Часть четвертая
Венеция, 1499 и 2009

Отложив перо в сторону, я прошмыгнула к лестнице и постояла некоторое время, напряженно прислушиваясь. Возможно, что это была монна Фаустина – я слышала, как кто-то ходит внизу, а теперь стоит у двери. Но нельзя было исключать, что это кто-то еще. Как я уже написала выше, я не была уверена в своем укрытии, и я не преувеличивала. Прошлой ночью я совершила ошибку, не подумав о том, что меня могут преследовать. Вполне вероятно, что Альвис выследил меня.

Затем я облегченно вздохнула, потому что услышала, как внизу монна Фаустина брюзгливо разговаривает сама с собой.

– Хороший человек предлагает молодым людям кров и пропитание, и так-то его благодарят! Гора работы за пару монет! Весь день только прибираюсь и подметаю, готовлю и навожу порядок, стираю и делаю покупки… – Ее ругательства стали тише – она удалилась в кладовку. Принесла ли она свежий хлеб? У меня тут же заурчало в животе, но я держала себя в руках. Вместо того, чтобы покупать у монны Фаустины кусочек хлеба по заоблачной цене, я могла бы с большей выгодой сделать это в ближайшей лавке.

Не медля, я снова уселась перед ящиком, который служил мне столом, и углубилась в свое послание. Пока что я еще ничего не написала о том, что, собственно, случилось. Самое время перейти от нытья к фактам.

Я помедлила, рассматривая приложение и радостно удивляясь тому, что мне вот так вот просто удалось его написать. То, что я сделала это, воспользовавшись словом «хранитель», показалось мне особенно удачным. Остается вопрос, насколько это мне поможет, потому что точнее выразиться я не могла. В чем я тут же убедилась, когда в следующем предложении попыталась написать имя «Тревизан», и буквы растворились в воздухе, оставив только пару клякс. Собственное имя мне, вероятно, удалось написать потому, что оно было популярно во все времена и во всех странах.

Наконец, я попыталась выразиться описательно, и получилось гораздо лучше.

Затем я пару раз попыталась подписаться полным именем, но не смогла запечатлеть на бумаге даже первую букву фамилии. В расстройстве я хотела нарисовать рядом с именем смайлик, но из этого тоже ничего не вышло. Наконец, я отказалась от подписи. Просматривая готовое письмо еще раз, я размышляла, поможет ли это хоть чем-нибудь. Вздохнув, я наконец сложила его. Мне придется положиться на удачу.

Монна Фаустина не хотела расставаться с куском вощеной ткани, хотя раньше в нее была завернута рыба, которую она принесла с рынка.

– Это мой любимый кусок, – объяснила она. – Я, пожалуй, уже не одну сотню рыб в нее завернула.

Запах это подтверждал, но мне было не до разборчивости. Все же мне удалось снизить первоначальную цену в десять раз, и я была весьма довольна собой. Закончив торговаться, я вместе со своим вонючим трофеем взобралась по лестнице и тщательно упаковала письмо. Затем я вдобавок обернула его холщовыми бинтами, которые остались от Себастьяно, и напоследок перевязала послание единственной шелковой лентой, которая досталась мне от Доротеи.

Как и планировала, я написала еще две записки: для Матильды с Якопо и для Тревизана. Обе я тщательно сложила и склеила края, капнув на них свечным воском.

Наконец я приготовилась выйти на улицу – хотя эти приготовления ограничивались тем, что я причесалась, накинула шаль и спрятала лицо за вуалью. Я ни в коем случае не могла рисковать еще раз попасться в лапы банде Альвиса.

Выйдя из дома, я огляделась по сторонам и, убедившись, что никто не подстерегает меня, побежала прочь. Я беспорядочно кружила по улицам, сознательно выбирая не прямой путь, а окольные дорожки, чтобы выявить слежку.

Приближался полдень. Солнце стояло высоко, становилось все теплее, но я не осмеливалась снять вуаль, хотя под ней я потела как в сауне, а все, что я видела вокруг, слегка расплывалось.

Город кишел людьми. Почти как в мое время, только это были не толпы туристов, а настоящие венецианцы.

Чем ближе я подходила к своей цели, тем осторожнее становилась. Я все чаще оглядывалась, потому что если Альвис с подельниками и собирался где-то меня подкараулить, то именно здесь. На достаточном удалении от палаццо Тревизана я наконец остановилась и достала из поясной сумки записку. У меня защемило сердце от мысли о том, насколько проще все было бы, если бы к этому времени уже изобрели мобильники. Тогда бы я просто послала Тревизану SMS. Но теперь мне не оставалось ничего – только ждать, пока появится подходящий посыльный. К счастью, он нашелся уже скоро. Им оказался мальчишка, вероятно, девяти или десяти лет, в возрасте, когда мальчики еще умеют быть смелыми, но пока не научились дурачить девочек.

Я подозвала его.

– Хочешь заработать два сольдо? – спросила я, не поднимая вуаль.

Он молча кивнул, и я протянула ему послание.

– Вот, отнеси это вон в то палаццо со львиными головами на фасаде. Послание, конечно, адресовано хозяину дома, мессиру Тревизану, но ты можешь передать его кому-нибудь из слуг. – Я дала ему сольдо. – Вторую монету получишь, когда все выполнишь.

Он быстро побежал прочь и через некоторое время вернулся.

– Я сделал все, как вы хотели. Господина не было дома, так что я передал записку слуге.

Я поблагодарила его и протянула ему вторую монету.

Он с надеждой посмотрел на меня.

– Я могу еще что-то сделать для вас, мадонна? Может, передать еще одну записку?

– Ох да, у меня и правда есть еще одна записка. Но дом, в который ее нужно отнести, находится немного подальше.

– Я знаю в Венеции каждый уголок! – похвастался мальчишка. По нему было видно, как сильно ему хочется заработать еще денег.

– Знаешь, где находится зелейная лавка монны Матильды? – спросила я.

Мальчик с облегчением улыбнулся.

– Это просто. Мы там всегда покупаем лекарство для моего дедушки, когда у него случается скверный кашель. Я часто там бываю.

– Хорошо. Тогда ты можешь проводить меня, потому что мне все равно туда нужно. При этом твоя задача – смотреть во все стороны, чтобы нас никто не преследовал.

Мальчик радостно улыбнулся мне.

– У меня хорошее зрение.

– У меня тоже нормальное. Когда мне не приходится носить эту штуку.

Я показала на вуаль.

Он пожал плечами.

– Так уж повелось, что благородным дамам нельзя расхаживать по городу без вуали.

Ему это казалось совершенно естественным, а я спрашивала себя, сколько лет продержится здесь эта мода. Двести лет? Триста? Ждать эмансипации еще долго.

Мальчик во все глаза смотрел по сторонам, останавливаясь на каждом углу и перед каждым мостом, чтобы оценить обстановку. Вскоре я немного осмелела. Но когда мы подошли к зелейной лавке, я все-таки решила проявить осторожность. На площади с колодцами я остановилась и дала мальчику сольдо.

– Вот, первая половина. Я жду здесь.

Улыбнувшись, он метнулся прочь и вскоре вернулся.

– Задание выполнено, – сказал он.

– Кому ты передал записку?

– Монне Матильде, которая торгует травами.

– Ты уверен? – с сомнением спросила я. – В послании было написано, что она должна прийти сюда, к источникам.

Мальчик растерянно нахмурился и оглянулся.

– Ну, она идет! Я просто быстрее, потому что не такой толстый.

И точно, со стороны лавки показалась монна Матильда. Колыхая юбками, она проплыла вокруг угла со скоростью, удивительной для ее возраста.

Мальчик протянул руку, и я вложила в нее заслуженное сольдо.

– Я могу передать для вас еще какую-нибудь записку, – сказал он. Его глаза блестели. Немного подумав, я медленно кивнула. – У меня осталась еще одна весточка.

– О, замечательно.

– Как же тебя зовут? – спросила я.

– Джино.

– Милое имя. А я, кстати сказать, Анна. Джино, ты отзывчивый и приятный мальчик. И ты сможешь помочь мне с последней запиской. Но сначала мне нужно поговорить с монной Матильдой с глазу на глаз. Не мог бы ты подождать меня вон там, на углу, и проследить, не появится ли кто-то еще?

Он энергично закивал и припустил к следующему углу, где застыл, настороженно обозревая окрестности.

Монна Матильда шумно приблизилась и, пыхтя, встала передо мной.

– Боже правый, – сердито начала она, придерживая рукой свой вздымающийся живот. В другой руке она держала смятую записку. Ее чепчик сбился набок, а лицо было покрыто потом. – Что все это значит? – вопросила она. – Где эта неблагодарная невоспитанная тварь?

– Этого я не знаю, – ответила я.

Она помахала передо мной запиской.

– Но ты пишешь, что ее похитили! Кто и когда?

Я могла бы ответить на вопрос «кто», но с меня уже хватило безуспешных попыток это написать. Все-таки я попыталась выговорить имя Альвиса. К сожалению, это привело лишь к тому, что я застыла с открытым ртом, не в силах издать ни звука.

– А теперь ты еще и торчишь тут с отсутствующим видом! – выкрикнула монна Матильда.

Я втянула голову в плечи, потому что заметила, что некоторые прохожие стали бросать на нас любопытные взгляды.

– Я ничего не могу вам сказать, – ответила я. – Хотела бы, но не получается!

– И что мне теперь делать? – спросила монна Матильда.

Я потрясенно заметила, что из ее глаз потекли слезы. Исчезновение Клариссы она восприняла совсем не так равнодушно, как можно было предположить по ее воплям.

Она заметила мое сочувствие и тут же собралась.

– С таким количеством работы мне одной не справиться. Пока Клариссы нет, все дела встанут. Разве ты не обещала заходить каждый день, чтобы помочь, ты, бесполезное создание?

Ее грубость меня не обманула. Я заметила огорчение в ее взгляде. Конечно, она окажется в безвыходном положении без рабского труда Клариссы, но еще сильнее она боялась, что с Клариссой могло случиться что-то плохое.

– К сожалению, я не могу сдержать это обещание, – сказала я. – Есть люди, которые хотят от меня избавиться, и потому я должна быть начеку, чтобы они не нашли меня. Именно поэтому я попросила вас выйти сюда, вместо того чтобы самой заявиться в лавку.

– Люди? Какие люди? – Монна Матильда недоверчиво посмотрела на меня. – Те, которые похитили Клариссу?

Я кивнула, и она громко вскрикнула от возмущения.

– В какие грязные дела ты ее втянула?

Я открыла рот, чтобы заверить ее, что это не моя вина, но тут у меня за спиной раздался резкий свист. Я развернулась и увидела, как Джино энергично показывает куда-то пальцем. Я встревоженно взглянула в том направлении, куда он показывал. Сквозь вуаль я сперва различила только очертания человеческой фигуры. С замиранием сердца я подобрала юбки и приготовилась ринуться прочь. Но ко мне приближался не Альвис, а старый Якопо, опиравшийся на клюку. Из-за хромоты ему понадобилось больше времени, чем монне Матильде, чтобы дойти сюда.

– Женщина, почему ты не могла меня подождать? – сказал он ей. – Я заботился об этой девочке не меньше, чем ты! – Он повернулся ко мне. – Что случилось?

– На нас напали. Клариссу заставили выманить меня, поэтому вышло, что меня схватили первой. Когда она бросилась мне на помощь, ее тоже поймали. Мне на голову надели мешок, а потом ударили так, что я потеряла сознание. Когда я снова пришла в себя, ее нигде не было.

Якопо нахмурился.

– И кто в ответе за все это?

Я даже не пыталась ответить, потому что мне все равно не удалось бы произнести ни слова. Я даже не могла объяснить, что знаю виновных, но не могу ничего сказать. Так что я просто печально пожала плечами.

– Чем тебе помочь? – спросил Якопо. – Мы можем пока снова приютить тебя? Тебе здесь всегда рады, не сомневайся!

Монна Матильда выразительно кивнула. Если бы в поле ее зрения оказалась метла, она бы тут же вручила ее мне.

– Нет, это слишком опасно, – сказала я. – Меня могут найти у вас.

Якопо с серьезным видом кивнул.

– Понимаю. У тебя по крайней мере есть надежное укрытие?

Я кивнула.

– Если ты расскажешь нам, где оно находится, мы сможем доставить туда все, что тебе нужно!

О да! Это звучит прекрасно! Они смогут принести мне мыло! И травы, чтобы я смогла приготовить себе подобие чая. Кроме того, быть может, и лаванду, которую я буду на ночь класть в свою пропотевшую одежду! Я открыла рот, чтобы объяснить, как найти домик монны Фаустины, но тут же снова его захлопнула. Дело не в том, что я не могла что-то произнести – барьер был ни при чем – а в том, что, рассказав об этом, я поставила бы под угрозу не только себя, но и других людей. Альвису и его сообщникам не составит труда проследить за Матильдой или Якопо от зелейной лавки до домика монны Фаустины. И тогда они запросто уберут с пути еще нескольких надоедливых свидетелей.

– Вы можете помочь мне иначе, – сказала я. – Бартоломео заперт в темнице, и нужно его оттуда вызволить. – Я быстро добавила: – Его арестовали совершенно безосновательно! Он ничего не сделал. Это ошибка.

Монна Матильда фыркнула.

– Ошибка! В это поверит кто угодно, но не я! Этот бездельник! Я всегда знала, что он однажды плохо кончит!

– Помолчи, – сказал Якопо, а потом спросил меня: – Где его арестовали?

– В… – я не смогла выговорить ни слова, и на этот раз причиной тому был барьер. Ага. Запретная информация. Вероятно, из-за того, что в церкви Санто-Стефано расположен временной портал.

Чтобы скрыть паузу, я откашлялась, а затем быстро сказала:

– Главное, что его скоро отпустят. Возможно, он поможет нам найти Клариссу. – Я сказала это совершенно искренне, потому что в такой ситуации важен даже малейший шанс. Кроме Барта я не знала здесь никого, кто был бы в курсе всей этой запутанной истории. Следовательно, он единственный, кто имеет хотя бы малейшее понятие, как спасти Клариссу. Если, конечно, она еще жива… Меня пробрала дрожь, когда я подумала, что об этом уже нельзя судить с уверенностью.

– Кларисса сказала, у вас хорошие отношения с важными чиновниками, – сказала я. – Она хотела попросить вас обратиться к ним, чтобы помочь с освобождением Бартоломео.

– Если увидеть этого юношу на свободе – ваше обоюдное желание, я сделаю все, что в моих силах.

Якопо сунул руку в свою поясную сумку, вытащил крошечную резную фигурку святого и протянул ее мне. – Вот, эта вещь принесет тебе счастье. Тебе следует всегда носить ее с собой.

Я рассматривала подарок – он очень меня растрогал. Если я не перепутала, это был святой Себастьян. То, что его звали так же, как человека, чьего возвращения я отчаянно ждала, показалось мне хорошим предзнаменованием. Кроме того, святой Себастьян помогал от чумы, так что носить его с собой не повредит.

Я благодарно спрятала маленькую резную фигурку в свою сумку, ответив Якопо дружелюбной улыбкой. Хотя монна Матильда иногда вела себя как фельдфебель , ее муж был добрейшей души человеком. В это мгновение я поняла, почему Клариссу так тянуло к ним обоим. Во время ее вынужденного пребывания в прошлом, за две сотни лет до родной эпохи, ей могло повезти гораздо меньше.

– Присылай нам весточку в любое время, если тебе понадобится помощь, – сказал Якопо. – Без колебаний обращайся к нам, если попадешь в беду!

Я поблагодарила их и направилась туда, где меня ждал Джино. Обернувшись, я еще раз помахала монне Матильде и старому Якопо, а затем вместе с мальчиком отправилась в путь к следующей цели.

Джино еще раз подтвердил свою полезность. Он тут же вспомнил, как найти палаццо Тассини. Точнее говоря, будущее палаццо Тассини, ведь строительство только началось. Я только знала, что его возводят где-то рядом с мостом Риальто, и это не слишком упрощало задачу. Номера домов в эту эпоху еще не придумали. Чтобы указать нужное место, использовали такие описания, как «напротив церкви такого-то святого» или «в конце улицы Сапожников», причем к описанию улицы Сапожников добавляли еще описание близлежащей церкви, потому что улиц Сапожников была целая куча.

Но Джино не преувеличивал – он действительно отлично ориентировался в городе.

