Часть третья
Венеция, 1499

– Должно быть, это здесь, – послышался женский голос со стороны канала. – Посмотри только, водные ворота открыты, а внутри есть люди, которых мы сможем спросить.

Смертельный удар меча никак не наступал. Я снова открыла глаза и увидела, как Альвис раздраженно опускает оружие.

Голос стал громче:

– Добрые люди, верно ли мы плывем к дому почтенного мессира Тревизана? Мы приглашены на праздник.

Я и представить себе не могла, что когда-нибудь обрадуюсь появлению Юлианы Тассельхофф. Что уж там, радоваться – это слабо сказано. Я готова была плясать от восторга!

Я поспешно отступила от Альвиса на пару шагов.

– Да, вы правильно плывете! – крикнула я. Получилось хрипло – последствия удушающего захвата, но на следующих словах я по крайней мере отчасти снова обрела голос. – Семейство Тассини, верно? Не задерживайтесь, направляйтесь сюда, в водный зал, я могу проводить вас в портего и представить хозяину!

Все это время я не выпускала Альвиса из вида, но он, похоже, понял, что ночь длинных ножей подошла к концу. Не говоря ни слова, он отступил в коридор, к своему брату. Я с радостью услышала, как удаляются их шаги.

Сердце колотилось как сумасшедшее от переполнявшего меня адреналина. Мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, прежде чем я смогла мыслить по крайней мере вполовину так же ясно, как раньше. Нетвердо держась на ногах, я подошла к ступеням, которые спускались к воде. Перед воротами раскачивалась гондола Тассельхоффов, известных здесь как Тассини. Юлиана и ее супруг Генрих, оба разодетые для официального приема, явно не ожидали увидеть меня здесь.

– Не та ли это непонятная юная девица, которую мы видели сегодня вечером? – спросила Юлиана у своего мужа. – Я узнаю ее, хоть она и в маске.

– Ты права, Джулия, – это она. Что вообще она тут делает?

Маттиас встал с задней скамьи, и они вместе с гондольером помогли маме сойти на берег.

– Вам не следует говорить о ней, будто ее здесь нет.

В этом он был однозначно прав, хотя я была настолько рада их появлению, что Юлиана и Генрих могли говорить что угодно. Они спасли мне жизнь, так что я была им обязана.

Я одним движением сдвинула маску на макушку, потому что мне показалось невежливым скрывать от них лицо.

– Я признаю, что вела себя странно, но это жара во всем виновата, – сказала я, все еще дрожа. – Как только вы ушли, я поняла, что обозналась.

– Напомни, как тебя зовут, – спросил Маттиас, смущенно улыбнувшись.

Я глубоко вдохнула.

– Анна. А ты Маттео Тассини, верно?

– Ты запомнила! – Он посмотрел на меня сияющими глазами.

– Просто мне кажется, что я знаю тебя уже довольно давно.

Услышав это, он окончательно потерял дар речи.

– О, – покраснев, воскликнул он. – Это меня… радует.

Я заглушила голос совести и прилипла к Маттиасу, будто он был моим давним приятелем. Он и его родители сейчас были для меня единственной гарантией безопасности. Пока я остаюсь рядом с ними, я могу не бояться, что меня прирежут за соседним углом.

Кроме того, я по-прежнему едва держалась на ногах от пережитого ужаса, поэтому была рада возможности немного опереться на его руку.

– Эта маска кошки – почему-то мне кажется, будто я ее где-то уже видел, – задумчиво сказал Маттиас, когда мы шли к лестнице.

Я остолбенела.

– Правда? Где же?

– Должно быть, это было очень давно, потому что я не могу об этом вспомнить.

Я подумала о пакостном барьере и даже не стала пытаться сообщить ему, что это было всего пару недель назад. По крайней мере, с моей точки зрения.

– Возможно, тут много людей такие носят, – сказала я.

Он будто раздумывал о чем-то.

– На самом деле мне кажется, что и тебя я тоже где-то уже видел.

– Но ведь это и правда так. Сегодня вечером.

– Нет, раньше. – Он немного помолчал и убедился, что родители ушли вперед и не услышат его слов. – Когда мы садились в лодку, у меня внезапно возникло чувство, что я тебя уже встречал. Я рассказал родителям, но они и слышать об этом не хотели.

Это удивило и порадовало меня. Похоже, абсолютное забвение было не таким уж абсолютным. Мне отчаянно хотелось все ему объяснить, но когда я открыла рот, как и ожидалось, мне не удалось произнести ни единого слова. С огорчением мне пришлось признать, что, по крайней мере, барьер функционирует безупречно.

– Ты так молчалива, – сказал Маттиас.

– Ах, это только кажется. – Я переключилась на другую тему. – Я как раз хотела тебя спросить, чем занимаются твои родители. Я имею в виду, по профессии.

– Папа торгует старинными предметами искусства, это весьма прибыльное дело.

Меня поразило, что Генрих Тассельхофф занялся делом, похожим на его профессию в прежней жизни. Видимо, люди, которые против воли оказались в прошлом, все же сохраняют что-то от своей прежней личности. Например, имена. Пусть даже Юлиана превратилась в Джулию, Генрих в Энрико, а Маттиас в Маттео.

– А мама много занимается астрологией, – продолжил Маттиас. – Ее предсказания часто оказываются невероятно точными. Даже догаресса уже обращалась к ней за советом.

И это было не менее удивительно. Наверное, и здесь проявились остатки прежней жизни. В будущем Юлиана хвасталась тем, как хорошо она знает историю Венеции. Эти неосознанные воспоминания могли пригодиться ей здесь, в прошлом, чтобы продавать людям гороскопы. Хотя прогнозы она извлекала не столько из положения звезд, сколько из глубин своего подсознания.

Можно ли загипнотизировать Тассельхоффов и заставить их вспомнить все? В родном времени я слышала о том, как людей под гипнозом погружают в транс, пробуждая у них воспоминания о прошлой жизни. Некоторые якобы прожили даже не одну. Чисто теоретически это могло сработать и в обратном направлении. Почему бы кому-то, живущему в прошлом, не вспомнить о своей будущей жизни? Тем более что в этом конкретном случае речь точно будет идти не о мистификации, а о неоспоримой реальности.

Конечно, для этого понадобится профессионал, который разбирается в гипнозе. Сама я, к сожалению, понятия не имела о том, как это делается, разве только видела что-то по телевизору: «Ты погружаешься в глубокий сон, но продолжаешь слышать мой голос…»

– …как раз начались строительные работы в нашем новом доме, – сказал Маттиас, прервав мои размышления. – Он будет намного больше старого, и у него будет роскошный фасад.

– Звучит впечатляюще, – вежливо сказала я с отсутствующим видом. В фильмах сеансы гипноза обычно кончались предложениями вроде: «Я посчитаю с десяти до одного, и когда ты услышишь „ноль“, ты проснешься и будешь чувствовать себя легко и свободно…»

– В качестве архитектора папа смог нанять выдающегося Мауро Кодуччи. Для наружной отделки и росписи фасада он тоже привлечет лучших мастеров. Через год палаццо Тассини будет уже построено.

Мы поднялись по лестнице и подошли к портику. Родители Маттиаса уже смешались с остальными гостями. Я нервно вытянула шею, опасаясь, что увижу, как Альвис бродит где-то неподалеку. Нужно не забывать о том, что он еще здесь. Возможно, он ждет второго шанса, чтобы заманить в засаду Тревизана. Или меня.

– Мама считает, что это бесспорно будет самый красивый дом во всем городе, – сказал Маттиас.

– Прелестно, – рассеянно сказала я. Пока что Альвиса, его брата или отца нигде не было видно.

– Мне нравится наблюдать за стройкой, – рассказывал Маттиас. – Сначала нужно соорудить плотину, чтобы отвести воду. Затем в землю вбивают тысячи дубовых кольев, чтобы возвести на них фундамент. Возможно, ты тоже захочешь как-нибудь посмотреть. Я могу все тебе показать.

– Что именно мне стоит посмотреть? – Я внимательно рассматривала все вокруг. Большой зал был набит битком, свободного места почти не оставалось. Музыканты играли пьесу, от звуков которой так и хотелось пуститься танцевать. Во всяком случае, некоторые гости кое-где уже начали весело подпрыгивать.

– Как строят палаццо Тассини.

Ответ Маттиаса привел в движение пару шестеренок в моей голове, и мои мысли забавным образом переключились на исландские гейзеры. Потом у меня перехватило дыхание. В толпе появилось знакомое лицо.

Себастьяно вернулся.

От безмерного облегчения я ощутила пустоту внутри.

– Прости, – сказала я Маттиасу. – Мне нужно срочно поздороваться с одним знакомым.

– Но…

– Я обязательно посмотрю, как строится ваш новый дом, – крикнула я через плечо, уже направляясь к Себастьяно.

Увидев, кто стоит рядом с ним, я заторопилась еще сильнее. Мариетта, прекрасная как Белоснежка, вцепилась в него, будто между ними что-то было.

В платье из сверкающего синего шелка она выглядела как топ-модель.

Добравшись до них двоих, я ощутила странное стеснение. Я не могла произнести ни слова. Возможно, дело было в том, что я запыхалась из-за того, что торопилась. Или в том, что оба великолепно выглядели. Особенно Себастьяно. На нем был бутылочно-зеленый камзол – без вышивки, но настолько удачно подогнанный по фигуре, что я задалась вопросом, всегда ли плечи Себастьяно были такими широкими.

– Покинутая сиротка, – сказала Мариетта. Она явно не ожидала увидеть меня здесь. – Вас выпустили из монастыря без сопровождения? Или вы оттуда сбежали? – Она осмотрела меня с головы до ног. – Вырез у этого платья – не слишком ли глубокий для юной девушки? Возможно, мне не стоило класть его в ваш сундук вместе с остальными вещами, как ты думаешь, Себастьяно?

