Эпилог

Кабинет был серым, скучным и безликим. Одинокий стол, на поверхность которого проливался из единственного окна свет хмурого московского дня. Стул за столом, придвинутый плотно. Еще один стул напротив, занятый высоким восточным человеком с острой бородкой – тоже в сером костюме, как назло.

Поднятые вверх жалюзи не скрывали вид на широкий проспект в трех сотнях метров ниже. Высота, недоступная простым смертным. Но и слишком далеко, чтобы видимое пространство ощущалось настоящим, подлинным, а не нарисованным полотном с искусной детализацией серых зданий, серых улиц и черных крон деревьев, с которых ветер уже снес желтые листья, а немногословные дворники смели их в черные мешки.

Единственными яркими красками в кабинете были фотографии, разложенные на углу стола. Цветные, формата А4: на каждой – молодая девушка, одна или в сопровождении юноши, посреди яркого, тогда еще летнего дня.

– Доброе утро, Амир, – еле слышно скрипнула дверь, и за спиной восточного человека раздался голос, привычный повелевать и властвовать.

Гость кабинета ворохнулся, попытался встать и поприветствовать со всем уважением, но сухая старческая ладонь придержала его за плечо.

– Сиди, – оставили его на месте.

И слова радости от встречи как-то сами собой завязли на языке, оставшись невысказанными. Было в останавливающем жесте недовольство, ощущаемое гостем крайне болезненно.

Хотя обижаться на этого человека было бессмысленно. Он явился с того света, чтобы вершить суд и выигрывать войны, чтобы говорить ничтожествам прямо, кто они есть – и ничтожества обтекали, неспособные возразить.

Его старались избегать – наверное, он был единственным среди всех князей, передвижения которого отслеживали столь внимательно и чутко не для того, чтобы застать и поговорить, а чтобы ни в коем случае не встретить лично.

Личность старого князя Юсупова стала легендарной еще при прежней жизни – до того, как на родовом кладбище был установлен монумент над его могилой… В которой, как оказалось, все эти годы никого не было.

Сейчас же князя воспринимали с той же растерянностью, что и явившегося из небытия Кощея Бессмертного, игла с жизнью которого была с гарантией сломана. И мир недоумевал – искать ли обломки старой иглы, чтобы склеить и снова сломать, или же где-то есть новая… Или просто накрыться плотным одеялом с головой в надежде проснуться тем утром, когда он сам собой исчезнет – столь же внезапно, как и появился.

Старик прошел справа от сидящего, остановился возле стола, с равнодушным видом тронул фотографии, развернув веером, и тут же сложил обратно.

– Ты убрал ее от Максима?

– Она прогнала специалиста. – Амир вынужденно отвел глаза. Как же неприятно отчитываться за чужие ошибки…

– Тогда купи, – прорвалось раздражение в голосе старика.

– Она не взяла деньги.

– Мало предложил?

– Даже слишком много, – поджал он губы.

«Для той, что копается в урне с мусором», – не стал он добавлять. Хотя это какой-то позор.

– Реши через ее отца, – выдал князь недовольно. – Сосватай кому-нибудь из младшей семьи.

– У нас так не останется свободной родни, – позволил себе осторожно заметить Амир.

В конце концов, каждый свободный родственник – это возможность политического маневра и использовать их вот так…

– Тебя не должно это беспокоить, – последовала краткая, но жесткая отповедь.

На мгновение Амиру стало по-человечески обидно. Столько крови и сил пролито за род, а в деле с каким-то бастардом к нему относятся как к собаке – верной, но которую можно хлестнуть по морде, если сунется куда не надо.

– Уважаемый, что в нем есть такого, что вы тратите свое бесценное время? – Он не позволил себе сорваться в раздражение. Наоборот – сделал фразу мягкой и примирительной, полной почтительного внимания.

Но старик умел отличать оттенки и настроения.

– Извини, – прозвучала сухая фраза после ощутимой паузы.

Воодушевившись единственным словом, крайне редким в устах легендарного человека, восточный гость уже настроился на историю и пояснения… Но потом была лишь тишина, от которой Амир ощутил растерянность – будто что-то было произнесено, но он не расслышал… Уже не было никакой обиды – князь, не способный врать, извинился искренне, так что сейчас Амира переполняло только недоумение.