– Я недавно ходил посмотреть, как строят новое палаццо Тассини. Мне нравится наблюдать за рабочими, это так увлекательно, когда новые дома строят на воде.

Я вспомнила, что Маттео тоже говорил что-то похожее. Внезапно мне самой стало интересно. Как же людям в эту эпоху удавалось возводить дома прямо на воде, и притом дома, которые и пятьсот лет спустя стояли как ни в чем не бывало? Я с нетерпением ожидала возможности это узнать.

Джино провел меня по лабиринту улочек от Сан-Поло до Риальто. На площадях и мостах царила обычная суета, люди повсюду куда-то спешили. Меня уже совершенно не удивляло, когда я видела, как венецианцы в старинных одеждах торопятся по своим повседневным делам. Впечатление чуждости, которое поначалу так сильно давило на меня, пугало и сбивало с толку, явно ослабло. Я едва обращала внимание на то, что нигде нет шумных моторных лодок. Машин в Венеции не было и в будущем, так что отличие было не таким уж резким. Только вечером, когда становилось темно, я намного отчетливее ощущала, что нахожусь в прошлом. Привыкнуть к отсутствию электрического освещения мне явно еще не удалось. Факелы и свечи – совсем не то же самое, что фонари и освещенные витрины.

– Вон, на той стороне, – сказал Джино. Он остановился у подножия деревянного моста Риальто.

И правда, вблизи подъема на мост толпа рабочих занималась укладкой фундамента. Я восторженно разглядывала стройку. Она была полностью огорожена дамбой, так что вода не могла ниоткуда просочиться. По периметру возвышались стены из дерева, земли и камней, и в образованном ими котловане шло строительство. Сотни высоких свай торчали из илистого грунта. На них уже в ряд закрепили поперечные балки, которые служили основанием для стены. Вверх поднимались готовые ряды кирпичной кладки, выступавшие над уровнем воды. По широкому открытому участку в стене со стороны канала можно было догадаться, где будут располагаться водные ворота.

Двое рабочих усердно трудились над возведением задней стены будущего водного зала. Остальные строили наружные стены палаццо.

Я внимательно все осмотрела, и в конце концов мой взгляд остановился на дальней стене.

– Вот где послание отлично сохранится, – с воодушевлением сказала я.

– Мне передать его этим строителям? – спросил Джино.

– Ну да, – сказала я. – Собственно говоря, это послание… на потом. – Я подумала о том, как удобно оказалось бы, если бы все строители разошлись пообедать, предоставив мне возможность спокойно спрятать свой сверток вощеной ткани в удобном месте. Вряд ли мне стоило влезать на дамбу по лестнице со словами:

– Простите, ребята, но мне тут нужно найти удобное место, где я могу спрятать письмо, не отвлекайтесь от работ.

Я напряженно размышляла, как незаметно спрятать письмо, если там постоянно снует столько народа. Вывод, в сущности, оказался совсем простым: ничего не выйдет.

Я подавленно уставилась на котлован. Затем я вздохнула. Нельзя сдаваться так быстро! Должен быть какой-то способ! В конце концов, мистер Бьярнигнокки нашел это письмо в будущем, так ведь?

Пока я предавалась размышлениям, слово взял Джино:

– Так мне сделать это или нет? – Похоже, он начал беспокоиться, что от него ускользнет последняя часть заработка.

– Дело в том, – нерешительно сказала я, показав ему свернутое послание, – что мне нужно спрятать это на стройке. И так, чтобы оно там… сохранилось.

– Послание, которое никто не должен получить? – На веснушчатом лице Джино отразилось сомнение.

По крайней мере, не в ближайшие пятьсот лет, хотела сказать я, но, похоже, опять сработал барьер, потому что я не произнесла ни звука.

– А, – сказал Джино, – теперь я понял! Это что-то вроде защитных чар? Я слыхал о людях, которые проделывали подобное. При строительстве нового дома они приносили в жертву животных, а затем замуровывали их в фундаменте.

Он посмотрел на сверток.

– Там внутри мертвый зверек?

– Нет, только письмо. – Я с благодарностью ухватилась за эту идею и добавила: – Ну, это такое письмо с защитными чарами.

– И его нужно там закопать?

– Да, но так, чтобы оно не намокло, иначе не сработает. Оно должно сохраниться, пока стоит дом.

– Тогда его нужно замуровать в стену, – предположил Джино.

– Точно, – согласилась я. – Я думаю, задняя стена водного зала подойдет. – Если ты с этим справишься… – Я внимательно посмотрела на него. – Я дам тебе в два раза больше, чем ты уже получил, если у тебя есть хорошая идея насчет того, как это сделать.

– Правда? – Он радостно посмотрел на меня. – Нет ничего проще. Давайте сюда. – Он забрал у меня из рук сверток и умчался прочь. Я ошеломленно наблюдала за тем, как он перебрался через стену, проник на стройку и подошел к одному из рабочих. Он что-то сказал ему и показал на меня. Рабочий проследил за его взглядом, и я с трудом подавила желание исчезнуть, но, похоже, рабочему стало лишь любопытно. Джино передал ему сверток, и тот сразу же взялся за мастерок (или инструмент, который использовали вместо него в эти времена) и вмуровал мое послание в ряд кирпичей, которые как раз сейчас клал.

Джино ловко выбрался из котлована и, сияя от радости, поспешил ко мне.

– Сделано.

Я едва могла поверить, что все получилось так легко.

– Что ты ему сказал?

– Ну, правду. Что вы принесли обережное письмо для дома и его нужно замуровать в стену.

– И он вот так просто согласился это сделать?

– Ну, конечно, сначала я ему сказал, что вы дадите за это сольдо. И дал ему деньги. – Джино слегка фальшиво улыбнулся. – И я сказал, что епископ благословил защитное письмо. Это чтобы он не решил, будто тут какое-то колдовство.

– Ты умный мальчик, – восхищенно сказала я, выуживая из кошелька пару монет. – Вот, за труды и за усердие. – Поскольку он столь изящно решил мою проблему, я дала ему явно больше, чем мы договаривались. Он снова улыбнулся до ушей, и я порадовалась, что он рад. – Джино, дружище, ты классный! – вместо этого получилось «ты товарищ превосходный», но не стоит придираться к мелочам.

Он стукнул себя по груди.

– Мадонна, я готов помочь, если снова что-то понадобится.

В какое-то мгновение я ощутила потребность защитить его. Или, по крайней мере, прижать его к себе и сказать ему, какой он замечательный мальчик. Вряд ли я смогла бы выговорить вслух, что ему довелось родиться в такие отвратительные, отсталые времена, когда нет ни школ, ни детских садов.

Неожиданно для себя самой я откинула вуаль и улыбнулась. Затем я спросила, где он живет. Просто на случай, если мне еще раз понадобится его помощь.

– В третьем доме по улице Красильщиков за церковью Мадонны дель Орто, – сказал он, а затем распрощался со мной, дружелюбно помахав рукой. Я смотрела ему вслед, пока он не свернул за угол.

Прежде чем снова двинуться в путь, я еще раз посмотрела на стройку. Стена стала выше на еще один ряд кирпичей, и сверток с посланием был надежно спрятан до следующего тысячелетия. По крайней мере, пока мистер Бьярнигнокки не явится, чтобы найти его.

И тут у меня снова зачесалась шея. Лучше бы мне бежать отсюда, сверкая пятками, пока я не наткнулась на кого-нибудь, кто меня узнает. Кроме того, я решила, что за сегодня и так уже сделала немало, так что заслужила маленький перерыв, но прежде всего – подобающий обед. Я поспешно отвернулась от стройки и уже хотела зашагать прочь, но тут кто-то заступил мне путь – похоже, он специально подошел так, чтобы я его не заметила. Ужас сковал мое тело, так что я не могла сделать ни шага.

Альвис Малипьеро стоял передо мной, пристально глядя мне в лицо. Я мысленно обругала себя за то, что не догадалась снова опустить вуаль – иначе он, может быть, просто прошел бы мимо.

– Гляди-ка, – протяжно сказал он. – Мне кажется, ты снова на высоте.

Я сглотнула, вдохнула и задержала дыхание на случай, если мне придется громко закричать – вдруг ему придет в голову что-то сделать со мной у всех на виду.

Но он просто стоял на месте и смотрел на меня безжалостными темными глазами, от которых все живое обращалось в лед, стоило ему только задержать взгляд достаточно долго. Почему-то мне показалось, что до этого было по-настоящему тепло, а теперь руки и ноги внезапно начали мерзнуть. Конечно, все дело было в страхе, но от этого ощущения не становились менее настоящими.

И все же к моему ужасу примешивалось слабое чувство удовлетворения – моя «песня» не прошла для него даром. Его нос покраснел и распух, а вокруг ноздрей виднелась засохшая кровь.

– Конечно, ты уже спрашивала себя, почему ты очнулась живой и здоровой, – снисходительно и ласково произнес Альвис. Я ничего не ответила, и он столь же охотно продолжил: – Конечно, это произошло вовсе не по недосмотру, как ты могла подумать. Этого требовали обстоятельства, так что мне пришлось тебя пощадить. Хотя я и правда считал, что тебя было бы неплохо бросить в канал. С мешком на голове.

Я преодолела оцепенение. В конце концов, если он хочет поделиться этими сведениями, почему бы не воспользоваться возможностью? Никогда не помешает получить информацию о враге, а если уж сам враг хочет что-то рассказать о себе, тем лучше. Мне уже давно стало ясно, что у его поведения были какие-то причины, и мне не терпелось их выяснить.

– Что же это за обстоятельства? – выпалила я.

– Похоже, ты нам еще понадобишься. Как и Тревизан. Чтобы справиться с одной важной проблемой.

– Кто это говорит? Твой так называемый господин?

Он пристально посмотрел на меня.

– Я сам себе господин!

– Вот как? А кто же тогда решил, что я должна помочь вам справиться с какой-то проблемой? Не говоря уже о том, что я совершенно не планирую этим заниматься, так что тебе и твоему господину придется долго ждать. – Я хотела, чтобы эти слова прозвучали круто, но мой голос дрожал.

Альвис заметил это и рассмеялся.

– Ты, глупое создание. Ты что, веришь, что можешь на что-то повлиять? Ты и жива-то еще только потому, что поможешь нам кое-кого убить.

Я ошеломленно посмотрела на него.

– Да у тебя не все дома! Ты что, и правда веришь, что я сделаю что-то подобное?

– Когда придет время, ты сделаешь все, как предсказано.

– Кем же? – спросила я подчеркнуто небрежно, надеясь, что он случайно проговорится. Себастьяно сказал, что кто-то помогает Альвису путешествовать во времени. Должно быть, речь шла о хранителе, ведь только они были на это способны и знали, что будет происходить в будущем, в том числе и в измененных временных потоках, потому что видели это в своих магических зеркалах.

– Ты была бы весьма не прочь это узнать, да? – сказал Альвис. Он усмехнулся и покачал головой. – За секунду до смерти ты это узнаешь. Может быть.

Только когда он сделал шаг в мою сторону, я заметила, что он вытащил свой кинжал. Прежде чем я успела отшатнуться, Альвис оказался так близко ко мне, что его камзол касался края моей вуали. Меня снова окатил запах мыла, чистой шерсти, кедра. Я бы с огромной радостью отпрыгнула назад, чтобы не чувствовать этого ненавистного аромата, но тогда я оказалась бы в канале.

На секунду я всерьез подумала, что мне и правда стоит предпочесть купание в жиже из водорослей дальнейшему общению с Альвисом, но он крепко схватил меня за концы платка, покрывавшего мои плечи. Острие кинжала, проникнув между складками ткани, оказалось у моего горла.

– Ты сам сказал, что я тебе еще нужна. – Я с отвращением расслышала в своем голосе нотки мольбы, но ничего не могла с ними сделать. Мой взгляд метался по сторонам. На берегу канала было немало людей, в том числе рабочих со стройки, но никто не обращал внимания на нас. Альвис ловко держал кинжал так, что его не было заметно со стороны.

– Разумеется, ты мне еще нужна. – сказал он. – Но никто не предсказывал, как ты при этом должна выглядеть. Например, тебе не помешают пара симпатичных дополнительных отверстий в твоем милом личике. После этого ты еще некоторое время проживешь.

Острие кинжала уткнулось мне под подбородок.

– Впрочем, я как никогда готов к переговорам. Например, давай договоримся, что я не буду тебя резать, а ты сообщишь мне, через какой временной портал в последний раз ушел Себастьяно. Или где ты спрятала маску.

– Я ее потеряла, – заявила я.

В то же мгновение я услышала рассерженный голос, который показался мне очень знакомым.

– Ах, вот ты где! Стоило только задержаться у лавки, а тебя уже и нет! – Это была Доротея. Я ее не видела, потому что она стояла за спиной Альвиса, но она появилась как по заказу, чтобы спасти меня.

– Доротея, дорогая, это ты! – сдавленно выговорила я.

В следующую секунду она появилась в моем поле зрения. Ее рыжие волосы волнами рассыпались под тонкой желтой шелковой вуалью – видимо, желтый был ее любимым цветом, – и от нее веяло духами, которые Кларисса подарила нам перед праздником у Тревизана. Она явно позаботилась о том, чтобы раздобыть добавки.

– Бога ради, чем это ты тут занят? – спросила она у Альвиса.

– Мне просто нужно немного порезать ей лицо, – равнодушно ответил Альвис. – Она не хочет выдавать мне то, что я хочу узнать. Но я непременно должен это выяснить, потому что это важно. Может, ты лучше отойдешь подальше, чтобы не подслушивать? Иначе она мне ничего не скажет.

Он имел в виду барьер! Я хватала ртом воздух.

– Доротея… – умоляюще произнесла я.

– Ты умом тронулся? – накинулась она на него. – Скажешь тоже, порезать ее! – Она встала сбоку и осуждающе посмотрела на меня. – Кровь запачкает мой чудесный платок! Я же все это время хотела его забрать. – Она целеустремленно схватила платок, покрывавший мне плечи, сорвала его с меня и тут же отшатнулась.

– Ну вот, теперь изволь делать что угодно. Но лучше отойди вон под ту арку, там вас будет не так заметно. Я подожду на другой стороне, у моста.

– Доротея! – в ужасе выкрикнула я, но она уже поспешила прочь.

Альвис оттащил меня под арку.

– Теперь мы остались наедине. – Нож впился в мою кожу. – Говори, тварь!

– Я знал, что ты придешь, чтобы посмотреть на стройку! – Это был восторженный голос Маттиаса Тассельхоффа, известного как Маттео Тассини.

Кинжал исчез, не успев причинить вреда. Альвис быстро выпустил меня и сделал шаг назад. У него за спиной нарисовались очертания полной фигуры Маттиаса. Он стоял на улице, перед аркой, и недоуменно рассматривал Альвиса.

– Что вам нужно от Анны, Малипьеро?

– Он как раз собирался уйти, – быстро проговорила я. Мой голос дрожал, и я едва держалась на ногах, потому что от облегчения у меня подгибались колени.

– Верно, – Альвис любезно улыбнулся. – Для этого разговора мы найдем время позже. – Он повернулся на каблуках и, широко шагая, двинулся прочь.

– Чего этот парень от тебя хотел? – нахмурившись, спросил Маттиас. – Вроде он был недавно на празднике Тревизана? Мне кажется, он и тогда в водном зале к тебе приставал, может такое быть?

– Приставал – это не совсем подходящее слово, – сказала я.

– Какое же тогда подходящее?

«Убить», – подумала я. Но произнести это вслух я не могла – из-за барьера.

– Он просто… разозлил меня, – сказала я. – Своими… кхм, дурными манерами. На случай, если ты спросишь, что я о нем думаю: я его терпеть не могу. – По крайней мере, это я могла сказать вслух.

– Откуда ты вообще его знаешь?

– Ах, это долгая история… А откуда ты его знаешь?

– Он наш сосед.

У меня во рту пересохло.

– Хочешь сказать, он здесь живет?

– Нет, рядом с нашим старым домом, на Кампо деи Мори. И я тоже не могу сказать о нем ничего хорошего. Мне часто кажется, что в нем есть что-то жуткое, хотя я не знаю, что именно. – Он любезно протянул мне руку, чтобы я, совсем как благородная девица, могла опереться на нее.