Опять обо мне говорили так, будто меня здесь не было. И, что еще хуже, Мариетта была на пол-головы выше меня и смотрела на меня буквально сверху вниз. То факт, что я была одета в платье, которое когда-то носила она, тоже не упрощал ситуацию. Рядом с высокорослой куртизанкой я чувствовала себя Золушкой.

Я откашлялась и попыталась выглядеть невозмутимо.

– Она пришла на праздник не одна.

– Кто? – озадаченно спросила Мариетта.

– Покинутая сиротка. Ее сюда сопроводили.

Выражение лица Мариетты отчасти примирило меня с этой невыносимой ситуацией. Как и ухмылка Себастьяно.

Хотя его веселое расположение духа быстро улетучилось. Он с укором посмотрел на мой вырез.

– Это платье и правда слишком открытое.

Я боролась с желанием прикрыть декольте рукой и вместо этого упрямо подняла подбородок. Мое платье было совсем не такое откровенное, как у Мариетты. Равные права для всех!

Себастьяно прищурился и пристально посмотрел на меня.

– Какого черта…

За два широких шага он оказался рядом со мной. Мариетта быстро растеряет свое хладнокровие, если он будет так резко отвлекаться от нее.

Он остановился вплотную ко мне и, взяв меня за подбородок, осторожно поднял его. Он неотрывно смотрел на мою шею. Когда он отпустил мой подбородок и взял меня за руку, в его глазах пылала слепая ярость. Не говоря ни слова, он повел меня через толпу.

– Я все равно хотела поговорить с тобой наедине. – Я пробиралась следом за ним, спотыкаясь и пытаясь ни на кого не налететь.

У колонны я увидела Барта и Клариссу. Барт выглядел очень хорошо, он явно недавно побрился и принарядился как следует. Сложно было не заметить, как он смотрит на Клариссу влюбленными глазами. Она тоже, в свою очередь, выглядела вполне терпимо, по крайней мере, она улыбалась, что случалось не так уж часто. Я решила, что это хороший знак. Ведь у них вполне может что-то получиться? Кларисса более чем заслужила перемены к лучшему. Я гордилась тем, что убедила ее пойти.

– Посмотри, вон Бартоломео и Кларисса, – сказала я Себастьяно. Проходя мимо, я подмигнула им, но они не заметили меня, потому что были погружены в разговор. Поговорить с ними у меня не получилось, потому что Себастьяно протащил меня мимо них.

– Я бы и добровольно пошла, – сказала я. – Ты можешь меня отпустить.

Он ничего не ответил. Свирепо сжав губы, он втащил меня в портик и толкнул к нише в стене. Затем он схватил меня за плечо и повернул к себе.

– Это сделал Альвис? – спросил он.

Я кивнула.

– Когда?

– Примерно десять минут назад.

– Проклятье! – выругался он. Мне даже показалось, что я услышала, как негромко скрипнули зубы. Почему-то это улучшило мое настроение.

– Я пнула его в колено, – сообщила я ему. – В то самое, в которое попал ты, когда он напал на тебя с ножом. Мне следовало бы как следует врезать ему в лицо, но тут появились Тассельхоффы, и Альвис улизнул.

Момент, когда он замахнулся мечом, я опустила – что было, то прошло, к чему подробности.

Я радостно продолжила:

– Себастьяно, я думаю, у меня все получилось! Я предотвратила ужасное событие и вернусь домой в следующий поворот луны.

С торжествующим видом я добавила:

– Я спасла Тревизана! Альвис и его братья заманили его в водный зал, сказав, что хотят показать ему подарок. Я последовала за ними и успела как раз вовремя. Они бы точно его пришили!

Себастьяно задумчиво рассматривал меня.

– Ты понимаешь, насколько ты на самом деле смелая?

– Я чуть не обделалась от страха, – возразила я. – Они явно попытаются снова. Нужно предупредить его. Если у него будет эта информация, он сможет взять Малипьеро за горло.

Себастьяно покачал головой.

– Это запретное знание, оно из будущего. Мы не можем ему ничего сообщить. Мы можем только пытаться защитить его.

Он в гневе нахмурил брови.

– И тебя тоже. Альвис теперь знает, на чьей ты стороне.

– Я смогу от него улизнуть. Почему вообще ты не вернулся раньше?

– Не всегда все получается так, как хочется, – его голос звучал тускло, и я внезапно заметила, как он бледен. Мне даже показалось, что он нетвердо держится на ногах. Он не был пьян, я бы это почуяла. Он явно крайне устал, но одним этим его слабость было не объяснить.

– Что с тобой? – перепуганно спросила я.

– Ничего особенного. Устал как собака.

Пьяный гость, шатаясь, прошел мимо нас и врезался в Себастьяно. Он вздрогнул и сдавленно вскрикнул.

Пьяница, не извинившись, побрел дальше.

Себастьяно, побледнев еще сильнее, прижал руку к правому боку. Когда он отвел ладонь, я увидела на камзоле темные пятна.

– Ты ранен! – в ужасе произнесла я.

– Чертова повязка ослабла.

– Тебе немедленно нужно к врачу!

– Нет тут врачей. Раны здесь лучше всего заживают, если к ним никого не подпускать.

– Разумеется, я имею в виду настоящего врача!

– От этого я, к сожалению, вынужден отказаться.

– Значит ли это, что ты не можешь вернуться назад?

– Сейчас нет.

– Что ты имеешь в виду?

– Объясню тебе позже. Давай, пора идти.

На лестнице стало еще заметнее, как ему плохо. Каждый шаг причинял ему боль, он не мог сдержать стоны, хотя пытался изо всех сил. Я начала беспокоиться, что он ранен серьезно. И дело было вовсе не в том, что это могло помешать ему вернуть меня в будущее. Я просто боялась за него.

– Куда же мы идем? – спросила я.

– Я должен отдохнуть, а тебе нужно спрятаться. В монастырь тебе возвращаться нельзя. Бартоломео рассказал мне, что эта расчетливая Доротея хочет сделать Альвиса своим любовником. Рядом с ней тебе находиться рискованно. Хосе позаботился о месте, в котором мы сможем безопасно переждать некоторое время.

– Ты путешествовал вместе с Хосе? Он не мог получше за тобой присматривать? Как ты вообще пострадал? Это был несчастный случай?

Себастьяно застонал.

– Так много вопросов. Мы не можем поговорить об этом попозже?

Я лопалась от нетерпения, но он все равно не смог бы много мне рассказать, потому что внизу толпились люди. Слуга протянул Себастьяно его накидку, а мне – мой платок. Выйдя на улицу, мы сели в гондолу, и Себастьяно назвал лодочнику адрес. Напряженно выпрямившись, он опустился на скамью, явно пытаясь скрыть боль. Мне становилось все страшнее, потому что я знала, как быстро в эту эпоху можно умереть даже от безобидной раны. Небольшой открытый порез мог оказаться смертельным. Не было ни прививок от столбняка, ни стерильных бинтов. Я видела в лавке Матильды женщин, родственники которых умерли именно от заражения крови. В этом времени некому и нечему было их спасти.

Я безмолвно сидела рядом с Себастьяно, а гондольер искусными взмахами весла направлял гондолу. По обеим сторонам на берегах возвышались палаццо – темные силуэты на фоне ночного неба, лишь кое-где освещенные факелами на набережной или свечами в окнах. Сказочно красивая картина. Темный блеск воды Гранд-канала, таинственная обстановка вокруг – все это могло бы стать восхитительной романтической декорацией для фильма о любви. Хотя о романтике задумываться не стоило – положение было слишком серьезным.

И все-таки я осознала, что присутствие Себастьяно не оставляет меня равнодушной. Он сидел так близко ко мне, что наши плечи соприкасались, и я могла ощутить тепло его тела. Это чувство было неповторимым, оно пронизывало меня насквозь. Чтобы сильнее ощутить его, я бы предпочла прижаться к нему посильнее.

Только услышав, как он охнул, я осознала, что это и сделала.

Я поспешно отодвинулась от него.

– Прости!

– Ничего страшного.

Остаток поездки я провела в смущенном молчании.

Дом, к которому наконец причалила гондола, по словам Себастьяно, принадлежал вдове мастера по изготовлению канатов. Это был крохотный домик на берегу узкого канала в районе Кастелло, совсем рядом с Арсеналом . Себастьяно расплатился с гондольером, а затем позволил мне помочь ему выйти из гондолы.

– Ты будешь моей женой, – сказал Себастьяно, ворочая ключом в скрипучем замке.

– Я буду кем? – растерянно спросила я.

– Моей женой. Если хозяйка квартиры спросит. Но не переживай, тебе не придется делить со мной постель, я сплю на полу.

В доме было темно, как в пещере.

– Подожди здесь, – сказал Себастьяно. Тихо ругаясь себе под нос, он побрел в темноту. Наконец, я услышала, как он чем-то шелестит. Через некоторое время зажегся маленький огонек и я снова увидела Себастьяно. В руке он держал маленькую сальную свечку.

Он подозвал меня к себе.

– Пойдем наверх.

Как и в доме Матильды, на верхний этаж нужно было подниматься по скрипучей узкой лестнице, которая больше походила на стремянку. Мы успели подняться на пару ступенек, когда на первом этаже открылась дверь, в которой появилась седая женщина.

– Это вы, мессир Себастьяно?

– Да, это я, монна Фаустина, – сказал Себастьяно.

– А кого вы привели с собой? – Монна смотрела на меня, и ее взгляд предвещал неприятности. Таким же взглядом часто смотрела на меня Матильда. Он означал «надеюсь-она-не-съест-слишком-много».

– Я его жена, и я ем не дома, – сказала я.

