу сквозившая в глазах Фрэнка, постепенно стала исчезать. Бывший полицейский — теперь агент секретной службы. Этот парень сделал серьезную карьеру в правоохранительных органах. Для Фрэнка это значило очень много.
— Так что вы предлагаете?
— Я предлагаю себя в качестве информационного посредника между вами и президентом. Что-нибудь всплывает, вы звоните мне, а я докладываю президенту. Затем при встрече с Уолтером Салливаном он сообщает ему со знанием дела о ходе расследования. Поверьте, это — не пустая затея. Президент искренне заинтересован в раскрытии преступления. — Бертон внутренне посмеивался.
— И никакого вмешательства со стороны федералов? Никаких наводок?
— Черт, мы же не ФБР. Это не их дело. Воспринимайте меня как гражданского эмиссара первого лица в государстве. Наше отношение к вам будет не более чем профессиональной солидарностью.
Фрэнк оглядывал свой кабинет и медленно осмысливал сделанное ему предложение. Бертон следил за его взглядом, стараясь как можно точнее оценить Фрэнка. Бертон повидал множество следователей. Способности большинства из них были средними, что в сочетании с постоянно растущим числом преступлений выливалось в очень низкие показатели задержания подозреваемых и еще более низкие показатели вынесенных приговоров. Но он навел справки о Сете Фрэнке. Раньше тот работал в Нью-Йорке и многократно награждался за отличную службу. После его перехода в полицейское управление округа Миддлтон там не было ни одного нераскрытого убийства. Ни одного. Конечно, это был сельский округ, но стопроцентная раскрываемость преступлений все же казалась весьма внушительной. Все эти факты произвели на Бертона сильное впечатление. Хотя президент потребовал от Бертона поддерживать связь с полицией, чтобы сдержать свое обещание Салливану, у Бертона был свой интерес в надзоре за расследованием.
— Если что-то всплывет очень быстро, я могу не успеть сообщить вам об этом сразу же.
— Я не прошу ничего сверхъестественного, Сет, просто дайте мне знать, когда у вас будет удобный случай. Вот и все. — Бертон встал и потушил сигарету. — Договорились?
— Я сделаю все возможное, Билл.
— О большем и просить невозможно. Итак, у вас есть какие-нибудь зацепки?
Сет Фрэнк пожал плечами.
— Может быть. Сегодня есть, завтра они исчезают. Вы же сами знаете.
— Держите меня в курсе событий. — Бертон уже шел к двери, но неожиданно обернулся. — Кстати, услуга за услугу: если вам понадобится устранить какие-то бюрократические препятствия, получить доступ к базам данных и все такое прочее, дайте мне знать, и ваше требование будет немедленно выполнено. Вот мой телефон.
Фрэнк взял визитку.
— Спасибо за помощь, Билл.
* * *
Когда двумя часами позже Сет Фрэнк поднял трубку, телефон молчал. Ни гудков, ни постороннего шума. Вызвали специалистов телефонной компании.
Через час он вновь поднял трубку и услышал гудки. Система исправно работала. Телефонный распределительный щит был постоянно заперт, но даже если кто-то и заглянул бы внутрь, то среди хитросплетения проводов и различного оборудования неспециалист ничего бы не разобрал. Впрочем, полиция всерьез не предполагала, что кто-то может подключиться к ее телефонным линиям.
Информационный канал Билла Бертона теперь был открыт, и намного шире, чем мог подумать Сет Фрэнк.