Недолго думая, я так и поступила, просто чтобы удержаться на ногах. После нападения Альвиса меня не отпускала дрожь, и я лишь вполуха слушала Маттео, который пространно рассказывал мне о том, как продвигается строительство палаццо. Мне казалось, что я все еще ощущаю прикосновение металлического острия к своей коже. Потрясение от безжалостного поступка Доротеи тоже прошло не сразу. Одновременно я ломала голову, пытаясь представить, как же я могу оказаться в ситуации, когда я невольно помогу убить Тревизана. В том, что речь идет именно о нем, я ни капли не сомневалась. Конечно, я никогда не совершу столь страшный поступок по доброй воле, поэтому мне было сложно рассуждать о том, какие обстоятельства заставили бы меня это сделать. Я готова была поклясться, что никакие. Даже если это будет стоить жизни мне самой! А на этот счет, как я теперь убедилась, мне следует быть особенно внимательной – до этого вполне может дойти. Лучше всего вообще не подходить близко к Тревизану. По крайней мере, чтобы не вышло, что я неосторожно подставлю ему подножку и он свалится с лестницы и сломает шею. Или что я что-нибудь не то скажу, он разволнуется, и его разобьет инфаркт. С этими путешествиями во времени что угодно может случиться.

– …тоже не отказалась бы от небольшого подкрепления? – донесся до моих ушей голос Маттиаса.

– Прости? – спросила я.

– Я ощущаю легкий голод, – учтиво сказал он. – Я спрашиваю, не расположена ли и ты подкрепиться некоторым количеством пищи. В таковом случае мы могли бы приобрести что-то у уличного повара вон на другой стороне, там очень вкусно.

– О, с удовольствием. – Появление Альвиса основательно отбило у меня аппетит, но я была рада любой возможности отвлечься.

По-прежнему опираясь на Маттиаса, я вместе с ним подошла к прилавку с едой. Уличный торговец соорудил небольшой гриль, на котором были разложены ароматные куски жареного цыпленка. Здесь же продавался и свежий белый хлеб.

Я растерянно слушала, как Маттиас приказал продавцу нарезать куски хлеба треугольниками и положить между ними мяса. Результат подали на деревянном подносе, и он выглядел как те самые трамецини. Которые мы в будущем ели вместе с Маттиасом на Кампо Санто-Стефано.

– Как же это потрясно, – сказала я (получилось «в высшей степени удивительно»).

– Мне кажется, так вкуснее, – сказал Маттиас. А потом задумчиво добавил: – Не знаю почему. Но есть хлеб мне больше всего нравится так. И меня всегда радует, когда я иду к этой лавке и прошу подать мне его треугольниками. Несмотря на то, что другие иногда находят это своеобразным.

Он расплатился с торговцем, мы сели на сруб колодца и принялись поглощать наши трамецини, именно так, как делали бы это пятьсот лет спустя. То есть сделали. Ах, к черту эти времена!

– Мне тоже кажется, что так вкуснее всего, – согласилась я. – Неважно, даже если другие находят это своеобразным!

– Иногда у меня появляются и другие своеобразные идеи, – решил довериться мне Маттиас. – Например, я чищу зубы в среднем три раза в день. Это будто внутреннее побуждение, особенно если я поем сладкого.

– О, это нормально, – сказала я. – Я тоже так делаю. – Но тут же смущенно добавила: – Случается, что я забываю или у меня нет времени.

– Правда? – Он подумал. – Вот моя мама тоже так же делает, но больше я никого не знаю, кто бы так поступал.

– В любом случае это только на пользу, – сказала я. – Против гнилых зубов и тому подобного. – Собственно говоря, я хотела сказать «кариес», но суть была в общем-то та же.

– Знаешь что, я мечтаю, чтобы все люди начали регулярно чистить зубы. Я считаю, что многие проблемы людей происходят от плохих зубов. Если бы люди лучше заботились о зубах, они точно стали бы здоровее.

Эти слова поразили меня. Он явно прихватил из будущего свою любовь к стоматологии. Только здесь он, к сожалению, не мог стать зубным врачом, потому что эту работу сейчас выполняли цирюльники, а инструменты у них были не лучше, чем у какого-нибудь жестянщика.

Мы сидели молча, глядя на Гранд-канал, где разноцветным потоком проплывали лодки, плоты и гондолы. Уютно светило солнце, воздух был приятным и мягким. Хлеб оказался свежим и хрустящим, а цыпленка приправили пряностями. Если бы обстоятельства не были такими ужасающими, я бы почувствовала себя прекрасно.

Мирную картину вдруг разрушила женщина, которая позвала Маттиаса:

– Маттео! Что ты там делаешь?

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы догадаться, от кого исходит этот вопрос. Брюзгливый тон человека, который лучше знает, как надо, было ни с чем не спутать. И, разумеется, в следующее мгновение перед нами появилась Юлиана Тассельхофф, известная как Джулия Тассини, и окинула своего сына осуждающим взглядом.

– Ты должен следить за тем, как работают строители, а не лентяйничать, сидя на солнце!

При этом она взглянула на меня, будто я как-то подло разыграла Маттео.

– Это, случайно, не та девочка, у которой с головой непорядок? Как там ее зовут? Анна?

– Мама, я тебя умоляю, – сказал Маттиас, которого это явно задело. Немного увереннее он продолжил: – Ты же видишь, что строители работают прилежно. Они не любят, когда кто-то постоянно смотрит им под руку.

Возможно, он еще надеялся, что его мама снова уберется, но она стояла, словно приросла к месту, и не спускала с нас глаз.

Трамецини и солнце больше меня не радовали. Я поднялась и отряхнула пыль с платья.

– Мне пора идти. Было приятно встретиться с тобой, Маттео. Может, однажды мы снова увидимся.

Это прозвучало так, будто я считала, что мы прощаемся навсегда. Я почувствовала, что у меня в глазах стоят слезы, и поспешно опустила вуаль, чтобы никто этого не увидел. Маттиас Тассельхофф был единственным, что связывало меня с родным временем. Он родился в том же году, что и я. Даже если он больше никогда не сможет вспомнить о своей прежней жизни, встреча с ним была для меня как спасательный трос. Если я сейчас уйду, эта связь оборвется.

– Передавайте привет вашему дорогому супругу, – вежливо сказала я Юлиане Тассельхофф. – И желаю вам счастья в новом доме. Пусть он во всей красе простоит не одно столетие.

Это, конечно, было в моих собственных интересах, но почему бы не пожелать такого Тассельхоффам? Хотя бы ради Маттиаса, которому я от души желала счастливой жизни.

Внезапно я сказала ему:

– Насчет зубов – не давай никому себя переубедить. Я с тобой полностью согласна: многие люди чистят их недостаточно часто. Особенно вечером!

С этими словами я развернулась и поспешила прочь.

Следующие дни тянулись тоскливо и без событий. Самое напряженное, что случалось в моей жизни, – это попытки торговаться с монной Фаустиной. За каждый обломок мыла, каждое чистое полотенце и каждое ничтожное сушеное яблоко она требовала бешеные деньги. Я делала все возможное, чтобы справиться с ее жадностью, но мне нужно было есть и мыться, так что мои сбережения быстро таяли. До следующего поворота луны их хватит, но если Себастьяно не появится к этому моменту, меня ждут мрачные перспективы.

Опасаясь снова наткнуться на Альвиса, я почти не выходила за дверь. Я была убеждена, что он постоянно следит за местами, где я могу появиться. Раз в несколько дней, тщательно скрывшись за вуалью, я ходила к магазину масок, но он по-прежнему выглядел покинутым, а дверь была заперта.

Так что большую часть времени я сидела в душном, спертом воздухе на чердаке монны Фаустины, ожидая возвращения Себастьяно.

Часто я вспоминала о Барте, беспокоясь о том, выбрался ли он из тюрьмы. Судя по тому, что я слышала раньше, в темнице с людьми не слишком церемонились. Для «Amnesty International» здесь нашлось бы предостаточно работы.

Но больше всего я переживала за Клариссу. Иногда я гадала, жива ли она вообще. В результате мне становилось так тоскливо, что я забиралась в кровать и ревела.

Кроме того, мне было ужасно жалко саму себя. Мысль о том, что я, возможно, застряну здесь надолго, удручала меня. Через пару дней я уже не знала, что хуже пахнет – моя одежда или я сама. И все-таки я спрашивала себя, смогу ли я однажды к этому привыкнуть. Впрочем, ответ был один: «нет».

Под конец даже те жалкие возможности ухода за собой, которые у меня были, потеряли смысл, потому что поворот луны приближался, а Себастьяно не приходил. Теперь я больше переживала не о том, что он может опоздать, а о том, что он вообще мог не выжить. Он больше не вернется, Хосе и Эсперанца – тоже не вернутся, и я так и останусь здесь!

Я все чаще плакала и пребывала в таком подавленном состоянии, что перестала торговаться с монной Фаустиной за хлеб, сыр или свежие полотенца, в результате чего я почти перестала есть и прекратила мыться.

Наконец, до поворота луны осталось только три дня, потом два, потом один. А потом пришло время, когда я должна была покинуть эту эпоху. Наступил вечер, и я начала отсчитывать часы. Я не знала точно, сколько сейчас времени, но не сомневалась, что поворот луны приходится на эту ночь. Я посчитала несколько раз и была уверена, что не ошиблась.

Но это больше не имело значения, потому что мне придется провести в этом отвратительном прошлом еще две недели, до следующей смены лунных фаз. А затем, что в высшей степени вероятно, и остаток своей жизни.

В отчаянии я плакала, пока не уснула.

Мне приснился безумный сон, в котором Себастьяно стучался в дверь монны Фаустины. Монна Фаустина открыла ему и немного поворчала, потому что он вытащил ее из постели, когда она спала, но затем она стала приветливее и даже сказала, что он ее самый любимый арендатор, которого она ценит уже хотя бы за его щедрость.

Она тут же добавила, что супруга Себастьяно ведет себя совсем иначе, ее можно даже назвать скупой.

Супруга слышала сквозь сон каждое слово, но ей (то есть мне) было совершенно безразлично, что монна Фаустина считает меня скупой. Напротив, это я считала ее жадной, так что мы друг другу соответствовали. Нет никаких оснований из-за этого злиться.

В моем сне Себастьяно поднялся по лестнице.

– Я снова здесь, – сказал он.

Тогда я проснулась и вскочила.

И громко вскрикнула, потому что увидела, что Себастьяно стоит рядом с моей кроватью. В руке он держал свечу, которая снизу подсвечивала его лицо.

– Ты снова здесь! – запинаясь, я констатировала очевидное.

– Говорю же.

Я снова начала плакать, не в силах сдержаться.

– Ты скучала по мне? – спросил он.

– Не воображай тут себе, – всхлипнула я.

Он поднял бровь.

– Мне снова уйти?

– Только посмей!

Я выкарабкалась из кровати, чтобы получше его рассмотреть. Его лицо казалось немного побледневшим, но других следов болезни заметно не было. Его синие глаза были ярче, чем когда-либо, и его дерзкая улыбка тоже вернулась. Маттиас порадовался бы от души, увидев его сверкающие белые зубы, а его бессовестно привлекательное лицо производило такое же впечатление, как и при первой встрече: это было лицо победителя. Ему не нужна была футболка с надписью, это и так было ясно.

– Ты выглядишь… здоровым, – сказала я. Это прозвучало глуповато и беспомощно.

– Неудивительно. У них там полно мазей и таблеток.

Внизу хлопнула задняя дверь, а значит, монна Фаустина направилась в направлении уборной, так что мы могли еще немного поговорить без лишних свидетелей. И это было весьма удачно, потому что я сгорала от нетерпения, мечтая узнать, что с ним случилось за это время.

– Ты был в больнице? – спросила я.

Он кивнул.

– Восемь дней, причем два первых – в реанимации.

– Ох, – испуганно сказала я. – И что же у тебя было?

– Воспаление легких. На самом деле они хотели оставить меня еще на пару дней, для наблюдения. Но я попросту сбежал.

Во мне словно что-то растаяло.

– Ох, – слабо сказала я. – Ты это сделал специально для меня? Чтобы мне не пришлось болтаться тут еще две недели?

– Кхм… ну, пожалуй, точнее сказать, я сделал это из-за твоего письма.

– Ты прочитал его? – недоверчиво спросила я.

Он кивнул.

– Хосе показал мне копию, когда я лежал в больнице. Кто-то прислал этот документ на адрес нашего факультета, чтобы мы проверили его подлинность.

Я ощутила воодушевление.

– Так это и правда работает! – Я рассказала ему, как мне удалось все это провернуть. В ответ на это он покачал головой и сказал, что кто-то мне наверняка в этом помогал.

Я взволнованно перебила его:

– Тогда ты уже знаешь, что случилось с Клариссой и Бартом! И что Тревизан исчез!

– И это тоже причина, по которой я вернулся раньше. Мы с Хосе вскоре об этом позаботимся.

– А как насчет того, чтобы сначала побыстрее вернуть меня домой, раз уж все так удачно получилось? – осведомилась я, а затем пояснила: – Сегодня ночью – поворот луны. Я точно посчитала и хочу наконец попасть обратно.

Он нахмурился.

– Хм… конечно. Если ты хочешь. Красная гондола пришвартована в водном зале в доме Мариетты. И Хосе тоже там. – Его взгляд смягчился. – Кстати, эта идея с письмом – просто гениальная. Ты такая замечательная девушка, Анна.

Я почувствовала себя в высшей степени замечательной – точнее сказать, замечательно немытой. Хотя казалось, что это совершенно не мешает Себастьяно. Он взял меня за плечи и посмотрел на меня долгим взглядом.

– Анна, я очень рад снова тебя видеть.

Наши взгляды встретились. Внезапно мне стало трудно дышать. Он стоял слишком близко ко мне.

– У меня нет чистой одежды, – жалобно сказала я. – У меня нет ни гроша, а вонь от меня поднимается до небес.

Вместо ответа он прижал меня к себе и поцеловал. Когда наши губы соприкоснулись, у меня мелькнула мысль, что он точно вот-вот потеряет сознание от моего запаха. Но ничего такого не случилось – вместо этого он поцеловал меня еще настойчивее, и тогда я наконец перестала думать и от всей души ответила на его поцелуй.

Возможно, в следующий момент мы вместе опустились бы на кровать, но тут монна Фаустина позвала нас снизу:

– Не хотите ли вы еще поесть? Я купила свежую салями! Я могу выделить вам кусочек по льготной цене!

Себастьяно, помедлив, отстранился от меня и крикнул вниз через плечо:

– Мы сами о себе позаботимся, спасибо! Кроме того, мы немедленно съезжаем!

Я шумно выдохнула. У меня задрожали колени.

– Это самые прекрасные слова, которые я когда-либо от тебя слышала.

Он улыбнулся.

– Правда? А я думал, тебе понравилось, как я сделал комплимент твоим золотым волосам.

Я невольно рассмеялась, хотя еще нетвердо держалась на ногах после поцелуя. Я поспешно надела наименее грязную гамурру поверх нижнего белья, а затем всунула ноги в ботинки. Попыталась причесаться, но быстро отказалась от этой затеи. Волосы были просто слишком запутаны. Завтра утром я вымою их по меньшей мере пять раз, а затем вылью на них двойную порцию кондиционера. А потом побыстрее забуду, в каком состоянии они находились последние недели.

– Итак, готово, – сказала я. – Как по мне, можно двигаться в путь! – Я неуверенно посмотрела на него. – Ты ведь пойдешь со мной, или нет?

– Конечно. Я привез тебя сюда, так что я доставлю тебя обратно.

Я почувствовала облегчение.

– Тогда все в порядке.

На самом деле я твердо решила в это поверить. Пока что я запретила себе думать о том, как мы с Себастьяно будем общаться после моего возвращения. Все как-нибудь устроится. Совершенно точно. Но до этого нужно было сделать еще несколько важных вещей. Например, помыться. Позавтракать в отеле с мамой и папой. Тост с «Нутеллой», булочка с мармеладом. Какао. Апельсиновый сок. И, в конце концов, шоколад и мороженое, пока мне не поплохеет.

Себастьяно осмотрелся по сторонам.

– Все эти вещи мы оставим здесь, тебе они больше не понадобятся.

– О! Подожди.

Я поспешно вытащила маску из своего сундука.

– Я возьму ее с собой.

Я сунула ее в свою поясную сумку, где уже хранились оставшиеся у меня пара монет и подаренная Якопо фигурка святого.