Ладно, пусть он этого не понимает, но раз роду это важно…

– Уважаемый, быть может, я постараюсь найти ту, что подойдет Максиму? – зашел он с другой стороны.

За что получил только тяжелый взгляд из-под кустистых бровей.

Старый князь Юсупов многое мог бы ему сказать, но кое-что должно остаться только его ношей. Родня может не понять. Слишком привыкли решать кровью и силой, пресекая на корню любую угрозу.

Хотя, если честно, пять лет назад он тоже был подвержен этому недостатку, предпочитая проминать мир под себя, а не действовать спокойно и взвешенно. Но тогда его вполне можно было понять.

Тогда, возле дома Самойловых, под грозовым, родным любому Юсупову небом, он был вне себя. Его родная кровь – в доме врага! И тот смеет его скрывать за этим паршивым забором, поигрывая своими жалкими перстнями. Смеет дерзко смотреть ему в глаза, стоя рядом с тем, кто плоть от плоти Юсупов!

Князь воззвал к небу, призывая смести в сторону хлам, преграждающий ему путь к внуку.

Но небо не послушалось его.

Древний, непреложный закон гласил, что в каждый миг времени у стихии мог быть только один хозяин. Не произойдут два рассвета в одну секунду, не зародится волна внутри волны и не рассечет провалом бездну.

И это то, что делает Старшие семьи – Старшими, способными сломать даже тень надежды на сопротивление у тех ничтожеств, что смеют заигрывать с их стихией.

Там, где ярится гроза Юсуповых, нет места иному проявлению неба. Там, где бесчинствует тайфун Долгоруких, иным не породить и легкой ряби на волнах. Воля и старшинство крови определяют сродство со стихией, решают – кому править воздухом, водой, землей и огнем в этом месте, в это время.

Но тогда, возле дома недобитого Самойлова, небо не послушалось его, старейшего и сильнейшего в поколении. Гроза подчинилась мальчишке.

Он был поражен настолько, что отступил. Отступил, чтобы вспомнить – каково это: планировать и действовать осторожно и бережно, чтобы не вспугнуть и не отогнать это чудо, имя которому – эволюция…

Новая кровь оказалась ближе к небесам. А значит, в том противостоянии за власть над стихией, где Юсуповы уже были первыми в Российской империи, они же могут стать первыми и в остальном мире.

Еще одно поколение – и склонят головы древнейшие кланы Тибета, поставленные перед выбором: подчиниться или умереть. Еще немного – встанут на колени раскосые жители Анд с их полубезумными Духами Неба, и десятки других кланов, заносчивых и наглых, полагающих себя бессмертными. Власть Юсуповых накроет новые тысячи квадратных километров, возвеличивая семью и открывая дорогу в новые столетия ее процветания.

Осталось всего немного – напомнить неразумному юноше, кто он на самом деле.

Клану есть что предложить, чем заинтересовать, увлечь и заманить к себе. Тем более мальчишку, полного интересов и страстей. Шагни вперед, протяни ладони – и бесчисленные богатства наполнят их без усилий и труда…

Старый князь не считал это великой проблемой. Надо было просто хорошо поработать. Может, год. А когда не получилось – то и второй… И третий, когда в ответ на любые действия: искушения, возможности и шансы, для которых всего и надо, что взять принадлежащую Максиму по праву крови фамилию, – следовало совершенно нелогичное равнодушие… Будто ему все это не нужно.

Старый князь даже подумал, что это просто изменилась эпоха, и для проверки предложил то же самое иным внукам. Сожрали все, до последней крошки, чуть не вцепившись зубами в кормящую их руку. Странно.

Впрочем, где нельзя добром, там можно действовать и жестче. Если быть Юсуповым и получить богатства клана мальчишке не хочется, то пусть станет Юсуповым, чтобы не потерять уже имеющееся.

