Книга: Секс в океане или Тайна зарождения жизни
Назад: АКТ I Найти и соблазнить
Дальше: 2. Замани партнера в сети: соль искусства соблазнения

1. Плыви туда – не знаю куда: ищи секса в море

 

ПРИЧУДЫ СЕКСОМОРЬЯ: ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО…
В глубинах вод есть бары знакомств для планктона.
Каменным окуням нравится жесткий секс.
Самый большой на планете орган, набухающий (отчасти) из-за полового влечения к самке, – отнюдь не пенис.
Самцы синих китов сладкоголосы, как Барри Уайт.

 

МЕЛОДИИ И РИТМЫ СЕКСОМОРЬЯ:
1. “Somebody to Love” – Freddie Mercury.
2. “Ain’t No Mountain High Enough” – Marvin Gaye.
3. “Can’t Get Enough of Your Love, Babe” – Barry White.
4. “Good Vibrations” – The Beach Boys.

 

Поиск партнера – дело, как известно, не самое простое. Но если вы согласны, что трудно найти себе пару на земле, просто вообразите, насколько сложнее найти свою любовь в безднах вод. На суше нам приходится иметь дело с двумерной плоскостью земной тверди (летать люди всё-таки пока не научились, самолеты не в счет), занимающей всего четверть поверхности земного шара (да и там полным-полно безлюдных местностей). Плюс к тому в помощь нам интернет с уймой сайтов знакомств, непременно заявляющих об использовании самых продвинутых алгоритмов обеспечения совместимости характеров сводимых ими субъектов.
Океан – куда более проблемная среда для знакомств, и не только по причине отсутствия там своего Match.com. Именно на Мировой океан приходится около 99 % обитаемого пространства планеты Земля. Конечно, представители некоторых видов фауны обитают себе всю жизнь на каком-нибудь маленьком коралловом рифе и спариваются, условно говоря, только со своими «школьными» любовями. Но у великого множества морских обитателей – от китов до килек – представители одного и того же биологического вида рассеяны по всему бассейну населяемого океана. В столь колоссальном пространственном объеме даже крупнейшее из когда-либо обитавших на планете животных – синий кит – выглядит как малек в огромном-преогромном пруду. С набором высоты изящная фигурка кита становится неразличимой точкой задолго до того, как в поле зрения условного космонавта-наблюдателя появятся берега континентов. Но и это лишь поверхностный (в прямом смысле слова) взгляд. Ведь под китом лежат еще и многокилометровые океанические глубины, и сколько в них плавает – или не плавает – потенциальных партнеров по брачным играм – поди узнай. Для мельчайших членов океанической экосистемы – микроскопических добытчиков и охотников, на которых зиждется вся надстройка разветвленной сети цепей питания, – и ведро воды подобно океану.
Так как же, в конце концов, находят друг друга особи на столь бескрайних морских просторах? Да просто поиск партнера для спаривания для большинства обитателей Мирового океана – от микроскопических до гигантских – сродни походу за святым Граалем для рыцарей Круглого стола: хотя бы единожды в него нельзя не отправиться, иначе не выполнишь свою жизненную миссию. И за миллионы веков многие из них в этом преуспели.
Серебрящиеся сферические водовороты из миллионов сардин; растянувшиеся на километры косяки мигрирующих скатов-рогачей; извивистые крепостные стены устричных рифов, не покрываемые даже самым высоким приливом, – всё это ошеломляющее изобилие и разнообразие проявлений жизни – свидетельство того, что вопреки скудости шансов всевозможные виды морской фауны (от креветок до кашалотов) по-прежнему преуспевают в изыскании подходящих половых партнеров. Для некоторых стратегия успешного поиска состоит в том, чтобы отправиться в одну из многих в Мировом океане «горячих точек» ежедневной или сезонной тусовки представителей своего вида. Для других подбор партнера – событие обособленное и требующее изощренной заблаговременной подготовки и дистанционной саморекламы, помогающей паре найти друг друга в океане. Ну и бывает так, что стратегия поиска представляет собой тщательно просчитанную комбинацию того и другого: нужно и оказаться в нужное время в нужном месте, и дать знать о своем прибытии другим.

 

ТАКТИКА ПОИСКА № 1:
ПО БАРАМ ЗНАКОМСТВ
……………………………………………………………………………………………
Он окинул взглядом город с его суетливой толчеей. Где-то там затерялась она, его единственная, ничем не выделяясь, дабы не привлекать к себе ненужного внимания. Разумно, конечно, но это еще больше затрудняет поиск: ему почти не на что клюнуть. Особых примет у нее нет, но она, соблюдая все предосторожности, оставила цепочку ключей-следов, чтобы дать ему себя отыскать. Реально же, это дело всей его жизни – важнейшее и сложнейшее. Но ведь и другие теперь, вероятно, висят у нее на хвосте. Его миссия – найти ее первым, не позволив никому себя опередить. Это будет не так-то просто: не задавать лишних вопросов, не афишировать своего присутствия, действовать скрытно. Нет, положительно, это дело требует крайней осмотрительности и навыков сыщика-профи. Один неверный ход – и она сорвется у него с крючка, после чего недели уйдут на то, чтобы снова напасть на ее след.
Он знал, что времени у него в обрез. Ведь вполне возможно, что их дни сочтены.
……………………………………………………………………………………………

 