– Ты потеряешь ее на обратном пути, – слова Себастьяно заставили меня задуматься.

– Тогда, по крайней мере, она не попадет в руки к Альвису.

– Как ты до этого додумалась?

– Он хотел узнать, где я ее храню.

Себастьяно повернулся ко мне:

– Что? Ты его видела? Когда?

Я прислушалась, не шумит ли кто внизу, а затем шепотом рассказала ему о своей встрече с Альвисом и Доротеей рядом со строящимся палаццо Тассини.

Он молча выслушал меня. Его лицо становилось все мрачнее. Когда я закончила, он выглядел так свирепо, что почти пугал меня.

– Этот парень еще пожалеет, что появился на свет, – сказал Себастьяно. – Об этом я позабочусь лично. – Его голос прозвучал хладнокровно, но одновременно в нем слышалась смертельная решительность. Если бы Альвис сейчас случайно оказался поблизости, он точно отказался бы от борьбы.

Меня встревожила мысль, что Себастьяно в конце концов снова встретится с кинжалом Альвиса. С другой стороны, мне показалось, что он хотел напасть на Альвиса ради меня. Слово «Страж» приобрело для меня совершенно новое, реальное значение.

Как бы то ни было, я была рада, что мне не нужно больше бояться. А еще я радовалась тому, что наконец-то отправляюсь домой.

Монна Фаустина поджидала нас внизу, скорчив жалобную мину. Она объяснила, что мы должны заплатить еще и квартплату за следующую неделю, потому что наш отъезд оказался таким неожиданным.

– Если бы я знала, что вы уедете прямо сейчас, я бы уже нашла новых жильцов.

– Мы оплатим один дополнительный день, но только из вежливости, – заявила я. – И еще нам нужен хороший кусок сыра. Разумеется, свежего, а не того, который остался с прошлой недели. – Я заметила удивленный взгляд Себастьяно и откашлялась. – Я не ужинала.

– Вы меня разорите! – возмутилась монна Фаустина, хотя это не помешало ей достать то, что мы попросили, и проворно схватить и припрятать в кошелек монеты, которые протянул ей Себастьяно.

– А что с вашими вещами, вы берете их с собой? – спросила она.

– Они нам больше не нужны, – сказал Себастьяно.

После этого монна Фаустина принялась прощаться с нами намного дружелюбнее, чем можно было бы ожидать от нее при нормальных обстоятельствах. Мне даже показалось, что я разглядела в ее лице намек на улыбку, когда мы уже уходили.

– В одном я уверена, – сказала я, когда мы вышли на улицу, откусывая сыр и хлеб, – эта женщина по-настоящему умеет торговаться.

– Ты тоже, – с улыбкой сказал Себастьяно.

– В эти времена одинокой женщине ничего другого не остается, – объяснила я. Сначала я хотела лишь пошутить, но только произнеся эти слова, осознала, насколько они попали в точку.

Себастьяно тоже отломил себе кусок хлеба с сыром, потом снова я, так что мы все съели, даже не дойдя до пристани.

Мы забрались в пришвартованную гондолу. Пока Себастьяно искусными движениями вел ее по лабиринту ночных каналов, я сидела на скамье и украдкой смотрела на него. Его было видно не особенно хорошо, потому что свеча находилась на другом конце лодки. Факелы и фонари, которые горели на берегах канала, давали лишь немного света. И все же от меня не ускользала ни одна деталь его облика. Его угрюмое лицо, очертания могучих плеч, контуры ног. Я даже видела слабые искры в его глазах и спрашивала себя, о чем он думает, раз за разом погружая весло в воду и глядя в темноту у меня над головой.

Размышлял ли он о том, как вызволить Барта из тюрьмы и выяснить, что случилось с Тревизаном и Клариссой? Как ему перехитрить Альвиса и окончательно победить его?

На месте Себастьяно я бы не смогла думать ни о чем другом и вся бы взмокла от страха. Но я была не на его месте, я была лишь девушкой, которая случайно оказалась в прошлом. Я внесла свой вклад в историю и спасла человека, который оказался в центре событий. Я достаточно вынесла и достаточно рисковала. Следовательно, я имею право вернуться домой и зажить своей жизнью.

Я никак не могла понять, откуда взялось это странное чувство. Почти что угрызения совести. Хотя это, конечно, совершенно невероятно – ведь на то не было никаких разумных оснований. Ни единого.

Я решительно распрямила плечи и упрямо смотрела вперед, пока на берегу не показался дом куртизанок.

Себастьяно пришвартовал гондолу к одному из столбов, а я выбралась на набережную и подождала, пока он не поднимется следом. Мы не произнесли ни слова, идя к воротам. Громче, чем необходимо, Себастьяно постучал в дверь. Нам открыла сама Мариетта.

– Наконец-то, вот и вы! – Несмотря на поздний час, она выглядела блестяще и, прежде всего, приятно пахла. Ни намека на грязь. В качестве приветствия она обняла меня и поцеловала в щеку. При этом она ни разу не наморщила нос, что я высоко оценила.

– Я приказала приготовить для вас ванну и принесла свежую одежду.

– Это офигительно! – воодушевленно воскликнула я. Прозвучало более похоже на «Что за непомерное благодеяние с вашей стороны!» – но, так или иначе, я высказалась от чистого сердца. Помедлив, я взглянула на Себастьяно.

– Значит ли это, я не знаю…

– У нас еще достаточно времени, – перебил он меня.

– И в доме нет посторонних мужчин, – сказала Мариетта. – Сегодня ночью нет никакого праздника.

– О, это… В этом не было никакой необходимости, – сказала я.

– Она отменила его не из-за тебя, – сообщил мне Себастьяно. – А потому, что сегодня воскресенье.

– В этот день мои девочки и я свободны, потому что так положено, – добавила Мариетта.

Я смущенно кивнула. Я вовсе не хотела об этом знать в таких подробностях.

Служанка провела меня на верхний этаж, в ту же комнату с кроватью под балдахином, где я уже однажды переночевала. После тоскливых недель на чердаке монны Фаустины эта роскошь просто поразила меня. В камине уютно горел огонь, а перед ним стояла внушительная лохань для мытья, наполненная водой, от которой шел пар. До меня донесся какой-то соблазнительный восточный запах. Кто-то решил хорошо позаботиться обо мне и добавил в воду для мытья парфюм.

Служанка предложила помочь мне раздеться и помыться, но я снова объяснила ей, что справлюсь сама. Как только она покинула комнату, я заперлась на засов. Затем я разделась как можно быстрее. Сбросив на пол пропотевшие и перепачканные вещи, я забралась в лохань и невольно застонала – не только потому, что вода была очень горячей, но и потому, что это было невероятно приятно. Учитывая, что я всю неделю мечтала о нормальном душе, теперь мне следовало признать, что и настоящей горячей ванной тоже не стоит пренебрегать. Точнее говоря, пренебрегать ею было бы совершенным безумием. Пожалуй, даже лучше душа.

Я вздохнула и соскользнула поглубже в лохань, позволив себе немного насладиться теплом и приятным запахом.

Рядом стоял столик с чистыми полотенцами и мыльницей. Мыло пахло весенними цветами и многообещающе пенилось, когда я принялась оттирать им кожу и волосы. Без сомнений, после этой процедуры я почувствую себя так свежо, как уже давно не чувствовала.

Я несколько раз погрузилась под воду и смыла с себя пену, а затем повторила процедуру еще раз, потому что она была весьма приятной. После этого я отчетливо поняла: теперь я всегда буду рассматривать мытье головы не как вынужденную надоедливую необходимость, а как настоящую привилегию. Когда я следующий раз получу карманные деньги, я куплю себе десять разных шампуней и буду использовать их один за другим. Часами. По-настоящему наслаждаясь этим.

Я еще некоторое время сидела в слегка помутневшей воде и мечтала о доме. Через некоторое время вода немного остыла, а в мои мечтания просочились недобрые мысли. Например, о том, что я вернусь в Германию вместе с родителями и, возможно, больше никогда не увижу Себастьяно. Представлять это было по-настоящему больно, так что я быстро прогнала мысли прочь. Затем я выбралась из ванны, немного расплескав воду, и энергично вытерлась насухо лежащим наготове полотенцем. На комоде я нашла и другие предметы гигиены, в том числе расческу и разнообразные горшочки. В одном из них оказалось что-то вроде лосьона для тела, по крайней мере, у него был подходящий запах, так что я щедро натерла им руки. С помощью расчески я распутала волосы, которые после ванны стали удивительно чистыми, но, к сожалению, остались такими же свалявшимися. Мне понадобилось немало времени, чтобы справиться с колтунами. Наконец, я принялась заплетать косу, вспоминая о том, как мыла голову вместе с Клариссой.

Внезапно я ощутила еще один укол совести, потому что я вовсю наслаждалась ванной, даже не думая о том, где же сейчас Кларисса. Альвис сказал, что она еще должна сослужить ему хорошую службу, как и Тревизан. Какие убийственные планы вынашивал он насчет этих двоих? Определенно эти планы не обещают нам ничего хорошего.

Я сразу же торопливо оделась. Должен же быть способ одолеть Альвиса! И, прежде всего, освободить Клариссу, Барта и Тревизана!

Горя от нетерпения и желания обсудить все это с Себастьяно, я чуть было не схватила вонючие тряпки, которые сбросила на пол рядом с ванной. Только сейчас – как раз вовремя – я заметила обещанную свежую одежду, разложенную на кровати, – пахнущее свежестью нижнее белье как раз подходящей длины, одеяние из синего шелка со шнурами с золотой нитью и тонкие чулки, которые нужно было закрепить лентами выше колена.

В отличие от моего первого появления в этой комнате, на этот раз я без раздумий надела предложенные вещи. Ношеную одежду я оставила лежать на полу. Я прихватила только пояс, потому что на нем по-прежнему висела моя сумка.

Я быстро оглядела себя в зеркале и решила, что в моде эпохи Ренессанса, пожалуй, что-то есть. В такой одежде женщина может выглядеть весьма симпатично. Сначала все это казалось мне очень старомодным, но постепенно я оценила фасон струящихся шелковых одеяний в сочетании с белым нижним платьем. Так или иначе, все это скоро останется в прошлом. Завтра я снова буду расхаживать в джинсах и футболке, а когда я захочу сказать слово «айпод», оно прозвучит так, как надо, вне зависимости от того, кто меня слышит.

Бросив последний взгляд на зеркало в золотой раме, я отправилась на поиски Себастьяно. Мне не пришлось долго его искать, потому что из портего доносился его голос. Себастьяно был в помещении поменьше, рядом с большим залом. Сквозь прикрытую дверь я отчетливо слышала, что он говорит. Я невольно остановилась.

– Если бы мы только знали, что он хочет с ними сделать!

– В любом случае она ему еще нужна, иначе бы он не оставил в живых их обеих.

Это говорил Хосе.

– Мы должны вызволить Клариссу оттуда как можно быстрее! Зачем ждать, если мы можем осуществить это немедленно?

Это был Барт! Его выпустили из тюрьмы!

Недолго думая, я распахнула дверь и ворвалась в комнату.

– Бартоломео! Ты снова здесь!

Барт поднял на меня взгляд и улыбнулся. Вместе с Себастьяно и Хосе он сидел перед камином. С первого взгляда казалось, что он хорошо перенес заключение, но, присмотревшись внимательнее, я заметила, что он сильно похудел. Похоже, ему там давали не слишком много еды. Потом я заметила припухлости у него на лбу – видимо, следы от удара подсвечником. Над бровью виднелся переливающийся всеми цветами синяк вокруг рваной раны, которая только начала заживать. Но, несмотря на это, он, похоже, хорошо себя чувствовал. Он даже недавно побрился, что я посчитала хорошим знаком.

Я широко улыбнулась ему.

– Значит, старику Якопо все-таки удалось этого добиться!

– Якопо? – спросил Барт.

Себастьяно откашлялся и с кислым выражением лица добавил:

– Я не хотел бы выглядеть мелочным, но за его освобождение благодарить нужно меня.

Я потрясенно уставилась на него.

– Правда? Как тебе это удалось?

– С помощью золотых монет можно добиться почти чего угодно, – сказал Хосе. – К счастью, их в нашем распоряжении предостаточно. В конце концов, должна быть какая-то польза от наблюдения за историческими ценностями. – Он улыбнулся и прищурил здоровый глаз. – Кстати, я восхищен вашим сообщением. Я был в высшей степени удивлен, когда его увидел.

– Какое сообщение? – спросил Барт.

Я открыла рот, чтобы объяснить ему, но мне не удалось ничего выговорить.

– Я не могу этого тебе рассказать, – с некоторой растерянностью сказала я.

– Барьер, – пояснил Себастьяно.

Сначала Барт будто рассердился, но потом, смирившись, пожал плечами.

– Никто мне ничего не говорит. Как обычно. Я считаю, что будет опасно и дальше сидеть тут и ждать, пока Тревизан и Кларисса находятся во власти Малипьеро. Мы знаем, где он держит ее взаперти, так что мы должны…

– Вы знаете это? – растерянно сказала я. – Где же они?

– В доме в Джудекке, – сообщил Хосе.

– Но почему вы тогда еще не…

Себастьяно перебил меня:

– Мы знаем, когда наступит решающий час. Пока что мы должны ждать, потому что до этого времени мы ничего не сможем предпринять.

– Когда же это? – спросила я.

– На рассвете, – сказал Себастьяно. – А пока мы можем доставить тебя домой. После мы сразу же поплывем к Джудекке.

– Но Малипьеро не дадут легко застать себя врасплох, – вставила я. – Они наверняка поставили стражу!

– В решающий час это не играет никакой роли, – сказал Хосе.

– Что же это значит? – спросила я. Мне становилось плохо от мысли, что Себастьяно должен будет выступить против превосходящих сил, и на его стороне будет лишь одноглазый старик-испанец и Барт, который еще не оправился после тюрьмы.

– В решающий час все зависит лишь от того, о чем было известно заранее, – ответил Хосе на мой вопрос.

Если это и было объяснение, я в нем ничего не поняла.

– Верно, – продолжил Себастьяно, который, кажется, заметил, что я не поняла абсолютно ничего. – Но важно, чтобы мы оказались в нужное время в нужном месте. Судьба указала, что мы должны быть там. Все остальное проявится после. Мы сделаем то, что должны, – или погибнем.

Под словом «судьба» он имел в виду «зеркало», я догадалась об этом по тому, как он слегка замешкался, произнося это слово. Барьер действовал, потому что рядом был Барт.

– Но не помешает нанять пару крепких мужчин, которые поддержат нас, если дело дойдет до драки!

Хосе покачал головой.

– С нами не должно быть чужих людей.

Я недоверчиво переводила взгляд с него на Себастьяно. Разве они не понимают, что сами лезут на рожон? Проклятое зеркало показало им, что они рискнут в одиночку войти в логово льва, и потому они собираются так и сделать! Но разве это не глупо? Почему они не могут просто проигнорировать зеркало и сделать по-своему?

– Не получится, – сказал Себастьяно. Он наблюдал за мной и поэтому, как это уже не раз случалось, угадал, о чем я думаю. Похоже, мои мысли без труда читались на моем лице.

– Можно по крайней мере попытаться, – упрямо сказала я.

Хосе усмехнулся. Его исчерченное старческими морщинами лицо приняло веселое выражение.

– Многие уже пытались пойти против предопределенной судьбы, бесчисленное множество раз. Послушай старого человека, милое дитя, из этого ничего не выйдет.

– Если вы все так хорошо понимаете – почему вы тогда не знаете, чем все кончится?

– Потому что время, которое наступит после решающего часа, скрыто во тьме, – туманно ответил он.

– Оно проявится только после того, как все будет кончено, – добавил Себастьяно.

– Ты можешь погибнуть!

– Конечно могу.

«Я не согласна!» – едва не выкрикнула я, но вместо этого плюхнулась на свободное кресло и уставилась в огонь. Над нами повисло жутковатое молчание.

Только чтобы что-то сказать, я выпалила первый пришедший в голову вопрос:

– А сколько сейчас времени?

– Только что позвонили к утрене, – сказал Барт.

Другими словами, недавно был час ночи.

– Если хочешь, можешь поспать еще часок, – предложил Себастьяно. – Или что-нибудь съесть.

– Я не устала. И не голодна.

– А я – напротив. Если чутье меня не обманывает, от ужина еще осталось жаркое. Я пойду загляну в кухню, – сказал Хосе.