Монна Фаустина, не говоря ни слова, снова исчезла в своей каморке и захлопнула дверь.

Я последовала за Себастьяно наверх, и мы оказались на своеобразном чердаке. Он выглядел не слишком уютно. Лестница выходила на середину комнаты, и было легко врезаться головой в стропила по неосторожности. Кровать состояла из видавшего виды деревянного каркаса с соломенным матрасом, а еще рядом стояло несколько ящиков. Вот и вся мебель.

– Здесь есть мыши? – Я опасливо вгляделась в пыльные углы каморки.

– Пока ни одной не видел. Но, в общем-то, я был здесь только однажды – занес вещи и переоделся. Себастьяно опустился на колени перед ящиком и открыл его. В тусклом свете было видно, что он болезненно бледен.

– Здесь должно быть что-то вроде перевязочных материалов, – сказал он. – Чистая ткань, Мариетта что-то такое положила.

Пошатываясь, он сел на корточки и чуть не уронил свечку.

Я подскочила к нему и забрала свечу из его руки.

– Давай я с этим разберусь. Тебе нужно лечь.

Не обращая внимания на его протесты, я помогла ему встать и настояла на том, чтобы он тут же прилег. Со стоном он опустился на соломенную лежанку и попытался самостоятельно снять камзол. Я поставила свечку рядом с кроватью и схватила его за руку.

– Не двигайся, – сказала я. – Я сама об этом позабочусь.

Я расстегнула деревянные застежки камзола, а затем рубашку. Несмотря на слабое освещение, была видна кровь. Где-то засохшая, где-то еще блестящая, она пропитала кое-как наложенную на его торс льняную повязку, которая ослабла от столкновения с пьяным. Я помогла Себастьяно привстать, чтобы снять с него одежду. При этом я еще сильнее задела повязку, обнажив кровавый порез справа под ребрами. Увидев рану, я втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Возможно, ее нужно зашить, но это было за пределами моих возможностей. Я забинтую рану, но большего сделать не могу. Я нерешительно протянула руку, но затем замерла на несколько секунд.

– Есть ли тут спиртное?

– Хочешь выпить для смелости?

В этом он весь. Этот человек лежал передо мной полумертвый, но единственное, что пришло ему в голову, – не слишком смешная шутка. И все-таки я не смогла сдержать смешок.

– Я хочу протереть руки. Ты же знаешь. Бациллы. Гангрена. Интоксикация.

– Не нужно этого делать, – глухо сказал Себастьян. Он прикрыл веки, а его взгляд был мутным. – Просто принеси мне чистые льняные бинты из ящика, а остальное я сделаю сам.

– Я справлюсь, это даже не обсуждается. Я неплохо в этом разбираюсь, – это была дерзкая ложь. На самом деле я просто прошла курсы первой помощи, чтобы получить водительские права, и там мы перевязывали условные раны. Настоящие травмы еще не попадались мне на глаза. Особенно такие кровоточащие.

– К сожалению… спиртного нет, – пробормотал Себастьяно. – У монны Фаустины что-то есть. Но его… она точно отдаст только за наличные.

Его голос звучал все слабее.

Я в ужасе увидела, как у него закатились глаза.

– Держись! – крикнула я. – Тебе нельзя умирать.

– Просто… устал. – Его слова с трудом можно было разобрать. – Последний раз спал… позавчера.

Слава богу, он просто чертовски устал. Я с облегчением вздохнула. Но все-таки рану нужно перевязать заново. Я не хотела оказаться виноватой в том, что туда попадет грязь и она воспалится.

Я решительно сняла с его пояса кошелек и вынула из него пару монет.

Держа в руках деньги и свечу, я спустилась вниз и застала монну Фаустину под лестницей – она подслушивала. Увидев меня, она метнулась к плите и сделала вид, что чем-то занята.

– Меня неожиданно одолел голод, – сказала она.

– А меня неожиданно одолела жажда. – Я протянула ей деньги. – У вас есть спиртное? Желательно покрепче. И немного меда тоже не помешает.

Она схватила монеты с моей руки, не пересчитывая. Сунув ложку в глиняный горшок, она плюхнула в плошку порцию меда, а затем, ворча, отдала мне кувшин, из которого пахло чем-то крепким.

– Но не выпейте все, – крикнула она мне вслед, когда я уже поспешила обратно наверх.

Себастьяно погрузился в глубокий сон. Я продезинфицировала руки алкоголем, а затем очистила кожу вокруг раны куском льна, который щедро смочила спиртным. Себастьяно коротко застонал, но не проснулся. К моему облегчению, рана больше не кровоточила. Я наклонилась со свечой, чтобы рассмотреть ее поближе. Края раны были гладкими и ровными, будто кто-то ударил Себастьяно ножом. Альвис? Он и здесь приложил свою руку? Похоже, этот тип успевает повсюду!

При обработке раны мне пригодились не только знания из курса первой помощи, но и то, чему я научилась у Матильды и Клариссы. Например, я знала, что мед способствует заживлению раны.

Я слегка смазала медом кусок льна, щедро плеснула сверху спиртного и приложила компресс к ране. Наконец, я занялась перевязкой. Это было трудно, потому что мне нужно было снова поднять Себастьяно. С помощью некоторых уговоров мне удалось заставить его принять полусидячее положение, хотя он требовал, чтобы я наконец дала ему поспать.

Многократно обматывая его тело бинтом, я неизбежно оказывалась довольно близко. Я пыталась сосредоточиться на перевязке, не обращая внимания на то, какая у него гладкая и загорелая кожа, какой мускулистый торс.

– Я сделаю узлы с обоих концов, – сказала я, скорее чтобы напомнить себе, что это чисто медицинская процедура.

– Ты и правда смелая, – пробормотал он.

– Я? Чушь. Я – полнейший трус. Видел бы ты меня, когда Альвис с мечом… – Я смолкла, потому что я ведь не хотела ему рассказывать эту часть истории.

Но Себастьяно все равно не расслышал.

– Что? – прошептал он, уже почти засыпая.

– Это было не так уж страшно, – соврала я. – Тассини появились вовремя.

Конечно, я хотела сказать «Тассельхоффы», но проклятый барьер исказил слова. Кроме того, монна Фаустина снова засела в засаде и все слышала. Что, кстати сказать, мешало мне задать Себастьяно все те вопросы, ответа на которые я еще не знала.

Впрочем, он все равно не мог много говорить. Он только произнес несколько едва различимых слов, из которых я уловила, что в следующий раз он одолеет Альвиса. А потом он снова заснул.

Я нерешительно разглядывала дощатый пол. Он выглядел очень твердым. И пыльным. Но что мне оставалось? В каком-то календаре я однажды прочитала пословицу: «Кто умеет спать на собственных локтях, как на подушке, тот знает, в чем настоящее блаженство». Кто это вообще придумал? Конфуций? В любом случае кто-то, кто был знаком с нуждой и немало о ней знал.

Из платка Доротеи и накидки Себастьяно я приготовила себе импровизированное ложе на скрипучих досках. Накидкой я укрылась. На мягкой шерсти еще остался запах Себастьяно, эта неопределенная и беспокоящая смесь запахов мужчины и приключений. Он помогал мне не думать о том, что у меня по-прежнему болит горло. Шел бы этот Альвис к черту!

Я прислушалась к мерному дыханию Себастьяно.

«Завтра будет уже другой день», – подумала я.

Мне снился удивительный сон, в котором мне было четыре года. Сидя в траве и срывая луговые цветы, я видела собственные маленькие руки и пухлые ножки. Мама перед этим набрала целую охапку синих цветков и сплела из них венок, который надела мне на голову.

– Ты принцесса, а это твоя корона, – с улыбкой сказала она.

Я тут же горячо захотела сделать еще больше корон. Тогда у меня будет запас, даже если потеряю какую-то из них. Но соединить цветки никак не получалось. Стебли ломались у меня в руках и топорщились, сопротивляясь моим попыткам сплести их. Я начала плакать, скорее от злости, чем от огорчения, но венок из цветков все равно не получался.

Сквозь пелену слез я увидела, как ко мне приближаются две фигуры. Сначала я подумала, что это мои родители, но затем увидела, что это пожилая женщина и пожилой мужчина. У женщины были седые волосы и испещренное морщинами лицо, а у мужчины один глаз был скрыт черной повязкой, как у пиратов в моем конструкторе «Playmobil» .

Оба остановились передо мной. От удивления и немного от стыда я перестала плакать и подняла взгляд на них.

– Думаю, это она, – сказал старик.

– Не знаю, – возразила женщина. – Она не кажется мне особенно смелой. Не видишь разве, как она ревет.

Это я не могла оставить без ответа. Я торопливо вытерла глаза руками. К сожалению, это оказалось ошибкой, потому что мои пальцы были перепачканы в цветочном соке. Должно быть, один из цветков оказался чем-то вроде лука, потому что мои глаза начали гореть огнем. Теперь слезы буквально лились ручьем, и я ничего не могла сделать.

Мужчина и женщина рассмеялись. Испуганная и смущенная, я перестала тереть глаза. Внезапно мне стало страшно. Я решила, что сейчас соберусь с силами, как можно незаметнее встану и быстро побегу к родителям. Они точно недалеко, я даже еще слышала, как мама разговаривает с папой.

– Вот хорошее место для пикника, – сказала она.

Я как раз вспомнила, что мне строго запрещалось разговаривать с незнакомцами. Незнакомцы – это все люди, которых я не знаю, а этого старика и эту старуху я никогда раньше не видела.

Я осторожно попробовала отодвинуться от них, отползая спиной вперед. Неожиданно старуха сделала шаг вперед и наклонилась надо мной.

– Не бойся, – сказала она.

Это оказало на меня совершенно противоположный эффект.

– Мне нельзя с вами разговаривать, – сказала я, по-настоящему перепугавшись.