Хорошее начало для фильма с Богартом. Но и для мемуаров о любовных похождениях мельчайших обитателей океана тема в равной степени подходящая. Отыскать в океане свою микроскопическую пару не проще, чем иголку в стоге сена, только нужно принять во внимание, что для достоверности сравнения нужно представить себе стог сена высотой с Эверест. Возьмем мельчайших веслоногих рачков подкласса Copepoda (копепода), дальних родственников креветки, являющихся одним из главных источников калорий в основании сети пищевых цепей в океане. Представители мелких видов копепод имеют размер с маковое зернышко, крупных – с человеческий ноготь. Даже в домашнем аквариуме средних размеров, плавая беспорядочно, такой веслоногий рачок натолкнется на самку в лучшем случае раз в году, исходя из теории вероятностей, а срок жизни индивидуальных особей у копепод варьируется, в зависимости от вида, от пары недель до нескольких месяцев.
А тут, имея перед собой целый океан, рачку размером с зернышко риса, а то и меньше, нужно отыскать столь же миниатюрную, да еще и трудноразличимую по причине прозрачности партнершу для спаривания. И как им это сделать в бескрайнем океане? Питер Фрэнкс, профессор Института океанографии имени Скриппса в Сан-Диего, дает на этот вопрос элементарный ответ: они отправляются в «бары знакомств» для одиночек, понятное дело!
Перед погружением в сюжеты, разворачивающиеся на подмостках этого подводного театра миниатюр, объясню, почему половое размножение крошечных копеподов вызывает столь живой интерес. При всей малости этих рачков значение веслоногих неоценимо. Их тельца буквально под завязку забиты легкоусвояемыми жирами, а потому их планктонные скопления суть аналог готовой смеси для детского питания бессчетных выводков молодняка рыб, крабов и головоногих. Хрустящая корочка, под ней клейко-маслянистая начинка – лакомая закуска для неимоверных косяков стайных рыб – сардин, хамсы, сельди, – которых, в свой черед, подкарауливают тунец, морской окунь и треска, – и тут уже доб-ро пожаловать к нам на стол все, кто покрупнее. Многие из примерно одиннадцати тысяч классифицированных видов копепод по одиночке помещаются если не на кончике иглы, то на острие карандаша, однако по совокупности, благодаря их изобилию и плодовитости, суммарной биомассы веслоногих оказывается вполне достаточно для прокорма питающихся ими усатых китов. Вот только для достижения подобных показателей плодовитости, при которой китам живется не впроголодь, рачки-копеподы вынуждены безостановочно вести бурную половую жизнь для поддержания численности своей популяции, то есть самцы и самки просто обязаны безудержно совокупляться.
Но сначала нужно пересечь разделяющую их бездну, и для этого самец, как заправская ищейка, безошибочно берет след, оставляемый в толще воды проплывающей самкой. Доктор Джанет Йен из Технологического института Джорджии, видный эксперт по вопросам пространственной ориентации и миграции мельчайших представителей подводной фауны, объясняет, что при столь малых размерах тельца, как у копепод, вода физически ощущается ими значительно более плотной и вязкой средой, чем это привычно нам. Веслоногие не столько плывут, сколько прорывают себе ход сквозь воду, разгребая ее в стороны перед собой и ненадолго оставляя позади пузырчатый тоннель. И вот по этим едва уловимым и быстро смываемым, подобно отпечаткам ног в песке на линии прибоя, следам копеподы-самцы и выслеживают самок.
Тончайшими щетинками копеподы улавливают малейшие колебания окружающей водной среды. Направленный приток воды с какой-то стороны может указывать на приближение хищника; а вот особым образом чередующиеся капиллярные волны – верный след проплывающей неподалеку самки. У некоторых видов веслоногих рачков самки еще оставляют в водном коридоре шлейф феромонов в качестве дополнительного сигнала самцам. Вне зависимости от того, как именно уловлен след самки – по вибрации или запаху, – напав на него, самец тут же бросается в исступленную погоню.
Он буквально навинчивается на оставленную самкой следовую дорожку, совершая интенсивные зигзагообразно-поступательные движения по спирали вокруг этой оси. Теперь, зацепившись, рачок своего не упустит: выписывая всё сужающиеся пируэты, он стремительно настигает самку, за считанные секунды покрывая расстояние до сотни длин собственного тела. А ведь это сопоставимо с тем, как если бы парень с высоты шестидесятого этажа учуял свою девушку по запаху духов, доносящемуся снизу с улицы.
Следы самки сохраняют отчетливость всего несколько секунд, и вот тут мы подходим к вопросу о важности «баров знакомств» – тихих заводей среди бурного моря. Копеподы массово собираются именно там, где следы самок держатся подольше, а именно – в тонком слое стоячей воды на стыке двух разнородных гидрологических систем.
Однообразие морской синевы обманчиво, и уподобить океан можно скорее слоеному пирогу, чем бассейну. На различных глубинах наслаиваются друг на друга водные пласты с различными температурами и коэффициентами минерализации (соленостью), а на стыках между ними образуется выраженный пограничный слой. Помимо так называемых термоклинных пограничных слоев, обусловленных перепадами температур между двумя водными пластами, подобные же квазистационарные водоразделы возникают и на границах между пластами с различной соленостью, и на стыке разнонаправленных подводных течений и завихрений, где быстрые спиральные водовороты захватывают лишь один слой в вертикальном срезе, но не прилегающие к нему. В результате различные слои океана перемещаются разнонаправленно и/или с различной скоростью – в точности так же, как облака в небе на разных высотах плывут в разных направлениях и с разной скоростью по воле господствующих в различных атмосферных слоях ветров.
Для копепод, всю жизнь проводящих в плавании в открытом море, тончайшие границы между чуть более теплыми и холодными, солеными и пресными, быстрыми и медленными водами служат отчетливыми ориентирами на «местности», во всём остальном остающейся безликой и бескрайней аквамариновой ширью. Границы эти относительно стабильны, поскольку перетока воды из слоя в слой практически не происходит. А это означает, что именно в тонком разграничительном пласте между двумя разнородными слоями турбулентность отсутствует и вода пребывает практически в полном покое. Вот там-то самки и оставляют свои запаховые метки, источая духи΄-феромоны в прорываемые ими подводные ходы. Это как любовные письма с приглашением на свидание, точнее, замечает Джанет Йен, «надушенные конверты». Чем тише вода, тем дольше хранится запаховая метка-послание самцу.
Человеческое осязание и вкус не позволяют нам улавливать столь тонкие перепады температуры или солености, а копеподы воду буквально осязают, она для них имеет фактуру, как для нас – различные сорта ткани, которые мы легко различаем на ощупь. Для веслоногих звенящая тишина пограничного слоя – будто щелчок пальцами для дзен-буддиста – резко контрастирует с соседними областями окружающего океана, она словно шелк после брезента, что позволяет вслепую находить дорогу к тонким лоскутам тихой воды, которые и становятся местами их массовых тусовок. Так что, помимо повышения срока хранения следов самок, эти участки моря выполняют и функцию наших старых добрых баров знакомств: в них толпами собираются и похотливые самцы, и неудовлетворенные самки. Чем больше веслоногих обоих полов прибудет в назначенный природой для спаривания час в пограничный слой, тем гуще толпа, а чем гуще толпа, тем выше вероятность, что каждый самец нападет на след своей самки и ринется в спринтерскую погоню.
Вот только у будущих поколений веслоногих рачков могут возникнуть проблемы с поисками дороги в старые добрые «бары знакомств». По мере продолжающихся климатических изменений температура воды на поверхности Мирового океана неуклонно повышается. С одной стороны, чем теплее вода в приповерхностном слое, тем выше контраст с глубинным и тем отчетливее граница, но ведь при этом еще и месторасположение пограничного слоя смещается, и насыщенность воды кислородом падает (чем выше температура воды, тем меньше в ней растворяется кислорода), что приводит к перераспределению кормовой базы внутри каждой зоны. С другой стороны, чем теплее океан, тем свирепее штормы, которые он порождает, и тем выше вероятность нарушения этими штормами целостности приповерхностных слоев и повреждения или полного уничтожения некогда проверенных и надежных участков открытого моря со стабильным расслоением.
Но и в том случае, когда самец успешно нападает на след самки, не всё может пойти гладко. У некоторых видов копепод за встречей непременно следует обряд ухаживания – парный танец, в котором самец и самка кружатся друг вокруг друга, как бы обоюдно примериваясь. Одного ли они биологического вида? Девственна ли самка? Исследования показывают, что самцы копепод способны распознавать неоплодотворенных самок и выбирать для преследования преимущественно именно такие женские особи, вероятно, также по какому-то особому оттенку запаха. Если самец решает, что самка ему подходит, следует стремительный выпад и цепкий захват.
Следующим тяжким испытанием для самца на пути к вожделенному сексу нередко становится отчаянное сопротивление избранницы, выражающееся в исполнении «танца отказа». Что побуждает самку к яростным конвульсиям и рывкам прочь из объятий самца? Неготовность к оплодотворению? Или это проверка самца на вшивость? Ответа на этот вопрос пока что не найдено.
Заключительный акт, ради которого и происходили все выше-описанные искания, происходит, когда самец наконец оплодотворяет самку, заправив ей пятой парой ног в одно из двух генитальных отверстий в хвостовой части надежно запечатанный пакетик со спермой, то есть сперматофор.
У арктических видов копепод самцы еще и асимметричны: как правило, одна пятая нога у них заточена непосредственно под занятие сексом, а другой пятой ногой (а также усиками-антеннами) они просто удерживают самку при себе. Таким образом, самцы-левши заправляют самке сперматофор в левое генитальное отверстие, а правши – в правое, и большинство самок так и остаются лишь «односторонне оплодотворенными». Наличие второго генитального отверстия, конечно, подразумевает, что любая самка может быть вторично оплодотворена и другим самцом, если у того «рабочей» является противоположная по сравнению с первым нога.
В отличие от копепод, устраивающих «бары знакомств» в тишайших водах, нассауские груперы предпочитают антураж поострее. Будучи охотниками-одиночками, эти окуни – настоящие тигры карибских коралловых рифов – достигают метра и больше в длину и живут в среднем по шестнадцать лет. Агрессивные и обладающие острым инстинктом защиты своей территории, обычно они крайне редко собираются в количестве больше одного. Но только не в неделю первого зимнего полнолуния.
По мере сокращения светового дня и падения температуры воды что-то новое просыпается в душе этих рыб-домоседов. Ежегодно на несколько дней из отшельников они вдруг превращаются в гедонистов: будто необоримая чесотка толкает их в путь длиною иногда до сотни миль от обжитых рифов к месту массовой оргии. Этот беспрецедентный наплыв груперов окутан завесой тайны. Как живущим порознь рыбам, которые в остальное время не отплывают от своего дома-рифа, условно говоря, дальше чем за пару кварталов, удается найти площадку, где состоится сексуальная оргия? Ведь место сбора может находиться и по другую сторону большого острова. И как им всем удается прибыть туда точно в срок? Ведь сама вакханалия нассауских груперов как таковая занимает всего два-три дня в году.
В карибских водах, омывающих остров Малый Кайман, что к югу от Кубы, участники научно-исследовательского проекта «Групер и луна» всерьез взялись за разгадку этой тайны. Нассауских груперов промаркировали миниатюрными звуковыми излучателями, сигналы от которых регистрируются сетью окружающих остров подводных гидроакустических локационных станций, пеленгующих маркированных окуней и наносящих маршруты их перемещения в период ежегодного секс-пиршества на карту.
Многие из них пускаются в путь за сутки или двое до полнолуния и выплывают из-под защиты опоясывающего остров рифа к его внешнему барьеру. Там они зависают, высматривая и выжидая, а в процессе ожидания заодно прихорашиваются и принаряжаются.
Рыбам в целом свойственна замечательная способность к мимикрии. Подобно птицам, они часто окрашиваются к брачному сезону в яркие и броские цветовые тона. Вот и нассауские груперы «переодеваются» из будничного камуфляжа цвета хаки с бурыми разводами в «парадную форму» – сексапильный двухцветный наряд с белоснежным брюшком, выгодно контрастирующим со спинкой цвета темного шоколада. Некоторые, впрочем, выбирают чисто коричневое облачение. Явственное изменение окраски сигнализирует о готовности особей к нересту. Чем темнее и контрастнее новая окраска, тем лучшей рекламой готовности к «случке» служит она для других нассауских груперов, и это – важнейший жест со стороны территориально обособленной в обычных условиях рыбы. Да и кому хочется, чтобы в ходе оргии ему тыкали плавником в лицо, указывая на избыточную вальяжность.
Выставив напоказ свои сексуальные намерения, скопившиеся у берега рыбы наблюдают за минующими риф косяками не менее нарядных в своей массе соплеменников-груперов. И наконец они отчаливают от берега и вливаются в карнавальное шествие к конечному пункту – территории предстоящего нереста. Некоторые особи огибают кромку рифа зигзагами вдоль изрезанной береговой линии и преодолевают изрядные расстояния. Кое-кто даже оплывает весь остров в поисках прочих рыб и ради посещения прежних мест размножения; другие просто стекаются к уступу за кромкой рифа и терпеливо дожидаются проплывающего мимо каравана сородичей, чтобы присоединиться к нему. Во главе следующего к точке нереста косяка обычно становятся самые старые, крупные и опытные окуни – они же приходят туда первыми и отбывают последними, оставаясь на месте событий заметно дольше молодняка.
Каковы требования к идеальному «гостиничному комплексу» для приема подобной кавалькады нерестящихся? Детали варьируются в зависимости от биологического вида и региона, но поражает удивительное единообразие присутствующего практически у всех видов рыб требования: это должен быть либо край крутого обрыва с шельфового мелководья на глубину, либо крупный выступ подводного горного хребта с глубины на мелководье. Для подобных площадок характерны сильные подводные течения, которые вскоре после нереста либо смывают выметанную и оплодотворенную икру с мелководья и уносят ее в открытое море, либо забивают ее в укромные уголки на рифах, в обоих случаях защищая личинки от хищников. Имеется несколько теоретических описаний идеального нерестилища, но, откровенно говоря, похоже, что на практике всё сводится к оптимальному сочетанию подходящего месторасположения по времени в пути до него и благоприятных условий для выживания оплодотворенной икры, личинок и мальков.
На второй-третий день после полнолуния караваны сексуально возбужденных нассауских груперов раздуваются до огромных размеров, а рыбы с попадающихся по пути рифов в них неостановимо прибывает. К началу четвертого дня все до единой взрослые особи этого вида из прибережных вод вокруг Малого Каймана собираются у юго-западной оконечности рифа, и насчитывает это сборище около четырех тысяч рыб, то есть всю местную островную популяцию детородного возраста.
И в этом – главный источник проблем. Ежегодные миграции на нерест в одно и то же время в одно и то же место не только очень удобный график спаривания для рыб, но еще и замечательное подспорье для рыболовов. Где и когда еще собирается сразу так много вкусной рыбы? А тут – вся разом, отборные и самые крупные особи со всех окрестностей, лучшие представители рассеянной вдоль всего побережья популяции. Сами набиваются в одно место как сельди в бочку – и лови не хочу их чуть ли не голыми руками… На Малом Каймане, когда рыбаки впервые обнаружили нерестовое скопление групера в 2001 году, поголовье рыбы в нем насчитывало не менее семи тысяч особей. А уже к 2003 году их осталось чуть больше трех тысяч. И уполовинили популяцию за два года самые обычные рыболовы с удочками.
Отчасти причину столь колоссальной и стремительной убыли поголовья рыбы можно было бы объяснить высокой степенью зависимости нассауских груперов именно от массовости секс-оргий. Если бы позволительно было уподобить этих окуневых людям, то можно было бы сказать, что при виде резкого падения посещаемости места массового метания икры и спермы (собирательно – гамет) у оставшейся тусовки резко падает градус желания принимать участие в утратившем популярность действе. Говоря словами доктора Брайса Семменса, старшего научного сотрудника проекта «Групер и луна»: «Это как забрести по недоразумению в отстойный бар. Заходишь, а там одна шваль с гнилыми зубами, и тех по пальцам перечесть, так перед кем там гаметы-то метать, с кем ими делиться?!»
Однако нассауский групер отреагировал на падение численности популяции иначе. Результаты исследований Семменса и его коллег показывают, что со снижением поголовья окуни продолжают столь же ревностно выискивать в море косяки сородичей, чтобы присоединиться к ним по пути на нерест; они продолжают собираться в той же точке на юго-западной оконечности рифа, и год за годом они прикипают друг к другу и к месту сбора всё больше и больше. Чем меньше рыб остается в сложившемся косяке, тем дольше взрослые особи проводят вместе на нерестилище.
Ученые до сих пор не могут ответить на вопрос, почему по мере сокращения популяции затягивается срок пребывания ее членов в месте сбора на нерест. Может быть, они дожидаются припозднившихся вертихвосток или же им требуется достичь некоей пороговой плотности рыбопоголовья на кубический метр для успешного нереста? В любом случае собравшиеся зависают в бездеятельности в надежде на численное подкрепление. Нам же остается лишь терпеливо дожидаться дальнейших фактографических данных, чтобы понять, почему рыбы так прилипчивы к привычным нерестилищам и как выглядит сам процесс нереста в недомеренных по численности скоплениях. Однако уже понятно, что сохраняющаяся популяция нассауского групера упорно продолжает собираться на нерест всё так же и метать икру всё там же и тогда же, где и всегда, оставаясь по-прежнему уязвимой для жадных до легкого улова рыбаков.
Хорошая же новость, как водится, припасена напоследок: чем больше накапливается достоверных научных знаний о процессе нереста и нерестилищах, тем проще правительствам принимать взвешенные и продуманные решения, направленные на то, чтобы хоть как-то соразмерить сиюминутные выгоды от массового лова нерестящейся рыбы с долгосрочными убытками от сокращения ее поголовья.