Движимой волей старого князя, клан влез в совершенно чужую епархию – железнодорожные перевозки – и постарался мягко воспрепятствовать деятельности упрямого родича. А когда не получилось мягко – достаточно сурово ограничил его нарождающийся бизнес.

Результат вышел таким, что взяла легкая оторопь. К клану начали массово обращаться управляющие второго-третьего уровня из десятков других родов и кланов с просьбой все это прекратить. Второй-третий уровень – это не первые лица, безусловно. И даже не их замы. Это те профессионалы, которые заняты массовыми, рутинными, а значит, крайне важными операциями, формирующими основные финансовые потоки рода. В каком-то смысле к просьбам таких управленцев прислушивались гораздо более чутко, чем к рекомендациям иных консультантов княжеских семей.

Потому что паника, поднятая консультантом, это дело рутинное и обычное. А вот паника от управленца, где все налажено, – это повод трубить общий сбор и готовиться к войне.

Оказалось, что в результате небрежных действий клана Юсуповых, влезших не в свой бизнес и не в свое дело, теперь по железной дороге не ехал никто. Вообще никто. Бешеная гроза валила деревья и вырывала рельсы путей, играясь и тем и другим, словно сухими ветками. Гроза опрокидывала составы, пытавшиеся через нее прорваться, и портила грузы. И не собиралась прекращаться в обозримой перспективе – как это было уже один раз, два года назад… Тогда многие страшно обозленные люди весьма хотели найти виновника и поквитаться, но были тут же укорочены теми самыми управляющими второго-третьего уровня. Потому что грузы должны перемещаться по стране.

А разборки – это потери времени, ресурсов и денег, которые не поймет и не поддержит ни один князь. И если ради этого по железной дороге будет перемещаться практически без пошлин одна слишком обнаглевшая железнодорожная компания, то это экономически выгоднее, чем простой всех остальных. Тем более что наглец довольно быстро отплатил управленцам сторицей, предоставив часть составов для льготной перевозки уже их грузов… Не то чтобы обиженные не хотели отомстить позже, но внезапно оказалось, что слишком многих влиятельных людей устраивает симбиоз с компанией, неожиданно получившей столь роскошные преференции, и трогать ее теперь нельзя.

Какое-то невозможное совпадение и удача – мог бы удивиться и, может, даже порадоваться старый князь, если бы не стойкая головная боль от последствий, которые ударили по нему в результате неосторожного вмешательства в дела внука. Грузы Юсуповых, знаете ли, тоже нуждались в перевозке, а теперь их не взялся доставлять никто. Ерунда, есть свои логисты и составы, но тут страховые компании стали шарахаться, как от чумных, словно все вагоны обречены…

А еще там, сверху, над всеми этими недовольными вторыми управляющими, тоже стали задавать вопросы люди, знавшие, кто за всем этим стоит; пока что мягко…

Пришлось отступить. Уже во второй раз.

Самое обескураживающее, что, даже когда внук узнал, кто виноват в его неприятностях, он вновь остался равнодушен. Словно гроза, что мерно идет над любыми земными препятствиями, не замечая их. Словно великого клана Юсуповых для него не существует.

Тогда мудрый князь решил действовать через сердце. Любовь – слишком сильная эмоция, чтобы от нее отмахнуться. Это ведь не чужое богатство, от которого можно отказаться. И не собственные капиталы, лишение которых можно стерпеть. Это то, что станет частью тебя, а значит, не может быть отторгнуто.

Никаких подставных девушек и профессиональных охотниц. Князь чувствовал, что решение не может быть столь легким и банальным. Только искреннее чувство, только найденная внуком самостоятельно избранница – и им же признанная своей.

И в день, когда внук наконец-таки прочувствует любовь, осознает, что не сможет без нее жить, а любое безумие ради единственной покажется ему уместным…

Тогда внезапно окажется, что решать, быть им вместе или не быть, может только один человек во всем мире. И разговаривать он станет только с родичем одной с ним фамилии.

А если внук заупрямится, будет так же, как произошло с Белевской. Так же, как произойдет с Еремеевой…

– Никто ему не подойдет.

Никто без разрешения деда.

Старик перевернул фотографии изображениями вниз. И в кабинете вновь не осталось иных цветов, кроме серого.