– Анна? – крикнула мама.

– Мама! – проревела я изо всех сил. Внезапно я ощутила облегчение. Старуха ничего мне не сделает. Мама заберет меня и защитит от нее.

Старуха протянула руку и коснулась моей шеи. Ее палец был необычно костлявым и горячим, так что я вздрогнула и закричала.

Охнув, я вскочила и огляделась по сторонам. Я почти поверила, что сейчас увижу этих двоих рядом, хотя, конечно, здесь не было никого. Мне было не четыре, а семнадцать, и я лежала на твердом полу на чердаке в доме монны Фаустины. В паре шагов от меня спал Себастьяно. Я прислушалась к его ровному дыханию.

Что за безумный сон!

Но теперь мои мысли вернулись в прошлое, они искали, выискивали – и нашли. Это был не сон. Это случилось на самом деле!

В одно мгновение я вспомнила, что произошло. Стариком был Хосе, а старухой – Эсперанца. Теперь я поняла, почему оба казались мне такими знакомыми. Я уже однажды встречала их, в детстве, но совершенно об этом забыла.

Я закрыла глаза и вернулась мыслью в тот день, когда это случилось.

Я сидела в высокой траве, светило солнце, и чирикали птицы. У меня в ногах лежали сломанные цветы. Пальцы были зелеными, как трава вокруг.

Место на шее, до которого дотронулась старуха, горело так же сильно, как глаза. Было совсем не больно, только горячо, и пока я размышляла, стоит ли мне расплакаться по этому поводу, все уже прошло, и остался только слабый зуд.

– Теперь у тебя есть дар, – сказала старуха.

– Используй его во благо, – добавил одноглазый старик.

– Анна, где же ты? – позвала мама.

Оба удалились и скрылись за деревьями, а я сидела в оцепенении и не понимала, что вообще со мной только что произошло.

Через несколько секунд появилась мама и высоко подняла меня. Я обхватила руками ее шею и прижалась к ней. Только теперь я начала плакать, но уже не от злости, а от растерянности и одновременно от облегчения.

– Тут была старая ве-ведьма, – всхлипнула я. – А потом появился пират из конструктора!

– Солнышко, у тебя слишком богатая фантазия. – Мама коснулась моего лба. – Боже, да у тебя жар!

На этом с пикником и венками было покончено. Мои родители как можно быстрее доставили меня в кровать. Врач нашел у меня трехдневную лихорадку и прописал покой. Так что я решила, что все это мне просто привиделось. Поэтому оказалось совсем несложно просто обо всем забыть. Мне же было всего четыре.

Я снова медленно открыла глаза, всматриваясь в полумрак под сводом крыши. Так это все-таки было! За периодические нарушения восприятия я должна быть благодарна давней встрече с двумя необычными стариками. Они как-то на меня… воздействовали. Похоже на истории людей, которые утверждали, что инопланетяне похитили их и имплантировали им чип. Я невольно коснулась шеи, но ощутила только гладкую, теплую кожу, никаких инородных тел. И она не чесалась, по крайней мере сейчас.

Впрочем, шея ощутимо болела, но это из-за синяков, которые остались после нападения Альвиса. Остальное тело тоже болело, будто меня покатали по гладильной доске – из-за неудобного ложа на твердой поверхности. Не такое уж и блаженство.

Я со стоном выбралась из-под накидки Себастьяно и осмотрелась по сторонам.

Сквозь чердачное окошко, затянутое свиным пузырем, проникал слабый свет. Но его было достаточно, чтобы понять: ночного горшка нигде нет.

До первых колоколов мне не дотерпеть. Лучше поскорее спуститься и пройтись до выгребной ямы. Ступени скрипели под моими ногами, со скрипом открылась и задняя дверь, но монну Фаустину эти звуки так и не выманили из комнаты. После ночного подслушивания она, должно быть, наверстывала упущенный сон.

Снаружи было прохладно, а земля оказалась влажной. Наверное, ночью шел дождь. Дрожа, я заставила себя выйти на открытый воздух. Как и в зелейной лавке, за домом был небольшой дворик, где в обязательном порядке имелся туалет. Здесь он оказался, если это вообще возможно, еще отвратительнее, чем у Матильды – настоящая комната ужасов. Торопливо делая свои маленькие дела, я задержала дыхание и мысленно помолилась, чтобы в ближайшее время мне не пришлось возвращаться сюда слишком часто.

Затем я стащила в кухне кувшин воды и забрала его наверх. Себастьяно услышал меня и проснулся. Повернувшись на бок и попытавшись приподняться на локте, он вскрикнул от боли.

– Ты уже встала.

– Мне приснился кошмар. – Я протянула ему кувшин. – Вот вода, ты наверняка хочешь пить.

Я подождала, пока он попил, а потом сама сделала пару глотков.

– Все еще болит?

– Считай, что нет, – небрежно сказал он, хотя его напряженная поза выдавала правду.

– Добыть чего-нибудь на завтрак?

– Мне не надо, спасибо.

Я же, со своей стороны, была бы не против перехватить кусочек, но я еще не успела сильно проголодаться, так что решила обождать с этим, пока не встанет монна Фаустина.

– Что мы будем делать дальше? – спросила я.

– Сегодня вечером мне нужно быть во Дворце дожей.

Его голос звучал довольно тускло, похоже, его не слишком радовал этот разговор.

– Тебе стоило бы остаться в постели на пару дней, – посоветовала я ему.

– Нет времени. Я должен предотвратить важные переговоры Малипьеро с Советом Десяти.

– Хочешь сказать, они снова попытаются убрать Тревизана?

– Нет, не в открытую. Но это день, когда принимаются решения. Важные решения. Они добьются, чтобы другие советники голосовали против Тревизана. И в результате они перетянут власть к себе.

Себастьяно снова обессиленно опустил голову.

– А что насчет меня? – Мне не хотелось, чтобы он решил, будто я вечно недовольна, но мой голос прозвучал жалостно, как у маленькой девочки. – Я не могу ничем помочь? Я имею в виду, предотвратить еще одно событие или что-нибудь такое?

– Похоже, твоя задача выполнена. Просто дождись следующего поворота луны.

– Кошмар, который мне снился, на самом деле был вовсе не сном, – выпалила я. – Эти двое, старик и старуха, Хосе и Эсперанца, – они все это время казались мне знакомыми, а теперь я знаю почему. Я однажды уже встречалась с ними, когда была маленькой. Эта Эсперанца дотронулась до меня. Она коснулась моей шеи пальцем, а затем сказала, что теперь у меня есть дар. Когда я прошлой ночью увидела это во сне, мне многое вспомнилось.

– Что же это за дар?

– Чесотка.

Он ухмыльнулся.

– Скажешь тоже.

– Это своего рода предсказательная чесотка, поскольку она случается только тогда, когда на меня надвигается опасность. Каждый раз, когда я ее чувствую, случается что-то плохое.

Это заставило его задуматься.

– Хм, возможно, это пригодится нам, пока ты здесь.

Я присела рядом с кроватью, скрестив ноги, потому что мне показалось глупым все это время стоять, наклонив голову и глядя на Себастьяно сверху вниз.

– Могу ли я быть тебе в чем-нибудь полезна? – спросила я. – Я хочу сказать, если ты, например, хочешь узнать, где отхожее место…

– Спасибо, но я предпочитаю канал, раз уж он так близко.

Я откашлялась.

– Давай тогда, наконец, поговорим обо всех этих путешествиях во времени. У меня полно вопросов. А монна Фаустина еще спит, так что она не может нас слышать.

– Ну тогда давай спрашивай.

– Как ты получил эту работу?

– С помощью Хосе. Он работал у нас в университете кем-то вроде архивариуса. Таким образом он, так сказать, всегда держал руку на пульсе истории. Мы однажды разговорились, и он спросил меня, не могу ли я посмотреть на пару исторических находок, которые недавно поступили на склад археологического архива. Конечно, я согласился.

Внезапно у меня возникло безумное предположение.

– Это было похоже на то, что случилось со мной? Он дотронулся до тебя своим костлявым холодным пальцем и ты обрел способность путешествовать во времени?

– Ты хочешь сказать, как с людьми, которых похитили инопланетяне и вживили им чип в череп?

– Именно! – восторженно воскликнула я. – Ты тоже считаешь, что это могут быть инопланетяне?

Себастьяно слабо улыбнулся, но затем лишь пожал плечами.

– В конечном счете, нельзя сказать со стопроцентной уверенностью. Как бы то ни было, Хосе и Эсперанца – не из нашего времени, но и не из более ранних эпох, так что мы можем предположить, что они из будущего. Причем из весьма отдаленного.

– Или из далекой-далекой Галактики, – настаивала я.

– Неважно. В любом случае Хосе – Хранитель. Как и Эсперанца.

– Хранитель?

– В нашем сообществе есть три группы. Хранители, Стражи и Вестники.

– Бартоломео – Вестник, – сказала я, радуясь, что тоже могу поделиться каким-то знанием. – Вестники не могут путешествовать во времени – на это способны только Хранители и Стражи. Ты – Страж, верно?

Когда он кивнул, я спросила:

– Что именно делают Хранители?

– Они дают необходимые указания. Кроме того, они, можно сказать, все координируют и сопровождают переходы.

– Что значит – сопровождают?

– Они присутствуют при каждом переходе в другое время. Без Хранителя Страж не сможет пройти сквозь портал.

Я нахмурилась.

– Задумывался ли ты, что однажды окажешься в совершенно безвыходном положении, если с этим Хосе или со старухой Эсперанцей здесь что-нибудь случится?

– Это риск, с которым я должен считаться, раз уж я решился на это приключение, – признался он.

– Ты не рассказал мне о специальной процедуре, с помощью которой ты стал путешественником во времени.