 

ТАКТИКА ПОИСКА № 2:
МАГНИТНОЕ ПОЛЕ В ПОМОЩЬ
Самкам различных видов, относящихся к отряду скатов-хвостоколов, спрятаться от самцов не удастся при всем желании. Бывает, что они даже в донный песок зарываются, однако бдительно патрулирующие местность охотники до любовных утех буквально шестым чувством отыскивают себе пару, устремляясь прямо на ее сердцебиение.
В процессе обычной жизнедеятельности организм самки ската, как и всё живое, излучает характерные электромагнитные импульсы. У толстохвостых скатов, в частности, самцы особо чувствительны и восприимчивы к электромагнитным излучениям, и их встроенные приемники точно улавливают волновые сигналы строго определенной частоты, испускаемые самками. Скользя на бреющем полете над донной поверхностью, самец пеленгует источник сигнала и начинает сужать круги, неотвратимо приближаясь к зарывшейся самке, после чего мощными взмахами крыльев сметает с нее песок и… дальше дело техники.
У акул, двоюродных родственников скатов, самцы некоторых видов также отыскивают самок по их электромагнитному излучению, причем улавливают его на еще бо΄льших расстояниях. Возьмем, к примеру, рыбу-молот, знаменитую массовыми скоплениями в окрестностях подводных гор, поднимающихся к поверхности со дна посреди открытого океана. До чего же удобно и спариваться, и кормиться на этих отмелях. Изрезанные подводные горные склоны не только служат прекрасной средой обитания, но и перенаправляют водные течения, создавая эффект выноса глубинных вод к поверхности и образуя стационарные завихрения, в которые, как в капкан, попадают планктон и личинки – вот и накрыт шикарный стол для любого проплывающего. Не удивительно поэтому, что при столь благоприятных условиях экосистемы подводных гор отличаются потрясающим биоразнообразием видов, многократно превосходящим разнообразие жизни в окружающих водах, и являются излюбленным местом привалов, знакомств и общения для «дальнобойщиков» из числа представителей пелагических (обитающих в открытом океане) рыб. При всей величественности их рельефа, однако, подводные горные вершины не так просто отыскать, ибо на фоне огромной океанической чаши их размеры оказываются с булавочную головку. Вероятнее всего, и рыба-молот, и морские черепахи, и птицы находят эти точки по незримой карте геомагнитных полей, которые благодаря особому дару природы они способны считывать.
Раз в год десятки акул нисходят к подводной горной вершине Эль-Бахо Эспириту-Санто в Калифорнийском заливе и образуют вокруг нее живой венец-хоровод. В подавляющем большинстве это самки. Наиболее крупные, сильные и зрелые пробиваются ближе к центру, вытесняя тех, что помельче и помоложе, на периферию, во внешний круг. Самцу-молоту такая самоорганизация дает хорошую наводку на местонахождение особо желанных партнерш, и он устремляется в самое яблочко живой мишени.
Доктор Питер Климли, известный ихтиолог, третий десяток лет отслеживающий миграции акул-молотов, лично неоднократно наблюдал, как самцы врезаются в гущу самок и протискиваются в сердцевину косяка, чтобы добраться до наиболее крупных и лакомых для спаривания. Сам половой акт редко удается наблюдать, но замечено, что происходит он в медленном свободном падении: самец обвивается вокруг самки и они совокупляются, плавно погружаясь на глубину. Сплетенная пара оседает на дно головами вниз и, лишь ткнувшись характерными головами-кувалдами в щербатую поверхность рифа на вершине подводной горы, расцепляется и расплывается в стороны.
Даже после четверти века наблюдений исследователи не могут ответить на вопрос, откуда приплывают рыбы-молоты к этой подводной вершине и куда отправляются по завершении сезона спаривания. Но по мере усовершенствования технологий мечения и отслеживания особей начало хотя бы складываться понимание путей навигации этих акул в непосредственной близости от места спаривания в этом внутреннем море.
Покидая в вечерних сумерках подводную вершину, акулы отправляются в путь к далеким местам кормежки по невероятно точно проложенному маршруту – тому же самому, по которому приплыли на рассвете, только обратному. При этом плывут они посреди водной толщи – слишком глубоко, чтобы ориентироваться по небесным светилам, но и вне пределов видимости донного рельефа. Остается единственный вывод: акулы ориентируются по геомагнитному полю, тем более что путь их сумеречной миграции практически повторяет геометрию силовых линий. Климли считает, что геомагнитное поле для акул-молотов служит незримой дорожной разметкой, по которой они и ориентируются в бескрайней подводной синеве.
У нас с вами столь точного встроенного компаса в организме не имеется, но и люди теперь благодаря технологиям GPS и эхолокации с легкостью находят дорогу к подводным вершинам, из-за чего оные и превратились в последние десятилетия в популярнейшие места промыслового рыболовства. Из-за многочисленности особей, собирающихся у вершин подводных гор, и широты ареала, откуда они туда сплываются, рыбная ловля на подводных горах – столь же губительное для промысловых видов рыбы занятие, как и рыбная ловля на нерестилищах: считанные рыбаки вполне способны нанести виду невосполнимый ущерб, нарушив цикл воспроизводства потомства и отправив его прямиком в Красную книгу всего за несколько пути΄н.