Щелкнул замок, за ним второй. Подалась навстречу тяжелая створка двери, непривычно тяжелая, к которой еще предстояло привыкнуть.

Артем замер на самом пороге, вглядываясь в полумрак помещения, и осторожно втянул ноздрями воздух. Он знал, что его встретит тишина и пустота комнат, видел нетронутые «секреты» и «маяки», привычка оставлять которые осталась у него с детских лет, когда еще казалась забавной игрой с наставниками…

Юноша выдохнул, прикрыв глаза, и затворил дверь за собой. Снял уличную обувь, поставив ровно и аккуратно, будто кто-то может проверить. Повесил, аккуратно расправив, пиджак на вешалку и убрал его в шкаф.

Затем замер посреди широкой прихожей слишком большой и неуютной квартиры. Новой, арендованной только вчера – на этот раз без приключений с нечистыми на руку посредниками.

Воспоминания словно разбередили болезненную рану, заставив поморщиться. Но взволновал не пережитый обман и не память о собственной беспечности – этот урон чести был основательно перекрыт размером виры и карой всех причастных. Однако память о втором участнике того действа, образ которого Артем пытался методично выдавить из памяти, не собиралась уходить просто так.

В прошлый раз, три года назад, тоже не получилось. Родители сказали: «Прекращай», – Артем подчинился, загрузив себя делами выше головы, но… Как можно разорвать отношения с тем, кто был способен подружиться с человеком даже без участия второй стороны? Дикость, но ведь у него получалось, и никуда от этого не уйти. Вот и Артем тогда, три года назад, не ушел.

Чего сто́ит указатель на дороге: «Артем! Осторожно! Опасный участок дороги!» – от которого он чуть не влетел в реденький подлесок у обочины. Ну да, ну да – кто угодно мог написать его имя на щите. Но только один человек был способен сделать это по всему городу, за одну ночь.

Дальше – больше. Забота, напоминания, ряд производственных вопросов, ключевые фигуры по которым непонятным образом были всякий раз предупреждены о его визите и расположены ему помочь… Он, конечно, княжич, и некое благоприятственное отношение было ожидаемо… Но когда отец стал искренне изумляться его успехам, всерьез расхваливая за идеальную логистику перевозок, огромную экономию на закупках и опережение сроков…

Артем умел сопоставлять причины и следствия и никогда не был падок на лесть. Он не видел в своих действиях оснований для подобных успехов и отнесся к ним со всей подозрительностью человека, меряющего случайности математической вероятностью, видящего за добродушием – корысть, а за цепочкой совпадений – заговор. Как и был воспитан.

И заговор на самом деле нашелся. В его, Артема, пользу.

С момента вступления в невзрачную должность шестого помощника заместителя его отца отчего-то успели сменить посты около десятка начальников на тех должностях, с которыми Артем обязан был поддерживать отношения и вести контакты. Поумерили аппетиты конкуренты, неожиданно отыскались лимиты на перевалочных складах, попутные составы стали сами интересоваться потребностями подотчетного юноше подразделения.

Честно говоря, всего этого Артем не замечал вплоть до момента возникновения подозрений. Он просто считал, что так оно и обстоит в этой отрасли – довольно сложной и щекотливой. Все же слишком разные княжества соседствуют друг с другом, а грузы нужно везти всем… И только когда стал разбираться вплотную, понял, какой ад из себя представляют перевозки, если отойти от его рабочего места всего на шаг в сторону.

Начнем с того, что, если груз не дошел до места, – это нормально. Нет, это совершенно ненормально и недопустимо! Но после того как кончатся все эмоции, то вам повторят чуть циничным и усталым голосом профессионала: это нормально. У вас же есть страховка? Ах нет, она стоит бешеных денег? Но груз-то был еще дороже?..

А ведь грузы Артема доходили всегда. И никакой страховки он не брал принципиально – да что, в самом деле, может случиться на железной дороге, да еще с княжеским грузом? Это же не самолет и уж тем более не автотранспорт. Повреждения при перегрузке – так их компенсирует отличная упаковка, амортизирующая возможные удары и падения. Экономия! Когда он высказал эти соображения опытному коллеге – тот смотрел на него, как на канатоходца, идущего по тонкому стальному тросу между двумя небоскребами. В грозу.