– Я посмотрел в зеркало.

– Что за зеркало? – озадаченно спросила я.

– Совершенно непримечательная старая вещица. Стоит среди прочей рухляди в историческом архиве факультета. Хосе снял покрывало с зеркала и дал мне в него посмотреться. И то, что я в нем увидел, меня крайне потрясло.

– О боже, пожалуйста, только не говори, что Хосе превратил тебя в инопланетянина! – в ужасе взмолилась я.

– Он не превратил меня в инопланетянина, – послушно сказал Себастьяно. Он снова улыбнулся, но тут же опять посерьезнел. – Но то, что я увидел в зеркале, было немногим лучше. Я увидел, во что превратится Венеция, если здесь произойдут определенные события.

– Хочешь сказать, в прошлом, то есть в этом времени? Речь ведь про Альвиса, да?

Себастьяно кивнул.

– Он выведет из игры Тревизана – единственного политического противника, которого стоит принимать всерьез. Затем он с помощью своего отца сделается главой Республики. Потом он добьется для себя полномочий, которые позволят ему без участия Совета принимать решения, имеющие долгосрочные последствия. Сбалансированная дипломатия, благодаря которой Венеция прошла через военные конфликты следующего столетия, разрушится. Альвис будет стремиться к тому, чтобы Венеция играла ведущую роль в колонизации новых континентов, занимая такое же положение в мире, как Испания и Англия. Из-за этого он меньше чем через столетие ввергнет Венецию в убийственную войну, в результате которой альянс испанцев, англичан и французов превратит ее в прах и пепел. Город будет полностью уничтожен. Пару лет спустя здесь останутся только безлюдные острова, покрытые осокой и руинами.

Я слушала его рассуждения, затаив дыхание, но под конец лишь возмущенно покачала головой.

– Этого не может произойти, ведь тогда города не было бы и в нашем времени! Но я сама видела, что Венеция на месте! Никто не уничтожил Венецию, даже Наполеон.

– Таково положение вещей – в настоящий момент. Но когда я в следующий раз вернусь в наше время, может оказаться, что уже вступило в силу измененное будущее. Будущее, в котором Венеция разрушена. Никто больше не вспомнит о предыдущей версии истории. Она просто исчезнет, как и этот город.

– Хочешь сказать, воспоминания всех людей мира тоже изменятся? Как с Тассельхоффами?

– Безусловно. Это основной принцип.

– Но мы все помним! Почему наши воспоминания не корректируются?

– Если бы мы забыли, как все было раньше, мы бы не смогли понять, чего опасаться, – объяснил Себастьяно. – Кроме того, мы храним все в памяти, чтобы делать то, что должны.

– Может, дело в том, что эти старейшины как-то… по-особенному с нами обращаются.

– Предполагаю, что да.

Я медленно кивнула. Все это выглядело вполне логично. Невероятно странно и безумно, но логично.

Но одно оставалось невыясненным:

– Тогда к какому типу отношусь я? Хранитель, Защитник или Вестник? – Задумавшись, я смолкла. – Похоже, никто из них, или как? Есть ли у вас название для таких как я?

– Я не знаю. Может, ты своего рода джокер. Я спрошу об этом Хосе.

– А Альвис? Это что за фрукт?

Себастьяно открыл рот, но не прозвучало ни слова. Снизу послышалось шарканье. Монна Фаустина выспалась и снова вся превратилась в слух.

– Думаю, теперь я могу принести завтрак, – сказала я. – Есть ли у тебя еще немного мелочи?

Съев кусок хлеба и выпив еще кувшин воды, я почувствовала себя отчасти сытой, но вряд ли стала лучше соображать. Вскоре, когда монна Фаустина отлучилась в туалет и не могла подслушивать, я смогла задать Себастьяно еще несколько вопросов.

Зеркало, как рассказал мне Себастьяно, показывало лишь последовательность картин с отдельными происшествиями, не сообщая точных дат. Нужно было самому догадаться, когда наступает рискованный момент, и затем своевременно вмешаться. В нашем случае таким событием было убийство Тревизана. Или упомянутые переговоры во Дворце дожей, во время которых Альвис хотел привлечь городских лидеров на свою сторону и продвинуться на пути к захвату власти.

Альвис, похоже, сам по себе был необычным явлением. Но Себастьяно не успел много о нем рассказать, потому что как раз тогда, когда повествование стало весьма увлекательным, монна Фаустина вернулась в дом и заняла свой пост под лестницей. И все-таки я хотя бы узнала, что Альвис когда-то переместился в Венецию из другого времени, как и Тассельхоффы. Это случилось пять лет назад. Себастьяно знал об этом только по слухам, потому что не он сам, а еще его предшественник, человек по имени Джанкарло, однажды привез Альвиса в прошлое на красной гондоле. Здесь Альвис нашел новую семью: своего брата Джованни и отца Пьетро Малипьеро. Но, в отличие от других людей, попавших в прошлое, он неожиданно вспомнил о случившемся и начал строить зловещие планы.

Почему к нему вернулась память и как ему, помимо всего прочего, удавалось путешествовать туда-сюда во времени, Себастьяно еще предстояло мне объяснить. Как только монна Фаустина в следующий раз пойдет в туалет. Или когда мы уберемся отсюда.

В этой маленькой вонючей чердачной каморке все равно было невозможно оставаться. В первой половине дня под низкими стропилами стало так жарко, что я с трудом терпела духоту. Себастьяно после нашего разговора снова уснул, но он беспокойно метался на постели и стонал каждый раз, когда задевал рану. Время от времени он кашлял. Его лоб покрылся потом, и рубашка тоже вскоре пропотела насквозь. Он бормотал бессвязные обрывки фраз, но не просыпался.

В какой-то момент я решила, что он поспал уже достаточно. Я осторожно потрясла его за плечо.

– Себастьяно? Уже почти полдень. Нам вроде нужно что-то… предпринять?

Вместо ответа он только простонал, что ему не помешает еще пара часов сна. Я обеспокоенно положила руку ему на лоб – и испугалась, когда мои пальцы ощутили жар. Я понятия не имела, как ухаживать за больными, но и дураку было ясно, что у него температура.

– У тебя жар, – констатировала очевидное я.

– Просто дай мне еще немного поспать, ладно?

Моя тревога перерастала в панику. Жар может означать что угодно. Например, что рана воспалилась и он на грани гибели.

Ему непременно нужно было к врачу! Разумеется, к настоящему врачу, а не к одному из этих знахарей, которые назывались докторами в пятнадцатом столетии и занимались в основном кровопусканиями.

У меня не оставалось выбора. Я должна оставить его одного, чтобы привести помощь. Монна Фаустина недоверчиво посмотрела на меня, когда я объяснила, что моему мужу нужно еще немного поспать и потому не стоит его беспокоить.

– Он отдыхает после утомительного путешествия, – сказала я, и это была чистая правда. Затем я отправилась в путь. На деньги, позаимствованные из кошелька Себастьяно, я наняла гондолу. Гондольер осмотрел меня с головы до ног, и когда его взгляд остановился на груди, я осознала, что до сих пор одета в парадное платье со вчерашнего вечера и вышла в город без вуали. По крайней мере, у меня был с собой желтый шелковый платок Доротеи. Я плотно прикрыла им плечи.

Я велела гондольеру пристать у Дворца дожей, дала ему пару монет и попросила подождать.

На площади Сан-Марко царило оживленное возбуждение. Густая толпа бурлила вокруг двух колонн, возвышавшихся на пьяцетте. Содрогнувшись от ужаса, я осознала, что именно вызвало их интерес. Между колоннами только что провели связанного человека. Его грубо толкнули на землю и подтащили к плахе. То, что его сейчас казнят, я поняла, как только увидела палача с огромным мечом. Люди вокруг кричали и смеялись, будто казнь была первоклассным спектаклем. Некоторые даже взяли с собой еду и питье, чтобы скоротать время в ожидании представления.

Я потрясенно отвернулась, проталкиваясь сквозь толпу. Не теряя времени, я прошла вдоль Дворца дожей, обошла базилику и по узкой улочке направилась к магазину масок.

Я упорно колотила в дверь, но никто мне не открыл. Можно было и не тратить время на поездку сюда.

Когда я вернулась на набережную, с казнью уже было покончено. Люди начали расходиться. Несколько мужчин грузили останки осужденного на телегу, хотя я взглянула на это лишь краем глаза, стараясь не смотреть в том направлении. Пахло кровью и смертью. У меня сжался желудок, и съеденный на завтрак хлеб чуть не попросился наружу.

Я приказала гондольеру отвезти меня к дому Мариетты, но и тут меня ждала неудача. Хосе здесь не оказалось, и самой куртизанки тоже не было дома. Я описала служанке, которая открыла мне ворота, куда она должна прислать одноглазого старика, как только он снова появится.

– Но это должно случиться скоро, потому что для Себастьяно это вопрос жизни и смерти, – заклинала я ее. Мне пришлось выразиться немного конкретнее, чтобы никто не подумал, что я преувеличиваю. – У него ужасный жар.

Служанка впечатленно кивнула и пообещала передать это своей госпоже или испанцу.

Я поспешно снова села в гондолу и попросила доставить меня к пристани, рядом с которой находилась зелейная лавка. Здесь я тоже дала гондольеру немного денег и попросила подождать. До лавки я добралась пешком. Идя по улочкам, я ощущала на себе любопытные взгляды – явно из-за моего наряда.

Когда я вошла в магазин, Матильда подняла брови, так что они почти слились с волосами.

– Ты опаздываешь, – сказала она. – Мы же договорились, что ты еще до третьих колоколов возьмешься за работу.

Меня обожгло осознание того, что я действительно обещала ежедневно заходить к ней, чтобы помочь. Как это могло вылететь у меня из головы!