 

ТАКТИКА ПОИСКА № 3:
…А ДОМА ЛУЧШЕ
Представьте, что всю взрослую жизнь вы провели в большом городе, где ежедневно на глаза вам попадаются тысячи прелестных особей противоположного пола, и так год за годом, но секса вам не светит до гробовой доски. И, будто одного этого издевательства мало, единственный доступный для вас вариант, когда дело до этого наконец дойдет, – вернуться на малую родину и потерять девственность, совокупившись с бывшей одноклассницей или одноклассником.
Такая вот нелегкая половая жизнь уготована лососям.
Проведя годы в открытом море среди потенциальных половых партнеров, самцы и самки большинства видов лососевых затем возвращаются в родную реку, чтобы оставить потомство, – часто на то же самое нерестилище, где сами появились на свет из икры. Им приходится пробиваться туда против течения, а иногда и против силы тяжести, преодолевая пороги и плотины. Так и плывут они упорно вперед и вверх, на родное холодное мелководье. Там, в кристально чистой воде поверх мозаично-галечного ложа русла реки, пары любовников – иногда и по нескольку пар за компанию – и выметывают свои гаметы на пике завершающей кульминации их эпического путешествия к родным истокам. Взрослые особи в буквальном смысле кончают свою жизнь нерестом.
В принципе ситуация, когда возвращение домой, на малую родину, это единственный шанс для взрослых самцов и самок познать друг друга, встречается у многих видов. Просто в отличие от лососей, для которых этот брачный ритуал в пузырящемся родном ручье становится единственным и последним в жизни, у других он носит ежегодный характер, как, например, у северных морских слонов, с довольным рыканьем предающихся сексу обычно на тех же пляжах, где некогда они сами были произведены на свет.
Однако сама по себе явка в срок на родное лежбище еще не гарантия доступа к участию в сексуальном пиршестве. Самцу морского слона нужно для начала выбрать и застолбить подходящий участок на прибрежном песке, защищая его от притязаний соперников, иначе на удачу рассчитывать не приходится… а для этого первым делом нужно отыскать именно такую делянку, которая пройдет приемочные испытания у самых взыскательных инспекторов – будущих мам морских слонят.
Привязанные к берегу из-за эволюционного происхождения от сухопутных видов, которое дает о себе знать в неумении новорожденных щенков толком плавать, морские слонихи вынуждены изыскивать безопасные места для окота на прибрежных пляжах. Проведя в открытом море около восьми месяцев, самка северного морского слона пускается в обратный путь к лежбищу в канун Нового года. Как именно она находит туда дорогу, нам доподлинно неизвестно, но мы теперь точно знаем, что маршрут миграции остается практически неизменным: перемещения одной меченой самки отслеживались со спутника в период с 1995-го по 2008 год, и она ежегодно следовала одним и тем же путем. Отдельные особи-отщепенцы эпизодически могут менять лежбища, но в целом, единожды выбрав пляж для спаривания и ро́дов, морские слоны обычно хранят ему пожизненную верность. При этом в подавляющем большинстве они изначально выбирают те места, где сами появились на свет.
Самцам приходится проделывать еще более долгий путь на юг Калифорнии от берегов Аляски, вырываясь из плена ледяной шуги еще в первой половине декабря. В северных водах они к тому времени успевают хорошенько поохотиться и позаниматься подводным и даже подледным ловом, нагуливая жирок на глубинах вплоть до полутора километров в жесткой конкуренции с косатками и белухами. Риск нападения крупных хищников в этих удаленных от берега водах высоких широт куда выше, чем в прибрежных и относительно теплых водах ареалов питания самки, но и дикой рыбы для прокорма, в которой так отчаянно нуждаются самцы, там в изобилии. Одному-единственному самцу-производителю требуется порядка ста килограммов свежей рыбы и/или головоногих в сутки, чтобы накопить мышечно-жировую массу, которая позволит выдержать предстоящие зимние баталии на берегу. Для самцов преодоление расстояния в сотни и тысячи километров до лежбища после этого становится, отметим, необходимым, но не достаточным и отнюдь не самым сложным первым шагом на пути к завоеванию самки.
Вернувшись к родным берегам, эти двухтонные тюлени-великаны грузно выпрастываются на песок и устраивают современную реконструкцию битвы титанов. Они таранят друг друга всей массой своих огромных туш, устраивая состязание в сказочной силе и твердости намерений воцариться на драгоценном пятаке песчаного пляжа.
При наблюдении за борьбой двух озабоченных самцов невольно вспоминаются поединки борцов сумо, чья цель в точности такая, как у морских слонов, – всей массой грузного тела вытолкать соперника за пределы татами, вот только массой сумоисты на порядок уступают ластоногим, которые весят с легкий грузовик, да еще и правил борьбы не знают и не соблюдают. Мясистый хоботообразный нос самца, благодаря которому этот вид тюленя и получил свое название, может достигать полуметра в длину и особо ярко выделяется в период брачных баталий. Самцы морских слонов умеют раздувать хобот, что нередко и делают, вставая на задние ласты и всей тушей обрушиваясь на голову и шею соперника. Оскалив зубы, противники нещадно лупцуют друг друга хоботами по глазам и горлу.
Подавляющее большинство бойцов в итоге терпит поражение и, отступив, рассредоточивается по периферии лежбища, залечивая последствия побоев и готовясь в унылом одиночестве к предстоящему через пару месяцев выходу обратно в море. А вот горстка победителей празднует вступление в элитный «рыцарский орден» полновластных хозяев пляжа, которым по рангу причитается отныне совокупление не с одной самкой, а с целым гаремом числом до сотни особей. Такова вкратце половая жизнь самцов морского слона: любой вынужден сражаться за право секса, но большинству, увы, на роду написано остаться девственниками до самой смерти.
С точки зрения самок история выглядит несколько иначе. Подтянувшись к лежбищу в начале января, они через считанные дни рожают и вскармливают детенышей, а затем – аккурат ко Дню святого Валентина – на два-три дня готовы к новому спариванию. Вот этим бесценным временны́м окошком и должны успеть воспользоваться победившие альфа-самцы, чтобы снова оплодотворить стадо своих морских слоних, прежде чем те уплывут от них назад в океан до следующей зимы. Выбрав пляж, самки толпами собираются вокруг каждого из немногочисленных воцарившихся там доминантных самцов-производителей. На этом поиск партнера для самок закончен. Затем главное для них – не лишиться жизни при половом акте (но об этом позже), а в наши дни – еще и не пасть жертвой неблагоприятных климатических изменений.
Привязка к суше делает репродуктивную стратегию морских слонов уязвимой перед лицом климатических изменений, вызывающих небывалой свирепости штормы, рост уровня Мирового океана и, как следствие, затопление привычных лежбищ приливной волной, усугубляющееся эрозией береговой линии. Опять же интенсивное освоение и застройка побережья человеком и обострившаяся в свете этого межвидовая конкуренция за дорогостоящее место под калифорнийским курортным солнцем делают имеющиеся сегодня в распоряжении северных морских слонов лежбища фактически безальтернативным местом размножения и вскармливания потомства. К сожалению, ничего хорошего, в случае прихода этих пляжей в негодность, самок и популяцию в целом не ждет. В то же время предпринятые усилия по охране этого некогда поставленного под угрозу исчезновения вида приносят свои плоды: популяция северного морского слона растет на всем побережье в пределах ареала, и это дает нам возможность еще раз переосмыслить собственную роль и возможность мирного сосуществования на взморьях с крупными представителями диких морских животных.
Морские черепахи – еще одно семейство животных, водных животных, славящихся непременным возвращением в родные места с целью повысить репродуктивную миссию. У большинства их видов самцы и самки живут в основном на отдаленных кормовых площадках, но также периодически в одно и то же время года возвращаются на несколько недель в излюбленные места размножения. Путешествие их может выглядеть весьма впечатляюще: самцы и самки массово пересекают океанические бассейны иногда даже из конца в конец, чтобы в очередной раз вернуться домой. Как и акулы-молоты, черепахи, судя по всему, ориентируются по геомагнитному полю в открытых водах, а вот при приближении к берегу включают еще и обоняние, помогающее точно определить родной пляж по его уникальному запаху. Обоняние у морских черепашек прекрасно развито от рождения, и, едва вылупившись из яиц, они сразу и на всю жизнь запоминают характерный запах песка у родного гнезда. Как человек, родившийся и выросший по соседству с шоколадной фабрикой, они всегда найдут дорогу к дому по запаху за многие мили.
У популяции зеленой морской черепахи, обитающей в водах Тихого океана поодаль от мексиканских берегов, от самцов для поиска половых партнерш и вовсе требуется лишь вернуться к родному берегу и зависнуть на пляжном мелководье. Оказавшись более или менее поблизости, самцам больше ничего искать не нужно: самки добровольно сплывутся.
Доктор Питер Даттон как специалист по репродукции морских черепах авторитетно объясняет, что куда больше усилий по планированию путешествия к месту гнездования требуется от самок. Дорога от точки кормежки к родному пляжу может занять у самки не один месяц. Чтобы после такого заплыва сохранить еще и достаточный запас жизненной энергии для кладки сотен яиц, самки готовятся к воспроизводству потомства месяцами, а то и годами. Именно поэтому у большинства видов морских черепах мамы физически не способны принимать участие в ежегодном спаривании и прибывают к родному гнездовью раз в два-четыре года. Тут всё решает организм самки: если у черепахи хватило времени как следует отдохнуть и восстановить силы – в установленный природой срок запускается женский гормональный цикл, наступает процесс овуляции, после чего самка начинает испытывать неодолимое влечение к родным местам, где только и могут быть оплодотворены и отложены вызревающие в ее организме яйца.