Следом встал и Барт.

– Я бы тоже перехватил кусочек. В тюрьме кормили только объедками. – Он подмигнул мне. – Увидимся после. Конечно, мы еще попрощаемся перед твоим отбытием.

Вместе с Хосе он вышел из комнаты, и мы с Себастьяно остались наедине.

Я осторожно избегала его взгляда. Но из-за этого мои глаза обратились на роскошную кровать с резными столбиками, которая возвышалась у него за спиной и, без сомнения, предназначалась для того, что происходило здесь в остальные дни, кроме воскресенья. Внезапно мне стало трудно дышать.

– Ты выглядишь очень мило, – сказал Себастьяно.

– Ну… это после мытья. – Я по-прежнему смотрела в пол, это было надежнее всего.

– Анна, – Себастьяно встал с кресла и подошел ко мне. – Мне будет тебя не хватать, когда ты вернешься в свое время. – Он присел передо мной, так что его лицо оказалось на одной высоте с моим. – Ты не против, если мы встретимся позже?

Теперь я, конечно, подняла взгляд на него.

– Да, конечно, в любом случае! – выпалила я, и мой голос прозвучал так восторженно, что мне самой стало неприятно. Но я не могла говорить иначе, потому что Себастьяно был слишком важен для меня.

– Я могу дать тебе свой мобильный номер, если захочешь, – решительно сказала я. – И в «Фейсбуке» я тоже есть! – Я примолкла, потому что мне показалось смешным в этой обстановке и в этой одежде говорить о мобильниках и «Фейсбуке», но в то же время с этими словами ко мне вернулась часть моего привычного мира, по которому я так тосковала.

– Мы найдем друг друга, – сказал он. Его глаза светились все той же невероятной синевой, а его улыбка повергла меня в полное смятение чувств. Я больше не могла ясно мыслить. Только одно я точно знала: я хочу, чтобы он поцеловал меня снова.

Он наклонился и обнял меня. Внезапно оказалось, что мы сидим рядом на кресле. В одно мгновение последние остатки моего рассудка улетучились, и я растворилась в нирване. А потом наши губы соприкоснулись, и мы страстно поцеловались. Мое сердце колотилось как сумасшедшее, и на несколько секунд я всерьез испугалась, что могу отключиться и пропустить самое лучшее, но потом я все-таки осталась в сознании и ответила на поцелуй Себастьяно, с полной уверенностью, что за всю жизнь я никогда еще не переживала ничего столь же чудесного.

Мне показалось, что я сейчас лопну от непомерного счастья. Вдруг снизу послышался сильный грохот, и мы подпрыгнули на месте.

– Что… – пролепетала я.

На лице Себастьяно отразилось беспокойство.

– Это одна из аркебуз.

– Что такое аркебуза?

– Ружье. Я сказал Бартоломео, чтобы он их зарядил.

– Вы хотите взять оружие?

– И немало, – сказал Себастьяно. – Помимо обычного. Мечи, кинжалы, а я еще возьму арбалет. – Он встал и подошел к двери. – Проверю, все ли в порядке.

– Подожди. То есть ты хочешь сказать, что вы собираетесь ввязаться в бой?

Он остановился у двери.

– Конечно же. Или ты думаешь, мы настолько наивны, чтобы доверчиво заявиться туда без оружия, чтобы Малипьеро прикончили нас?

– А что же мне думать, если оказалось, что вам нельзя взять с собой еще людей для поддержки? – Я с любопытством посмотрела на него. – Вы видели в зеркале, что появитесь там втроем? В решающий час?

Себастьяно кивнул, и я мрачно осознала, что он был совсем не уверен в победе.

Я сглотнула и решилась задать вопрос, который занимал меня сильнее всего:

– Но зеркало ведь показало вам, что это совершенно самоубийственная миссия, или как?

Прежде чем он успел ответить, мне в голову пришла еще одна пугающая мысль.

– Альвис и тот тип, который организует для него путешествия во времени – у них явно тоже есть зеркало! Тогда они уже знают, что вы придете! И о том, сколько вас будет, и какое оружие вы возьмете с собой! Они даже знают точное время! Им нужно будет только оказаться в нужном месте и подождать, пока вы появитесь!

– Зеркало показало, что мы беспрепятственно проникнем в дом.

Я больше ничего не понимала.

– Но они тоже должны были это увидеть! Или ваше зеркало показывает вам не то, что им?

– Не совсем, – сказал Себастьяно. – Оно может показать все под другим углом.

– То есть, например, под таким углом, что ваше прибытие туда остается совершенно невидимым?

Себастьяно кивнул.

– Можно сказать и так.

– Но чисто теоретически может оказаться, что в доме вас ждет засада, – не уступала я. – С десятком хорошо вооруженных убийц!

– Такое трудно предположить, – возразил Себастьяно. – Потому что их возможности ограничены так же, как и наши: они не могут призвать кого-то на помощь – лишь отдавать указания тем, кого им показывает зеркало. Эта часть будущего, так сказать, четко предопределена. Но дальше судьба будет развиваться непредсказуемо.

– В решающий час, – сказала я, хотя теперь понимала еще меньше, чем раньше. Я даже думать не хотела о том, что зеркало Альвиса могло показать ему целую толпу вооруженных сообщников, и тогда его победа окажется бесспорной.

Себастьяно уже хотел открыть дверь, но тут в комнату ворвался Барт. Его лицо и рубашка были перепачканы сажей. Только глаза и зубы сверкали белым.

– У каких криворуких идиотов ты покупал порох? – спросил он. – У него неправильный состав. Аркебуза выстрелила сама собой! Половина водного зала чуть не взлетела на воздух!

– Там должен быть еще и другой порох, – сказал Себастьяно. Он быстро повернулся ко мне. – Я пойду вниз. Когда мы с этим разберемся, я тебя заберу.

Но я уже встала и подошла к двери.

– Я пойду с вами.

– Это будет довольно скучно.

Если он рядом, мне никогда не будет скучно. Но этого я не стала говорить вслух, просто произнесла:

– Я всегда хотела посмотреть, как заряжают аркебузы.

На самом деле в наблюдении за тем, как заряжают аркебузы, не оказалось ничего особенно волнующего. Это были тяжелые ружья с грубо отесанными прикладами и длинными металлическими стволами, а чтобы стрелять, нужны были приспособления вроде тех, с помощью которых мы дома разжигали камин. По крайней мере, теперь я узнала, как сложно в пятнадцатом веке было зарядить ружье. Не говоря уже о том, что оружейный порох ужасно вонял (запах напоминал о сгоревших петардах). Похоже, в этом столетии без докучливых запахов не обойтись.

Мужчины зарядили ружья и сложили их в ящик. Размышляя, не подготавливают ли в этот момент и Малипьеро заряженные ружья, я огляделась по сторонам. От галереи наверх шли ступеньки. Часть зала нависала над водой, так что лодки могли заплывать прямо в дом. Посмотрев вниз через перила, я увидела внизу гондолу. Она была покрыта тканью, но край все-таки выглядывал, и я заметила, что она сделана из огненно-красного дерева.

Возможно, мне просто показалось, но в какой-то момент я была уверена, что ощущаю особенную магию этой лодки. Закрыв глаза, я представила, что уже вижу сверкающее сияние, в котором этот мир прошлого вскоре растворится и исчезнет.

И вот время пришло. Хосе спустился по лестнице к воде и убрал тент с гондолы.

– Можно отправляться в путь, – дружелюбно сказал он мне.

Конечно, я ожидала этого момента, но все равно почувствовала, будто меня застали врасплох. Я беспомощно взглянула на Бартоломео. Настало время прощаться! Я ощутила непреодолимое желание расплакаться. Я едва сдерживала слезы.

Я стояла перед Бартом, опустив голову.

– До свидания, – тихо сказала я.

– Скорее всего, нет, – мягко сказал он. Немного помолчав, он сделал шаг вперед и взял меня за руку. – Ты – смелая девочка. Я никогда тебя не забуду.

– Я тебя тоже. – Теперь я все-таки расплакалась. – Огромное спасибо за все, – всхлипнула я.

– Тебе спасибо.

– И передай привет Клариссе, слышишь? Скажи ей, что я всегда буду вспоминать о ней! И что я от всей души желаю ей счастья! Я желаю этого вам обоим!

Он отпустил мою руку, отвернулся и склонил голову.

– Тебе пора идти.

Я поспешно вытерла слезы, заметив краем глаза, что моя рука теперь тоже измазана сажей. На прекрасном чистом платье осталась пара пятен. Но какое это теперь имеет значение.

Себастьяно и Хосе уже сели в гондолу.

– Мы вернем Анну, а потом снова приплывем сюда и заберем тебя, – сказал Себастьяно Барту.

Хосе оттолкнул гондолу от ступеней, направляя ее к водным воротам. Пока Себастьяно открывал решетчатые заслонки, на галерее появилась Мариетта.

– Похоже, я проснулась как раз вовремя! – крикнула она. Нахмурившись, она посмотрела на меня. – Слишком холодно, чтобы отправляться в путь без накидки!

– Со мной все будет в порядке, – крикнула я в ответ. Было и правда холодно, я бы даже назвала воздух ледяным, но мне казалось, что нет необходимости тратить хорошую одежду ради такого небольшого отрезка пути. Я лишь накинула на плечи шаль, рассчитывая, что окажусь в будущем в своей современной одежде.

Хотя было заметно, что Мариетта только проснулась, она выглядела прекрасно как никогда. На ней была шелковая ночная рубашка, слегка прозрачная, и со своими длинными черными волосами она выглядела эротично, как изысканная фея, хотя впервые меня совершенно не беспокоила ее превосходная внешность.

– Спасибо за все, – крикнула я на прощание. – В первую очередь, за чудесные платья!

Гондола проскользнула в ворота и выплыла в канал. Бартоломео и Мариетта исчезли из вида.

Я героически подавила последний всхлип и, выпрямившись, села на скамью.

Себастьяно тем временем повесил фонарь на носу лодки, а Хосе на корме управлялся с веслом.

Мы почти не говорили, потому что у нас оставалось лишь немного времени. Себастьяно только-только присел рядом со мной, а мы уже приближались к месту, где я упала в воду во время Исторической регаты. Когда я думала об этом, мне казалось, будто уже прошел год, хотя на самом деле миновало лишь четыре недели.

– Мы почти на месте, – сказал Хосе. – В свете лодочного фонаря его лицо с повязкой на глазу выглядело так, будто он явился из какой-то легенды, чтобы составить компанию смертным. А если это и правда так? – внезапно пришло мне в голову. Может, он на самом деле родом из какой-то неизученной эпохи, населенной богами и мифическими созданиями. Как и старая Эсперанца. Может, она – его спутница из этого далекого, неизвестного мира.

Я невольно положила руку на висящую у меня на поясе сумку, ощутив очертания маски кошки и маленькой фигурки святого – талисмана, изображавшего святого Себастьяна.

– Пора, – сказал Себастьяно. Он сел рядом со мной и обнял меня. Я вцепилась в него. Внезапно меня охватил ужас. Что, если он не переживет решающий час, и мы никогда больше не встретимся?

– Я не хочу обратно, – вырвалось у меня.

– Что? – спросил он.

– Я хочу остаться здесь. С тобой. Отправиться с тобой в Джудекку. Ты сможешь показать мне, как обращаться с этими аркебузами.

Над бортом лодки начала проявляться серебристая линия.

– Нет! – крикнула я. – Разреши мне пойти с тобой! У меня будет чесаться шея, предупреждая об опасности! Я смогу вас вовремя предупредить!

– Так нельзя, Анна. – Он прижался своим лбом к моему. В его словах прозвучало сожаление, но ничего уже было не изменить. Серебристая полоса быстро расширялась, разгораясь ослепительным светом. Стало холодно, а потом еще холоднее. Мир вокруг меня начал раскачиваться. Темные контуры домов по обе стороны Гранд-канала расплывались. Свет факелов на берегах исчез, уступив место серебристому сиянию.

Я уже сожалела о происходящем, но свет заполнял все вокруг – а потом раздался грохот. И в следующее мгновение мир погрузился в темноту.

Придя в себя, я не поверила своим глазам. Я рассчитывала на что угодно, но не на это. Себастьяно сказал, что я должна появиться в Венеции посреди дня, точнее говоря, в 2009 году, в день Исторической регаты. Еще точнее: в тот же самый момент, из которого я исчезла, отправившись в прошлое.

Но теперь мне казалось, что все пошло совсем не по плану. Гондолы нигде не было видно, не говоря уже о Хосе и Себастьяно.

Я была одна-одинешенька. И проблема заключалась не только в этом: я находилась в совершенно незнакомом месте. Я сидела на какой-то каменистой насыпи, посреди руин. Куда бы я ни посмотрела, повсюду виднелись лишь унылые полуразрушенные стены. До рассвета оставалось еще немного времени, но заходящая полная луна давала достаточно бледного света, чтобы я смогла понять, насколько беспредельно тоскливо выглядит все вокруг. Ничего, кроме руин, насколько хватало глаз. Безлюдная пустыня.

В некотором отдалении что-то журчало, будто канал, и, присмотревшись повнимательнее, я заметила, что тут и там виднеется темная поверхность воды, по берегам которой растет осока.

– Боже правый! – воскликнула я, тут же осознав, что случилось. Я и правда оказалась в Венеции, но это был уже не тот город, который я знала. То, что мы пытались предотвратить, все-таки случилось. Альвис изменил ход времени. Он убил Тревизана, и будущее пошло по другому пути. Будущее, в котором враги сровняли Венецию с землей.

Решающий час принес победу Альвису. Себастьяно… может быть, его больше нет в живых. Ни в будущем, ни где-либо еще. И меня ждет та же судьба. Вдруг мне отчетливо вспомнились слова Себастьяно: «Случается, что путешественник просто исчезает…»

Возможно, это просто вопрос нескольких мгновений, а потом Время заметит, что тут сидит кто-то, не вписывающийся в ландшафт, и – пфф! – я исчезну. Навсегда.

Я распрямилась так поспешно, что сорвала ноготь. Не обращая на это внимания, я всматривалась в сумерки, словно где-то рядом в следующую секунду могла возникнуть дыра во времени, которая засосет меня в безвозвратное ничто.

Меня охватила паника. Я с трудом вдыхала ледяной утренний воздух и была близка к тому, чтобы закричать от ужаса. Но как бы долго и громко я ни звала на помощь – здесь меня никто не услышит, потому что лагуна была полностью покинута людьми.

В ужасе я едва не упустила из виду, что неподалеку появился источник света, которого раньше не было. И он был действительно очень близко. Я взволнованно осмотрелась, но через несколько секунд поняла, что свет исходит от меня. Точнее, от мешочка на моем поясе. Как будто в нем горела лампа, испускающая белый свет. Внезапно сверкающий луч вырвался из сумки и образовал светящуюся линию, которая стала расти и расширяться вокруг меня.

– Это маска кошки! – осенило меня. Тонкая линия уже полностью окружила меня, и наряду с ледяным холодом я ощутила уже знакомую дрожь. За ней последовал и грохот, а с ним пришла тьма.

Я снова пришла в себя, следовательно, я не провалилась в черную дыру. И я больше не находилась среди руин – я поняла это еще до того, как поднялась на ноги. Было немного светлее, чем раньше, так что я сразу поняла, куда меня забросило: на ту же улицу, где я оказывалась дважды. Она выглядела точно так же, как в последний раз, ошибки быть не могло. Я снова вернулась в прошлое!

Недолгое путешествие в ужасное альтернативное будущее казалось мне дурным сном. Может, это и правда был сон? Но тут я заметила свой сорванный ноготь. И пыль с насыпи, приставшую к пальцам и платью.

Я осмотрела свою поясную сумку, но она выглядела совершенно безобидно. И все же содержимое этой с виду непримечательной вещи спасло мне жизнь! Я преисполнилась искренней благодарности. Как хорошо, что я взяла с собой маску! Это был второй шанс. Знак судьбы, что я, возможно, еще смогу что-то изменить в решающий час.

Если время здесь идет как обычно – а судя по всему, это было именно так, – Себастьяно и остальные сейчас уже на пути в Джудекку. Возможно, они даже прибыли туда. Так что, если я хочу что-то предпринять, чтобы предотвратить грозящие нам события, это нужно сделать быстро.

Не медля больше ни секунды, я пустилась бежать.

