Феномен игры как преступление

…все философии в мире – подделки Ума;

не было никогда ни одного учения, сумевшего проникнуть в сущность вещей.

Сутра Ожерелья

Любая форма культуры – это массовая галлюцинация.

Теренс МакКена

Итак, дорогие мои, всё глубже и глубже затягивая вас на тотально нелинейную территорию своей Игры, я, конечно, должен извиниться за дерзость самой идеи – разорвать ваш мозг на лоскутное одеяло, и дать Силовому полю командного эксперимента право самому выражать себя. Но именно так (в командном, хаотичном вареве) рождались все наши проекты, начиная с шоу-преступления «Арлекиниада» и stand up tragedy «Закрой глаза и смотри», продолжаясь в разработке всех трех модулей шоу-тренинга «Школа игры», и сейчас этот же стиль самоорганизации мы используем в создании трагического цирка «Козья морда» (закрытие юношеского гештальта со «Снегурочкой» Островского, как вы помните). И доказав свою эффективность столько раз, меня терзает тупая амбициозная уверенность, что скорее всего, он сработает и на этот.

Кроме того, являясь наследником страшной и более чем изворотливой традиции шутов (в потоке которой вряд ли сможет удержаться человек с жесткими традиционными взглядами), я, конечно же, хочу расшкаркаться и раскрыть все оставшиеся карты. И это как вы понимаете – высший пилотаж – ОТКРЫТО ИГРАТЬ КРАПЛЕНЫМИ! И возможно, это формула обожжет сейчас ваши глаза – как так? – это же совершенно не укладывается в стереотипы нашего мышления, понимания того, как все должно функционировать, нашего морального, нравственного, этического, эстетического, профессионального… и многих других кодексов, а также – более чем серьезных игр, с помощью которых мы очерчиваем и уплотняем Реальность вокруг себя. И это более чем высокое искусство, согласитесь – размягчать, разжижать и в итоге растворять застывшие, огрубевшие, усохшие пространства с помощью т. н. открытой манипуляции, причем даже не скрывая, что она (манипуляция) начнется прямо сейчас…

Когда у Ивана Ивановича Охлобыстина вышел «XIV принцип», он подарил мне один из 12 экземпляров, которые, как он не без пафоса заметил, были помечены его кровью. И под обложкой этого экземпляра действительно можно обнаружить несколько со временем потемневших коричневых пятен. Книга эта хранится в моей избранной коллекции (а у меня дома, поверьте, очень немного книг). В ответ на этот жест, когда у меня вышло четвертое издание «Самоосвобождающейся игры», я тоже сделал ему подарок, предупредив перед этим, что у него в руках один единственный экземпляр, помеченный сакральной секрецией Фавна… т. е. спермой (моей, не моей – не важно, и кто определит, в какой роли я был тогда, когда делал это). И открыв обложку, я действительно указал ему на несколько желтых пятен. «Фу-фу-фу», – брезгливо произнес Иван и отбросил книжку в сторону. Так я избавил своего друга от необходимости иметь впечатление о «Самоосвобождающейся игре». В общем – кровь или сперма – вот, пожалуй, основная разница между нами.

Охлобыстин – живое воплощение Феномена игры. Имея великое счастье совместной работы, причём не в течение месяца или года, но на протяжении почти пяти с половиной лет, а также радость неформального общения и даже некоторого допуска в творческое подполье, я могу с уверенностью сказать, что немного приоткрыл для себя завесу этой более чем загадочно-противоречивой персоны. И вот, в моей памяти снова вспыхивает тот самый дождливый день, когда на самом большом стадионе России, на самой вершине обезглавленной пирамиды, в бриллиантах дождевых капель, метался человек в белом, совершая одну из самых необъяснимых акций последнего десятилетия – Доктрину-77. И самый первый вопрос, который до сих пор висит в воздухе: «Он это серьёзно вообще?»

– ДА! НА 100 % СЕРЬЕЗНО! Как собственно и всё, что он делал и делает в своей жизни. И В ТОЖЕ ВРЕМЯ – НЕТ! НИ НА ЙОТУ!

И это, на мой взгляд, самое интересное и полезное, что можно извлечь из шоу под названием «Охлобыстин», в котором всё на 100 % серьёзно и одновременно всё фарс; всё на веки вечные и одновременно здесь и сейчас; и можно даже сказать, что персонаж, творящий эдакое, уже и не человек вовсе, но человеко-миф, тот, кто с помощью глубинного артистического креатива взрастил внутри себя сущность, уже чуть ли не преодолевшую разделение на «да и нет», и возможно, сущность эта видится им как Бог внутри него (хотя кто-то и утверждает, что она обладает качествами совершенно противоположными божественным).