После затяжного и тщательно спланированного по времени на уровне генетической памяти путешествия ее встречает на подходе к берегу целая флотилия похотливых самцов, блокирующих путь к пляжу. Ну а дальше следует классический навал: расталкивая друг друга и клацая панцирями, самцы норовят взгромоздиться на вновь прибывшую самку каждый первым, оттеснив соперников.
В тихоокеанской популяции зеленой черепахи к западу от Мексики Даттон лично наблюдал реально жаркие схватки между разгоряченными самцами, доходившие до взаимных укусов, толчков и тычков с целью отпихнуть соперника от проплывающей самки. Каждый самец стремится остаться единственным донором спермы, не подпустив к самке никого из конкурентов вплоть до того момента, когда она отправится к берегу, чтобы отложить яйца. Один из надежнейших способов добиться этого – зацепиться когтями ей сзади за плечи и не выпускать. Результатом такой решимости самцов монополизировать ту или иную самку для единоличного обладания становится множество пар самцов верхом на самках. Не распадаются эти вьючные пары днями, а иногда и неделями.
Может, именно этой впечатляющей хваткой самцов и объясняется закрепившаяся за черепашьими яйцами репутация источника мужской половой силы? Действительно: как же выносливы должны быть самцы, днями не слезающие с оседланных ими самок?! Отсюда и народное поверье, что они сказочно укрепляют потенцию, по злой иронии ставшее причиной массового разорения кладок яиц с целью их продажи в качестве «природного аналога виагры» и резкого снижения численности многих популяций морских черепах по всему миру. (Вот кто бы мог подумать, что репутация неистощимых половых гигантов, у которых стои́т часами, может поставить биологический вид под угрозу истребления?) На всякий случай, для полной ясности: никаких научно подтвержденных данных о том, что яйца какого-либо из видов морских черепах, включая зеленых, усиливают мужскую потенцию, не имеется. Но в злачных барах при пляжах ими до сих пор приторговывают из-под полы, и то и дело видишь, как какой-нибудь мачо залпом вливает в себя сырое содержимое глянцевито-белого яйца, размером и фактурой похожего на мяч для гольфа. В последние десятилетия сбор черепашьих яиц во многих странах запрещен, и береговые патрули, пляжная охрана, спасатели и волонтеры делают всё возможное для искоренения браконьерства и защиты гнездовий черепах от разорения. Креативную, а потому и эффективную рекламную кампанию с участием аргентинской супермодели Дорисмар несколько лет тому назад предприняла природоохранная некоммерческая организация Wildcoast: однажды появившаяся на обложке журнала Playboy и находившаяся на пике популярности среди испаноязычного населения калифорнийского побережья Дорисмар, сфотографированная в весьма соблазнительных позах, саркастически указывала местным мачо на сомнительную ценность черепашьих яиц как афродизиака: Mi hombre no necesita huevos de Tortuga. Показательно, что эти усилия принесли плоды, и спрос на черепашьи яйца упал, но рынок – где-то легальный, а где-то подпольный – во многих странах по-прежнему существует.
Половая зрелость у морских черепах наступает поздно (на втором и даже третьем десятке лет жизни у некоторых видов), особой плодовитостью они не отличаются (в частности, и по той причине, что самки не способны откладывать яйца ежегодно), поэтому морским черепахам не выдержать высокой нагрузки со стороны охотников до их мяса или яиц. Но браконьерство – лишь одна из угроз существованию морских черепах. Другой, не столь очевидной, угрозой для них является нависшее дамокловым мечом глобальное потепление. Морские черепахи планируют свой репродуктивный цикл под идеальный для кладки яиц температурный режим. В частности, нельзя забывать о том, что от температуры песка в гнезде зависит пол вылупляющихся из яиц черепашек. Всё именно так: их пол зависит не от сочетания хромосом X и Y, как у людей, а исключительно от температуры среды. Это как если бы у нас летом рождались одни девочки, а зимой – одни мальчики.
По мере повышения из-за общих климатических изменений средней температуры грунта в местах кладки черепахи рискуют со временем оказаться в ситуации острого дефицита самцов. Пока что фактического изменения гендерно-демографической структуры подобного рода ученые не выявили, но бдительности не утрачивают. Тем временем еще и в прибрежных акваториях множатся всякие физические преграды на пути сезонных миграций морских черепах – пирсы и причалы, волноломы и волнорезы, призванные защитить набережные от штормов и сохранить пляжный песок от смывания, – вот только у черепах из-за этого возникают проблемы с попаданием к привычным местам гнездования. Однако нет среди всего вышеперечисленного ни единой непреодолимой трудности. Умные информационно-разъяснительные кампании наподобие той, что была проведена Wildcoast с участием Дорисмар, и другие инновационные методы, взятые на вооружение экологами, показывают, что борцы за сохранение зеленых морских черепах не уступают в цепкости и настырности самцам взятого ими под защиту вида в период спаривания. Результаты в некоторых случаях получены многообещающие и весьма обнадеживающие в плане перспектив выживания морских черепах вопреки всем угрозам.
Тяга вернуться в родные воды на время размножения свойственна и самкам живородящих видов акул. Чтобы дать жизнь новому поколению, они возвращаются в мелководные лагуны, где сами родились. Выдающаяся способность точно отыскивать место собственного рождения у акул была обнаружена совсем недавно, и благодарить за это мы должны методы прикладного генетического анализа наподобие тех, что используются сегодня в криминалистике и которые позволили биологам лучше понять поведение акул.
Доктор Кевин Фельдхайм из чикагского Музея естественной истории имени Филда первым в мире применил к акулам методику сравнительного анализа коротких тандемных повторов – так называемых микросателлитов – в структуре ДНК для идентификации отдельных особей. У акул, как и у человека, микросателлиты являются уникальными маркерами индивида. Всё верно: Фельдхайм использует в точности тот же метод установления личности по ДНК, что и судмедэксперты, когда им нужно идентифицировать подозреваемого, или медики при ДНК-тесте на отцовство. А вот Фельдхайм с помощью этого метода способен безошибочно определять мать акуленка.
На полевой биостанции, действующей на островах Бимини, что между Майами и Багамами, Фельдхайм брал образцы ДНК у беременных самок и новорожденных лимонных акул на протяжении двадцати лет с 1993 года. В 1996–1998 годах я лично добровольцем проводила бессонные ночи в кишащей москитами лагуне за вылавливанием новорожденных акулят и взятием у них биоматериала из плавников для ДНК-анализа. Именно там я впервые и обратила внимание на то, что часть акул рождается с этакими пипочками на брюшке, так что самцы заявляют миру о своей мужской природе с первого дня… Впрочем, я отвлеклась.
Исследования показывают, что в искусстве находить дорогу к дому акулы ничуть не уступают лососям: шесть меченых в 1990-х годах новорожденных акул были обнаружены в той же лагуне в 2008–2012 годах в статусе рожениц. О как таковой половой жизни большинства видов акул и скатов нам практически ничего не известно. Мы не знаем, как их самцы и самки находят друг друга, часто ли они спариваются, с какой периодичностью приносят потомство, сколько мальков у акулы в одном помете. О подавляющем большинстве из этих четырех с лишним сотен видов нам едва известны азы, касающиеся их биологии. Ученые до сих пор понятия не имеют, например, о том, где происходит совокупление тех же лимонных акул и как их самцы находят самок. В отличие от морских черепах, самки акул возвращаются в родную гавань-лагуну уже беременными, и до сих пор никто и нигде не наблюдал в относительной близости от берега каких-либо засад или блокпостов из сексуально озабоченных самцов этого вида, ждущих возможности «начинить» самок. Очень многое в жизни акул остается для нас окутанным плотной завесой тайны, и азы их половой жизни – не исключение.
Однако одно то, что как минимум некоторые виды акул, вероятно, строго придерживаются определенных мест выметывания потомства, – одно это знание уже приоткрывает нам глаза на глубоко значимую особенность организации их жизни, позволяющую хоть как-то наладить наблюдение за акулами и их охрану, поскольку мы теперь знаем, что: самки акул разборчивы в плане выбора места деторождения; первое попавшееся обжитое место им не подходит, и они тяготеют к возвращению на родину. На тех же Багамах по островам разбросаны десятки похожих лагун, но часть самок лимонной акулы непременно использует лишь одну из них на протяжении всей жизни. Сто́ит этой лагуне исчезнуть (скажем, в результате освоения побережья) – и мы рискуем недосчитаться суммарного поголовья всего потомства, приносимого популяцией самок, привыкших размножаться именно здесь. Подобные исследования также наглядно демонстрируют, насколько мощным инструментом является генетика, когда необходимо пролить свет на поведение представителей тех видов подводной фауны, которые живут долго, но крайне скрытно. Генетический анализ позволяет сделать значительно бо́льшие открытия, чем простое подтверждение склонности к возвращению на родину для продолжения рода, – так что оставайтесь на нашей волне.