Когда я добралась до дома куртизанок, колокола уже прозвонили прим. К утренним сумеркам примешивались первые отсветы дня. Я заколотила в двери и с облегчением увидела, что служанка открывает мне. Услышав мои взволнованные просьбы, она убежала, чтобы привести Мариетту.

– Мне нужна лодка и адрес дома Малипьеро в Джудекке, – запыхавшись, начала я.

В одном Мариетте было не отказать: она никогда не занимала драгоценное время вопросами. Она просто послала своего слугу отвязывать гондолу и приказала служанке принести две теплых накидки – одну для нее, а другую – для меня.

– Не понимаю, как ты можешь ходить по холоду в таком виде, – упрекнула она меня, пока лодочник отчаливал и плавно выводил гондолу в канал. – Почему ты вообще вернулась? Я думала, Себастьяно хочет отвести тебя на корабль, который доставит тебя домой!

– Ну да, он это и сделал, но корабль… кхм, он не смог выйти в море. А потом я узнала, что Себастьяно… что он в опасности! – Я не знала, сколько я смогу сказать, прежде чем барьер преградит путь моим словам, так что просто испытала удачу. – Малипьеро похитили Тревизана и Клариссу. Себастьяно, Хосе и Бартоломео хотят их освободить.

– Я знаю, – сказала Мариетта. – Я даже предложила послать с ними пару крепких мужчин, но они отказались.

Я озадаченно посмотрела на нее.

– Ты ведь знаешь и о том, что Альвис… хотел убить Тревизана и изменить будущее, – так должна была прозвучать эта фраза, но мне не удалось ее выговорить. Значит, Мариетта посвящена в тайну лишь отчасти. Тем больше я должна быть ей благодарна за то, что она так охотно нам помогает.

Впрочем, она явно была бы более сдержанна в своем желании нам помочь, если бы знала, что Альвис готов идти по трупам – включая ее саму, если понадобится! Я не имела права вот так подставлять ее под удар.

– Если ты скажешь мне, где нужный дом, я могу добраться туда и одна, – предложила я. – Гондольер просто высадит меня там, тебе вовсе не обязательно лично заботиться об этом.

– Глупости, – отрезала Мариетта. – Я никогда бы не отпустила тебя туда без защиты. Я знаю Альвиса. Я знаю, как он бывает неразборчив в средствах. Недавно он поранил лицо одной из моих девочек только потому, что она отказалась участвовать в его садистских постельных забавах. С тех пор ему запрещено входить в мой дом. Он не только враг Себастьяно, но и мой враг.

Теперь я лучше понимала ее мотивы и больше не убеждала отпустить меня одну. В любом случае, если она будет рядом, это даст нам некоторое преимущество. Например, если придется перевязывать раны.

Гондола выскользнула на широкую водную магистраль, которая отделяла Джудекку от остальных районов Венеции. Ветер стал ощутимо холодным, и я замерзала, несмотря на теплую накидку. То и дело мне в лицо летела водяная пыль, отчего нос и щеки стыли особенно сильно.

Вскоре из серой мути перед нами выступил берег. На нем я увидела не сплошные ряды домов, как в будущем, а отдельные здания, вокруг которых простирались пастбища и сады.

– Вон он, – сказала Мариетта. Она показала на палаццо, похожее на сундук, окруженный садом. На соседней лужайке паслись несколько овец.

У берега стояло много гондол, среди которых была и красная.

– Они уже в доме, – сказала я, чувствуя, как бешено колотится сердце. Наш гондольер причалил. Здание выглядело тихим, словно заброшенным, ставни были задвинуты. Наружу не проникало ни единого проблеска свечи. Стражей нигде не было видно, и вокруг царила тишина. Только блеяли овцы и шумели волны.

– Что-то здесь не так, – сказала Мариетта. Помедлив, она толкнула дверь. – Очень похоже, что здесь никого нет.

К моему удивлению, дверь тут же распахнулась.

Мы заглянули в темный коридор.

– Подожди, – прошептала я, прежде чем Мариетта вошла в дом. – Это может быть засада! Я прислушалась к себе, но не ощутила ни малейшего зуда в шее. И все же нам стоило вооружиться, найти что-то подходящее для самозащиты. На краю овечьего выгона были сложены в кучу заостренные колья длиной с руку. Без лишних размышлений я подошла к ним, взяла два и протянула один Мариетте.

– Вот.

– Это зачем?

– На всякий случай.

Она скептически осмотрела острый кол.

– Ну да. Если запахнет жареным, мы всегда сможем их выбросить, чтобы бежать быстрее. Я лучше положусь на мужскую помощь.

Она махнула гондольеру, призывая его присоединиться к нам, и он, заметно помедлив, сделал это. Опасливо осматриваясь по сторонам, он вместе с нами вошел в коридор. Похоже, он чувствовал себя не в своей тарелке, как и я. Я утешала себя тем, что шея предупредила бы меня об опасности, но как только я об этом подумала, она вдруг зачесалась с такой невероятной силой, что я вскрикнула и схватилась за затылок.

Посреди коридора на полу проявилась светящаяся белым линия.

– Быстро наружу! – крикнула я.

Рядом раздался стук – Мариетта выронила деревянную палку. В ужасе я увидела, как она оседает на пол и остается лежать неподвижно. Рядом с ней, как подрубленный, упал гондольер и замер без движения.

Линия света за несколько секунд расширилась и образовала своего рода пузырь – он рос так быстро, что за этим едва ли можно было уследить, а затем лопнул, рассыпавшись снопом искр. В поле зрения проявились две фигуры. Яркий свет отпечатался на моей сетчатке, и я не сразу смогла разглядеть, кто это. Но затем я услышала голос и поняла, что один из новоприбывших – это Альвис.

– Точно, как в аптеке, – насмешливо сказал он.

Шея чесалась просто убийственно. Сжимая кол обеими руками, я пятилась к двери – и с ужасом услышала, как у меня за спиной со скрипом опустился засов.

– Лучше задержись ненадолго, – сказала Доротея. Должно быть, она подкралась сзади. Ее щеки покраснели от холода и из-за этого стали почти такого же цвета, как ее вьющиеся волосы. Она прислонилась спиной к двери. В руках она держала аркебузу, наставив ствол на меня. – Альвис показал мне, как с ней обращаться, – предупредила она.

Мне не нужно было дополнительных напоминаний, чтобы застыть неподвижно, будто я приросла к месту. Когда дверь захлопнулась, в коридоре стало еще темнее, но света было достаточно, чтобы я смогла узнать второго человека, с которым Альвис путешествовал сквозь время. Он стоял, опираясь на клюку, и улыбался мне.

– Якопо! – потрясенно воскликнула я.

Мне понадобилась лишь доля секунды, чтобы все понять. Именно Якопо был тем неизвестным старейшиной. Главарь банды. Как я вообще могла ей поверить, будто он безобидный, милый старик! Мне стало дурно, когда я подумала о том, что неделями жила с предателями под одной крышей.

Рядом со мной, застонав, пытались подняться на ноги Мариетта и гондольер. Слава богу, они были еще живы!

– А теперь полюбуйтесь! – крикнул Альвис. Открылась боковая дверь, и сквозь нее прошествовали остальные представители семейства Малипьеро. Брат Альвиса и его отец будто только и ждали, когда их позовут. Оба держали мечи наготове и выглядели весьма свирепо.

Альвис показал на Мариетту и лодочника.

– Отведите их к остальным и свяжите. Мы сейчас подойдем.

Мариетту и гондольера поставили на ноги и грубыми пинками подтолкнули в сторону.

Альвис улыбнулся Доротее.

– Пожалуй, оставь нас снова наедине, дорогая.

– Но я бы хотела…

– Меня не волнует, чего ты хочешь, – резко перебил ее Альвис. – Пошла вон. И закрой за собой дверь.

С возмущенным видом Доротея подчинилась и убралась прочь. Проходя мимо, она бросила на меня ядовитый взгляд. Ружье она держала под мышкой. Свободной рукой она отобрала у меня кол и прихватила его с собой в соседнюю комнату. Дверь с грохотом захлопнулась.

Я стояла, словно пригвожденная к месту. Мне даже не приходило в голову сбежать. Да и куда мне было бежать?

Альвис широко улыбнулся.

– Ты прав, – сказал он, обращаясь к Якопо. – Перемещение во времени на короткую дистанцию оказалось наилучшим способом заманить ее в дом. Совершенно никакой опасности, думала она. Когда шея смогла ее предупредить, было уже слишком поздно. – Он повернулся ко мне. – Гениально, не так ли?

– Ага, великолепно, – сказала я. – А где Себастьяно?

– К нему мы перейдем позже, дитя мое, – сказал Якопо. – Сначала мы хотим обсудить с тобой все необходимое, а для этого крайне важно, чтобы никто не подслушивал, иначе у тебя будет пропадать дар речи в самые неподходящие моменты, ты и сама знаешь. – Он оценивающе посмотрел на меня. – Можешь догадаться, зачем ты здесь?

Я выпрямилась, пытаясь выглядеть как можно мужественнее, хотя чувствовала себя ужасно жалкой и дрожала от страха. Шея чесалась настолько сильно, что у меня выступили слезы.

– Альвис уже рассказал мне, что я предположительно должна помочь кого-то убить. Но этого вы можете дожидаться целую вечность.

Он рассмеялся.

– Возможно, ты это уже сделала.

Альвис вмешался.

– Пока достаточно, – сказал он и показал на мой пояс. – Давай сюда, – властно потребовал он.

Я не подчинилась, и он быстрыми шагами подошел ко мне. Я отшатнулась, но он навис надо мной и грубо сорвал мешочек с моего пояса. Распутав завязки, он вытащил маску.

– Ах, вот она! – благоговейно произнес Альвис. Его глаза светились, будто он получил подарок на день рождения. Он торжествующе посмотрел на меня. – Твой мозг величиной с горошину, к сожалению, никогда не поймет, какое сокровище ты мне принесла! – Он прижал маску к своей щеке с таким восторженным видом, что это выглядело почти что глупо.

– Мой мозг размером с горошину прекрасно понимает, что ты ведешь себя как поклонник резиновых изделий, который впервые увидел гидрокостюм.

Мой дерзкий ответ явно испортил ему настроение, потому что он метнул в мою сторону полный ненависти взгляд. И все-таки у меня возникло чувство, что нужно добавить еще, потому что меня вдруг осенило, почему он так себя ведет.

– Я знаю, для чего нужна маска. С ее помощью можно путешествовать во времени. Причем это можно делать самому, без хранителя.

Лицо Альвиса приобрело такое выражение, будто я забивала гвоздь ему в голову. Вот почему он так сходил с ума из-за этой маски!

– Ты совершенно случайно оказалась права, – сказал Альвис. – С ней можно прыгать, куда хочешь и когда хочешь. Это может делать каждый, без посторонней помощи. Нужно только захотеть.

Должно быть, это было правдой, потому со мной это тоже сработало.

– Сейчас она должна исполнить свою задачу, – напомнил Якопо. – Я совершенно точно не буду никого убивать! – крикнула я. Отчаянно пытаясь придумать отвлекающий маневр, я спросила Альвиса:

– Почему ты не забрал себе маску раньше? Например, на празднике у Тревизана. Тогда я была в ней. Ты мог бы легко добыть ее. К сегодняшнему дню ты уже давно стал бы королем. – По глупому стечению обстоятельств тогда я еще ничего не знал о силе маски. – Альвис нахмурился и повернулся к Якопо. – Она права. Я уже давно мог бы обрести могущество. Почему ты не рассказал мне обо всем этом намного раньше?

– Потому что это не относится к предопределенному ходу событий.

– Откуда у тебя эта уверенность? – В голосе Альвиса проскользнули нотки раздражения. Он резко сунул маску в карман своего камзола. – У тебя слишком много секретов от меня, старик. Почему я с таким опозданием узнал о силе маски? Почему ты постоянно убеждал меня, что девчонку нужно обязательно оставить в живых до сегодняшнего дня?

– Она должна быть в живых, потому что зеркало сообщило нам, что она поможет убить врага.

– Оно сказало это тебе, – справедливо заметил Альвис. – Когда ты наблюдал в зеркале это событие, меня рядом не было. Ты старый, может, ты постепенно теряешь зрение.

– Ты хочешь поставить под сомнение силу зеркала? – В это мгновение Якопо, несмотря на свою хромоту и сгорбленную фигуру, показался очень опасным.

– Всех этих идиотов я могу перебить и без помощи девчонки. Я бы уже давно убрал ее с пути, сразу, как только она мне попалась. Мы созвали это… собрание, потому что ты сказал, что его показало зеркало. Но если тебя интересует мое мнение, мы могли бы прекрасно обойтись без него, а с ее участью разобраться при случае где-нибудь еще. – Альвис пристально посмотрел на старика. – Зачем мне вообще нужна эта девчонка? В сущности, мне никто не нужен. Даже ты. И зеркало тоже. Все, что важно лично для меня, я уже в нем увидел. Остальное меня не волнует.

Якопо пожал плечами.

– Тогда тебе угрожает опасность, что все пойдет не по плану, и власть, которую ты уже почти держишь в руках, снова от тебя ускользнет.

Я воспользовалась этой возможностью, чтобы медленно сдвинуться в сторону двери. Там лежал кол, который уронила Мариетта. Если я совершенно незаметно…

Почти небрежно Альвис вытащил кинжал, сделал два широких шага в мою сторону и схватил меня, прежде чем я успела наклониться за колом.

– Не совершай опрометчивых поступков, – сказал Якопо. – Подумай о том, что зеркало еще ни разу не солгало – оно всегда показывает события, которые случатся с наибольшей вероятностью. – Он предостерегающе посмотрел на Альвиса. – Наступит время исполнить предсказание, чтобы все обернулось в нашу сторону.

По Альвису было заметно, что исход разговора ему не по душе.

– Как тебе будет угодно, – холодно сказал он.

Он внезапно распахнул дверь в соседнюю комнату и втащил меня туда. Я пыталась сообразить, какие приемы самообороны подойдут против захвата руки справа, но тут я увидела Себастьяно, и все мысли вылетели у меня из головы.

Он лежал на полу, связанный и с кляпом во рту. У него на виске запеклась кровь, и в какой-то момент я с ужасом подумала, что он мертв. Потом он открыл глаза и ошеломленно посмотрел на меня. Альвис наблюдал за мной, а потом требовательно взглянул на Якопо.

– И что? Кто кого должен убить?

Только теперь я заметила остальных людей, которые находились в комнате. Мой взгляд метался по их лицам. Мариетта и гондольер сидели, прикованные к стене. Рядом с ними лежали Хосе и Бартоломео, оба с кляпами, перетянутые веревками, как посылки, и привязанные друг к другу. Тревизан сидел в углу, тоже с кляпом. Все его лицо было в синих и зеленых синяках от ударов. Он был связан по рукам и ногам и выглядел так, будто переносил лишения не первую неделю.

Доротея удобно устроилась на стуле. Ружье она положила на колени. Судя по всему, происходящее было ей в высшей степени по нраву.

Отец и брат Альвиса стояли у окна и выжидательно смотрели на нас.

Наконец, мой взгляд упал на Клариссу. Как и Доротея, она сидела на стуле – конечно, не связанная. В итоге она оказалась на стороне злодеев. Хотя особенно довольной она тоже не выглядела. Напротив, она была смертельно несчастной. Ее лицо было белым как мел, а длинные светлые волосы рассыпались по плечам.

Альвис кивнул Якопо.

– Дай Анне свой кинжал, чтобы мы могли приступить.

– Ты ненормальный, – сказала я.

Якопо и правда вложил мне в руку свой кинжал, наточенный остро, как скальпель.

– Лучше всего начни с Тревизана, – посоветовал мне Якопо.

– Ты что, всерьез веришь, что она это сделает? – насмешливо выкрикнул Альвис.

– И не говори. – Я быстро подошла к Тревизану, встала у него за спиной и разрезала веревки, стягивающие его руки.

Альвис зарычал от гнева.

– Я знал! За это ты поплатишься жизнью, причем будешь первой! – Выхватив кинжал, он двинулся ко мне, а рядом с ним шли его отец и брат. Я видела, как сверкают их мечи.

Тревизан не мог мне помочь. Хотя теперь его руки были свободны, у него едва хватило силы, чтобы распрямить их, не говоря уже о том, что ноги его по-прежнему были связаны. Но все-таки он попытался броситься на пол и прикрыть меня.