По моим наблюдениям, бог Охлобыстина гораздо более парадоксален и как бы современен, то есть компьютеризирован, или даже – монетизирован, или ещё круче – политизирован. Он вмещает в себя как традиционные христианские представления, так и восточные; в разговорах он апеллирует к таким понятиям, как хаос и пустота; цитирует как восточных, так и западных представителей альтернативных христианству течений и учений; к мирам компьютерных игр; виртуальным и квантовым категориям, в которых легко созидаются и уничтожаются вселенные и галактики; к таким понятиям, как «просветление» и «осознанность»; к гипнотическим и НЛП-технологиям; его мир пронизан массмедийными инновациями; сетевыми играми; его заводит одновременная связь с миллионами подписчиков, что формирует ощущение ежесекундного присутствия на сцене; благодаря чему он всё больше осознает себя и свою жизнь объектом некоего ого шоу.

В любом случае, объясняя феномен Охлобыстина (и нагло беря его как иллюстрацию Феномена игры), мне рисуется образ Артиста, достигшего в своей сфере, среде и таланте определённых масштабов, естественной потребностью которого становится уже не мелкое, шутовское кривляние на развлечение и потребу публики, причём по ничтожным поводам, но сам факт изменения восприятия и строя мысли этой публики. Сам он позиционирует себя как Арлекина, которого проглядел дьявол, и Арлекину этому, как засланному казачку, действительно удалось, как он собственно и обещал, «выжать массмедиа как мокрую тряпку», и, проскользнув на базарную площадь мира, где дьявол с упоением крутит ручку отупляющей сознание массмедийной мясорубки, подложить бомбу под это гнилое здание и устроить грандиозный ба-бах, что собственно и полыхнул провокативными и, тем не менее, возвышающими народный дух смыслами на всю страну. И я смею утверждать, что именно этот стиль видения мира, воплощенный в таком персонаже как Иван-Дурак или Иван-Царевич, являет собой единственную гармоничную модель, в которой нет сделок с совестью, в тотально запутанном и крайне противоречивом положении дел в стране.

Вот и получается, что Шут (сознательно пишу с большой буквы), Арлекин, Клоун, Юродивый, а также Джокер, как самая неожиданная карта в колоде – это единственные персонажи, что во времена, когда отовсюду торчат уши, рога и колокольчики шутовских колпаков и кровь льется на баррикадах взаимоманипулятивных войн, и говорить о чём-либо только серьёзно или только несерьёзно – невозможно, может предложить альтернативный вариант выхода из «патовой ситуации» грядущих предвыборных шоу.

Одним словом – избавиться от причастности к традиции великих трикстеров и мистификаторов (обратите внимание, я не употребил слово «отмыться») мне уже вряд ли удастся. А за примерами далеко ходить не приходится. Традиция эта изобилует ими сверх меры. Возьмем, к слову, легендарную историю о Мольере. Однажды, в процессе репетиций (а до премьеры оставались сутки или двое), один из ведущих артистов труппы забил копытом, из ноздрей его полыхнул огонь, и звонко послав всех на три святых буквы, он хлопнул дверью… и упал с лестницы расшибив себе голову. Через паузу (не без труда, но, тем не менее, справившись с собой) Мольер ткнул пальцем в молодого чернокожего артиста, и сказал: «Ты». Мольеру напомнили, что по роли у этого персонажа две белые дочки, и негр не может играть их отца. На что Мольер звонко парировал: «Если зритель это заметит – пьеса говно!»

И ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК!

Честно говоря, это моя самая любимая история из бездонного сундука театральных баек. И не важно, принадлежит она Мольеру или кому-либо другому! Возможно, эту фразу произнес Шекспир или Де Сад, или Брехт, или Хуан Фан Чо, или я сам, или кто-либо еще… важно одно – СЦЕНА (ТЕАТРА ИЛИ ЖИЗНИ) – НЕ МЕСТО ДЛЯ ПРАВДЫ! Или вернее – не для внешней (застывшей) правды! Но для некой другой – КАКОЙ?

Пожалуйста, запомните этот вопрос. И если Смотрящее пространство (Зритель) заметит подтасовку, остановив своё восприятие хотя бы на мгновение, ЗРЕЛИЩЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО – ГОВНО!