 

ТАКТИКА ПОИСКА № 4:
МАНЯЩИЙ ГУСТОЙ БАРИТОН
Самцы синего кита заводят песни в духе Барри Уайта. А самки, как и у большинства млекопитающих – от коалы до человека, – ведутся на густой баритон, который самцы используют в качестве оружия для их приманивания и победы над соперниками.
Чем же так привлекателен густой, низкий и проникновенный мужской голос? Он в глазах самки свидетельствует о здоровье и крепости самца или минимум о его внушительном размере: действительно же, как правило, чем крупнее мужчина, тем басистее и звучнее его голос. Инстинктивное влечение к обладателям сочного баса в женщинах неискоренимо, вопреки, казалось бы, исчезнувшей в современной человеческой культуре ассоциативной связи «чем больше, тем лучше». У синих китов, вероятно, действует аналогичный механизм, без которого затруднительно объяснить, почему за считанные десятилетия их самцы последовательно опускаются во всё более низкие голосовые регистры.
Теория до конца не проработана, но фактографическое обоснование под ней убедительное, поскольку включает в себя огромный массив интригующих данных гидроакустических наблюдений начиная с 1960-х годов, полученных системами слежения за подводными лодками ВМС США, научно-исследовательскими экспедициями и даже с подводных сейсмографов. И все эти записи показывают, что на протяжении полувека высота звучания голоса самцов синего кита неуклонно снижалась, и сегодня она на 30 % ниже, чем в начале наблюдений. Самое же странное – это то, что синие киты стали петь на несколько тонов ниже во всех популяциях различных подвидов, обитающих в разных океанах и регионах, хотя в каждой географической популяции ими исполняются разные песни.
Подобно профессору Хиггинсу из мюзикла «Моя прекрасная леди», исследователи с легкостью определяют, откуда родом кит, по его песенному репертуару (самки китов, насколько нам известно, к вокализам не склонны вовсе). И хотя в не пересекающихся между собой популяциях песни поются разные, практически повсеместно их тональность неуклонно снижается. Только представьте, что повсеместно, не сговариваясь, певчие на празднествах стали бы год за годом исполнять всем известные гимны и песни, каждый раз транспонируя на полтона ниже все мелодии без разбора и без указания какого бы то ни было дирижера или хормейстера. А именно это и проделывают в глобальном масштабе синие киты. Единственная гипотеза ученых относительно возможной причины этого феномена состоит в том, что киты оправляются от стресса, пережитого ими во времена массового истребления китобоями, перестав голосить на повышенных тонах.
Полного истребления на заре китобойной эры в XVIII–XIX веках синие киты благополучно избежали благодаря полезному свойству идти ко дну, будучи убитыми, что делало охоту на них бессмысленной. Но начиная со второй половины XIX столетия, благодаря научно-техническому прогрессу, на вооружении у китобоев стали поочередно появляться всяческие усовершенствования: и гарпунные пушки, и начиненные взрывчаткой гарпуны, и пароходы, а затем дизель-электроходы, и компрессоры, позволяющие быстро закачивать в тушу убитого кита воздух и удерживать ее на плаву до расчленения и загрузки на борт китобойного судна с целью дальнейшей разделки. На пике промысла, который пришелся на первые две трети XX века, было убито порядка 380 000 синих китов, при этом, согласно статистике, к 1960-м годам мы истребили свыше 95 % поголовья в некоторых популяциях (в частности, в антарктической). К 1986 году, когда наконец вступил в силу принятый четырьмя годами ранее международный мораторий на любой коммерческий китобойный промысел, у синих китов оставался скудный выбор партнеров для спаривания, и найти друг друга рассредоточенным по океаническим просторам немногочисленным самцам и самкам было непросто.
В отличие от горбатых, серых и полярных китов, устраивающих брачные сходки на относительном мелководье, синие киты – принципиальные одиночки, скитающиеся по морским просторам в поисках сытных (богатых планктоном) мест, ну и потенциальных половых партнеров заодно. Так что, еще до того как китобои изрядно проредили их популяцию, синим китам требовалась надежная дальняя связь, чтобы отыскивать друг друга. Акустика? Идеальный вариант. Звуковые волны прекрасно распространяются на дальние расстояния и в воздушной, и в водной среде. Ими киты и рисуют акустическую картину своего подводного мира, помогающую им кормиться, ориентироваться в пространстве и находить себе половых партнеров за тысячи миль.
Мы знакомимся и связываемся друг с другом через доски личных объявлений или чаты, а синие киты – через песнопения. На самых низких частотах – всего в десятки герц – усатые киты, включая голубых, заполняют глубины океана своими басовыми партиями, как из сабвуферов, разносящимися от края и до края моря. Ученым до сих пор трудно дать ответ на вопрос о реальной дальности распространения и слышимости их басов; но известно, что песня усатого кита из Новой Англии вполне может достигнуть слуха его сородича где-нибудь на Бермудах.
Вот тут и вступает в игру фактор низкочастотности голосового послания. Учитывая тот факт, что объем воздуха, помещающегося в легких кита, строго фиксирован, для извлечения звука более высокой частоты или тона, выражаясь музыкальным языком, требуется больше энергии (и расхода воздуха), чем для извлечения более низкого по частоте звука той же интенсивности и проникающей способности.
На высоких частотах голос звучит энергичнее, зато низкочастотные акустические сигналы дольше не затухают и за счет этого распространяются на большие расстояния… Вот ученые и задумываются: а не подбирают ли киты экспериментальным способом идеальный баланс между экономными и негромкими басовыми тонами и более энергичным по звучанию, но и отнимающим больше сил? Ведь небольшого тонального сдвига вверх по гамме хватило бы этим морским исполинам, чтобы громче и на бо́льшие расстояния заявлять о себе, но они этого не делают.
В 1960-х годах немногие пережившие китобойную эру киты-одиночки взывали к самкам в полный голос, поскольку это максимально увеличивало их шансы быть услышанными и оставить потомство. Отсюда повышенные тона и громкость в песнях синих китов первых посткитобойных лет. Именно их – песни синих китов, широко и далеко друг от друга разбросанных по просторам океана, – и зафиксировали в те годы военно-морские гидроакустические станции наблюдения.
По мере восстановления в последние десятилетия численности популяций динамика жизни китов стала возвращаться в привычное в докитобойную эру русло. Чем больше синих китов в океанических водах, тем меньше среднее расстояние между особями, и самцам больше нет нужды «докрикиваться» до сородичей на повышенных тонах. Тем более что теперь снова можно похвастаться своей величиной и важностью, взяв ноту побасистее, дабы привлечь самок и отпугнуть соперников.
Точно установить, что именно происходит в жизни любых представителей отряда китообразных – усатых и зубатых китов (включая семейства дельфинов, кашалотов, морских свиней и нарвалов с белухами), – по-прежнему видится задачей невероятной трудности. По словам руководителя программы исследования и экологии китообразных Национальной лаборатории морских млекопитающих (NOAA) Филипа Клэпхэма, изучение китообразных сродни изучению львов в условиях непрекращающегося густого тумана: то вдруг макушка головы проступит, то через полчаса промелькнет кончик хвоста. Вот и уходят у исследователей долгие годы на получение более или менее достоверных данных о размерах и демографической структуре популяции, в то время как у каких-нибудь белок или оленей подобная информация собирается за один сезон, а при удачном стечении обстоятельств – и за день.
«Ни один человек в здравом уме за изучение китов попросту не взялся бы», – подытоживает Клэпхэм. И ведь он прав, что особо остро чувствуется при попытке осмыслить масштабы задач, стоящих перед кетологами. Будучи истинными странниками, представители многих видов крупных китов с легкостью пересекают все океанические бассейны, будто плавательные. В качестве примера Клэпхэм приводит случай, когда удалось доподлинно проследить за путями миграции самки серого кита из находящейся под угрозой исчезновения охотско-корейской популяции: маркирована она была во время летней кормежки на шельфе острова Сахалин; затем спокойно пересекла Тихий океан и прибыла к месту размножения и спаривания в одну из лагун у побережья Мексики; сделав дело, она через считанные часы пустилась в обратный путь – транзитом через Берингово море в Охотское – домой, в Россию. Это для нее – как для человека, скажем, из Лос-Анджелеса слетать в Париж на званый обед и обратно, вот только киты путешествуют своим ходом!
Киты – во всех отношениях – живут жизнью невообразимых для нас масштабов. Мы давно знали, что они покрывают огромные расстояния, а теперь выясняется, что и переговариваться между собой киты способны на сопоставимом удалении друг от друга. То есть для них общение через моря было само собой разумеющимся еще до изобретения телеграфа или телефона, и заочные дистанционные знакомства в режиме реального времени практиковались задолго до появления интернета.
Басовитые синие киты – не единственные китообразные, находящие партнеров для спаривания по голосу. Отыскивают друг друга по голосам и кашалоты, правда, тактика у них несколько иная. Будучи свирепыми охотниками, они способны и одолеть гигантского антарктического кальмара, и преследовать рыбу на невероятных сумрачных глубинах. Самцы ведут уединенную жизнь, прерываемую редчайшими и мимолетными интимными свиданиями с крайне рассредоточенными и в обычных условиях недоступными самками: цикл репродукции у кашалотов – один раз в пять лет. Как и у синих китов, самки кашалотов не собираются в каком-либо определенном регионе для продолжения рода. Вместо этого самцу приходится полагаться на удачу, бороздя просторы открытого моря в надежде натолкнуться на небольшую группу самок, которая – опять же если повезет – может оказаться готовой к спариванию.
Одним из способов засечь самок в относительной близости для кашалота является вслушивание. И самки, и самцы кашалота издают характерные пощелкивания как с целью общения, так и для эхолокации. При этом «болтают» они зачастую практически безостановочно, особенно в период кормежки. Самец направляется к источнику уловленного клекота самок, параллельно добавляя в их хор собственные особенные тона. Ведь крупные самцы кашалота умеют издавать не только высокочастотные щелчки, но и гулкие басовые звуки.