Ну да, меня же чуть не убили. Весьма хорошее оправдание для моей забывчивости. И я должна была заботиться о путешественнике во времени, у которого был жар и от чьего состояния, помимо прочего, зависело, смогу ли я снова вернуться домой. Чтобы в таких обстоятельствах думать о метле и тряпке, нужно иметь стальной рассудок. А мой был скорее из комковатой ваты.

– Как ты вообще одета? – осуждающе спросила Матильда. – Ты собираешься работать в этом?

– На самом деле, я только зашла за средством от жара, – призналась я. Чтобы затем тут же соврать: – Моя соседка по келье в монастыре заболела. – Тут же я добавила: – Я всю ночь не спала, заботясь о ней, и поэтому забыла переодеться.

– А что насчет работы?

– Я вернусь так быстро, как только смогу. Как только я дам ей лекарство.

И это тоже была ложь. Или, по крайней мере, не совсем правда. Я не могла работать здесь, не зная, как себя чувствует Себастьяно. Он сильнее нуждался в моей помощи, чем Матильда или Кларисса.

В лавку вошла Кларисса. От сияния, которое она излучала вчера вечером, не осталось и следа. Ее волосы, как обычно, были собраны в тугую косу, а поверх скромного коричневого платья она надела тот же запачканный халат, в котором всегда работала в оффицине.

Мне показалось, что она была совершенно не в восторге от моего появления.

Я виновато кашлянула.

– Я знаю, что опоздала, но… случилось кое-что непредвиденное. Можно с тобой поговорить?

Она неохотно пожала плечами.

– Пойдем со мной.

Я проскочила мимо Матильды и, пытаясь не обращать внимания на ее громкие ругательства, последовала за Клариссой. На кухне за столом сидел старый Якопо, как обычно, вырезая что-то из деревяшки.

– Смотри-ка, – с дружелюбной улыбкой сказал он, увидев меня. – Наше солнышко. И в какой прелестной одежде.

– У меня еще не было времени переодеться.

– Тогда, должно быть, у тебя была бурная ночь, – подмигнул он мне.

– Нет, на самом деле нет. Скорее… неприятная. Мне пришлось заботиться о больной соседке по комнате.

– Надеюсь, скоро ей станет лучше, – сочувственно сказал он.

– Я пришла за лекарством от жара.

– Кларисса что-нибудь тебе подберет, – сказал Якопо.

Кларисса выслушала это, упрямо наклонив голову.

– То, что хорошо поможет твоей соседке, – продолжал Якопо. – Кларисса, чего ты ждешь?

Она, похоже, даже не собиралась выполнять его просьбу.

– Кларисса, – сказал он встревоженно, и в его голосе послышались сердитые нотки, – я тебя не узнаю! Ты не хочешь помочь Анне?

Кларисса пожала плечами, будто размышляя. Отвернувшись, она произнесла:

– Пойдем со мной.

Она толкнула заднюю дверь, и я следом за ней прошла через двор, к сараю. Толстые мухи, как обычно, жужжащие над туалетом, напомнили мне о том, что мне предстоит, если я не постараюсь изо всех сил, чтобы вернуться в двадцать первый век.

– Ты злишься на меня? – неуверенно спросила я, заметив, что каменное выражение лица Клариссы не смягчается.

– За что же мне на тебя злиться? – резко спросила она в ответ.

– Ну мало ли. Я вчера так быстро исчезла с праздника… Но с тобой остался Барт. Вы по крайней мере хорошо поговорили? Он проводил тебя домой?

Ответа не последовало – она просто зашла в сарай и принялась готовить травы за рабочим столом. Я растерянно зашла следом.

– Я что-то сделала не так?

– Лучше молчи! – перебила она меня. – Тогда мне больше не придется терпеть твои глупости.

Такой враждебной я ее еще никогда не видела и решила, что лучше помолчать.

Ссутулившись, она высыпала смесь трав на листок бумаги, наконец, тщательно свернула ее и вложила мне в руку.

– Нужно развести горячей водой, – бесцветно сказала она. – Пусть он выпьет все за один раз. Если добавить сахар или мед, получится очень приятно на вкус.

– Кларисса, что с тобой? – не выдержала я. – Чем я тебя обидела? Скажи мне, чтобы я могла извиниться!

– Ты – извинишься? Ты, идеальная Анна из будущего, которая все знает, все умеет и все понимает? – Кларисса язвительно рассмеялась. – Что ты можешь сделать не так! Ты же совсем не такая, как я! Тебе никогда не совершить таких ошибок, как мне! Тебе никогда не придется жить с чувством вины, зная, что из-за тебя погиб хороший человек!

– Какая вина? И какой человек?

– Умолкни. – Она отвернулась от меня. Ее плечи дрожали, она расплакалась.

Я нерешительно протянула к ней руку, но она грубо отмахнулась от меня и что-то прошипела, так что мне в итоге пришлось убраться.

В смятении я направилась к выходу.

На кухне Якопо посмотрел на меня с улыбкой.

– Получила лекарство?

Я молча кивнула и, опустив голову, прошла мимо него, через лавку, а затем на улицу.

Матильда рассерженно крикнула мне вслед, чтобы я даже не думала опаздывать, потому что здесь еще полно дел.

Я была слишком сбита с толку, чтобы отвечать. В полной растерянности я вернулась к пристани.

Я попросила монну Фаустину вскипятить воду, и она с ворчанием подчинилась. Я не удивилась, когда она потребовала от меня за это денег, в конце концов, ей нужно было добавить в отвар сахар или мед. Конечно, я ей заплатила. Себастьяно уже не выглядел таким обессиленным, как раньше, он почти проснулся, но его жар, как мне показалось, лишь усилился. Только бы средство помогло!

Я сменила повязку, при этом заметив, что рана воспалилась. Не нужно было быть врачом, чтобы сообразить, что покрасневшая, напряженная кожа вокруг пореза не означает ничего хорошего.

– Выглядит плохо, – испуганно сказала я. – Тебе немедленно нужно к врачу.

– Я знаю, – ответил он и закашлялся. Кашель звучал совсем нехорошо. – Но здесь о враче и речи быть не может. По крайней мере о таком, к которому я добровольно пошел бы.

Я сообщила, что пыталась отыскать обоих Хранителей.

– Я побывала в магазинчике масок, к сожалению безуспешно. В доме куртизанок я тоже попытала счастья, но никто не знал, где Хосе. Также я передала ему сообщение, чтобы он сразу же пришел сюда, как только появится. Где бы его ни носило.

О разговоре с Клариссой я умолчала, хотя мне отчаянно хотелось выяснить, в чьей смерти она себя упрекает. Судя по виду Себастьяно, он сейчас не был способен на долгие монологи. Он лежал на спине, бледный, закрыв глаза. По нему было видно, что рана снова болит.

– Зачем ты все это для меня делаешь? – пробормотал он.

– Ну, я же твоя жена. Уже забыл?

Он едва заметно улыбнулся уголком губ.

– Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится?

– Явно не мой болтливый рот. Пожалуй, я бы сделала ставку на свои длинные золотистые волосы.

Он тихо рассмеялся, но его лицо тут же исказилось от боли.

– Проклятье, лучше прекрати! – попросил он.

– Что прекратить?

– Шутить! Мне адски больно смеяться!

– Хм, я-то думала, что смех – лучшее лекарство. Но с дыркой в животе, наверное, не так весело. Я знала, каково это, потому что мне удаляли аппендикс. Тогда мне было семь, и я довольно четко все помню. Прежде всего о том, каково мне было смеяться. Но сдерживаться я не могла. Папа приходил в больницу и рассказывал мне восхитительно тупые шутки.

– Так это у тебя от него?

– Не исключено. По крайней мере, он понимает мои шутки, даже когда другим вообще не смешно. – Я вспомнила про инвалидов и машинки для гольфа и ощутила ком в горле. Доведется ли еще нам с папой вместе посмеяться над шуткой?

– Я тоже понимаю, – сказал Себастьяно.

– Кого? Моего отца?

– Твой юмор. И именно его я имел в виду. То, что мне в тебе больше всего нравится.

Он повернулся и посмотрел на меня. Я слегка вздрогнула, когда он неожиданно вытянул руку и погладил мои волосы.

– Но и твои длинные золотистые волосы тоже ничего.

– Тогда будем считать, что этот вопрос мы прояснили, – хрипло сказала я.

– Да, хорошо, что мы об этом поговорили. – Его голос звучал несерьезно, но взгляд был будто вопросительным. Мне стало жарко.

Я тщательно откашлялась.

– Ты еще собирался мне рассказать, как ты получил эту дырку в животе.

Тихо усмехнувшись, он приподнял бровь.

– Правда, что ли, хотел?

– Безусловно, – решительно сказала я.

– Ты сама можешь догадаться.

– Альвис, – предположила я.

Себастьяно уныло кивнул.

– Когда я оказался в будущем, он был уже там и поджидал меня. Со своим кинжалом.

– Как этому мерзавцу вообще удается прыгать во времени туда-сюда?

– Должно быть, у него есть помощник, но мы не знаем, кто это. Также должен быть портал, который он использует, но пока неизвестно, где он находится. Но одно точно верно: он хочет убрать меня с пути, не мытьем, так катаньем.

«И меня тоже», – содрогнувшись от ужаса, подумала я и будто снова ощутила его удушающий захват.

– Пока что мне везло, но в следующий раз он может добиться успеха, – сказал Себастьяно. – Он чертовски ловко управляется с ножом.

– Не стоит так говорить, – возразила я. – Мысли позитивно! Может, в следующий раз ты сам его застигнешь врасплох! Ты тоже быстрый. Я сама видела! – Я задумалась. – Лекарство. Оно наверняка уже готово. Подожди, я его сейчас же принесу.