В общем, если там и имелось уважение к его успехам (а ведь успехи были!), то разве что под толстым слоем профессионального интереса психиатра к пациенту или же удивленного восхищения мужчиной, прыгнувшим с девятого этажа, потому что так быстрее дойти за водкой, но который таки дошел, догнался, а потом пошел еще раз…

Артем начал копать и вполне логично добился результата. Оказалось, что все его составы были застрахованы. Вот так – просто, логично и буднично. Так можно, когда страхует не владелец, а третье лицо – например, компания, название которой отчего-то могло быть сложено в аббревиатуру «ИМПЕРАТОР», но никогда не сокращалась в официальных бумагах. Имя ее владельца можно было даже не уточнять.

Никакого финансового чуда и экстремального везения не оказалось и дальше – перевалочные склады тоже оплачивал Максим. Дешевые объемы в попутных вагонах, продажные чиновники, «зеленые» коридоры для скоропортящихся грузов – все оплачивалось им. И он ничего не сказал. Максим просто дружил, как и раньше – той самой, невозможной силы дружбой, от которой Артему становилось невыносимо стыдно, до прогрызенной подушки, в которой пропадал вопль ненависти к самому себе.

Потому что Артем так дружить не мог. Он держал слово, данное отцу, – слово игнорировать единственного настоящего друга.

Уговаривать вернуть все обратно не было смысла. Как снять опалу, которой нет? Ведь дело не в немилости, не в злости князя на выходки Максима. В конце концов, не той фигурой тот был три года назад, чтобы князь испытывал к нему хоть сколь-нибудь сильные эмоции. Его удалили от Артема не за взорванную стену в школе и иные проявления удивительного искусства взрывника, когда все вокруг оставались целыми и живыми, а против Максима не было ни единой улики, кроме слишком невозмутимого вида.

Просто Максима было слишком много во всех его, Артема, делах. И складывалась ситуация, опасная тем, что через три года к власти в княжестве они тоже придут вместе, что было просто недопустимо. Потому что нужно было честно для себя признать – главенствовать в этом управлении будет тоже Максим. Именно поэтому его убрали в сторону.

Артем не остался один. Место старого друга заняли иные – тоже способные делить общие успехи. Но панически боящиеся делить неудачи.

Сказать честно, в день, когда ему было позволено решить небольшую проблему с аэропортом и Максимом, он радовался встрече с ним искренне и всей душой постарался сделать так, чтобы Максим переговорил со своей родней до того, как обнаглевшего Юсупова вышибут из аэропорта силой. Просто потому, что Максиму это могло было быть важно. Важно его другу.

То, что было позже, этот вскрывшийся заговор и документы с железнодорожными накладными – мощно ударило под дых. Так бывает с бедой, когда ее тяжесть ложится и на вестника, невольно перенося вину на него тоже.

Усилием воли Артем отринул обиду – ведь мог Максим сказать все раньше! Но, откровенно говоря, никто бы ему не поверил, кроме Артема. А пока родня сомневалась, дядя замел бы следы… Все было правильно, но от этого не менее мерзко.

Разумеется, никакой гражданской войны не ожидалось – в город был призван дед, а значит, вскоре дядя сам явится и попросит пощады. Потому как никто не даст ему укрытия и убежища – глупо оставлять на своих землях человека, за которым однажды придет хозяин леса. Так что рано или поздно… Тем более что дядю просто измочалят в кровь, не оставив и живого места, но жизнь сохранят.

Проблема у этого решения выискалась довольно щекотливая. Все дело в том, что Артем уже приличное время – со злополучного турнира – не был тем, кого помнил дедушка. Он стал сильнее, он изменился, а значит, был шанс, что родич не признает в нем внука и просто убьет. Обескураживающее знание, с учетом той надежды на встречу с дедом, которая горела в Артеме.

Не то чтобы они с дедом были близки – скорее нет, чем да. Тем более что видел Артем деда всего трижды в жизни.

