Эпилог

В провидческой книге «Развлекаясь до смерти» (1985) Нил Постман рассуждал о том, как непоправимо изменили наш культурный ландшафт «технологические отвлечения, обеспечиваемые электрическим прибором»: культурный дискурс обеднел, лишился последовательности, информация сделалась «упрощенной, несущественной, внеисторической и внеконтекстной, то есть информация подается как развлечение».

«Наши священники и президенты, врачи и адвокаты, педагоги и новостные журналисты, – писал Постман, – теперь сверяются не столько с требованиями своей профессии, сколько с шаблонами увеселительного шоу».

Под «электрическим прибором» Постман подразумевал телевизор, но его наблюдения еще более соответствуют эпохе Интернета, когда информационная перегрузка приводит к тому, что самый яркий объект, самый громкий голос, самое непримиримое мнение завладевает вниманием и получает больше всего откликов.

В этой книге Постман сравнил антиутопию, созданную Олдосом Хаксли в «Дивном новом мире» (все живут в полусне, одурманенные наркотиком и пустыми развлечениями), и «1984» Оруэлла – жизнь под сокрушающим хребет автократическим правлением Большого Брата.

«Оруэлл опасался тех, кто попытается лишить нас информации, – писал Постман, – а Хаксли страшился тех, кто даст нам ее столько, что мы будем искать спасения в пассивности и эгоизме. Оруэлл не хотел, чтобы от нас скрывали истину. Хаксли понимал, что истину можно утопить в океане бесполезного знания».

Постман полагал, что утопия Хаксли уже начала сбываться под конец ХХ века. Если описанные Оруэллом ужасы тоталитарного государства ближе к происходящему в Советском Союзе, рассуждал Постман, то угроза для либеральных демократий Запада (речь идет, напомню, о 1985 годе) точнее представлена кошмаром Хаксли – население до такой степени погрузилось в «очевидные банальности», что утратило способность вести себя как ответственные граждане.

Этими рассуждениями Постман опередил время, но к ним в 2007 году вернулся Джордж Сондерс в эссе «Мегафон и смерть мозга»: он заявил, что за годы, пока в новостях бесконечно обсуждали О. Дж. Симпсона и Монику Левински, общенациональный дискурс заметно деградировал. Наш публичный язык, писал он, так оглупел, сделался «агрессивным, тревожным, унылым, разобщающим», что все «мы превратились в готовую мишень», когда потребовалось открыть существенную дискуссию о вторжении в Ирак – у нас на руках оставался лишь тот «грубый инструментарий гипербол, который мы пускали в ход, обсуждая О. Дж. и прочих»: трескучие выкрики громогласных всезнаек, которых Сондерс свел к символической фигуре «Парня с мегафоном» – этот парень орет в рупор, и пусть его уровень интеллекта застыл на уровне идиотии, уровень громкости довернут до «Перекричать и заглушить всех».

Но хотя Постман весьма проницательно оценивает роман Хаксли (а Хаксли с поразительной точностью предвидел нашу эпоху отвлечений), все же антиутопию Оруэлла ему тоже стоило перечесть. А может быть, только сейчас нападки Трампа и его администрации на саму идею истины вернули «1984» актуальность – читатели это увидели, и в первые же месяцы Трампа в Белом доме роман Оруэлла вместе с «Истоками тоталитаризма» Ханны Арендт возглавил списки бестселлеров.

Ложь Трампа, его усилия заново определить реальность, нарушение правил и традиций, ставшие нормой хейтерские речи, нападки на прессу и суд, на саму систему выборов – достаточная причина для того, чтобы группа «сторожевых псов демократии» Freedom House заявила: первый же год правления Трампа вызвал «более глубокую и быструю эрозию собственных демократических стандартов Америки, чем наблюдалось когда-либо прежде». И достаточная причина для того, чтобы нарисованный Оруэллом портрет тоталитарного государства, где Большой Брат контролирует все нарративы и формирует как настоящее, так и прошлое, вновь сделался актуален для нас.

Трамп часто кажется чем-то вроде набора персонажей из басен Эзопа в одном лице, с легко распознаваемой моралью: «кто спит с собаками, наберется блох» или «верь тому, что человек сам о себе говорит», но, поскольку он стал президентом Соединенных Штатов, за его поступками не следует такая очевидная мораль, и от них расходятся круги во все стороны, это уже что-то вроде цунами, вносящего хаос в жизни миллионов людей.

После того как Трамп уйдет с этого поста, понадобятся годы, чтобы компенсировать урон, нанесенный американским институтам и международной политике. А поскольку его приход к власти – симптом существенных глубинных явлений в стране – нарастающего политического раскола, потока фейковых сюжетов в соцсетях и изоляции каждого человека внутри собственного информационного пузыря – то и уход Трампа со сцены не приведет мгновенно к восстановлению и исцелению истины.