Хотите еще примеров? Все знают знаменитую систему Константина Сергеевича Станиславского – Библию актерского мастерства. Но мало кто знает, что создал он её на основе грандиозной шутки некоего Вильяма Аткинсона, что под маской великого индийского йога Рамачараки написал (побившую все рейтинги по продажам) серию книг («Что такое йога», «Свет на пути», «Путь достижения» и пр.). В определенный момент книги эти попали в поле зрения великого Станиславского, спичка чиркнула, воодушевление вспыхнуло, и так стартовал грандиозный эксперимент, на основе которого возникла система актерского мастерства, что до сих пор шествует по миру, даря тысячам последователей убежденность в том, что она опирается на что-то гораздо более фундаментальное, чем просто вдохновенная игра великого плута и обманщика.

Этот трюк повторит спустя столетие ещё один гениальный плут Карлос Кастанеда, создав образ просветленного шамана Дона Хуана, и опять рейтинги трещат по швам. Но сегодня всем известно – никакого йога Рамачараки (Рамакришны) и никакого просветленного шамана Дона Хуана никогда не существовало.

Второй театральный гений Михаил Александрович Чехов, построивший свою грандиозную (и более чем восхищающую) систему на трудах Рудольфа Штайнера, с которым познакомил Чехова Андрей Белый, что, в свою очередь, тоже имел прикосновение к глубинам йогической философии через того же Аткинсона, или третий – гений театрального авангарда Всеволод Эмильевич Мейерхольд, со своей фантастической биомеханикой, в основе которой труды Елены Блаватской и Анни Безант, также ссылавшихся на Аткинсона.

И вот вам непосредственный пример изумительно-восхитительного и тотально игривого «подвыподверта», сыгравшего столь ироничную шутку со знаменитой (и более чем) Русской театральной школой. Шутки, которая ни в коем случает не умаляет достижения самой Школы (и тем более её главных представителей), но напротив возвышает и их, и её, и самое главное – более чем правильно ориентирует восприятие того, что такое «Phaenomenon ludi».

Ирония творческого развития любого гениального ума в том, что в основе его активности лежит не что иное, как выход за пределы СЕРЬЕЗНО-НЕСЕРЬЕЗНО. И совершенно не важно, что служит спусковым крючком для энергетического взрыва. Ведь мозгу, как мы знаем, совершенно плевать умирает артист на сцене от реальной или воображаемой боли. Но воодушевление «точкой отсчета», которая собственно и запускает двигатель внутренней работы, в итоге взрывающей мир в новые измерения, совершенно не апеллирует к понятиям правды или неправды, добра или зла, прекрасного или безобразного. Все эти ржавые гвозди (я имею ввиду формулы, включающие любые идеологические контексты) к основополагающему творческому импульсу не имеют никакого отношения. Не удивительно ли?

НО ЧТО ЯВЛЯЕТСЯ НАСТОЯЩИМ ИМПУЛЬСОМ?

И чуть дальше мы обязательно коснемся того, что именно является главным импульсом в творчестве любого художника. Не верите? Думаете, заинтриговав и возбудив аппетит, в определенный момент я опять слизну с темы? Обещаю, что нет. Но сможете ли вы разглядеть ответ в потоке каскадной многоходовки, вот в чем вопрос.

Одним словом, у вас нет другого выбора, кроме как снизойти до моего величественного профессионального бесстыдства и насладиться тем, что на этой территории называется «Святым самолюбованием», и отнестись ко всем случающимся здесь манипуляциям так, как отношусь к ним я – т. е. ТОТАЛЬНО СЕРЬЕЗНО, И ВМЕСТЕ С ТЕМ – ТОТАЛЬНО НЕСЕРЬЕЗНО!

Получается – СЕРЬЕЗНАЯ НЕСЕРЬЕЗНОСТЬ – вот формула, которую вам предстоит загрузить и со временем распаковать. И что есть «Феномен игры», как не это положение Ума? Двуликий Янус (соединяющий в себе прошлое-будущее, да-нет, за-против, правда-неправда, хорошо-плохо), т. н. двойное проникновение – единственный вирус, от которого нет противоядия, что, как плесень, способен проедать ходы в самых жестких моделях, обрушивая в прах самые устойчивые интеллектуальные конструкции. Феномен, что сродни самому жизненному потоку, «живой воде», что легким жестом своего проявления одолевает даже саму энтропию, внедряясь в застывшие (мумифицированные) структуры, пробуждая к перерождению и воодушевляя к перезагрузке… и, черт возьми, остановит меня хоть кто-нибудь?