Взрослый самец кашалота – рекордсмен мира по громкости звука, производимого живым существом чисто физиологическими средствами. По какому случаю он издает эти невероятно громкие бу́хающие звуки, до сих пор не известно. Гипотезы включают привлечение самок, отпугивание соперников и даже глушение рыбы в процессе охоты. Зато мы знаем, что тембр «гула» у кашалотов строго индивидуален и способен многое рассказать об издающем его самце.
Доктор Тед Крэнфорд, специалист по морским млекопитающим и знаток их слухового аппарата и используемых ими способов звукоизвлечения, показал, что громкие и гулкие ударные гидроакустические волны самец кашалота производит при помощи пары так называемых «фонических губ», имеющихся у него в носовой полости. Докопаться до этого было не просто – Крэнфорду пришлось создать детальную модель головы кашалота, и сделать это удалось лишь с помощью компьютерных томографов, построенных на базе используемых в ракетостроении дефектоскопов. На схеме строения головы самца кашалота, созданной Крэнфордом, видно, что череп животного представляет собою подобие огромного амфитеатра-резонатора. Звук, издаваемый кашалотом при помощи фонических губ, расположенных в ноздрях в верхней передней части черепа, если смотреть в профиль, отражается под углом от заднего свода черепа, фокусируется ниже первоисточника акустических колебаний и затем испускается в водную среду через плоскую лобовую часть черепа кашалота. При этом, как и в случае с эхом в пещере, не все акустические волны сразу вырываются наружу – часть отражается и резонирует внутри черепа, и так несколько раз. Отсюда и эффект реверберации: если прислушаться, за первым мощным ударом следует серия затухающих повторов и раздается нечто наподобие: «БУМ-БУМ-бум-бум». По времени между пульсациями звука можно судить о расстоянии от «носа» до «затылка» и оценивать длину черепа кашалота, а по ней, косвенно, и о размере особи. Такой метод позволяет судить о габаритах самца кашалота со значительно большей степенью достоверности, чем высота трубного рева синего кита о его реальных размерах.
У кашалота самый длинный из всех животных на планете нос, и он плотно набит жировой тканью (так называемым спермацетом), что помогает фокусировать звук. Вот только энергии на выработку спермацета у организма уходит немерено. Вдвойне обидно, что отыграть эти энергозатраты нереально: если кит начнет голодать, извлечь питательные вещества из его огромного по запасам жировых отложений носа не получится. А если уж предусмотрено природой накопление таких колоссальных объемов жировых тканей, не подлежащих перенаправлению на другие нужды, значит, нос играет огромную роль в выживании вида, а не только в обеспечении кашалоту успеха у самок. Носы у самцов продолжают расти до конца жизни и достигают непропорционально больших размеров по сравнению с носами самок, что явно стало результатом естественного отбора по этому вторичному половому признаку. Из-за того ли, что обладатели самых больших носов привлекают больше самок, из-за того ли, что они успешнее отгоняют соперников, но чем больше нос – тем выше у самца кашалота шансы на успех и оставление потомства. А это означает, что именно кашалот заслуживает титула обладателя самого большого мужского полового органа на планете, пусть и вторичного… Что называется, всем нос показал.
При всех метках для спутникового наблюдения, сонарах и подводных аппаратах, которыми мы сегодня располагаем, у нас до сих нет ни малейшего представления о том, где именно занимаются сексом крупнейшие на Земле животные. Есть даже что-то романтичное в этой тайне. Вот только отсутствие разгадки затрудняет оказание помощи китам с выходом из демографической ямы, в которую мы сами же их и столкнули в не столь отдаленные времена. Тем более что восстановление жизнеспособности вида зависит отнюдь не только от совокупного поголовья популяции.
Мы знаем, что колоссальные вложения кашалота в свой нос окупаются, иначе бы он на столь затратное дело не шел. Часть вознаграждения, вероятно, выражается в успехе на ниве репродукции: чем крупнее нос, тем большее потомство кашалот оставит. Вполне представимо, что самки в процессе эволюции приучились отдавать предпочтение крупным доминантным самцам и неохотно откликаться на ухаживания мелких и физически менее развитых. Если это действительно так, то число успешных спариваний может снижаться значительно быстрее, чем поголовье популяции. Морские гидробиологи пытаются понять, как именно сказывается на репродукции и демографии различных видов – от рыб до китообразных – изъятие из популяции наиболее привлекательных особей, чтобы выявить менее явные последствия наподобие вышеописанных.
Переклички огромных китов через моря наполняют водную толщу феерической симфонией причудливых и чуть ли не потусторонних звуков, многие из которых находятся за пределами нашего слухового диапазона. Однако последние научно-технические разработки, такие как буи с автономными гидроакустическими станциями, помогают исследователям полнее регистрировать и расшифровывать переговоры китообразных в масштабах океанического бассейна. И теперь, когда мы слышим, как кит от берегов Ньюфаундленда переговаривается с китом у Бермудских островов, это заставляет нас в корне переосмыслить динамику брачных игр китообразных и задуматься о том, как не утопить голоса общающихся между собой китов в океане производимого нами самими техногенного шума.
Океаны в наши дни сделались значительно более зашумленными, чем в прошлом. Выросли объемы и интенсивность судоходства, шельфовой нефтегазодобычи и бурения, гидролокационных сигналов – и всё это складывается в нарастающую какофонию, наполнившую воды Мирового океана. Еще хуже, что многие техногенные шумы «глушат» именно те частоты, на которых поддерживают связь между собой морские млекопитающие. Подобно статическим разрядам в телефонной линии, шумы корабельных винтов, залпы пневмопушек и сигналы сонаров создают в гидросфере океана «акустический смог», значительно (кое-где наполовину и более) сужающий границы слышимости, в пределах которых морские животные могут отыскивать партнеров для спаривания, ориентироваться, охотиться и просто общаться. Представьте только, что нечто аналогичное произошло бы у нас не со слухом, а с наиболее важным для нас чувством восприятия – зрением. Как бы мы ориентировались на местности или высматривали издали своих пассий, если бы нам вдвое сократили пределы видимости? И проблема эта больно бьет не по одним только китам. Как мы увидим, у многих рыб самцы также полагаются на звуковые сигналы, приманивая самок к гнездовью.
Битва за выработку общепринятого понимания разумно допустимых пределов использования гидроакустических и просто шумных технологий с точки зрения их негативного влияния на экологию моря сплачивает в единый фронт, направленный против гидробиологов, и военно-морские силы, и топливно-энергетический комплекс, и коммерческий флот – всех, кому, в отличие от ученых, нет дела до прямого и косвенного влияния «шумового загрязнения» окружающей среды на животных, включая их успешное размножение, – тем более что мы и сами подошли к осознанию всей его пагубности лишь недавно.
Правда, порою случается и прямо противоположное. Иногда не мы обитателям моря, а они нам жизни не дают своими шумовыми атаками.
Однажды в западных кварталах Сиэтла половина жителей много ночей подряд не могла уснуть из-за просто-таки адских протяжных гудков. Нужно было что-то делать. Стали выяснять, кто устраивает эту шумовую вакханалию. Может, это буддийские монахи затеяли массовую сходку с музыкой и пением на окрестных холмах? Или это банда тинейджеров балуется где-то раздобытыми диджериду?
Оказалось, что ритмично-прерывистое безостановочное громкое гудение на низких нотах, поставившее на уши прибрежные кварталы, исходит из моря, конкретнее – от весьма скромных по размеру, но сильно возбужденных сексуально самцов рыбы-мичмана. Дам из морских глубин на скалистое мелководье эти представители семейства рыб-жаб как раз и выманивают беспрерывными громкими гудками. В результате же освоения в Сиэтле береговой полосы корпуса пришвартованных вдоль берега залива лодок сыграли роль дополнительных резонаторов, многократно усиливших заунывный зов самцов, что и послужило дополнительным источником неудобства для желающих уснуть окрестных жителей. Эти продолговатые, длиной с человеческое предплечье рыбы с по-жабьи приплюснутыми широкими головами обычно обитают поодаль от берега, а в каменистую зону прилива выдвигаются лишь на летний нерест. Первыми в конце весны прибывают самцы, столбят территорию, вьют гнезда на мелководье. Затем, обустроив каждый свое гнездо, мичманы начинают состязаться в приманивании самок самыми сексуальными в понимании последних сигналами – низкими, чувственными, богатыми обертонами протяжными звуками, лежащими по тембровой окраске где-то посередине между горном туманной сигнализации и шумом мотора кружащего над морем радиоуправляемого винтового самолета.
В сезон спаривания, когда организм самки готовится к выметыванию икры, гормональный выброс приводит к предельному обострению слуха и наделяет ее способностью тонко улавливать частоту гудения, издаваемого вожделенными самцами. Еще находясь на глубоководье и за многие мили от берега, она безошибочно их улавливает и пеленгует. В точности так же, как гормональные выбросы помогают только что родившей матери безошибочно улавливать в море шумов малейший писк, исходящий от ее ребенка, самке рыбы-мичмана, настроившейся на звуковую волну самцов, отчетливо слышны любые изменения в тоне, тембре и колоратуре их голосов. По мере того как тело самки приготовляется к откладыванию яиц, явственно изменяются и ее способности к физическому восприятию звуковых сигналов – и вот уже мужское вибрато звучит в ней громко и отчетливо… Выметав икру, самка обычно успокаивается – гормональная атака сошла на нет. Теперь она может (блаженно?) отрешиться от нескончаемого жужжания хора самцов-ухажеров. Подобно солидной женщине, которой надоело обращать внимание на присвисты бездельников, ежедневно обращающих на нее внимание по дороге на работу, самка рыбы-мичмана с безразличным видом мирно удаляется от берега и погружается обратно в свои глубины. А вот жителям прибрежных кварталов на западе Сиэтла не позавидуешь: покой им будет только сниться до конца лета, пока не стихнут наконец доносящиеся с берега из-под окон трубные звуки песен всё еще не удовлетворенных мичманов-самцов.