Филип Рот говорил, мол, ему и в голову не приходило, что «катастрофа XXI столетия, которая обрушится на США, самое унизительное из мыслимых несчастий» явится в облике «зловеще нелепой фигуры из комедии дель арте – хвастливого болвана». Нелепость Трампа, нарциссическая склонность сводить любую ситуацию к самому себе, бесстыдная ложь и глубочайшее невежество легко могут отвлечь внимание от более существенной проблемы: с какой готовностью конгрессмены-республиканцы облекли его чрезвычайной властью, разрушив всю сложную систему сдержек и противовесов, предусмотренную отцами-основателями, с каким равнодушием треть населения страны взирает на попытки ниспровергнуть Конституцию, как быстро российская дезинформация проникает в культуру, где существенно сократилась программа по истории и обществоведению.

В прощальной речи 1796 года Джордж Вашингтон с пугающей проницательностью описал те угрозы, с которыми ныне столкнулась Америка. Чтобы уберечь свое будущее, рассуждал он, молодая страна должна бдительно охранять Конституцию и отбивать любые попытки нарушить то разделение и равновесие властей, которое он столь тщательно выверял вместе с другими отцами-основателями.

Вашингтон предупреждал о возможном появлении «лукавых, честолюбивых и беспринципных людей», которые попытаются «ниспровергнуть власть народа» и «захватить бразды правления, после чего уничтожат тот самый механизм, который вознес их к неправедному господству».

Он предвидел даже «коварные интриги иноземного влияния» и вероятность того, что некоторые «честолюбивые, подкупленные или вдавшиеся в обман граждане» начнут радеть о благе иного государства, «предав или пожертвовав интересами» Америки.

И, наконец, Вашингтон предостерегал о «постоянной опасности партийного духа», который приводит к раздорам, «необоснованной ревности и ложным тревогам», о гибельности разделений (Востока и Запада, Севера против Юга, штата против центра) для единства страны. Граждане, сказал он, должны нахмуриться в негодовании «при первых признаках любой попытки противопоставить часть нашей страны целому или ослабить святые узы, которыми связаны между собой различные части народа».

Первое поколение американцев часто обращалось мыслями к «общему благу». Вашингтон напоминал гражданам об «общих заботах», «общности интересов», «общем деле», за которое они сражались в Войне за независимость. Томас Джефферсон в инаугурационной речи также говорил о молодой стране, объединенной «общими усилиями во имя общего блага». Общая цель и общие представления о реальности так много значили, потому что ими штаты и регионы объединялись в целое, и эти концепции по-прежнему насущны для сохранения нации. Особенно они важны сегодня, в стране, где президент Трамп, российские тролли и тролли альт-райтов разжигают то самое партийное разделение, против которого предостерегал нас Вашингтон, вбивают клинья расовых, этнических и религиозных раздоров, увеличивают раскол между «синими» штатами и «красными», большими городами и малыми.

Эту ситуацию не так-то просто исправить, но в первую очередь граждане должны стряхнуть с себя уныние и цинизм, которые автократы и жаждущие власти политиканы сеют, чтобы подавить протест. Прекрасные ребята, уцелевшие во время бойни в Паркленде, именно так и поступили: они обратили свою скорбь в действие. Тем самым они меняют национальный дискурс и добиваются реальных мер по контролю за оружием, требуют реформ, чтобы уберечь других детей от того ужаса и тех утрат, которые пережили они сами.

Одновременно граждане должны присмотреться к тем институтам, которые отцами-основателями задумывались как столпы, удерживающие свод демократии, и изо всех сил защищать разделение властей на три ветви – исполнительную, законодательную и судебную, чтобы они, по слову Вашингтона, «взаимно друг друга сдерживали», а также не упускать из виду и два других краеугольных камня демократии, которые, по общему мнению отцов-основателей, необходимы для воспитания информированного и способного мудро выбирать своих правителей общества: образование и независимую прессу.

Джефферсон писал: поскольку молодая республика создавалась во имя права человека «быть управляемым разумом и истиной», наша «первостепенная задача – открыть перед человеком все пути к правде. Самый эффективный из них, насколько известно, – свобода прессы, и потому этот путь в первую очередь спешат перекрыть те, кто опасается расследования своих действий».

«А потому я считаю установленным, – продолжает Джефферсон, – что, отворив врата истины и укрепив привычку поверять все разумом, мы наденем наиболее надежные наручники на руки наших преемников, дабы воспрепятствовать им надеть наручники на народ с его же собственного согласия».

Мэдисон выражал ту же мысль более афористично: «Народное правительство у народа, не имеющего информации и доступа к ней, – пролог к фарсу или к трагедии – или к обоим разом». В отсутствие общепризнанных фактов – не «республиканских» фактов, и не «демократических», и не альтернативных фактов нынешнего разделенного на ниши мира – невозможна рациональная политическая дискуссия, нет надежных способов оценить кандидатов на политические посты, а избранников сделать подотчетными народу. Без истины демократия стреножена. Основатели нашей демократии понимали это. И те, кто желает сохранить демократию, должны осознавать это и ныне.