Я спустилась вниз, но монны Фаустины было нигде не видно. Задняя дверь была открыта, а из туалета донеслись характерные звуки поноса. Услышав их, я почувствовала, как забурчало у меня в животе, и мне ужасно захотелось как следует поколотить по двери туалета и попросить монну Фаустину поторапливаться. В этом столетии на мою долю явно выпадает слишком много стресса.

Я сделала пару глубоких вдохов, и мои внутренности расслабились. Я научилась в некоторой степени их контролировать, представляя, будто приняла имодиум. Воображаемая таблетка действовала почти так же, как и настоящая, если принять ее достаточно быстро. Иногда мне приходилось мысленно принимать вторую, и это тоже не всегда помогало. Но на этот раз сработало. Я почувствовала бесконечное облегчение, поскольку я хотела по возможности не пользоваться туалетом ужасов монны Фаустины.

Рядом с плитой стоял дымящийся кувшин, из которого пахло медовым травяным чаем, так что отвар был уже готов. Я хотела сразу же отнести его наверх, но тут Себастьяно спустился по ступенькам. Он кое-как причесался. Кроме того, он натянул камзол, а в руке нес ботинки. Свободной рукой он опирался о стену. Его бледное лицо было покрыто потом.

Я поспешно поставила кувшин и поспешила к нему.

– Куда ты собрался?

– Я же сказал, что мне нужно во Дворец дожей. Самое время. Только что прозвонили «нон». Они вот-вот соберутся на совещание.

– Кто?

– Малипьеро, Тревизан и прочие советники. После этого разговора будущее пойдет по другому пути. По ложному пути.

– И как ты собираешься этому помешать?

– Сорвать совещание.

– Но я думала, нужно только спасти жизнь Тревизану?

– Это была только часть плана. Помимо этого нужно не дать Малипьеро перетянуть на свою сторону Совет Десяти.

Непослушными пальцами он застегнул камзол, а потом уселся на ступеньки, чтобы надеть ботинки. Присев на корточки, я помогла Себастьяно, потому что ему явно было тяжело наклоняться.

Я озабоченно наблюдала за ним.

– Себастьяно, в таком состоянии ты не можешь просто так расхаживать по улице!

Он снова закашлялся, а когда перестал, сказал:

– Могу и должен.

– А если тем временем придет Хосе?

– Он знает, где меня найти.

– Но ты не выпил отвар от жара!

– Нет времени. Я воспользуюсь им позже, обещаю.

– Я пойду с тобой, – сказала я, хотя неодолимый страх перед Альвисом заставил меня тут же выпить еще одну воображаемую таблетку от диареи.

– Анна, я не могу этого от тебя требовать. – Он с усилием поднялся на ноги. – Я справлюсь и один.

– Если это шутка, она не смешная. Подожди секунду.

Я поднялась в комнату, прихватила желтый платок, и мы вместе вышли из дома.

Над городом висела вечерняя жара, свойственная позднему лету, хотя то и дело с моря прилетал бриз, приносивший с собой запах соли и рыбы. Вдоль набережной Рива дельи Скьявони были пришвартованы бесчисленные корабли. Они покачивались на волнах. Бесчисленные высокие мачты уходили в синее небо, тут и там на ветру трепетали паруса. Многие старинные корабли выглядели одновременно восхитительно и пугающе, потому что по ним было отчетливо видно, что они принадлежат прошлому.

Себастьяно шел рядом со мной, держась весьма уверенно, хотя шагал он с заметным усилием. То и дело ему приходилось останавливаться, чтобы прокашляться. Похоже, у него разыгрался настоящий бронхит. Капли пота у него на лбу и раздраженное выражение лица показывали, что ему приходится проявлять крайнюю собранность, чтобы боль не была заметна со стороны. Он не протестовал, когда я взяла его под локоть и осторожно поддержала. По той же причине, как я предположила (или лучше: как я надеялась!), он прошлым вечером буквально висел на Мариетте.

– Ты так молчалива, – сказал он, когда мы шли по набережной к Дворцу дожей.

– Ах, я просто задумалась.

– Об Альвисе?

– О нем тоже.

– А о чем еще?

Я перешагнула через дохлую рыбу, выскользнувшую из бочки, которую проходящий мимо моряк нес на плече.

Некоторое время я боролась с собой, не зная, стоит ли раскрывать Себастьяно главную причину моей задумчивости. В конце концов я просто сказала:

– Когда я сегодня зашла к Клариссе за средством от жара, она говорила загадочными намеками. О том, что она виновата в смерти хорошего человека.

На лице Себастьяно отразился гнев.

– О, так она наконец-то выдала себя, а?

– Нет, на самом деле нет. Я же сказала, это были только намеки. Что она имела в виду?

– До того, как я занялся этим делом, над ним работал другой человек. Я уже об этом упоминал.

Я вспомнила.

– Джанкарло, да?

Себастьяно кивнул.

– Симпатичный парень, на два семестра старше меня. Я познакомился с ним, как только меня зачислили в университет. Мы несколько раз ходили на футбол и иногда пили пиво вместе. Он рассказал, что нашел подработку на каникулы, там хорошо платят, и им может понадобиться еще один сотрудник. Я, конечно, попросил его рассказать мне поподробнее. И тогда он познакомил меня с Хосе.

– А что стало с Джанкарло?

– Он погиб пару недель спустя. И в этом виновата Кларисса.

Я сглотнула.

– Что случилось?

– Его рабочий участок – не только это время, но и более позднее – восемнадцатый век, эпоха, когда жила Кларисса. Он привел ее сюда, и между ними явно что-то было. Он с ума сходил по ней, но она думала только о том, чтобы снова вернуться домой. Джанкарло пытался сделать это каждые две недели, в ночь поворота луны, но ничего не выходило. Как и у тебя, у нее была маска кошки, и она тоже должна была выполнить задание. Наконец, Эсперанца отправила ее на праздник. Но Клариссе не хотелось идти.

– Она не пошла, потому что у нее разыгралась мигрень, – возмущенно возразила я.

– Если она тебе так сказала, она соврала, – сказал Себастьяно. Эти слова прозвучали безэмоционально, но решительно. Я была вынуждена поверить ему, потому что, если честно, Кларисса уже не раз соврала мне.

– Она не хотела идти, потому что она недавно поссорилась с Джанкарло. Глупая ссора по ничтожному поводу, просто потому, что она ревновала.

– К кому?

– К Мариетте.

– К Мариетте? – пораженно повторила я.

Себастьяно кивнул.

– Кларисса тогда жила в ее доме. Не как… ну, ты уже знаешь. А совершенно благопристойно, в комнате в мансарде. Она могла бы жить в монастыре, но решила, что там для нее слишком скучно.

– Наверное, она тогда не знала, что и монахиням разрешается устраивать вечеринки, – пробормотала я.

– Что ты сказала?

– Ничего. Итак, она поссорилась с Джанкарло. И что дальше?

– Она отказалась следовать указаниям Эсперанцы…

– Секунду. Она знает Эсперанцу?

– Конечно.

И в этом Кларисса тоже меня обманула!

– Так что она не пошла на праздник, – продолжил Себастьяно. – Она просто не хотела понимать, что это вопрос жизни и смерти, хотя Джанкарло ей об этом говорил. Он оказался один, и некому было прикрыть его спину. Его заманили в засаду и убили. Как и человека, которого он должен был защитить. Важного дипломата, который в грядущей войне крайне убедительно вел бы мирные переговоры. Из-за его смерти война продлится на два года дольше и погибнет множество людей.

Я до боли прикусила губу. Кларисса действительно носила на себе тяжелую вину, хотя она вообще не имела дурных намерений.

– После этого она умоляла меня и Хосе вернуть ее в родное время. Мы пытались несколько раз, но ничего не вышло. И никогда не выйдет – с этим ей придется смириться. Хотя она до сих пор не хочет этого принимать. Эсперанца объяснила ей, что она должна подождать, пока не наступит подходящее время для второго шанса. Может быть, как раз сейчас у нее появился такой шанс.

Я растерянно смотрела вперед. Кларисса ждет уже пять лет! Какая нечеловечески тяжелая судьба – и все из-за одной глупой ссоры! Причину которой, ко всему прочему, я понимала как никто другой! Вряд ли найдется женщина, которая не стала бы ревновать к Всей-такой-замечательной Мариетте!

– Я, конечно, понимаю, все это совершенно ужасно, – сказала я. – Но разве обязательно нужно заставлять ее заниматься рабским трудом у Матильды?

– Тогда она сама к этому стремилась, – сказал Себастьяно.

Я недоверчиво посмотрела на него.

– Правда?

Он кивнул.

И на этом наш разговор закончился. Мы подошли к Дворцу дожей.

Перед воротами стояли стражи с метровыми пиками, и на секунду я засомневалась, пустят ли они нас. Но Себастьяно снова меня удивил. С впечатляющей уверенностью он жестом фокусника извлек из поясной сумки бумагу, похожую на какой-то документ, и протянул ее одному из стражников.

Тот передал ее второму – видимо, потому, что он лучше умел читать. Внимательно изучив написанное, стражник вернул бумагу Себастьяно и приказал своему коллеге пропустить благородного господина и его почтенную супругу.

– Там так и сказано? – шепотом спросила я, когда мы входили под арку ворот. – Что я твоя почтенная супруга?

Себастьяно скорчил заговорщическую мину.

– Нужно быть готовым к любым неожиданностям. В конце концов, я кто-то вроде тайного агента. Так что подходящая женщина мне просто необходима.

Эти слова почему-то показались мне отвратительными. Я словно какая-то «девушка Бонда».

– Жаль, что у тебя нет лицензии на убийство, – сказала я. – Тогда с Альвисом явно было бы меньше проблем.

– Об этом я не раз серьезно задумывался. Но это не в моем стиле. В чем же тогда будет отличие между добром и злом?