Спасение пришло с неожиданной стороны. Кларисса вскочила и заступила путь Альвису. Из-за этого его брат и отец на мгновение замерли, наблюдая, как Альвис едва заметным движением ударил ее кинжалом. С криком она рухнула к его ногам.

Все трое снова повернулись ко мне и Тревизану. Я приготовилась к смерти и закрыла глаза, как уже делала однажды – потому что не хотела, чтобы лицо Альвиса было последним, что я увижу.

– Ничего не скажешь на прощание, маленькая кошечка? – издевательски произнес он.

– Почему же, – в ярости выкрикнула я. – Катись в ад!

Я напряглась, но удар кинжалом, которого я ждала, никак не происходил. В смятении я снова открыла глаза. Альвис замер, уставившись на свет, который исходил из кармана его камзола, заставляя его гореть, будто фонарь.

– Что. – запинаясь, пробормотала я и услышала, как Якопо произнес:

– Настало тебе время отправиться туда, куда ты чуть не отправил эту девочку. Ты что, думал, что маска всегда помогает тому, кто ею владеет? Нет, она принесет пользу только тому, кто честно ее получил – но никогда тому, кто взял ее силой.

– Помоги мне! – приказал Альвис. Его голос звучал глухо, будто из легких выдавили воздух.

Якопо покачал головой, опираясь на клюку:

– Предсказание исполнилось. Девочка помогла убить врага. Моего врага. Тебя! И именно здесь и сейчас, как было предопределено.

– Этого не может быть, – задыхаясь, произнес Альвис. – Ты подлый обманщик!

– Обманщик здесь ты. Хотел избавиться от меня, сопляк, когда я стал тебе больше не нужен, вот что надумал! Но это была ошибка. Смертельная ошибка. – Якопо лаконично закончил свою речь словами: – Приятно провести время в аду.

Альвис закричал и попытался сунуть руку в карман, но свет становился все ослепительнее и разгорался, пока не окружил Альвиса полностью, так что его лица стало не различить. Наконец, свет снова стал сжиматься, хотя и не так быстро, как до этого разгорался. На миг мне показалось, что я вижу, как Альвис мечется внутри этого яркого пузыря, будто пытаясь вырваться, но мгновение спустя свет взорвался с оглушительным грохотом – и не осталось ничего.

Словно прикованная, я стояла и смотрела на оставшееся после него пустое место, поэтому далеко не сразу заметила, что в воздухе растворился не только Альвис. От его брата и отца тоже не осталось ни следа. Я была абсолютно уверена, что они не сбежали – это я бы заметила, несмотря на весь переполох.

– Где они? – пролепетала я.

– Малипьеро? Там же, где и Альвис, – с готовностью ответил Якопо. – Они возникли из ничего и стали его семьей, когда он явился в это столетие. Они перестали существовать, когда он исчез – это закон природы.

– Он и правда в аду? – в ужасе спросила я. – Это я его туда послала?

– Похоже на то, – Якопо пожал плечами. – Время знает множество путей и множество миров, и многие из них реальны, хотя мало кто в них поверил бы.

Я содрогнулась, но тут же взяла себя в руки, услышав, как застонала Кларисса. Я торопливо склонилась над ней. Кинжал Альвиса попал ей в плечо, на котором уже расплылось большое пятно крови.

– Она выживет, – сказал Якопо. – Кстати, теперь она может вернуться в свое время, в общем-то, она выполнила свою задачу даже раньше, когда в первый раз уберегла тебя от смерти. – Говоря это, он ласково улыбнулся Клариссе. – Разве я не обещал тебе, что ты скоро сможешь вернуться домой?

Он захромал к двери, опираясь на свою палку. Там он остановился и оглянулся на меня через плечо.

– Прощай и всего хорошего, солнышко! Я попытаю счастья в другом времени.

– Но… – Потрясенная тем, что виновник всей этой неразберихи просто исчез и с него уже не потребовать ответа, я собралась с духом, чтобы что-нибудь сказать, но Якопо уже покинул комнату.

Только сейчас Себастьяно, Хосе и Бартоломео напомнили о себе. Стонами и яростными взглядами они дали мне понять, чтобы я их наконец развязала. Кларисса тоже стонала – от боли. А Тревизан, Мариетта, Доротея и гондольер стонали, потому что приходили в себя. Я даже не заметила, когда они потеряли сознание.

– Что с вами случилось? – спросила я, не обращаясь ни к кому конкретно. Мне ответила Кларисса:

– Только посвященные могут видеть переход. Все остальные теряют сознание.

– Я думала, портал закрывается, если его увидит кто-то посторонний, – возразила я, вспомнив о том, как отчаянно мы с Бартом пытались запереть монаха в сакристии.

– Нет, если он достаточно сильный, – ее голос больше походил на шепот, и она побледнела еще сильнее.

– Ты спасла мне жизнь, – тихо сказала я.

– А ты мне.

В это мгновение я осознала, в каком отчаянии она должна была жить год за годом, разрываясь между страхом и надеждой. Якопо, вероятно, шантажировал ее, сказав, что она вернется в свое время, только если будет делать то, что он ей прикажет. Если бы я могла послать его к черту вместе с Альвисом!

Сначала я освободила от пут Мариетту, чтобы она могла позаботиться о Клариссе. В первой помощи она разбиралась лучше, чем я.

Затем я разрезала путы Себастьяно. Он выплюнул кляп и начал ругаться.

– Ты легкомысленная, сумасшедшая, непредсказуемая… – Потом он перестал возмущаться, обхватил меня и поцеловал.

Те, кто еще оставались связанными, невольно отреагировали на эту картину новыми стонами, и вместе мы поспешили освободить Тревизана, гондольера, а также Хосе и Барта.

При этом мы допустили ошибку, забыв о Доротее. Она пришла в себя последней – судя по всему, она упала со стула и ударилась головой. Как бы то ни было, у нее на лбу виднелась неплохая шишка, которой там раньше не было. Доротея непонимающе оглядывалась по сторонам.

– Где Альвис? Что вы с ним сделали? – Гнев и подозрения исказили ее милое лицо, когда она поднялась на ноги и взяла на изготовку ружье.

– Никому не двигаться! – крикнула она.

– Положи эту штуку, она может случайно выстрелить, – сказал Себастьяно.

Она прицелилась в него. То ли по неосторожности, то ли намеренно она нажала на спусковой крючок, и раздался оглушительный грохот. Пуля врезалась в стену на ладонь выше головы Себастьяно, проделав внушительную дыру в штукатурке. Дым заполнил комнату, и тут же по ней распространился омерзительный запах пороха и серы. Мне пришла в голову дурацкая мысль, что это, похоже, запоздалый салют по случаю отбытия Альвиса в ад.

Когда дым от пороха рассеялся, Мариетта вскрикнула от ужаса. Я проследила за ее взглядом и увидела, что Доротея лежит на полу, но прежде чем я успела понять, что это за красное пятно вокруг ее головы – ее роскошные волосы или все-таки кровь, Себастьяно заслонил ее и прижал мое лицо к своей груди.

– Не смотри туда.

– Теперь я по крайней мере знаю, для чего эти деревянные колышки и правда хороши, – сказала Мариетта. Ее слова прозвучали демонстративно холодно, но голос дрожал. – Точно в шею. Непостижимо. Ее отбросило прямо на острие. Как такое возможно?

– Ее сбила с ног отдача, – сказал Хосе. – С этим не шутят. – Он наклонился за желтым платком, который одиноко лежал на полу, и прикрыл им Доротею. – Нам нужно поскорее ее похоронить, чтобы никто не задавал глупых вопросов.

– Хоть бы она не вылезла из могилы с этим колом в шее и не превратилась в привидение, – добавил Бартоломео с ноткой сарказма.

Его слова почему-то прозвучали так, что мне показалось, будто я не в первый раз говорю на эту тему, но потом мимолетное ощущение исчезло под натиском безграничной усталости, от которой голова казалась пустой, а руки и ноги – тяжелыми.

Только краем сознания я различала, как мужчины совещаются о том, есть ли еще в доме сообщники Малипьеро, и из этого обсуждения я узнала, что Хосе убил в битве на мечах того лысого, который накинул мне мешок на голову. Потом на Хосе набросились еще два приспешника Малипьеро, приставили к его груди острия мечей, и поэтому Себастьяно и Бартоломео пришлось выдать себя.

– Эти трусы наверняка уже давно смылись, – сказал Хосе.

Но все-таки мужчины решили осторожно разведать обстановку. Гондольер вызвался в качестве подкрепления. С собой они забрали и бренные останки Доротеи. Я избегала смотреть на место, где она лежала.

Вместо этого я подошла к Тревизану, который все это время молча просидел в углу.

– Все в порядке? – спросила я.

Он молча кивнул. Несмотря на глубокие синяки под глазами и следы ушибов на лице, он по-прежнему производил впечатление независимого и опытного человека, что и делало его таким привлекательным.

Он некоторое время молча смотрел на меня, а потом сказал:

– Я не знаю, что здесь случилось и почему мы все как один внезапно потеряли сознание. Но в одном я не сомневаюсь: ты самая смелая девочка из всех, кого я встречал.

Я с огромным трудом подавила смех. Смелая! Если бы он знал, как близка я была к тому, чтобы наложить в штаны от страха! Или, точнее говоря, даже не в штаны, потому что женщины тут штанов не носили. Тем позорнее было бы, если бы это и правда со мной случилось. Во всяком случае, я и правда с трудом этого избежала.

– Вы спасли мне жизнь, – сказал Тревизан. – Если я могу исполнить какое-то ваше желание, только скажите.

– Вы уже исполнили мое желание, оставшись в живых, – и это была чистая правда. Тревизан был единственным человеком в Венеции, способным противостоять жутким решениям, которые принял Совет Десяти под влиянием Альвиса. Будущее станет таким, каким я его знала, и когда я в следующий раз вернусь в родное время, меня ждут не развалины, а мои родители.

Мариетта перевязала рану Клариссы, а вскоре вернулись мужчины.

– Можем отправляться в путь, – сказал Себастьяно.

Барт осторожно поднял Клариссу на руки. Она стиснула зубы от боли, но не издала ни звука.

– О чем ты только думала, – горько сказал он.

Она ничего ему не ответила, но они не отводили взглядов друг от друга, пока он нес ее к лодке.

Себастьяно, следом за ними двумя, вошел в красную гондолу и протянул мне руку, чтобы помочь. Хосе занял место на корме и вставил весло в уключину.

Тревизан сел в гондолу к Мариетте – они решили, что ее лодочник отвезет в город их обоих.

Красная гондола быстро тронулась с места. Хосе правил искусно и быстро. Всходило солнце. Его лучи отбрасывали на волнах волшебные блики, а ветер спутывал мои волосы, сдувая на лицо. Было еще холодно, но на этот раз я не мерзла, потому что меня обнимал Себастьяно.

Две недели до следующего поворота луны мы провели в доме Мариетты. Она отменила все праздники, не только потому, что хотела устроить себе отпуск, но и потому, что довольно сильно влюбилась в Тревизана. А он в нее. Я заметила, что между ними проскочила искра уже во время первой поездки в гондоле. До того дня они почти не знали друг друга, потому что Тревизан был не из тех людей, которые посещают дома куртизанок. Что касается отношений с женщинами, он вел одинокую жизнь, хотя обладал полной свободой после того, как овдовел два года назад. Очевидно, он долгое время был в трауре по своей жене. Но теперь он был готов влюбиться снова. Что и случилось мгновенно, как только он сел в одну гондолу с Мариеттой. Он ухаживал за ней по всем правилам, дарил ей маленькие подарки, приглашал ее поесть и говорил ей комплименты. Она явно витала в облаках весь день, а когда кто-то заводил речь о Тревизане, у нее тут же загорались глаза.

Я радовалась за них как никто другой, потому что это гарантировало, что она не станет искать близости не с тем человеком – с Себастьяно.

Который был верен только одной женщине, а именно – мне.

Я сходила по нему с ума, иначе и не скажешь. Мы не показывали наших чувств, хотя в этом и не было никакой проблемы: Мариетту ханжой не назовешь, и вряд ли она сказала бы хоть слово против, если бы мы с Себастьяно разделили постель.

И дело было не в том, что я этого не хотела, напротив. И с ним не могло бы быть иначе. Но мы оба отчетливо понимали возможные последствия. Методы предохранения в пятнадцатом веке были до смешного убогими, в этом я не раз убеждалась, еще когда работала в зелейной лавке Матильды. Кроме того, мы решили подождать. Но это не мешало нам каждый вечер подолгу обниматься у камина. Казалось, будто мы всегда были вместе.

То же можно было сказать про Клариссу и Барта. После ужасного случая в Джудекке они явно стали парой. Они решили пожениться и восстановить магазинчик масок. Старуха Эсперанца исчезла без следа, и даже Хосе не знал, где она находится.

– Эта женщина – как ветер, она пронизывает все времена, появляясь то тут, то там. Может, мы еще когда-нибудь встретим ее в этом времени, а может, и нет. Магазин вы можете спокойно забрать себе, насколько я могу судить, она бы это одобрила.

Кларисса обрадовалась изменениям в своей жизни. Она больше не могла оставаться у Матильды, потому что Матильды больше не существовало. Она будто сквозь землю провалилась, совсем как Малипьеро. Даже зелейная лавка не пережила исчезновения Якопо. Там, где до этого находился магазинчик, теперь была портновская мастерская. Никто даже и не помнил о Матильде, кроме нас, тех, кто прибыл из другого времени или, как Барт, принадлежал к числу избранных. Матильда была из тех добавочных созданий, которые возникают, чтобы переселенцы лучше встроились в новое время, – собственного права на существование они не имели. Судьба немилосердно стирала их, если пропадала причина, вызвавшая их к жизни.

Кларисса поплакала над исчезновением Матильды, поскольку, несмотря на ее грубые манеры, привязалась к ней.

– Она ничего не знала обо всем этом, могу поклясться, – сказала она сквозь слезы.

Она страдала и из-за того, что все эти годы так сильно зависела от Якопо.

– Он постоянно обещал мне, что скоро я вернусь в свое время. Он был таким добродушным, и на него была моя единственная надежда! Я то верила ему, то нет. Эти постоянные метания были ужасны!

Хуже всего Клариссе пришлось в последние недели, когда ситуация обострилась, и не только Якопо, но и Альвис все сильнее давили на нее, чтобы использовать в своих целях.

– В конце концов я просто сделала вид, что со всем согласна, потому что Альвис угрожал убить меня. Но я никогда не хотела причинять никому вреда!

Я решила, что она достаточно настрадалась и заслужила немного счастья. Поэтому я порадовалась, что она решила остаться с Бартом.

– Теперь, когда я знаю, что в любое время могу вернуться обратно в родное время, в Париж, я больше не хочу этого, – призналась она мне. И задумчиво добавила: – Довольно забавно, не правда ли?

Я совсем не считала это смешным, потому что чувствовала себя так же. По крайней мере, иногда – например, когда мы с Себастьяно снова сидели у камина, прижимаясь друг к другу. Разница между мной и Клариссой, однако же, заключалась в том, что я могла снова встретиться с Себастьяно в будущем, а она могла быть вместе с Бартом только в его родном времени. Поэтому передо мной не стоял вопрос о том, хочу ли я остаться здесь или вернуться. Моя жизнь находилась в будущем, даже если здесь я нашла чудесных друзей, по которым буду сильно скучать. Это касалось не только Клариссы и Барта, но и Мариетты с Тревизаном; мне приходилось бороться со слезами каждый раз, когда я осознавала, что больше никогда не увижу их.

Но было бы еще хуже, если бы я никогда не увидела снова своих родителей. Тоска по ним обжигала меня так сильно, как никогда, мне было почти что больно думать о них. Без школы, айпода и шоколада я, быть может, и научилась бы обходиться, но без мамы и папы – никогда.

В день накануне поворота луны я еще раз пошла к монастырю, потому что меня по непонятной причине волновала судьба попугая Доротеи. Мой вопрос о Полидоро сестра Жюстина поняла неправильно. Она просто сунула клетку мне в руку и сказала, что весь монастырь очень рад, что я хочу его забрать, потому что они не могут выносить его непрерывные вопли. Мне следует побыстрее его унести, тогда с меня не потребуют денег за то, что им пришлось не одну неделю его кормить.