Ведь я могу продолжать петь, горланить, вопить, орать гимн этому положению ума бесконечно, разбрызгиваясь красочной метафоричностью и доставая из тёмных углов всех своих безбашенно кривляющихся субличностей и (в дзенском стиле) беспардонно хохочущих скелетов, диких трикстеров и шутов, что подобно бесстыдной свите самого Диониса, уже готовы выскочить на сцену этой фантасмагории, внося естественную сумятицу, брезгливо передергивая карту, и подбрасывая очередного джокера из колоды, что бы тот всё обгадил, обнулил, забрызгал желтыми пятнами сакральных секреций, или даже взорвал весь возникающий пафос и напыщенность в целебную пустоту.

ТАК ОСТАНОВИТ МЕНЯ ХОТЬ КТО-НИБУДЬ?

Хорошо. Если прямо сейчас, перед любым словом – мужчина, женщина, любовь, игра, секс, война, смерть, ребенок, дружба, кино, политика, счастье, истина и бла-бла-бла… или любым другим, какое покажется вам чрезмерно важным и серьезным, вы поставите «ИГРА В…» (и пожалуйста, не упускайте возможность сделать это практически, найдите слово и поставьте перед ним «ИГРА В…» и понаблюдайте за тем, что происходит).

А произойдет следующее – спустя некоторое время вы, несомненно, увидите, как с выбранного вами слова начнет осыпаться штукатурка, кирпичики, из которых оно сложено, начнут расшатываться, слово это начнет рассыпаться прямо у вас на глазах, застывшие представления о смыслах, какие оно собой представляло, неумолимо начнут расцветать огромным количеством трактовок… И вот он – этот момент, будьте внимательны, и понятие это уже чуть ли не растворяется у вас на глазах, демонстрируя (в лучших традициях буддиста Нагарджуны) свою изначальную иллюзорность.

ВНИМАНИЕ! Если мы сможем удержать освобожденную энергию в руках, мы сможем воплотить её в любую форму, в любой сценарий, направить в любой контекст! И обычно контекст этот трактуется нами в зависимости от нашего культурно-интеллектуального багажа, но ей (этой энергии) совершенно не важно какой формой взорваться, в какой сценарий воплотиться, какими приспособлениями рассыпаться по сцене, даря свою многоликость ревущему в благодарном восторге космическому зрительному залу!

Доктор Тимоти Лири (как современный Джордано Бруно) и Теренс Маккенна (как Коперник ХХ века) более чем много пели об этом. О том, что не расшифровав коды сиюминутности, человек просто не справится со скоростями компьютерных нововведений, не говоря уже об откровениях, что принесут в мир ближайшего будущего две атомные бомбы современности – психоделия и искусственный интеллект. Мир воодушевленно и неукротимо катится на базарную площадь бесконечно вращающихся аттракционов квантовой неопределенности, и культура будущего – это несомненно – КУЛЬТУРА ИГРЫ!

Нет смысла рассчитывать на то, что через десяток лет у нас (людей) останется последний твердый камешек, на который мы сможем поставить ногу, чтобы обрести опору и развернуть мир в нужном нам направлении. Реальность никогда больше не обретет жесткой, раз и навсегда определенной основы. Отныне – она приговорена к танцу, к игре, ко взаимоперетеканию и аплодисментам – яростным, восторженным, бесконечным. Она – приговорена к радости, творчеству, восхищению и тотальному гедонизму. И обнаружение этих дыр, щелей, окон и дверей, через которые будущее уже сочится в настоящее, происходит прямо сейчас. И венец эволюционного процесса – два ваших глаза, ритмически отбивающие сейчас информационную чечетку, делают это только для того, чтобы в спиралевидной возгонке выйти за пределы двух и слиться в одном. Как пить дать, прищуренном. Говоря проще – перестать смотреть и начать даже не видеть, но присутствовать в некоем единстве, того, кто видит; того, что видят; и самом процессе видения.

За несколько месяцев до смерти, Алан Уотс навсегда опечатал мой мозг одним очень точным пассажем. Он сказал мне: «Музыка, танец, игра – самые бессмысленные виды искусства. От них нет никакой пользы. Они не несут никакой информации. Но как бы ты отнесся к культуре, в которой музыка, танец, игра, – спросил он вдруг, остановившись во время прогулки, прямо на дороге – были бы запрещены, как отклонение от Реальности? Ведь одна из основных вещей, что создает подлинный смысл, это именно музыка, танец, игра. Ты танцуешь с кем-то, и всё, о чем ты говоришь этим танцем – это «Я люблю тебя. Я хочу поиграть с тобой.» И в этом весь смысл. Для всего этого не нужно никакой мотивации. Танцевать, петь, играть можно только ради самих музыки, танца, игры, в контексте самого процесса воодушевленности ими, как собственно и жить.»

Сказав это, он пошел дальше. Я же стоял на дороге, смотрел ему вслед и не мог сдержать слез.