 

ТАКТИКА ПОИСКА № 5:
ПРОСТО ПЛЕСК!
Хотите заманить к себе на оргию побольше народа? Так выпрыгивайте из воды повыше и поднимайте фонтаны брызг, ударяясь плашмя о воду, – и соседи к вам потянутся. Такую стратегию выбрали для себя скаты-рогачи, они же мобулы – похожие на стратегический бомбардировщик B-2 Spirit ближайшие родственники гигантского морского дьявола и отдаленные – акул. Презрев закон всемирного тяготения и свою принадлежность к водной среде обитания, представители рода мобул взмывают в воздух и устраивают сказочные летные шоу. Представители всех видов рогачей (а насчитывается их с десяток), похоже, предрасположены к воздушной акробатике и с легкостью выпрыгивают на пару метров над водой и, пролетев изрядное расстояние или выполнив сальто, шумно плюхаются в воду, – но зрелищнее всех это, вероятно, получается у мобул, обитающих в Калифорнийском заливе.
Обычно эти скаты плавают поодиночке, но раз в году собираются в бесчисленные стаи до двух километров в поперечнике. Глядя сквозь прозрачные воды залива на сотни тысяч диковинных рыб, собравшихся на сезонную сходку, ловишь себя на мысли, что эти мобулы – будто ожившие картины М. К. Эшера: ромбовидные тела скатов образуют подобие деформированной шахматной доски, да еще и многослойной. В каждом из полутора-двух десятков слоев рыба движется с собственной скоростью, из-за чего глазу трудно сфокусироваться на отдельных особях, – но лишь до прыжков. С началом воздушной акробатики всё внимание автоматически переключается на рыб – исполнителей трюков. Джош Стюарт из программы исследований фауны Калифорнийского залива Института океанографии имени Скриппса сравнивает свой опыт пребывания в маленькой лодке посреди резвящегося косяка рогачей с попаданием внутрь гигантского аппарата для изготовления попкорна: скаты безостановочно выпрыгивают из моря в совершенно непредсказуемых направлениях. Куда ни кинешь взгляд, повсюду мобулы взмывают в воздух, хлопая похожими на крылья грудными плавниками, затем, расправив их, зависают в высшей точке, демонстрируя блестящие белые брюшки, и наконец плашмя обрушиваются обратно в воду, сориентировав тело строго параллельно поверхности, чтобы хлопок вышел как можно более громким. Как от удара широкой доской с размаху фонтанами вздымаются вокруг них россыпи брызг, но всё-таки главное для рогачей, похоже, произвести максимальный акустический эффект оглушительными хлопками о воду, ради чего и затевается это феерическое пилотажное шоу.
Зачем именно мобулам нужны эти прыжки, по-прежнему остается под вопросом, но группа Стюарта постепенно приближается к разгадке тайны. Обе первоначальные гипотезы – избавление от паразитов или выпендреж самцов перед самками – с действительностью срастаются плохо. Чистку от паразитов, по словам Стюарта, скаты проходят на специальных «мойках», где скармливают их прямо с себя мелким рыбешкам, для которых эти паразиты – излюбленное лакомство. Кроме того, добавляет он, «паразит, от которого хозяин может отряхнуться какими-то жалкими прыжками, – это позорище, а не паразит». А касательно идеи, что самцы, прыгая, красуются перед самками, – так ведь и самки участвуют в этих акробатических шоу наравне с самцами. Пока что Стюарт не исключает гипотезы, что весь этот воздушный цирк скаты затевают для привлечения внимания сородичей с целью пополнения стада. В других популяциях, как удалось установить, манты и мобулы обычно устраивают подобные прыжковые представления на стадии объединения мелких косяков в крупные стада перед групповым выкормом, что позволяет устроившему шоу косяку привлечь в свои ряды дополнительно несколько десятков особей. (Однако эта версия едва ли годится для популяции мобул Калифорнийского залива, где каждый косяк и без того слишком многочислен для стада на выкорме. Так что сотням тысяч голодных ртов нет никакого смысла сажать себе на хвост еще кого-то, поскольку пищи на всех однозначно не хватит.)
Потому представляется вполне разумным еще одно возможное объяснение: громкие шлепки скатов о воду – средство связи (другие звуки они, судя по всему, производить не способны). Калифорнийский залив – это же обширное внутреннее море, где отдельные особи мобул, конечно, могут судить о том, что пришла пора заняться групповым сексом, по сезонным признакам, но ведь еще нужно найти дорогу к косяку, странствующему где-то в море. И тогда, прямо как на карнавале в Новом Орлеане, где праздничное шествие, проходя змейкой по улицам, прирастает толпой зевак, летающие скаты оглушительными шлепками о воду, слышными далеко за линией горизонта, помогают остальным сородичам-гулякам найти дорогу к окрестностям близящегося праздника оплодотворения. Ну а после того, как все в сборе, можно приступать, благо в такой массе и партнеров найти проще, и выбрать наиболее подходящих, даже лучших из лучших, вполне реально – так что не исключено, что и здесь энергичные игривые прыжки самцов и самок вперемешку помогают им взаимно сориентироваться. Все-таки, слыша похожие на взрывы петард хлопки и глядя на энтузиазм, с которым скаты выделывают в воздухе кульбиты, трудно отделаться от мысли, что это еще и праздничное шоу, пусть хоть отчасти.

 

……………………………………………………………………………………………
Поиск партнеров – непременный вызов представителям подавляющего большинства видов животных, населяющих Землю, включая и нас с вами. У человека этот поиск может быть реализован весьма разнообразными способами: от элементарных, как угощение приглянувшегося парня или девушки коктейлем в баре, до сложнейших, наподобие путешествий на край света в поисках своей половинки; от старомодных, как бал дебютанток, до затейливых, как специальные круизы только для холостых и незамужних. Вот и под водой различные представители морской фауны развертывают перед нами потрясающую по разнообразию используемых тактик картину причудливых путей самцов и самок друг к другу во исполнение миссии продления рода.
Но выявить потенциального партнера – это только начало, необходимое для того, чтобы самец и самка преодолели разделяющее их расстояние, которое бывает подобно пропасти. Все эти подходы, однако, отнюдь не гарантируют, что в результате контакта вспыхнут искры обоюдного влечения. В конечном счете, если разобраться, увенчавшийся успехом поиск – лишь начальный этап значительно более долгого процесса. В следующей главе мы исследуем, как обитатели моря переходят от знакомства к ухаживанию… да, конечно… но не забывая при этом ни на мгновение, что конечная цель всё-таки – исполнение главного супружеского долга: продление рода.
……………………………………………………………………………………………
Назад: АКТ I Найти и соблазнить
Дальше: 2. Замани партнера в сети: соль искусства соблазнения