Первый раз – в шесть лет, когда строгий мужчина с аурой могущества впервые появился в их доме. Он довольно болезненно ощупал мальчишку, обращая внимание на суставы и кости, но напоследок потрепал его по волосам, одобрительно кивнув отцу. Этот момент запомнился особо, но воспринимался Артемом слегка иначе – просто все это время он купался в ощущении силы и величия, что пробирало его искренним восторгом, а боль от пальпации чувствовалась как-то отстраненно. Тем более ему не запомнилось искреннее облегчение во взгляде отца после одобрительного кивка деда…

Второй раз встреча состоялась в десять лет, и она точно запомнилась восторгом игры с дедом во втором обличье. Рядом с молодым медведем Артемом вышагивало олицетворение силы их рода – и даже память крови, мучившая его чужими мыслями, благоговейно спряталась в глубины разума. Это облегчение, это счастье, эта радость сытого лета, холодных ручьев и реки, полной рыбы, – именно они формировали любовь к патриарху рода.

Третий раз была охота в двенадцать лет. Первая самостоятельная охота Артема – и его первый олень. Дед, с гордостью наблюдавший за всем процессом, и одобрительно стукнувший его лапой. Правда, почти весь олень деду и достался, но кое-что он все-таки оставил внуку.

Больше встреч не было – отец говорил, что Артему нечего делать в чащобе. А после турнира и роста в Силе появляться там стало попросту опасно.

Тем не менее скоро должно было исполниться восемнадцать лет, и в этот день новая встреча просто обязана была состояться. Так предписывала традиция, которую невозможно было изменить.

В этой связи Артем слегка недоумевал, почему ему требуется покинуть город, если до дня рождения все равно оставались считаные дни. Но с отцом не спорят – тем более он был довольно напряжен, отдавая приказ, и играть на его нервах не стоило. Складывалось ощущение, что на этот раз традиция будет и вовсе нарушена – каким бы диким это не казалось.

Далее были дорога, университет и Максим, который вообще не изменился в той части, что умеет находить неприятности и виртуозно их решать с сопутствующими массовыми разрушениями. Правда, в этот раз рушил Артем… Да и влипал в неприятности скорее он сам, чем друг… Короче, Максим был прежним, но все-таки стал иным. Он научился планировать.

Собственно, друг умел планировать и раньше, но все его планы были размеренными и четкими ровно до взрыва, после чего переходили в импровизацию.

Кто же знал, во что это превратится через три года…

Подумать только, натравить дядю на клан!!! Это же просто ни в какие ворота!!! Это неуважение, это втоптанная в грязь дружба в первую очередь!

А что он сотворил всего пару дней назад?! Притащил деда в город. Его деда! Силой! Артем впервые видел слезы на лице предка, рассказывающего про пытки и мучения. Почти сломленный старик даже поклялся ему, Артему, в верности, лишь бы тот оградил его от Максима. И это – кажущийся еще вчера бессмертным и непобедимым патриарх, которого Максим довел до совершенно жалкого состояния. Притащил в город, как цирковую зверушку! Силой – старого, больного человека!!! Ради чего, на что он надеялся?! Что Артем, увидев любимого родича, его простит?!

Шуйскому было физически больно от поведения друга. От того, что его приходится ненавидеть за им содеянное. Хотя получалось плохо.

Да еще тут дед начал чудить. Постирал ему, Артему, носки…

В общем, Артем даже думать не стал над причинами, а просто сбежал из купленной квартиры и снял новую. Только Вере написал, что переехал, чтобы не сунулась.

Вера… Сердце болезненно сжалось, но юноша предпочел выкинуть эти мысли. Ее Максим тоже у него отнял. Но за это тоже не получалось ненавидеть.

Потому что для ненависти нужны не просто чувства, нужна еще логическая стройность обвинения. Однако кое-что не сходилось, определенно.

Ведь как же тогда сказанное возле университета: «Это для твоего блага»?