Я была согласна с этой идеей, несмотря на то, что она вызывала у меня двойственные чувства. Себастьяно рискует однажды погибнуть из-за своего благородства.

– Но самооборона вполне оправданна, – сказала я. – В следующий раз ты должен просто как следует обороняться, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Посмотрим, что из этого выйдет.

Тут нам пришлось покончить с шуточками, потому что у подножия парадной лестницы во внутреннем дворе нас остановили еще два вооруженных человека, и Себастьяно пришлось показать им свой пропуск.

Тем временем я с любопытством осматривалась. Двух огромных статуй, которые в мою эпоху стояли по бокам лестницы, еще не существовало, а внутренний двор показался мне более просторным и не так плотно застроенным, как в будущем.

Себастьяно с трудом поднялся по ступеням. С каждым шагом он тихо стонал, и один раз ему пришлось остановиться, чтобы переждать приступ кашля.

Я шла совсем рядом и поддерживала его.

– Ты уверен, что вынесешь все это?

Вместо ответа он стиснул зубы, делая шаг за шагом, пока мы не добрались до второго этажа. Там мы ненадолго остановились, чтобы Себастьяно мог перевести дух.

Я постоянно оглядывалась по сторонам, но люди, которые прохаживались по балюстрадам, похоже, совершенно не обращали на нас внимания. Я заметила нескольких сановников, одетых в мантии разных цветов и в шляпы, которые только подчеркивали их степенную походку. Другие были одеты проще и кланялись, когда мимо проходил знатный человек, так что это, наверное, были мелкие чиновники.

Дворец дожей, это я запомнила еще с наших экскурсий, был в это время правительственным и административным центром Венеции. Там находились многочисленные государственные инстанции, с огромным количеством чиновников и политиков. Дож тоже жил здесь – его покои находились на втором этаже.

Я взволнованно думала о том, доведется ли мне увидеть его лицом к лицу. Настоящего живого дожа!

– На случай, если ты высматриваешь дожа – сейчас он не здесь, а в своей вилле на материке.

– Я давно подозревала, что ты умеешь читать мысли, – сказала я.

– Хотел бы я это уметь, – Себастьяно чуть жалобно улыбнулся, – тогда бы я знал, какой неожиданный ход Альвис сделает следующим.

– Ну да, но зато ты знаешь, что сегодня он придет на это собрание, которому ты должен помешать, – утешительно сказала я. – Это уже многого стоит.

– Было бы еще лучше, если бы у меня был хороший план.

Я ошарашенно взглянула на него.

– Только не говори, что у тебя его нет! Что мы тогда здесь делаем?

– Сейчас мы идем к этому проклятому залу собраний, – проворчал Себастьяно. Вздохнув, он двинулся дальше.

– А потом? Мы туда придем, и ты будешь ждать вдохновения? – Я шла рядом с ним, затем обежала его и стала идти спиной вперед, чтобы лучше его видеть. Из-за своей раны он не мог шагать слишком уж энергично, так что мне было несложно держаться на шаг впереди и настойчиво заглядывать ему в глаза.

– Слушай, Себастьяно, все это выглядит как пьяный бред! Давай просто вернемся и подождем у монны Фаустины, пока не появится Хосе. Он должен прежде всего доставить тебя к нормальному врачу! Это явно полезнее, чем шататься здесь у всех на виду, не имея никакого плана действий.

– Я не говорил, что у меня вообще нет плана, – возразил Себастьяно. – Хотя, признаюсь, он мог бы быть и лучше. – Он поморщился, то ли от боли, то ли от нетерпения. – Если ты перестанешь скакать передо мной, как чертик из коробки, я тебе все объясню.

Я почувствовала себя виноватой, заметив, что ему больно идти. Я поспешно снова схватила Себастьяно под руку, чтобы ему было легче. Он шепотом объяснил мне, что хочет устроить пожарную тревогу. Учитывая, что последний опустошительный пожар во Дворце дожей случился совсем недавно, а венецианцы мало чего боялись так сильно, как огня, можно было рассчитывать, что большинство присутствующих политиков тут же захотят сбежать. А значит, совещание кончится внезапно, прежде чем удастся обсудить хотя бы одно предложение. Некоторые, возможно, вернутся позже, но явно не все. А значит, планы Малипьеро будут сорваны.

Хотя Себастьяно был недоволен своим планом, мне самой он показался весьма хорошим. Пожарная тревога, кроме того, имела преимущество: в беспорядке и суматохе, которые непременно возникнут, мы сможем скрыться незамеченными.

Мы дошли до лестницы, которая вела на второй этаж.

Себастьяно карабкался по ступеням, то и дело вскрикивая и кашляя и все сильнее опираясь на меня, – он явно слабел от боли. Мое беспокойство росло все сильнее. Страх перед Альвисом усиливался. Что, если он подумает, будто суматоха, возникшая после ложной пожарной тревоги, – подходящий момент для небольшого нападения с ножом на врагов? В таком состоянии Себастьяно вряд ли сможет что-то противопоставить его атаке.

Мы оказались в помещении, отделанном роскошными фресками. Из него вели многочисленные деревянные двери внушительного размера.

Перед одной из дверей стояли два скучающих официанта, которые удивленно посмотрели на Себастьяно, когда тот спросил, не здесь ли должно состояться заседание Совета Десяти.

– Но заседание уже давно идет, благородный господин, – сказал один из них.

– Они уже должны вот-вот закончить, – продолжил другой.

Он был прав. Уже в следующий момент огромные створки дверей распахнулись, и советники группами вышли из зала. Они взволнованно переговаривались и, кажется, были в приподнятом расположении духа.

Среди них появился человек, которого я знала, и он был явно в худшем настроении, чем все остальные. Это был Тревизан. Он выглядел разочарованным и обеспокоенным. Все были не на его стороне, и никто с ним не говорил. Казалось, что он намеренно держался на расстоянии от других советников – или они от него.

Проходя мимо, он посмотрел на нас. На его лице отразилось удивление, и он коротко улыбнулся.

– Ну и дела. Маленькая кошечка. И молодой мессир Себастьяно. Приветствую вас!

– Мессир Тревизан, – Себастьяно обозначил поклон. Он пытался держать себя в руках, но отчаяние было написано у него на лице. – Сегодняшнее заседание Совета Десяти уже окончилось? Я думал, оно только началось! Разве мы вчера не говорили о том, что оно должно начаться, когда колокола пробьют «нон»?

Тревизан нахмурился.

– Я так сказал? Ах да, верно. Я сам тоже думал, что оно состоится вечером. Моему секретарю назвали это время. Но сегодня утром он пришел ко мне и заявил, что произошла ошибка. Заседание было намечено на сексту . И оно длилось без перерывов вот до сих пор. – Он подавленно покачал головой. – Все сложилось не в мою пользу. Обычно участников Совета Десяти нелегко переубедить, но в этом случае Малипьеро справились без труда. Пьетро привел блестящие аргументы, и я вынужден признать, что его речь была в высшей степени убедительной. Затем выступил его сын, Альвис, который развеял последние сомнения присутствующих.

– Но не ваши, – перебила я.

Тревизан пожал плечами.

– Как я могу отправить новый флот исследовать далекие земли, если у нас не хватает средств, чтобы развивать морскую торговлю и обороняться от враждебных государств? Но большинство голосов было у них. Скоро Венеция начнет строить корабли, пригодные для плавания в открытом море, чтобы найти неизвестные земли по ту сторону океана. Я пытался воззвать к голосу разума, но никто не хотел и слушать. Возможно, я смогу убедить Мудрецов, чтобы они созвали особое заседание, как только вернется дож. Я приложу все усилия.

Пожав плечами, он добавил:

– Речь Альвиса Малипьеро была и в самом деле провидческой и вдохновенной. Он сказал так: «Завоевать новый мир, прежде чем это сделают другие».

Покачав головой, он закончил:

– Эти Малипьеро – они невероятно харизматичны. В особенности юный Альвис. Ах, вот и они. Победители на всех фронтах.

К огорчению, отразившемуся на его лице, добавилась толика невольного восхищения, когда он увидел, как Малипьеро в толпе советников появился в дверях зала заседаний. Одобрение и воодушевление этих людей буквально витали в воздухе. Все хотели поговорить с Малипьеро, хлопнуть его по плечу, высказать похвалу, задать вопрос. Всеобщее внимание явно принадлежало ему.

И наше тоже. Я не могла отвести взгляд от Альвиса, и когда я быстро оглянулась на Себастьяно, я заметила, что он это тоже ощущает.

Притягивая взгляды, как магнит, Альвис вместе с отцом и братом прошествовал в переднюю, окруженный одобрительно смеющимися политиками, которые не могли дождаться момента, когда смогут приступить к осуществлению его планов. Потому что они верили каждому его слову.

Альвис, как я поняла, и сам так ревностно верил, что Венеция превратится в колониальную державу, властвующую над миром, что готов был сделать для этого все, даже пойти по трупам, если это понадобится. Знал ли он, что его честолюбивые планы в конце концов приведут к полному уничтожению города?

Но на этот вопрос я уже могла ответить. Конечно, знал. Он был путешественником во времени, а значит, смотрел в зеркало. И если он, несмотря на это, так безрассудно стремился к своей цели, объяснение было только одно: ему было абсолютно все равно, что случится через сто лет. Его интересовало то, что произойдет в течение его собственной жизни, и он хотел получить как можно больше власти. Быть может, даже больше всех в мире.

Когда ему оставался один шаг до лестницы, он остановился и еще раз обернулся к нам. Хотя мы держались в глубине толпы, он нас увидел. На долю секунды наши взгляды встретились. Его глаза походили на темный лед. Его губы беззвучно произнесли слово, которое я поняла так четко, будто он выговорил его вслух.

–  Скоро!