Я не собиралась устраивать перепалку и забрала Полидоро с собой. Мне не хотелось задерживаться в Сан-Заккариа дольше, чем необходимо. Не только потому, что десятки молодых монашек снова начали бы липнуть к Себастьяно, – скорее потому, что меня тяготило воспоминание о Доротее. Я довольно долго гнала эти воспоминания прочь, но все-таки ей сочувствовала. Она встретила ужасный конец – и только потому, что влюбилась не в того человека.

– Что нам теперь делать с этой птицей? – спросил Себастьяно.

Я растерянно рассматривала клетку.

– Это ведь не было чересчур глупо, забрать его? – жалобно спросила я.

Но проблема быстро разрешилась, потому что Мариетта пришла в восторг от Полидоро, к тому же, он быстро научился произносить ее имя и начал расточать ей комплименты. Чтобы завоевать ее сердце, ему достаточно было один раз прокричать: «Мариетта, красавица моя».

– Где-то в глубине души я всегда останусь куртизанкой, – сказала она. – Хотя это лишь ничтожная, тщеславная часть меня. Большая и умная часть будет смело ждать предложения Тревизана. Я рассчитываю, что это случится еще до Рождества. Кто-то хочет возразить?

Возражений не было.

И вот наступил мой последний день в Венеции 1499 года. Накануне я плохо спала и часами ходила туда-сюда перед роскошной кроватью с балдахином. Днем я нервничала еще сильнее. К полудню я последний раз прогулялась по городу с Себастьяно. Осень двигалась вперед, и немногие деревья, которые здесь были, уже сбрасывали листья; становилось так холодно, что можно было увидеть выходящий изо рта пар.

Рыбаки, торговцы, портовые рабочие и матросы пестрой толпой заполнили Рива дельи Скьявони и занимались своими делами. Пахло морем и дымом. Мы с Себастьяно бесцельно бродили по набережной, рассматривая отплывающие корабли. Скрип парусов смешивался со свистом ветра и шумом волн.

Обратно мы поплыли на гондоле по Гранд-каналу. Мы проплыли мимо места, где строилось палаццо Тассини. Стены стали еще выше, первый и располагающийся над ним промежуточный этажи были уже готовы. Невольно я посмотрела на то место на берегу канала, где мы с Маттео несколько недель назад ели трамецини. Я едва поверила своим глазам, когда увидела, что он сидит там. Он держал бутерброд обеими руками и откусывал кусок за куском. Я хотела окликнуть его, подмигнуть ему и сказать, что отправляюсь домой, обратно в свое время. Но вместо этого я расплакалась.

– Что такое? – грустно спросил Себастьяно. Он тоже увидел Маттео. – Хочешь еще раз подойти к нему? Разве ты не говорила, что уже с ним попрощалась?

Это была правда, хотя в прошлый раз мне так и не удалось попасть домой. Но ревела я не из-за этого.

– Это так ужасно, – сказала я сквозь слезы. – У него никогда не получится стать зубным врачом.

– Может, здесь ему будет лучше.

Я увидела, как на улице появилась Юлиана Тассельхофф. Она осмотрелась по сторонам и тут же заметила Маттео. С сердитым лицом она направилась в его сторону. Нам не было слышно, что она ему говорила, но, судя по его выражению лица, ничего приятного.

– Ну ладно, может быть, не сильно лучше, – уступил Себастьяно, когда наша гондола проплыла мимо. – Но по меньшей мере благодаря исключительной профилактике у него никогда не будет кариеса, а в нынешние времена это уже достижение.

Остаток дня тянулся мучительно медленно. Я бы предпочла плакать не переставая, пока наконец не наступит час прощания. Сначала я попрощалась с Мариеттой. Она пожелала мне всего хорошего и потребовала, чтобы я никогда в холодную погоду не выходила на улицу без накидки.

– Не беспокойся, у меня есть отличная пуховая куртка. – Я ожидала, что межгалактический переводчик превратит «пуховик» в какое-нибудь странное слово, но, к моему удивлению, у меня получилось сказать именно то, что я хотела. Видимо, в эту эпоху пуховики уже изобрели.

– Вот я и отправляюсь в путь, Полидоро, – сказала я попугаю.

– Я не хочу обратно в Неаполь, – проскрипел он.

– Не бойся, можешь остаться тут.

Прощание с Клариссой далось мне сложнее всего. Мы в слезах упали друг другу в объятия.

– Прощай, дорогая подруга, – всхлипнула она.

Я прижала ее к себе, но не слишком сильно, потому что ее рана еще болела. Ее волосы пахли свежей сиренью. В подсобном помещении магазинчика масок она обустроила маленькую оффицину и экспериментировала с новыми ароматами.

– Клянусь, ты никогда меня не забудешь! – сквозь слезы проговорила она.

Это я могла пообещать от всего сердца. Не только потому, что она спасла мне жизнь и была мне ужасно симпатична, но и потому, что она открыла мне совершенно новые горизонты вранья и изворотливости. Если кого и называть мастерицей в этом деле, то именно Клариссу. Мысленно я даже заменяла выражение «врет как по писаному» на «врет как Кларисса». Но этого я, конечно, не сказала. Кроме того, в конечном итоге я решила, что она не такая уж и плохая, ведь она врала, только чтобы выжить. По большей части.

Затем мы обнялись с Бартом.

– Будь счастлива, – коротко сказал он.

Всхлипнув, я кивнула и села в красную гондолу, где меня уже ждал Себастьяно.

Это была тихая и ясная ночь новолуния. Небо было черным, лишь отдельные звезды сверкали яркими точками.

Красная гондола скользила по темной воде канала к тому месту, где должно было открыться окно во времени.

Как мне объяснил Себастьяно, это было особенное окно, потому что люди не могли увидеть, как оно открывается. Никому не приходилось падать без чувств, хотя это было самое сильное и большое временнóе окно в Венеции. Оно было связано с красной гондолой, которой также были присущи таинственные силы.

Когда мы уже подплывали к временному окну, мне пришел в голову еще один вопрос, который нужно было немедленно прояснить.

– Ты должен объяснить мне еще кое-что, – сказала я Себастьяно. – Когда Хосе провез тебя через временное окно в Сан-Стефано обратно в настоящее, время шло дальше, верно? Но ты ведь говорил, что люди возвращаются в момент своего отбытия, если используют для этого красную гондолу.

– Это верно, – сказал Себастьяно.

– Это означает, что когда ты, едва не умерев от болезни, вернулся в настоящее, время шло дальше. Но где тогда была я? – Тут я немного помолчала. – Я должна тоже быть там, ведь я же вернусь именно в тот момент, из которого исчезла. Но это значит, я уже давно была в настоящем, когда ты, спустя несколько недель, вернулся туда больной, так ведь? – Я взволнованно продолжала рассуждать дальше: – Смогу ли я тогда навестить тебя в больнице? Но как это возможно? Я ведь все время была здесь, в прошлом! Получается, что одновременно существуют две версии меня? А ты ведь снова здоров! Как может получиться, что через пару недель ты будешь больным? – От всех этих противоречий у меня голова шла кругом.

– О да, теперь она открыла сложный мир парадоксов, – сказал Хосе.

– Это как-то связано с физикой или математикой? – озабоченно спросила я.

– К сожалению, да, – сказал Себастьяно.

– Но все-таки объясни.

– Это очень сложно. В конце концов, я смогу объяснить тебе это лишь позже.

– Что ты имеешь в виду – позже?

– Через пятьсот лет. Мы здесь, – он обнял меня. – Встретимся в будущем, Анна.

– Подожди! – испуганно вскрикнула я, но происходящее было уже не остановить.

– Если не найдешь меня в «Фейсбуке», посмотри в Myspace! – отчаянно выкрикнула я. – Или в Schüler-VZ! – Тут мне пришла в голову самая ужасная мысль. – А что мне делать, если я вообще тебя не вспомню?

– Этого не случится. А если это все-таки произойдет, я освежу твои воспоминания.

Нам едва хватило времени на последний торопливый поцелуй, а потом дрожь стала настолько сильной, что нас оторвало друг от друга. Ослепительный свет заливал все, и от ледяного холода у меня перехватило дыхание. Я закрыла глаза, ожидая удара грома.

Прощай, прошлое, подумала я. Здесь было ужасно. И чудесно. Самые невероятные и восхитительные каникулы, которые когда-либо у меня были.

А потом ночь взорвалась, и я погрузилась в беспредельную тьму.

Промокшая до нитки, я наклонилась вперед и протянула руки к отцу. Он решительно поспешил на помощь и схватил меня за руку. В следующую секунду я уже оказалась на берегу и упала в его объятия.

Все произошло так быстро, что я едва успела это осознать. Я еще была сбита с толку переходом, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что все действительно удалось. Меня выбросило из потока времени именно туда, откуда я отправилась в прошлое. Не прошло ни секунды – недели, которые я пережила, оставались только в моих воспоминаниях. С виду все было так же, как и в начале моего приключения. С меня капала вода после падения в канал, на мне была одежда, которую я надела, отправляясь на Историческую регату. Я даже сжимала в руке свою сумку. Все было как раньше. Только без Тассельхоффов.

– Ради бога! – испуганно вскрикнула мама. – Анна, с тобой все в порядке?

Папа прижал меня к себе.

– Девочка моя, главное, что все хорошо кончилось.

Я освободилась из его объятий и огляделась по сторонам. Красная гондола уже проплыла мимо. Хосе искусно правил веслом. На мгновение он оглянулся на меня и прищурил здоровый глаз, а затем улыбнулся и снова перевел взгляд на воду.

Себастьяно смотрел на меня. Даже на расстоянии мне было видно, какие синие у него глаза. Он поднял руку в жесте, который сказал мне все. В следующее мгновение их заслонили другие лодки, и они исчезли из виду.

– А теперь поспешим обратно в отель, – сказала мама. – Этому ребенку нужен горячий душ.

Я поднялась на цыпочки, но красной гондолы нигде не было видно. По моему лицу текли слезы, но этого никто не замечал, потому что я промокла с головы до ног.

В отеле я провела под душем примерно час, пока горячая вода не кончилась. При этом я извела целый флакон геля для душа, два флакона любимого шампуня и примерно полтора флакона кондиционера. Когда мама удивленно собирала пустые баночки, я объяснила ей, что водоросли было очень сложно отчистить.

Родители уложили меня в постель и потребовали, чтобы я соблюдала покой, а мне уже не терпелось зайти в интернет и найти контакты Себастьяно.

Сначала ничего не вышло, потому что моему айподу пришел конец. Он не пережил купания в канале.

И маски тоже нигде не было.

Вряд ли она могла выпасть из сумки, потому что молния была надежно застегнута. Но она все-таки исчезла.

Поначалу я вообще не пыталась это понять, просто решила временно списать все на магию. Вместо этого я обратилась к маме с другим вопросом:

– Что ты можешь рассказать мне о сложном мире парадоксов?

– У тебя жар? – Она подошла к кровати и положила руку мне на лоб. – Хм, он кажется мне довольно теплым. Может, нам все-таки стоит вызвать врача?

Я решила при случае просто поискать в «Википедии». На длинных объяснениях я все равно не смогла бы сейчас сконцентрироваться. На меня навалилась свинцовая усталость. Ее причина, несомненно, была в том, что прошлой ночью я не спала. А предыдущей – спала лишь чуть-чуть. Затем мне пришло в голову, что это утверждение касается только моего собственного прошлого. А не настоящего. Действительно ли я так мало спала прошлой ночью? От размышлений об этом я устала еще сильнее. Так что я выбросила лишние мысли из головы и просто заснула.

Я проспала остаток дня, всю ночь и половину следующего дня, не просыпаясь. Мама потом сказала, что последний раз такое со мной случалось, когда я была еще ребенком.

На завтрак я съела десять тостов с «Нутеллой», выпила три чашки какао, а на десерт позволила себе гигантское мороженое, которое купила в соседнем киоске. Затем я спросила отца, можно ли воспользоваться его ноутбуком, чтобы быстро проверить почту.

Папа сидел за письменным столом в нашем номере и что-то печатал.

– Я почти закончил, сейчас пущу тебя. Мне все равно надо съездить в университет. Забрать заключение экспертизы.

Мое сердце забилось неровно.

– В университет?

Папа кивнул.

– Помнишь про тот исторический документ, о котором я рассказывал за ужином?

Я глубоко вдохнула.

– Тот документ, который мистер Бьярнигнокки нашел в руинах палаццо Тассини? Который ты послал в университет, чтобы исторический факультет проверил его подлинность?

Папа заметно удивился.

– Ты все отлично запомнила! Мама считает, что ты часто совсем меня не слушаешь, но тут она совершенно не права.

– Я хочу поехать с тобой, – сказала я.

– Куда? – удивленно спросил папа.

– В университет.

Секретарша по-английски попросила нас подождать в приемной. Через некоторое время она вернулась и провела нас в кабинет профессора, который дружелюбно поздоровался.

Дальше они разговаривали по-английски и употребляли столько терминов, что я ничего не поняла. К тому же, я тот еще полиглот.

У меня упало сердце. А вдруг разговаривать с Себастьяно окажется так же сложно?

Я как раз думала о том, как бы мне лучше всего спросить профессора, нет ли у него случайно ассистента по имени Себастьяно, но тут, к моему удивлению, коротко постучали в дверь, и в кабинет вошел Хосе. Впервые я увидела его в костюме двадцать первого века – совершенно непривычное зрелище. Только повязка на глазу выглядела так же, как раньше.

А затем меня ждало настоящее потрясение: вслед за Хосе в кабинет вошел Себастьяно!

Я с трудом удержалась от того, чтобы не вскочить и не броситься к нему. Взяв себя в руки, я сделала вид, будто мы никогда раньше не встречались.

Профессор по-английски представил нам вошедших:

– Это архивариус нашего факультета, синьор Хосе Маринеро де ла Эмбаркасьон, а этот молодой человек – мой ассистент, синьор Себастьяно Фоскари. Господа, это мой уважаемый коллега Иоганн Берг из Германии, а это его дочь Анна.

Мы вежливо обменялись рукопожатиями, но я, словно оглушенная, могла думать только о том, как хорошо выглядит Себастьяно, как безумно я в него втрескалась, и еще о том, что «Фоскари» – очень красивое и звучное имя. И о том, что я сойду с ума, если мы в ближайшее время не поцелуемся.

Хосе положил на стол документ в прозрачной папке. Я тут же узнала письмо, которое написала на чердаке монны Фаустины. Открыв рот, я слушала, как мужчины перекидываются терминами. Разумеется, опять на английском. Я поняла только малую часть, но речь шла о том, что о подлинности документа нельзя сделать однозначного заключения, поскольку за нее есть столько же аргументов, сколько и против.

На самом деле содержание разговора меня не слишком интересовало. В конце концов, я-то уже знала, что документ подлинный, ведь я сама изготовила его в пятнадцатом веке. Я лишь вслушивалась в голос Себастьяно. Он говорил по-английски с восхитительным итальянским акцентом, который звучал невероятно сексуально, слегка гортанно, с раскатистыми «р». Мое беспокойство по поводу возможного непонимания словно растворилось в симпатии к нему. Я могла бы слушать его часами!

В какой-то момент, когда никто на него не смотрел, Себастьяно оглянулся через плечо на меня и многозначительно подмигнул.

Я нерешительно улыбнулась.

– Я пойду подышу свежим воздухом, – беспомощно сказала я по-английски.

Я подождала в коридоре. Через полминуты Себастьяно подошел ко мне.

– Я же обещал, что мы найдем друг друга, – сказал он. – Кстати, твой акцент меня с ума сводит. – Он схватил меня за руку и завел в пустой кабинет.

Мы без лишних церемоний обнялись. Он целовал меня, пока я не начала чувствовать себя как карамель на горячей сковородке, и шептал мне в ухо огненные итальянские слова. Я почти ничего не понимала, но от этого они действовали на меня еще сильнее. Я прямо-таки таяла, когда он так со мной говорил. Теперь я начинала понимать, что на самом деле означает выражение «любит как итальянец».

– В следующем месяце я подам заявление, чтобы меня отправили на семестр во Франкфурт, – прошептал он мне в ухо. С восхитительными раскатистыми «р».

– Ох, – слабо сказала я.

– И там я выучу немецкий.

– Пожалуйста, не надо.

– Что? Не надо приезжать во Франкфурт?

– Что ты, конечно приезжай, – я счастливо улыбнулась. – Но я думаю, тебе не стоит учить немецкий.