Есть кое-что, в чем Артем был насчет своего бывшего друга уверен. Максим всегда старался не врать. Это было настолько естественно для аристократа по происхождению, которым его старый знакомый безусловно являлся, насколько немыслимо для человека, который не строил свой базис Силы на чести. Попросту Максиму незачем было соблюдать свое слово, он не получил бы от собственной Силы никакого пенальти за откровенное вранье. Не было ни малейшей причины, чтобы не пользоваться тем тонким лукавством, которое дает полуправда. Да даже с ним, с Артемом, он мог не поругаться! Соврал бы насчет дяди, насчет Веры – и остался бы другом!

Но Максим – говоря откровенно – не врал никогда. Мог отвести взгляд, вместо прямого ответа задать вопрос или ответить столь уклончиво, что можно было трактовать смысл десятком вариантов, половина из которых была похожа на истину. Но соврать прямо – никогда.

Так как же «для твоего блага»? Что именно – для его блага? Предательство дяди? Бегство из дома? Зашуганный дед, который опасался посмотреть ему в глаза? Это же, в конце концов, не дедушка с лавочки! Это «мастер»! А во второй форме вообще «виртуоз»!

То, что он не понимал, не означало, что ответа не было.

Артем прошел в комнату, которую называл своей, и задумчиво присел на кровать. Тронул подушку, собираясь прилечь и подумать. Постарался не измениться во взгляде и абсолютно спокойно лег в одежде поверх одеяла, глубоко вздохнув.

После чего резко выстрелил рукой в видимую пустоту, подхватил проявившуюся из невидимости пискнувшую Веру за бок и прижал ее спиной к себе.

– Кто лежал на моей кровати и заплакал всю подушку? – грозно спросил он ее на ухо.

– Прости, я… – легонько дернулась Вера.

– Пропадешь сейчас – не прощу… – тихо шикнул Артем и чуть продвинулся вглубь кровати, чтобы обоим хватало места.

– Артем, я не знала ничего про своего деда, – затараторила она. – Он появился год назад. Он ничего никогда не рассказывал! Я родилась уже после того, как прошла война, да мы аристократами с мамой никогда не были!

– Т-ш-ш… я думаю, – отмахнулся Шуйский как от мелочи.

– Артем, я чем угодно поклянусь, – заплакала Вера. – Все, что я помню из детства, – это голод.

– Ты живая? – словно между делом поинтересовался юноша.

– Д-да, – с легким удивлением произнесла она.

– А дед твой? Жив?

– Ага… Я звонила предупредить, – созналась Вера и понурилась. – Он неплохой человек. Может, раньше был плохим. Но сейчас… Ведь люди могут становиться лучше…

– Раз ты жива и он жив, значит, вам ничего не будет, – констатировал Артем.

– Но Максим…

– А я понятия не имею, что там Максим!.. – в сердцах высказался Артем. – Вот что у него на уме, а?!

– С ним опять что-то случилось?.. – робко произнесла Вера.

– С ним всегда что-то случается, – заворчал юноша. – А я потом разбирайся, злиться на него или нет.

– Может, просто его спросить? – с непонятной для себя отвагой предложила девушка, а затем зажмурила глаза и храбро предложила: – Хочешь, я наберу его номер?

– Нет, это слишком легкий путь, – задумался Артем. – Предлагаю срочно родить дочку и назначить Максима ее крестным. Пусть ощутит, каково это – не понимать, что теперь делать!

– А… м-может, я все-таки позвоню?..

– Обязательно позвоним. Надо же на свадьбу пригласить.

– Ой… А как же твои родные?..

– Не обсуждается! Я тут с позавчера главмедведь!

А как же разведки, заговоры, тайные планы?.. Первый же ребенок сотрет все старые обязательства и долги. «Дорогая, у нас будет медвежонок!» – и все, нет больше прошлого, есть только обморок жены и успокаивающий ромашковый чай.

Что до Максима… Артем с кристальной четкостью осознал, что тот действительно ему не друг.

Он ему брат. Тот самый, которого никогда не было, но так хотелось всю его жизнь. Несносный, но заботливый. Влипающий в неприятности, но с грацией трактора вытаскивающий его из его собственных. Не просящий ничего за помощь и помогающий без спроса.

А на родню не обижаются.